Текст книги "Оружие уравняет всех"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– На ком-то из них мне придется построить запасной вариант эвакуации. Ты же знаешь – всякое может случиться. – После непродолжительной паузы Нико добавил: – Я кое-что узнал о стране, где мне придется работать. Так вот, из Камеруна запрещен вывоз изделий из бивней слона, шкур редких животных. К этому списку можно добавить сирот. Или похищенных детей. Что не суть важно.

– Похоже, ты и сам не рад, что взялся за это дело.

Нико усмехнулся, припомнив «пророческие» слова прокурора: «Держись подальше от этого дела».

– Пока не знаю, пока не знаю, – дважды повторился он. И переспросил: – Значит, во главе «Торы» стоит Вергельд.

– Да, – подтвердил Ришпен. – Ты слышал о нем?

Адвокат досконально изучил так называемое дело Вергельда, а точнее, те материалы, которые удалось добыть Интерполу на этого международного преступника. В досье Интерпола на Юрия Вергельда помимо фамилий, под которыми он мог скрываться, были перечислены его клички. Собственно, одна из фамилий – Вергельд – и являлась кличкой. Однако его «позывным», под которым он выходил в эфир, был Доктор Геббельс…

– Нет, – ответил Николаев на вопрос Ришпена, – никогда не слышал о таком человеке. Но вряд ли Вергельд – его настоящая фамилия. Скорее псевдоним.

– Почему?

Адвокат был вынужден пояснить:

– Вергельд в германских Варварских правдах – законах означало денежное возмещение за убийство свободного человека.

– О-о… – многозначительно протянул Арман. – Сколько законов ты изучил.

– Пригодилось же, – ответил адвокат.

Ришпену пришлось ответить на пару телефонных звонков, послать факс. Алексей же анализировал ситуацию.

Что он мог сказать о Вивьен Гельфанд? Только то, что почерпнул из разговора с ней. В ней было больше от исполнителя, чем от руководителя. Кто стоит за благотворительным фондом «Миссия Вивьен»? Чьи приказы она выполняет? Каковы истинные цели «Миссии»? Почему юридический адрес израильских миссионеров во Франции? И еще много вопросов, на решение которых требуется время. А его дефицит адвокат начал ощущать уже сейчас.

Ришпен вернул его в реальность, вручив ему визитку Вивьен.

– Она сунула мне ее перед уходом.

– В задний карман брюк, – уточнил Нико. – Я видел ее жест иллюзиониста. Она своей ножкой потерлась о твою и, прильнув к тебе, сунула визитку тебе в карман на заднице. Не упустила момент ущипнуть тебя. Мне показалось, она облизнулась при этом.

– Позвони ей часиков в семь вечера и назначь встречу. Ты неплохо знаком с нашими ресторанами, выбери что-нибудь оригинальное, она оценит.

– Я так и сделаю, – пообещал Алексей.

– Есть идея?

– Она родилась в тот момент, когда я глянул на ее шнобель. – Нико позволил себе немного пофилософствовать: – Про ее шнобель красиво можно сказать только на идише или иврите. Не знаешь, в каком кабаке подают жаренную на вертеле мацу?

– Приезжай на Пасху, – кисло улыбнулся Ришпен.

– Вы неплохо говорите по-французски, – отвесила комплимент Вивьен, не дождавшись от Нико похвалы в свой адрес. Она пришла на встречу в изысканном платье, намалевав на лице копию биатлонистки Торы Бергер: белесые ресницы, крупные зубы с широкими щербинами. Лицо, которое трудно забыть. Одним словом, она была сама индивидуальность.

– Мы с Арманом пару лет общались на двух языках. Он осваивал русский, я – его родной.

Вивьен указала пальцем вверх:

– Дело было на МКС?

Нико несколько секунд смотрел на нее неотрывно. Подавшись вперед, он понизил голос:

– Почему бы нам не развлечься привычным способом?

– Каким? – Она подыграла ему и тоже придвинулась ближе.

– Русские говорят: мы любим повеселиться, особенно – пожрать. – Алексей принял прежнее положение и заглянул в меню. Официант, убрав руки за спину, терпеливо дожидался заказа.

– Здесь я не вижу курицу-гриль, – дурачился Нико. – У вас можно отведать мясо обезьяны?

– Нет, мсье.

– Мясо пальмовых крыс и муравьедов-панголинов?

– Нет, мсье.

– Ладно, этого дерьма я нажрусь в Африке.

Вивьен сделала заказ. Официант разлил вино. Николаев не стал отказываться и выпил, поглядывая поверх фужера на собеседницу. Он был одет в тот же костюм, сменил только рубашку.

– Ты была в Камеруне?

– Много раз.

– Расскажи, что сумеешь.

– С чего начать, не знаю. – Она решила начать с еды, как сделал это Нико, и делая упор на его прижимистость. Днем в офисе Ришпена она спросила о том, сколько он готов выложить за лишних пассажиров, он оценил эту услугу строго по тарифам: оплата полета в два конца. Молодец он вообще-то. – В Камеруне можно поесть в день на десятку баксов. А на улице раз в пять дешевле. Жилье стоит от десяти долларов…

Она увлеклась, увлекая рассказом и собеседника. Камерун – мини-Африка, рассказывала Вивьен. Название страны восходит к португальскому слову «камарос» – «креветки». Португальцы именно это слово выкрикивали, пристав к берегу в районе нынешней Дуалы в 1472 году.

– Ты миссионер, так?

– Да.

– Значит, кое-что сможешь рассказать про тамошние права человека.

– Там всем плевать на права человека, – ответила Вивьен. – Полицейские могут обстрелять машину, людей без суда и следствия. Особо это касается криминальных элементов. Белый цвет кожи для них, как красная тряпка для быка. У них в запасе сотни правонарушений, которые они охотно повесят на белых. Особенно часто они объявляют территорию, на которой оказались белые, секретной зоной и начинают вымогать деньги.

– Отлично. Дальше.

– Как ты относишься к горцам?

– Которые на Кавказе? Или уральские тоже сгодятся?

Вивьен рассмеялась.

– Я к ним не отношусь, – ответил Нико. – Хотя я не чистокровный русский. Во мне восьмая часть корейца. Одна знакомая сказала мне, что эта часть – лишь легкий отпечаток на моем лице, который придает мне азиатское очарование.

– За это стоит выпить.

Что они и сделали.

– Есть в Камеруне музыканты? – спросил Нико.

– Конечно. Сэм Фэн Томас, например, исполнитель стиля бикутси.

– Классическую музыку в Камеруне любят?

– Уверена, послушают с удовольствием. Для них это равносильно экзотике.

Только близкие знали о хобби Николаева. Он собрал неплохую коллекцию скрипок, среди которых сам лично на первое место ставил две – работы сербского мастера Божко.

– Горожане продвинуты, – слушал он вполуха Вивьен. – Лишь половина населения неграмотна. Средняя продолжительность жизни – 48 лет.

«Выходит, я в среднем проживу еще пятнадцать лет, – высчитал адвокат. – Если, конечно, застряну в Камеруне надолго».

Он мысленно трижды сплюнул через левое плечо.

– В Дуале и Яунде есть телевидение, Интернет, телефоны, сотовая связь. Но в основном камерунцы – темная масса. Женщины очень любят белых людей…

Нико вдруг показалось, что в голосе «еврофранцуженки» он различил ревнивые нотки. И невольно стал выискивать эти ноты, как придирчивый дирижер.

– В некоторых местах чернокожие красотки натурально пристают к белым мужчинам, обнажая свои негритянские прелести. Обстановка в барах очень раскованная. Белому, однако, следует избегать дешевых забегаловок, где собирается местный плебс. Там на белых смотрят, как на сладкую боксерскую грушу.

Вивьен чуть отклонилась от темы.

– Ты спрашивал о моих связях во французском посольстве Камеруна.

– Это так. Арман сказал, что ты мне поможешь.

– Он так не сказал. «Обратись к Вивьен. У нее тесные узы со вторым секретарем». Вот его слова.

– Узы дружбы или любовные узы?

– Ты повторяешься.

– Ты тоже. Так поможешь мне в этом вопросе?

– Что сможет сделать второй секретарь?

– Перейти границу с Чадом, – сказал Нико. – После похищения девочки выход через Камерун нам перекроют.

– Почему бы тебе не выбить визы в Москве?

– Никто не должен проследить наш маршрут.

– Ты осторожный.

– До некоторой степени. Второе. Нам понадобится проводник. А лучше – проводница. Трое белых мужчин с черным ребенком привлекут к себе внимание. Я планирую находиться рядом с человеком, который с ребенком выглядел бы естественно. Поговорим о Вергельде?

– Если тебе интересен Вергельд, поговорим о нем, – фыркнула Вивьен. – Он большую часть времени проводит в Африке. И уже большую часть жизни оставил на Черном континенте. Там его работа, там его досуг. Я говорю об охоте.

– На хищников?

– В Африке на безобидных зверюшек охотятся разве что дети, – доходчиво объяснила она. – У Юлия роскошный дом в Таллине. Стены увешаны трофеями – головы и шкуры убитых им животных, полы устилают шкуры добытых им львов. Но это больше для его гостей. А в Чаде он живет в палатке. Полевая жизнь для таких, как он.

– А дети?

– Что – дети?

– Сироты. Или якобы сироты. Они для него тоже вроде трофеев? Чаще всего убивают львицу, чтобы взять львят голыми руками. И увезти. За океан. Посадить в клетку. Я слышал, один экспериментатор ставил опыты именно над львятами. Замучил пять или шесть детенышей. Больше ему не позволило правосудие.

– Чье правосудие?

Адвокат указал рукой и глазами вверх.

– Ты рассказываешь ужасные вещи… – Вивьен постаралась сменить тему. – Юлий любит Африку, уважает традиции народов, даже нетрадиционные, – улыбнулась она.

– О чем ты говоришь?

– В первую очередь о культе вуду. Что всегда завораживает, оставляет место для необъяснимого.

– Он что, участвует в ритуалах? – в голосе адвоката прозвучала заинтересованность. Вот еще одна деталь, о которой в Интерполе и не подозревали, подумал он.

– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась Вивьен. – Эта тема интересует тебя потому, что она увязана с делом, которое ты ведешь?

– Разумеется.

Она продолжила.

– Не знаю. Не слышала, чтобы Вергельд был замечен в ритуалах. Он не исповедует этот культ, может быть, поклоняется ему. На празднествах он частый гость. Ты, наверное, видел в кино или вживую, не знаю, как тепло встречают гостей на Гавайях. В поселках и городках Чада тепла ничуть не меньше, чем на тихоокеанском острове.

– Кто бы сомневался. Я говорю о чадском тепле, – пояснил адвокат.

– Нарядные красивые женщины, – продолжила Вивьен с такими интонациями, словно сама себе делала комплимент. – Ленты, венки, улыбки, угощения. А еще маски, музыкальные инструменты, танцы. Непередаваемый колорит. Ну и высокие гости, которые наряду с простыми людьми ждут на этом празднике чудес. И они случаются.

– Хромые отбрасывают костыли и идут самостоятельно?

– В Священном Писании сказано: «И был я слеп, а теперь вижу»… На празднествах случаются чудеса и покруче, – не без вызова ответила Вивьен.

– То есть чудеса приурочены к празднествам?

– Можешь истолковать в этом ключе. И праздник не испортит появление в самый разгар веселья умершего накануне человека.

– Господи боже мой…

Глава 5

Алексей Николаев настаивал на личной встрече с директором российского бюро Интерпола, однако в холле его перехватил один из помощников директора – артистично, даже подчеркнуто развязный человек лет тридцати пяти. Ему был к лицу серый костюм и темно-синий в светлую полоску галстук, но, на взгляд Николаева, не подходило имя: Зотов Николай Ильич, будто позаимствованное у помещика.

– Привет, Нико! – первым поздоровался Зотов.

– Привет!

Они обменялись рукопожатием.

Зотов привел Николаева в свой кабинет, меблированный в стиле модерн.

– Двенадцать лет работаю на Интерпол, а у тебя впервые.

– Ну, стаж у меня в три раза меньше, – заметил Зотов. В НЦБ Интерпола, который являлся самостоятельным структурным подразделением МВД на правах главного управления, он имел должность старшего оперуполномоченного по особо важным делам.

Нико сравнил его с наперсточником, сучащим по картонке и раскручивающим очередного клиента, когда тот разливал коньяк в крохотные серебряные стаканчики. Правда, пояснил:

– Для запаха.

Нико рассмеялся:

– Почему бы тогда не тяпнуть по бутылке?

– Я в том смысле «для запаха», что дури в нас и так хватает.

Они выпили. Зотов приступил к делу и начал издалека.

– В этом году были объявлены в розыск больше двухсот человек, половина из них по уведомлению «с красным углом».

Николаев покивал. На уведомлениях с фотографиями преступников, объявленных в розыск, издаются спецуведомления: с «красным углом» – на лиц, подлежащих аресту и выдаче стране-инициатору; с «синим углом» – на лиц, разыскиваемых, но не подлежащих выдаче на момент издания уведомления; с «желтым углом» – на пропавших без вести лиц.

Плюс Интерпол создает еще ряд уведомлений: с «зеленым углом» – информация упреждающего характера на лиц, склонных к противоправной деятельности; с «черным углом» – информация по неопознанным трупам; с «оранжевым углом» – информация по юридическим лицам и иным организациям, предположительно причастным к террористической деятельности.

На основании поступающей информации НЦБ Интерпола осуществляет формирование баз данных. Объектами учета являются юридические и физические лица, автотранспорт, огнестрельное оружие, поддельные денежные знаки, культурные ценности, удостоверения личности и проездные документы.[1]1
  По информации Министерства внутренних дел РФ.


[Закрыть]

– Скажи, Нико, что больше всего тебя привлекает в работе на Интерпол?

У адвоката был готов ответ на этот вопрос, и созрел он давно, еще в далеком 1995 году. Официально это звучало так: «Интерпол работает исключительно в сфере борьбы с уголовными преступлениями, не затрагивая преступлений, носящих политический, военный, религиозный или расовый характер». Основная задача филиалов Интерпола – «поиск своих преступников за рубежом и выдача чужих другим странам». Наверное, именно это и объединяло всех сотрудников международной полицейской структуры.

– Я внимательно ознакомился с твоими соображениями, – сказал Зотов. Он достал из верхнего отделения сейфа, которое называл «текущим», папку с эпизодом из досье Вергельда и бросил ее на стол. Закрыв хранилище, доходящее ему до подбородка, Николай Ильич жестом руки усадил адвоката напротив. – Этот тип проходит у нас как особо опасный преступник, скрывающийся за бугром, с уведомлением «красный угол».

– Красный-то он красный, но какой стране выдавать преступника? Эстонии? – Нико развел руками. – Едва Интерпол передаст его правоохранительным органам Эстонии, они тут же отпустят Вергельда на свободу. В этом плане он мне напоминает профессора Преображенского из «Собачьего сердца». Помнишь, Швондер пришел отобрать у него пару комнат, а профессор позвонил Петру Ивановичу и сказал, что операция отменяется и что он уезжает в Париж? Вергельд тоже решает подобные проблемы одним телефонным звонком.

– Пора закрыть проблему по имени…

– Надо в законодательстве дыры закрывать, – перебил Николаев. – В Германии функционирует Национальный совет по этике. Жюри предлагает принять закон, позволяющий значительно увеличить число пересадок донорских органов.

– А что и кому дадут эти правила?

– Что и кому? Правила дадут медикам возможность рассматривать каждого умершего как потенциального донора для трансплантации органов, даже если он не дал соответствующего разрешения при жизни.

Зотов покачал головой, не соглашаясь с адвокатом.

– Совет по этике попросту предлагает рассматривать молчание потенциальных доноров в качестве согласия на использование их органов после смерти.

– Молчание ягнят по-немецки?

– Если хочешь. В Германии умирают ежегодно около тысячи человек, – продолжил Зотов. – Я говорю о тех, чьи жизни могли бы спасти органы доноров. О чем это говорит?

Они оба знали ответ, поэтому Николаев предпочел не отвечать. Соль заключалась в том, что Вергельд за это время мог обработать богатых клиентов не раз, фактически ежемесячно делать им upgrade. А если дело касалось детей богатых клиентов, то здесь дела шли успешнее в разы; родители ради здоровья ребенка шли на все, влезали в долги, и им было плевать на то, что почка будет забрана у другого ребенка и он в лучшем случае останется калекой на всю жизнь.

Как обстоят дела в России с донорскими органами, Николаев знал по роду своей профессии. Теневой рынок, конечно же, существовал. Были приняты поправки к федеральному закону «О трансплантации органов и (или) тканей человека», которые позволяют муниципальным учреждениям здравоохранения производить забор органов и тканей. В России за год необходимо проводить пять-шесть тысяч операций по трансплантации; производить забор органов и тканей на коммерческой основе запрещено. Кроме того, нет программы по содействию трансплантации, из-за того и процветает теневой рынок.

– А что у нас? – спросил Зотов. – Что говорят в Минздраве?

– В Минздравсоцразвития, – поправил его Николаев. – Слышал, в министерстве готовят документ, разрешающий детскую трансплантацию. У этого проекта есть противники.

– Как и у каждого проекта, – мимоходом заметил Зотов. – Главный аргумент – это, как я понял, похищение и продажа детей на органы. В год пропадает до шестнадцати тысяч детей, правильно?

– Правильно, – подтвердил Нико. – Пропавшие дети в ряде случаев становятся жертвами преступных группировок, которые работают на заказ, под определенного клиента. У нас запрещена пересадка детских органов. Операции по трансплантации проводятся за границей, в большинстве случаев – в ближнем зарубежье. Каждый год в пересадке почки нуждаются двести детей, еще сотне нужна пересадка печени. Нет прецедентов, как в судебной практике, к примеру. Взять Китай. В этом вопросе китайцы продвинулись далеко, копнули под критерий «физической смерти мозга». Причем заметь, врачи, допущенные к выполнению операций по пересадке органов, не имеют право принимать участие в констатации смерти человека, органы которого будут использованы для пересадки.

– Напомни, сколько больниц в Китае, где проводят операции по трансплантации?

– Больше ста пятидесяти.

Зотов развел руками: о чем еще говорить?

Он вернул Николаева поближе к теме.

– Пробежимся по досье Вергельда, что нам известно достоверно. Пару лет работал на спонсорскую фирму «Икс», затем только на себя. За организацию операций по пересадке почки установил единый тариф – сто шестьдесят тысяч долларов. На операцию по пересадке почки скостил десятку, и стоимость ее составила сто пятьдесят тысяч. В операции принимают участие до десяти человек медперсонала. Достоверно установлено, что часто операции проводят в Таллине. Тогда часть денег уходит на аренду самолета. Раньше Вергельд совмещал две должности: поставщик доноров и директор спонсорской фирмы. Когда его взяли за жабры, он ушел от ответственности, поскольку следствие установило: его фирма не занимается поиском доноров, а только организует финансирование операций. После того случая он ушел в тень.

Зотов закрыл папку, взял чистый лист бумаги и, чуть помешкав, наморщив при этом лоб, предложил адвокату:

– Давай пробежимся по фигурантам, включая отобранных тобой людей. О них мы поговорим в последнюю очередь. Первый – это…

Николаев заполнил предложенную паузу:

– Алан Ришпен. Надежный, проверенный в деле человек. И вопрос, доверяю ли я ему, отпадает.

– Номер два – Вивьен Гельфанд, – зачитал Зотов. – На нее ты вышел через Ришпена, с которым у тебя отнюдь не случайная связь, а давнишние плодотворные контакты, что очень важно – не прерывающиеся по сей день. Это очень хорошо. В цепочке, которую мы прокладываем к Вергельду, случайных людей и связей быть не должно. Он легко вычислит этот момент.

Назвав имя главы гуманитарной миссии, Зотов взял минуту на размышление. Оперативная группа, в которую входил и он, работала по Вивьен Гельфанд и три, и четыре года назад. И только сегодня представилась возможность воспользоваться прежними наработками.

– Одним словом, вынимаем Вивьен из корзины – как удаленный некогда файл.

Николаев мысленно поаплодировал Зотову за его оригинальное сравнение. Тот продолжил:

– Второй секретарь посольства Франции в Камеруне Энтони Ян. Должность в посольстве – его прикрытие. Он сотрудник французской внешней разведки. Он охотно пойдет на контакт с тобой. Значит, загодя постарается узнать о тебе как можно больше. Из открытых источников: твой сайт, публикации твоих дел, комментарии, отзывы и прочее. В этом «прочем» частоколе трудно заметить просвет, называемой работой на Интерпол. За двенадцать лет ты сколько раз был задействован нашей службой?

– Семь, – ответил адвокат. – Три дела пришлись на первые два года.

– Никогда не думал, что о тебе забудут?

– Никогда не забывал, – внес существенную поправку Николаев. – Поэтому периодически напоминал о себе: вот я, идиот по прозвищу Нико, трахните меня.

– Вернемся к нашим баранам. Мы остановились на Энтони Яне. Он окажет тебе услугу, можешь не сомневаться, с тем чтобы вскоре обратиться к тебе. Прежде чем обсудить кандидатуры спецназовцев, поговорим о твоей клиентке, чтобы не возвращаться к ней никогда. Насколько я понимаю, уголовное дело, возбужденное против нее, получило широкую огласку. В ее защиту прошел даже митинг у здания суда. Группа нацболов требовала ее освобождения. Боже, им так хочется, чтобы ее признали виновной в убийстве своей чернокожей дочери, что они даже согласны на ее освобождение. С ума сойти. Но главное – это подлинная история, сфабриковать которую невозможно.

– Однако можно взять на вооружение.

– Согласен. Но в таком случае, в цепочке, ведущей к Вергельду, определенно будут видны слабые звенья: связи, люди. А в нашем случае все крепко взаимосвязано. Я не случайно сказал «случай».

Адвокат снова согласился с ним.

– Мы принимаем стечение обстоятельств. И Вергельд окажется в таком же интересном положении: ему придется поверить в случай, когда мы встретимся.

– Ты рискуешь головой, – напомнил Зотов, – но не только своей.

– Говоришь о ребенке? – Он пожал плечами. – Ребенком рискует мать. Я же защищаю обеих.

– Хорошо. Поговорим о спецназовцах.

– Одну секунду, – остановил его адвокат. – Мое предложение вы долго мусолили у себя наверху?

– Нас всего сто человек, и где верх, где низ, не знаю даже я, – сделал ремарку Зотов. – Мы заинтересовались, очень заинтересовались твоим предложением. Мы готовы рискнуть головой, но только твоей. – Он передал адвокату две папки с материалами на двух человек – Павла Живнова и Александра Каталина – со словами: – Здесь дополнительные сведения, которые тебе пригодятся. С нашей точки зрения, они чисты. Профессиональную сторону оценивать не нам – тебе с ними работать. Только не переусердствуй, Нико, и настраивайся на это уже сейчас. Пока что все наши усилия сблизиться с Вергельдом к успеху не привели. Если ты пожмешь ему руку, это можно будет назвать прорывом.