Текст книги "Легионеры"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава VIII
ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ

«Верховный суд России признал недействительными отдельные пункты приказа министра обороны о секретных документах, а именно – приказ № 055 «О государственной тайне» от 10 августа 1996 г. Этим документом был введен в действие «Перечень сведений, подлежащих засекречиванию в Вооруженных силах РФ». (…) Минобороны должно либо опубликовать перечень сведений, подлежащих засекречиванию, либо разработать принципиально иные способы борьбы с разглашением секретной информации».

20
1 декабря, суббота

Вот уже больше часа Марковцев слушает полковника и изредка качает головой, называя его про себя бунтарем. Он соглашается с ним и в то же время отказывается понимать. Да, они, как правильно заметил Николай, стоили друг друга, но еще больше дополняли. Даже внешне. Марк пришел к выводу, что, если сделать портретный снимок, Гришин будет выглядеть на фото негативом: светлые волосы c проседью, пронзительные светло-голубые глаза.

Как негатив, что подтверждалось в отношении Николая к родной организации.

Точно дополняли. Ибо один планировал то, что по силам другому.

И даже если бы в контору по найму обратились все военные Вооруженных сил, полковник отдал бы предпочтение именно Сергею Марковцеву. А причины все те же, свитые из размышлений Николая над судьбой и характером этого противоречивого человека. Действительно, без характера, а еще больше без судьбы, которая исхлестала бы вожжами, о любых навыках, тем более военных, говорить сомнительно.

Николай психологически точно составил липовый указ, делая упор на профи с криминальным прошлым. Надеясь на прощение, которое к тому же хорошо оплачивается, они выполнили бы любой приказ полковника ФСБ. А отказникам Гришин мог поставить жесткие условия: «Вы будете делать все, что я скажу. В противном случае вы никогда больше не увидите своих близких». Или поступить по-другому, делая упор на прошлое легионеров, которое ничем не отличается от их настоящего и будущего: как были они преступниками, так и останутся. Опять же, сменив тон, мог добавить: мол, я предлагаю деньги, и скажите спасибо, что вы имеете возможность беседовать со мной, а не со следователем в камере для допросов. И еще одно спасибо за то, что после теракта вы можете разлететься ко всем чертям.

Все желающие попасть в легионеры указывали в страховке самых близких родственников и их адреса. Страховка несла в себе двойной смысл, она усыпляла бдительность, заставляя и дальше верить, она же – тонкий и хорошо продуманный ход начальника отдела спецпрограмм. Кнут и пряник. И этот момент ускользнул от внимания Марковцева.

Гришин был ограничен в деньгах и отбирал легионеров из негодяев – определение полковника, – которые не были в ладу с законом. Это «честным» можно и нужно платить за работу, а негодяи отработают бесплатно.

– Ты правильно замыслил, Николай, – нарушил долгое молчание Марковцев, приметивший, что полковник в разговоре даже не пытался делать упор на человеческие качества, а просто говорил с ним открыто. – Замыслил правильно, только потерял бы в качестве. Негодяй негодяю рознь. В самый ответственный момент такой может наплевать на свою мать, сестру или жену. Я знал таких, поверь мне. Их бы проверить друзьями, но вот вопрос: есть ли друзья у негодяев?

Гришин промолчал. Он только поводил жилистой шеей: судя по всему, ворот явно нового шерстяного свитера доставлял ему неудобства. Мелочь на фоне массы неприятностей, которые грозили бунтарю. Если на Лубянке пронюхают о его инициативе, ему не жить. ФСБ готовила выдачу интернациональной террористической группы, а Гришин делал все, чтобы террористы не добрались даже до аэропорта. Божеские дела он решал дьявольскими методами.

Он не сказал прямо о том, что в развале дела по группе подрывников есть и его вина, однако болезненный корень ее обозначился в самом начале его повествования. Ему бы не следовало в далеком 1996 году браться за грязную работу по выкупу заложников, но как не выполнить приказ? Вот где корень зла.

Марк искренне удивлялся этому человеку и не решался спросить в лоб: «Коля, а кто-то из твоих родственников или друзей не погиб при взрыве, подготовленном диверсионной группой, за которую ты «хлопочешь»?»

Не спросил. Обидел бы? Дело не в этом, а в другом: Марковцев знал общий ответ: погибли люди, сотни людей. Может, оттого он общий? В корне – да. Но не обидный. И здесь круг замыкался.

– Мы напали на след п-подрывников два года назад, – продолжал Гришин. – Ты должен был слышать о 12-й бригаде Закавказского военного округа.

Марковцев покивал: одна из бригад спецназа почившего Советского Союза. Поминки получились невеселыми: пять сухопутных и одна флотская бригады отошли к отделившимся республикам, три расформировали. А из четырех оставшихся две были переданы из ГРУ в ВДВ.

– 12-я бригада дислоцировалась в Грузии, в городе Лагадехи, – продолжал Николай. – Расформирование планировали закончить к концу 1992 года и доставить вооружение в Вазиани, на склады Закавказской группы войск России. На то имелось письменное распоряжение председателя Вооруженных сил Грузии и министра обороны Китовани. Однако грузовики с оружием были блокированы грузинскими военными. Выяснилось, что министр обороны Грузии отменил распоряжение о вывозе вооружения. 10 января на территорию городка вошли больше сотни сотрудников службы безопасности, Минобороны Грузии и пограничники грузинского батальона на бронетехнике. А перед этим люди из госбезопасности Грузии захватили в Лагадехи около пятидесяти человек в заложники: российские офицеры и их семьи. Если не выдадут вооружение, заявили грузины, заложники будут расстреляны.

На складах ничего не осталось, все разграбили. Что-то отошло грузинской армии, что-то пограничникам, остальное забрала служба госбезопасности. И вот два года назад «заговорили» мины, состоявшие на вооружении бригады спецназа. Хотя нет, еще раньше на территории Чечни у боевиков и в схронах обнаружили автоматы бригады. В Ингушетии рванула «МОН-100», мощная противопехотная мина…

* * *

Машина еще не въехала в Карабулак, а полковник Гришин уже возненавидел ингушский город. Дорога лежала через лагерь чеченских переселенцев «Барт». Жара, солнце палит как в последний раз, словно отыгрывается и на чеченских беженцах, и на российских офицерах службы безопасности. Окна в машине не закроешь, задохнешься, а с опущенными стеклами тоже невозможно дышать. Будто проезжаешь мимо птицефабрики: вонища, гам, толкотня, голова кругом.

– Гони! – Николай даже не тронул, а толкнул в плечо водителя легковушки. Крикнул таким страшным голосом, словно все переселенцы, приготовившись как на старте, вот-вот рванут за «Волгой». Тысячная необузданная толпа, что может быть хуже? Толпа, которая, словами одной чеченки, только «пьет, жрет, срет и на диване валяется». Срет на улице или в «картонных» нужниках, которые и распространяли на всю округу нестерпимое зловоние.

– Как же они живут здесь? – через носовой платок спросил Николай.

Водитель, ингуш по национальности, которому такое соседство было не в радость, промолчал. И полковник до самого отдела ФСБ не проронил ни слова.

«Контора» находилась в квартире на первом этаже жилого дома. Гришин постучал в дверь и услышал из-за двери приглушенный голос:

– Кто там?

Николай переглянулся с напарником: нормально. А что будет, если не ответить?

– Свои! Открывай!

Тишина.

– Может, пароль назвать? – подал идею товарищ Гришина, майор ФСБ, развязный малый. – Типа: «Вам унитаз нужен? Был нужен, да уже взяли. Может, и я на что сгожусь?..»

– Хватит! – перебил его полковник. – Открывай, едрена мать!

И только после этого дверь открылась.

– Чего вы тут заперлись? – Гришин, отстранив плечом местного комитетчика, прошел в контору и огляделся. Прокуренная до невозможности квартира с решетками на окнах, в середине большой комнаты два спаренных стола и десяток стульев, еще один стол слева от двери, на нем пожелтевшее компьютерное оборудование и пишущая машинка. «На случай отключения электричества», – с первого раза угадал Николай.

Он приехал в двухдневную командировку и сразу решил выяснить, где будет ночевать.

– А в маленькой комнате, – объяснил эфэсбэшник Сулейманов. – Там кровать, три дивана.

– Там сколько диванов?! – Николай прошел в комнату. «Мама!» Пройти негде. На одном диване валяются два «калашниковых», другой застелен простыней, которой, судя по всему, протирают оружие.

– Мы сменим белье, товарищ полковник.

– Не надо. Все равно я не усну. Буду работать! – твердо решил москвич.

Он приехал по факту подготовки теракта. На одной из улиц Карабулака, напротив школы, была обнаружена легковая машина с «МОН-100» на заднем сиденье. Взрыв в первый учебный день не прогремел по причине неисправности инициатора взрыва. Именно армейское взрывное устройство подбросило Николая там, в Москве, а приземлился он в Ингушетии. По самопалам разбираются на местах, часто своими силами.

– Так, давай все по порядку: что, где, когда? Потом на мину взгляну.

– Ее в ГОВД забрали, – сообщил Сулейманов.

– Зачем отдал?!

– Сказали, на время.

– Поносить, да?

Гришин поехал осматривать место происшествия. На комиссию не похоже, но у школы собрались представители администрации, МВД, СКВО и ФСБ – офицеры старшего состава. С одной стороны, надо привлечь внимание подрывников, возможно, еще не покинувших Карабулак: теракт не прошел, и силовые структуры одинаково оперативно реагируют на провокации как на местах, так и в центре: неукоснительно исполняющаяся традиция. Еще одна традиция, которую Гришин, как профессионал, отметал напрочь: громко объявлять о своих нечастых успехах. А ведь это один из признаков слабой работы спецслужб или провал в работе.

Он вносил предложение и серьезно работал на задачу привлечения к ликвидации главарей чеченских бандформирований их кровников из Дагестана, Ингушетии, Северной Осетии. Ведь они мстят согласно своим старым традициям, убивая всех родственников врага. Десяток таких случаев, и на Северном Кавказе поубавилось бы взрывов и нападений. Пусть террорист говорит, что идет убивать за веру, это его дело, но вот прицепом он прихватывает в могилу свою многочисленную родню. А спецслужбам всего-то и надо – назвать имя бандита и на минуту закрыть глаза.

Выставили оцепление, милиция тщательно осмотрела район вокруг школы: часто небольшой искусственный шум становится инициатором огромного взрыва. Следственная бодяга: где что стояло, в какое время, кто обнаружил. Местный майор милиции громко шепнул: дескать, из лагеря переселенцев, пронюхав о сборище начальствующих силовиков, потянулись чеченки с детьми. Так, надо закруглять, заторопился Николай. Все равно он ничего не сможет сделать, только послушает жалобы, которые бесполезно переносить на бумагу и пулять ее выше по инстанции, ламентации тут не прекращаются ни на секунду.

В школе загремел допотопный школьный звонок, который неосознанно напомнил полковнику пишущую машинку в местном отделении ФСБ: нет света. Бронзовый звук колокольчика еще стоял в ушах, а школьный двор начали заполнять карабулакские школьники. Милиционер преградил дорогу и направлял детей по тротуару, вдоль невысокого кустарника. За ним странное в самом начале осени зрелище: зеленая трава, местами пестреющая желтоголовыми ромашками, цветы пошли вроде как по второму разу. Полковник обратил на них внимание только потому, что там проходили школьники, все разного возраста – от пятнадцати и совсем маленькие, и разной национальности: ингуши, грузины, русские, дагестанцы, кто с ранцами, а кто с папками.

И вдруг глаза резануло яркой вспышкой. Тут же раздался хлопок – громкий, но не оглушительный. Мозг сработал моментально: взрыв. Но не сильный. Только грохот порой вовсе не показатель.

Этот день полковник Гришин запомнил на всю жизнь. С этого дня он начал заикаться, каждую ночь просыпался в холодном поту и с широко открытыми безумными глазами. Он всегда будет стремиться представить не разбросанные тела школьников, а стройный ряд, переходящий дорогу. Представлять то, чего не было на самом деле. Отчего-то в его представлении дети были в пионерских галстуках, белых рубашках, с ранцами за спиной. Они идут парами, держась за руки, мальчик и девочка. Впереди учительница, у нее в руках красный флажок, которым она останавливает машины.

Их было около двадцати, они лежали на дороге. Некоторых взрывной волной отбросило за бордюр, к невысокой плотной стене кустов. Стояла дикая тишина. Те, кто был еще жив, беззвучно открывали рты, поворачивали головы. На самом деле крик стоял страшный. Вопила, в кровь царапая щеки, ингушская женщина, ей вторила молодая пара, будто наткнувшаяся на изуродованные тела и застывшая в шаге от крайнего. Крики раздавались из окон домов, их старались перекричать сработавшие от детонации сигнализации автомашин.

Не приведи господь увидеть кому-нибудь обезглавленного ребенка, ребенка, у которого одна половина лица черная, а вторая отсутствует. Николая бог не пожалел. Он смотрел и не мог оторвать взгляд сначала от девочки, в гольфах которой пульсировала жуткая смесь, потом от обезглавленного малыша…

* * *

– Террористы всегда использовали т-только эти типы взрывных устройств: «МОН-100» или «МОН-50». Они считаются оборонительным оружием и лет десять назад были на вооружении только в спецвойсках и разведшколах. В тот раз подрывники оставили мину не в машине, а прикопали в кустах. Сверху п-положили полиэтиленовый пакет с монетами и мелкими шурупами для усиления поражающего действия. Все школьники были буквально изрешечены. И не остановились на этом. Через полчаса сработала точно такая же мина в одной из палаток лагеря переселенцев. Десять человек погибли. Сулейманов сказал мне: «Уезжай. Это тебя так встречают». Сказал так потому, что давно был напуган, спал с «калашом» на груди. Только от мины автомат не спасет.

– Взорвалась мина, которую отдали в милицию? – спросил Сергей.

– Нет, ту мы забрали потом. У подрывников, которых мы долго искали, было, по нашим подсчетам, около тридцати мин. И следы вели в Грузию. Долго работали в этом направлении, пока не вышли на двух офицеров грузинской госбезопасности. Один из них принимал личное участие в захвате заложников в Лагадехи. Подключили к работе агентуру, контрразведку, по командировочным предписаниям, авиа– и железнодорожным билетам отследили карту его передвижений, потом определили второго. Вычислили их базу в Питере и взяли уже пятерых членов банды. При обыске обнаружили удостоверения сотрудников ФСБ и МВД, бланки командировочных, специальных пропусков, печати воинских частей. Нашли неопровержимые улики, доказывающие их причастность к взрыву колонны спецназа в Чечне.

Полковник нервными длинными пальцами вытащил из пачки сигарету и прикурил.

– Д-два года работы. И раз в два месяца гремел взрыв. Я думал, с ума сойду, – честно, чувствовал вину. Не мог работать спокойно, потому что видел последствия взрыва. Меня отстранили потом от ведения этого дела, которое хотят развалить. Опять же на мне клин сошелся, как будто я п-проклятый. Моими руками закрывают. Только за то, что я выполнял приказы. И вот я сказал себе: «Х-хрен они его закроют». Потом поправился: «Хотите, чтобы я его закрыл, я закрою». И начал подбирать исполнителей.

Марк долго молчал, изредка поглядывая на Николая. В голове его вертелись слова, которые собеседник так и не сказал. Он думал о целях и методах. На одной чаше весов цель, а на другой – способ ее достижения. Набирая диверсантов, Гришин ставил цель чисто террористического акта: в столице на многолюдной улице или у ворот Лефортово – не так важно. Диверсант и террорист – две большие разницы.

– Запомни, – сказал Марковцев, – бандитов нужно глушить в их гнезде, на их территории, это мое глубокое убеждение. Если бы я, бывший командир диверсионного подразделения, разрабатывал эту операцию, то держал бы в уме страну противника.

Сергей чуть помолчал. Кривая снова выводила его на знакомое до боли место. А он не противился, нарезая круги, потому что знал правило: выход с кривой только на обочину. Он даже не прикидывал тот вариант, при котором мог помочь Гришину полезным советом. Полковник избрал принцип пехоты: «Делай, как я сказал». И даже физически не мог принять другую, самую верную в его деле позицию: «Делай, как я». И Марк, частенько бравший на вооружение и ту и другую точку зрения, веско изрек:

– Банду нужно ликвидировать на территории Грузии, на аэродроме или в аэропорту. Там, куда доставят подрывников.

– Все так, – ответил Гришин, – но у нас нет двух вещей для этого: больших денег на вооружение и надежной «крыши» для п-поддержки операции. Сто с небольшим тысяч долларов – это все, чем я располагаю.

Марк успокаивающе поднял руку:

– Деньги будут.

– Г-грохнуть кого-нибудь хочешь? – с наивной прямотой спросил Гришин.

Сергей улыбнулся:

– Есть одна мыслишка заработать пару-тройку миллионов. Нет худа без добра, Николай. Еще вчера я подумал о Борисе Кесареве. Стоит назвать предстоящую операцию «Кесарево сечение». Думаю, дней за пять управлюсь. Поможешь?

– Чем?

– Я все скажу. Кстати, зачем Щедрин наезжал на Савицкую в Шереметьево?

– Отрабатываю перед Латыниным. Так, мелочь. Даю п-понять Кесареву, что о нем здесь не забывают ни на минуту.

– Нам это на руку. Даю слово: не позже чем через неделю мы сможем нанять лучших из лучших. А про негодяев забудем.

Гришин покачал головой, не соглашаясь с Марком: его он вряд ли забудет.

А Марковцев думал о второй составляющей – «крыше». Похоже, он знал человека, который мог обеспечить поддержку. Этот человек возглавлял организацию, которая насчитывает больше двадцати подразделений, включая вспомогательные управления и отделы, единственное в России ведомство, ведущее космическую разведку с использованием орбитальной группировки искусственных спутников Земли. Организация, структура которой не изменялась с советских времен, где никогда не было своей пресс-службы, лишь управление информационной службы и отдел рассылки информации.

Марк знал человека, возглавляющего этот могущественный и таинственный «орден», но выйти на него было практически невозможно, – хотя несколько адресов этой организации, главный комплекс зданий которой располагался на территории Центрального аэродрома – бывшем Ходынском поле, подполковник мог перечислить без труда. Но самый известный адрес: Хорошевское шоссе, 76, район метро «Полежаевская». Несмотря на обилие адресов, гораздо проще добиться аудиенции у президента страны. Но Сергей имел точные сведения о том, где работает один из родственников его старого знакомого.

Через минуту полковник Гришин отрывисто повторил вслед за Марком:

– Крамской. «Рособоронэкспорт». З-запомнил. Узнаю.

– А после постарайся забыть.

Глава IX
«КЕСАРЕВО СЕЧЕНИЕ»

«В 1932 г. в Чечне, в районе Беной, началось восстание, которое было подавлено через неделю».

«В Чечне (Шатой и Итум-Кале) в 1942 г. поднял мятеж бывший прокурор Чечено-Ингушетии Майрбек Шерипов, вступивший в альянс с бандой Хасана Исраилова. Были созданы объединенный штаб и повстанческое правительство, принимается воззвание, в котором говорилось, что кавказские народы ожидают прихода немцев и окажут им гостеприимство взамен на признание независимости Кавказа».

21
2 декабря, воскресенье

Новый вид деятельности, тесно переплетающийся со старым, но сулящий отнюдь не радужные перспективы, отразился и на внутреннем мире Щедрина, и на внешнем. Вот уже три дня Алексей пренебрегает бритвой. Острый подбородок его черен, зато пара щек, мясистых, лишенных природной растительности, цветом и фактурой походят на шкуру опаленного поросенка.

Для своих поступков Алексей никогда не искал оправданий. Как ни странно, выбирал из тех, что выдвигали коллеги по работе. Будто освобождал свою драгоценную память от ненужных анализов.

После встречи с Марковцевым его память стала походить на компьютерную – верхнюю и нижнюю; такое же разделение произошло и с совестью журналиста. В нижнюю он загонял все, что касалось его отношений с Марком, где последний проходил как киллер. Однако и в верхней совести нашлось место Сергею, там он проходил в качестве бывшего подполковника спецназа и агента ГРУ по особо важным поручениям, которые сам Сергей называл особо щекотливыми. И все эти метаморфозы произошли опять-таки по причине универсальности репортера.

Что касается полковника Гришина, он сидел не в памяти, а занозой в сердце. Именно занозой, поскольку с этого дня журналист знал цели «бунтаря».

Щедрин сообщил код замка, кивком головы указав на подъезд элитного дома: улица Куусинена, 23.

«Ауди-А6», купленный журналистом и оформленный на Марка, повернул, не снижая хода, за угол и остановился.

– Откуда узнал? – спросил Сергей. – Перепробовал все комбинации?

Алексей вместо ответа указал на фотоаппарат «Никон» с длиннофокусным объективом той же фирмы, с успехом заменяющий армейский бинокль. Первый же «элитный» жилец, попавший в объектив, подсказал журналисту код замка.

Гришин оказался прав, когда говорил о Савицкой как об объекте, не представляющем для правоохранительных органов и СМИ особого интереса. Первые два-три дня кое-кто дежурил у парадного, об этом говорили хотя бы оперативные данные, предоставленные полковнику из ГУВД Москвы. Потом наблюдение сняли, поскольку объект из дома ни разу не вышел. Еще день-два, предположил Гришин, и Савицкая начнет посещать рестораны, кафе, супермаркеты, то есть потихоньку возвращаться к прежней жизни.

– Жди меня пять минут, – распорядился Марк на случай, если Элеоноры дома не окажется, – и езжай на работу.

«На работу!» – выругался журналист, потерявший независимость. Вот еще один напарник, уверенной походкой удаляющийся от машины, тоже не пренебрег инструкциями. Помыкают все кому не лень.

Четырехкомнатная квартира Савицкой общей площадью зашкаливала за полтораста метров. Сергей нажал на стильный звонок с подсветкой и сделал шаг назад, давая разглядеть себя в дверной «глазок». Щелкнул замок, и на пороге вырос крепкий парень лет двадцати восьми.

– Я хочу поговорить с твоей хозяйкой.

Марковцев акцентировал последние пару слов, давая понять личному телохранителю Савицкой, что тот никто, котлета на палке, что отказать он сможет, лишь переговорив с хозяйкой.

– Передай Элеоноре, что я по поводу здоровья Бориса Леонидовича.

Марку не подходило определение – спортивного телосложения, он как был, так и остался человеком с военной выправкой. Скорее, эта деталь ускользнула от внимания охранника, тем не менее он несколько секунд рассматривал гостя.

– Подождите здесь, – буркнул он, скрываясь за массивной металлической дверью.

Он появился ровно через полминуты.

– Назовите себя.

– Фотокорреспондент Шариков.

Телохранитель ухмыльнулся, откликнувшись на шутку:

– Не против, если я обыщу вас на предмет фоторужья?

– Давай, сынок, обыскивай. – Марк поднял руки, думая о том, как же хрупка жизнь Элеоноры Савицкой. Этого кряжистого болвана, подставившего затылок, легко отключить хорошим ударом и разобраться со вторым, который маячил в просвете приоткрытой двери. И не надо бояться за ствол в кармане, все можно проделать голыми руками.

– У вас пять минут, – предупредил парень, сделавший еще одну ходку в недра роскошной квартиры с докладом. – И не приближайтесь к хозяйке ближе чем на пять метров.

– У нее инфекция или?..

– Или, – отрубил парень. – Проходите.

Глядя на шагнувшего в комнату человека, Элеонора позволила себе усомниться относительно его профессии. Хоть с ног до головы увешай его фотоаппаратами. Как раз в это время и проявился ее интерес к нему.

– Чем вызван ваш интерес к самочувствию Бориса Леонидовича?

«О-о», – длинно протянулось в голове Сергея. Он вспомнил вдруг Маринку-»афинку» и невольно сравнил ее с Элеонорой. Если первую лишили юности, то второй, как крылья, подрезали зрелость и отняли как минимум возможность нормального общения. Вряд ли бы он повторил вопрос-вступление хозяйки без запинки.

– Вы из поликлиники?

Из поликлиники…

– Я из лечебницы, – ответил Марк. – Семейный доктор-аудитор. За деньги пациента проверяю его здоровье.

Пальто он оставил в прихожей, бросив на руку телохранителя, оставаясь в темном джемпере. Опустившись на предложенное место, он одернул штанину и положил ногу на ногу.

Элеонора не улыбнулась, а изобразила на лице профессиональную, чуть смущенную улыбку, которая шла ее удлиненному смуглому лицу. Если Щедрин видел в нем только еврейские черты, то Сергей пришел к выводу, что лицо ее интернациональное и женщина в его вкусе.

Она так же внимательно разглядывала гостя в очках с затемненными плоскими стеклами, без диоптрий, что стало ясно с первого взгляда.

Савицкая чуть округлила глаза, напоминая о своем вопросе.

– Меня зовут Сергеем, – представился гость. – Я бывший военный. Но знаменит не только этим. Хотите узнать больше?

Изогнутые пушистые ресницы мягко опустились: да.

– Хорошо. Тогда попросите охрану удалиться или хотя бы не подслушивать.

Хозяйка позвала охранника:

– Андрей, у меня конфиденциальный разговор.

Тот молча кивнул и закрыл дверь.

Элеонора приготовилась слушать, слегка ироничным голосом напомнив гостю, на чем он остановился:

– Вас зовут Сергеем, вы бывший военный. – Такие детали… – не остался в долгу Марковцев. – Вы столько знаете обо мне. А еще я нахожусь в розыске за терроризм, заказные убийства и организацию преступного сообщества.

– Ко мне это имеет какое-то отношение? – спокойно спросила девушка.

– Как ни странно, да, – отозвался Марк. – Сейчас моя голова занята именно вашими проблемами. Поговорим про Бориса Леонидовича? – предложил он. – В одной из мастерских ФСБ полным ходом идет отлив большой свинцовой пули для вашего…

– Мужа, – подсказала Элеонора. – Перед отъездом из Франции я обвенчалась с Борисом Леонидовичем.

– Примите мои соболезнования, – Сергей слегка наклонил голову. Если девушка играет в светскую даму, подумал он, то это получается у нее здорово: невозмутимость, хладнокровие, осанка, жесты, чем-то напоминающие манеры актрисы Аллы Демидовой.

Сам же Сергей внешне походил на певца Николая Носкова: тот же возраст, мрачноватый взгляд, крупные зубы и вечный отпечаток усталости на лице. Марк усмехался, вспоминая строчки из песни своего «двойника»: «В этом мире я гость непрошеный».

– Итак, зачем вы пришли?

– Я хочу заработать денег, и мне по большому счету плевать, кто мне заплатит. Причем без поправки – больше или меньше. Лишние пару миллионов для меня погоды не сделают.

– Вы пили сегодня?

– Ни грамма. Рассчитывал угоститься у вас. Я знаю, о чем вы думаете, потому что сам думаю о том же. Нет, к фирме «Заря» я не имею никакого отношения и в новогодние праздники Дедом Морозом не подрабатываю.

– Вы из лечебницы – в это я поверила. Совершили побег и пришли шантажировать меня?

Марк удивился.

– А вы посмотрите на меня еще раз. По-вашему, именно так выглядят шантажисты?.. Ей-богу, я повторяюсь. И года не прошло с тех пор, когда я говорил то же самое одному полковнику ФСБ. Только он перепутал меня с идиотом. Или болваном, уже точно не помню.

– Зачем вы пришли? Говорите и уходите.

– Я пришел напомнить вам одну мудрость: «Лучше всего дорогу к стаду знают волки».

– Отождествляете себя с хищником?

Элеонора прикурила. «Если она все же играла, – повторился в мыслях Сергей, – то вот сейчас чуточку переиграла. Или недоиграла». По ее лицу, жестам Марк понял: ей вовсе не хотелось избавляться от гостя. Который, может быть, своей развязностью разбавил ее неважное настроение, резко контрастируя с ее вышколенными телохранителями. Сергей добился цели, которую перед собой и не ставил: расположил к себе эту красивую женщину, которой от чистого сердца выразил свои соболезнования.

– Вы отлично придумали, – нарушила молчание Элеонора. – Вы знаете, что мне нужно. Вы знаете меня лучше меня самой. Браво!

– Я бы добавил…

– Не надо, посидите молча. Пьете водку?

«Да, – мысленно продолжил Сергей, оценивая стройность фигуры девушки, подошедшей к горке, – я пью водку, запросто остаюсь на ночь в чужой квартире».

– Интересная поговорка. – Элеонора подала гостю рюмку. – Мне кажется, я не впервые слышу ее. Откуда она, из фильма, книги?

– Эта «поговорка» из соборного послания святого апостола…

Савицкая звонко рассмеялась, на полуслове перебив собеседника:

– А что еще интересного сказал святой апостол?

– Еще святой апостол Павел сказал: «Те, которые не имея закона согрешили, вне закона и погибнут. Но исполнители закона оправданы будут». Эти слова напрямую касаются и бизнесмена Кесарева, и одного полковника с Лубянки.

Элеонора отметила, как в устах странного гостя логично, не режа слух, сочетаются глубокая мудрость святого писания и сухость современных фамилий и должностей. Откуда этот дар у Марковцева, она намеревалась выяснить чуть позже.

– Как вы узнали мой адрес?

– От одного журналиста, который атаковал вас в Шереметьево. Я прилетел за час до вас, рейсом Афины – Москва. Журналист этот работает на «контору», а сейчас и на меня тоже. Правда, он рискует поменять работу в столице на каторгу в северо-российском бюро своего телеканала. А скорее, если мы перешли на поговорки, он устроится «под лежачим камнем» с сопроводительной надписью: «Здесь покоится тело раба божьего…»

– Приходите завтра, хорошо? – предложила Элеонора.

– Хотите навести кое-какие справки? Мой вам совет: не привлекайте к этому ваших адвокатов, просто попросите принести пару газет за шестнадцатое августа и шестое октября сего года. Это круглые даты в моей биографии. Шестнадцатого августа я захватил самолет и взял пассажиров в заложники. Потом обменял их на пять миллионов долларов и освободил из тюрьмы чеченского полевого командира. Шестого октября я взорвал его на краю парка имени 1 Мая. В газетах наверняка есть моя фотография, сличите ее с оригиналом.

Марк снял темные очки и улыбнулся, показывая свои фирменные крупные зубы.