Текст книги "Курочка, открой дверь (СИ)"

Автор книги: Михаил Лазарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Annotation

«Остаток ночи Прохор провёл сидя на крыльце, привалившись спиной к перилам и не сводя глаз с курятника. Но больше ничего не происходило. Шумел листвой ветер, качалась на петлях калитка, по небу на север позли тучи…»

Простой человек или коварный злодей, правосудие или анархия? Существует ли справедливость? Сложные фундаментальные вопросы раскрываются в данном произведении под совершенно неожиданным углом.

Copyright © Михаил Лазарев 2019

Михаил Лазарев

Между небесами и преисподней

Пёс

Милиция

Беда

Прощание

Казаки

Контакт

Курочка, открой дверь

Пробуждение

Гости

Ещё гости

Разговоры

Прибытие

Начало

Ради всеобщего блага

Багровый ангел

Побег

Володька

Во имя господа нашего

Дети

Долгая счастливая жизнь

Alea Jacta Est

Конец

Михаил Лазарев

Курочка,

открой дверь

Между небесами и преисподней

Между небесами и преисподней, на бескрайних просторах зелёного холма стоит хата. Хата просторная, с наличниками на окнах и трубой, огороженная невысоким, но крепким забором, выглядит добротно. Есть и для скотины сарай, и для инструмента, и загон небольшой, и курятник. Всё построил мужик, сам. Звать мужика Прохор. «Густо замешан да крепко выпечен», – говорили про Прохора. Высокий и широкоплечий, немногословный, но дружелюбный. По хозяйству не ленился и соседям помогал не раз. Жил далеко не бедно, но достатком не кичился.

Жил Прохор не один – с женщиной и двумя детками. Детки, Лёша да Маша, были не его, но почитали за отца. Женщина – Наталья – некогда являлась вдовой и наружности была весьма милой. О прошлой жизни говорить не любила, а Прохор особо и не спрашивал. Жили вместе они не первый уже год, и уже не второй и не третий. Казалось, во всём друг дружку устраивали, сильно ни разу не ссорились. Наталья была скромной, в быту толк знала, за домом и огородом следила, готовила сытно и вкусно, детки всегда благообразны и не избалованы, Прохор вниманием не обделён. В ответ и Прохор относился к ним с заботой и уважением. Сам он тоже был когда-то женат, но погибла жена в пожаре в прежнем его доме давным-давно.

И вроде всё шло своим чередом, неторопливо, но уверенно. Корова да козы давали молоко, конь изрядно таскал и плуг, и телегу, порося и кроли прибавляли в весе, картофель и прочие лезли из земли в изобилии. Детки тоже подрастали и не чурались работы. Вот только куры…

Кур у Прохора было немало, штук 40. Двух пород – мясная и яичная. И началось с ними что-то неладное. Куры стали пропадать. По одной-две в неделю. Заметили беду не сразу – не каждый же день их считать, но в воскресенье утром не вышел на выгул один петух. Детки заметили. Сначала сами пытались отыскать, излазили весь курятник и в округе посмотрели, но петушка не нашли. Прибежали в дом, рассказали Прохору с Натальей. Отправились на инспекцию все вчетвером. Действительно – петушка не хватает. И в курятнике нету, и у скотины в сарае, ни в компостной яме, ни в выгребной. Даже в доме проверили – нигде нет. Озадачился тогда Прохор, пересчитал кур. Кур оказалось 36 – совсем нехорошо. Убежать могли, конечно, но раньше ведь не сбегали. Да и загон у них добротный, и курятник – не сбежишь особо. Стал Прохор кур считать регулярно. Спустя 4 дня кур стало 34. А ещё через 6 дней – 33.

Пёс

Внимательнейшим образом обследовал Прохор курятник и загон. Никаких следов проникновения, или взлома, или ног, или лап. Поставил Прохор капканов различных в изобилии, на дверь курятника привесил крепкий замок. Цепь для пса удлинил, чтобы до курятника с запасом хватало. А Пёс цепной был отменным и большим. Беспощадно лаял на чужого, кто смел приблизиться к хате, но без команды никогда не нападал. Шерстью был мохнат и богат острыми зубами в пасти. «Стереги моих кур», – говорил ему Прохор каждую ночь, и Пёс стерёг. Да только в конце очередной недели нашёлся преданный сторож за курятником больной, обессилевший и весь седой. Капканы стояли на месте и выглядели нетронутыми, замок был крепко заперт. Кур осталось 30.

«Что же случилось, Пёс?» – спрашивал Прохор пса. Но тот лишь слабо поскуливал и не мог пошевелить ни единою своею лапою. На теле его не нашлось ни царапины, ни другой раны, только шерсть была бела как снег, а в глазах стояли слёзы и читался животный страх.

К обеду Пёс, казалось, оправился и исправно ел суп из своей миски, виновато поглядывая на хозяина. Но Прохор не винил Пса. Не раз они на пару ходили на кабана и лося, и никогда Пёс не трусил. Всегда он был возле, неистовым лаем своим способный запугать даже ошалевшую кабаниху или даже кинуться на медведя, спасая хозяина. Да и шерсть опять же. Значит, дело с курами было ой как нечисто. С приходом вечера Пёс долго и тоскливо смотрел на катящееся за горизонт солнце, а с наступлением темноты забился в самый далёкий угол своей будки и не вылезал до рассвета.

Милиция

Десяток кур – это уже совсем не шутки. Вызвал Прохор из районного отдела милиции участкового Володю. Участковый был молодым парнем, но весьма толковым. С хуторянами ладил, в каждой проблеме разбирался с усердием. На своём стремительном велосипеде явился на второй день после звонка, всё выслушал внимательно. Осмотрели они на пару с Прохором курятник, загон, для скота сарай. Осмотрели вокруг дома и сам дом. Осмотрели огород. Даже лесок неподалёку осмотрели. Ничего подозрительного. Даже глазу зацепиться не за что. Но ведь десять кур – не шутки. И Пёс. Пёс в прошедшие два дня совсем сник, ел плохо, не лаял по своему обыкновению, из конуры ночью не показывался. Решил Володька загостить пару дней. Прохор был не против. К тому же Наталья и детки не на шутку перепугались из-за Пса, а с милиционером оно как-то спокойнее себя чувствуешь. Всё таки их обучают этому делу.

В тот же самый день повесил Прохор над курятником лампы – четыре штуки. Теперь из окна в кухне всё было видно как на ладони: и сам курятник, и порядка пяти-шести метров вокруг. Володька предложил натянуть тонкой лески и сделать сигнализацию из привязанных к леске железяк. Так и поступили – лишним не будет. Железяки приладили прямо под окном, чтобы слышно было. Испытали – работает на славу. Решили пару ночей посидеть на кухне, будто в засаде. В дальнем углу оставили свечу, так, чтобы можно было едва различать предметы, но и с улицы увидеть, что происходит внутри, было почти невозможно. Сидели, пили чай, говорили вполголоса про житьё-бытьё.

Володька сам оказался из большого города. После армии пошёл он в милицию, по стопам отца. Но долго в городе не задержался. Как это бывает – арестовал не того, кого начальство разрешает, и кого начальству разрешают. Сослали тогда Володьку от греха подальше в район. Но он вроде как и не жалел. Тут проще всё, честнее. Так вот уже четыре года служит службу, притёрся вроде как, и даму сердца себе отыскал, может, и жениться уж пора. Ну да там видно будет.

Рассказал он Прохору, что после звонка навёл справки, поговорил с местными. Ни у кого скотина не пропадала, в дом чужие не залезали, в огород тоже. Вообще никого подозрительного в округе не видели. Позвонил затем начальству – узнать, не сбежало ли кого из колонии-поселения в шестидесяти километрах от хуторов. Ответили, что никто не сбегал, сообщений не поступало. Поделился Володька мыслями, что, может, зверь это или недоброжелатель из соседей. Прохор подозрения отмёл. С соседями в дружбе. Да и опять же, ни зверь, ни сосед такого с Псом сотворить не смог бы. Пёс и сам зверь похлеще многих. Составили планы на утро.

Так и проговорили. Ночь прошла тихо.

Беда

С утра снова оглядели всё вокруг – ничего. У курятника следов нет, замок и леска не тронуты, куры и остальная скотина беспокойства не выказывают. Широкий двор пуст. Чересчур пуст даже. Что-то было не так, не хватало чего-то. Прохор окинул двор взглядом – взгляд упёрся в будку. На дворе не хватало Пса. Скорым шагом подошли к будке, заглянули внутрь. Пёс лежал в углу. Выглядел он уставшим, дышал тяжело, седая шерсть свалялась комками. Прохор вытащил пса на воздух, отцепил ошейник и отнёс в дом. Дома детки с Натальей тут же принялись пса выхаживать: вымыли, вычесали, дали мяса кусок, гладили и говорили ему поправляться. Пёс, казалось, чуть повеселел и принялся есть. Прохор смотрел на него мрачнее тучи, в воздухе повисла тревога.

К вечеру пёс совсем оправился, ел с аппетитом и будто воспрянул духом. Выпустили его во двор, к будке прицеплять не стали. Закончив дела до сумерек, Прохор отыскал Володьку, который делал милицейские свои изыскания. Отправились ужинать. После ужина пересчитали кур – все на месте. Проверили двери и замки. К десяти вечера Наталья уложила деток спать, пожелала Володьке с Прохором спокойной ночи и отправилась спать сама. Прохор выглянул во двор, крикнул пса, приоткрыл дверь. Но Пёс решительно сидел у будки, в дом идти не хотел, бодро глядел на своего хозяина. На сердце вроде полегчало. Прохор прикрыл дверь, но запирать не стал.

Ночь выдалась тёплая и ясная. Проговорили мужики на посту своём до полуночи. В первом часу ночи Володьку сморило – налазился по курятниками да чердакам, умаялся. Прохор глядел в окно, глубоко задумавшись, прокручивая в голове прошедшие дни, вспоминая испуганные глаза Пса. Потом мысли его побежали в прошлое, когда он восемь лет назад взял пса совсем маленьким щенком. Породу Прохор не помнил. Помнил, что любила таких собак Людмила – его бывшая жена. Вспомнил лицо Людмилы, простое, но красивое, её русые волосы, всегда убранные в тугую косу. Вспомнил, как в минуты близости распускала она эту косу, и волосы густыми локонами словно языки пламени волновались на простынях вокруг её головы в такт обоюдному движению тел. Но вот будто пахнуло жаром. Волосы Людмилы взметнулись с простыней пламенем уже настоящим. Обожгли лицо. Со всех сторон окутал Прохора звук пожарища. Завывало пламя, трещали доски. Людмила глядела на него не моргая, окутанная языками огня. Глядела. Глядела.

Проснулся Прохор весь в поту, сердце бешено колотилось. Приснилось. Не заметил, как уснул. Ткнулся лицом в тёплый чайник на столе – вот тебе и пожарище. Ох, господи, что за наваждение. Володька всё так же дремал. Но звук! Звук пожарища не пропал. Даже не пожарища, скорее… Прямо у левого уха, будто кто-то скребёт в окно! Тут Прохор заметил, что Володька уже проснулся – он оцепенело смотрел в окно и изо всех сил упирался руками в стол, так что стул, на котором сидел милиционер, медленно со скрежетом начал отъезжать назад. Резко повернулся Прохор к окну – и увидел там Пса. Встав на задние лапы, с пеной у рта пёс бил лапами в окно, царапая стекло когтями.

Опрокинув стул, Прохор кинулся на улицу. Пронёсся через комнату, сшибая по пути мебель, дёрнул ручку входной двери – заперто. Дернул ещё – заперто. Изнутри, на засов. Выдернул засов из пазов, схватил его словно дубину, распахнул дверь и бросился бегом к кухонному окну. Позади послышался топот Володьки – очухался, видно. Милиционер выскочил на крыльцо, заорал «Стоять всем на месте!» и пальнул дважды в воздух. Всё это Прохор слышал, уже забегая за угол дома. Ноги несли его быстрее ветра, руки крепко сжимали большой тяжёлый засов.

Пёс лежал под окном. Его могучее тело было опутано цепью вдоль и поперёк, той самой, что была прикреплена к будке. Будка была тут же – выворотив из земли несущие балки и не имея возможности выпутаться, Пёс протащил её сначала до двери в дом, а затем до окна на кухне, чутьём своим узнав местоположение хозяина. Прохор огляделся, присел рядом с псом. Огляделся ещё раз – никого не заметил. Положил засов на землю, но так, чтоб в случае чего тот был под рукой. Склонился над собакой, принялся распутывать цепь. За спиной раздались шаги, остановились рядом. «Огляди скорей курятник», – попросил Прохор не оглядываясь. Шаги удалились. Пёс тяжело дышал, свесив язык на бок. Цепь местами была намотана так плотно, что практически душила его. Глаза, полные ужаса и осознания собственной беспомощности, не мигая, смотрели на Прохора. «Потерпи чуток», – проговорил он и принялся распутывать цепь. За спиной снова послышались шаги, донеслось частое дыхание.

– Пойду курятник осмотрю, на дворе никого нет, – раздался голос Володьки.

– Ага, – бросил в ответ Прохор и продолжил распутывать цепь, приговаривая: «Потерпи, потерпи, чуть-чуть ещё осталось». Внезапно в голове будто что-то щёлкнуло.

– А как же… – начал было Прохор, оборачиваясь, но Володька отошёл уже прилично и его не услышал. Страх волною поднялся из живота, пробежал мурашками по спине и руками, зашевелил волосы на голове.

«Иисусе… А кто же в первый раз подходил?», – Прохор оцепенел, глаза его широко распахнулись, но ничего не видели, рука потянулась к засову.

Пёс принялся скулить и слабо скрести лапой руку хозяина. Это помогло отогнать сковавший Прохора ужас. Он быстро высвободил пса из пут, взял на руки и отнёс в дом. Внутри, поодаль от двери, стояла взволнованная Наталья, кутаясь в платок. Со второго этажа на лестнице высунулись детки. «Пригляди за ним», – сказал Прохор и передал Пса на руки Наталье. Сам же поспешил к курятнику.

Лампы работали в полную силу; курятник было видно словно днём. Милиционер стоял возле: опёрся на переднюю стенку плечом и нервно курил. «Нету тут никого, – сказал он приближающемуся Прохору, выдыхая клуб дыма. – Если и были, то ушли. Всё оглядел». Сигарета подрагивала в пальцах Володьки.

– Ох и пересрал же я, – буркнул он виновато.

– Ничего, бывает, – спокойно ответил Прохор, будто погружённый в свои мысли.

– А вы быстро среагировали, как спецназовец какой.

– А? А это… Да. Наследственность у меня хорошая. Отец и дед в спецвойсках служили.

Оба задумчиво упёрлись взглядами в дверь курятника и замок. Всё накрепко заперто. Володька присел на корточки, взял замок в руку и внимательно оглядел – вечером он прилепил тоненькую волосинку поперёк отверстия для ключа. Волосинка была на месте, целая и невредимая. Значит, ключом замок не открывали. Следов взлома не видно. Дверь невредима, стены курятника целые, крышу тоже проверил. «Откроем посмотрим?» – спросил он Прохора.

– Слушай, Володька, – начал тот, будто не услышав его вопроса. – Ты когда ко мне подходил, нико…

Внезапно со стороны дома раздался протяжный душераздирающий вой. Прохор пулей сорвался с места и ринулся к дому, сжимая кулаки. Володька плюнул сигарету и побежал за Прохором, вытягивая на ходу табельный пистолет из кобуры. В несколько секунд они достигли дома и влетели в комнату. В комнате на полу сидела Наталья, держа на коленках голову Пса. Его могучая пасть была приоткрыта, из неё на подол ночной рубашки выпал язык, глаза застыли на месте, могучее тело обмякло. Лёшка с Машкой сидели на лестнице и рыдали взахлёб. Пёс умер.

Прощание

Провожали Пса на рассвете. Поодаль от дома, в поле Прохор соорудил деревянный настил, Наталья с детками набрали цветов. К рассвету всё было готово. Подошёл Володька, обследовавший в остаток ночи курятник, будку и землю вокруг. Пса завернули в чистую белую простыню и уложили на настил. Рядом Прохор положил только что заколотого поросёнка. Встал рядом с настилом, положил руку Псу на голову поверх простыни и зычно затянул печальную песню. Володька был несколько удивлён такими похоронами. К тому же он не мог разобрать слов песни – какой-то совершенно чужой язык. Глянул на Наталью. Та стояла в слезах и прижимала к себе плачущих деток; смотрела в пустоту, опустив голову. Удивлённой она не выглядела… Ну да ладно. Прохор закончил петь. Наталья и дети подошли и положили цветы. Володька тоже подошёл попрощаться.

Прохор зажёг спичку и поднёс к охапке сена под настилом. Огонь охотно переполз на соломинки и начал разрастаться. От сена занялись сухие доски. Вскоре весь настил полыхал огромным факелом, унося в небо дым и пепел. Пепел и бесстрашный дух Пса. Люди стояли поодаль. Стояли молча. Даже по щеке Володьки скатилась скупая мужская слеза и затерялась в двухдневной щетине. Лишь Прохор не проронил ни слезинки. Черты лица его стали жёсткими, взгляд холодным, с затаённой глубоко внутри злобой и жаждой мести. По тому, как быстро горечь утраты была спрятана в глубины души Прохора, как скоро она сменилась холодной решительностью, Володька догадался, что не впервой этому человеку провожать близкого, ушедшего раньше срока. Так же ясно было и то, что сидеть сложа руки Прохор не будет. Не собирался делать этого и Володька.

Как догорел погребальный костёр, Прохор собрал пепел и кости. Затем старательно перетёр всё в пыль и развеял в поле. Наталья с детьми ушла в дом готовить обед. Володька стоял поблизости и курил. Прохор сам позвал его на разговор. Сели на крыльце, собрались с мыслями. Картина получалась следующая: каждые шесть-семь дней пропадает от двух до пяти кур. «До пяти?» – удивлённо переспросил Прохор. Володька ответил, что пересчитал кур ночью – осталось двадцать пять. Пропали три курицы и два оставшихся петушка.

«Ясно», – сухо ответил Прохор.

Следов взлома нигде нет. Следов ног, рук, лап или чего-то ещё, кроме оставленных людьми и собакой, ни рядом с курятником, ни рядом с домом, ни рядом с местом, где стояла будка, ни у скотины в сарае тоже нет. Капканы не тронуты, сигнализация не тронута. Что ещё?

– Дверь, – сказал Прохор. – Когда я побежал на улицу, дверь в дом оказалась заперта на засов, хотя я оставлял её открытой. Наталья не запирала, я спрашивал. Детки тоже не запирали, да и вряд ли смогли бы – высоко и тяжело. Но я всё равно спросил. Это были не они. Ты запирал?

– Нет, не запирал…

В воздухе повисла напряжённая тишина.

– Ещё одно, – начал Прохор, и мурашки снова пробежали по его спине и затылку. – Помнишь, ты подошёл ко мне, когда я Пса распутывал? Сказал, что пойдёшь курятник осмотреть.

– Ну?.. В смысле, помню, да.

– Ничего не заметил странного?

– Да нет, вроде. Ну кроме пса, всего перемотанного цепью.

– Ясно, – ответил Прохор, и рассказал Володьке про историю с шагами.

Прохор замолчал. Володька достал сигарету и закурил.

– Чертовщиной какой-то отдаёт, – сказал он наконец. – Дверь, запертая изнутри, пёс, перемотанный цепью, да ещё и поседевший от чего-то, шаги эти, следов нет никаких. Не по себе мне как-то, пиздец. Прошу прощения…

– Да какое тут прощение. Пиздец – он и есть пиздец. И ведь Пёс-то знал, видно, что эта тварь придёт. Или твари. Или хер знает кто… Не пошёл в дом, у будки остался. Защищать… И ведь предупредил. Будку выворотил весь связанный и меня нашёл. И предупредил… – казалось, сокрытая печаль вот-вот вырвется наружу, но Прохор тут же пришёл в себя.

– Ладно! – хлопнул он тяжёлой ладонью себя по ноге. – Чего делать-то будем?

– Всё, что можно было обследовать сейчас, я осмотрел за ночь и утро. Дальше нужны спецсредства. Я поеду обратно в райцентр. Там чего-то где-то в наличии оставалось вроде. Не много, конечно, да и я не особо специалист, но всё же лучше, чем ничего. Постараюсь протолкнуть это дело. За пропажу куриц, конечно, вряд ли кто серьёзно возьмётся, но историю с псом можно раскрутить как нападение. Будку и цепь не трогай и домашним не вели, следы от будки тоже старайтесь не затоптать. Я вернусь – осмотрю ещё раз. Может, кого из старых знакомцев-специалистов из города получится выдернуть. Я там вроде как на хорошем счету остался. Хоть и пришлось в «ссылку» отправить, но мажоры-то, они, сам знаешь, не многим по душе. С курами чего делать – я не знаю. Другая животина его, или их, вроде не интересует.

– Может, в дом взять?

– Я бы не стал…

– Эх, да… И я бы не стал. Ну да ладно – там видно будет.

– Невесёлая ситуёвина вырисовывается…

– Совсем невесёлая. Ну да мы тоже не лыком шиты…

– Идите обедать! – услышали они с кухни голос Натальи.

После обеда Володька засобирался в дорогу. Попрощался с хозяйкой и детьми. Ещё раз окинул взглядом двор, дом, курятник. Взял велосипед, пошли с Прохором к калитке. На душе у обоих было тяжело.

– Слушай, Прохор, – спросил вдруг Володька. – А что за песню ты пел? У пса на… похоронах? Я ни слова разобрать не смог.

– Я и сам слов не понимаю, – ответил Прохор. – Слышал эту песню от отца, а он от деда, а тот от прадеда. Отец пел её обычно в тяжёлые минуты, когда близкие уходили. Он сам слов не понимал тоже, но пел. Да и песня сама грустная, прямо в душу западает. Думается мне, что про такие вот невзгоды она как раз и есть.

– Так оно и мне показалось, – отвечал ему Володька; про костёр и поросёнка он спросить не решился.

Вышли за калитку. Пожали руки. Потом вдруг обнялись почти по-братски – сильно сблизила их та ночь.

– Я там Наталье телефон свой записал. Ты звони чуть что. И так просто звони. Я копать начну по своим каналам, может, чего накопаю. Дак чтобы в курсе быть. Но через неделю отзвонись обязательно. Мне-то если только письмо тебе слать, так пока оно дойдёт. Думаю, недели через две-три вернусь. Если повезёт, то не один. Держись тут.

– Уж я-то продержусь. Так, мать его, продержусь…

Обнялись ещё раз, и поехал Володька. Нёс его велосипед прочь, вниз по холму. Вечернее солнце играло в спицах, раскидывая блики во все стороны. Ноги жали на педали, превращая желание в энергию. Пыль вздымалась из-под колёс. Тоскливо было на душе у Володьки, будто друга в беде оставляет. Но дело приняло нешуточный оборот. Нужно было действовать, и действовать быстро – такими темпами оставалось минимум недель пять, если число похищаемых не начнёт расти, как было нынешней ночью. По приезду ещё была мысль у Володьки устроить засаду, но уж если огромного Пса спеленали как ребёнка, надеяться на голую человеческую силу и чутьё было опрометчиво. Нужна была техника, инструменты, опытные напарники для подстраховки в конце концов. Без подготовки и тем более в одиночку соваться в такую засаду было глупо и опасно. Совсем не так думал Прохор, но Володька никак не мог знать этого в тот вечер.

Казаки

После прощания с Володькой Прохор вернулся в дом, велел Наталье запереть все сараи и двери, как стемнеет, и лёг на кровать. По всему выходило, что ближайшие пять дней неприятностей можно не ждать. А значит, время подготовиться есть. Прохор провалился в сон. Спал он долго и без сновидений. Проснулся лишь к полудню следующего дня.

В доме всё было тихо и спокойно. На столе стоял завтрак. С улицы доносились голоса Лёшки и Машки. Солнце светило ярко и радостно, и в первую секунду Прохор искренне обрадовался погожему дню. Но затем остатки сна улетучились окончательно, и вчерашний день и всё предшествовавшее ему снова навалилось на душу и разум. Рассиживаться было некогда. Прежде всего – дом. Нужно проверить всё: двери, окна, чердаки, стены – каждую щель. На окна поставить тяжёлые ставни, чтоб запирать на ночь. Чердачное окошко закрыть заглушкой, а на люк с чердака повесить замок. Обить, может, ещё дверь железными прутами, для крепости. О нет, сам Прохор прятаться не собирался. Но в доме останутся Наталья и дети. Конечно, непонятно, как оно или они пробираются внутрь, но не обезопасить хоть сколько-нибудь дом Прохор не мог.

Дела не отставали от мыслей. Прохор сразу принялся за работу. Домашние с настороженностью смотрели за его приготовлениями: сначала куры, потом Пёс, теперь в доме баррикады. Но выражение уверенности и упорства на лице Прохора несколько успокаивало. С Натальей и детьми Прохор был как прежде приветлив и ласков, но во взгляде его что-то определённо изменилось.

На следующий день, вешая на окна ставни, Прохор вдруг услышал лошадиное ржание и мужские голоса. Обернулся. Вдоль его забора ехало пятеро конных, все мужчины. Лошади тяжело навьючены. Одеты вроде как по-военному, в высоких шапках, на поясе у каждого сабля. Да неужто? Казаки! Прохор пригляделся. Ну точно – казаки. Какого чёрта принесло? Да и откуда вообще? «Один день удивительнее другого», – подумалось ему. Путники, казалось, ехали мимо и уже миновали калитку, как вдруг один из них развернул лошадь и крикнул, обращаясь к Прохору:

– Эй, мил человек! Здравствуй!

Остальные четверо остановили коней, поглядели сначала на своего товарища, потом на Прохора. Тоже повернули лошадей и подъехали к калитке.

Прохор спустился с лестницы, положил так и не привешенную створку ставни на землю и подошёл к калитке.

– И вы здравствуйте, добрые люди.

– Как хозяйство Ваше?

– …вот напасть… Да всё ничего вроде, бог даст – перезимуем. Вы какими судьбами в наших краях?

– Товарища мы ищем своего хорошего, боевого. Уж несколько лет как пропал, а куда не сказал. А у нас дело к нему. Уж пол-России изъездили, да вот вроде ниточка нашлась. Вроде как где-то в ваших краях он.

– Ну что ж, товарища искать – дело доброе.

– Фролка, будем знакомы. Это вот товарищи мои: Стенька, Ерошка, Анфим да Епифан, – остальные четверо кивнули головами в знак приветствия, выглядели все пятеро достаточно молодо.

– Прохор.

– Добре. Послушай, Прохор. Уже много дней мы в дороге, кони наши устали и проголодались. Не пустишь ли ты нас к себе хоть на двор передохнуть, да коням сена не дашь ли, а мы тебе помогли б чем смогли по хозяйству, али монетой отблагодарили бы.

Прохор оглядел их внимательно. Подвоха в их словах он не чуял, а чутью своему доверял, и вообще как-то по душе пришлись ему эти казаки.

– Пустить я вас не прочь, ребятушки, и сенца лошадям подкину. Да вот только в нехороший час вы приехали. Зло следит за этим домом, не угодить бы вам в беду. Могу вон соседа за вас попросить, думаю, не откажет.

– Зла мы, мил человек, не боимся, не беспокой соседа, – ответил Фролка и широко улыбнулся.

– Ну раз так, обходите забор справа, увидите там ворота – я вам открою.

Казаки въехали во двор, спешились, сняли с коней тюки. Прохор кликнул деток, велел им отвести коней в сарай и дать сена. Детки, увидев казаков, принялись их разглядывать. Анфим подмигнул деткам и скорчил смешную рожу – те заулыбались. «Добрый знак, может, хоть подзабудутся», – подумалось Прохору – весь вчерашний день Лёшка с Машкой то и дело выли навзрыд и спрашивали, когда вернётся Пёс.

– Располагайтесь, где нравится, только не у курятника. Лучше вообще стороной его обходить.

– Как скажешь, мил человек, – откликнулся Фролка, поглядел на курятник. – А что там? Вон, гляжу, конура как будто собачья лежит на боку.

– Это уж моя забота, ребятушки, это уж я сам.

– Добре.

На шум вышла Наталья. Завидев казаков, она сильно удивилась, но Прохор взглядом успокоил её. Казаки учтиво поздоровались с хозяйкой. Фрол, как и прежде, представился сам и представил своих товарищей.

– Вот тут если мы присядем, не помешаем? – спросил Фролка, указывая на лужайку слева от забора.

– Не помешаете, – отозвался Прохор и полез обратно на лестницу привешивать ставни.

К ужину со ставнями было покончено. Чердак также был готов, оставалась лишь дверь. Казаки тем временем готовили стоянку. Фролка – видимо, он был среди них главным – сразу смекнул обстановку: Ерошка и Анфим заготовили дров и себе, и хозяевам дома, Епифан натянул от забора навес, сложил туда все вещи и занялся подготовкой места для костра, Стенька отправился в лесок в надежде чего подстрелить. Детки постоянно крутились вокруг гостей. Наталья было их одёрнула, но гости были не против такой компании, веселей, мол.

К ночи казаки начали зазывать хозяев посидеть с ними у костра. Детки уже легли спать, Наталья сослалась на усталость и тоже отправилась ко сну, а вот Прохор был не прочь отвлечься от последних событий. Присели кружком, раскурили трубки. Прохор тоже раскурил.

– А что у вас тут за места такие интересные? – обратился к нему Стенька.

– Какие такие интересные? – удивился Прохор.

– Да вот ходил я сегодня в лес, думал поймать кого на ужин. Дак ведь на силу нашёл вон пару перепелов. Людей тут не много – распугать не должны были, да и следы звериные в лесу повсюду, а зверья нет. Будто ушло всё куда, попряталось.

«Видимо, отвлечься не удастся», – с досадой подумал Прохор, а вслух сказал:

– Странные тут дела у нас творятся, ребятушки, тёмные. Кто-то кур у меня таскает. Уже которую неделю. То ли зверь, то ли человек. Собаку вон загубил мою. Как таскает – непонятно. Замки не тронуты, следов нету. Пытались его с участковым местным поймать – не сумели.

– Дела-а-а…

«Как то легко стали слова выходить, взял и выложил всё первым встречным», – подумалось Прохору. И вообще, в голове появилась необычайная лёгкость.

– Может, подсобить тебе, мил человек? Мы ребята не из робких, – бодро спросил Фролка.

– Спасибо, сам как-нибудь управлюсь. Моё это дело, личное.

– Добре… А ну-ка, споём, казаки!

Послышался одобрительный гул. Прохора же одолевало какое-то забытьё, хотелось лечь и раствориться в этой прохладной ночи и ясном небе с россыпью звёзд. Будто откуда-то издалека он услышал слаженный хор голосов, поющих чудную песню:

Под кровавою луною льёт кислотный дождь.

Сто веков дорогой боли ты вперёд идёшь.

За спиной лежит в руинах старый дряхлый мир.

Ты – велик, могучий воин – Чёрный командир.

Высоко несут штандарты верные бойцы.

Не нужны им жёны, дети, матери, отцы.

Ты для них – бог-император, светлый, новый мир.

Всеобъемлющая сила – Чёрный командир.

В беспощадном твоём взоре дьявольский закат.

Одного довольно слова – города сгорят.

С головой затопишь болью этот скучный мир.

Твой приказ беспрекословен, Чёрный командир.

Хлещет кровь, кишки фонтаном, смерть на вертеле.

В эндорфиновом угаре…

Тут Прохор окончательно отключился и остальной песни не слышал.

Проснулся он рано утром и почувствовал себя лёгким и хорошо отдохнувшим, хотя голова была будто ватная и слегка кружилась. Лежал он под навесом, укутанный каким-то одеялом. Казаки сидели рядом, завтракали.

Фролка заметил, что хозяин дома проснулся:

– Лихо ты вчерась уснул, даже не попел с нами толком.

– Ох… Странные какие-то песни у вас, ребятушки…

– Чего ж странного? Про чёрного ворона, да батьку атамана, да лихого коня – казацкие наши все.

– А как же чёрный командир? Император? Смерть на вертеле?

– Эко тебя с табачка нашего забрало! – захохотал Ерошка. – Но это ничего, с непривычки просто, бывает.

Остальные казаки тоже заулыбались. Прохор смущённо почесал затылок и решил подниматься да идти в дом.

– Держи. Выпей напоследок. – Анфим протянул Прохору алюминиевую кружку с чем-то горячим. – Прочищает голову с утреца.

Пахло травами. Прохор выпил полкружки и, действительно, в голове прояснилось, и мир перестал раскачиваться. Поблагодарил казаков и пошёл в дом. В комнате Наталья как раз накрывала завтрак.

Весь день Прохор провёл, инспектируя дом. Казаки снова вызвались помочь и довольно умело набили железных полос на входную дверь по просьбе хозяина. Накололи впрок дров, накосили сена. К вечеру собрали свою стоянку и приготовились в дорогу. Прохору с Натальей – большое спасибо, деток угостили какими-то причудливыми сладостями. Хозяева тоже от всей души казаков за помощь отблагодарили, деньги брать отказались.