Текст книги "Женщина, стоящая посреди"

Автор книги: Михаил Арцыбашев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

X

Инженер познакомился со всей семьей и стал бывать на даче.

Обыкновенно он заходил, провожая Нину с прогулки, но иногда оставался и ужинать. В этом, конечно, не было ничего особенного, но, несмотря на то что Высоцкий держался прекрасно и всегда был неизменно мил и любезен, его не полюбили.

Отец Нины выражал явное неудовольствие, мать просто побаивалась инженера, как человека из другого круга, а ленивая Анни часто среди разговора вставала и молча уходила спать. Высоцкий, однако, нисколько не смущался, был ровен и остроумен, и только в глазах у него мелькала холодная, злая насмешка.

Единственно, кто стеснял его, так это – Коля Вязовкин. Глуповатый студент, с бараньим лицом, казалось, лучше всех понимал его игру с Ниной и ненавидел инженера тяжелой, упрямой и опасной ненавистью. При этом Коля всеми силами старался не оставлять их вдвоем. Вначале инженер вздумал было заслужить его расположение и привлечь на свою сторону, но все попытки Коля Вязовкин встретил таким упорным и тяжелым молчанием, что инженер наконец отстал и решил просто не замечать его.

Нина все это видела и возмущалась до глубины души. Отношение родных казалось ей ничем не вызванной грубой и дикой несправедливостью, которую все, точно сговорившись, делали ей назло. Раза два она принималась горячо спорить с Анни и Колей, но в конце концов не выдерживала, выходила из себя, хлопала дверью и все вымещала потом на Коле Вязовкине, который только краснел да отдувался. И, в свою очередь, всем назло, Нина каждый вечер демонстративно уходила гулять с инженером, не позволяя Коле провожать себя.

– Если бы вы знали, как вы все мне надоели!.. – с непонятным раздражением говорила она, и лицо ее становилось сухим, злым и некрасивым.

– Вы не знаете, Нина Сергеевна… – робко возражал Коля Вязовкин и умолкал, раздавленный холодным презрением, которым обдавали его глаза девушки.

Несмотря на то что инженер бывал только ради Нины, он никогда не разговаривал с нею при посторонних. Обыкновенно Высоцкий сидел на террасе, а девушка примащивалась внизу на ступеньках, куда не достигал свет лампы, и слушала. Снизу были видны только черный силуэт инженера да освещенные лица Анни и отца. Нина сидела тихо, смотрела в темноту вечера и думала о чем-то своем, ей одной понятном. Над лесом сверкали звезды, бесшумно трепеща проносились летучие мыши, на дачах, среди темных деревьев, блестели огоньки, и Нина иногда задумывалась до того, что переставала понимать разговор на балконе. Она слышала только голос инженера, и он странно волновал ее. О чем бы Высоцкий ни говорил, девушка чувствовала, что говорит он только для нее одной, и от этого сладко и страшно замирало сердце.

Как все это необыкновенно!.. Такой умный, интересный, образованный человек, так много знавший женщин, и вдруг она – ничем не замечательная провинциальная барышня – привлекла его внимание, стала для него самой, самой интересной. Инженер уверял Нину, что в ее присутствии он обновляется душой, что она заставляет его снова любить жизнь, верить и надеяться. И девушка верила, потому что даже и допустить не могла обмана. Сознание своей необходимости для него наполняло ее душу гордостью и чувством страшной ответственности: ведь она должна стать достойной его!.. Правда, последнего слова еще не было произнесено между ними, но Нина чувствовала, что оно скоро будет произнесено, и при этой мысли ей было так страшно и хорошо, как никогда в жизни. Ей казалось, что она грезит в каком-то прекрасном, необыкновенном сне.

Однажды, когда инженер, по обыкновению, разглагольствовал на террасе, а Нина сидела внизу на ступеньках, по дорожке заскрипел песок и в сумраке обрисовалась темная фигура. Свет с балкона упал на нее, и со странным толчком в сердце Нина узнала Лугановича.

В первую минуту ей показалось ужасно странным, что он пришел. В эти три недели, поглощенная новым чувством, она почти и не вспоминала о нем, а если вспоминала, то как о давно и навсегда прошедшем.

– А я к вам!.. – сказал Луганович подходя. Он старался быть развязным, но по голосу было слышно, что студент чувствует себя неловко.

Нина растерянно молчала. Самые разнообразные чувства охватили ее: прежде всего стало почему-то мучительно стыдно, что Луганович увидит инженера, потом шевельнулось какое-то любопытство и смутная радость, напоминавшая прежнее чувство, и сейчас же девушка вспомнила о связи Лугановича с Раисой и возмутилась, как он смел прийти после всего, что было.

– Здравствуйте, – протянул Луганович руку, но Нина, неожиданно для себя самой, встала и, не оборачиваясь, пошла на террасу. Его прикосновение было ей противно и оскорбительно.

Луганович машинально последовал за нею.

– А, это вы! – сказала Анни, подымая голову из-за лампы и почему-то насмешливо улыбаясь.

После всех Луганович с некоторым усилием поздоровался с инженером, в котором видел своего торжествующего заместителя.

– Давно вы у нас не были, – сказала мать Нины, – все за дамами ухаживаете.

– Нет, я… – неловко пробормотал Луганович и покосился в тот угол, откуда блестели внимательные глаза Нины.

– Да, да, знаем, знаем!.. А с кем это вы каждый вечер разгуливаете по парку?.. А?.. Смотрите!

Виктор Сергеевич известный победитель сердец, насмешливо заметила Анни. – Вас, кажется, можно поздравить с новой победой?

– Ну, эта победа не из ценных!.. – как бы вскользь проговорил инженер.

Луганович вспыхнул. Он был еще очень молод, те сплетни, которые ходили о Раисе Владимировне, оскорбляли его. Каждый намек на ее легкодоступность болезненно ранил молодое самолюбие студента.

Что вы хотите сказать?.. – запальчиво спросил он, но сейчас же вспомнил о присутствии Нины и испуганно оглянулся.

Глаза девушки смотрели на него презрительно и гадливо.

«Неужели я была влюблена в него!» – думала она.

Разговор не вязался. Луганович чувствовал себя в смешном положении и мучительно сожалел о том, что пришел он тайком от Раисы. Она ревновала его к девушке и требовала, чтобы он не встречался с Ниной, а Луганович считал невозможным так, неизвестно почему, сразу оборвать знакомство. Кроме того, его унижало такое требование, слишком похожее на запрещение, точно он был мальчишка, которым можно распоряжаться. Луганович знал, что завтра будет сцена, и Раиса, по обыкновению, отомстит ему холодностью и лишением тех ласк, к которым он уже привык. Это доводило его до бешенства, а Раиса смеялась.

Анни продолжала над ним подшучивать, инженер пренебрежительно молчал, Нина не выходила из своего угла. В душе Лугановича закипала злоба против девушки. Он раза два пробовал заговорить с нею, но она притворялась, что не слышит, и сейчас же торопливо обращалась с каким-нибудь вопросом к Анни.

Наконец ему удалось уловить момент, и он подсел к Нине.

– Что значит такая немилость?

– Какая немилость?.. Я вас не понимаю!.. – холодно и высокомерно ответила Нина, едва шевеля губами.

Луганович посмотрел на эти свежие губы и вспомнил пьянящее ощущение их поцелуя. Легкий туман ударил ему в голову.

– Прежде вы не так говорили со мною!.. – намекающим тоном сказал он.

– То было прежде, – так же холодно и презрительно ответила Нина и хотела встать.

– Одну минуту, – умоляюще прошептал Луганович, – я хотел вам сказать два слова… Нина через плечо посмотрела на него.

– Пожалуйста, – уронила она одними кончиками губ.

Но Луганович уже был весь во власти ее молодости и свежести. Раиса во мгновение ока вылетела у него из головы. Мучительно хотелось напомнить девушке прежнее, вызвать в ней знакомое волнение.

– Нина!.. – тихо прошептал он.

Их глаза встретились, и его чувство передалось ей. Нина вздрогнула и опустила глаза. Ресницы ее затрепетали.

– Вы совсем забыли меня?.. – дрожащим голосом проговорил Луганович.

Нина на мгновение подняла большие укоризненные глаза.

– Вы сами забыли!.. – еще тише ответила она.

Его красивое взволнованное лицо было совсем близко и руки почти касались ее колен. Нина невольно взглянула на эти большие белые руки, и ей вдруг захотелось забыть эту размолвку, вернуть прежнее. Слезы показались у нее на ресницах.

– Виктор Сергеевич, скажите, пожалуйста, правда ли, что Раиса Владимировна скоро уезжает?.. – вдруг спросил инженер.

– Нет, она ничего не говорила… – вздрогнув от неожиданности, пробормотал Луганович и сразу почувствовал, что это имя разрушило все.

Лицо Нины было холодно, зло и гадливо по-прежнему. Она опять хотела встать.

– Нина, подождите… я вам все объясню… – сам не зная, что говорит, торопливо забормотал Луганович. – Вы сами были виноваты… если бы вы тогда не были…

Нина встала, гордая, как герцогиня, обдав его взглядом, в котором было больше отвращения, чем ненависти.

– Как все это гадко!.. – сорвалось у нее, и девушка отошла к столу. – Мама, скоро ужинать?.. Виктору Сергеевичу уже пора идти… его ждут… – проговорила она металлически спокойно.

Вся кровь прилила к лицу Лугановича. Он остался на месте, не зная, что делать, и боясь взглянуть на кого-нибудь. Безумная злоба потрясла все существо его. Ему хотелось крикнуть, оскорбить Нину, напомнить ей при всех, что как-никак, а она целовалась с ним и потому нечего ей прикидываться такой гордой невинностью.

Анни, которой, очевидно, стало жаль его, подсела к Лугановичу и заговорила с ним о каких-то пустяках таким тоном, каким говорят с обиженными мальчиками. Луганович не знал, как отделаться от нее.

Наконец ему удалось проститься и уйти, а уходя, он слышал, как инженер что-то сказал по его адресу и как Нина неестественно насмешливо и мстительно захохотала.

После его ухода скоро стал прощаться и Высоцкий.

В аллее было совсем темно, и, когда они отошли от террасы, стало трудно видеть друг друга. Белела только светлая кофточка Нины. Молча дошли до калитки и остановились.

– Ну, до свиданья, Нина Сергеевна, – сказал инженер, в темноте пожимая и не выпуская ее руки.

– До свиданья, – каким-то странным, выжидательным тоном ответила Нина и не уходила.

Кругом было темно, только звезды сверкали над лесом, слившимся в одну жуткую неподвижную черную массу. Огонек на террасе мелькал сквозь деревья, потом колыхнулся, двинулся и исчез. Лампу унесли в комнаты. Стало совсем черно и как-то странно, точно в незнакомом месте. Тишина стояла кругом, и казалось, было слышно, как сердце стучит.

И вдруг, совершенно против ее воли, лицо Нины поднялось к инженеру, он наклонился, ощупью нашел ее губы. От неожиданного поцелуя у девушки закружилась голова и земля заколыхалась под ногами. Долго было тихо, потом Нина вырвалась и побежала назад.

Высоцкий проводил ее глазами, снял шляпу, провел рукою по волосам и щелкнул пальцами.

«Готова!.. – сказал он себе, во всем теле ощущая предчувствие близкого обладания ею. – Спасибо Лугановичу: вовремя пришел!.. А славная девочка!.. Теперь уж не отвертится… конечно!..»

Инженер засмеялся и, молодецки шагая, вполне довольный собою, пошел к ресторану.

XI

Нина лежала на кровати, вся дрожа и улыбаясь в темноту стыдливо и нежно. Инженер встретился со знакомой компанией и ужинал на террасе, где было людно, шумно и светло. А Луганович один бродил по темному парку, и вся душа у него горела.

Он ревновал, ревновал бешено и страстно, хотя до этого вечера вспоминал Нину только с чувством неловкости перед нею. Но теперь ему казалось, что он не переставал любить ее, и это было потому, что Луганович совершенно убедился в ее связи с инженером.

Если бы девушка встретила его печальными глазами, была бы грустна и бледна, Луганович не почувствовал бы ничего, кроме мужского самодовольства. Он даже нашел бы наслаждение в том, чтобы мучить ее за то, что она не отдалась ему, когда он этого хотел. Но Нина была влюблена в инженера, а Луганович был ей совершенно не нужен и не интересен. Этого молодой человек не мог перенести и мгновенно, с прежней силой, влюбился в девушку.

С чувством физического отвращения он вспомнил Раису. Он и раньше чувствовал это, но теперь ему с потрясающей ясностью стало понятно, что в их связи нет ничего, кроме самого грубого животного разврата. Разврата, который одуряет во мраке ночи и бессильно исчезает при первом свете утра, освещающего смятую кровать, утомленные красные глаза, свалявшиеся космы волос, некрасивую и бесстыдную немолодую женщину. Каждая ночь приносила доводящий до исступления взрыв сладострастия, каждый день – усталость, тоску и отвращение и к самому себе, и к этой женщине, без души и сердца, с одной разнузданной неутолимой похотью.

А Нина!.. Увидев ее, Луганович точно очнулся от какого-то скверного кошмара. Ее молодость, свежесть, милая, чистая душа, смотревшая из доверчивых светлых глаз, наполняла сердце такой нежностью, что слезы подступали к горлу. В самом желании обладать ею было что-то чистое и радостное. И неужели все это потеряно навсегда?..

Лугановичу мучительно захотелось сейчас же порвать все с Раисой, оскорбив ее, как последнюю тварь, а потом броситься перед Ниной на колени, вымолить ее прощение, забыть прошлое и снова благоговеть перед ее чистотой, чувствуя сладкий безнадежный трепет несмелого молодого желания.

Но это было невозможно, и при мысли, что девушка, быть может, уже принадлежит инженеру, Луганович чувствовал такую ярость, что становилось трудно дышать и хотелось застрелиться.

Часа два он шатался по парку, переходя от бешеной злости к слезливому отчаянию, но потом устал и пал духом. Такое состояние было невыносимо, захотелось успокоиться так или иначе, и тайная мысль пойти к Раисе зашевелилась в нем.

«Но ведь это же отвратительно, ведь я не люблю ее, она мне противна!.. Не животное же я, в самом деле!..» – с тоской подумал Луганович.

Он не мог поверить, что пойдет к ней после всего, что пережил и перечувствовал, но уже искал лазейку, чтобы оправдать себя: «Разве пойти для того, чтобы унизить ее?.. Истоптать, как последнюю тварь, избить, замучить, а потом вышвырнуть вон?..»

Он стал уверять себя, что это надо сделать, чтобы отомстить за свое падение и за Нину, но представление о физическом унижении вызвало только жгучее сладострастное желание. И чем больше он унижал Раису мысленно, чем больше подвергал издевательствам и боли, тем желание становилось сильнее. Луганович растерялся.

«Неужели я такой подлец?..» – наивно спрашивал он себя и сейчас же вспомнил, какие муки переживал, когда Раиса из каприза отказывала ему в ласках. Тогда он был готов на все, лишь бы добиться обладания ею, и если он теперь прекратит эту связь, что же будет тогда?..

«Разве пойти в последний раз?..» – робко придумал он и сам почувствовал, как это гадко и смешно.

Тогда он решил немедленно идти домой и лечь спать и, обрадовавшись твердости этого решения, чувствуя, как свалилась с души огромная тяжесть, быстро зашагал к дому.

Ему пришлось проходить мимо дачи Раисы Владимировны, и, когда он поравнялся с калиткой, шаги Лугановича невольно замедлились. Он почувствовал, что страшная физическая тяга сильнее его и что ему не пройти мимо.

Минуту Луганович стоял в нерешимости, отчаянно глядя перед собою, будто ожидая какой-нибудь помощи, но помощи не было, и, презирая себя, точно падая в грязь, он бессильно отворил калитку.

И когда держал в объятиях презираемую, ненавидимую женщину, сердце его сжималось от тоски и отвращения, образ Нины носился перед глазами, и с отчаянием утопающего. Луганович думал:

«Ну, и прекрасно!.. Животное так животное!.. И пусть!..»

В эту минуту он ненавидел весь мир и больше всего Нину, которая, как ему казалось, довела его до этого падения.

XII

Первый поцелуй, которого уже давно ждала Нина, которого она боялась и хотела, всколыхнул ее душу до дна. Это казалось так страшно и стыдно, а совершилось так нечаянно, просто и хорошо.

Когда, проснувшись на другой день, девушка вспомнила все, у нее загорелось лицо, но не от стыда, а от счастья. Все, что было между нею и Лугановичем, представилось ей таким ничтожным, что и вспоминать было смешно. Теперь было совсем другое, и с этого дня, казалось ей, начиналась новая, настоящая жизнь.

Инженер был осторожен и не пугал девушку. Они проводили вместе целые вечера и вдвоем уходили куда-нибудь далеко, в лес или на луга, и говорили без конца. Правда, беседы часто прерывались поцелуями и объятиями, но это только придавало большую прелесть разговорам о литературе, загробной жизни и театре.

Только понемногу, шаг за шагом, опытной рукой инженер приучал Нину к ласкам. Она даже не заметила, как поцелую стали слишком чувственными, объятия грубыми. И девушка привыкла к ним, думала о них целый день, начинала любить и желать их.

Коля Вязовкин не мог бы допустить даже предположения о том, что Нина позволяет делать с собою, но чувствовал, что жизнь девушки изменилась, и страдал невыносимо, ревнуя инженера до того, что по целым ночам только и думал, что об убийстве. Он изо всех сил старался не отставать от Нины, но девушка явно избегала его, обманывала и под разными предлогами уходила одна. А потом бедный студент, в путейской тужурке, изнывая от любви и ревности, метался по всем дачам, столько же стремясь найти Нину, сколько и боясь попасться ей на глаза.

Лето уже подходило к концу, и по вечерам небо становилось зеленым, а в шуме леса послышался новый сухой и жесткий звук. Но все еще было тепло, а по вечерам душно, и на краю горизонта вспыхивали зарницы.

Нина и Высоцкий вдвоем шли по той же насыпи, по которой гуляли в первый вечер знакомства. Но теперь инженер говорил мало и совсем не о том, а руки его постоянно искали прикосновения к телу девушки. Нина вся горела, была взволнована и счастлива и ждала какого-то еще большего счастья.

Догоравшее небо как будто опускалось за лес. В канавах по сторонам насыпи слабо блестела вода, и прозрачная дымка тумана призрачно подымалась над ними.

Навстречу шла какая-то компания, сзади тоже слышались голоса, и это раздражало Нину. Ей все теперь мешали и хотелось, чтобы внезапно исчезло все и они остались вдвоем в целом мире. По голосам девушка узнавала знакомых дачников и боялась, что ее узнают. Нина растерянно и как-то странно поглядывала в стороны, где тесно сдвигался лес и было темно. Она бессознательно ждала, чтобы инженер предложил уйти туда, но боялась сказать об этом сама. Почему-то было жарко и какая-то телесная досада томила.

«Что это со мной делается?..» – думала девушка. Впереди приближавшейся компании шли рядом мужчина и женщина. Еще издали Нина узнала их, но вместо прежней ревности ей только стало стыдно, что они увидят ее с инженером. Не было стыдно вчера и раньше, почему-то стало стыдно именно теперь.

И когда мимо прошли Луганович и Раиса, все в таком же черном платье, так же уверенно и четко выступавшая крепкими ногами, Нина почувствовала, что кровь заливает щеки. Хотя было темно и Высоцкий не мог видеть этого, девушка пошла вперед.

– Ласка в любви, – говорил в это время инженер, – не должна быть самоцелью… Когда-нибудь люди поймут это… Они поймут, что они одни на земле и что их единственное грустное счастье в том, чтобы любить, ласкать и утешать друг друга!.. И когда мужчина и женщина будут отдаваться друг другу, они будут делать это без страсти, как друзья, просто отдающие все, что могут дать!..

«Зачем он говорит это?.. – с непонятной досадой подумала Нина, и странное физическое нетерпение заставляло ее судорожно дрожать. – И зачем мы тут ходим, когда можно уйти куда-нибудь, где никого нет!..»

И девушке самой было странно, какими ненужными и лишними казались сейчас те самые слова, которыми она заслушивалась прежде по целым часам, не замечая, как время летит.

Нина споткнулась, и Высоцкий подхватил ее. Одно мгновение она прижималась к нему всем телом, и глаза их встретились.

– Пойдемте куда-нибудь… – сказал инженер, как бы почувствовав, что делается с девушкой.

– Куда?.. Зачем?.. – тихо и также странно прошептала Нина и сама пошла туда, куда он без слов звал ее.

Как только деревья скрыли насыпь и мрак леса охватил их со всех сторон, инженер грубо обнял девушку. Это был бешеный, бесконечный, томительный поцелуй, от которого у нее закружилась голова, ослабело все тело и исчезло последнее сознание происходившего. Теперь он мог бы сделать с нею что угодно.

Чуть видное во мраке, смотрело на нее какое-то незнакомое лицо, с чужими, жестокими и жадными глазами. Нина, перегнувшись назад, чувствовала, как падают, расплетаясь, волосы, хотела поддержать, но не успела. Поцелуи сливались в какой-то исступленный порыв. Девушка задыхалась, сходила с ума. Она не могла стоять на ногах.

– Сядем… – едва прошептала она, растрепанная и бледная.

Было слышно, как по насыпи, где-то очень близко, проходили люди, смеясь и выкрикивая громкими голосами какие-то непонятные слова. Но кругом сдвинулись мрак и тишина и заколдованная неподвижность лесной чащи. Казалось, все остановилось, смотрело и слушало в ожидании.

Нина полусидела, полулежала на траве, царапая руки о жесткие, сухие иглы. Глаза у нее были закрыты, руки бессильны, все тело охвачено истомной слабостью. Она ничего не видела и не понимала, что с нею, только чувствовала. Был жуткий стыд, но хотелось еще большего стыда и счастья.

Но когда она уже совсем не сопротивлялась, опять послышались голоса, и на этот раз прямо по направлению к ним.

Сквозь звон и шум в ушах Нина услышала и узнала эти голоса: Луганович что-то говорил, Раиса Владимировна насмешливо и цинично хохотала. И вдруг девушка инстинктом поняла, что они ищут именно ее.

Инженер поспешно сам поднял Нину, потому что она не могла сразу подняться на ослабевших ногах. Молча и быстро они углубились в лес. Нина шла впереди, вся похолодев от стыда и страха, стараясь незаметно привести в порядок платье и волосы.

Голоса затихли вдали, и последние слова, которые услышала Нина, были:

– Однако они хорошо спрятались!.. Это произнес насмешливый женский голос, и Нине показалось, что ее ударили хлыстом по голому телу. Едва дыша, измученная, полумертвая от страха и стыда, девушка дошла до первых дач, сделав большой круг по лесу. Теперь она уже боялась, чтобы Высоцкий не повторил своих попыток, и шла все скорее и скорее, как бы спасаясь бегством. Инженер что-то говорил, старался удержать ее, но Нина не слушала и вздохнула свободнее только тогда, когда кругом послышались голоса, из окон упали широкие полосы света и со всех сторон замелькали черные силуэты дачников.

Мрак, лес и странное безумие, как сон, остались где-то, а вокруг все стало просто и обыкновенно.

– Прощайте, теперь я сама!.. – через силу проговорила Нина и с радостью почувствовала, что опять сильна и свободна.

Инженер что-то спрашивал, просил, но Нина настойчиво повернула к дому, и он с животной досадой подумал, что теперь ее не удержать. Надо было пройти короткую темную аллейку, и здесь Высоцкий опять обнял девушку, но Нина уже не отдавалась его поцелуям. Ее ответные поцелуи были торопливы, невнимательны и легки. Вырвавшись, девушка побежала и скрылась в калитке.

Инженер дернул плечом и досадливо скрипнул зубами.

– А, черт бы их драл!.. Вот принесла нелегкая!.. Это я Райке не прощу!.. Ну, да ладно!.. До другого раза, милая Ниночка!..

Он ухмыльнулся почти с ненавистью, повернулся и пошел обратно. Но нервы были взвинчены и казалось совершенно невозможным идти домой спать. Не зная, что делать и чем погасить невыносимое физическое раздражение, инженер двинулся к ресторану.

«Придется напиться, что ли!..» – подумал он.

Темная женская фигура, четко постукивая каблуками, шла к нему навстречу.

– А, это вы!.. – насмешливо протянул инженер и остановился. – Мое почтение. А где ваш кавалер?

– А где ваша дама?.. – также насмешливо спросила Раиса.

Инженер, не отвечая, пристально посмотрел на нее, как бы что-то соображая, потом шагнул и вдруг схватил ее в объятия.

Раиса Владимировна едва не упала от неожиданного толчка.

– Вы с ума сошли!.. – прошептала она вырываясь. – Увидят!..

– Ну, что там!.. Не жеманься, пожалуйста! – грубо возразил инженер.

– Скучно… надоело!.. – с усталой, холодной злостью проговорила Раиса.

С минуту они стояли так, с какой-то странной ненавистью глядя друг другу в глаза. Потом Раиса медленно высвободилась, поправила волосы, нехорошо усмехнулась, пожала плечами и, как бы покоряясь необходимости, пошла к своей даче. Высоцкий последовал за нею. До самого дома они дошли молча, как враги.

Окно ее спальни, как всегда, было открыто и чернело на белой стене. Внезапно мрак в нем заколебался, появилась голая женская рука и со стуком захлопнула стекла.