Текст книги "Гончаров попадает и притон"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Ефимов расщедрился и прислал аж пять бутылок. Батон колбасы и три булки хлеба. В придачу я забрал у Макса вчерашний набросок портрета Жоры. Некрасивое это занятие – при помощи водки выуживать информацию у людей и без того ущербных, Богом обиженных. Но действует практически безотказно.

Первой подошла женщина неопределенных лет, одетая в обноски с определенным запахом, унылая и с явной грустью в глазах.

– Покойничка поминаете?

– Поминаю, сестра, – смиренно согласился я.

– А кем ему будете-то?

– Дядюшкой.

– А не нальете стаканчик, я б тоже помянула.

– Отчего же не налить, помянуть – дело святое.

Она, манерно отставив мизинчик, разом хряпнула сто пятьдесят и не спеша, с достоинством удалилась. И тут на меня, как на Бастилию, двинулась невесть откуда взявшаяся толпа. Да не хватило бы и пяти ящиков! Поэтому я поспешно закрылся в машине, через стекло выбирая информатора действительно знающего. Десятка полтора бродяг терлись вокруг машины, словно под ней лежала самая вкусная корочка сыру. Наконец до моих ушей дошел нужный мне разговор.

– Ты че, вообще, что ли? – говорил он.

– А я тебе говорю, точно она, – доказывала женщина.

– Иди ты! Станет он второй раз приезжать?

– Да я и номера-то помню: сорок восемь сорок пять.

– Это ты сейчас увидела.

– Мудак, как я их могу увидеть, когда сбоку стою. Зайди и проверь.

– Точно. Галка, давай-ка отсюда!

– А мужик-то не тот.

– Да. Тот постарше был.

С независимым видом я вышел из машины. Парочка отпрянула. Я не торопясь открыл капот и бесцельно подергал свечи, проверил масло, открыл радиатор и засунул туда палец. Парочка осмелела, подошла поближе, стараясь заглянуть поглубже вовнутрь салона, где на заднем сиденье рефлекторным раздражителем лежало четыре пузыря водки.

– Выпить хотите? – спросил я как можно обыденней.

– Еще чего? – заартачился мужик.

– Не хотите – не надо, – послушно согласился я, захлопывая капот. – А то племянника помянули бы. Убили его здесь. Вот на этой машине привезли и убили.

– Я же тебе говорила, что та самая машина, а ты… Можно и помянуть.

– Ну, садитесь тогда. – Я открыл дверцу.

– Нет, может быть, лучше к нам зайдем?

– Куда? Куда к вам? – спросил я, искренне ошарашенный.

– Это недалеко, как раз в том месте, где закопали вашего племянника.

– Ну, вы идите, а я за вами поеду.

Метров через сто они остановились, приглашая меня следовать за ними. Только куда, я так и не понял. Но все-таки вышел и наконец сообразил, о каком жилище шла речь. В яме глубиной метра полтора на куске рубероида стояли два платяных шкафа. Сдвинуты они были задними стенками, а сверху тоже прикрыты рубероидом. Фантастика!

– Заходите, – любезно пригласили радушные хозяева.

– Да ведь мы там не поместимся.

– Не скажите, мы вшестером помещались и даже спали.

– Нет уж, садитесь лучше в машину.

С опаской, но они все-таки влезли на заднее сиденье, и я тут же пожалел о своем гостеприимстве. Удушливый смрад, казалось, навечно овладел салоном. Я поспешно откупорил приманку, влил в них по полбутылки, после чего предложил прогуляться.

– Расскажите мне все о последних минутах жизни моего племяша.

– Ну че рассказывать, вон там его зарыли, даже не зарыли, закидали всякой всячиной. Знали, что там «КамАЗы» – мусоровозы разгружаются. Так оно и было, на следующий день его засыпали так, что не докопаться. А три дня назад бульдозер пришел, стал разравнивать кучи, вот он и вылез.

– А кто его привез?

– Двое, мужик да баба. Галка услышала шум и меня разбудила. Я выглянул. Гляжу, подъехала эта машина и связанного мужика из кабины, значит, вытаскивают.

– С какого сиденья?

– С переднего. А он живой еще, значит, слазить не хочет, тогда мужик его чем-то по голове стукнул, он и вывалился. Они его к фарам подтащили. Фары не шибко горели, не ярко. Тут баба говорит, дескать, давай скорей, утро скоро. Мужик достал ножик и начал ему, значит, руку отрезать. Он как закричит. Не надо, мол, я все сделаю, буду слушаться. А баба говорит, мол, что ты нам мертвый нужен.

– Не так она сказала, – вмешалась Галка. – Она сказала: «Мертвец, ты еще будешь жить!» Ну а потом, само собой, мужик его убил.

– Как?

– Он ему голову резко крутнул. Говорит, чтоб крови меньше было. Баба тогда засмеялась и говорит: «Крови, дядюшка, еще много будет». Мужчина, а можно нам еще выпить?

– Да-да, конечно, – с готовностью побежал я к машине, схватил бутылку водки, булку хлеба и батон колбасы. – Вот ешьте, пейте, только сначала дорасскажите.

– А че дорассказывать-то? Опять мужик стал у него руки отрезать.

– Как?

– Почти от локтя, кожу подрезал и осторожно, значит, как будто кроличью шкурку сдирал, содрал до пальца, а потом всю руку с костями отрезал.

– Кисть, что ли?

– Во-во, кисть. Говорит бабе: «Остальное дома сделаю, аккуратно надо, чтоб не порвалась». Отрезал он одну, положил в полиэтиленовый мешок и отдал бабе, а та, довольная, смеется, говорит: «Золотые мои рученьки». Потом, значит, вторую точно так же отрезал и тоже в пакетик положил. Говорит бабе: «Принеси воды, чтобы кровь смыть».

– Нет, – опять вмешалась Галка, – сначала они его закопали, а только потом он стал мыть руки. Она ему из канистры поливает и спрашивает: «А полезут ли, рука-то у него побольше». Он ей отвечает, у меня, дескать, все полезет. Ну а потом они уехали, а мы всю ночь не спали. Теперь можно выпить?

– Пейте, конечно, только скажите, не этот ли мужик был?

Я достал Максов набросок.

– Нет, что вы, это какой-то бандюга, а тот был человек интеллигентный.

– А девушка какая была? Блондинка, брюнетка, толстая, тонкая, высокая, низкая, как была одета?

– Они оба были в черных блестящих костюмах. А на головах у них были черные резиновые шапочки. Росту были одинакового, может, мужик чуть повыше. Ну где-то как вы. Да и комплекции такой же.

– Какого возраста был мужик?

– Лет пятьдесят, может, чуть поболе, а бабе лет тридцать. Вот так.

– Больше вам ничего не запомнилось?

– Нет, ну… Вот туфли еще они с него сняли.

– И все?

– Сейчас мы выпьем, может, еще чего вспомним, можно?

– Можно, конечно.

Та информация, что я от них получил, стоила еще две бутылки. Поэтому я терпеливо ждал, когда их желудки станут полны, а мозги веселы. Выпив бутылку и сожрав еще полбатона колбасы, они недвусмысленно посматривали на оставшуюся и, по их мнению, ненужную мне водку. Я был не против.

– Ну, что-нибудь еще вспомнили?

– Да как сказать. Вот Галка бычок подобрала, хотела его выкурить, но я отобрал, на всякий случай, значит. Может, думаю, пригодится. Бычок тот баба выбросила. Хороший бычок. Его еще курить и курить можно. Я у Галки его отобрал и в мешочек полиэтиленовый определил. Человек-то я с понятием.

Язык его потихоньку начал заплетаться, как и он сам, а вот подруга, как ни странно, держалась. Видно, пить начала недавно. Бычок, безусловно, стоил двух бутылок водки, о чем я им и сообщил. Торг состоялся, и довольные стороны засим расстались.

Отъехав с полкилометра от кладбища мусора, я остановился, обдумывая ситуацию и полученную только что информацию.

Что мы имеем? Двух убийц, это бесспорно, а возможно, и трех, потому что способ убийства Гены совершенно иной, чем в остальных случаях. К тому же перчатки, судя по рассказам бомжей, предназначались какому-то третьему лицу. И он их с успехом использовал во всех известных убийствах. Но не золото техника или монеты нумизмата были основной целью бандитов. Эта серия преступлений имела совершенно иную нагрузку. А именно: внушить Вовану, что Генка жив и нет никакого основания бить тревогу по поводу дальнейшей судьбы фирмы. Как, впрочем, и по поводу своей собственной. Но для чего такая временная оттяжка? Наверное, Поляков проводит какую-то крупную финансовую операцию и они ждут ее завершения. Очевидно, банду возглавляет экономист. Кому, как не ему, детально известно состояние и сроки выполнения договоров. С этим мы решили. Второе: мужик, который свернул Генину шею, а потом аккуратно снял с него перчатки – поносить. Причем сдирал кожу хладнокровно и профессионально. Кто он? Это может быть врач, причем врач-хирург, или патологоанатом, или мясник, или… или нейрохирург. Отлично, Константин. Недаром он тебе не понравился. Да и Валентина что-то похожее плела, правда, со своей точки зрения. Но это уже детали. Теперь третье: девица, что увезла Геннадия на верную смерть. Кем она может быть? Да кем угодно, начиная от Генкиной бляди и кончая дочкой министра. Но баба она, безусловно, циничная и рисковая. Причем посвящена во все тонкости черного мероприятия. Еще мы знаем о ней то, что курит она сигареты «Салем» и пользуется темной, почти коричневой, губной помадой, фильтр не прикусывает. Совершенно равнодушна к кровавым зрелищам, или даже, наоборот, они доставляют ей удовольствие. Прагматичная и перспективная девочка, яркий продукт сегодняшнего дня. И еще знаем то, что она назвала вивисектора дядюшкой. Это, возможно, и хохма, но на всякий случай запомним это. Она знакома с садистом Жорой, иначе какой смысл ему выгораживать ее и давать мне ложные ориентиры… Просто знакомы или… Скорее всего, Жора хоть краешком, да вхож в их банду. Убийства Юшкевича, Крутько и его любовницы совершены с поразительным садизмом, а Жора, судя по рассказам проституток, как раз и является садистом. Итак, что мы имеем? Если исходить из моих умозаключений, двух из четырех членов банды я знаю в лицо. Это нейрохирург Самуил Исаакович и урезанный Жора. Экономиста вычислить несложно. А вот кто эта девка? Но думаю, они расскажут сами.

Все это хорошо, господин Гончаров, твои рассуждения мне нравятся самому. Только вот вещественных доказательств у тебя, прямо скажем, не густо. А значит, и все твои умозаключения не стоят кошачьего хвоста. Можно, конечно, привлечь бомжей и проституток в качестве свидетелей, но совершенно непредсказуемо, как они себя поведут в ходе следствия. А с другой стороны, почему именно я должен искать эти самые доказательства? Достаточно того, что я сделал как для Полякова, так и для Ефимова. Первому я указал, откуда следует ждать неприятностей, снял с него подозрения, отыскал (правда, не я) труп брата, более того, могу назвать убийц, хотя бы одного. Но он ли это? Впрочем, сейчас проверим. Для Ефимова тоже сделал немало.

* * *

К элитной больнице я подъехал осторожно и машину приткнул между забором особняка и чьим-то гаражом. Подъехать-то я подъехал, а вот что делать дальше? Как попасть в элитную клинику, да еще незамеченным? Дырка в заборе, слава Богу, цела. А возле бокового хозяйственного входа копошились маляры. Три мужика и две женщины, это уже легче. Наметив одного из них, я подал ему знак подойти. Лениво и нехотя он подошел, продувая головку пульверизатора.

– Что хочешь?

– Ничего, хочу спросить, что вы там красите?

– А ты что, госприемка?

– Не, я просто так. А выпить хочешь?

– Конечно, если нальешь.

– Вот тебе двадцать «штук», скоро обед. Сам выпьешь.

– Спасибо. Выпью за твое здоровье. Ну, я пошел.

– Э, мужик, погоди, чего вы там красите?

– Стены на лестницах. И не красим, а делаем «шубу».

– Хочешь еще сто «штук»?

– Конечно, если дашь.

– Дай на полчаса свою робу.

– А я голый останусь?

– Мое пока наденешь.

– Только на полчаса. Пока я до магазина прогуляюсь.

Чумазый, в извести, цементе, мраморной крошке и еще черт знает в чем, я через пять минут поднимался по хозлестнице на третий этаж. Кажется, там был кабинет Самуила Исааковича. Навстречу спускалась санитарка, толстенная баба лет под пятьдесят.

– Девушка, как мне найти Самуила Исааковича?

– По какому делу?

– Работаем мы у вас, а у меня проблемы личного характера.

– Он обедает.

– Тогда я подожду.

– Только переоденьтесь. Кабинет триста пятый.

– Спасибо, кисанька.

– Не болей, котеночек.

– А он долго обедает?

– С полчаса кушает.

– Ну и ладно. – Я поплелся вниз, но как только санитарка скрылась из поля зрения, махом оказался на третьем этаже. Глубоко надвинув солдатскую панаму, я нагло шагал по стерильному коридору, крытому ковровой дорожкой.

Дверь триста пятого оказалась запертой. Мне не оставалось ничего другого, как воспользоваться фомкой, времени было мало, и действовать приходилось наверняка. Платяной шкаф, пиджак, карманы. Есть. Водительское удостоверение и билет члена клуба нумизматов. Ха-ха. Со злости я забрал и то и другое. Мне хотелось еще остаться и смотреть, смотреть, щупать, нюхать, узнавать, чем живет этот старый злобный урод. Но можно было испортить все. Лучше яйцо в руке, чем на дереве.

Я уже шел по коридору, когда меня окликнул женский голос. Никак не реагируя, я быстро спустился вниз, предвидя, что сейчас начнется погоня. Дожидаться мужика я уже не мог, тут же помчался к машине. Отъезжая, я заметил, как несколько человек выскочили на крыльцо.

Свалка была на месте. Исправно тарахтел бульдозер. В его тени на спецовках громко храпело трио, видимо основательно обмыв сегодняшнюю находку. Мои подопечные бомжики тоже спали, уютно расположившись каждый в своем шкафу. Стоило большого труда их растолкать. Они поначалу очень осерчали, но, сообразив, что перед ними стоит живая выпивка, встретили меня радостно и задушевно. Когда я объяснил им суть дела, мужик, сделав озабоченное лицо, почесал под мышкой и глубокомысленно изрек:

– Это надо смотреть. Тут дело серьезное.

– Все серьезное лежит в машине.

Пошатываясь, он поднялся. Я уже хотел подниматься наверх, когда заметил еще одну очень серьезную штуку. А именно: в измазанную жиром разделочную доску был воткнут вивисекционный скальпель.

– Это я возьму тоже! – кивнул я на нож.

– Можно тоже, но дороже, – выдал свежую прибаутку алчный бомж.

На солнце он внимательно осмотрел все фотографии, так же внимательно пересчитал пять бутылок водки и позвал бомжиху.

– Конечно он! Он вот этим самым ножом и отрезал ему руки. Точно говорю.

– Да я не спорю, – подтвердил мужик, – только за ножик-то добавить надо. Вещь все-таки!

Я протянул им сотенную и, уезжая, посоветовал:

– Вы бы, дамы и господа, убрались отсюда куда подальше хоть на время – на месяц, на два. А если вы мне понадобитесь, то я через вашу почту сообщу, дескать, дядя Костя хочет видеть тетю Галю и…

– Дядю Сашу! Меня Сашей зовут.

– Ну вот и договорились. Сегодня же поменяйте офис.

«Теперь и гадать не надо, – думал я, укладывая стрелку на 120, – теперь можно сказать, „девятка“ моя. Как отреагирует Вован на такое сообщение? Сейчас заеду к Вале, а потом прямым ходом в трактир. Эх, Валя, Валентина, и что же мне с тобой делать? Приедет Ленка, скандал устроит. А впрочем, откуда она узнает? Хотя узнает. Такие вещи узнаются сами собой. Помимо нашего желания».

Я уже собирался позвонить в дверь Валентининой квартиры, когда неясный шорох сверху заставил меня насторожиться. Это среди белого-то дня. Что дальше будет? На цыпочках по стеночке я поднялся на пролет. Прислушался. Точно, кто-то затаился и чего-то ждет. Уж не меня ли? Так же осторожно я продолжал восхождение, задерживаясь на каждой ступеньке по пять секунд. И вот, когда я ступил на третий этаж, на меня с грохотом и матом понеслось что-то тяжелое и громоздкое. Инстинктивно пригнувшись, я упал. Человек пролетел мимо, воткнувшись головой в дверь квартиры.

– Батюшки, кто к нам в гости пожаловал? Сам дядя Жора с дубинкой и плохими намерениями.

Я повернул его голову. Она была в крови. Небольшой лоскут кожи навис над бровями. Но был он жив, хотя и без сознания. Интересно, на кого охотился он сегодня? На Валю или на меня? Наручники я оставил в машине, но без присмотра этого дьявола оставлять нельзя, даже если он без сознания. Колотушка у него что надо, вероятно, залита свинцом. За шиворот я потащил этого монстра вниз. Возле Валиной квартиры условно позвонил. Открыв дверь, она несколько минут просто стояла и смотрела то на мою малярскую одежду, то на «дичь». Федор реагировал иначе. Сразу почуяв старого врага, он изготовился к прыжку.

– Ну, что стоишь? – не выдержал я.

– Муж пришел домой?

– Ну, пришел!

– Муж убил большого мамонта?

– Еще не убил.

– У нас будет много мяса. Муж, дай дубину.

– На, и позвони Ефимову, пусть приезжают и забирают. Это убийца, тебе знакомый. Звони быстро.

– Он просит тебя подойти к телефону, – через минуту сообщила Валя.

– Скажи, не могу, держу его, пусть немедленно приезжает.

– Сказал, сейчас выедет, а ты где такой прикид оторвал?

– Потом расскажу, потащу его вниз, наручники накину. Жди, часа через два приеду.

Хорошо, что в нашем подъезде мало квартир, не то бы меня заподозрили в чем-то нехорошем.

Когда я цеплял второе кольцо наручников за турник, Жора стал подавать признаки жизни в виде легкого похрюкиванья, которое в конце концов перешло в бессильный злобный мат. Ну не мог я отказать себе в удовольствии. Хоть вы меня режьте, хоть бейте. Изловчившись, с размаху въехал ему меж ног.

– Тебя, Жора, теперь на зоне самого топтать будут, за всех девчонок, что ты покалечил, за каждую по сорок раз.

– Ты что ж с человеком делаешь, изверг, нехристь?

– Дык ен раньше в ментовке работал, обучили, – обсуждали мое несанкционированное поведение дворовые бабули.

– Ага, а теперь еще с миллионершей связался, вообще распустился. Михайловна, звони в милицию, убьет ведь человека, при детях убьет.

Наконец в арке показался милицейский «уазик». Но, к великому сожалению двора, в него запихали не меня, а жертву.

– Кто это? – спросил незнакомый лейтенант.

– Тот, кто замочил зубника и нумизмата с любовницей, а возможно, и парнишку с почты.

– Вам Александр Николаевич велел немедленно явиться.

– Мне некогда, дорогой, передавай ему привет и вот эти права. Это права человека, который второго августа убил Геннадия Полякова. Пойдем, я отдам тебе кое-какие вещдоки.

Из бардачка я вытащил скальпель и окурок сигареты.

– Этим ножом нейрохирург отрезал Полякову руки, а сигарету курила в это время ассистирующая девица, на поиски которой я отправляюсь. Честь имею!

«Ну и Гончаров! Ну ты даешь! Двоих, считай, сдал. Осталось двое», – думал я, выезжая со двора.

На обочине отчаянно голосовала стройная блондинка.

«Если по пути, подвезу, – подумал я, притормаживая. – Господи, да ведь это моя очаровательная Аннушка».

– Кот, ты? – не меньше меня удивилась старая знакомая. – Вот так встреча, а ты, я гляжу, и «тачку» приобрел?

– А как ты думала?

– Подбрось до вокзала, опаздываю.

– Это можно. Тем более – по пути. Как живешь?

– Все тебя жду, сокола ясного.

– Ну, не очень-то и ждешь. Были у вас, видели!

– А что остается бедной женщине. Костя, там в тупичке туалет, сверни на секундочку. Не могу.

– Только для вас, мадам, – галантно ответил я, сворачивая в правый тупик и подъезжая к общественному нужнику. – Вам сюда?

– Конечно, – ответила она, и меня затрясло, как всех чертей, вместе взятых, а в конце резкий удар парализовал меня надолго.

В себя я пришел, когда, уже связанный, сидел на пассажирском сиденье, а за рулем восседала моя старая добрая знакомая Анна, знойная женщина сорока неполных лет. Нет, Гончаров, болван ты неисправимый, и прав был доктор травматологии, назвав тебя идиотом форменным. Сиди вот теперь и решай сложную задачу: сразу тебя укокошат или сначала перчатки снимут, как Гене Полякову. И будешь ты какое-то время числиться опасным преступником-маньяком. «Вот непруха, а какой чудесный вечер был». Да, вечер вчера действительно удался. Очевидно, судьба напоследок решила сделать мне прекрасный подарок. А эти дятлы из РОВД, машину осматривали… сволочи, лень было под водительское сиденье заглянуть? Ведь коту ясно, если машина оснащена такими сюрпризами, то они находятся под каждым сиденьем. Кому-то ясно, а вот Константину Ивановичу это стало понятно только сейчас. Иначе бы Ефимов еще вчера сплясал мне танец с саблями. Стоп, Котик, думай, умненький. Кнопка-то где-то здесь, с этого сиденья меня вырубила старая шлюха.

Машина мчалась по хорошей проселочной дороге, никто нас не обгонял, а редкие встречные автомобили равнодушно проносились мимо. Я тихонечко перебирал ступнями. В надежде найти эту чертову кнопку, мой последний шанс. Чуть левее, чуть правее. Где-то должен быть заветный бугорок. Слава Богу, ноги она не связала.

– Ты не сучи ножками, не сучи, Котик, отключила я систему. Так что успокойся, сиди смирно и наслаждайся жизнью.

Я молчал, не желая давать лишнего повода этой потаскухе для веселья. Интересно, кто она? Экономист вовановской фирмы или та девка, что увезла Генку Длинного на смерть? Если это она, то находиться рядом с ней уж вовсе неприятно. Пусть уж Анна будет экономистом, решил я и немного успокоился. Всегда приятнее думать о лучшем варианте.

– Хочу помочиться, – официально заявил я.

– Писай, Котик, под себя, – посоветовала старая сволочь.

– Уже было!

– Что?

– Похожая ситуация, когда меня вот так же привязанного везли убивать.

– И ты не вынес из этого никакого урока? Мне искренне тебя жаль. Но думаю, тебе больше уроки не понадобятся.

«Если она отключила систему электрошока, то я с ней справиться могу, если потихоньку освободить руки», – подумал я и начал осуществлять свой план.

– Дай сигарету, старая калоша.

– А повежливей нельзя?

– Не заслуживаешь.

– Тогда и сигареты ты не заслуживаешь.

– Хорошо! Маленькая моя, дай своему Котику тютюню.

– Это другое дело.

Из сумочки она вытащила пачку сигарет, и мне стало совсем тоскливо, потому что на ней было написано «Салем», одну из этих «салемов» она воткнула мне в рот. Чиркнула зажигалкой и дала прикурить.

– Когда полтора года назад меня везли вот так же спеленутого, то давали выпить.

– У меня нету.

– А у меня есть, потому что я, запасливый и умный сыщик, предвидел, в какую дальнюю дорогу мне придется отправиться. Будь добра, заинька, в багажнике между канистрой и запаской лежат две бутылочки «Столичной». Так ты уж, птичка, предоставь мне одну.

– Перебьешься, не сорок первый.

– Это хорошо, что не сорок первый.

– Почему?

– Потому, что сорок первого она застрелила.

– Все веселишься, Гончаров.

– Ага. Под глазами мешки со смешками. Весело!

– Ладно, – саданула она по тормозам, – налью я тебе.

– Конечно, как в доброй старой Франции, приговоренному к казни полагался стакан водки.

Когда она вышла из машины, я сделал пару резких выпадов, но – увы. Скручен я был основательно, со знанием дела. Пришлось довольствоваться стаканом водки и куском гнусной жевательной резины.

– А далеко нам еще ехать?

– Доедем – узнаешь.

– Золотце, но я действительно хочу в туалет.

– Давай под себя.

– Слушай, Анна, перестань дурачиться, у меня сейчас там все лопнет.

– Это твои проблемы. Писай в водочную бутылку.

– Дура, там же водка.

– Вылей.

– Останови. Я сначала ее выпью, а уж потом…

– Ты как маленький, будто в санаторий едешь, – досадливо проскрипела тварь, но остановилась.

– Наливай.

– На, пей уже, и дело с концом.

– Развяжи руки.

– Вот на это ты меня не купишь! Достаточно тебя изучила.

– Но как же я… чем?..

– Успокойся, я сама расстегну твои штаны. Не привыкать. Так что ни тебе, ни мне стесняться не придется. Господи, где ты такие брюки нашел? Все в извести, грязные.

– У твоего дядюшки одолжил, доставай, что ли.

– У какого дядюшки?

– У твоего Шмуля Исааковича. Сейчас-то его уже повязали.

– Ты плохо думаешь о его умственных способностях. Он еще пару часов назад покинул негостеприимный город.

– То-то оставил документы в своем кабинете.

– А зачем они ему? Другие есть. Скоро ты с ним встретишься, Котик. Не думаю, чтобы эта встреча доставила тебе радость.

Да, похоже, и тут тебя накололи, великий сыщик Гончаров.

– Слушай, Анна, расстегивай скорее, а то сейчас…

Она нагнулась, стараясь поудобнее ухватиться за ширинку, и это был мой шанс, возможно последний. Резко закинув ей за шею правую ногу, левым коленом я ударил в голову. Она ойкнула и на секунду потеряла сознание. Но уже через мгновение начала судорожно выдергивать бестолковую голову из моих ножниц. Прихвачена она была капитально, и тут я не волновался. Другой вопрос мучил меня, что делать дальше? То ли сразу сломать ей шею, то ли подождать до другого раза. Изловчившись, она вцепилась зубами в мою левую ляжку. Я легонько придавил основание ее черепа, и она обмякла. Но от боли укуса у меня потекло. Ну и черт с ней, она того заслуживала. Я даже мстительно улыбнулся, когда она протестующе что-то забубнила, находясь под моей задницей.

Но что делать мне? Если раньше хоть какой-то транспорт шел навстречу, то теперь проселок вымер совершенно. А ведь не исключен момент, что на горизонте покажется кто-то из их банды, тот же нейрохирург, и вот тогда уж мне никаких шансов оставлено не будет. Думай, Гончаров, ты ведь ужасно умный!

Руки у меня были связаны позади, через спинку сиденья. И к сиденью же был приторочен торс. На свободе оставались только голова и ноги, но ноги были заняты важным делом, они держали преступницу. Если сломать ей шею, то выбираться мне будет значительно легче, но убивать ее почету-то не хотелось. Отпустить – было равнозначно самоубийству.

– Ну что будем делать, амазонка хренова?

– Отпусти, – невнятно и глухо ответила она.

– Чтобы ты, как и хотела, доставила меня до своего дядюшки-изверга? Нет, не пойдет, Анетта, Жанетта, Бабетта… Жанетта? О-ля-ля. Аннушка, так ты и есть та самая Жанна, гостившая у веселых вдов и так незаметно исчезнувшая, когда заслышала голос старого приятеля? Ну и дурак же твой старый приятель! Чем ты меня связала? – Я немного сдавил ножницы.

– Колготками!

– Скотина, своими вонючими коготками ты связала чистые руки Гончарова.

– Они новые. – Ее руки, точнее, ее правая рука вдруг пришла в движение, и она попробовала поднять мой мужской дух.

– А вот этого не нужно, – охладил я ее доброе начало и опять придавил череп. – Не лапай, не твое, а лучше протяни свою шаловливую ручонку мне за спину и постарайся развязать узел. Если ты это сделаешь, то тебе будет не так больно.

Она не пошевелила и пальцем.

– Пойми, милая, в противном случае мне придется сломать тебе шею, старая шлюха, вот так. – Я резко дернул левой ногой, и она заорала. А когда пришла в себя, потянулась к узлу.

Ковырялась она вечность, как мог, я помогал ей. В конце концов руки мои были свободны, а остальное было делом техники. Ее же колготками я перевязывал Анну долго и старательно, не забыв про ее длинные ноги.

– Костя, – ныла она, не очень веря в успех, – отпусти меня, и на этом поставим точку. Ты не увидишь меня, я не увижу тебя.

– Нет, Аннушка, нет, голубушка. Уж больно отменная стерва из тебя получилась. Говорил тебе, скурвишься, а ты, оказывается, уже.

– Костя, я тебе дам денег, очень много денег.

– Вот как, а откуда?

– У меня есть! Я провела ряд сделок за спиной у Полякова и всю прибыль оставила себе.

– Каким же образом? – заинтересовался я, запуская двигатель.

– Я у него работаю экономистом. Всегда нахожусь в курсе событий. Иногда, искусственно отбив у него клиента, проворачивала операцию сама, используя подпись Длинного Гены. А иногда, и чаще всего, работала с наличкой. Это очень удобно.

– Зачем же было убирать Гену, если он так послушно помогал тебе?

– Это первое время он был послушен, а потом стал требовать равный процент, что для меня оказалось нерентабельным. Когда я ему об этом сказала, он вообще стал шантажировать меня, предупредив, что сообщит брату.

– Как же вы могли снимать бабки, чтобы Длинный Вован об этом не знал?

– У Гены тоже был счет, на него мы и оформляли.

– Тогда какой смысл было вообще работать с Владимиром?

– Во-первых, только у него был допуск к дешевым, полулегальным запчастям, а во-вторых, огромная сеть реализации, из которой я и вылавливала мелкую рыбешку, а мне это порядком стало надоедать. Более того, он уже что-то начал подозревать, и мне срочно нужно было заиметь право второй подписи. Она обуславливается нашим уставом.

– Логично, но исполнено неаккуратно. Зачем вам нужны были посторонние жертвы в лице Крутько и Юшкевича?

– Во-первых, создать иллюзию, что Гена еще жив.

– Для чего?

– Чтобы обеспечить полную нашу непричастность к его убийству. Во-вторых, оттянуть время до окончания незаконной сделки, которую сейчас совершает Вован. Моя подпись там была бы лишней, и, в-третьих, самое главное, дядюшка имел личный зуб на Крутько и Юшкевича. Последний подставил его при сделке с золотом, а первый основательно нагрел на уникальных раритетных монетах. Так что каждый получил то, что он хотел.

– И та крутьковская потаскушка, и тот почтовый мальчишка? – Не выдержав, я отвесил ей основательную оплеуху.

Замолчав, она заскучала, но через пару километров заныла с новой силой, видимо на что-то еще надеясь.

– Ну, сдашь ты меня в свою ментовку, ну, осудят меня, дадут немножко, если вообще дадут. Адвокатов я хороших найму. В общем, считай, отделаюсь легким испугом, а вот с тобой мои ребята разберутся круто. Заруби себе на носу.

– А почему ты считаешь, что я везу тебя в ментовку?

– А куда?

– Я тебя, болезная, везу к Длинному Вовану, и мне кажется, для его судилища адвокат не потребуется. Как ты думаешь?

Безумным зайцем в ее глазах запрыгал страх.

– Это невозможно, так не делается в цивилизованном обществе.

– В цивилизованном обществе по ночам не бьют Гончарова колотушкой по голове, не прячут четвертованные трупы сослуживцев на помойках.

– Костя, у меня счет в швейцарском банке.

– Напишешь заявление управляющему, чтобы перевел его на тот свет, будешь чертям за газ платить.

– За какой газ, что ты мелешь?

– Для подогрева котла.

– Дурак, я хотела тебе предложить…

– Не надо.

– Я хотела…

– Я не хочу.

– Женись на мне. Уедем из этой проклятой страны…

– … И заживем мы с тобой, несравненная моя Аннушка, душа в душу.

– Конечно.

– Не могу, твой жених тебя уже ждет.

– Кто?

– Черт с большими рогами и ухватом.

– Останови. Мне по нужде надо.

– Это уже было, не обезьянничай. Двух рыбок на одного червяка не поймаешь. Потерпи, уже подъезжаем.

Действительно, я выруливал на трассу зоны отдыха, где, как надеялся, еще ждали Ухов с Поляковым.

* * *

Около шести вечера я остановился у резного высокого крыльца ресторанчика и был неприятно удивлен отсутствием уховской «шестерки».

Проверив надежность узлов фиксации моей пленницы, я поднялся в ресторанчик. Если не считать хозяина Гриши, он был совершенно пуст.

– Привет, старик, а где гости? – с порога начал я.

– Сегодня нас никто не заказывал.

– А как же Владимир Петрович, он должен был ждать меня здесь.

– С утра он был с каким-то мужиком, но часов в двенадцать за ними приехал Самуил Исаакович, и они уехали.

– Но почему?

– Он сказал, что Жанна попала в аварию и положение очень серьезное. А почему у вас штаны мокрые?

– Бывает. – Я чесал подбородок и думал о том, что глупости людской предела нет.

– Я дам вам другие брюки?..

– Давай, – автоматом ответил я, не зная, что делать дальше.