Текст книги "Тайна Животворящего Креста"

Автор книги: Михаил Палев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Давайте я его позову, – предложил я и достал мобильник: – Валерий Иванович! Будьте добры, подойдите к нам.

Тавров подошел и уселся рядом с нами на скамейку.

– Знакомьтесь! Тавров Валерий Иванович, полковник милиции в отставке, ныне частный детектив. Липатов Владимир Николаевич, которому сейчас необходима помощь частного детектива, – представил я их друг другу. – Владимир Николаевич, поведайте о своих проблемах Валерию Ивановичу.

– Да, но услуги частного детектива платные… – заколебался Липатов. – И я не готов… Тут дело касается нашей семейной тайны и…

– Послушайте, Владимир Николаевич! – перебил я его с досадой. – Мы убедились, что как минимум один человек уже посвящен в вашу семейную тайну. Он охотится за лежащим у вас в кармане крестом, и эта охота уже привела к гибели как минимум двух человек, один из которых – ваш дядя. Если вы полагаете, что способны справиться с проблемой без помощи специалиста – так флаг вам в руки! Если нет, то вам следует рассказать все без утайки Валерию Ивановичу, чтобы он мог понять, что делать в такой ситуации. Его первая консультация бесплатна, а что касается тайны… Если бы Валерий Иванович не умел хранить чужие тайны, он уже давно остался бы без клиентуры. Так, Валерий Иванович?

Тавров кивнул и, взглянув на часы, решительно произнес:

– Прошу вас думать быстрее, Владимир Николаевич! У меня мало времени, через полчаса я должен подъехать к клиенту. Если вы решитесь на откровенную беседу, то я перенесу встречу с клиентом на завтра: благо в данном случае время терпит. Если нет, так нет. Итак?

Липатов пожевал губами вдруг неожиданно спросил:

– Если я правильно расслышал, ваша фамилия Тавров?

– Вы правильно расслышали, – подтвердил Тавров.

– Дело в том, что буквально в тот же день, когда я приехал в Москву хоронить дядю, соседка по лестничной клетке порекомендовала мне обратиться к частному детективу. Дескать, милиция закрыла дело, а в смерти дяди, вроде бы и естественной, не все ясно. И она сказала, что ей очень помог частный детектив Тавров, который сам хоть и бывший работник милиции, но умный и честный человек. По словам соседки, детектив Тавров не только за умеренную плату помог ее дочери, попавшей в безвыходную ситуацию, но и так повернул дело, что теперь соседка ездит на своей собственной машине. Это о вас?

– Машина? – удивился Тавров и нахмурил лоб, припоминая. Вспомнив, он рассмеялся: – Да, помню! Фамилия соседки Арсеньева, не так ли?

– Точно так, – подтвердил Липатов.

– Что за дело, Валерий Иванович? Почему я не помню? – ревниво удивился я.

– Да там все быстро разрешилось! Однажды ко мне обратилась за помощью молодая женщина. С некоторых пор ей стали присылать штрафы за превышение скорости. Она очень удивилась: пара квитанций была датирована теми днями, когда она точно не пользовалась машиной. Но в ГИБДД ей показали записи с видеокамеры, где была зафиксирована модель той же марки, «Киа Спектра», и с тем же госномером, что и у нее. Очевидно, что это машина-двойник, но от ГИБДД помощи ждать не приходилось: формально это же машина госпожи Арсеньевой. И госпожа Арсеньева обратилась ко мне. Проблему мы решили за три дня.

– Неужели? – не сдержал изумления Липатов.

– Обалдеть! – более образно высказался я. – И как же вы это сумели сделать, Валерий Иванович?

– Я просмотрел записи видеокамер и обнаружил, что машина-двойник регулярно появляется на участке от 94-го до 85-го километра МКАД. Похоже, что человек, пользующийся машиной-двойником, живет в районе Ярославского шоссе, а затовариваться ездит в район 84-го километра МКАД, где расположены три крупнейших магазина: «Ашан», «Декатлон» и «Леруа Мерлин». Я попросил Арсеньеву взять отпуск, выделил ей человека, и они три дня проверяли стоянку возле этих торговых комплексов. На третий день им удалось на парковке магазина «Ашан» обнаружить машину-двойника: точно такая же модель «Киа Спектра» темно-синего цвета с теми же госномерами, что и у госпожи Арсеньевой. Мой человек немедленно позвонил мне, доложил обстановку и спросил: что делать?

– И что же вы ему посоветовали? – произнес я, предвкушая неординарное решение.

– Я посоветовал госпоже Арсеньевой вызвать эвакуатор службы «Дорожные ангелы», чтобы он увез машину в автосервис. Через полчаса появился эвакуатор. У госпожи Арсеньевой проверили техпаспорт, все соответствовало. Разумеется, идентефикационные номера двигателя и шасси проверять не стали, хотя, как впоследствии выяснилось, они были мастерски перебиты на прописанные в техпаспорте. Как потом рассказывал мой агент, в разгар мероприятия появился владелец машины-двойника. Надо было видеть его лицо!

Я представил лицо бедняги-жулика и расхохотался. Липатов улыбнулся, с трудом сдержав смех.

– Теперь мама госпожи Арсеньевой ездит на второй машине по доверенности, а сумма моего гонорара была существенно меньше стоимости даже подержанной «Киа Спектры», – закончил Тавров.

– Да, я вижу, что вы профессионал высокого класса, – оценил Липатов. – Я с радостью прибегну к вашей помощи. С деньгами у меня проблем нет: я выставил на продажу свою квартиру в Петербурге – решил перебраться жить в Москву.

Липатов решился. Он сжал губы в тонкую полоску, резко встал со скамейки.

– Едемте ко мне! – предложил он. – Там я все вам расскажу и покажу. Разговор будет долгий. Я расскажу, а Валерий Иванович даст квалифицированный совет, как мне быть. Вас, Мечислав Мстиславович, я попрошу составить нам компанию: вы случайно оказались втянуты в это дело, спасли нашу семейную реликвию, и будет весьма несправедливо, если вы не узнаете истории креста.

Глава 2

Мы приехали на знакомую улицу, вошли в подъезд и поднялись на четвертый этаж. Липатов открыл дверь ключом и пропустил нас вперед.

Профессорская квартира вполне отвечала расхожим представлениям о профессорских квартирах советских времен: большая, с высокими потолками, тремя просторными комнатами и чуланом. Обстановка соответствовала: тяжелая добротная мебель, из которой самым новым изделием был торшер со столиком по моде начала шестидесятых годов прошлого века. Во всех комнатах большую часть мебели составляли книжные шкафы: высокие, под самый потолок, словно привезенные из старой библиотеки. Они были заполнены не только старинными книгами, но и разными другими предметами – от сувениров и просто безделушек до антикварной посуды.

– Обстановка в доме практически не менялась с тысяча девятьсот сорок шестого года, когда в эту квартиру въехала семья моего деда, академика Владимира Аполлинарьевича Липатова, – с едва скрываемой гордостью сообщил Владимир Николаевич. – По необходимости прибавлялись лишь сугубо специфические вещи вроде телевизора, радиолы или компьютера.

– Ваш дядя тоже был академиком? – спросил Тавров, изучая содержимое книжных шкафов в кабинете.

– Не совсем… Он был членом-корреспондентом РАН, – ответил Липатов. – Но поскольку мало кто понимает разницу, соседи всегда уважительно величали дядю «академиком».

– А вы сами тоже наукой занимаетесь? – поинтересовался я.

– Да, я кандидат наук, доцент кафедры археологии Санкт-Петербургского государственного университета, читаю студентам курсы «Историография археологии» и «Археологическое музееведение».

– То есть получается, что вы археолог, который больше работает в кабинете, а не в поле? – удивился я.

– Такова специфика моей специальности, – улыбнулся Липатов. – Ведь важно не только откопать из земли какой-либо предмет. Важно класифицировать его, сохранить для потомков. И очень важно, чтобы археологические коллекции не воспринимались как набор исторических артефактов, а были систематизированы во всей своей взаимосвязи. Ведь собственно предмет музееведения вообще – это свойства музейных предметов отражать действительность, дающие возможность осваивать наследие предшествующих эпох, настоящее и будущее, главным образом через музеи. Однако поскольку сущностные свойства музейных предметов отражать действительность реализуются не только через музеи, а также через собрания коллекций, выставки…

– А ваш дядя тоже занимался кабинетной работой? – поспешил перебить Тавров зануду-историка, оседлавшего было свой любимый конек. – Работал с архивами?

– Он был профессором филологического факультета Московского государственного университета, отделения западноевропейских языков и литератур, – ответил Липатов. – Но в определенных исторических вопросах он превосходил даже общепризнанных авторитетов. Дядю отличала истинная энциклопедичность образования и широта кругозора. Только такие люди способны делать открытия на стыках наук.

– И он сделал много открытий? – спросил Тавров.

– Да, хотя далеко не все они признаны, – со вздохом ответил Липатов. – А многие из них дядя даже не считал нужным публиковать.

– Это почему же? – удивился я.

– Тут своя специфика, – замялся Липатов. – Дело в том, что дядя большую часть времени уделял исследованию нашей семейной тайны: исторической загадки, связанной с этим самым крестом. Разговор долгий, так что… может быть, чаю?

– Лучше кофе! – почти одновременно ответили мы с Тавровым.

– Кофе так кофе, – улыбнулся Липатов. – И, наконец, поговорим о захватывающей воображение тайне вроде бы простого деревянного крестика.

* * *

Через полчаса мы пили кофе и слушали рассказ Липатова.

– Если начать с самого начала, то придется вспомнить об основателе нашего рода, – сообщил Липатов, выжидательно глядя на нас с Тавровым: иногда и зануды осознают то, что они зануды.

– Давайте с основателя, – благожелательно согласился Тавров. Липатов явно обрадовался: преподавательская привычка к фундаментальному многословию обычно не находит понимания у окружающих.

– Основателем нашего рода в России считается некий венецианец Гуидо Тозо, выехавший в Россию из земель «римского кесаря», то есть австрийского императора, в одна тысяча семьсот тринадцатом году. Приехал он не просто так, а по приглашению своего давнего знакомого, капитан-командора российского императорского флота Матвея Христофоровича Змаевича, достигшего при Петре Великом звания полного адмирала. Благодаря протекции быстро продвигавшегося по службе Змаевича Гуидо Тозо был принят офицером в российский императорский флот. Впечатляющей карьеры он не сделал, но удостоился наследственного дворянства, получил в награду за беспорочную службу имение недалеко от Либавы и вышел в отставку в звании капитан-командора. По неведомым причинам или же в силу бытовавшего еще со времен великих московских князей обычая русифицировать имена и фамилии иностранцев в списке дворянства Эстляндской губернии Гуидо Тозо был записан как Григорий Тузов. Так и появился в России дворянский род Тузовых – попрошу не путать с известным родом санкт-петербургских купцов Тузовых.

Поскольку мы с Тавровым до этой минуты ничего не слышали про купцов Тузовых, равно как и про дворян Эстляндской губернии Тузовых, то мы с готовностью согласно закивали головами в ответ на просьбу Липатова. Тот подлил нам в чашки еще кофе и продолжил:

– Благодаря тому, что потомки первого Тузова тщательно сохранили его архив и вывезенные в Россию мелкие предметы, мы знаем о тайне креста с серебряными гвоздиками и можем сейчас видеть этот крест перед собой.

Липатов с волнением выложил крест перед нами на стол и замолк, созерцая семейную реликвию.

– А почему этот крест представлял ценность для основателя российского рода Тузовых? – прервал паузу Тавров. – Почему-то мне кажется, что не только семейную. Нет?

– Да, с этим крестом связана легенда, которую записал предок Гуидо Тозо за триста лет до его рождения. Сей манускрипт был величайшей святыней рода, и сам Гуидо Тозо вывез его в Россию буквально у себя на теле, рядом с этим крестом.

– И что же было написано в этом манускрипте? – сгорая от нетерпения, спросил я.

– Вы будете удивлены, но вплоть до середины девятнадцатгого века никто из рода Тузовых не знал, что в нем написано, – сообщил Липатов. – Дело в том, что он был написан на венецианском языке, которого никто в роду Тузовых не знал. Лишь в середине девятнадцатого века Андрей Васильевич Тузов, большую часть своей жизни проведший в Венеции, изучил венецианский язык и прочитал манускрипт. По его словам, он обнаружил там указание на места, где были спрятаны несметные сокровища дожа Венеции Энрико Дандоло, вывезенные им из Константинополя. Андрей Тузов загорелся идеей найти эти сокровища. Он выдал свою единственную дочь замуж за богатого дворянина Липатова, дав за дочерью в качестве приданого имение в Эстляндии и получив от зятя крупный кредит для поиска сокровищ. После чего он убыл из Петербурга в Венецию и бесследно исчез. Безутешная дочь и зять пытались найти его, но сумели лишь выяснить, что последний раз Тузова видели в далматийском городе Котор.

– А какое отношение имел к этим сокровищам крест? – спросил Тавров.

– Вот как раз этого Тузов не сказал. Более того, он оставил крест дочери в качестве семейной реликвии, лишь мимоходом упомянув, что этот крест имеет отношение к исчезнувшему при разграблении крестоносцами Константинополя в тысяча двести четвертом году Животворящему Кресту.

– Как?! Кресту, на котором был распят Спаситель? – поразился я. – И Тузов упомянул об этом вскользь?!

– Совершенно верно, – подтвердил Липатов. – Дело в том, что Андрей Тузов имел репутацию закоренелого материалиста и атеиста: его интересовали сокровища, а не христианские святыни. По сути, первым, кто в нашем роду заинтересовался связью между этим крестиком с серебряными гвоздями и Животворящим Крестом, стал именно мой дядя. Он был настоящим фанатиком идеи: раскрыть многовековую семейную тайну! В сущности, он пошел на филологический факультет исключительно для того, чтобы расшифровать рукопись Тозо. И ему это удалось!

Липатов сорвался с места и выбежал из гостиной в кабинет. Спустя пару минут он вернулся и положил на стол две книги. Точнее, одна представляла собой действительно древнюю книгу в толстом кожаном переплете с застежкой; вторая была обычной терадью в дерматиновом переплете – из тех, что продавались в каждом канцелярском магазине лет двадцать-тридцать назад.

– Вот! – торжественно объявил Липатов. – Оригинал, которому шестьсот с лишним лет, и точный перевод с комментариями, сделанный моим дядей. Здесь все о тайне сокровищ дожа Энрико Дандоло, исчезнувшем Животворящем Кресте и о том, что надо сделать для обретения вышеперечисленного!

* * *

Мы с Тавровым молча смотрели на лежащие перед нами семейные реликвии Липатовых: деревянный крестик с выпуклыми головками вбитых в него почерневших серебряных гвоздей; плоский кирпичик древнего манускрипта в переплете из засаленной и потерявшей первоначальный цвет кожи; девяностошестилистовую тетрадь в дешевом коричневом дерматиновом переплете – в таких тетрадях студенчество моей молодости конспектировало лекции.

– Итак, господа! – звенящим от волнения голосом объявил Липатов. – Сейчас вы будете посвящены в многовековую тайну нашего рода. Я первый из рода Тузовых-Липатовых, кто разгласит эту тайну посторонним. Но, по моему мнению, события приняли такой оборот, что тайна рискует уйти в могилу со мной, последним представителем нашего рода. А потому я просто обязан посвятить вас в нее, ибо наш род был хранителем тайны, но не ее собственником.

Я заерзал на стуле от предчувствия, что вступление может затянуться, но Липатов неожиданно сразу перешел к делу. Начал он, впрочем, издалека. Так занудливый преподаватель, приступая к теме «Устройство электрического генератора», начинает лекцию фразой: «Еще древние греки знали, что если потереть палочку янтаря о шерсть…» И так далее. Липатов соответственно начал с обретения Животворящего Креста во времена императрицы Елены, матери византийского императора Константина Великого, сделавшего христианство государственной религией в Византийской империи. Вот краткое изложение того, что нам поведал Липатов и что я сумел запомнить.

Согласно легенде, император Константин и его мать Елена во время пребывания в Иерусалиме задались целью найти пещеру, в которой было погребено тело Иисуса Христа. На этом месте стоял храм в честь Венеры. По указанию Константина храм срыли и под его фундаментом обнаружили пещеру, а рядом с пещерой – три креста. Путем положения покойника на крест сразу удалось определить, который из них Животворящий. Крест был разделен на две части: одну оставили в Иерусалиме, вторую увезли в Константинополь.

– Обретение, иначе говоря, «Воздвижение Креста Господня», празднуется Православной церковью четырнадцатого сентября по юлианскому календарю, то есть двадцать седьмого сентября по григорианскому и Католической церковью четырнадцатого сентября по григорианскому календарю. Вообще говоря, датировка обретения Креста является предметом для дискуссий.

– Это так важно? – едва сдерживая зевоту, поинтересовался Тавров.

– Не знаю, – пожал плечами Липатов. – Во всяком случае, в комментариях к расшифровке манускрита Тозо дядя подробно остановился на этих моментах и тщательно анализировал различные варианты дат обретения Креста. Все это спорно, поэтому я сообщил вам об общепринятой датировке. Нас же больше интересует не собственно обретение Креста, а его утрата. После захвата и разграбления Иерусалима персидским царем Хосровом иерусалимский Крест находился в персидском плену, пока персидский полководец Хорям не отдал его обратно, получив взамен обещание византийцев помочь ему войсками во внутренней смуте. А спустя десять лет Иерусалим сдался арабо-мусульманскому войску. Поскольку арабская оккупация носила воинствующе-религиозный характер, опасения христиан за сохранность Креста были весьма серьезны. Потому Крест разделили на части и вывезли галерами в Константинополь и другие места. Одну из частей спустя некоторое время вернули обратно в Иерусалим, где она хранилась до эпохи Крестовых походов.

– Погодите, – наморщил лоб Тавров. – Так получается, что части Креста хранились не только в Константинополе и Иерусалиме, но и в других местах?

– Да, это так, – подтвердил Липатов. – Дело в том, что практику разделения Креста на части якобы утвердила еще святая Елена, которая по дороге из Иерусалима в Константинополь даровала частицы Креста основанным ею монастырям. В качестве примера можно привести кипрский монастырь Ставровуни, название которого переводится как «Гора Креста». Святая Елена по повелению явившегося ей во сне ангела оставила монастырю частицу Животворящего Креста. По свидетельству епископа Иерусалимского Кирилла, в его время маленькие частицы Креста Господня были распространены среди христиан. Это подтверждает и авторитетнейший в христианском мире богослов Константинопольский архиепископ Иоанн Златоуст, современник Кирилла. Иоанн Златоуст сообщал тот факт, что обладание частицами Животворящего Креста не было редкостью среди его паствы, следующими словами: «Многие, как мужи, так и жены, получив малую частицу этого древа и обложив ее золотом, вешают себе на шею». Современник Иоанна и Кирилла Паулин Ноланский отправил в дар своему другу Сульпицию Северу частицу Животворящего Креста, отметив, что хотя от Креста и отделяется множество частиц, но его первоначальная большая часть чудесно сохраняется! Более того, в Константинополе в период правления императора Константина Багрянородного в императорской сокровищнице была создана особая «Лимургская ставротека», где хранилось много частиц Креста Господня. Оттуда они брались по мере необходимости для помещения в реликварии, дарившиеся от имени императора.

– Ни хрена себе бизнес! – вырвалось у меня. – Вот уж действительно богатства страны происходят не от трудов людских, а по воле Божьей.

– Кстати, – заметил Липатов, – несмотря на такую вроде бы широкую раздачу частиц главной христианской реликвии, в девятнадцатом веке решили подсчитать: сколько всего сохранившихся частиц Креста Господня известно современникам? Оказалось, примерно один килограмм семьсот граммов священной древесины! Если учесть, что Крест для распятия, даже изготовленный из хорошо высушенной древесины, должен был весить никак не менее двадцати пяти килограммов, то масштабы утраты святыни не могут не поражать!

– Но как же смогли потерять такие весьма приличных размеров куски священной христианской реликвии? – поразился Тавров.

– Иерусалимская часть Креста была утрачена в сражении при Хаттине, недалеко от Тивериадского озера в Палестине, когда войско Иерусалимского короля Ги де Лузиньяна потерпело сокрушительное поражение от армии египетского султана Салах эд Дина, известного в Европе под именем Саладин. Некий французский рыцарь сообщил, что Крест, по-видимому, захватили мусульмане, поскольку один из тамплиеров – рыцарей ордена Храма Господня – уверял, что зарыл Крест в укромном месте у Хаттинских холмов, но, явившись туда с солидным эскортом графа Генриха Шампанского спустя пять лет после сражения, за трое суток упорных поисков упомянутый тамплиер так и не смог найти Крест.

Липатов замолчал и залпом выпил остывший кофе из своей чашки.

– Значит, обнаружение Креста не было угодно Богу, – подытожил я. Липатов и Тавров воззрились на меня: первый с интересом, второй с удивлением.

– Да, некоторые христианские авторы именно так и откомментировали данный факт, – согласился Липатов. – Хотя в двенадцатом веке кантор и пресвитер Гроба Господня иерусалимский священник Анселл подробно перечисляет имеющиеся части Креста и его расчленение следующим образом.

Липатов сделал паузу и без запинки принялся цитировать по памяти древний источник, а затем подытожил.

– Таким образом, после утраты иерусалимской части Креста вторая часть осталась только в Константинополе, поскольку остальные были лишь незначительными по размеру частицами святыни, фактически не поддающимися дальнейшему разделению, и потому можно было трагедию при Хаттине расценить так: христианским миром будет править владыка Константинополя. И эта мысль не только прочно укоренилась в голове очередного властителя Константинополя, но и в голове того, кто жаждал им стать. Я уверен, что истинной причиной несокрушимой энергии разрушителя Византийской империи и инициатора разграбления Константинополя почтенного старца дожа Венеции Энрико Дандоло были вовсе не жажда мести за резню католиков в Константинополе и уничтожение венецианского квартала, не якобы имевшее место ослепление будущего дожа коварными византийцами и даже не жажда прибыли от перевозки кораблями венецианцев крестоносного войска в Египет – нет! А всего лишь вполне осознанное желание власти над христианским миром, которую могла дать только власть над Константинополем! Иначе как объяснить тот поразительный факт, что слепой девяностошестилетний старец оказался во главе крестоносного войска, штурмующего стены самой могущественной христианской столицы тогдашнего мира, да еще в первой линии возглавил решающую атаку?!

– Фанатик, больной на голову, – не удержавшись, прокомментировал я.

– И какое отношение он имеет к вашему крестику? – сдерживая зевоту, спросил Тавров.

– Терпение, мои друзья! Теперь я подхожу к главному, – объявил Липатов. – Вкратце напомню вам события Четвертого крестового похода. Венецианцы подрядились везти крестоносцев в Египет, откуда те планировали нанести удар по Палестине. Но денег, как водится, не хватило. Нет денег – нет перевозки. Крестоносцы оказались в ловушке на острове Лидо близ Венеции. И дож Дандоло предложил крестоносцам вернуть Венеции католический город Задар. Римский папа был несказанно возмущен действиями крестоносцев и подстрекательством венецианцев, но дело было сделано – куда денешься? Однако денег на переезд опять не хватило, и тут Дандоло предложил крестоносцам поучаствовать в следующей прибыльной экспедиции: помочь сыну свергнутого византийского императора Исаака Второго Комнина Алексею вернуть престол. Летом тысяча двести третьего года крестоносцы захватили Константинополь и передали престол Алексею Комнину, однако новый император не смог расплатиться с крестоносцами. Возмущенный поборами в пользу крестоносцев, народ восстал, и императора свергли. Исаак Второй умер, Алексей Комнин был убит, и у Дандоло оказались развязаны руки. Крестоносцы штурмом взяли Константинополь и образовали Латинскую империю.

Липатов сделал паузу и окинул слушателей испытующим взглядом. Похоже, наконец он подошел к главному – не прошло и часа.

– Но самое интересное вот что: куда делись те огромные сокровища и бесчисленные христианские святыни, исчезнувшие при разграблении Константинополя? Что получила Венеция, кроме украденной с константинопольского ипподрома знаменитой бронзовой квадриги и платы за перевоз крестоносного войска? Что?

– И что? – как эхо, отозвались мы с Тавровым, радостные от ощущения, что Липатов наконец покончил с преамбулой.

– А по сути, ничего особенного, – с довольным видом сообщил Липатов. – Венеции достался крохотный кусочек частицы Креста Господня в реликварии византийской работы, который сейчас демонстрируется в соборе Святого Марка. А ведь крестоносцы обнаружили два больших куска святыни, по утверждению французского рыцаря Робера де Клари, бывшие длиной около метра каждый и толщиной с ногу. И это не считая множества мелких частей в ставротеке! Кроме того, де Клари перечисляет имущество, находившееся только в одной церкви Большого дворца, в которой крестоносцы планировали складировать награбленное добро. Помимо указанных двух крупных частей Креста там же хранились Копье, пронзившее тело Господа, туника Христа, два гвоздя от Креста, терновый венец и сосуд с кровью Спасителя. И еще часть одеяния Пресвятой Девы Марии и голова Иоанна Крестителя, вывезенная впоследствии во французский город Амьен. Но святыни хранились и в других церквях великого города! И ведь крестоносцы разграбили Константинополь подчистую! С их тщательностью в грабеже могут соревноваться лишь гитлеровские чиновники, продававшие за деньги пепел сожженных жертв лагерей смерти и волосы убитых евреек. Очень характерный пример чисто европейской тщательности: храм Святых Апостолов в Константинополе – Апостолейон, являвшийся не только храмом-мавзолеем императоров Византии от Константина Великого и до Константина Восьмого – более шести столетий! – но и местом упокоения мощей святых апостолов Тимофея, Луки и Андрея, святителей Иоанна Златоуста и Григория Богослова, – был ограблен полностью! Не только богатейшее убранство и драгоценная утварь были вынесены из храма и поделены между крестоносцами, были разграблены могилы императоров и их родственников, включая могилы равноапостольных Константина и Елены, а мощи апостолов и святителей были поделены, равно как и разрубленная на куски священная утварь. Даже столп, у которого бичевали Иисуса Христа, был вывезен в подарок римскому папе. Оскверненный храм, лишенный святых могил, никто даже не подумал восстанавливать, и когда после захвата Константинополя турками два с половиной столетия спустя Мехмет Завоеватель предложил константинопольскому патриарху Геннадию Схоларию использовать Храм Святых Апостолов как кафедральный собор христиан – взамен превращенного в мечеть Храма Софии – в ставшем турецкой столицей городе, то патриарх Геннадий счел здание для этого непригодным, а потому ветхое безнадзорное строение было снесено, и на его месте ныне возвышается мечеть Фатих. В восемнадцатом веке при восстановлении мечети после землетрясения во время земляных работ нашли лишь несколько порфировых императорских саркофагов – и все!

– Но куда же все делось? – удивился Тавров.

– Что-то всплыло в Европе, – ответил Липатов, – что-то в других странах, куда бежали православные монахи и священнослужители. Мощи Андрея Первозванного якобы перевезены в Италию, в город Амальфи. Мощи евангелиста Луки оказались в базилике Святой Иустины города Падуя. Куда делись мощи Тимофея Эфесского – тут нет однозначного мнения. Мощи Григория Богослова и Иоанна Златоуста крестоносцы вывезли в Рим, и до двадцать шестого ноября две тысячи четвертого года они находились в соборе Святого Петра, откуда по распоряжению римского папы Иоанна Павла Первого их вернули Константинопольской церкви: сейчас они хранятся в стамбульском храме Святого Георгия вместе со столпом, у которого бичевали Христа. А находящиеся в храме Святого Марка в Венеции частицы Животворящего Креста, в небольшом реликварии византийской работы, наводят на мысль: куда делись те большие куски Креста Господня, которые упоминают крестоносцы? Икона Божьей Матери Никопея, то есть Победоносная, считавшаяся главной хранительницей императорского дома, которой молились императорские войска перед сражениями, – вот, пожалуй, главная святыня, вывезенная из Константинополя. Кое-что из награбленных святынь и драгоценностей хранится до сих пор в сокровищнице собора Святого Марка, но даже если это, как уверяют, всего лишь десятая часть того, что было привезено и в одна тысяча семьсот девяностого седьмом году разграблено революционными войсками «свободной и просвещенной» Франции, то это все равно очень мало по сравнению с долей Венеции в награбленном богатстве Византии, копившемся столетиями в богатейшем городе мира.

– Ладно, убедили, – нетерпеливо согласился Тавров, воспользовавшись очередной паузой в монологе Липатова. – И куда же все делось?

– Вот! – удовлетворенно воскликнул Липатов. – Вот тут и начинается семейная легенда, которую мой дядя воспроизвел по первоисточнику – рукописи четырнадцатого века. Кофе остыл? Подогреть?

Мы с Тавровым отрицательно помотали головами. Я бы перекусил, но постеснялся об этом сказать.

– Подогревать не надо, а вот коньячку к кофе не помешало бы… – брякнул Тавров. Я укоризненно взглянул на него, но Липатов совсем не удивился и достал из шкафчика початую бутылку армянского коньяка. Поставив на стол хрустальные коньячные бокалы, Липатов разлил ароматную жидкость, пригубил сам и продолжил:

– Собственно, рукопись начинается с описания момента, когда дож Венеции Андреа Дандоло дал особо секретное поручение своему секретарю Джованни Тозо. Не могу сказать, было ли «тозо» родовым именем или прозвищем: по-венециански «тозо» означает «юноша». Впрочем, это не так уж и важно. Перейдем к сути поручения. Дело в том, что в то время в Венеции случился голод, и неизвестно откуда появившийся монах сообщил дожу, что за голодом последует эпидемия чумы, если тот не примет экстренных мер. Меры заключались в том, что дожу следовало отправить свою юную дочь в Константинополь для того, чтобы обрести там основную часть Животворящего Креста, спрятанную в свое время дожем Энрико Дандоло. Дескать, только непорочной деве, наследнице рода Дандоло, удастся вымолить прощение своему прадеду за организацию разграбления христианской столицы и избавить от голода и чумы родной город. Разгневанный дож велел бросить монаха в темницу, но буквально через несколько дней ему доложили о появлении первых больных чумой. Перепуганный дож приказал немедленно освободить монаха, посадить его и юную дочь дожа на самую быстроходную венецианскую галеру и отправить их в Констанинополь. А молодой секретарь дожа Джованни Тозо вместе с двумя молчаливыми телохранителями должен был сопровождать и обеспечивать безопасность дочери правителя Венеции.