Текст книги "Малыш"

Автор книги: Михаил Грешнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

С минуту исследователи стояли молча, рассматривая воронку, – в нее свободно мог бы поместиться авиационный мотор.

Егоров молча попробовал камень рукой.

– Монолит! – сказал он.

Если бы это было в обычной земной атмосфере, рубиновая чаша, наверно бы, звенела. Но это была Луна, Егоров и Светлана стояли на вершине гигантского камня, и за их спинами был обрыв.

– Голова не кружится? – спросил Егоров у девушки,

– Нет, – Светлана, однако, оперлась на его руку.

Егоров несколько раз покрутил лучом фонаря по воронке кристаллы засверкали сумятицей искр. Егоров подумал: вспыхни сейчас луч, как это было несколько часов тому назад, их наверняка сбросит с обрыва – с высоты тринадцати этажей. Он крепче взял девушку за руку.

– Что там? – он показал фонарем вокруг шеи Малыша, предлагая Светлане обойти голову колосса кругом. Про себя Егоров отметил, что вопрос он задал шепотом, и еще отметил, что опасается, вдруг действительно вспыхнет луч...

Светлана, наверное, почувствовала его опасения, тихонько двинулась на плечо Малыша, – здесь площадка была немного шире. Но она не задержалась на плече, лишь отпустила руку Егорова и стала продвигаться дальше – на тыльную сторону. Егоров попробовал верезки, они держались крепко, привязанные к скобам. Это его успокоило.

Светлана тем временем ушла от него вперед.

– А здесь!.. – воскликнула она. – Григорий Артемьевич, здесь тоже рубин!

На противоположной от воронки стороне был тоже рубин. Вернее, – тот же рубин, пропущенный через всю скалу. Другой конец его был срезан в виде торца.

– Лазер! – сказал Егоров,

– Лазер, – согласилась Светлана.

– Тыльная сторона поглощает солнечный свет, – рассуждал Егоров. Теперь он и Светлана стояли на более широкой площадке, уходившей от затылка Малышь метра на полтора. Снизу рубин невозможно было заметить, Егоров его и не заметил, когда впервые осматривал скалу. – Кристалл накапливает кванты, продолжал говорить Егоров, – рефлектор выбрасывает свет в скалы.

– Зачем? – спросила Светлана.

– Не только свет. Я видел лицо. Это космический ретранслятор!

Светлана ничего не ответила. Все это было настолько неожиданным, поразительным, что не находилось слов, и, казалось, говорить было не о чем.

– Я видел лицо! – повторил Егоров.

– Кому он передает? – спросила Светлана. – Впереди – Серповидный хребет.

– Передает нам. На Землю.

Они вернулись к рубиновому цветку. В лучах фонарей кристаллы горели мрачным красным огнем. Егоров опять почувствовал, как возвращается к нему тревожное состояние. И все же он осторожно втиснулся внутрь воронки. Приказал Светлане погасить фонарь. Нащупав затылком центр цветка, посмотрел прямо – в звездное небо. Перед ним сверкало семизвездье Большой Медведицы.

– Оттуда? – спросил он. Светлана молчала, не зная, что видит Егоров. – Если даже оттуда, то когда поставлен ретранслятор? Что они передают? Увидим ли мы передачу еще? И если увидим – поймем или не поймем?... – Егоров все еще продолжал смотреть на Большую Медведицу. – Что они передают нам?..

Вопросы, вопросы... Мысль терялась перед их грандиозностью. Два человеческих существа тоже терялись между звездами и обрывом – песчинки в бесконечном море Галактики. И все же они ставили вопросы. С вопросов – это они хорошо знали – начинается любой ответ. Его только надо найти. Надо найти!

Медленно, снимая по пути предохранительные веревки со скоб, Егоров и Светлана спустились вниз. Егоров подобрал молоток, оброненный сверху.

Медленно они пошли назад, к станции.

– Все запомнила? – спросил Егоров, скорее проверяя себя, но и надеясь на память девушки.

– Все, – сказала Светлана, – память у меня цепкая.

– И что думаешь?

– Многое. А вот словами сказать – трудно. Очень трудно, Григорий Артемьевич!

Они вернулись на станцию, когда Галин оживленно разговаривал с Сергеем Ивановичем по видеофону. Тема разговора у них была та же:

– Вы совершенно правы, – говорил астроному Сергей Иванович. – Я получил из Центра сведения за последние десять лет. Вспышки на полюсе отмечались неоднократно, и какой бы срок между вспышками ни был, время делится на 27,3.

– На лунный месяц.

– Совершенно верно, на лунный месяц.

– Можно предположить, что следующая вспышка будет по истечении этого срока.

– Вполне можно предположить, – соглашался Галин.

– Но ведь это... Вы понимаете, что это значит, Борис Игнатьевич?

– Система сигнализации. Находка. Открытие...

– Эпоха, Борис Игнатьевич, это значит – эпоха!..

Галин, соглашаясь, кивнул. Сергей Иванович и астроном с минуту глядели в глаза друг другу, ошеломленные, испуганные в душе: не высоко ли их занесла мечта.

– Что еще скажут Егоров и Светлана... – Сергей Иванович первым отвел глаза.

– Да вот они – вернулись.

Егоров коротко доложил о результатах исследования. Здесь же, в радиорубке, состоялась беседа, в которой с экрана принял участие Сергей Иванович. Казалось, все точки над i были поставлены: межпланетная связь, периодичность вспышек, транслятор, воздвигнутый на Луне представителями далекой цивилизации.

– Почему на Луне, а не на Земле? – поставила Светлана вопрос, который у всех вертелся на языке.

– Здесь не ответишь однозначным ответом, – сказал Галин. – Пришельцы появились в эпоху, когда человечество зарождалось. Маяк, который они поставили, должен быть вечным. На Луне идеальные для этого условия: нет атмосферы, ни дождь, ни ветер, ни человек не разрушат творение их рук. Чтобы понять сигналы, люди должны были подняться не на одну ступеньку культуры. И все эти тысячелетия вспыхивающий и гаснущий луч должен был будить интерес человечества. Очень умно придумано. Можно найти и еще объяснение: мы не знаем, откуда идет поток информации, – возможно, преодолевает десятки световых лет. В пути он слабеет, теряет силу и мог бы вовсе раствориться в атмосфере Земли. Здесь он попадает на ретранслятор с вечным – от Солнца – источником энергии. Миллиарды квантов копятся в рубине и затем мгновенно выстреливают информацию к Земле.

– В скалы Серповидного хребта! – воскликнула Светлана. Все бесполезно!..

– Скал этих не было, – успокоил ее Егоров. – Они появились после падения метеорита. Информация на Землю шла по назначению.

– Если хребет убрать или пробить в нем ущелье. – сказал Сергей Иванович, – Земля увидит маяк.

– Хребет существует пятнадцать тысяч лет, – сказал Егоров. – Пришельцы посетили солнечную систему раньше.

– Сколько за это время потеряно информации, – с сожалением кивнул с экрана Сергей Иванович.

– Может быть, она повторяется, – предположил Галин.

– Возможно, что повторяется, – поддержал его Егоров.

– На Земле потребуют доказательств, – вспомнил Сергей Иванович свой неудачный доклад Информцентру. – Могут быть возражения; природный феномен – мало ли чудес на Луне!

– Рубиновый стержень – разве это не доказательство? – запальчиво спросила Светлана. Сергей Иванович улыбнулся ей:

– И стержень, скажут, – феномен. Кристаллы тоже создаются природой. Тут надо подойти по-другому. Давайте подумаем как.

В это время в тысяче километров от станции бился над лунной загадкой еще один человек, исследователь, как и Егоров, выпускник Ташкентского университета, Юрий Львович Тимошкин. Хозяин Великой Стены, Мечтатель, – называли его друзья. И каждый был прав по-своему.

Станция у Стены построена лет восемь тому назад. С первого дня Тимошкин – сотрудник ее коллектива. Геолог, поэт, а по призванию лунный бродяга, он не знал, что значит часы работы и часы отдыха. Вместе со всеми возвращался на станцию, менял исчерпанные воздушные батареи на свежие и уходил к Стене.

Посмотреть на лунную карту, – Стена протянулась как отчеканенный вал, рубец, вздувшийся, почему, неизвестно, на плоской равнине. Это поражает воображение: длина Стены – сто километров! Не будь Стена такой колоссальной, ее можно было бы принять за плотину, за бруствер – за что угодно, воздвигнутое циклопическими руками. Но Стена – естественное образование, каприз лунной природы. Тимошкин в нее влюблен. Без преувеличения можно сказать, что за восемь лет работы в этом районе, он излазил Стену от ее начала и до конца.

Ниши, которые он сфотографировал и показывал Егорову, были странными гнездами в теле Стены. Всего их – семнадцать, темных пещер, одинаковой глубины и, примерно, одинаковой вырубки. Геологи как хотят, а Тимошкин считает, что ниши вырублены в скале.

– Посмотрите на эти окна! – говорит он. – Они сделаны на одном уровне, повернуты в одну сторону. Пройдите в глубину ниши лунной полноземельной ночью, повернитесь лицом к окну и вы будете видеть точно середину земного диска! И так – в любой нише!

Конечно, это может быть совпадением. Но только не для Тимошкина. На гребне Стены, здесь же, над окнами, он обнаружил остатки плит – Лунный Баальбек! – как он назвал про себя. Правда, плиты встречаются на Луне во многих местах. Тимошкину говорят: таких плит сотни. Но Юрий не соглашается. Он уверен, что здесь плиты подогнаны, лежали одна на другой. И только мощное землетрясение – лунотрясение – раскололо и сбросило их с гребня Стены. Сейчас это хаос обломков, но воображение Юрия складывает обломки, ставит плиты на место. Если бы здесь воздвигнуть колонны, был бы второй Баальбек!.. Дело твое, – спорят с Тимошкиным, – фантазируй, сколько угодно. Вот если бы ты нашел чтото существенное, что-то этакое... из ряда вон выходящее, – вот тогда!..

И Тимошкин ищет.

А может быть, и нашел. Нет, нет, пока что он и себе не верит! И как тут верить? Ведь так можно загипнотизировать себя вконец! Но в глубине души он уже дал своему открытию название – Лунный Глобус.

Чего только ни делает природа: пропасти, пики, цирки, плиты, Стену, наконец! Почему же она не может сделать шар?.. То, что нашел Тимошкин, не шар – только часть шара, фрагмент. Но если мысленно охватить взором недостающее, будет шар. Будет глобус! Потому что это не гладкий, не обточенный, не оплавленный шар: на нем угадываются очертания лунных цепей и кратеров! Если бы только найти недостающие части шара!.. Юрий ищет два года. И ни за какие посулы не хочет уходить от Великой Стены. Сергей Иванович предлагал ему Кратер Коперника, Море Дождей, но Тимошкин не согласился. Пообещал начальнику найти криновит, сложный силикат, обнаруженный американцами в метеоритах Вичита Каунти и Яндегайн и названный тек в честь советского метеоролога Кринова. Изумруднозеленые зерна – мечта геологов – не встречаются на Земле. Они, как и метеориты, гости из космоса. С первых дней их ищут в метеоритных камнях и на Луне. Но Юрию не удалось найти криновит, Сергей Иванович недоволен бахвальством и, наверно, переведет Тимошкина в Море Дождей.

И вдруг Юрий сам запросил перевода.

– Почему? – спросил Сергей Иванович, подняв по привычке брови на лоб.

– Хочу поработать на полюсе.

– А как же Стена? – вспомнил Сергей Иванович пристрастие Юрия к Стене.

– Стена отанется...

– А криновит?.. – не без колкости спросил начальник геологической службы.

– Криновита нет, Сергей Иванович, – признался Тимошкин.

– Так... – опять по привычке сказал Сергей Иванович, а Тимошкину показалось, что это не предвещает ничего доброго.

Если бы не колкость в вопросе о криновите и не это начальническое "Так"..., перед которым Тимошкин робел, Юрий рассказал бы Сергею Ивановичу истинную причину того, почему он просится на полюс к Егорову.

Исследуя снимки Глобуса, Тимошкин постоянно видел ровную черточку, риску на самой вершине выпуклости. Царапина, давно решил он, – ударило осколком метеорита... Но вот Юрию вздумалось сфотографировать Глобус на цветную пленку. Когда фотография была проявлена, Юрий ахнул; царапина светилась ярким огнем, – будто луч, ударивший с полюса! Странно! вертел Тимошкин в руках фотографию. Луч... Это могло быть случайностью: целые области на Луне флюоресцируют под яростными лучами солнца. Все могло быть случайностями: и ниши, и плиты, и полушарие Глобуса, и эта ничтожная светящаяся царапина. Но Тимошкин мгновенно сжал все это в руке: что если все здесь взаимосвязано и дополняет одно другое?.. Куда направлен луч?

Куда направлен луч, сказать было нельзя. Но попроситься на полюс к Егорову – можно. Вдруг разгадка на полюсе? Тогда и произошел разговор с Сергеем Ивановичем.

– Если нет криновита, – соглашался Сергей Иванович, – переведу. Поговорю с Егоровым и переведу. Будешь искать алмазы.

Разговор произошел дня за два-три до того, как "Полярная" станция начала действовать.

Потом пошла эта фантастика с Малышом, и Сергей Иванович не возвращался к переводу Тимошкина на Северный полюс.

Вот почему, когда участники эпопеи собрались наконец вместе, одно кресло в их кругу оказалось пустым. Это кресло по праву принадлежало Юрию Львовичу Тимошкину.

Собрались они через месяц.

Возле "Полярной" стоял тот же вездеход на спиралях. Водители Беленький и Смирнов опускали по трапу ящики, обитые цветной жестью. Галин и Егоров помогали водителям. Командовал парадом Сергей Иванович.

– Осторожней, ребята, – говорил он, – смотрите – надпись: "Не кантовать!"

– Стараемся, Сергей Иванович, – откликался Беленький из кабины. – И что в этих ящиках? Даже на Луне тяжело!

Спирали вездехода подрагивали от напряжения; ящики действительно были тяжелыми,

Затем их внесли в шлюзовую камеру, в помещение станции и расставили в комнате с экраном и затемненными иллюминаторами. В ящиках оказалась киносъемочная и проекционная аппаратура.

– Передвижка! – разочарованно воскликнул Беленький. Сергей Иванович?

Начальник геологической службы отмалчивался. Он отмалчивался целый месяц. Ни Земля, ни Луна не знали о тайных приготовлениях Сергея Ивановича и обитателей "Полярной" станции. Это был секрет, утвержденный и принятый всеми на памятном совещании месяц тому назад. Готовились доказательства, сюрприз для планеты Земля. Может быть, здесь было немножечко опасения, что затея кончится неудачей. Малыш не сработает и все виденное Егоровым было странной невероятной случайностью. Вдруг ничего больше не повторится? Но больше было надежды: все должно окончиться хорошо. Ведь все четверо – и "полярники", и Сергей Иванович – были романтиками.

Киносъемочных аппаратов оказалось четыре – для Егорова, Галина, Светланы и Сергея Ивановича.

– Пройдемте в фотолабораторию, – предложил Сергей Иванович, – зарядим пленку.

Сотрудники станции и начальник геологической службы скрылись в фотолаборатории.

Оставшись одни, Беленький и Смирнов переглянулись:

– Что тут творится, Вася? – спросил Беленький.

Высокий флегматичный Смирнов ничего не ответил.

– Такого спектакля я не видел, – продолжал Беленький. Да еще с участием Сергея Ивановича. Старик обычно весь на виду. А тут – оставил нас двоих в комнате...

– Будут съемки, – сказал Смирнов.

– Вижу, что будут съемки. Но что снимать?

– Земное затмение, – предположил Смирнов.

– В четыре аппарата? – с сомнением покачал головой Беленький.

Из лаборатории с готовыми аппаратами вышли "полярники" и начальник геологической службы, молчаливые и немножко торжественные. Факт, – подумал Беленький, – тут затевается что-то нешуточное...

– Пойдемте с нами, – сказал водителям Сергей Иванович.

– Всегда готовы! – ответил Беленький за Смирнова и за себя, – он готов был идти хоть на край света, лишь бы не сидеть в пустой комнате и не гадать. А главное, – ему было интересно, что затеял Сергей Иванович, и этот интерес надо было удовлетворить до конца. Не пригласи Сергей Иванович его и Смирнова, Беленький сам напросился бы идти вместе со всеми. Обязательно бы напросился.

Пройдя коридоры и шлюзовую камеру, маленькая экспедиция направилась к Малышу.

Шли быстро и молча, как заговорщики. Кажется, Сергею Ивановичу нравилась эта таинственность. В самом деле, тучный пожилой человек был мальчишкой в душе, неутомимым искателем. Луна и вообще необжитые места таких любят,– настойчивых и мечтательных. Сергей Иванович уверовал в находку Егорова с первых дней и весь отдался порыву. Все энтузиасты такие: если уж делать дело, так с душой, а не вполдуши! Земля отрезвила его тогда, потребовала доказательств. И он найдет эти доказательства.

Все они найдут доказательства!

– Что бы ни произошло, – говорил он, когда группа подошла к Малышу, – что бы кто ни увидел, – снимать. От начала до конца – снимать!

Расставил "полярников" с киноаппаратами каждого на расстоянии двухсот метров одного за другим, Смирнова и Беленького тоже поставил в ряд: "Будьте свидетелями..."

– Все готово? – спросил Сергей Иванович. – Сигнал к съемке – ракета. – Он уже посматривал на хронометры, тщательно выверенные по земному и лунному времени.

Если бы не киноаппараты и не торжественность, можно было подумать, глянув со стороны, что Сергей Иванович готовит команду спортсменов к соревнованию, – к бегу, например, по лунной равнине. Не было белой черты и слова "Старт", написанного большими буквами, и дистанция между спортсменами непомерно большая, – шеренга растянулась на километр, – но, кто его знает: на Луне сила тяжести меньшая, как себя поведут спортсмены на беговом поле?.. Пусть уж расстояние от локтя до локтя будет побольше. Ну, уж если дойдет до бега, думал Беленький, – вряд ли кто сумеет потягаться со мной: у меня первый спортивный разряд! Итак, – как там арбитр, поднял стартовый пистолет?.. Однако все смотрят на Малыша, подняли кинокамеры. Беленький тоже стал смотреть на скалу, что-то будет?

– Внимание! – послышался голос Сергея Ивановича. – Съемка!

Зеленая ракета взвилась в черное небо.

Бесшумно в космической пустоте завертелись камеры сверхскоростной съемки – два миллиона кадров в секунду. И в тот же миг из воронки, из рубиновой чаши на вершине скалы, вырвался луч, столб пламени, захлестнувший цепочку людей, ставших у него на пути.

– Бог мой! – заорал Беленький. – Ложись! – Он забыл про соревнование, про свой спортивный разряд. Даже если бы нужно было бежать, он бы не сдвинулся с места, – ноги приросли к почве. Он только моргал от нестерпимого света да вскинул наконец руку, чтобы защитить глаза.

Но все уже кончилось. Только в воронке, на вершине скалы, тлел рубиновый жар и на какую-то долю секунды в глубине чаши мелькнуло человеческое лицо.

– Бог мой! – опять отозвался Беленький. – У него три глаза! Смотрите!..

Слышно было, как тяжело дышала в скафандре Светлана, всхлипнул Галин.

– Смотрите! – вопил Беленький. – Видели? Ну, ответьте же кто-нибудь!

Смотрели уже на станции, когда была проявлена пленка. Работали над ней Галин и Смирнов, остальные изнывали от нетерпения.

Светлана вздыхала:

– Что же это такое?..

Относилось ли это к медлительности товарищей или к тому, что Светлана увидела у подножья скалы?..

– Терпение, сердце мое, – успокаивал Сергей Иванович, а сам поминутно поглядывал на хронометр, лежавший на столе, забыл о наручных часах.

Время действительно будто остановилось.

– Ну, скоро они там? – порывался к фотолаборатории Беленький.

– Терпение, сердце мое, – говорил и ему Сергей Иванович и все поглядывал, вытягивая шею, на хронометр, лежавший на столе, – совсем забыл о ручных часах.

Наконец, из лаборатории вышли Смирнов и Галин.

– Есть! – хриплым шепотом сказал Галин...

Он аккуратно заправил ленту в проекционный фонарь.

На секунду все оказались в темноте – проектор работал автоматически, выключил свет. Это было неожиданно и мучительно, как будто бы все ослепли. Но вот вспыхнул белый экран, пленка пошла в работу.

Сначала непрерывным потоком шли геометрические фигуры: треугольники, круги, эллипсы, потом – на две секунды – солнечная система. Потом группы фигур; квадратов, ромбов и опять на две секунды – участок неба: Большая Медведица.

"Я же говорил, я говорил! – подумал Егоров. – Они оттуда – с Большой Медведицы!.."

Словно в подтверждение его мысли вокруг одной из звезд в центре ковшика обозначился эллипс, по замкнутой линии побежала синяя искра,

– Ox! – Галин хрустнул костяшками стиснутых рук. На фоне звезд показалась Земля, с темными пятнами океанов, с треугольником Африки. На две секундыкосмический красавец-корабль. Потом – формулы: в круге,, в квадрате, в четырехугольнике, и сейчас же бесшумно развернулось полушарие Земли – север, юг, запад, восток, экватор, центр. В линию, один за другим, возникли шесть значков-цифр, за ними еще шесть, всего – двенадцать. Исчезли и опять появились.

– Двенадцатиричная система?.. – полуспросил, полуугадал Егоров.

Ему никто не ответил, все боялись моргнуть, чтобы ничего не пропустить на экране.

А там уже люди. Такие же, как земляне. Может быть, немного повыше ростом, красивее: голова на пропорциональной шее, ноги, руки...

– У них шесть пальцев! – воскликнул Беленький.

"Двенадцатиричная система счета..." – утвердился в догадке Егоров.

– И три глаза!

Это заметили все. У людей далекой планеты было три глаза. Третий в середине лба. Но это не безобразило их, не казалось уродливым. Непривычно на взгляд землян, но ведь это был другой мир. И если проводить параллель между их миром и нашим, больше виделось сходство и меньше – различие. В конце концов у землян тоже три глаза, но третий скрыт под мозговой оболочкой. В остальном – это были такие же люди.

– С ними можно дружить, – сказал молчавший до сих пор Смирнов.

"Можно, можно!" – говорил каждый себе, – это была общая мысль. И в то же время каждый, волнуясь, думал что-то свое, хотя и связанное с картинами, мелькавшими на экране. Галин мысленно перебирал россыпь Большой Медведицы: что же это за звездочка, чужое далекое солнце? Как она числится по каталогу? Какое до нее расстояние – пять, десять, сто световых лет?.. Ему страстно хотелось, чтобы звезда была ближе, чтобы еще при жизни встретиться с этим миром, Светлана готова была плакать от радости, хотя и не видела конкретной причины, почему ей хочется плакать: то ли потому, что она является участницей открытия, то ли ей нравился этот чудесный мир и чудесные люди. Она еще не могла разобраться в чувствах – радость была огромной. Сергей Иванович и Егоров думали об одном и том же: о перспективах, которые открываются перед землянами от контакта с новой цивилизацией. Смирнов старался понять инопланетную технику, а Беленький, ни на секунду не отрываясь от экрана, твердил; "Это же здорово! Это же очень здорово!.."

Два часа шел сеанс. Два часа люди не спускали с экрана глаз, стараясь рассмотреть и понять пришельцев. А те щедро рассказывали о себе, о полете, о технике. Ряды формул чередовались с работой звездолетчиков на Земле. Земля вставала без единого города, без дорог. Только костры в пещерах да у костров сгорбленные, заросшие волосами фигуры.

– Далеко смотрели пришельцы, – сказал Сергей Иванович, если были уверены, что их потомки, – показал на пещерных людей, – в будущем откроют маяк...

– Наверно, прошли такую же эволюцию, как и мы, – ответил Галин. – Видели наше будущее...

Экран погас, все встали с мест,

– Не только будущее, – Сергей Иванович взял астронома под руку. – Видели сегодняшний день! И час. Григорий Артемьевич, – обратился к геологу.

Егоров говорил меньше всех в этот вечер. Не то чтобы он был потрясен, – все были потрясены, – он переживал событие в себе.

– Григорий Артемьевич! – опять окликнул его Сергей Иванович. – Слышишь ты? – обнял его. – Как мы утрем скептикам нос, Гриша!..

Из кинокомнаты перешли в столовую.

– Товарищи! -начал было торжественно Галмн, но засмеялся и смолк.

Светлана поставила на стол бутылку вина, бокалы.

– Прошу! – улыбнулась всем.

"Полярники" и приезжие уселись за стол. У всех были праздничные возбужденные лица. Все хотели говорить, рассказывать друг другу, – кто и как чувствовал себя на съемке под лучом Малыша.

Вино разлил по бокалам Сергей Иванович.

И вдруг на какой-то момент начальник геологической службы смешался, – не находил нужных слов. Выручил его Беленький:

– Прошлый раз, гм... – сказал он, – мы пили в этой комнате за новоселье.

– А теперь – за открытие! – Сергей Иванович нашел наконец слова. – За контакт с инопланетной цивилизацией!

И первым поднял бокал.