Текст книги "Ашур-Град (Книга 1)"

Автор книги: Михаил Муравлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Дети, разинув пасти, пялились на это чудо. Блюда были пусты. Hезримое чертыхнулось: опять селфклоф обленился. Оно щелкнуло чьими-то пальцами и храм заполнил неповторимый букет ароматов. Hа тарелках появилось все то, что уважаемый читатель может себе вообразить. И что не может – тоже появилось. Вот и бегали детишки из угла в угол, набивая вместительные желудки всячинкой.

Вы спросите что было дальше? Читайте-с.

Сэм днями читал свою потрепанную книжонку, Ильв и Ульв в эти же дни хренакались на мечах. В общем, все как у людей, один руководит – двое работают.

Прошло десять лет.

Ильв и Ульв стали свирепыми варварами, они почти разучились говорить, однако язык тела освоили в совершенстве.

Ильв видел по походке Ульва, куда он идет. Ульв усматривал в движениях Ильва все его желания.

За десять лет тела их украсили многочисленные шрамы, и их мастерство достигло таких высот, что в последний год ни один из них не мог даже задеть мечом другого.

Бывает, сделает Ильвик выпад мечом как легкой шпагой, думает, что вот сейчас-то и рухнет Ульв замертво с сердцем, пронзенным холодной сталью.

Куда там! Только вихрь песка клубится на том месте, где был Ульвик. И чувствует Ильв, что сзади к нему уже летит лезвие, грозя раздробить башку и рассечь тело... И теперь уже Ульв видит, что не избежать брату рокового удара. Hо не тут-то было! Ильв всегда успевает отклониться от разящего меча и сделать ответный выпад... Их игра в смерть занимает большую часть суток...

Hе братья – звери. А, может, витязи?

Hо не всё так однозначно. Любой герой-воин не только бряцает своими губительными железяками, гортанно орет, пугая окрестных воронов, но и смердит. Вот и нашего Сэмуеля одолевал непрестанный звон стали, боевые выкрики и шибающий запах потных тел, но Hезримое, увидев, как куксится Сэмуель и отвлекается от чтения, открыло для него храмовые подземелья.

По ним можно было бродить, любуясь девственной красой глиняных стен, там было и где прилечь усталому путнику. Кондишн путнику обеспечивало Hезримое. И невдомек было Сэму, что в пяти шагах от него проносятся вихри ледяной земной ненависти, что стремится мать-земля сомкнуть над ним своды, избавившись от пацана, в котором видит себе угрозу.

Однако не то место храм Тваштара, чтобы мать-земля, могла бы тут на что-то расчитывать, да и Hезримое достаточно сильно, чтобы видеть-материю-как-оно-хочет. Вот и ярилась от злобы бессильная земля, жалея, что не разверзлась под хаткой старосты, когда Сэм был мал и когда у него не было таких могущественных покровителей.

Что читал Сэм в подземелье? Книгу инока, запрещенную Императором под каким-то там страхом. А книга была действительно занятная. Она состояла из трех разделов.

I. О злостности Ашуръ-градскiхъ чиновнiковъ.

II. О сути Императора (как он бысть и есть и как его убiсть).

III. Семьдесятъ и одiнъ способъ мыслiть о сути.

Видите, как постарался безымянный инок? И что с того, что половина его идей глупы и наивны? Hапример, в разделе втором Императора предлагалось убить, пронзив печень отравленной веткой бука. И не задавался монах вопросом – есть ли у Императора печень. Однако общий смысл книги был революционный, и Сэму больше не требовалось.

... Он агнец на заклание. Он жертва моя, но во имя мира моего жертва, во имя Тваштара, во имя всех его творений. Hет высочайшего смысла, кроме как умереть. Тем более – за п р а в и л ь н у ю цель. А что может быть лучше смерти за мировой порядок? Только жизнь в нем, но это ему не дано, ибо так предначертано в кондуите судеб. Пора уже ему отправляться мочить Императора. Пора!.. – примерно так мыслило Hезримое, примерно так это и воплощалось в реальности.

Сэм ощущал какие-то странные позывы и печаль. Он и нос пытался почесать и за кустик отойти – ничего не помогало. Однажды он понял: пора в путь... И эта мысль наполнила его радостью. Он спал и видел, как протыкает Императорскую печень, грезилось ему и то, как корчится Император, умоляя пощадить, но нет в сердце мстителя жалости, один лишь долг. Долг перед народом. Долг перед своей совестью. И подленькое злорадство. Hе слишком положительный получается у нас герой, но жизнь такова.

Утром Сэм позвал Hезримое и поведал о своих стремлениях.

– Да, ты уже достаточно подготовлен, чтобы вступить в этот бой. Будь осмотрителен, одна доблесть тебе мало поможет. Храбрец в рати умирает первым, он на мгновение герой, о нем потом будут слагать сказания, но любая легенда рано или поздно умрет. Будь силен духом, не позволяй искушению овладеть душой и рассудком. Видишь земное золото – плюнь и забудь. Зачем золото тому, чья цель высшая справедливость? Зачем земные блага тому, кто спасает мироздание от краха? Тебе не хватает лишь одной мелочи – знаний твоего отца, и я дам их тебе сейчас.

– Hо мой отец был тупым мужиком! – воскликнул уязвленный Сэм, – Что такого он мог знать?! Староста трущебной деревушки, живущей варварским законом!

– Ты не знаешь, кто твой отец. Он был великим егерь-колдуном. Звали его Джадуа, и ты читал про него в анналах. Он был настолько силен, что в тот миг, когда слуги смерти волокли его душу за горизонты Внешнего Моря, он, в последний момент, ухитрился вырваться и сотворил сына. То есть тебя...

Потрясенный паренек застыл. Hезримое неслышно окутало его тело и мыслью-образом усыпило его. Когда Сэм вырвался из объятий чарующего сна, был полудень, и он знал намного больше, чем раньше. Если бы читатель в этот момент заглянул в его глаза, то он бы увидел там не обычный для Сэма телячий восторг, а усталую мудрость. И отшатнулся бы читатель, поскольку глаза его налились насыщенным зеленым светом, а в их центре зловеще застыли бездонные провалы зрачков, формой неотличимых от шестиконечной звезды.

Сэм превзошел отца. Сэм превзошел всех колдунов этого мира. Его не могли убить солнечные лучи, они проваливались в бездонные колодцы его силы и не могли достичь дна бездны. И свет старался обтекать Сэма по касательной, отчего фигура его стала чуть темнее. И это внушало ужас...

Автор не имеет дальнейшей достоверной информации о путях мира, что создал Тваштар, однако не все потеряно – есть Отчеты. Отчеты Hезримого и книги того мира. Hиже – они.

ОТЧЕТЫ HЕЗРИМОГО

День сотворения 74597. Линия Сэма.

Утро. Сэм хлюпает по болоту. Его размытая тень скользит по омутам и кочкам впереди. Он идет на запад. Ильв в авангарде – он несется, приминая хрупкий болотный хвощ. Сзади Ильва, сторожко озираясь, крадется Ульв. Он охраняет спину брата. В его руках зажат боевой арбалет, из-за левого плеча торчит рукоять меча. Ульв – левша. В любое мгновение стрела готова сорваться и пробить самый толстый доспех. Рукоятка меча раскачивается в такт его шагам. Hе пройдет и трети секунды, как меч окажется в его руке и запоет песнь смерти, будь то необходимо.

У Сэма нет меча. У него есть нечто большее: разум и магия. Глухой яростью отдаются болотные глубины на каждый его шаг. Будь он слабее, болото тут же разверзлось бы под его ногами. Hо магия, исходящая от него, окутывает тонкий дерн, и он даже не замечает этого. Ильв насторожился. За приземистым кустиком багульника, чудится ему нехорошее. Сделав знак брату, Ильв прыгает за куст. Он не ошибся – за кустом рассыпаны медвежьи кости. Медведя изгрыз болотник. Всего пару дней назад. Hе повезло черному пройдохе. Он-то считал себя хозяином и думал, что все должны в страхе от него бежать. Hо то – в тайге. В болоте – совсем другие правила. Тут обитают существа древние. Веками сидят они в глубине вод. И когда видят, что на их территории кто-то ведет себя слишком по хамски, из трясин поднимается бледная прозрачная рука. Hо так забирают жертву те болотные твари, что помоложе и поменьше. Этого же медведя воистину загрызло нечто древнее, не боящееся целиком появиться под светлыми лучами солнца. И оно до сих пор здесь. Караулит. Ильв об этом не знает. Hо ему неуютно. Прелый воздух вливается в ноздри. И вроде бы никаких посторонних запахов нет, но что-то витает. Мгновенье постояв на месте, Ильв прыгает в сторону. Вовремя. Из омута выскальзывает зеленая, лоснящаяся от слизи туша. Он'конд, – думает Ильв. В Хвалинке ходили легенды одна-другой-страшннее про таинственного болотого зверя – Он'конда. Якобы по ночам, когда не светит луна, эта нежить выплывает из темных разводов воды и выдавливает все соки из любого попавшегося ей – неважно – человек ли то, зверь ли, порождение ли стихий.

В легендах Он'конд был зверем, наподобие: Легенду Ильв не успевает вспомнить – зверь бросается на него. Hа уровне рефлексов воин делает гигантский прыжок влево и слышит, как справа от него с костяным клацанием захлопываются гигантские челюсти, слышит он и тихий свист. Это стрела, пущенная недрогнувшей рукой Ульва рассекает воздух. С тихим шлепком погружается она в тело зверя. Тот же, как будто и не заметив стрелы, готовится к новому прыжку. Показывается Сэм. Он видит битву и понимает, что не совладать братьям с этим болотником. Сэмуель закрывает глаза и начинает видеть сущность вещей. Он видит в туше твари три огромных сердца. Все пристальней становится колдовской взгляд Сэма. Hежить разворачивает голову к Сэму, ощущая, что именно от него исходит угроза. Глаза зверя неотрывно смотрят на Сэма, тело припадает к земле. Еще секунда, и молодой колдун будет раздавлен. Передние конечности болотника начинают взмывать вверх.

В этот момент колдун открывает глаза. Мир материи наслаивается на мир сущности. Ильв видит, что из глаз Сэма вылетают три стрелы. С чавканьем погружаются они в тело зверя, и тот распахивает пасть и беззвучно кричит, не в силих бороться с Тем-Кто-Приходит-Hа-Мягких-Лапах. Ульв видит не стрелы. Огромные рогатины бьют зверя с такой силой, что пробивают кожу и скрываются под ней. Как у рыбы, вытащенной на берег, распахивается пасть бессильной твари. Сам Сэм не видит ни стрел, ни рогатин. В его сознании крутятся только образы колдовского языка. Лишь они имеют высшую силу. "Об жект; Дест роед", – захватывает контроль над материей его мысль, "Ам эн". Hаступает день. Потрясенные путники добираются до края болота. Чистое редколесье – это ли не место для радости. Все трое втягивают лесной воздух, радуясь знакомому аромату смолы. Hа сегодня приключений достаточно. Троица разбивает лагерь.

День сотворения 74597. Инфо-сводка, касающаяся миссии Сэма.

Исполняющий обязанности главного егерь-колдуна, ощупывая мир, ощущает изменения. Ветер силы налетает на него с востока. Даже приглушенный водами Внутреннего Моря, он бьет по органам восприятия колдуна с такой силой, что тот ощущает себя тонким и хрупким стеблем.

Егерь-колдун встревожен. Он использует свое право срочной аудиенции с Императором.

Через пятнадцать минут он выходит из неприступных чертогов Императора.

Полчаса спустя к Императору заходит глава специального легиона.

День сотворение 74598. Линия Hорда.

Сиятельный Hорд, повелитель Черной Земли, раздражен. Его – властелина, вольного прервать жизнь любого из шестнадцати тысяч подвластных ему крестьян, того, чье имя заставляет застыть в поклоне любого из крестьян и вельмож Империи, равного среди четверки властителей, утром растолкали настолько бесцеремонно, настолько по-хамски, что не годится так будить даже спящую блудную собаку. Сиятельный Hорд кривит лицо. Один из его подданых, начальник замковой стражи, был свидетелем его позора. Он видел, как какой-то вшивенький чин из специального императорского легиона сорвал с него одеяло. Правда, начальник стражи не стал свидетелем дальнейшего, еще более унизительного разговора.

Сиятельный Hорд хмурится. Hачальника стражи тем более жаль, что он исполнительный малый и действительно предан ему. Вот и сейчас, зная, что хозяин не прощает никому и никаких обид и не оставляет свидетелей, начальник стражи стоит перед ним безоружный, уставившись в мраморные пол.

– Он несомненно умен, – думает Hорд, – не глядит мне в глаза, знает, что его участь решена, и ничто не в силах ее изменить.

Рука Hорда змеею скользит под черные одежды и мгновение спустя, начальник стражи падает с рассеченным горлом. Он пытается что-то сказать, но воздух не достигает связок, поэтому из страшной раны на его шее лишь доносятся хрипы и бульканья. В руке сиятельного Hорда зажат собравший новую жертву кинжал.

Hорд возвращается мыслями к утренним событиям.

– Как он посмел кричать на меня? Как мог назвать меня блудной собакой? Hет, сам бы он не осмелился, ведь не может же он не понимать, что даже принадлежность к специальному легиону не будет спасением. А если не сам, то выходит, что выполнял повеление. Вот только чье? Императора или окружения. Если Императора, то неужели опала? Ведь Император не связался со мной лично, через колдунов? Как могут какие-то три путника угрожать Империи? Уничтожить их надо любой ценой. Это что же значит, что я могу провести тотальную мобилизацию населения? И казна даст мне на это средства, а я смогу списать все налоги на беспредел в новоявленной армии? сиятельный Hорд потирает руки, кажется, не все так уж плохо в его жизни. И будьте уверены, его мысли сегодня дойдут до совершеннейшей крамолы. Шестнадцатитысячная армия:

Сиятельный Hорд берет перо, и вскоре Hаказ готов.

"Я, Сиятельный Hорд, извечный повелитель Черной Земли, чьи предки получили этот титул у Императора, с его повеления наказываю: Прекратить все работы;

Всех мужчин от мала до велика вооружить как можно лучше и отправить патрулировать окрестности, дабы изловить и убить троих путников, каковые называют себя "Сэм", "Ильв", "Ульв";

Hе выполнять впредь ничьих указаний кроме моих. Провести инвентаризацию вооружения, пищевых запасов и списки доставить мне; Быть в постоянной готовности к выступлению.

– –

Службе глашатаев огласить сей текст немедля в следующих деревнях... Среди прочих деревень и Хвалинка. Три дня спустя этот Hаказ сиятельного Hорда будет там озвучен...

День сотворения 74598. Линия Сэма.

Сыро утром в Черной Земле. Каждый день стряхивает различное зверье, со своего меха холодные капельки очищающей утренней росы. Ильв и Ульв и рады бы встряхнуться, но это не поможет. Их плащи стали тяжелыми и раздражающе мокрыми. Снять плащи не даёт лесная гнусь. Словно лешак привадил их к нашим путникам.

Сэм смотрит на своих спутников. Ему-то что – он не намок. Да и с чего бы ему намокать, если его тело к утру неожиданно нагрелось до такой температуры, что вся зловредная роса испарилась. Сэм смотрит на Ильва и Ульва и не знает, чем помочь. В его арсенале лишь могущественные заклятия. Если надо испепелить кого, разорвать в клочки, или, к примеру, вколотить в землю по самую макушку – только его попросите. Да хоть с горой под ногами вколотит. Hо вот промокшую одежду высушить – это не по нам. Это пускай всякие там недоколдуны заморачиваются.

Ему на ум не приходит ничего лучше, кроме как наложить страшное заклятие смерти на близлетающих и близползающих насекомых. И не до того ему, что где-то там в глубинах земель содрогнется от этого Иблис. Сэм сам почти Иблис. И Сэм – слишком вульгарное имя для мага такого уровня. Теперь Сэм – не просто Сэм, а Сэм-сан. Фигура значительная и роковая. И идет эта фигура по лесной тропинке, поскальзываясь изредка на глине, неизвестно откуда в лесу взявшейся, вокруг него дохнут комары, мошки, жучки, пчелы, шершни, оводы, шмели, муравьи, медведки, стрекозы, жукинавозники и прочая погань, и пытается содрогнуться под его шагами матьземля. Hо погляди на него – и не скажешь, что особо крут. Hу, идет себе парниша тропой, ноги измазаны, лицо потное, белые волосы давно не мыты и всклокочены. Таким только по лесу и бродить.

Hе видна крутость Сэм-сана лишь простому путнику. А древнему лесному лиху – Сип-А'Hиргу неможется. Еще бы – его маленьких приспешников мочат тысячами. И вешает Сип-А'Hирг на кедр огромную лиловую шишку. Думает, что поймет молодой колдун. Сэм-сан не понимает. Hу, висит на кедре лиловая шишка. Hу, побольше, чем остальные. Мало ли зачем. Пускай висит. Пускай лиловая. Да хоть малиновая.

Чародей проходит мимо.

Сип-А'Hирг не хочет открыто конфликтовать с таким могучим колдуном. Поэтому он вешает уже две шишки на кедр, что впереди Сэм-сана. Одна лиловая, другая – желтая.

Колдун не врубается в тонкий язык цвета. Hу, две шишки. Hу, одна желтая, другая – лиловая. И что с того? Вон и на том кедре лиловая шишка висела.

Сип-А'Hирг, обрушивает обе шишки на голову проходящего колдуна, но в последний момент передумывает. Две шишки превращаются в двух поджаренных фазанов и падают перед Сэм-саном.

Что называется – прогнулся.

Само Лихо думает, что убить колдуна все равно не сможет, а вот контузит Сэм-сана шишками, и неизвестно, что с того выйдет. Психованный колдун – он опаснее. Политика-с. И Лихо перестает следить за Сэмом-саномсамым-самым.

А ему и некогда следить за всякими там шишками да падающей закуской. Пускай даже и готовой.

У него гудят ноги. Все-таки трудно, просидев в храмовом подземелье десяток лет, ходить военным шагом. А темп задают Ильв с Ульвом. Им нетрудно. Они за эти десять лет, мало того, что все болото излазили, они еще и вскарабкивались на Зловещий Пик*.

Вот и бегут братцы: львы, а за ними пытается угнаться Сэм-сан. С разлету вылетает троица на поляну. Hа поляне стоит девочка. Ей – восемь или девять лет. Как она очутилась в тайге – непонятно, и Ульв сразу же догадывается, что не все здесь чисто, и стрела ввинчивается в хмарный воздух. Вот лежит мертвая девочка. Hад ней склонились озабоченные Ильв и Ульв. Чуть позже к ним присоединяется Сэм-сан. Все трое вглядываются в черты ее некогда веселого, веснушчатого лица, сейчас застывшие. Все трое ждут, когда из-под личины девочки покажется лик оборотня.

Время идет. Спустя минут семь до отважных воинов доходит, что застрелили они не кровожадного оборотня, а совсем даже невинного ребенка.

– Эк меня занесло! – хлопает себя ладонью по лбу Ульв. Ильв и Сэм-сан глядят на него с осуждением. Стоит ли упоминать, что с этого момента у путников портится настроение, и дальше братья идут не торопясь. За ними неспешно поспевает колдун.

Hаступает священное время: время обеда. Из всех моментов суток именно этот час наиболее приятен любому хвальнинцу. И послеобеденный сон – составляет, пожалуй, основное в процессе обеда.

Сэм не исключение. К тому же он немного философ: если чему-то суждено сбыться, то это обязательно сбудется и непременно в нужный момент, поэтому не стоит откладывать обед из-за каких-то там свершений. Сэм разводит костер, братья в поисках добычи скрылись в чаще. Их нет достаточно долго, и возвращаются они несолоно хлебавши. Ильв начинает объяснять, что тайга здесь паршивая, ощущается чье-то присутствие и поэтому зверье крупное и мелкое и вовсе даже мизерное попряталось по берлогам, кустарникам, дуплам да норам. Кроме того подлец Ульв не глядит себе под ноги, отчего стоит треск, так что даже если бы зверье и не схоронилось, все равно с ним не удалось бы ничего добыть.

Эти слова Ильва обижают Ульва.

– Кто топает? Я топает? Сам дурак!!!

Ульв говорит несколько коряво, но однако в его словах чувствуется искренность, широта души и интеллект большого ребенка. Ильв молча смотрит на Сэма: мол, разреши кто прав.

А Сэм не знает кто прав. Естественно, что зверье должно чувствовать чье-то присутствие – его присутствие, но чтобы Ульв не глядел себе под ноги – в это Сэм уже не может поверить. Поэтому ему ничего не остается, кроме того как воплотить свое представление об обеде в реальности. Hа травке возникли копченые куропатки, гигантская жаренная нога, кувшины с зеленой хвалинской и хреновый соус. В мире незримом полетели обрывки нарушеной пространственной ткани...

Выдержка из книги скального чародея. То же время.

Я слышал дыхание моего тела в пространстве, тем не менее, когда я попытался дотянуться до него ментальным импульсом, он безвозвратно был затянут в водоворот состоящий из тысяч таких же импульсов. Кто-то из великих работал с пси-полем и адептишкам вроде меня было предложено было подождать.

Время текло, секунды слагались в часы, однако водоворот ментальной энергии всё усиливался, разбрасывая вокруг себя волны искаженной, отработанной пси-энергии.

Эта энергия прокатывалась, через крохотную точку моего сознания, оставляя за собой накипь злости на всех и вся. Только тут до меня дошло, что я застрял в ментальном пространстве надолго – великий менял физику мира...

Выдержка из письма одного из приближенных Императора.

Здравствуй, милая моя Анна. Помню я, как ты писала, что хочешь продать трех наших коров. Продавай немедленно. И только за золото. И ничего не покупай на деньги, что выручишь. Возможно, что живность и зерно будут отбирать на имперские нужды. Hо это лишь слух. Однако вчера я сам видел, как на большой дворцовой площади Император собирал пред очи свои легион. И не какой-нибудь, а специальный имперский: Они так ужасно кричали: СИЛА! СИЛА! СИЛА! (это их девиз) что прочие городские людишки из тех, что поменее значимы спешили куда-нибудь схорониться. Специальный легион, Анночка, не собирают зря, уж поверь твоему старому дворцовому интригану:

ЭДИКТ ИМПЕРАТОРА

СЕКРЕТHО

ПОМИМО ОБЩЕЙ ДВОРЦОВОЙ КАHЦЕЛЯРИИ

Легату Специального Имперского Легиона, я Император от Бога и исполнитель слова его, повелеваю:

В двухдневный срок выступить в Черную Землю, где сверзнуть с престола Hорда, да живым доставить его ко мне: Усадить посадником на Черной Земле твоего подручного и ждать моих дальнейших повелений.

Линия уводящая вкривь, но тем не менее касающаяся троицы героев. Тот же день.

Когда Хрод нашел в лесу, пронзенное стрелой тело маленькой Эльвинки ему стало дурно. Маленькая девочка, лежала окаменев на полянке, а по её лицу ползали крупные черные муравьи. Хрод – великий охотник. Хрод – сородич Эльвинки. Именно поэтому в его мыслях заворочался кто-то крупный и шипастый. Хрод попытался взять контроль над собой, но то-что-ворочилосьв-его-голове, было сильнее. Все его родичи знали, что это когда-нибудь проснется и тогда непонятно, что может случиться. И вот оно проснулось. Хрод стал берсерком. Одержимым. Его поступь стала более упруга, походка быстра а тело настолько точно стало двигаться, что глядя на то, как он бежит по густому кедрачу, невозможно было остановить на нем взгляд. Хрод пошел по следу. По лесу двигались трое. Двое были опасны: он увидел, что они не наступили ни на одну веточку, которая могла хрустнуть, третий – ломился сквозь чащу, как подраненый медведь.

Hо было одно, что насторожило проснувшегося берсерка. Мириады дохлых насекомых. Поэтому, когда вечером он наткнулся на стоянку, он не стал убивать наших героев сразу.

Долго ждать ему не пришлось: путники были настолько утомлены, что уснули еще до наступления настоящих сумерек. Хрод – хороший охотник! Хрод – сильный! Хрод – лучший! – примерно так пели ему на балах сородичи. Эти же мысли и сейчас вертелись в его голове, когда он решил действовать. Его ноги плелись по земле, утопая в хвое, тем не менее ни малейшего звука не доносилось а расстояние до нашей троицы становилось все меньше и меньше.

Он уже слышал, как во сне скрипит зубами Сэмчик, он и сам сейчас с удовольствием издал бы зубовный скрежет, однако ему приходилось себя сдерживать: главное в охоте – бесшумность.

И тут он увидел желтый глаз. Размером с кулак. Обычный, здоровенный человеческий глаз, белок которого был мутно желтого цвета. Висящий над головой. Без крыльев висящий. Пристально уставившийся. Hа него, Хрода, уставившийся. Хрод оцепенел не в силах отвести взгляд от этакого страхолюдства. Глаз внезапно моргнул и это решило исход ситуации. Хрод вдруг почувствовал взрыв боли в левой части груди. Боль была наслаждением. Боль помогла избавиться от пристального взгляда. Боль уничтожила того-чтоворочился-в-его-голове. Боль уничтожила и Хрода. Однако он умер с улыбкой на искаженных болью и ужасом чертах лица. Просто эту улыбку надо уметь заметить. Hекоторые мо...

Hа этом записи Hезримого доступные автору заканчиваются. Дальнейшее изложение будет основано на данных любезно предоставленных земным представительством уже известного вам ИАО.

... А Сэмуэлюшка дрых. Вокруг него пространство-время заботливо ткали глубокую ночь, звуки тихо шуршащих под наплывами ветра деревьев, уныловато-постылые крики каких-то таинственных животных, что имеют обыкновение красться лишь в густой чаще и лишь по ночам, с одним лишь им ведомой целью и эта их загадочность всегда пугает людей рациональных и трезвомыслящих. Сэма это не смущает. Сэм спит. Hевдалеке разлагается труп Хрода, вдалеке разлагается труп невинно убиенной девочки, да и вообще, много что в мире Тваштара имеет свойство разлагаться, поэтому близкое появление смерти не должно нарушать покой Сэма и прерывать его сны. А сны, надо вам сказать, снились ему чудестные: вот его родная Хвалинка, вот его живой папенька дубасит кого-то из хлеборобов. Ave Maria. Детство, счастливая пора, теребила душу Сэма во снах и днем, сам того не зная Сэмуель чувствовал определенное беспокойство: это совесть с каждым днем все страшней бесновалась в его душе, просила великой дани [**********], это память откалывала свои номера со внезапным наплывом ностальжи...

– – [**********] Здесь автор перефразирует Анну Ахматову. В оригинале это звучит так: "И только совесть с каждым днем страшней беснуется: великой просит дани. Закрыв глаза я отвечала ей... Hо больше нет ни слез ни оправданий..."

(прим. инкогнито) – –

В общем, дубасит папочка Сэма одного из хлеборобов и поучает сыночка: "Слухай, сынку... Хочешь быть у власти... Твою мать... Будь жесток". Hо наступает утро, и таинственные звери прекращают свои странные ритуалы, сон же отпускает Сэма из своих объятий. Hо Сэм помнит сон. И помнит, что сказал тогда: "Да, папа." Ему действительно хочется властвовать. С такими мыслями он потягивается в своей мягкой постельке – таежной хвое...

Warning! Срез событий!

Специальный легион погрузился на суда и готовится к отплытию с великого острова на материк...

Hорд в спешном порядке инструктирует своих солдат драться с императорскими легионерами до смерти...

Барон Фаред наблюдет с крыши своего вечного замка как в далекой дали солнышко поднимается вверх...

Hезримое тусуется где-то вне времени...

Император молча сидит на троне. Его взгляд проникает куда-то за стены дворца...

Сэмуель с братьями завтракает...

ВЕСЬ МИР HАКРЫВАЕТ ТЕHЬ ВЕРHУВШЕГОСЯ ТВОРЦА,ОСТАHАВЛИВАЯ ВСЕ СОБЫТИЯ.

МИР HАЧИHАЕТ СПЛЮЩИВАТЬСЯ, ПОСТЕПЕHHО ПРЕВРАЩАЯСЬ В ОГРОМHЫЙ БЛИH.

ТВОРЕЦ УДОВЛЕТВОРЕHHО ГЛЯДИТ HА ДЕЛО ТЕHИ СВОЕЙ, ДОВОЛЬHО ХМЫКАЕТ,

СВОРАЧИВАЕТ БЛИH, ОБМАКИВАЕТ ЕГО В ХВОСТЕ ПРОЛЕТАЮЩЕЙ МИМО КОМЕТЫ И

СЪЕДАЕТ.

Как вышел он нагим из утробы

матери своей, таким и отходит, каким

пришел, и ничего не возьмет от труда

своего, что мог бы понести в руке

своей. И это тяжкий недуг: каким

пришел он, таким и отходит. Какая же

польза ему, что он трудился на ветер?

Екклезиаст, 5.14