Текст книги "Золотой ключ, или Похождения Буратины. Часть 3. Безумный Пьеро"

Автор книги: Михаил Харитонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

С этого надо было начинать

– Это всё, конечно, очень занима-а-тельно, – сказал Выгрызун, зевая во всю пасть. – Только ты мне вот что скажи – кто за это заплатит? Театр устраивать, потом спектакль в эфир гнать?

Все посмотрели на кролика с интересом. Тот нисколько не смутился.

– В конечном итоге заплатят зрители. Потребуются только небольшие начальные вложения. Смотрите сами. Назовём каждый выпуск серией. Первая серия бесплатно. Вторая тоже. Третья – сольди. Четвёртая – два сольди. С седьмой-восьмой – уже четыре. А двадцатая по пятьдесят. Плюс всякие дополнительные серии за специальную цену. Улавливаете?

– Схема знакомая, – промурлыкал Кокотюха.

– А ты, парень, не барыжил ли часом опиатами? – поинтересовался Харлампий Фотиевич.

– Да зачем опиатами, – кролик слегка удивился. – Схема всегда одна и та же. Подсаживание.

– Если всё так хорошо, зачем тут мы? – не отставал Выгрызун.

– Ну… Всё-таки вложения нужны. Я у вас денег не прошу… – зачастил он. – Но вы можете, – тут кролик несколько притормозил, подбирая слова, – убедить каких-нибудь коммерсантов финансово поучаствовать…

Выгрызун неожиданно улыбнулся во всю пасть, показав гнилые осколки зубов.

– Подудолить коммерсов? Это мы можем. Только ты покажи, где тут наш интерес. Я пока его не вижу.

– Хочу спросить, – подал голос Кокотюха. – А нельзя ли в этом сериале показать наших армейских… в правильном виде?

Кролик понял.

– Наших, наверное, нет. Губернатор может запретить. Или военные предъявят за неуважение. Но вообще каких-то армейских, как бы не наших, но похожих… ну, почему бы и нет? Мерзавец в мундире украсит любой сюжет.

Сан-Суси непроизвольно завиляла хвостом.

– И много кто ещё в мундире мог бы украсить какой-нибудь сюжет, – добавил Шершеляфак, переводя взгляд на Харлампия Фотиевича.

Тот недоумённо шевельнул ухом. Потом до него дошло.

– То есть, – сказал он, – если мы не дадим этим парням денег, они пойдут к армейским и будут срать на нас в эфире? С этого надо было начинать. Но если постанова такая, пусть отработают. Чтобы армейка была в говне, а мы в белом. Хотя нет. Нас не надо вообще. Просто чтобы армейка была в говне. В самом сраном говнище, которое только бывает.

Все зашевелились. Тимур аж привстал.

– У меня есть парррочка хоррроших идей, – сказал он, плотоядно облизнувшись.

– Мы рассмотрим все ваши пожелания, – пообещал кролик. – Очень внимательно.

Замечания по ходу

Насчёт снаряжения Сашки-Букашки. Планка Пикатинни – система рельсового крепления (кронштейн). Придумано, чтобы навешивать на стрелковку прицелы, но вообще-то годится для любых мелких приспособлений. Что касается фонарика: это был механический фонарик с динамой и лампочкой, который нужно жомкать, чтобы он светил. В старые времена такое приспособление называли “жучок”, потому что он жужжал – ж-ж-ж. К страшным ЖЖЖ из Второй книги это глупое механическое ж-ж-ж отношения не имеет.

Когда происходило то, чего она хотела, она относилась к этому как к чему-то естественному.

Немецкая фраза (точнее, её начало), которую пытается понять Артемон – Die Zufuhr von Sauerstoff unter hohem Druck, “подача кислорода под высоким давлением”. И это только начало! Полностью фраза занимала восемь строчек печатного текста и кончалась словом nicht.

Что касается попыток пса перевести немецкие слова – и результатов этих потуг. Артемон не знал дойча, но был знаком с французским и нижегородским. Слово Druck он понял как “печать”, потому что у него в голове засело слово “друкарня” – “типография” по-нижегородски. Слово unter он понял как “недо” благодаря слову “унтерменши” и его синониму “недолюди” (нижегородское наименование москвичей). Единственное слово, которое он понял более-менее правильно – это “хох”. В Тора-Боре пёс прошёл подготовку, которая включала в себя базовые команды на разных языках. Так что он знал, что “хенде хох” – это то же самое, что “руки вверх” (общий), “о ле ма” (французский), “ма” цабаль” (людское) и даже “дзеркере вер” (тайный язык грибовиков[4]4
  Хотя вообще-то грибовики сами никогда не говорят этой фразы, даже во время междоусобиц, поскольку не любят никого брать в плен. В крайнем случае – если враг сам лезет сдаваться – они говорят “сиким”, что приблизительно переводится как “я ебал”, только ещё менее литературно.


[Закрыть]).

По поводу бухты каната и многого другого. Артемон таскал с нижних ярусов много разных полезных вещей, а Мальвина этого не замечала. Когда происходило то, чего она и хотела, она относилась к этому как к чему-то естественному. Ей вообще было очевидно, что мир должен служить ей. Вот когда что-то шло не так, как она того желала – пусть даже по самым уважительным причинам – она впадала в дикую ярость. Однажды Мальвина наорала на Артемона за то, что, увлёкшись примеркой нового платья, сшитого Шепталло, она пропустила красивый закат. На резонное замечание Артемона, что надо было отвлечься от примерки, она заявила – “это дурацкое солнце зашло слишком быстро! сделай так, чтобы этого больше не повторялось!” Тогда Артемон это проглотил.

Почему Артемон назвал жабу зелёной, хотя всем известно, что жабы зелёными бывают редко, они всё больше серые, бурые – ну или ярких тропических расцветок? Да и наша жабенция была цвета прелой листвы, а вовсе не весенних побегов.

Увы, Артемон, будучи псом, плохо различал цвета, к тому же не отличал лягушек от жаб. Кто-то когда-то ему сказал, что лягушки зелёные, он и запомнил. Вот к чему приводит пренебреженье фактчекингом.

ПОСЛЕДНИЙ ШТРИХ. Нас тут спрашивают: а что это за тросточка? Отвечаем: нуууу, батенька, как же это вы? Эта же та самая тросточка, которую Септимий выиграл в карты. Потом он (то есть уже она) подарил (точнее, подарила) её Базилио. Кот пристроил красивую вещь в наспинном креплении тактического жилета. В таком виде пронёс её через Евск. В Директории хотел продать бурбулисам, но те предложили за резной рог какие-то гроши. Чуть не оставил трость у Зойки, но вот почему-то не оставил. В конце концов… а, собственно, вот:

Annex 1. По естественным причинам

Ретроспектива. 5 декабря 312 года о. Х.

Директория, подвальное помещение вблизи павильона “Прибрежный”.

Утро

Сurrent event: выполнение обязательств перед рыбонами

– Базилио, – попросила Алиса, – посмотри, ребята ничего тут не забыли?

Кот окинул взглядом пустой подвал. Лампочка светила грустно, прощально. У База было такое чувство, что больше он этого места не увидит никогда.

– Да вроде всё взяли, – сказал он. – Автоклавов нет, оборудования тоже нет…

– Есть, – лиса посмотрела на него грустно. – Посмотри.

Она показала на пол, где валялись какие-то осколки и тонкие железки.

– Это что? – не понял кот.

– Молекулярный щуп-датчик SNN199-3, – Алиса вздохнула. – Его я первым украла. Из лаборатории. Для Джузеппе. Потом долго переживала. А он даже не пригодился никому. Жалко же. Ты хоть понимаешь?

Базилио промолчал. Он и раньше-то не всегда понимал лису, а вот сейчас – ну совсем не понял. В последнее время она вообще вела себя странновато: то радовалась непонятно чему, то раздражалась неизвестно на что. На прямые вопросы о здоровье она буквально огрызалась.

Чтобы отвлечься, он подкинул в воздух трость и поймал её.

Лиса это увидела.

– Й-извини, – сказала она совсем не извиняющимся тоном, – а ты зачем эту палку с собой взял?

– Для тебя, – не стал врать кот. – Вдруг ты опять захромаешь?

– Не захромаю, – раздражённо сказала Алиса. – Пожалуйста, не бери с собой эту штуку. Оставь её здесь. Я здорова и не хочу ходить с палочкой, как бабка старая. Это тебе понятно? – повысила она голос.

Кот вздохнул. Лиса явно напрашивалась на ссору. Но ссориться с ней ему не хотелось: он-то знал, что эта их поездка – последняя. Карабас взял с него слово, и заставит его это слово сдержать. Ему и так пришлось просить раввина дать ему время напоследок побыть с любимой. Которая, разумеется, ничего этого не знала.

Всё же он попытался как-то оправдаться.

– Мне эту тросточку Септимий подарил, – начал он. – Помнишь, я рассказывал?

– Это которого ты губкой сделал? – лица наморщила лоб, рыжая шерсть пошла волной.

– Ну а что ещё я мог? – коту показалось, что лиса говорит осуждающе.

– Базилио! – раздалось сверху. – Тебя Карабас зовёт!

– Мог бы и мысленно позвать, – сказал кот сердито.

– А почему не позвал? Телепатия не добивает? – некстати заинтересовалась Алиса.

– Не хочет мысли мои видеть, – буркнул кот, и тут же подумал, что лиса сейчас начнёт выспрашивать, почему. Так что он просто поставил трость в угол и убежал наверх.

Лиса посмотрела ему вслед и скривилась. Ей показалось, что кот ведёт себя по отношению к ней неуважительно. Она немного посидела на ступеньке, быстро всплакнула, потом гордо махнула хвостом и ушла, не оглядываясь.

Уже во время поездки, когда у лисы заболела нога, она о трости вспомнила. Очень о ней пожалела. И, конечно же, смертельно обиделась на Базилио, который забыл костяную палку в подвале и оставил лису без неё.

PS. Алису регулярно клинило из-за болезни. Но на сей раз причина подобного поведения была, если можно так сказать, здоровой (хотя лучше сказать – естественной). Ср. с Главой 54 Первого тома.

Checkpoint-2. 27 января 313 года

Doc 1.1. Удом адамантовым на ногти стальной

Эфирная трансляция

Точка вещания: не определено

Источник вещания: возможно, Хемуль (принималась при концентрации на красный свет)

Вещатель: “Великий Посвящённый Махатма Мория” (вероятно, псевдоним)

Истинно, истинно говорилось вам, что на Земле – и даже за её пределами – нет более древней и влиятельной организации, чем Досточтимое Братство, на людском именуемое Ха” брат Церех Аур Бохер.

То есть говорилось-то об этом истинно, а слушали вы зря. И вот почему.

Во-первых: нет никакого Братства, а разговоры о нём – всего лишь обывательские пересуды.

Во-вторых, Братство совсем даже не древнее и нисколько не могущественное. Просто клуб по интересам, не более.

А в-третьих, Братство не любит обывательские пересуды. И наказывает досужих говорунов – в частном порядке и соборно.

То есть на самом деле досужие говоруны сами себя наказывают. Потому что, как уже было сказано, нет никакого Братства. Просто всякое глупое и болтливое существо – само себе враг. Так устроена жизнь. И это совершенно очевидно всякому, у кого IIQ>70. А тем, у кого меньше, это тоже очевидно, потому что такое ясно и ежу. Да что ежу! любому комару, грибу, одичалой моркве и свихнувшейся от воздержания брюкве! Им и без мозгов понятно, что о некоторых вещах лучше помалкивать. Даже картошка это понимает. А потому – молчит. О чём молчит картошка? Не знаете? Значит, и не надо вам того знать. И от картошки вы тоже ничего не узнаете, хоть варите её, хоть жарьте на постном масле.

Но ежели вы всё-таки уж так любопытствуете, уж так настаиваете, мы кое-что расскажем. Исключительно в знак глубочайшего к вам доверия. Но – тссс, тихохонько, на ушко. И не для распространения, компреневу? А если что, пеняйте на себя. Вас предупреждали.

Зададимся-ка мы для начала таким вот вопросом: отчего же Досточтимое Братство просуществовало столь долго? Причём не растеряв по ходу истории влиятельности своей?

Кажется, что это постичь невозможно. И верно! – какому-нибудь пошляку, мещанину, реакционеру, недалёкому филистеру, это невозможно постичь. А вот существу пламенеющему, обуянному высшими идеалами, одержимому гуманистическими началами – ему открывается истина: Братство прочно, пока в его духовных жилах струится живительная струя единственно верного учения.

Зародилось оно в незапамятные времена, когда распалось Единое. Оно впечатано в бесплотную плоть калибровочных бозонов, в клубы плазмы, в сингонии кристаллов. Брачным бензольным кольцом обручилось оно с органической жизнью земною. В дебрях некодирующих участков ДНК, в строках Гомера и Пастернака, в мыслях великих радетелей человечества, мечтателей и пророков – мёда, мёда в рот им, всем Морам и Кампанеллам! – всюду оно, оно, оно! Да что говорить: даже в самом занюханном, самом пропащем глюоне с нулевым изоспином – даже и в нём сияет искра высшей Правды!

Учение это, вечно живое, изменчиво как сама Природа, и неизменно, как её же столпы. Тысячеликое, многоимённое, оно одно, едино и присно во веки веков. И в сладком шорохе волн морских, и в томном вое лир, и в револьверном лае,

в чеканных строках революционных декретов,

в грохоте взрываемых храмов ложной веры,

в дрожаньи голосов прооперированных трансгендеров,

в стонах зачищаемых реакционеров,

в теле, Христовом теле, выплёвываемом изо рта!!! – да! ДА!

в тех краях, что видятся по обкурке,

в тёплом ламповом хрусте французской булки,

в эксклюзивных брендах по клубным ценам,

в криках кошки, уёбываемой поленом,

в марлезонском балете, но и в ламбаде,

во смердящем торфе – не сраном гаде! —

в звонком визге сабли, что входит туго,

в неземном ликованье земного круга

различимы отзвуки волшебного рога

торжества

Вселенского Долга!

Учение это звалось по-разному, но в глубинной сути своей едино оно. Высшее Трилобитство, реальный Ящеризм, генуинное Кроманьоньство, аутентичное Атлантичество, святая вера Вавилонская и Карфагенская,

Живая Этика, чистый Ислам, Правда Революции,

подлинный Социализм, научный Коммунизм,

интерсекциональный Феминизм,

европейская Социал-Демократия,

Деятельный Гуманизм, Великая Анимация —

– вот лишь некоторые из славнейших имён его,

за которыми за всеми стоит Единый Строй,

святое

трисвятое

семисильное

миллиардо триллионо бездонно безмерно

сверх огромно безмерно стозевно

ВЕЛИКОЕ

ДЕЛОУЧЕНИЕ

– Указующий Перст Прогресса.

И лишь помрачённость существ, их косность, неверие и своекорыстие реакционных сил приводили к тому, что Учение искажалось при своей реализации, оставляя после очередной попытки дымящиеся развалины и горы трупов. Всё это – пустяки по сравнению с тем, что Братство всегда выживало. И всегда – после небольшой перегруппировки сил – вновь вело мир к осуществлению Великой Мечты.

Нет сомнений, что рано или поздно оно добьётся успеха, пусть даже ценой существования Вселенной. Ибо – да погибнет мир, да пожрёт бездна вакуума всякий квант излучения, все лептоны и барионы, пусть! пусть! – но да осуществятся предначертания Братства! Когда возгорится над потрясённым бытием лик Светоносного Господина!

И да возвеличится Он, Мудрейший,

templi omnium hominum pacis Abbas,

который из глыби Эона

напечатлел Волю Свою

Удом Адама́нтовым на Ногти Стальной!

Вот тогда-то всё cтрашное, грубое, липкое, грязное, жёстко тупое, всегда безобразное, медленно рвущее, мелко-нечестное, cкользкое, стыдное, низкое, тесное, явно-довольное, тайно-блудливое, плоско-смешное и тошно-трусливое, вязко, болотно и тинно застойное, жизни и смерти равно недостойное, рабское, хамское, гнойное, черное, изредка серое, в сером упорное, вечно лежачее, дьявольски косное, глупое, сохлое, сонное, злостное, трупно-холодное, жалко-ничтожное, непереносное, ложное, ложное – будет РАЗДАВЛЕНО КАК ГОВНО!! Наш сапог будет ласкать лицо Вселенной вечно!!!

И более – ни слова об этом.

Спасибо, что живой

– Ну вот теперь, – сказал Болотный Доктор, осматривая подсобку, пахнущую свежим деревом и озоном от “электры”, – это хотя бы на что-то похоже.

– Господарь, грошей дуже потрибно. Мы працювалы… – начал было бригадир, потряхивая седой кровососью.

– Во-первых, это они працювали, – Дуремар Олегович показал головой в окошко, где четыре молодых упыря в свете утренней зари пили кровушку из небольшого пикачу, – а ты активность изображал и мешался. Во-вторых, договорённость была на тридцатое. А сейчас какое?

– Числа на знаемо, бо календаря не маемо, мисяць у неби, рик у книзи, а день такий у нас, який у вас… – затянул бригадир.

– Сейчас двадцать седьмое, – пресёк Дуремар излияния упыря. – И ты, скобейда, ещё денег с меня хочешь? За три дня до срока? Уж не охуел ли ты часом, старина?

– По-вашому ни розумию, – нагло заявил бригадир. – Грошей потрибно.

– Товарищ не понимает, – обратился Айболит к Напси, который как раз просунул любопытную морду в подсобку. – Переведи ему, пожалуйста, что деньги он получит только тридцатого. И только после того, как его ребята закончат с крышей.

– Гррррррррррр! – сказал Напсибыпытритень и для верности оскалил огромные клыки. Шерсть на его загривке поднялась дыбом.

Бригадир не то чтобы испугался, но к стеночке всё же прижался.

– Ну вот зачем на меня зверюгу напускать, – буркнул он на нормальном русском.

– Затем, что тебе сие потрибно, – Дуремар Олегович воздел палец вверх. – Подобним чином я подымаю тоби самооцинку, пролетарий ты наш кровососательный.

– Шо? – не врубился бригадир.

– Йди до ху́я, телепень, – ласково посоветовал Айболит. – Гроши – тридцатого.

– Ось так бы видразу и сказав, – пробурчал упырь и, не прощаясь, вышел.

– Беда мне с ними, – пожаловался Болотный Доктор. – Я их, можно сказать, выпестовал, а они вон чо. Ладно, хоть здесь вроде не накосячили, – он ещё раз обвёл взглядом подсобку, но особых упущений не обнаружил.

Болотный Доктор достраивал новый дом. Дело это было муторное и хлопотное. Айболит нервничал и торопился. Недавно он нанял бригаду упырей-шабашников, чтобы они обустроили нежилые помещения. Упыри работали не то чтобы плохо, но без должного энтузиазма, и всё время хотели грошей.

– Ну что, зверь лютый, как насчёт позавтракать? – обратился Доктор к Напси.

Напси радостно завилял хвостом, подняв небольшой смерч. Во все стороны полетели опилки и строительный мусор.

– Что, с голосом проблемы? – посочувствовал Доктор. – А ну-ка скажи – “мама мыла раму”.

– М…ма! Мммма! Мыыыы, – этот звук у Напси получился просто изумительно, – ррррра рррраннну… ррраммму, – поправился он.

– Уже лучше. Ладно, дуй в гостиную. Сосиски не трогай, это мне. Всё, что на косточках – твоё. Шампанское будешь?

– У-у-у! – пёс застучал лапами по полу.

– Особо-то не налегай, – посоветовал Болотник. – У тебя ещё сегодня процедуры.

– Ы-ы-ы, – огорчился Напси.

– Уж потерпи, дружок, – посоветовал Доктор. – Это для твоего же блага.

Напси фыркнул. Доктор понял его фырк по-своему.

– Ну протупил я, не учёл экспрессию генов, – сказал он почти извиняющимся тоном. – Скажи ещё спасибо, что живой.

Напсибыпытретень воспринял это всерьёз – то есть лёг на пол, со всей мочи мотыляя хвостом.

– Хватит, хватит, – Айболит немного наклонился и потрепал Напси шерсть на загривке. – Ну и здоров же ты вымахал, братец!

– Воууу, – печально сказал пёс. Некстати случившееся масштабирование не радовало его ни чуточки.

Пусть тебя будет больше

Базилио проснулся счастливым.

Снилось ему что-то огромное, живое и доброе. Оно окружало его со всех сторон и укрывало, но ни в чём не сковывало, не теснило. Наоборот, именно внутри него-то он и был по-настоящему свободен. Он ощущал себя посреди вечности, которая была им самим.

Сперва кот решил, что умер и в рай попал. Но потом такую мысль отверг. Рай он представлял как-то иначе. Более населённым, что ли. И в раю должен быть Христос. Это он знал твёрдо. Так что, немного поразмыслив, Базилио пришёл к выводу, что его каким-то случаем занесло в Лоно Дочки-Матери.

Расстраиваться он не стал, решив, что высшие силы рано или поздно разберутся. И неизвестно ещё, куда его в итоге определят.

Так-то Базилио считал себя добрым христианином. Правда, религиозным долгом своим он по большей части манкировал. Зато возложенные на него Богом мирские обязанности исполнял честно. То есть не проваливал заданий, не убивал без нужды, не присваивал казённых средств. На его совести темнело лишь одно пятно – неисполнение обещания. Ибо он, как ни крути, поклялся расстаться с Алисой…

Кот подумал об Алисе и тут же проснулся. Счастливым. Потому что лиса лежала рядом и обнимала его. А их обоих по-прежнему окружало то самое – огромное, доброе и живое.

Вставать не хотелось. Не хотелось даже шевелиться. Хотелось лежать и любоваться спящей Алисой.

Он менял настройки камер, рассматривая лицо любимой. Кто-нибудь другой назвал бы его усталым и измождённым. Но для Базилио оно было воплощением совершенства. Кот любовался границей цветов, идущей по щекам и носу – там, где огненно-рыжее переходило в снежно-белое. Потом переводил камеру на крохотные чёрные усики – ах какие миленькие. Ушки лисы чуть подрагивали, ловя какие-то случайные шорохи.

Потом что-то изменилось. То неведомое и прекрасное, окружавшее влюблённых, померкло, отдалилось, а потом и вовсе растаяло. Базилио почувствовал, как под шерсть задувает холодом и увидел над собой перекрещивающиеся ветки.

Тут лиса прижалась к нему так сильно, что у него перехватило дыхание.

– Й-извини, – наконец, сказала она, размыкая объятья. – Я… это. Ну вдруг.

– Чего-чего? – кот потряс головой, разгоняя остатки сладкого морока. – Мы вообще где?

– Мы ещё тут, – лиса посмотрела на кота с удивлением. – Ну уже не там.

Как ни удивительно, но кот – впервые в жизни! – догадался, что Алиса имела в виду. Они были на Зоне – но всё-таки не на Поле Чудес. По сравнению с которым Зона воспринималась как тихое, спокойное место, где можно отдохнуть и расслабиться.

– Ф-фух, – только и сказал он, осторожно поднимаясь и садясь на корточки.

Они находились в каком-то шалаше – старом, покосившемся. Большую часть его занимала лежанка из веток, покрытых рогожкой. Откуда-то несло горьковатым дымом. В микроволнах стало понятно, откуда – неподалёку располагалась небольшая “жарка”, в ней тлели чьи-то перья.

Сам кот был голым – совсем, полностью. Лиса тоже, если не считать тапочек, непонятно откуда взявшихся.

Кот подключил навигатор. Он, как ни странно, работал. И слова Алисы подтвердил: они и впрямь находились на Зоне, и даже не в самой глухой её части. Выбраться отсюда было делом муторным, но не более того. Смущало то, что кот не помнил, каким образом они сюда попали. Последнее, что осталось в памяти – как он бежал за забытым дублоном…

Кстати, дублон! – Базилио аж дёорнулся весь, вспомнив об этом.

– Монетка наша где? – спросил он.

– У тебя, – сказала лиса. – Она велела.

– Кто это она? – насторожился Баз.

– Ну, Бася. То есть Хася. Она мне помогла. То есть нам помогла. Она хорошая, – сказала лиса с уверенностью. – Только очень… ну как это… – лиса нервно зевнула, – могущественная. Когда ты много можешь, трудно быть хорошим.

– Это она тебе сказала? – заинтересовался кот.

– Мы с ней много разговаривали. Про тебя тоже рассказала.

Коту аж поплохело.

– Не знаю, что она там тебе наговорила, – начал он самым уверенным тоном, на какой только был способен, но Алиса перебила его.

– Про цыганское счастье. Что ты встретился с обломинго и оно к тебе прицепилось. Но его больше нет. Сгорело.

"Цыганское счастье можно снять каким-нибудь смелым поступком” – вспомнились коту слова Болотного Доктора.

– Она так и думала, – продолжала лиса, не вставая. – Что ты бросишься. А то мы бы и дальше в приключения попадали бы. В дурацкие всякие.

У кота отлегло. Он-то опасался, что Хася рассказала Алисе кое-что другое.

– Слушай, – сказал он. – А тебе Хася сказала, кто она такая?

– Говорила, – лиса посмотрела на кота печально и неуверенно. – Только я не всё поняла. Но в общем она в каком-то древнем царстве работала. То есть сначала работала как Бася, а Хася была отдельно. Бася занималась добрыми делами, а Хася – справедливыми. А потом ту Хасю уволили. А Басю назначили ещё и Хасей по совместительству. И она подписала контракт насчёт справедливых дел, он записан в глобальную переменную, только из-за этого всего получилась какая-то ерунда… – она умолкла.

– Я ничего не понял, – сказал кот. – Вот совсем. Ни единого слова.

– Я тоже не поняла, – призналась лиса, вставая и отряхиваясь. – Давай лучше про нас.

– Ну, – подтвердил кот. – Что случилось, когда я за дублоном побежал?

– Ты почти добежал, – сказала лиса. – Потом свалился. Хася мне объяснила, что это у тебя электричество пробило. Ты бы сгорел, наверное. Если бы не Хася. Она пламя задержала. Потом открыла окно сюда. Ты без сознания был. И обгорел. Но она тебя вылечила.

– А тебя она вылечить не могла? – тут же спросил кот.

– Пробовала, – Алиса грустно опустила лицо. – Не получилось. Она про мою болезнь ничего не знает. Вот ожоги она лечит, раны всякие. Роды принимать умеет. А так – нет. Говорит, Дуремар Олегович пусть попробует. Она его уважает. Даже любит немножко, наверное. Но долго с ним не может. Он слишком хороший, ей с него невкусно.

– Не такой уж он хороший, – буркнул Базилио. – Постой, погоди, – вспомнил он. – Так дублон-то где?

– У тебя, – повторила лиса. – Внутри. Ты ещё глотать не хотел.

– А зачем? – не понял кот.

– Ну как зачем? – удивилась лиса. – Тут же Зона. Могут напасть разные. Особенно на тебя. На тебя же уже нападали.

– А! – до Базилио, наконец, дошло. – То есть, если я его через себя пропущу, можно сделать много Электрических Котов?

– Не то чтобы много, – сказала лиса с сомнением. – Но всё-таки два или три лучше, чем один? Пусть тебя будет больше.