Текст книги "Ангел иллюзий"

Автор книги: Михаил Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Вроде ничего страшного, я детей люблю, но с того самого момента в жену словно бес какой вселился. Началось с мелких капризов. Потом продолжилось нервным недовольством и несуразными претензиями. То ей не там сел, то не тем угостил, то не тот запах, то опоздал, то припёрся слишком рано… Нет, всё понятно, женщины во время беременности, они такие, особенные. Знал об этом ещё по первому браку. Слышал от других коллег. Читал, в конце концов. Но чтобы до такой степени эта особенность лезла во все щели?

Навалилась паника. Потом она ещё выросла, когда я случайно подслушал совет из уст тёщи, который она шипящим шёпотом давала своей дочурке:

– Дави его, ломай! Никуда он теперь от тебя не денется, при третьем ребёнке! – ну и бабушка (старая карга!) там же, шипит внучке на ушко:

– Сейчас постараешься, потом легче жить будет!

Пришло понимание: надо рвать когти! Немедленно! Вот прямо сию же секунду! Ну и супругу спасать, забирая её с собой вместе с детьми. Конечно, трудно будет на первых порах: здесь-то на всём готовом жируем. Ни за свет, ни за газ не платим (хотя в те времена это были сущие копейки), продукты не закупаем, в доме не убираем, на участке не корячимся, готовкой пищи не занимаемся, а всё подаётся всегда свежее и горячее.

Даже на подаренной мне машине (пусть это и была не новая «копейка») я ещё ни разу не заезжал на заправку. Только уровень в баке дойдёт до середины, как утром стрелка опять на максимуме. Чудеса в решете! Но затягивает такое потребительское житьё-бытьё хуже, чем наркотики. Это ещё благо, что я вовремя спохватился и по сторонам зряче оглянулся.

Сразу придумал план, как со всего этого спрыгнуть. Договорился, с кем надо, утряс, с кем положено, подмазал, чем полагается, и уже через несколько дней изготовился отправиться по разнарядке как молодой специалист в другой, не менее прекрасный для проживания город нашей великой и необъятной. Мне даже удалось под пустяшным предлогом усадить в машину Надежду с детьми и незаметно загрузить в багажник вещи первой необходимости. Затем мы поехали, и только на междугородней трассе я стал помаленьку раскрывать свои карты. Начал словами:

– Ты только глянь, в кого превратились твой дед, отец и твои братья. Разве можно так жить и быть при этом счастливым? А твои невестки? Или их уже никто в доме за людей не считает?…

Говорил я и убеждал долго. Все десять часов нашей езды. И вроде как убедил. Всё-таки моя жена была умная женщина, логику она уважала, выводы делать умела и правильно поданный материал воспринимала адекватно. Главное её было избавить от ежеминутного гипноза мамулечки и бабулечки. Со мной она согласилась:

– Ладно, давай поживём отдельно. – Но спросить не постеснялась: – На что будем жить?

– Я уже получил подъёмные на переезд и на обустройство. Ну и заработки пообещали не в пример больше, чем в нашей альма-матер.

О дальнейшей жизни можно написать книгу. Но если коротко:

Потом всё-таки тёща и бабка жену достали, она стала к ним часто ездить, и они тоже. Повлияли. Убедили. Достали. Итог: ушла. А мне чего одному мыкаться в чужих краях? Вернулся в свой город. Небольшая войнушка с тестем и шуринами посеребрила мои виски сединой. Как выжил, до сих пор не пойму.

Опять запой и… новая женщина Анастасия (везёт же мне с жёнами на букву «Н»: Нюра, Надя, Настя!). Уже спокойная и уравновешенная, на удивление мудрая и рассудительная. Спокойная любовь. Трое детей (по традиции!). Дети выросли. Тяготы личной жизни стали обходить стороной. Но трения всё ещё валились на мою седую голову.

Вот как сегодня. Несмотря на канун моего пятидесятилетия. Завтра юбилей, а тут…

Ссора, скандал. И это с той женщиной, которая вообще редко повышает голос?! И как тут не взбеситься-то? Впору вешаться… Или умереть от разрыва аорты. Ушёл в парк, а погодка штормит. Бутылка водки в кармане, а пить нельзя… Врачи запретили. Последствия бурной молодости. Сердечко – на таблетках, печень – на диете, почки – на травах. Но всё равно выпью! Назло всем! И дурной голове на радость. А где присесть-то?… Да вот хотя бы под этим деревом устроюсь. Корни торчат, как коряга удобная, на колченогий табурет похожа… И плевать, что ветер свистит в раскачивающихся над головой ветках. И что само дерево натужно скрипит всеми волокнами. Мне сейчас ни гроза не страшна, ни ливень с ураганом.

Накинул на голову капюшон куртки. Собрался вскрыть бутылку. Закрыл глаза от налетевшего столба пыли, который поднял ураганный порыв ветра. И вдруг услышал у себя за спиной треск ломающегося ствола. Или это так коварно молния ударила?

М-да! И убежать не успеваю… Ударило, куда-то поволокло, куда-то бросило. Стало темно.

И почему мне не больно?…

Так и умер… Вроде бы…

Глава 4
Кто меня окружает?

Мотнув несколько раз головой, я отогнал прочь воспоминания о своей бурной молодости и сосредоточился на сиюминутной, невероятно странной действительности.

Рассматривать пейзажи снаружи транспорта мне мешали панель автобуса и непрозрачные до пояса двери. Так что приходилось тянуть голову вверх, словно жираф, и приподниматься за ней всем корпусом. Что не осталось без шуток со стороны иных пассажиров:

– Ха! Крестьянин впервые выехал со своего хутора?

– И кто теперь вместо него будет навоз таскать?

Стоило отметить, что шутили беззлобно, а кто-то даже встал на мою защиту:

– Навозом от него не воняет. Чистый. Да и одет странно… Не удивлюсь, если он всё-таки городской.

– Может, его кто пьяного вывез в лес? – предположил кто-то. – Потому что одет излишне тепло.

Тут же прозвучало две истории, в которых одного типа вывезли пьяного ради розыгрыша, а другого какие-то нехорошие личности, опоив сильнодействующим снотворным. При этом водитель несколько раз посматривал на меня вопросительно, явно ожидая откровений. Но я на это лишь пожимал плечами, постукивал себя по лбу и мотал головой. Мол, ничего сообразить не могу. Или вспомнить. Если уж признаваться в чём-то, то лучше наедине, а не при толпе народа. Вот когда буду с ним рассчитываться бутылкой, тогда и задам несколько основополагающих вопросов.

А пока я ехал и всё больше убеждался, что совсем не «дома». Вокруг простиралась совсем иная эпоха, иное время, иная страна. Но пока не удавалось идентифицировать: наша ли это планета Земля в частности и наш ли мир вообще. По первым прикидкам получались двадцатые годы двадцатого столетия. Чуть раньше или чуть позже. А вот по насыщенности транспортом – нечто среднее между Европой и США в упомянутые годы.

Дорога отличная, пусть и по ряду в каждом направлении. Вдоль полотна по три-четыре линии столбов, обильно, в несколько рядов увешанные проводами энергоподачи и телефонными кабелями. До подземной прокладки всего этого хозяйства здесь ещё не дошли. Аккуратные полоски полей и садов. Симпатичные фермерские домики, порой собирающиеся в аккуратные посёлки. В нескольких из них заметил громадные сооружения, напоминающие храмы, элеваторы или дома культуры. Только вот традиционных для моего мира церквей, минаретов или синагог так и не рассмотрел. Может, подобные твердыни веры только в больших городах строят?

Примерную дистанцию в тридцать пять километров проехали за сорок минут и ещё минут пятнадцать протискивались по узким улочкам пригорода. Куртку я с себя стащил, а вот свитер благоразумно не стал снимать. Потому что под ним на мне имелась слишком провокационная майка с надписью на английском «Пентагон будет разрушен!». Один из сыновей мне её подарил, будучи заядлым патриотом и хулителем заокеанского капитализма. А мне майка понравилась отменным качеством материала и шикарно нанесённым рисунком на спине. Нечто из серии «Звёздных войн», где убойный на вид космический корабль утюжит бомбами развалины Пентагона.

Сам художник и специалист компьютерной графики, потому и обожаю вот такие великолепные картинки. Потому и находился дома в такой одежде. А во время начавшегося с женой скандала не заморачивался тем, что на мне. Так и покинул семью… оказавшись в ином мире.

Потому что, сколько ни всматривался в городские здания, сколько ни приглядывался к людям и к технике, всё больше убеждался, что вокруг всё не моё, чужое и незнакомое. Конечно, если настроиться должным образом, представляя, что ты просто зритель кино, то подобный мир можно вообразить. И снять, при должном терпении и сильном желании. Но зачем снимать то, чего никогда не было?

Архитектура чуждая, хотя нечто подобное я на каких-то картинках о древности видел однозначно. Слишком лёгкие здания, хрупкие на вид, если не сказать воздушные. Исчезли тяжеловесность и основательность, так присущая российскому климату. Не стало угловатости. Зато резко прибавилось деталей роскоши, неуместной лепнины, статуй, портиков и открытых террас с балконами. Деревья, опять-таки, сплошь южные, половина плодовых. Попадаются пальмы, в том числе и финиковые. Полно лимонных деревьев, апельсиновых, мандариновых. А цветов масса, и все настолько разные, что и не догадывался раньше об их существовании.

Где улицы пошире – обязательно ездит трамвай. Пусть и допотопный, по моим понятиям. Троллейбусов не увидал, входов в какую-нибудь подземку тоже. Квартала нищеты не заметил, хотя мы могли въехать в город с иной стороны. Заметил несколько конных экипажей, но они тут явная редкость и анахронизм, скорей пережиток прошлого, мешающий новейшему транспорту. Потому что даже наш водитель не удержался от парочки ругательств в адрес наглого кучера, выпершегося со своей пролёткой в транспортный ряд и начавшего бесцеремонно тормозить движение.

На что ещё обратил внимание: все единицы транспорта имеют номера, даже на гужевых тарантасах стоят. А вот каких-либо регулировщиков движения или просто полицейских не увидел. Неужели водители настолько дисциплинированные и правильные, что сами разбираются в случае ДТП?

Ну и всё больше мучил меня загадочный вопрос языкового общения. Если мир иной, то почему здесь говорят на русском? Пусть он и несколько странно воспринимается на слух и не все слова понятны буквально, но суть остаётся прежней, я почти всё понимаю. Мало того, надписи над витринами магазинов, названия улиц, как и нумерация, вполне читабельны. И цифры привычные, арабские.

«Интересно будет почитать здешнюю прессу да полистать учебники истории, – пришла мне в голову очевидная идея. – А вот стоит ли мне здесь задерживаться надолго?… Вдруг дорога в этот мир только в одну сторону? И та открывается раз в пять тысяч лет?… И вообще, где меня взяли и куда привезли?!»

Поэтому я потянулся к водителю и шёпотом спросил:

– А как та местность… или тот лес называется, где велась съёмка?

Тот подвигал бровями, словно заранее ожидал такого вопроса, но ответил пространно:

– Посёлок там рядом, Пастушье Семя зовётся. А лес – Змеиным, хотя там испокон веков ни единой змейки не водилось. Кажется…

Запомнить бы, мне туда ещё возвращаться. Хотя названия яркие, незабывающиеся.

Под эти раздумья добрались на место назначения, и наш пепелац въехал через раскрывшиеся перед нами ворота на огороженную территорию. Судя по частичным декорациям на открытых пространствах и многочисленным крытым ангарам, мы прибыли на местный аналог Голливуда. И атмосфера здесь сразу ощущалась особенная, давно мне известная и привычная. Если судить по смещению уровней построек, всё это располагалось на пологом склоне. И не удивлюсь, если отсюда имеется хороший вид на весь город.

Наружу вышел я первым и долго ждал, пока выберутся статисты со своими железяками. Один из них (вроде как бригадир) остался, вместе с водителем проверяя возможную порчу на сиденьях и боковой обивке. Претензий не последовало, но уйти вслед колонны своих, которые по очереди входили чинно в какой-то барак, бригадиру не дал водитель:

– Постой! – и кивнул в мою сторону. – Парню нечем рассчитываться.

Я изобразил на лице непонимание, многозначительно потряхивая курточкой в руке. Мол, обещал ведь бутылку. На что последовали короткий смешок и ехидный вопрос:

– А деньги у тебя есть?

Чего не было, того не было. Что я и показал всеми понятными жестами.

– Вот и я так подумал, что надо помочь парню, – продолжил водитель разговор с бригадиром. – Как думаешь, получится у него отхватить денежку, если он в конце очереди твоей шарашки пристроится?

Тот раздумывал недолго:

– Хм! А ты знаешь, может и проскочить на авось! Только пусть свитер свой снимет да мою вязку с мечами в руках держит. Бухгалтер ведь и в самом деле не по спискам выдаёт, а каждому на рыло. Режиссёру плевать, а посторонние здесь не ходят.

И уже мне, повелительно:

– Снимай свитер и бери мой тюк. И вот, покажешь этот талон. Заслужил, если честно, своими прыжками и кульбитами, когда тебя фикси разыграл. Ха-ха! Повеселил народ!

«Ага! Значит, ту прыщавую недоросль Фикси зовут? – пронеслась в сознании мимолётная радость. – Надо будет запомнить, вдруг и мне оказия подшутить над ним подвернётся?…» – но это я так, просто подумал, с пониманием полной бесперспективности своей мести.

Вообще-то я должен кланяться в ножки подобным благодетелям и уж никак не оспаривать их приоритетные подсказки и распоряжения. Поэтому и не стал возражать, шустро сбросил свитер и потянулся рукой к связке оружия.

– Э-э-э! – протянули мои благодетели удивлённо в два голоса. – Что за диковинная одёжа?

– Сын привёз… Откуда-то очень издалека, – чистосердечно ответил я.

– И по-каковски тут написано? – глядели они на меня, как на «Квадрат» Малевича. Или как на «Мону Лизу». Но ещё больше их поразило упоминание о ребёнке. – Чей сын? Парень, ты о чём?

Это навязчивое обращение ко мне стало раздражать. Ну какой я им парень, если каждого из них старше? Водителю под сорок, бригадиру чуток меньше на вид. А мне-то уверенных пятьдесят! Имели бы уважение к моим сединам!.. Или здесь так принято обращаться к «дяде»? И как выкручиваться? Что отвечать?

Начал с «по-каковски»:

– Английскими буквами писано. Но сам я читать на таком не умею… А сын… так он это…

Замялся, подбирая правильные слова и растерянно блуждая взглядом по сторонам. Помогло то, что оба зрителя меня несколько бесцеремонно развернули к себе спиной, разглядывая картинку, сделанную с помощью прямой печати на ткани. А я увидел своё лицо в отражении на лобовом стекле автобуса. И первое, что захотелось сделать, – это в панике воскликнуть:

«Это не я!»

Непроизвольно потрогал лицо, состроил несколько гримас. Покрутил нос. Ущипнул себя за щёку. Жёстко почесал подбородок, на котором отсутствовала сегодняшняя щетина. Начало пробиваться какое-то воспоминание. Присмотрелся уже совсем иначе к рукам: грязные. Когда в нырок ушёл под коровой да потом по земле крутнулся, испачкался солидно. Как только в лепёшки коровьи не угодил? Но даже под разводами непритязательной грязи удалось увидеть самое главное: кожа-то однозначно принадлежит не мужчине солидного возраста. Явно ручки помолодели-то!

Ну и лицо стало вполне узнаваемым. Первый шок прошёл, и я уверенно опознал самого себя, но молодого, примерно в двадцатилетнем возрасте. Или ещё моложе? То-то мне так легко и привольно дышится. И двигаюсь свободно, словно летать собрался. И бегал я от иллюзорного медведя с прытью молодого зайца.

Да и сейчас, глядя на мои ужимки, благодетели душевно рассмеялись:

– Ты глянь на него, как клоун себя ведёт!

– Ага! Ему только в цирке выступать. Ха-ха-ха!

Тоже мне, нашли паяца! Но главное, что вроде про сына больше не вспоминают. Вроде… А, нет, вспомнили:

– Так что с сыном-то? – пришлось выкручиваться на ходу:

– Да сын… этой, сестры старшей. А она… того, вот мало́й со мной и рос… Мм… как сын родной и племяш…

Похоже, что объяснение не прошло, но и застаиваться собеседникам было некогда:

– Куртку лучше набрось на себя, – посоветовал бригадир, – и пристраивайся в конец очереди. Суй талон в окошко уверенно, может, и проскочишь… Но если что, мы с тобой не знакомы!

И сам шустро вклинился в поток своих товарищей у самой двери. А мне ничего не оставалось, как после поощрительных жестов водителя пристроиться в хвост колонны по одному. Мужик впереди меня оглянулся, дёрнул удивлённо бровями, но глянув в сторону автобуса, понятливо кивнул и больше не оборачивался.

В здании оказался узкий коридор буквой «Г», на углу которого имелось окошко. Туда каждый статист совал талон и тут же получал несколько раскрашенных бумажек. Прятал полученное в карман или в небольшой бумажник и отправлялся на выход. В конце коридора, перед дверью, стоял сложный турникет под названием «не перепрыгнешь». То есть даже к окошку кассы как бы никто посторонний не мог бы подойти. Только выходящие с внутреннего двора, на который заезжали автобусы с массовкой.

Сделав лицо максимально равнодушным, я сунул в окошко подаренную мне бригадиром картонку. После чего получил с той стороны барьера настолько строгий взгляд прокурора, что у меня спёрло дыхание. Ничего иного в голову не всплыло, как знаменитая строчка из книги Ильфа и Петрова:

«Великий комбинатор почувствовал, что его сейчас будут бить! И возможно, ногами!» – ведь несложно было догадаться, что в бухгалтерии тоже какой-то предварительный учёт ведут. Или главный распорядитель на площадке уже подал количественные списки.

Как только мне удалось удержать на лице каменное выражение? Или этот «прокурор» здесь так на каждого смотрит? Словно последние деньги с кровью от сердца отрывает? Но разоблачения не последовало. Передо мной шлёпнулось на доску четыре бумажки. Я их сгрёб, не присматриваясь, сунул в карман куртки, противоположный тому что с бутылкой, подхватил связку с оружием, да и пошёл на выход.

Там солнечный свет настолько ослепил, что несколько минут стоял в сторонке, пытаясь проморгаться и восстанавливая дыхание. Всё-таки меня этот кассир припугнул изрядно. Наверняка такие типы работали в рядах кровавой «гэбни», только глянет – сразу признаешься во всех грехах, своих и не своих. Я даже внимания особо не обратил, когда подскочивший бригадир забрал свою связку и умотал куда-то. И только придя в себя, задумался:

«Ну а дальше-то что делать?»

Стоял я на какой-то проездной, широкой площади. Тротуары просторные, изрядно заполненные народом. Причём публика здесь находилась самая разная. И только для сравнения разных типов лиц, костюмов или социальных образов можно было стоять и пялиться до Судного дня. Но спешить-то мне куда? Вот я и стоял, пытаясь сориентироваться и сообразить. Также подспудно я очень надеялся дождаться главного своего благодетеля: водителя автобуса. Всё-таки ему оставался преизрядно должен. Да и ещё хоть пару капелек информации надеялся от мужика получить.

Ну и самое главное, на другой стороне площади располагался парк с цветами, ближайшие здания за ним оказались намного ниже, и почти полная перспектива города открывалась для взора восхищённого зрителя. Там и лавочки виднелись, практически пустые, если не считать восседающих там старушек. Узнать бы ещё, как этот город называется? И что это вообще за страна такая дивная? Только осторожнее надо, хитро, иначе примут за сумасшедшего. Или за шпиона… Вон некая военизация общества или иной военной истерии даже внешне наблюдается. Считай, каждый третий ходит с пистолетом на боку, каждый второй с кинжалом. И вооружённые женщины – не исключение, а скорей большинство. Похоже, время здесь мирное, благодатное, но почему с оружием простые горожане ходят? Может, традиция такая? А в общем-то доверие людей поражает, и благожелательность чуть ли не шокирует. Вон деньги выдали только за красивые глазки:

«И мне здесь начинает нравиться! – вполне логично порадовался я. – Если ещё проход из моего мира сюда работает туда и обратно в постоянном режиме… О-о! Да я такого наворочу!..»

Но это я так хвастался, прекрасно понимая абсурдность любых мечтаний в сей момент. Пока окончательно не разберусь, куда попал, не выясню и не освоюсь в деталях бытия, нечего и грезить о каких-либо махинациях.

Что ещё меня поразило, когда я глянул на небо, так это видневшиеся там дирижабли. Добрый десяток их бороздил воздушное пространство над дальними околицами. Да и пяток воздушных шаров рассмотрел, зависших на одном месте. То есть человек здесь уже сделал первый шаг в освоении воздушного океана. Только вот почему ни одного самолёта не видно? Неужели для них существует запрет летать над городом?

Дело явно шло к вечеру, жара стала чуточку спадать, но куртку я так и не снял: не хотелось привлекать к себе излишнее внимание. Расстёгнутая, она, наоборот, прикрывала от лучей всё ещё палящего солнца. А свитер я повязал на пояс, рукавами вперёд. Заметил, что некоторые из молодых парней носят таким образом рубашки, оставаясь в неком подобии несуразных маек со шлейками.

Стараясь краем глаза отслеживать служебный выход из киностудии, не столько город рассматривал, сколько ближайшее окружение. Очень меня интриговало как художника: смогу ли я догадаться о расе людей, основной для данного города. Потому что встречались самые разные виды и типажи. Каждого десятого можно было отнести к азиатам, или к китайцам. Потому что они имели кожу желтоватого цвета. Ну и все остальные признаки соответствовали этому определению. Разве что японцы с корейцами смотрелись миниатюрнее, чем китайцы.

Ещё одну десятую часть смело можно было отождествлять с монголами. Чуть меньше определялись мною как татары. Один на полсотни выглядел как мулат. Примерно столько же попадалось истинных египтян, с иссушенными лицами и резко очерченными носами. Негры тоже просматривались, но крайне редко: один на две-три сотни. Изрядно меня поразило точно такое же количество краснокожих индейцев. Эти-то откуда здесь взялись? Опять-таки, следовало учитывать, что в каких-то районах города могут проживать целые национальные общины тех же негров, к примеру, или китайцев.

Но пока всех остальных людей можно было скопом присоединять к такому понятию, как славянин. Или, если ещё проще, отнеся их к восточно-европейской группе. У девушек лица женственные, мягкие, без чрезмерной воинственности или жёсткости, присущей тем же эллинам, к примеру. Но среди них, как и среди мужчин, просматривались также восточные нордиды и восточно-балтийский расовый тип. Тогда как по телосложению встречались все: мезоморфы, эндоморфы и эктоморфы. То есть особи с пропорциональным телом, «кругленькие или массивные» и вытянутые, которым от природы присущи узкие бёдра и плечи.

Предварительный вывод: я среди своих. Как бы… И уж в любом случае не в здешней Греции, Италии или Испании. И не на Марсе каком-нибудь. И тем более не в Египте! Хоть присутствие конкретных египтян и напрягало изрядно. И что мне дали подобные выводы? Легче мне от этого стало? Вряд ли. Зато признавалось оправданным наличие русской речи вокруг, пусть подноготную этого ещё и надо уточнять по всем имеющимся здесь источникам.

Что ещё бросилось в глаза, так это троекратное количественное преимущество женщин. Да оно и понятно, небось все мужики в этом обществе всё ещё на работе вкалывают. Особенно если промышленный капитализм здесь на самом пике своего развития.

А вот с одеждой на горожанах получался полный нонсенс. Потому что носили здесь что ни попадя. Начиная от просторных туник и кончая жёсткими корсетами, стягивающими телеса до посинения. Сандалии соседствовали с туфлями и сапогами. Штаны – с шароварами и шортами. Кофты или рубашки с длинными рукавами соперничали с открытыми лифами у женщин или со спортивными майками у мужчин. Кто в костюме, кто в сюртуке. Кто в куцем пиджачке, кто в жилетке на голое тело. При этом, несмотря на жару, бо́льшая часть народа носила косынки, шали, шляпки разного фасона, кепки, картузы, шляпы и даже несуразные с виду котелки. Не хватало только рыцарских шлемов и цилиндров с фраками.

Хотя… сегодня я уже видел около сотни шлемов. А цилиндры жители данного района могут и не использовать. Зато где-нибудь на торжественном приёме… Или здесь фраков не носят?