Текст книги "В понедельник дела не делаются"

Автор книги: Михаил Макаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Помыкалов назвался. Требование расстегнуть браслеты, обращение на «вы» породило мысль, что прокурор за него.

Он сбивчиво начал говорить, что он только один раз по дурости побил пьяного, а когда тот упал, решил снять с него ботинки.

Больше такого с ним никогда не повторится. Он может каждый день приходить отмечаться в милицию. Деньги и часы у пьяного он не брал. Следователю сказал так, потому что заставили оперативники.

– К вам применялись незаконные методы дознания? – Коваленко по очереди посмотрел на обоих оперов, стоявших ошую[51]51
  Ошую – по левую руку (устар.).


[Закрыть] и одесную[52]52
  Одесную – по правую руку (устар.).


[Закрыть] от обвиняемого.

Маштаков поглядывал на Помыкалова с иронией. Молодой оперативник был индифферентен. Помыкалов не понял смысла вопроса. Зампрокурора повторил попроще.

– Вас что, били, пытали?

– Били, – с запинкой решился обвиняемый.

– Кто?

Помыкалов вновь забычился. Почувствовал, как опера горячо дышат ему в затылок.

– У вас есть телесные повреждения?

– Нету.

– Вы имеете право обратиться с письменным заявлением, – отработано разъяснял Коваленко. – По которому будет проведена прокурорская проверка в порядке статьи сто девятой УПК РСФСР[53]53
  Статья 109 УПК РСФСР предусматривала порядок проведения доследственной


[Закрыть]. Выведите его. Пусть в коридоре подождёт.

Опера убрали обвиняемого из кабинета.

Санкционировав арест, зампрокурора как бы между делом сказал собиравшемуся на выход следователю:

– Пусть Маштаков зайдёт один.

– С вещами? – Озеров понятливо осклабился, выказав лошадиные зубы.

Причина вызова на ковёр опера, на действия которого только что поступила жалоба, была истолкована соответственно.

Коваленко не отреагировал. Хотя следовало одёрнуть Озерова.

«Что за фамильярность? Я кто этому мальчишке? Ровня?»

Маштаков зашёл с приязненным выражением.

– Спасибо, Виктор Петрович.

Заместитель прокурора сперва не сообразил, за что его благодарят.

Потом скупо улыбнулся.

проверки для установления в сообщении признаков преступления.

– Вы как будто за личное одолжение благодарите. Рабочий вопрос… мы же с вами одно дело делаем. Присядьте на пару минут.

Опер поддёрнул брюки, опустился на стул. Коваленко разглядывал его.

«Говорят, он до сих пор здорово пьёт».

Одутловатость лица Маштакова и тёмные полукружья под глазами подтверждали слухи. В тоже время одет он был опрятно, хорошо подстрижен, чисто выбрит. Глядел ясным взором.

– Я внимательно изучил материалы служебной проверки по факту побега Фадеева. Руководство УВД не установило в ваших действиях существенных нарушений. Но это ещё ничего не значит.

Коваленко замолк, давая возможность собеседнику переварить услышанное и при желании ответить.

Опер оказался скор на язык.

– Я понимаю, Виктор Петрович. Всё зависит от того, как вы решите.

Коваленко поёжился, собираясь с поступком. Ощущение очень походило на внутреннее содроганье, перед тем как ласточкой нырнуть с крутояра в незнакомый водоём. Реально рискуя сломать шею. На всю жизнь остаться инвалидом.

– Не в моих принципах ходить вокруг да около, Михаил Николаевич. Предлагаю вам небольшую сделку, – Коваленко пожевал губами, он не любил тавтологий. – Я закрываю глаза на эту нехорошую историю с побегом, а вы… от вас потребуется пустяк. Понаблюдать за одним домом. Сделать несколько снимков. Возможно, снять на видео.

Маштаков озадачился. Нечто подобное он заподозрил, когда заместитель прокурора обратился к нему по имени-отчеству. Предложение показалось Михе неравнозначным. Зампрокурора, спуская на тормозах головотяпство милиционеров, приведшее к побегу убийцы, оставлял Маштакова работать в органах. В свою очередь, от Михи он требовал сущую вроде безделицу – понаблюдать за объектом. Сделать работу, ставшую привычной за два с лишним года работы в уголовном розыске. Закавыка, очевидно, таилась в объекте оперативной установки.

И ещё – ставить подобные задачи было не в компетенции прокуратуры.

«Что-то тут личное. Типа, жену свою решил пропасти».

– Можете на меня рассчитывать, – Маштаков смотрел открыто.

В конце концов, не на иностранную же разведку ему предлагают работать.

Коваленко ответил пристальным взглядом поверх очков в стальной оправе.

– Вы понимаете, что рассказывать об этом не следует даже непосредственному начальству?

– Понимаю, – Миха проявил такт, отвёл глаза. – Разрешите идти?

– Давайте.

«Вроде пока всё правильно делаю», – решил зампрокурора, прокрутив в голове все “за” и “против”».

14

Вечером Маштаков навестил своё любимое заведение – бар «Магнат» на Урицкого.

После работы он заглянул домой, отдал жене получку. Практически всю, отложив в «подкожные» только две сотни, больше не выкраивалось. И так без надбавок, которых он был лишён, и за вычетом прогулянных дней получилось всего две тысячи триста пятьдесят рублей.

– Домой тебя ждать? – в обычной манере, как бы между делом, поинтересовалась Татьяна.

Деньги, хоть и небольшие, возымели свое меркантильное значение, жена выглядела приветливей, чем обычно.

– Может, не пойдёшь никуда? – попросила она. – Я курочку приготовлю. Девчонки по тебе соскучились.

Миха, обувавший в крохотной прихожей ботинки, замешкался. Потом резко встал, притопнул ногой.

– У меня встреча деловая, Танюш. Да я недолго.

Жена отвернулась и быстро ушла на кухню. Без паузы загремели кастрюли.

Бар «Магнат» располагался в квартале от Михиной «хрущёвской» пятиэтажки. В половине седьмого вечера заведение почти пустовало. – Нин, привет! Как бизнес? – с порога Маштаков приветствовал барменшу. Он был здесь почти родным. Барменша Нина, стриженая искусственная блондинка, глазастая, хорошо за тридцать лет, вполне фигуристая ещё, обрадовалась его приходу. – Приветик, Миша! Ты нас забы-ыл совсем. Маштаков подошёл к стойке, опёрся на неё, поймал женщину за кисть, поцеловал в запястье. – Выглядишь, Нин, как всегда на пять баллов. – Ты что, у меня руки мокрые… Барменша поставила на стойку два высоких бокала. Третий стала усиленно протирать перекинутым через плечо полотенцем. Улыбалась смущённо. «Надо же, – подумалось Михе, – они как кошки. Погладил – и сразу урчат». – Чего будешь? Как всегда? – Нет, как всегда не хочу. Налей пивка кружечку. Ну и сухариков каких-нибудь дай. Сколько у меня долгов накопилось? Не исчерпан ещё кредит доверия? – Ты же знаешь, когда он будет исчерпан, я тебя выкуплю, – смеялась Нина, подставляя наклонённую кружку под янтарную струю из крана. Маштаков вытащил из кармана брюк полсотни, положил на стойку. – Сдачу сминусуй из моих долгов. Символическое погашение части долга носило у Михи характер ритуала. Этим он доказывал себе, что он не прилипала, что не халявной выпивки ради он сюда ходит. Хотя хозяин бара, местный магнат Жора Сметанюк всегда корил его: – Что уж, я не в состоянии угостить старинного друга, корифея правоохранительных органов? Друзьями они не были, хотя знались давно, с восемьдесят первого года, когда оба учились в филиале местного политеха. Маштаков, промучившись год, бросил институт, ушёл в армию.

Жора и тогда был Жорой. Сын обеспеченных родителей, папа – полковник, военпред на механическом заводе. Первым на курсе Жора заявился в институт в фирменных джинсах «Леви Страус». У него водились деньжата, по мелочи он фарцевал дисками, импортными сигаретами. Девчонки вокруг него, плейбоя, хороводом вились. Худого невзрачного Маштакова Жора признавал тогда только из-за дерзких его полублатных приятелей по секции бокса, проникавших на институтские дискотеки. Коммерция давалась Жоре трудно. Правда, в последнее время он поунял свои имперские амбиции, жизнь пообломала. Освоил закон зимовки: «Будь проще, и к тебе потянутся люди». Бар приносил Жоре мало доходов. Ресторанный бизнес вообще дело проблемное. Закупка, готовка, обслуживание, клиент специфический, попросту пьяный, непредсказуемый, каждый вечер почти наносящий материальный ущерб. Табун проверяльщиков. СЭС, пожарные, архитекторы, менты! Каждому за хорошее отношение надо что-то дать. Не считая бандитов, которые были опаснее государственных мытарей, их условности должностных обязанностей не стреноживали. Но и с бандитами Жора в конце концов утряс. Кивая на постоянно торчавших в баре ментов, комбинатор создал иллюзию опекающей его красной крыши. На общак отстёгивал эпизодически и скудно. Год назад к Жоре повадились двое отморозков. Один из них запал на Нину. Сядет у стойки, курит, щурится и задвигает ей разные гадости на сексуальные темы. Типа, представь, киска, как я тебе ножки раздвину… До настоящих истерик Нинку доводил, она увольняться всерьёз хотела. А это Жориному магнатовскому бизнесу – край, Нина весь бар на себе тащила. В Жоре южная, наполовину семитская кровь закипела. Когда парни в очередной раз заявились, он вызвал их в коридор, орать стал. Второй, не сексуально озабоченный, сделал к топавшему ногами Жоре короткий шаг. Выдернул из фирменных штанов комерса подол рубахи. И к вывалившемуся студенистому брюху приставил острое жало выкидухи. – Ты чё визжишь, жирный? – вопросил тихо.

Жора попятился от ножа и от страшных глаз отморозка – белых, без зрачков. Еле отбрехался он тогда, угощал парней за счёт заведения. В следующий раз озабоченный подкараулил, когда Нина в туалете уединилась. Сломал запор на двери. Сцена получилась дикая. Нинка с завернутой кверху юбкой визжала на унитазе, как резаная. Люди сбежались, позорище… На следующее утро Жора прилетел к Маштакову на работу. Захлёбываясь ненормативной лексикой, вывалил проблемы. – А чего, Георгий, молчал? – упрекнул находившийся здесь же Титов. – Не к кому обратиться? Ждёшь, когда тётку трахнут, а тебе шкуру продырявят? – Маштаков на правах старинного знакомца был более резок. Сметанюк сидел, потупившись, со всем соглашался. В тот вечер опера провели в баре зачистку. Титов, камээс-рукопашник, никогда не упускал возможности попрактиковаться в силовых задержаниях. Конфликт грамотно спровоцировал небогатырского вида Маштаков. Локтем он опрокинул кружку с пивом у сидевшего у стойки озабоченного. – Чё ты делаешь, паскуда? – воскликнул тот, отлепляя от коленей насквозь промокшие брюки. Свидетели (хозяин ООО «Магнат» Сметанюк Г. А., бармен-администратор Добровольская Н. С., повар Кувезина Р. П.) подтвердили потом, как беспричинно гражданин, находившийся в состоянии алкогольного опьянения, напал на оперуполномоченного капитана Маштакова, замахнулся на него кружкой, пытался ударить по голове. При этом ругался грубой нецензурной бранью. Миха провёл правый кросс, а левой врезал парню по печени. Озабоченный пошёл по бару вприсядку под задорный припев «Последней электрички» Алены Апиной. Второй, в короткой кожанке, бросился на Маштакова. В руке его сухо щёлкнул выкидной нож. Стоявший в стороне как бы не при делах Титов резко ударил парня левой рукой по плечу, а правым предплечьем – по гортани. Сразу Лёшка скрутил противнику запястье, заставив выронить нож, и взял в замок его горло. Неторопливо сдавил правым предплечьем гортань.

– Ну чё, друг, нормально, да? – Тит чуть подзапыхался.

Уткнувшийся зажатой головой в подмышку опера отморозок в ответ сумел только просипеть невнятно. Согласно наставлению по рукопашному бою для зелёных беретов, Тит реально мог задушить противника при подобном захвате.

А в дверь, топоча, забегало ещё трое сыщиков.

У того, что вздумал дёргаться, нашли чек[54]54
  Чек – вощеная бумажка с любой дозой героина (жарг.).


[Закрыть] героина, ножик его без всяких натягов потянул на двести двадцать вторую статью[55]55
  Статья 222 УК РФ до 2004 года предусматривала уголовную отвественнность за ношение холодного оружия.


[Закрыть].

Парень, ко всему прочему, оказался ещё и «условником», имел в активе два на два с половиной за кражу. В общем, его укатали на трояк реально.

Второй, сексуально озабоченный, ранее не судимый, залётный гражданин Копытов получил десять суток за мелкое хулиганство в общественном месте. В специальном приёмнике при УВД г. Острога ему провели курс сексуальной коррекции.

Маштаков тогда засомневался:

– Стоит ли впадать в крайности?

– Миха, они по-другому не понимают, – убедил его Титов, не отягчённый высшим образованием. – Завтра ему моя Люсь-ка понравится или твоя Танюха.

Копытов вышел из спецприёмника дырявым[56]56
  Дырявый – лицо, в отношении которого совершен акт мужеложства.


[Закрыть]. Сразу слинял из города, больше им не смердело.

На радостях Жора устроил грандиозное гулянье для воинов-освободителей. Закрыл бар на спецобслуживание. Упились до хорошего, в такси уставших оперов загружали штабелями.

С пьяных глаз магнат Сметанюк не сумел сдать бар на сигнализацию, и Михе пришлось оставаться с Нинкой охранять материальные ценности. В подсобке на топчане женщина безуспешно промучалась с Маштаковым до утра, но так ничего от него, перебравшего, не добилась.

С Ниной у него получились дружеские отношения, он к ней больше не подкатывал. Она закончила филфак, до тридцати лет учила детишек русскому языку и литературе, потом муж бывший сманил её в коммерцию, где можно было хоть на кусок хлеба с маслом себе и дочке заработать.

У Михи с Ниной обнаружились общие интересы. Она тоже любила прозу Довлатова. Открыла для Маштакова хорошего писателя Сергея Каледина. Уважала Высоцкого, специально для Михи держала в баре несколько кассет Владимира Семёновича.

Наизусть знала много стихов Цветаевой, Мандельштама. Услышав, что Маштаков со школы увлечен историей Белого движения и изучает его, принесла ему сборничек стихов эмигрантского поэта Арсения Несмелова, в прошлом колчаковского офицера.

Миха, помнится, прочитал и обалдел от простоты и пронзительности.

 
…Переодевшись и обрив усы,
Мазнув у глаз две тёмных полосы,
Он бросился к любовнице на дачу.
Там сосчитал он деньги и патроны,
Над дачей каркали осенние вороны,
И вычистил заржавленный «Веблей».
Потом зевнул, задумавшись устало,
И женщине напудренной и вялой
Толкнул стакан и приказал: «Налей!»
 

Наметанным глазом Маштаков, конечно, определил, что Нина спит с хозяином. В современном мире это стало почти обязательной составляющей неофициальной части контракта наёмной работницы-женщины.

И по противоречивому своему характеру Миха (хоть и не его дело было, зарёкся он, что не будет связываться с Нинкой) заревновал её к жиртресту Жоре. Один раз, поддатый, даже хотел морду ему набить. Потом извинялся, правда.

Маштаков цедил пиво, сухарики ржаные грыз. Когда дошёл до половины кружки, почувствовал лёгкое ослабление головного зажима. Пора было закуривать.

– Как «Янтарное»? – поинтересовалась Нина.

Пиво по правде показалось Михе пустоватым, но видя, что мнущиеся у стойки мужики навострили уши, он солидно крякнул:

– Классное. Свежак!

Обслужив работяг, Нина вышла в зал и положила на стол перед Маштаковым сложенную вчетверо газету.

– Тут про тебя какой-то Н. Прохоров написал.

Говоря это, сметливая Нина нагнулась, голос понизила. Ни к чему, чтобы посторонние слышали. А то в разговор влезут, тоже прочесть захотят. Без надобности узнают, что Миха – милиционер.

Маштаков развернул газетку и на второй странице узрел крупным шрифтом набранный заголовок:

«УБИЙЦА – СРЕДИ НАС!»

«31 августа 1999 года в деревне Соломино нашего района обнаружен закопанный на большой глубине труп зверски убитой молоденькой девушки. Могила была тщательно замаскирована. Вскоре убийца, ранее неоднократно судимый рецидивист оказался в руках милиции. Однако благодаря «профессиональным» действиям наших горе-«пинкертонов» убийце удалось бежать. С вопросами, как удалось преступнику выбраться из тщательно охраняемого здания милиции, пройти через многочисленные кордоны и посты, мы обратились к начальнику УВД. Однако, сославшись на занятость, полковник Е. Сомов отказался беседовать с нашим корреспондентом, развенчивая свои прежние заверения, что он открыт для прессы. В результате проведённого журналистского расследования удалось узнать, что к этой неприглядной истории имеет непосредственное отношение оперуполномоченный капитан М. Маштаков. При нашем обращении капитан, очевидно, беря пример со своего непосредственного начальника, также изобразил из себя глухонемого, не пролив света на происшедшее. Уважаемые горожане, задумайтесь, способны ли городские власти, в том числе и милицейские, контролировать ситуацию и обеспечить безопасность вашу и ваших близких?» Н. Прохоров

Миха залпом допил пиво.

«Вот ведь сука Голянкина! Нахватается вершков и лепит! Что ни слово, то лжа! Бывалая плечевая проститутка – молоденькая девушка? Закопана на большой глубине? И могила, оказывается, тщательно замаскирована? Фадеев Виталька – ранее неоднократно судимый рецидивист? Да он ведь только раз судим. А в побеге убивца виноват, значит, только я?»

Маштаков подошёл к стойке, стукнул свёрнутой в трубку газетой.

– Нинуль, налей полста.

Барменша поставила перед ним рюмку водки, бутерброд с красной рыбой на пластмассовую тарелочку положила.

– Не бери в голову, Миш. Зря я, наверное, тебе эту ерунду подсунула. Прости, не подумала.

– А-а-а…

Миха опрокинул рюмку, водка, проходя положенным маршрутом, царапнула гортань, скользнула вниз по пищеводу. Согрела, усиливая тренировочное опьянение от принятой ранее кружки «Янтарного».

– Закусывай, – Нина подвинула тарелочку с бутербродом.

– Ага, – Маштаков крупно откусил, забивая сочным солёным вкусом присутствие медицины во рту, – Нинуль, ты мне газетку эту презентуй, будь ласка. При встрече забью Прохорову в глотку. Или ещё куда, где потуже.

– Да бери. Я только программу из неё выну.

Нина занялась посетителями, бар постепенно заполнялся, знакомых не было. Миха посмотрел на часы. Друг его Вадик Соколов, дядя Вадя, забивший деловую стрелку, опаздывал на пятнадцать минут.

Маштаков курил в углу, ненавязчиво присутствующих разглядывал. По привычке и от нечего делать.

За соседним столиком двое работяг, пришедших до него, сусонили пиво, кружке по четвёртой уж, наверное. Нинка только что в обеих руках унесла с их стола пустую посуду. На газете дядьки разорвали здорового вяленого леща. Поедали его грамотно, вчистую, даже пузыри на спичке поджарили. Под пиво они выпили маленькую[57]57
  «Маленькая» – бутылка водки емкостью 0,25 л.


[Закрыть], практично принесённую с собой. Нина, если люди были нормальные, не наглые и не притаскивали ящик, на амбразуру не бросалась.

Разговор меж мужиками шёл степенный. По ходу дела, один собирался женить сына.

– Девчонка вроде-ка скромная… в институте заочном учится…

За ними отдыхала весёлая компания. Двое незнакомых приблатнённых парней. Один с зубами «жёлтого металла», шумный, с масленым красивым лицом солировал, сыпал анекдотами. На двух парней – три девки, пятый стул от другого стола они заняли. Девчонки, чувствуется, свои в доску, курят, анекдоты матерные встречают хохотом. Второй пузырь водки в спринтерском темпе добивают. Отдыхают культурно, кроме «Шуйской» на столе – шампанское, сок. Горячего заказали.

Нина крикнула в окошко на кухню:

– Рая, две «свинины деликатесные», три гриля!

Хорошие посетители. Если, конечно, выпив, непотребства какого не учинят.

Скупой Жора экономил на охране. Миха сто раз ему советовал – найми вышибалу. Хотя бы на три часа: с девяти, когда градус у народа поднимается и до закрытия. Но Жора предпочитает сам закрывать бар. Для пущей уверенности он приобрёл газовый баллончик и электрошокер.

Дядя Вадя появился, когда Маштаков собрался заказать ещё сто.

С порога он забасил, оправдываясь:

– Ёхарный бабай, шаровая у меня полетела! Пока на галстуке добрые люди до гаража дотащили, пока помылся, переоделся.

Нинон, привет! Сахарного песку мешок не возьмёшь? У меня самый дешёвый в городе.

– Какой песок, Вадик? Сезон заготовок уже тю-тю, – барменша засмеялась, отчего её усталое, с избытком косметики лицо похорошело.

Дядя Вадя, как и Миха, завсегдатай «Магната». Не заглядывая в карточку меню, он делово осведомился:

– Цыплята из Освенцима или из Майданека?! Ива-ановские?

Ждать долго? А побыстрее если? Два гриля нам с Николаичем сделай. Хорошей водочки бутылочку. «Вальс-бостон». Только, умоляю, холодной. По салатику… Николаич, какого тебе салату заказать?! Оливье? Нинон, Николаичу – классического «оливье», а мне – классического «овощного». Пивка по паре пока…

И к пиву бутербродиков штук шесть разных, с рыбкой, с сыром там. Да, ещё пачку «Золотой Явы».

Маштаков с Вадиком проучились десять лет в одном классе. Почти всю дорогу были – не разлей вода. В элитной школе с преподаванием ряда предметов на английском языке числились в самых отпетых. Родители не могли придти к единому мнению, кто из мальчишек на кого плохо влияет. Вместе занимались боксом в «Вымпеле» у Варабина Валерия Ивановича. Рычагастый и духарной Вадик считался более перспективным, но дальше третьего разряда оба не пошли, надоело. Переманили другие возрастные увлечения – улица, девчонки, рублёвое плодово-ягодное винишко, танцы в экскаваторном парке… Многие педагоги предрекали им кривую стезю, а классная руководительница, математичка Бернацкая, конкретно – уголовную. Пока Миха год насиловал себя в политехническом институте, Вадик одолел «тэуху» по престижной в ту пору специальности «оператор станков с ЧПУ». На том его университеты закончились. Сейчас он, особенно вдетый, часто жалеет: «Дипломчик бы не помешал». В один призыв пошли в советскую армию. Тогда мыслей не было, чтобы закосить. Пришла повестка, шапку в охапку и бегом на призывной пункт. Обоих судьба закинула далеко от родной средней полосы. Вадик попал в Чехословакию, в ЦГВ[58]58
  ЦГВ – центральная группа войск.


[Закрыть], служил водилой в разведроте. Маштаков улетел в другую сторону. Южный Казахстан, Джамбульская область, ПГТ[59]59
  ПГТ – поселок городского типа.


[Закрыть] «Гвардейский». Начинал в учебке, в зенитном полку. Через полгода уехал в войска в Свердловск, ныне – Екатеринбург. Чудом избежал Афгана, куда их учебная часть поставляла кое-как обученную рабоче-крестьянскую кадру. Дембельнулись парни одновременно. Гудели на радостях! Казалось, весь мир под ногами. Потом пути-дороги разошлись. Миху родители второй раз надоумили поступать учиться в институт. Не получилось в техническом, иди в гуманитарный, на юрфак в Иваново. Как-то, перечитывая роман Катаева «Зимний ветер», Маштаков обсмеялся над одной сценой. Главный герой Петя Бачей, офицер из вольноопределяющихся, лежит в госпитале, раненый в ногу. Лежит у себя дома в Одессе. Дело происходит в первую мировую войну, уже при Керенском. Его проведывает тетушка, которая интересуется, чем племянник намерен заниматься после войны. Петя отвечает, что пойдёт учиться в университет.

«На какой факультет?» – продолжает допрос тетя.

«Не знаю. На юридический, наверное», – говорит племянник.

Тетя в ужасе закатывает глаза. До Пети в этот момент доходит, что на юридическом учатся одни бездельники, не способные больше ни к чему.

После юрфака Миха вернулся по распределению в родной город. Стажёром в межрайонную прокуратуру. Вадик в ту пору работал на заводе, слесарил. Он потом уйму мест поменял, даже в армию по контракту вербовался, в Таджикистан ездил, в двести первую дивизию.

Ныне дядя Вадя – индивидуальный предприниматель без образования юридического лица. У него две торговые точки, на «Первомайском» рынке и здесь, на Эстакаде. Он торгует сахаром-песком и мукой. Маштаков с большим скепсисом относится к его коммерческим проектам, Вадик не торгаш по натуре своей, но год вот уже он барахтается и не тонет. «Жигуль» подержаный, восемьдесят какого-то лохматого года взял. «Хрущёвку» с доплатой обменял на «брежневку». И выпить-закусить всегда ему хватает с другом лучшим на пару.

Вадик за один присос вылил в себя кружку пива. Перевёл дух, на усах его съёжилась пена.

– Хорошо!

Он истово взялся за вторую кружку. По старинной привычке пил с того края, где ручка. Знающие люди ещё в парнях ему растолковали, что так безопасней из соображений гигиены, остальные де в этом месте не прикладываются.

Маштаков цедил с опаской, завтра – на работу. Дядя Вадя вкратце растолковал ему суть проблемы.

Он собрался ехать в Рязанскую область закупать муку. Сразу солидную партию, на ползимы. С этой целью арендовал «Камаз» с большой фурой – «шалыгу». Миха ему был нужен в качестве сопровождающего.

– Ты представляешь, Миш, двадцать раз останавливали, без байды… двадцать раз, когда за сахаром в Белгород ездил. На каждом посту! И начинается мурыжево… Документы на машину, путёвку, накладные… Груз к осмотру… Ёхарный бабай, семь мешков, Миша, по дороге гаишникам задарил. На шесть тыщ почти!

Миша, я жену Рокфеллера не трахаю, ты знаешь… Ты чего смурной какой? Чего не пьёшь-то? Случилось чего?

Маштаков моргнул приятелю обоими глазами, опустил нос в кружку.

«Вот и сон в руку. Вот и выгодное путешествие».

За работу Вадик кладёт две штуки плюс суточные. Условия выгодные, надо соглашаться.

Схема, конечно, умопомрачительная – мент сопровождает коммерсанта, дабы защитить его от своих своекорыстных собратьев. Дожили, блин!

«Дашке куртку купим и сапоги. Большая, а ходит как оборванка. И Танюхе – непременно. Всё жалуется, не в чем ей выйти. Только надо обставиться грамотно. Сейчас времена такие, кругом война с коррупционерами как раз такого крупного калибра как я. За коммерческую ездку в форме в чужой регион, чуть чего, по голове не погладят. Начальству такие финты известны».