Текст книги "В понедельник дела не делаются"

Автор книги: Михаил Макаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Кстати, летом уже этого года Миха ещё раз выезжал в тот же адрес. Другой брат Кариандров, которого в девяносто втором взяли месяца через два после изнасилования, отсидев свои четыре года, затыкал насмерть маленьким перочинным ножичком материного собутыльника, некоего Козлова. Пятьдесят шесть ран в области шеи! За «козла»! И сбросил труп в подпол. Сейчас он проходил стационарную психиатрическую экспертизу в Костроме.

«УАЗик» въехал в город. Кругом шла нормальная жизнь.

Маштаков обратил внимание, что на улицах повсюду торгуют цветами. На каждом почти углу. Преобладали гладиолусы с мощными стеблями. Такой букетик, наверное, стоил неслабо. Астры выглядели скромнее, но цвета их были разнообразнее. Встречались ещё всякие цветы неизвестных Михе «пород».

Маштаков понял вдруг, почему их так много, цветов этих.

Завтра же – первое сентября, детям в школу. И его Дарье тоже.

Все приготовления, как обычно, прошли мимо него. Единственное неубедительное оправдание, что ведь не в первый же класс, в шестой…

Миха проехал мимо дома в отдел, зашёл в дежурку, самолично написал ориентировку. Оперативным дежурным был Андреич – ветеран УВД, подполковник, имевший только чистого ментовского стажа двадцать семь лет.

– Всё понял, Миш. Всё понял, дорогой, – он говорил очень быстро и малопонятно, проглатывая окончания. – Всё, всё сделаем. Труп уже доставили. В морге, в морге труп. Ты мне вот что скажи, откуда ты узнал про этот труп?

– В газете прочитал…

– Прокурору, Миш, позвони… Коваленке домой. Он велел как ты вернёшься, чтоб доложил сразу.

Маштаков усмехнулся. Как всё знакомо. Прокуратура обязана владеть информацией по преступлениям своей подследственности. Впрочем, надо заготовить доводы насчёт того, почему выезжали без их следователя.

– Э-эх, Андрей Андреич, как меня достали все эти долбаные прокуроры! – не удержался Миха. – Не в службу, а в дружбу, Андреич, набери Коваленко… Надо позвонить, раз велел.

Домой Маштаков вернулся в двадцать пятнадцать. С кухни чутко выглянула жена и, молча кивнув, скрылась. Видимо, удовлетворившись внешним видом законного супруга. Миха переоделся, умылся. Ужинать уверенно расположился в комнате.

Начиналась очередная серия про детектива Нэша Бриджеса. Во втором кресле уселась дочка.

Пошли первые кадры, объявляли исполнителей главных ролей:

– Дон Джонсон. Чич Марин…

– Чуч Марин! – повторила Маришка и искренне, как это только у детишек получается, засмеялась.

3

На следующее утро Маштаков проснулся как новый. Подскочил без будильника до шести и даже зарядку сделал интенсивную. После которой пел под душем: «Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой!» С особенной тщательностью побрился, намазался праздничным одеколоном «Консул».

Вчерашние события напитали его кинетической энергией. Вспомнил Миха, что ещё на что-то годится. Что рано его на живодёрку сволакивать.

Выгладил брюки и кофту вместо вчерашней рубашки, в которой надрожался. Жена из принципиальных убеждений скоро год как ничего ему не гладила, спасибо, хоть стирала. Подъел оставшиеся от ужина макароны и проглотил два бутерброда с маслом. Аппетит только разыгрался. Исследование внутреннего содержимого холодильника желаемых результатов не принесло. Кроме кастрюли с борщом, ничего вкусненького.

Перед уходом Маштаков придирчиво рассмотрел себя в зеркале. Чисто выбритые щёки и подбородок, пышные после фирменного жениного шампуня, аккуратно уложенные в причёску волосы, живые серые глаза компенсировали не сошедшую за две недели (наверное, уже перманентную) одутловатость, морщины на лбу и резкие носогубные складки. Под глазами залегла давняя чернота. Ладно, пока не мешки. Порадовала ставшая менее заметной ажурная сеточка капилляров на носу.

«Он бабам нравился за то. За что – не должен знать никто!»[19]19
  Цитата из песни Вилли Токарева «В шумном балагане».


[Закрыть]

– Тань, давай, если вечером у меня ничего не стрясётся, я Маришку заберу из садика, – предложил Миха.

– Давай, – жена стояла сонная, прислонившись к косяку. Наблюдала за его активностью.

Ворот её халата открылся, на две трети видны были тяжело отвисшие груди. Перехватив демонстративно заинтересованный Михин взгляд, Татьяна запахнула халат и зевнула.

– На обед придёшь?

– Постараюсь.

От вытянутых трубкою мужних губ, в щёку ей нацеленных, она уклонилась.

Во двор УВД Маштаков входил в самом начале восьмого.

После итогового построения расходилась ночная смена – гаишники, охрана. Гоготали в предвкушении отдыха, молодые, здоровые.

Миха по заведённой им традиции заглянул в дежурку.

– Как ночь прошла, товарищ полковник?

Андреич – красноглазый, с проступившей за сутки на подбородке седой щетиной – разбирал кипу материалов. Готовился к сдаче смены, к докладу ответственному от руководства.

– Нормально, Миш, нормально… Тебе – грабёж на Восточке, пьяного ограбили на Восточке…

– Дело возбудили или материалом оставили?

– Миш, следователь возбудил.

– А по убийству ничего нового?

– Ничего, Миш, всю ночь связывались с ПОМом, ничего у них нет.

– Можно дело по грабежу посмотреть?

– Смотри. Только здесь смотри, с собой не утащи.

В кабинете Маштаков нарисовал две упомрачительные схемы к протоколу осмотра места происшествия. На одной – в масштабе изображался двор дома Фадеевых. Особенно автору удался труп – пучеглазый, титястый, с лобком, оволосённым по женскому типу. На второй схеме в деталях были прорисованы внутренности дома, место обнаружения оружия.

Единственная «пятёрка» в михином аттестате о среднем образовании стояла за «черчение».

До утренней планёрки Маштаков успел просмотреть свои записи из дела по ночному грабежу, к сходным прежним попри-мерять.

Шёл мужик, пятьдесят третьего гэ-рэ, поддатый домой после получки. Получил, с его слов, три штуки. Кем работает? Кровельщиком в ЧП. У «Восточной» столовой подошли трое малолеток, спросили закурить, мужик угостил. Забрали всю пачку, он возмущаться начал, по пьяному делу не поняв, что козлам нужен повод. Ему, ясный перец, дали по башке, он упал, потерял сознание. Очнулся – в карманах голяк, часов и ботинок тоже нет. Телесные какие? Госпитализирован в нейтротравму с предварительным диагнозом «СГМ[20]20
  СГМ – сотрясение головного мозга.


[Закрыть], множественные ушибы лица». Никого из нападавших не знает, примет не запомнил, опознать не сможет.

«Поздравляю, братуха. Классический “глухарь”! Который по телесным повреждениям, глядишь, ещё и в разбойчик перейдёт».

А ведь третий за месяц в этом районе. Надо что-то делать. Подставу на выходные спланировать? Кого на роль живца уговорить, какого общественника? Дядю Вадю? Наш дядя Вадя здоров больно, не отважатся супостаты пристать к нему.

Какая периодичность между нападениями? Между первым и вторым – две недели почти, между вторым и третьим – всего шесть дней. По дням недели тоже никакой системы. Понедельник, пятница и последний раз, сейчас – со среды на четверг. По времени примерно одинаково – от двадцати трёх до часа ночи, когда жизнь ещё не замерла окончательно. В первом деле, правда, фоторобот имеется. Похожий на артиста, исполнявшего роль хулигана Квакина в телефильме про Тимурову команду. Хм, фотороберт…

По внутреннему прозвонился Птицын. На Михины подходцы насчёт настроения и.о. начальника КМ[21]21
  КМ – криминальная милиция.


[Закрыть] отреагировал сурово.

– Материал по убийству у тебя? Какой ещё почтой ты его направил?! Бегом в канцелярию, а оттуда в прокуратуру. Коваленко ногами топочет! Всё, конец связи!

Маштаков под роспись получил в канцелярии материал, сколотый скрепкой, и пошёл в прокуратуру, располагавшуюся в двух кварталах от управления на улице Советской, семь минут ходьбы.

Стоявший на воротах автоматчик по случаю незатихающей операции «Вихрь-Антитеррор» парился в бронежилете. Издалека он протянул Михе ручищу. Рукопожатье старшины в очередной раз ассоциировалось у Маштакова с мясной варежкой – всеохватывающее, сырое.

– Поздравляю, та-ащ капитан!

Знает народ своих героев. На разводе сводку зачитывали. Ориентировали наружные службы на задержание злодеев Фадеева и Петрова.

– Не с чем, не с чем ещё, Слава.

– Ну ка-ак это не с чем!

Под дверью у зампрокурора Миха простоял недолго. Меньше получаса. В предбаннике кроме него ожидали аудиенции три девчонки-следачки. Ни одна из них не застала Маштакова хозяином этого кабинета.

– Неужели вернёт официально на доп? – отчаянно вздыхала симпатичная, в очень тугих брючках Маша Шишкина. – Людмила Гавриловна убьёт!

Возвращение уголовного дела для дополнительного расследования в следственном отделе каралось почти как измена Родине при товарище Сталине.

Худенькая Полякова закатывала глаза.

– До четырёх утра обвиниловку[22]22
  Обвиниловка – обвинительное заключение по уголовному делу, итоговый процессуальный документ на стадии предварительного расследования (проф. сленг).


[Закрыть] писала… Людмила Гавриловна с утра разоралась, иди чего хочешь делай, чтобы карточки Коваленко до обеда подписал…

Миха не влезал в их профессиональные разговоры. Привычно философствовал.

Вот пришли девчата в милицию, а зачем, спрашивается?

Чтобы судьбу себе искалечить? До четырёх утра обвинительные заключения писать чтобы, а потом Салтычиха-начальница погонит к прокурору унижаться. «Дя-аденька, подпиши форму “один-один”! Три эпизода». Раскрываемость по восьми месяцам на 0,3 процента поднимется по линии КМ. Большинство из девчонок этих – бабочки-однодневки. Приходят, уходят. Чего ради-то? За зарплатой в полторы тыщи?! Чтобы замуж за мента выйти?

Маша Шишкина выскочила из кабинета зампрокурора, получив от двери с сильной пружиной ускорение по аппетитной попке. Вся в слезах и в губной помаде.

– Верну-ул!

Ещё через пять минут Полякова вышла, как зомби в компьютерной игре «Резидент-Ивел».

– Подписал! Все три карточки!

«Ну-у тут другие люди подсуетились, – констатировал Маштаков. – Или госпожа начальница СО, или Птицын. Или оба вместе, группой лиц по предварительному сговору».

Теперь подошла его законная очередь.

– Разрешите, Виктор Петрович? Здравствуйте.

Заместитель межрайонного прокурора Коваленко откинулся в вертящемся кресле. Руки в своей манере не подал и присесть не предложил. Правда, членораздельно поздоровался. Принял материал, углубился в чтение.

Переминаясь с ноги на ногу, Миха огляделся. После перехода из следствия в розыск, ему не случалась сюда наведываться.

Специфика работы другая.

«И хвала Аллаху, что не тягают покамест в прокуратуру. О чём пожалел, о слабоумный отрок!»

Изменений в интерьере кабинета почти не произошло. Телефон «Панасоник», телевизор «Рекорд». Его ещё, Михины, трофеи-приобретения. Только вот цветы на окне появились. Много горшков, весь подоконник заполонили. Есть даже целая кадка, в которой произрастает, судя по единственному сморщенному плоду, лимонное дерево. Стол завален бумагами. Дела уголовные, проверочные материалы, надзорки, жалобы… Должность, по правде сказать, муторная и нервная. Зато и власть над многими людьми немалая.

Коваленко заёрзал в кресле, оно запищало под тяжёлым туловом. Над правым виском рыжие редкие волосы зампрокурора рассекал, как по линейке лекальной, пробор. Очки у него были в золотой оправе, узенькие, прямоугольные: а-ля Лаврентий Палыч. Интересно, специально он такие приобретал, заказывал или волей случая? Маштаков увлёкся разглядыванием внешности зампрокурора. Его крайне заинтересовал нос Коваленко, острый такой, птичий, нацеленный. Чудно, сам он кабан здоровый, за центнер, а носик вострый, аккуратненький. Ещё Миха костюму зампрокурорскому позавидовал презентабельному и галстуку итальянскому, на чёрном фоне которого причудливо сплелись серебряные узоры.

– М-да! – Коваленко отвалился от стола, губы его змеились. – Ну и кто вас, Маштаков, учил проводить процессуальные действия до возбуждения уголовного дела?

Миха наклонил голову. Полуоткрыл рот, работая под неумного.

– Так ведь это… можно ж, Виктор Петрович, в объяснения переделать.

– У вас всё мо-ожно! Вы уверены, что смерть насильственная? Когда вскрытие?

– Сейчас Никульский вскрывает, – Маштаков быстро взглянул на настенные часы. – Сразу отзвонится. А смерть насильственная, Виктор Петрович, отвечаю. Голова на триста шестьдесят градусов повёрнута, в смысле – на сто восемьдесят. Молодая баба просто так не умрёт. И потом закопана же…

– Опилась, а они со страху закопали? Судимые. Как вам такой вариант, Маштаков?

«Неглупый он дядька, – думал Миха. – Совсем неглупый. Правильно соображает. Только больно дерётся стеком. Только Сами не считает человеком[23]23
  Цитата из стихотворения Н. Тихонова «Про великого Ленни».


[Закрыть]».

– Меня в ориентировку включили? – Коваленко поинтересовался делово, не пряча заинтересованности.

– Ви-и-иктор Петрович! – Маштаков развёл руками. – Под номером «один»!

– Информация ваша?

– Угу.

– Я сказал Птицыну, чтобы вы и дальше работали по этому убийству. Пока МРО раскачается!

– У меня, это самое, своя линия. Вон, на Восточной ночью опять уличный грабёж…

Зампрокурора поднялся, давая понять, что разговор закончен, опёрся на шаткую столешницу, а Миха вдруг ощутил, как у него наливаются уши жаром-полымем.

Столешницу эту они с Иркой раскачали долгими зимними вечерами, когда здание пустело. Как яростно подмахивала она!

– Дело будет в производстве у следователя Максимова. Прямо сейчас введите его в курс дела. Он у нас сотрудник молодой…

Уходя, Маштаков как ни крепился, а не удержался – оглянулся на широкий, заваленный бумагами стол.

4

Вернувшись в милицию, Миха навестил дружественный сорок девятый кабинет, МРО. Петрушин с Ковальчуком матюкались в тёмном предбаннике, мучились с замком.

– Ты вчера последний закрывал! – глухо басил Петрушин.

– Я нормально закрыл. На два оборота, – огрызнулся Ковальчук. – Давно надо скинуться на новый замок.

С Маштаковым они поздоровались со сдерживаемым раздражением. С одной стороны тот не был повинен в их хозяйственно-бытовых проблемах. Со стороны другой, это он им вчера труп на трассе выкопал.

Можно подумать, своей работы у них мало!

– Пойдём в адреса, – не глядя на Миху, сказал Ковальчук. – Матери Фадеева адрес установили. Ну чё там, Валер? Давай я попробую…

Маштаков поднялся к себе, на третий этаж. В кабинетике размерами два с половиной на два, отведённом трем оперативникам, можно было передвигаться только боком. Три четверти служебного помещения занимали два составленных вместе стола, сейф, штук шесть разнокалиберных стульев, на большинство которых садиться было рискованно. Простенок украшал коллаж, любовно собранный старшим группы – Лёшкой Титовым.

Исполненный на хорошем лазерном принтере плакат гласил:

«Кто к нам на работу придёт, тот от неё и сдохнет!» Другой художественный слоган, прикреплённый пониже, утверждал:

«Дай дураку хрен стеклянный – он и его разобьёт, и руки порежет!» Там же перемежались фотки живых и мёртвых бандитов и их подруг, частично полураздетых. Ещё красовалась водочная этикетка с Лёшкиной физиономией. Титов походил здесь на Тараканище из сказки Чуковского. Такой же воинственный, пучеглазый, с расщеперенными рыжими усищами. Но самое главное, он был в милицейской форме с погонами. Поэтому водка и называлась соответственно: «МАЙОРСКАЯ». Таких этикеток в торговом центре Лёшка назаказывал двадцать штук, как раз на ящик, когда обмывали его майорские звёзды. Не поленился ведь: с каждой бутылки заводскую наклейку счистил ножичком, с тёплой водичкой, а потом новую – со своей наглой рыжей мордой – аккуратно наклеил. Погуляли тогда душевно, на природу ездили. Уха, шашлыки… По пустым бутылкам стреляли.

Но главной достопримечательностью их кабинета был персональный компьютер. Кроме как у них, в розыске только в аналитической группе у девчонок таковой имелся. Комп в группу по «тяжким» прибился с год назад. Взяли тогда квартирных воров, за которыми оказалось больше двадцати выставленных хат. Все жулики были ранее неоднократно судимы, плотно сидели на героине. Изъять у них успели много всего интересного. Группа специализировалась на оргтехнике. Миха впервые в жизни с этой фигнёй столкнулся. Всякие там системные блоки, мониторы, принтеры, сканеры… Ещё эти… как их, чёрт… модемы! Всё изъятое вернули потерпевшим, а на один допотопный систем-ник, старенький монитор и дышащий на ладан матричный принтер претендентов не нашлось. Даже объявление в местную газетку давали, хотели гадам ещё эпизод намотать. Не типичное вообще-то явление. Квартирные кражи или из офисов почти никогда не остаются латентными. Скорее всего, техника эта была с кражи, совершенной в другом регионе.

В общем, Титов вовремя успел на компьютер лапу наложить, его уж порывались в штаб забрать. Нашли знакомого компьютерщика, тот привёл технику в порядок, сбросились на периферию. Ну на клавиатуру, на провода соединительные…

Маштаков как бывший следователь, привыкший к большим объёмам письменной работы, влёт просёк преимущества научного прогресса конца двадцатого века. С помощью компьютера реально было сократить объём механической, обезьяньей работы в сто раз. Да больше! Чем переписывать от руки шаблонные планы ОРМ[24]24
  ОРМ – оперативно-розыскные мероприятия.


[Закрыть] в делах, изменяя только данные потерпевших и даты совершения преступлений. А «отказные»[25]25
  Отказной – проверочный материал, по которому принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела (проф. сленг).


[Закрыть] клепать!

А заключения служебных проверок на самих себя! Любо-дорого. После компьютера даже на машинке печатать – как кирпичи силикатные на второй этаж руками кидать.

Сейчас перед монитором сидел Андрейка Рязанцев. Ему, кстати, легко давалось, мозги-то молодые. Миха тоже на удивление быстро освоил. Сделав вывод, кто на машинке пишущей умеет печать, тот в комп быстро въедет. А вот Титов компьютера патологически опасался. Но достоинства ценил высоко, потому в обслуживании и в ремонте принимал деятельное участие.

Рязанцев в соответствии с планами оперативно-розыскных мероприятий по последним нераскрытым грабежам выполнял сейчас пункт из раздела «Общие мероприятия».

«Отработка лиц, ранее судимых за корыстно-насильственные преступления».

В каждом ОПД[26]26
  ОПД – оперативно-поисковое дело, заводится сотрудниками уголовного розыска по нераскрытым тяжким и особо тяжким преступлениям.


[Закрыть] у Андрейки имелись перфорированные листы, на которые компьютер группы учёта выдал списки рецидивистов. Сам ли, через участковых ли, Андрейка выдёргивал их к себе. В лучшем случае, из пяти являлся один, самый простой и безобидный. Самый законопослушный.

Вот такого сейчас Андрейка и проверял на причастность к августовским «глухарям». Испитой мужик лет тридцати пяти сидел на краю стула. Небритую морду его искажали муки похмелья. Он был априори согласен на многое.

– Слушай, Кузьма, прочту чего получилось, – повернулся к мужику Рязанцев.

– Да чего там читать. Давай подпишу, – протянул заскорузлую руку ранее судимый.

– Не-е, ты послушай. Чтоб вопросов потом не было. Та-ак… по указанному адресу я проживаю с матерью Кузьменковой Анной Никитичной, тысяча девятьсот тридцатого года рождения. После освобождения в апреле прошлого года из мест лишения свободы я нигде не работаю, нахожусь на иждивении у матери. Мы живём на её пенсию и мои случайные заработки. Спиртные напитки я употребляю, когда есть деньги, пью самогон. У кого покупаю самогон, сообщать отказываюсь, пользуясь правом, предоставленным мне статьей 51 Конституции РФ. По вечерам и ночам я всё время нахожусь дома, сплю пьяный. По улицам не гуляю. С лицами, ранее судимыми, связи не поддерживаю.

О существовании молодёжных группировок мне ничего неизвестно. Кто в нашем районе грабит пьяных, я не знаю. В пятницу двадцать шестого августа сего года я тоже был дома. Об обстоятельствах ограбления гражданина Филимонова мне ничего неизвестно. Я предупреждён о том, что мне необходимо устроиться на работу и перестать вести антиобщественный образ жизни.

Всё так, Кузьма?

– Всё правильно, начальник. Лучше не скажешь.

Андрейка Рязанцев нравился Маштакову. Способный парень! Если не обломают его, путёвый опер из него получится.

Всего год работает, а освоил многое, другому за пятилетку не научиться. Отрадно, что к старшим товарищам всегда прислушивается. Перенимает опыт. Это Михины, конечно, были ноу-хау за пятьдесят первую статью Конституции и за предупреждение о необходимости прекратить вести образ жизни непотребный.

Для своего начальства и для прокурора надзирающего изобретённые. А то возьмутся проверять дела – приостановленное уголовное – у следователя, для которого протокол допроса и пишется, в криминальной милиции ОПД затребуют, в которое копия протокола этого подошьётся, и спросят грозно: «Почему при расследовании уголовных дел не устанавливаются места изготовления и сбыта суррогатов алкоголя?». А тут, пожалуйста, выяснялись эти вопросы, но гражданин Российской Федерации воспользовался своим конституционным правом не свидетельствовать против себя и близких родственников. И профилактическая работа присутствует, гражданин официально предупреждён офицером милиции.

Конечно, из Кузьмы этого можно было в два счёта вытрясти данные самогонщиц. И безо всякого мордобоя. Достаточно пригрозить ему, мол, посадим на «сутки»[27]27
  «Сутки» – административный арест (проф. сленг).


[Закрыть] такого-то тяжёлого, всё расскажешь. Но чего дальше делать с этими самогонщицами?

Самих же и заставят отрабатывать. А когда?

Кузьма закончил подписание протокола. Извилистые каракули его, похожие на кардиограмму, заняли половину листа.

– Ну я пошёл, начальник?

– Ку-уда?! – поднял на него палец работящий Андрейка. – У нас с тобой ещё три эпизода. По каждому отдельно допросимся!

Вот он – прогресс научно-технический. Сколько бы раньше Рязанцеву времени понадобилось, чтобы четыре протокола допроса от руки написать? Пускай, по двадцать минут на каждый, с одним перекуром. Часа два верных? А на компьютере – чик-чик, переделает он сейчас в установочных данных время допроса, номер дела уголовного, а в самом тексте – предложения о дате нападения и фамилию терпилы[28]28
  Терпила – потерпевший (жарг., проф. сленг).


[Закрыть]. Застучит, завоет, защёлкает принтер, вылезет из него серый листок с почти ровными строчками. Так всё написано, Кузьма? Лучше не скажешь, начальник…

И самое главное, никакой прокурор, даже Коваленко Виктор Петрович не придерётся. Ни одного нарушения УПК РСФСР[29]29
  УПК РСФСР – уголовно-процессуальный кодекс, действовал до 01.07.2002 г.


[Закрыть]! И в делах бумаг прибудет и у следака, и у опера.

Порадовался Маштаков за смышленого Рязанцева, домой прозвонился. Проверил, проснулась ли Дашка, которая в этом году во вторую смену пошла. Сейчас вечерами светло ещё. Но скоро рано темнеть будет. Хоть и рядом школа Дашкина от дома, за углом, можно сказать, а встречать придётся. Много всякой шпаны у них на районе развелось. Рабочий район, Эстакада называется. Превратившийся за годы демократии в форменное гетто. Выбираться надо оттуда, в центр переезжать, да где денег взять?

Миху вдруг озарило. При сопоставлении данных о делах, приостановленных производством и направленных в суд в этом месяце, практически яблоко ньютоново ему на голову упало.

Почему это, интересно, Афанасьеву грабёж вменили? Потерпевший же до сих пор лечится амбулаторно, второй месяц.

Позавчера его Маштаков к следователю вытаскивал, с делом знакомиться, мужик брюзжал: «Мне на приём к шестнадцати тридцати в поликлинику железнодорожную!» Там даже не лёгкий вред, там средней тяжести вылезет, к бабке не ходи. Значитца, разбой злодею Афанасьеву надо вменять, вторую часть. Преступнику – статью от семи до двенадцати, а розыску – преступление особо тяжкое раскрытое. И тогда получается, три разбоя раскрыты в августе месяце, а не два. Три всегда лучше, чем два!

На этой оптимистической ноте Миха побежал в следственный отдел. К следователю Шишкиной, заканчивающей дело по Серёге Афанасьеву.

Шишкина пребывала в трансе. Поделилась с Маштаковым своей бедой.

– Представляешь, из-за одной буковки вернул! Смотри, квалифицирующий признак расписан… По предварительному сговору группой лиц! Я ему говорю, давайте подставлю, никто не заметит… Или перепредъявлю задним числом… С адвокатами договорюсь… Козё-ол рыжий!

Миха посочувствовал Маше, которая даже зарёванная и злая оставалась симпатичной. Не переходя на личности, поругал прокуратуру. Помнил, что с Машей этой ему детей не крестить. Сейчас, поддакивая, скажешь про зампрокурора злое слово, пусть даже и заслуженное, а завтра сама же Машенька и сольёт ему под сурдинку. «Виктор Петрович, а Маштаков называл вас земляным червяком!»[30]30
  Цитата из мультфильма «Маугли».


[Закрыть]

Предложив Шишкиной сигарету, Миха изложил суть своего пустякового вопроса. Маша помотала короткой стрижкой на пачку «Балканской звезды». Выдвинула ящик стола, вытащила тонкую коричневую сигаретку.

«А всё говорят, следователи у нас мало зарабатывают».

Маштаков через стол протянул Маше зажжённую зажигалку. Прикурив, она посмотрела на оперативника насмешливо.

– Ты чё, охренел? Да там два дня сроку осталось. Завтра – этап, Афанасьев на тюрьму уедет. Когда обвинение пере-предъявлять прикажешь? Я уже с ним двести первую[31]31
  Двести первая – статья 201 УПК РСФСР – ознакомление обвиняемого и защитника с материалами уголовного дела (проф. сленг).


[Закрыть] выполнила. У меня видишь, свой какой геморрой?

Шишкина приподняла и впечатала в стол двухтомное уголовное дело, прилетевшее из прокуратуры на допрасследование.

Миха и не надеялся, что следователя обрадует его предложение возвратиться к отработанному. В её понимании это – артель «напрасный труд». Маштаков знал, что Шишкина та ещё стервочка, догадывался, кто её танцует.

– Маша, дочка, – сказал он примирительно, – давай договоримся полюбовно. Я беру на себя получить новое заключение СМЭ[32]32
  СМЭ – судебно-медицинская экспертиза.


[Закрыть] сегодня же. Афанасьева оставим на вторую неделю, в прокуратуру я тоже сам сбегаю, подпишу. Даже обвинение новое заготовлю. Завтра предъявишь с утра и сразу, это самое, пере-ознакомишь. Делов-то.

Шишкина с силой ввинтила окурок в пепельницу, раскрошив.

– Иди отсюда, Маштаков, без тебя тошно.

Миха усмехнулся, чувствуя, как губы у него задрожали. Дожил, называется, до ручки, малявка двадцатитрехлетняя себе такое хамство позволяет.

– Не боишься ещё один доп заработать, красавица? А ну как вся эта история вылезет? Прокурор сейчас пропустит, он с терпилой контактировать не будет. По бумажкам у тебя всё пока складно получается. А в суде?

– Вали-и, закладывай! Больше ничего не можешь! Да пусть мне хоть ещё десять дел вернут! По фигу мне!

Поняв, что доводы разума здесь не подействуют, что девчонку заклинило, Миха откланялся. Но от поставленной задачи не отступился. Разумеется, он не пошёл информировать руководство СО, одни вопли лишние будут, там тоже ездят только с ближним светом. «Когда ещё дело в суде начнут рассматривать?!»

За начальника следственного отделения по тяжким преступлениям против личности с прошлой недели работала Хованская Альбина. Она сразу въехала в бубновый Михин интерес.

– Грамотно, Николаич. И Афанасьев этот сволочь, я его по прошлой ходке[33]33
  Ходка – судимость (жарг.).


[Закрыть] помню. Только не вовремя. Раньше ты где был?

– Альби-ина Владимировна!

Хованская имела полную выслугу. В апреле ко дню следствия получила подполковника. И никак не отваживалась уйти на пенсию.

– Что я ещё умею?

Она помнила Маштакова по прокуратуре. Молодой зам был незаносчив, разговаривал по-людски, входил в положение. Иногда даже излишне. Потом, когда Миха в их следствие перешёл, они больше двух лет проработали в соседних кабинетах, в этом же отделении по тяжким. Кому самые сложные дела давали?

Маштакову. Весь отдел бегал к нему советоваться. Головастый!

И простой, сколько раз подменял с дежурствами в праздники, в выходные. А когда поехал парень по наклонной, все почти отвернулись. Нашлись и такие, что в открытую злорадствовали – «Пьянь прокурорская…».

Хованская пристукнула по столу ладонью.

– Всё, Николаич. Давай езжай к судмедэксперту и дальше по плану своему. Машку я обработаю. Только это, шуму не поднимай, у неё сейчас полоса чёрная.

– У кого она белая, Альбина Владимировна?

И целый день потом без обеда Маштаков прозанимался этой насущной ерундой. Поставив предварительно в курс о своих намерениях начальника розыска Борзова.

Борзов, человек с говорящей фамилией, фанат провинциального сыска, сразу загорелся.

– Михал Николаич, а ты пересмотри у них все дела. Может, чего-нибудь прекратить можно? Со снятием с учёта. Возбуждают всякую дрянь!

– Посмотрю до конца недели.

Не забывая про обещание, данное жене, забрать Маришку из садика, Миха в половине шестого (случай невиданный) покидал управление.

Однако сделал крюк к «мрошникам». В кабинете был один Ковальчук, дело в корки подшивал.

Он без энтузиазма рассказал, что в адресе матери Фадеева дверь никто не открывает, два раза мотались на «шестёрку», на самый край города. Съездили к ней на работу, в автоколонну – тоже мимо денег. Не выходит мамка Виталькина на работу третий день. Звонила, сказала, что забюллетенила. Соседи поведали операм, что Виталька часто обижал мать, а не так давно вообще пытался задушить. Мать еле вырвалась, выскочила в подъезд в одной ночнушке.

– Как бы в этом адресе ещё на один труп не наткнуться! – угрюмо хмыкнул Ковальчук на прощанье.

В троллейбусе почти не было пассажиров. Миха дисциплинированно предъявил удостоверение и прошёл на заднюю площадку. Ехать ему предстояло почти до конечной.

На остановке «Первомайский рынок» в троллейбус заскочила гоп-компания, несколько парней и две тёлки. Все – бухие, возбуждённые. На улице один из них, длинный, со стриженым затылком, уронил на асфальт здоровый, кило на шесть, арбуз.

Не удержал! Арбуз, тяжело хлопнувшись, с треском раскололся, разверз переспелое, алое, в чёрных косточках нутро. Мат, гогот, девчонки пищат.

– Ой, Сивый, не могу!

Дылда подобрал арбузные обломки. Зашёл в салон, тупо гыкая.

– Чё ржёте, му^*аки?!

А чего им не поржать, пассионариям, в демократической стране?

Длинный постоял-постоял, понял, что не круто он выглядит в обнимку с разбитым арбузом. Выматерился и кинул всё на пол троллейбуса. Прочавкал по сочной мякоти вперёд, упал на сиденье.

Кондукторша, пожилая женщина в очках, попыталась порядок навести.

– А ну подбери сейчас же!

Длинный послал её.

Кондукторша стала беспомощно возмущаться, озираться в поисках добропорядочных граждан. На миг они с Маштаковым встретились взглядами. Две остановки назад, оправдывая свой бесплатный проезд, он предъявлял тётке служебное удостоверение. Миха мучительно переморщился. Только в кино в таких ситуациях крутой коп метелит хамов так, что только шуба заворачивается.

Но отсидеться в тине он не смог. Прошёл вперёд по салону.

Остановился около длинного, нагнулся и сказал твёрдо, но не обидно. Оставляя возможность отыграть назад достойно.

– Слушай, друг, подними! Нехорошо мусорить!

И вернулся на заднюю площадку. Парни моментально подхватились и двинули туда же. Чавкая жвачками, плечами молодецки поводя.

«Самое главное, – лихорадочно думал Маштаков, – не дать зайти за спину».

Он уже трижды проклял свою несовременную совестливость.

– Ты чё, мужик?! Оборзел совсем, что ли?

Трое нависли над Михой. Все под метр девяносто, на динозавров похожие. Морды угреватые, дебильные. Башмаки у дебилов модные, с прямоугольными носами, «гробы» называются. Сорок пятого размера.

Маштаков ёжился. Профессионально представляя страшные последствия удара таким говнодавом по голове… по жизненно важной части тела.

А снаружи – понимающе осклабился. Опять не обидно.

– Вы чего, ребята? Я сотрудник милиции.

И расстегнул молнию на нагрудном кармашке кофты, подрагивающей рукой вынул ксиву. Взмахнул ей.