Текст книги "Воспоминания из прошлого"

Автор книги: Михаил Махашвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Михаил Соломонович Махашвили
Воспоминания из прошлого

© Махашвили М.С., 2014

Воспоминания посвящаю

памяти моего любимого сына

Ники Махашвили

Уважаемый читатель!

Перед тобой сборник воспоминаний человека, прошедшего длинный жизненный путь. Я хотел вспомнить те эпизоды, которые оставили неизгладимый след в моем сознании, хотел, чтобы мой народ и, в первую очередь, мои потомки знали, как мы жили, о чём мечтали, за что и как боролись…

Я родился 25 февраля 1921 года в Тбилиси (на улице Шаумяна, на противоположной стороне от станции метро «300 арагвинцев»), в двухэтажном доме, который подарил нам мой крёстный.

В то время мой отец, Соломон Махашвили, торговал вином в винном погребе. Авлабарских виноторговцев называли «Сираджеби», и это считалось почётным званием. Моя мать, Тамар Бикашвили, родом из Кизики, а точнее из села Мирзаани, родного села Нико Пиросмани[1]1
  Пиросманишвили Николоз Асланович (1862–1918 гг.), выдающийся грузинский художник, представитель примитивизма. Из свыше 2 000 работ художника до наших дней дошло не более 300, которые хранятся в коллекциях Государственного музея Востока (Москва), в Третьяковской галерее (Москва), Музее изобразительных искусств им. Ш. Амиранашвили (Тбилиси), частных коллекциях и т. д.


[Закрыть]. Там мои родители и повенчались.

Михаил Махашвили

Первенец моих родителей умер в двухлетнем возврате, но потом у них родилось еще 4 детей. Старший брат Николоз родился в 1915 году, затем дочь Анна – в 1917 году, третьим по счету был я, и последыш – Лиза. День моего рождения примечателен тем, что он совпал с вступлением в Тбилиси 11-ой Красной армии. С приходом к власти большевиков начались расстрелы, аресты, выселение состоятельной части населения, разрушение церквей, уничтожение дворянства и духовенства.

Испуганные родители отдали новой власти свой собственный дом. В нём открылась русская школа, а наша семья вернулась в дом своих предков – в село Анага Сигнахского района, где мы прожили в нужде несколько лет. В селе прошла коллективизация, которая не принесла ничего хорошего. Крестьянство бедствовало. Несмотря на то, что сельчане еле-еле сводили концы с концами, их вынуждали сдавать мясо, яйца, шёлк и другие продукты, и к тому же обязывали приобретать облигации.

Михаил (Ника), Соломон и Михаил Махашвили

Несмотря на тяжелейшие условия жизни, мои родители сделали смелый шаг и привезли нас учиться в Тбилиси. Они сняли одну маленькую комнатку в районе Сванетис Убани, на улице Темрюка, где мы и жили в условиях крайней бедности. После окончания школы, мой старший брат стал работать на станкостроительном заводе им. 26 комиссаров, и при этом параллельно учился. Он везде пользовался большим авторитетом.

Во время учёбы в средней школе № 7, я в ночную смену работал учеником токаря на том же заводе, что и брат. Меня прикрепили к инженеру, немцу по национальности, который был не только высококлассным специалистом, но и очень порядочным человеком. От него я узнал цену труду.

Началась война между Советским Союзом и Финляндией. Впервые же дни войны моего старшего брата отправили на фронт. С войны он вернулся без единой царапины. Вскоре началась Великая Отечественная. В день объявления войны его послали в Тулу, на оружейный ремонтный завод. В 1943 году под его руководством из Тулы в Тбилисский арсенал, на ремонт пригнали целый эшелон, груженный повреждённым оружием, которое поступало с фронта. Военный комиссар предложил Николозу остаться работать в военном комиссариате, но он отказался и вернулся в Тулу.

Иятамзе Сабахтарашвили

В 1942 году я сдал вступительные экзамены в Тбилисский медицинский институт. В те времена троллейбусы ходили только до нынешней улицы Шартава, поэтому в институт мы добирались пешком. Асфальта там тогда еще не было, и территория использовалась под пастбище. В этот период мой отец работал в винном магазине на улице Меликишвили – там, где сейчас находится офис страховой компании «Алдаги».

Отца часто посещали выдающиеся и знаменитые личности: Галактион Табидзе, Гогла Леонидзе, Михаил Чиаурели, Васо Годзиашвили, Шалва Гамбашидзе и другие. Нередко заглядывал и прокурор Коля Табатадзе, который работал в республиканской прокуратуре. Он часто рассказывал мне об интересных криминальных случаях. Как-то раз он сказал, что в Орджоникидзевском районном суде рассматривается интересное уголовное дело и предложил прийти на процесс. Суд располагался на улице Барнова, у «круглого сада». Я с удовольствием принял предложение и пришёл на судебное заседание. Слушалось дело о вопиющем преступлении – на улице Петриашвили была изнасилована восьмилетняя девочка, которую, вдобавок, заразили венерической болезнью. На процессе присутствовало множество народа. Суд вынес суровый приговор и назначил обвиняемому максимальную меру наказания. На процессе блестяще выступил прокурор Табатадзе. Само присутствие на судебном заседании, также как участвующие в рассмотрении дела юристы произвели на меня неизгладимое впечатление.

Вскоре после этого к нам вновь зашёл прокурор Табатадзе, и между нами состоялся интересный разговор. Он предложил мне оставить Медицинский институт и перейти учиться в Университет, на юридический факультет. Очень скоро я последовал его совету. Табатадзе проявил инициативу и привёл меня к декану юридического факультета Давиду Мирианашвили, который оказался моим односельчанином. Перевод на Юридический факультет был связан с определёнными трудностями, поскольку начинались экзамены, и требовалась определённая подготовка, но мне удалось успешно пройти испытания и поступить на первый курс.

Я скрыл от родителей своё решение и так закончил юридический факультет, что они ничего об этом не узнали. В то время в Университете работала блестящая когорта учёных: Шалва Нуцубидзе, Евгений Харадзе, Иродион Сургуладзе, Виктор Купрадзе, Александр Вачеишвили, Иванэ Бериташвили и другие. Научный коллектив возглавлял Нико Кецховели, большой учёный и человек, пользовавшийся неограниченным авторитетом.

В то время в Тбилиси и в самом Университете трудно было найти здоровых и трудоспособных людей. В колхозах не хватало рабочих рук, чтобы вовремя снять урожай. По инициативе Кецховели студенток направляли на сбор чая в Гурию и Мегрелию, а юноши работали на строительстве второго корпуса Университета (дело в том, что строительство второго корпуса Университета началось до войны, и строители успели возвести только первый этаж).

В Университете действовала многочисленная партийная организация во главе с первым секретарём Георгием Бакрадзе, который обладал правами секретаря райкома и, параллельно, читал лекции в Университете.

Отец и сын – Михаил и Ника Махашвили

Учась на III курсе, я решил вступить в партию, потому что для будущего юриста партийность была условием совершенно необходимым. Я обратился с заявлением к секретарю партийного комитета Бакрадзе, который побеседовал со мной и предложил взять на себя руководство студентами на строительстве второго корпуса Университета. Я, не раздумывая, согласился, но попросил учесть мои соображения по организации работ. Бакрадзе предложил, чтобы мы зашли к ректору, и я изложил ему свои мысли. В целях поощрения студентов в университетские профсоюзы присылали ордеры на получение папирос и мелких подарков, но они использовались не по целевому назначению – какие-то мошенники продавали эти папиросы около Верийского рынка. Я попросил ректора создать комиссию в составе 5 человек, которая обеспечит справедливое распределение поощрительных подарков среди студентов. Выслушав меня, Кецховели не мог скрыть своего удивления и возмущения. Он поручил Бакрадзе оказать содействие и удовлетворить мои требования. На второй день я приступил к исполнению своих обязанностей. Поговорил со студентами и пообещал им, что выделенные ордеры все получат по заслугам. К тому же я установил строительные нормы. Ввиду того, что в те времена не существовало никакой механизации, кирпичи мы переносили на самодельных деревянных носилках. Двое студентов должны были поднять на верхний этаж 1000 кирпичей, без ограничения продолжительности работы. После введения новых порядков работы резко активизировались. В конце каждой недели все участники строительства получали подарки, среди студентов сложились дружеские отношения. В таких тяжёлых условиях был построен второй корпус Университета.

Ника Махашвили

За успешно проведённую работу мне объявили личную благодарность. У входа в Университет, на центральных дверях вывесили приказ за подписью Кецховели. Во время войны фашисты сбросили на Тбилиси несколько бомб, поэтому в городе ввели затемнение, а стены Университета окрасили в чёрный цвет.

В военные годы люди сильно бедствовали – была введена карточная система и установлены нормы на хлеб, которых явно не хватало для нормального существования.

После победы над фашизмом началось восстановление Университета. Вернувшиеся с войны фронтовики приступили к мирному труду, и вскоре были созданы условия для нормальной жизни. Вместе с наступлением мира на повестку дня стал вопрос о том, чтобы перекрасить здание любимого Университета в белый цвет. Объединились власть, и вся общественность. Активное участие в этом благом деле принимали университетские студенты, руководить которыми поручили мне. Ввиду отсутствия подъёмных механизмов, по всей высоте здания были установлены длинные деревянные лестницы, которые оказались непригодными для использования. Лестницы качались, а из-за отсутствия специалистов закрепить их на стенах никак не удавалось. Я принял решение придвинуть лестницы к окнам и надёжно прикрепить их к оконным рамам. Свой замысел я решил реализовать сам. Из окна третьего этажа я перебрался по доске на качающуюся лестницу и попытался её закрепить, что, конечно же, было связано с большим риском. Неожиданно во двор Университета въехала машина, из которой вышли Кецховели, министр образования Советского Союза Кафтанов и первый секретарь райкома Тамар Квливидзе. Кецховели заметил меня и бросился на помощь. Ректор вполне справедливо отчитал меня и строго предупредил, чтобы я больше никогда не совершал подобных поступков.

Я горжусь тем, что пользовался в Университете особым уважением, меня ценили в партийной организации, выбрали руководителем агитпункта, я принимал активное участие в выборах. В начале 1945 года, когда я даже еще не окончил Университет, меня по рекомендации ректора Университета академика Нико Кецховели назначили судьёй в суд Орджоникидзевского района. Моему отцу сообщили о том, что я буду рассматривать своё первое дело в суде и предложили прийти на процесс. Отец не поверил и уверял всех, что я учусь в Медицинском институте и никакого отношения к суду не имею. Соломона заставили прийти на судебное заседание, от чего он пришёл в крайнее изумление и укорял меня за то, что я скрыл от него правду. Вот так необычно началась моя деятельность в мире юриспруденции.

В суде Орджоникидзевского района работала Додо Хантадзе – очень опытный и в высшей степени порядочный судья, которую потом перевели в Верховный суд.

Внучка Ия

Работа рядом с Хантадзе оказала большое влияние на мою дальнейшую судьбу и карьеру, я многому научился от этого прекрасного человека и судьи. На протяжении определённого времени я работал также замещающим судьёй в Калининском районе.

Из-за болезни меня не отправили на фронт. В 1946 году я окончил Университет и с июня 1947 года начал работать следователем в прокураторе Орджоникидзевского района. В то время должность прокурора занимал замечательный человек Григол Чичуа, который прошёл интересный жизненный путь и стал моим хорошим наставником. После смерти Чичуа прокурором назначили Арчила Гокиели, который по комсомольской путёвке закончил в Москве какие-то юридические курсы. Гокиели явно не справлялся с обязанностями прокурора и часто конфликтовал с сотрудниками. Видимо поэтому меня, по инициативе прокурора города Гриши Бицадзе, перевели в Тбилисскую городскую прокуратуру.

В январе 1951 года была создана Тбилисская окружная прокуратура. Окружным прокурором назначили Гришу Бицадзе, который перевёл меня в Тбилисскую окружную прокуратуру на должность прокурора уголовного отдела, а затем назначил начальником отдела по надзору за милицией.

Бицадзе был не просто блестящим прокурором, но и прекрасным организатором и честнейшим человеком, мудрым воспитателем молодых кадров. В 1953 году, когда была упразднена Тбилисская окружная прокуратура, Бицадзе назначили первым заместителем прокурора республики, где он бессменно проработал до ухода на пенсию. За годы своей работы он заслужил искреннюю любовь и уважение не только со стороны сотрудников правоохранительных органов, но и у населения. Он был хорошим человеком и личностью с большой буквы.

После упразднения окружной прокуратуры меня перевели в республиканскую прокуратуру на должность прокурора уголовного отдела.

Я хочу рассказать вам о некоторых событиях, свидетелем и участником которых мне довелось стать на протяжении 40 лет работы в прокуратуре.

Во времена Советского Союза большинство людей, работавших на высоких правительственных должностях, честно служили государственным интересам и соблюдали требования закона, хотя подлецы и взяточники существовали и в те времена. Общение с порядочными людьми было для меня счастьем, и хотя я не избежал разочарований и обид – постараюсь быть объективным в своих оценках. В описываемых мной событиях я счёл необходимым изменить некоторые имена и даты, но содержание этих событий передано с максимальной точностью.

Убийство на пешеходном мосту

По приказу республиканского прокурора Владимира Шония наш рабочий день длился с 9 часов утра до 6 часов вечера, затем перерыв до 9 часов, и с 9 часов вечера мы продолжали работать до 12 часов ночи. В феврале 1948 года, в 11 часов ночи, в прокуратуру Орджоникидзевского района позвонил начальник милиции Авксентий Кокая, который сообщил мне, что в Дидубе, на пешеходном мосту произошло убийство. Я срочно выехал на место происшествия, где уже находились сотрудники милиции и несколько граждан. Потерпевшей оказалась жительница села Земо Сазано Зестафонского района Мариам Самхарадзе, которая заявила, что её племянник выхватил у неё из рук трёхмесячного ребёнка и выбросил его в Куру.

Прибыв на место, я заметил в реке какой-то предмет и прямо в одежде спрыгнул с моста. В воде плавала пелёнка, в которую был, завернут малыш. Злоумышленник намеревался сбросить в реку и мать, но она стала кричать и цепляться за перила моста. На помощь к Мариам бросились прохожие и спасли её от неминуемой гибели. Злоумышленнику удалось скрыться с места преступления.

В ту же ночь я допросил Мариам Самхарадзе, которая сообщила, что её трёхмесячного ребёнка выбросил в Куру её племянник Серго Самхарадзе, от которого она родила этого ребёнка. Во время подробного допроса Мариам Самхарадзе рассказала, что, когда она жила в селе Земо Сазано, племянник изнасиловал её, пригрозил, чтобы она никому не рассказывала, о случившемся и пообещал помочь. В результате изнасилования она забеременела, и об этом стало известно насильнику. Когда беременность стала заметна, Серго привёз её в Тбилиси, пообещав, что поможет вырастить ребёнка, и они будут жить вместе. Когда пришло время рожать, племянник отвёз её в родильный дом имени «Чачава». После рождения ребёнка, Мариам, вместе с новорождённым, разрешили временно остаться в родильном доме, где она жила и работала три последующих месяца. В день совершения преступления Серго приехал в родильный дом и забрал Мариам вместе с ребёнком. По дороге он рассказал, что нашёл работу и снял квартиру в Дидубе. Когда они шли по переходному пешеходному мосту, он неожиданно вырвал у неё из рук ребёнка и выбросил в Куру…

С целью полноценного расследования дела, я выехал в село Земо Сазано для проведения осмотра места происшествия. Убийцу объявили в розыск. Вскоре его задержали и осудили за умышленное убийство.

Дело Тиграна

В октябре 1947 года, когда я работал в прокуратуре Орджоникидзевского района, мне поручили расследовать дело Тиграна Аветисова.

Следствием было установлено, что на территории нынешнего Дворца спорта у Тиграна Аветисова имелась собственная мельница. Тогда только-только закончилась война, страна испытывала серьёзные трудности со снабжением хлебом, действовала карточная система. В сложившейся ситуации возникла необходимость в мельницах, чтобы молоть кукурузу и пшеницу, которую люди привозили из деревень.

На мельницах был установлен гарнцевый сбор – 1 кг., с каждых 10 кг. В то время в Министерстве торговли функционировал отдел контроля, которым руководил некто Джанджгава, очень строгий инеподкупный человек. Два сотрудника этого отдела явились на мельницу Тиграна для проведения проверки. Контролёры обнаружили, что один из заказчиков сдал на мельницу 100 кг. кукурузы, а Тигран вместо 100 кг. оформил 10 кг. то есть, собирался присвоить в ущерб государству 90 кг. кукурузы. Контролёры составили акт о выявленном нарушении, но Тигран отказался его подписывать. В порыве злости Тигран схватил топор, и испуганные ревизоры поспешили удалиться. Об этом происшествии контролёры доложили начальнику отдела Джанджгава, который вызвал Тиграна для выяснения обстоятельств.

Явившийся к начальнику Тигран заявил, что к нему на мельницу никто не приходил, и никаких актов не составлял. В это время в кабинете кроме Джанджгава и Тиграна никого не было. Когда Джанджгава предъявил Тиграну квитанцию о приеме кукурузы, Тигран выхватил ее и съел. Возмущенный его поведением Джанджгава вызвал сотрудников, и они составили соответствующий акт. Материалы направили в управление милиции, где были проведены следственные действия. Возникла сложная ситуация, и уголовное дело направили в прокуратуру для дальнейшего расследование.

Я еще раз критически допросил все участников этого дела, но в их показаниях ничего не изменилось. Джанджгава обвинял Тиграна в том, что тот съел квитанцию, а Тигран и на допросе, и на очной ставке все отрицал. При происшествии никто не присутствовал, поэтому я не мог принять сторону Джанджгава.

Поскольку никакими твёрдыми доказательствами следствие не располагало, я прекратил дело из-за отсутствия состава преступления.

В те времена, как я уже говорил, по приказу республиканского прокурора Шония нам было положено работать до 12 часов ночи.

Через 5 дней после прекращения дела Тиграна, я в 12 часов ночи возвращался домой – на Мцхетскую улицу. В Ваке, около круглого сада я заметил, что меня преследует какой-то человек. В то время часто совершались разбойные нападения, и я приготовился дать достойный отпор грабителю, но, как оказалось, преследовавшим меня человеком был бывший подозреваемый Тигран.

Подойдя поближе, Тигран протянул мне завёрнутые в газету деньги и попросил помочь. Я прикрикнул на него и сказал, что дело прекратил несколько дней назад, и если он не совершал преступления, то зачем предлагает мне деньги.

На второй же день я доложил, об этом случае прокурору района Чичуа сказав, что хочу возобновить расследование и арестовать Тиграна и подал ему постановление об аресте. Чичуа был разумным и опытным прокурором. Он объяснил, что это дело не имеет перспектив для передачи в суд; суд не вынесет по нему обвинительный приговор.

Тем не менее, я предъявил Тиграну обвинение, составил обвинительное заключение, арестовал Тиграна и направил дело в суд.

Дело рассматривал мой бывший однокурсник судья Спиридон Твилдиани, который вынес в отношении Тиграна оправдательный приговор.

Ещё во времена нашего студенчества Твилдиани был известной коррумпированной личностью, и дело Тиграна он тоже использовал в своих интересах. Твилдиани установил дружеские отношения с Тиграном и его сыном Шота, которые продолжались до самой смерти Твилдиани.

В джунглях КГБ

Во время моей работы в прокуратуре Орджоникидзевского района (1948 год) мне поручили расследовать дело об изнасиловании Аветисова. Потерпевший обвинял в этом преступлении студента Церетели. Это дело поступило в прокуратуру из Тбилисского управления милиции, так как согласно действующему закону дела об изнасиловании были подведомственны прокуратуре. Сотрудники Управления милиции доложили об этом уголовном деле прокурору г. Тбилиси Шаоршадзе и начальнику следственного отдела Карпезу Пайчадзе. К делу прилагались письменные указания городского прокурора – применить подозреваемому меру пресечения в виде взятия на поруки.

В прокуратуру явился отец потерпевшего Аветисова, который категорически требовал арестовать подозреваемого Церетели. Районный прокурор Чичуа в моем присутствии объяснил Аветисову, что идёт следствие, и пока нет никаких оснований для заключения Церетели под стражу. Недовольный таким ответом Аветисов обратился с заявлением к первому секретарю ЦК Кандиду Чарквиани. Он явно спекулировал тем фактом, что был полковником, участником Великой Отечественной войны.

Центральный Комитет направил заявление Аветисова на проверку в Комитет государственной безопасности, которым руководил обнаглевший от безнаказанности чиновник Николоз Рухадзе. Злоупотребляя своим служебным положением, он совершенно безосновательно арестовал нескольких прокуроров и судей Верховного суда Грузии, которые затем были реабилитированы. Рухадзе лично вызвал меня и потребовал, чтобы я обвинил городского прокурора и начальника следственного отдела в получении взятки. Я объяснил Рухадзе, что его требования безосновательны и я не дам таких показаний. Разгневанный Рухадзе вызвал известного провокатора и садиста некоего Куциава, которому приказал увести меня и оформить мои признательные показания. Не добившись от меня нужных показаний, Куциава и какие-то сотрудники заломили мне руки и притащили к Рухадзе, который окончательно взбесился и в мой адрес понеслись крики и ругань. Он велел Куциава: «Отпусти его, пусть подумает до завтра и придёт подготовленным!» Пытать и оскорблять меня они закончили в 3 часа ночи.

Я явился в республиканскую прокуратуру, так как меня должны были отправить в командировку. Республиканского прокурора Владимира Шония на месте не оказалось. Он был образованным и в высшей степени честным человеком – настоящая легендарная личность. Начальник следственного отдела Эсакия предупредил меня, чтобы я срочно отправлялся в Лагодехский район. В то время в Лагодехском и Белоканском районах бесчинствовали бандитские шайки. Ежедневно они останавливали автобусы, уводили пассажиров в лес и там грабили; бывали случаи и убийств. В расследовании мне помогали сотрудники Министерства внутренних дел, и совместными усилиями мы успешно справились с поручением.

Между тем, в связи с делом Церетели Рухадзе подал представление в Центральный Комитет партии. Дело рассматривало Бюро ЦК. Рухадзе требовал исключить из партии начальника милиции Виктора Менагаришвили и работников прокуратуры, а меня взять под стражу. Среди членов Бюро развернулась острая полемика. Предложение Рухадзе поддержал секретарь ЦК Шадури, категорически против него выступали Председатель Совета Министров Валериан Бакрадзе и Министр внутренних дел Гриша Каранадзе. Ситуация накалилась, поскольку Рухадзе из принципа требовал поддержать его предложение; особенно агрессивно он был настроен против меня.

Будучи совершенно уверенным в своей правоте, я явился на заседание Бюро с пистолетом и был готов застрелить Рухадзе, если он добьётся моего ареста. Чарквиани попросил меня высказать своё мнение по этому делу. Несмотря на то, что я был в высшей степени взволнован и напряжён, мне удалось подробно и убедительно изложить обстоятельства дела, привести все доказательства. В результате у меня возникло впечатление, что Чарквиани убедился в моей объективности. Он принял решение единолично и попросил меня оставить заседание Бюро. Такой поворот дела вызвал у Рухадзе новый всплеск возмущения, и он опять ополчился против меня. Это не понравилось Чарквиани, и он призвал Рухадзе прекратить провокационные высказывания. У меня забрали дело и передали Комитету госбезопасности. Под давлением Рухадзе Церетели был арестован и осуждён. В дальнейшем дело было передано на рассмотрение Верховному суду Грузии, который вынес Церетели оправдательный приговор.

Рухадзе вместе с Шалвой Церетели, Гоглидзе и другими предстали перед Верховным Судом СССР. Выездная сессия суда прошла в Тбилиси, в Доме железнодорожников. На процессе выступал Генеральный прокурор Советского Союза Руденко. Рухадзе предъявили обвинение в злоупотреблении служебным положением, сообщничестве Берия и приговорили к высшей мере наказания – расстрелу. Я присутствовал при рассмотрении дела в суде и остался, удовлетворён тем, что закон восторжествовал.