Текст книги "Ночь любви"

Автор книги: Михаил Шаламов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Шаламов Михаил
Ночь любви

МИХАИЛ ШАЛАМОВ

НОЧЬ ЛЮБВИ

Цыганка нагадала мне ночь любви. Ну не дуры ли эти гадалки!

Она остановила меня на углу, возле хлебного магазина, когда я, сильно припозднившись, возвращался домой после профсоюзного собрания. Дебаты в тот вечер шли немилосердные. Докладчик попрал регламент, и в прениях участвовали человек двадцать. Спорили, орали с трибуны, а к единому мнению так и не пришли. А я всю эту бодягу стенографировал и завтра должен буду подготовить по итогам собрания разворот в номер нашей многотиражки.

И вот когда я, злой на все на свете и уставший, уже подходил к своему дому, меня остановила цыганка. Я не хуже других знаю, что при встрече с цыганкой не стоит смотреть ей в глаза – тогда есть шанс проскочить.

А здесь я зазевался и влип, как кур в ощип. Вот и получил от нее за свой кровный рубль "ночь любви" и "дальнюю дорогу". Ну, с "дальней дорогой" все более или менее ясно – через неделю мне предстояла командировка в Палазну. А с "ночью любви" цыганка "пенку дала", как выражается наш брат-газетчик.

"Хм! Ночь любви,– внутренне усмехнулся я,– легко сказать– ночь любви, когда тебе тридцать, вдрызг поссорился с единственной любимой женщиной, а при росте метр семьдесят пять ты весишь сто шестнадцать килограммов". В общем, я хмыкал над глупой цыганкой всю дорогу до дома. "Ночь любви придумает тоже"...

В подъезде снова темень была несусветная. Влюбленные парочки здесь каждый вечер выворачивают лампы, чтобы им не мешали целоваться. На площадке между первым и вторым этажами я остановился. Там на перилах меня ждал мстительный кот Гименей. С недавних пор эта тварь подкарауливает меня по вечерам в подъезде и набрасывается из темноты. Уже два года Гименей живет в нашем подъезде и мерзко орет ночами. В беседе с его хозяйкой я как-то посоветовал кастрировать кота. Гименей все слышал и начал мстить, а это в конце концов надоедает. Его зеленые глаза смотрели сейчас на меня сверху. "Прыгнет, гад, и в лицо вцепится",– подумал я и, пытаясь опередить кошачий прыжок, изо всех сил послал ему навстречу свою спортивную сумку, качнув ее за длинные ручки. Когда сумка уже врезалась куда-то между зеленых глаз, я вспомнил о лежавших внутри бутылках "Тархуна". "Похоже, каюк пришел животному!" – успел пожалеть я его.

В этот момент тьму подъезда прорезал гортанный, совсем не кошачий вопль, и кто-то большой, гораздо крупнее кота, рухнул в лестничный проем. Я спустился вниз и, одну за другой зажигая спички, осмотрел закуток под лестницей. Никого. Чертовщина какая-то!

Я ощупью поднялся к себе на пятый этаж. Долго не попадал ключом в замочную скважину. Потом вошел в прихожую и переобулся. На свету первым делом открыл сумку и проверил бутылки. Обе целы. Отнес сумку на кухонный стол и включил свет в комнате. Там в кресле возле телевизора сидела женщина изумительной красоты. Такая красивая, что я не очень задумался, откуда она взялась.

– А, Мих Квадрат, собственной персоной,– с неуловимым акцентом сказала она. Я молча кивнул. Совсем это мне не понравилось, что она назвала меня студенческим полузабытым прозвищем. А в голове вдруг встало дурацкое предсказание цыганки. Тьфу ты, наваждение какое!

– А я тебя жду,– интимно сообщила мне дама, вставая.– У тебя здесь не найдется рюмочки коньяка?

– Найдется,– я кивнул в угол, где еще со вчерашнего вечера стояла бутылка, недопитая поэтом Юркой. Там же горкой лежали наши бокалы. Я взял оба, сполоснул их под краном и плеснул коньяка, жалея, что это "Белый аист", а не "Камю" или "Наполеон".

– "Бонапарт", кажется, так это называется? – безо всякой натяжки пошутила гостья, и это меня умилило.

А она, окунув в коньяк кончик языка, поставила бокал на пол и скользнула с кресла мне навстречу.

Потом случился поцелуй. Такие у нас показывают только во французских кинолентах, да и то лишь до тех пор, пока какой-нибудь кретин не вырежет его из ленты.

Небесное создание промурлыкало: "Жди!" и нырнула в мой совмещенный санузел. Поздновато я вспомнил о развешенных там после холостяцкой постирушки носках и плавках. Впрочем, будь что будет!..

Минут пять в душе шумела вода. "Неужели воду горячую дали?". А когда моя гостья наконец-то появилась в комнате, я ахнул – всей одежды на ней было – только вафельное полотенце, обмотанное вокруг бедер. Да и не то, чтобы туго обмотано, а так, чисто для проформы. Ну, цыпочка! Встречу ту цыганку – трешницы не пожалею!

С еле слышным стоном красавица рухнула мне в объятия.

Очнулся я на полу. Странное это ощущение, когда не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой, а в то же время – не связан. Уж не паралич ли? А где же моя красотка? Побежала "неотложку" вызывать? Нет, так вон же телефон на подзеркальнике! А я что, умираю, или как? Почему-то было не столько страшно, сколько интересно. Это, кажется, Мопассан мечтал умереть в объятиях женщины? Вот ведь как получается: мне удалось, а ему – нет. Странное ощущение – даже взгляд перевести со стоящей на полу рюмки нет сил.

Потом в поле зрения попала рука в белом манжете.

В Ней был зажат странноватого вида шприц. Потом игла ткнулась мне в шею, чуть пониже уха и весь комплект чувств вернулся. Место укола тотчас жутко заныло.

Я сморщился и сел.

Незнакомец тоже присел передо мною на корточки и, криво усмехнувшись, сказал:

– Что может быть естественнее, чем ночь любви,не правда ли? – а потом жестко добавил.– Но не с ламией! Еще немного и мы бы вас недосчитались, Михаил Фомич!

Он помог мне подняться в кресло, сходил в ванную, принес оттуда смятое платье, черные колготки и прочее дамское барахлишко и бросил все это в угол, где уже валялось вафельное полотенце.

– Осторожнее нужно быть, друг мой,– произнес незнакомец менторским тоном, с явным интересом меня рассматривая.– Но раз уж вы попались на удочку этой бестии и впутались в сие опасное дело, то вам придется послужить на благо Отечества, так сказать.

Его манера выражаться меня чуточку покоробила. Да и вообще не нравятся мне люди такого склада с их нарочитой расслабленностью, под которой зачастую скрывается знание каратэ.

– Итак, коллега, вам придется мне помочь. Пока отдыхайте тут, а потом я вам все расскажу,– и он нырнул в мою спальню.

Я бросил взгляд в угол. "Интересно, куда это ушмыгнула моя ночная пташка, даже без полотенчика?". Все таки странный народ эти женщины!

А незнакомец мой уже вернулся и с озабоченным видом вышел на балкон, резко звякнув шпингалетом.

Через минуту он возник в проеме, держа щепотью какую-то малую вещицу. Присел на стул напротив меня, закинув ногу на ногу.

– Отыскал. Вот смотрите...– он положил мне на ладонь тяжелый перстень из белого металла. Перстень тускло поблескивал матовой полировкой и только на плоскости треугольной головки была резьба – тонкое изображение глаза со вставленным на место зрачка голубым камешком.

– Примерьте на палец, Михаил Фомич. Видите – индикатор засветился. Сейчас вы выйдете из дома и вернетесь сюда с человеком, на которого укажет камень. Он прячется где-то неподалеку отсюда. Пока вы идете по его следу, кольцо будет светиться и погаснет, как только вы отклонитесь от маршрута. А я останусь здесь, чтобы оградить вас от вмешательства нежелательных пришельцев. Да, чуть не забыл – как только найдете того, кто нам нужен, сразу же покажите ему кольцо. Это будет гарантией вашей лояльности. И, пожалуйста, не удивляйтесь его виду, наш друг – странное существо.

Вы его сразу узнаете, да и кольцо подаст звуковой сигнал, когда вы приблизитесь вплотную. Конечно, я и сам мог бы туда отправиться, только лучше, если я буду прикрывать вам тылы. И не вздумайте попасться еще раз на удочку той девицы, если она вам встретится. Очень опасная тварь!

– Да-да, понимаю,– снова кивнул я головой,СПИД, наверное?

– Если бы...– развел руками мой собеседник.– Тут бы от вас и СПИДа не осталось! Вот, кстати, вам на всякий случай! – и он вложил мне в ладонь маленький пистолет.– Стреляет бесшумно, парализующими иглами, так что, если понадобится, стреляйте смело, не бойтесь взять грех на душу.

Я повертел пистолет в руках:

– А кто вы такой, собственно говоря?

– Можете называть меня Викентий Петрович. Фамилия Алябьев, происхожу по прямой от известного композитора. Песенку такую, "Соловей", слышали? Только в отличие от пращура у меня другая работа! – и он кивнул на пистолет.– Не вижу причин, Михаил Фомич, чтобы вам не помочь Отечеству!

Вот всегда они так, эти... "Родина", "Отечество", "Народ"... Килограммы и килограммы патриотических словес, а сами – пистолет в руки.

Я решительно отодвинул оружие:

– Услуга будет только в обмен на полную информацию. На исчерпывающую!

Алябьев снова кривовато улыбнулся:

– Ну уж, и на исчерпывающую... Я и сам в полном объеме не ознакомлен. Ну да, впрочем, вы человек проверенный...

– Проверенный?

– Да. Мы там у себя подняли архивы, внимательно изучили ваше досье. Пухлое у вас досье, Михаил Фомич. Но – ничего вопиющего. Так, в юности фрондерство, с кем не бывает. Потом остепенились, за малой малостью. Но и малость эта, в общем-то, ерунда. Так что наверху,он кивнул куда-то в сторону люстры,– вашу кандидатуру одобрили. А то, что вы на досуге фантастические рассказики пописываете,– тоже не грех. Значит поверите мне быстрее.

– Ну-ну...

– А вы не иронизируйте! Видали, наверное, ходят по рукам, в списках, как говорится, всякие псевдонаучные протоколы и лекции, из которых обыватели делают вывод, что армия наша занимается тайком от широких научных кругов изучением разнообразных парапсихологических явлений и следов визитов НЛО. Приходилось в руках держать такие бумажки?

Я молча кивнул.

– Так вот, уважаемый Михаил Фомич, это все – подделки. С парапсихологией, правда, есть кое-какие нюансы, а вот с летающими тарелочками контакта никакого не было... До сегодняшнего дня...

Я постарался выразить во взгляде бездну иронии. В ответ– все та же кривоватая усмешка.

– Неделю назад,– продолжал Алябьев ровным голосом,– мы получили послание инопланетной цивилизации с предложением установить дипломатические отношения. Они давно уже изучали земную цивилизацию и вот сподобились... По расчетам они должны были прибыть сегодня днем. И они прибыли, вот только не в то место, куда было обусловлено. И мы только сейчас узнали, что это место находится здесь.

– Здесь?.. В моей квартире? Уж не эта ли дама... как вы ее назвали? Ламия?

– Да, ламия в некотором роде тоже пришелец. Только не из космоса, а из соседнего измерения Земли. Видите ли, их тысячи, этих измерений, тысячи параллельных вариантов истории нашей планеты. Некоторые из них отличаются от нашей Земли лишь немногими деталями, некоторые не имеют с нами ничего общего. Вот и ламия – из мира, где мужчины, как объективная реальность, отсутствуют. Там построено женское тоталитарное общество, замешанное на партеногенезе и кастовой системе. Есть миры и без женщин, есть и вообще без людей. Мне пришлось побывать в одном, где разумная раса тюленей строит свои города на шельфе материков. И неплохо строят, между прочим.

Я слушал его, раскрыв рот. Если потомок композитора и врал, то врал он вдохновенно и ему хотелось верить.

Есть люди, вранью которых хочется верить,– Алябьев был из таких. Он продолжал: – Так вот, не скрою, что не одним нам хотелось бы завязать дипломатические и, особенно, торговые отношения с пришельцами. Они выбрали контакт с нашим измерением и это пришлось кое-кому не по душе. Одного конкурента ты видел, ламию. Она не человек. Биоробот – убийца, хотя, судя по всему, на этот раз у нее более мирная программа – выкрасть посла и принудить его заключить договор с ее миром. Есть данные: активизировались и другие заинтересованные стороны. Кроме того, цивилизация нашего гостя ведет давнюю войну с другой разумной расой...

"Кошмар какой-то!" – подумал я.

– Поэтому их враги, так называемые Тихие Ангелы, тоже заинтересованы в срыве переговоров. Они опасаются, что Земля окажет сарафангам военную помощь.

– Сарафанги? Так их называют? Странное название. Нет-нет, я внимательно слушаю!..

– Так на чем мы остановились? На военной помощи...

– Подождите, подождите! – прервал я Викентия Петровича.– Как мы сможем оказать военную помощь цивилизации, владеющей техникой, которая значительно превосходит нашу? Неувязочка!

– Э, батенька! – улыбнулся Алябьев.– Вот тут-то мы и подходим к самому интересному факту. Вы, наверное, принимаете меня за представителя КГБ или контрразведки? Нет. Я, уважаемый Михаил Фомич, тоже пришелец. Только не из космоса и не из параллельного мира-хотя в параллельных мирах проживает, надо сказать, множество моих, да, впрочем, и ваших, аналогов – я пришелец из будущего. Прибыл на вашу жилплощадь прямиком из 2071 года. Проживаю в Москве на Тверском бульваре. Так что будете в наших краях – заходите!

Голова моя окончательно пошла кругом.

– Но причем тут я, моя квартира?..– Я не мог унять дрожь в голосе.

– А дело вот в чем: посол сарафангов ошибся при визите не столько местом, сколько временем приезда. Он прибыл на восемьдесят лет раньше назначенной даты – такие, знаете ли, досадные неполадки в технике. Так вот, друг мой, ваша квартира находится точно на том самом месте, где полстолетия спустя будут находиться залы Дворца Мира, в которых планировалось провести подписание договора.

– Можно я схожу воды выпью?

– Конечно, конечно...

И я ушел. А когда вернулся, Викентий Петрович не возобновил больше свой рассказ.

– Вот что, друг мой,– время дорого. Когда вернетесь с нашим гостем, я расскажу вам все гораздо полнее. Не забывайте – от вас зависит будущее двух цивилизаций. Даже трех, если принимать во внимание Тихих Ангелов. Да, кстати, я не ответил на один из ваших вопросов. Был ли здесь пришелец? Да, был. Он и оставил этот перстень, чтобы мы могли его найти. А сам скрылся ламия висела у него на хвосте.

– Так почему же она сама не воспользовалась прибором?

– Ламии и прочая нечисть этим перстеньком не смогли бы попользоваться – он настроен на биополе людей только этого измерения Земли, на такого человека, как мы с вами. Ну, вы готовы? Отправляйтесь, вас ждут великие дела! И я отправился. Что мне еще оставалось делать?!

Из-под двери в темноту с противным мявом шарахнулся кот Гименей. Шаровой молнией взлетел он по лестнице на чердак. "Жив, курилка",-подумал я.

Вздуть– не спорю, но пришибить насмерть кота у меня желания не было. Сверху на меня таращились его нахальные буркалы. Я мысленно сплюнул и осторожно пошел вниз по темной лестнице.

Парой этажей ниже – что за черт! – снова кошачьи глаза, на сей раз прямо подо мною. Ну и кошек здесь развелось!

– Брысь, поганая,– вяло сказал я в темноту и шагнул на следующую ступеньку. В грудь, прямо в косточку мне уперлось что-то острое. Чертовщина какая-то! А зеленые кошачьи глаза вдруг засияли каким-то дьявольским светом, из них вырвались изумрудные лучи и ударили мне в лицо. В призрачном свете этих фосфорических глаз я увидел упершийся мне в грудь узкий клинок. И уж конечно не кошка держалась за его рукоятку. Обладатель зеленых глаз был на голову ниже меня, одет в какой-то долгополый балахон и небольшой тюрбан на голове. Лицо его... Господи, это же морда, поросшая мехом!

Я рванулся назад, но спиною встретил острие другого клинка. Взгляд через плечо – там, на верхней площадке, стояла другая такая же образина, разве что глаза подкачали: один светился ярко и яростно, а другой был подернут мутной пеленою. Уж не по нему ли я угодил недавно бутылкой "Тархуна"?

– Пойдешь с нами! – прошипел тот, что внизу.– Шаг назад, шаг в сторону – смерть. Понял? Пш-шел! – и он опустил клинок, освобождая мне дорогу. Я продолжал стоять. Тот, второй, верхний, мстительно пнул меня в спину.

– Пш-шел, гр-рят!

Боже, благослови мои сто шестнадцать килограммов!

Как пташка малая, сорвался я со ступеньки и, прежде чем нижняя образина вновь подняла клинок, всем своим весом рухнул на нее. Прими, Господи, заблудшую душу!

А потом – спринт по лестнице...

Из-под лестницы мне на перехват метнулся еще один зеленоглазый. Мы столкнулись. Но этого я просто переехал и расплющил о стену подъезда. Хлопнули двери, и я на свободе.

Притаившись во дворе в кустах сирени, я увидел, что из подъезда выскочил один зеленоглазый и бросился за угол дома. Пусть теперь поищет!

Кольцо у меня на пальце молчало и не светилось. Чтоб ему!.. Придется обойти вокруг дома, чтобы отыскать след. Я вылез из кустов и двинулся по стопам зеленоглазого. Неужели это и есть Тихие Ангелы? Не впечатляют.

Почти сразу же камешек на кольце замерцал слабеньким умирающим светом, и я быстрым шагом направился мимо бани, мимо кооперативного кафе "Цитрон" и дальше до угла, мимо хлебного магазина к "Универсаму". Свет камешка привел меня к железным воротам запертого колхозного рынка – и все...

Побродив около ворот и выяснив, что след ведет на рынок, я решил пройти вдоль забора и проверить дальние ворота. Или все-таки лезть через забор? Ветхий, уронить его можно. Да и мало ли какая ерунда может меня поджидать там, внутри! Нет, сначала проверю.

Я пошел вдоль забора, уже не обращая внимания на колечко, и вскоре был у дальних ворот рынка. Проверил по индикатору – здесь было все истоптано проклятым пришельцем. Прямо какой-то клубок инопланетных следов. Похоже было, что сарафанг раз десять выходил и заходил на рынок. Зачем? Не за семечками же?!

Мимо меня, отчаянно тарахтя, промчались трое на мотоциклах-рокеры. С некоторых пор и в нашей провинции появились эти веселые ребята. Впрочем, сейчас не до них. Я сделал широкий полукруг и обнаружил три цепочки следов. Вот только бы узнать, какая из них ведет к рынку, а какая из него.

Я выбрал правую ветвь и пошел по подземному переходу – через шоссе Космонавтов. Потом следы повернули к автовокзалу. Уж не решил ли этот непоседа прокатиться по области? Нет, видимо, потому что следы повернули назад и повели меня вниз по улице.

Вокруг было почти безлюдно, только изредка проносились машины и пустые, автобусы.

– Закурить не найдется? – спросил меня кто-то, нагоняя сзади.

– Что? – Я оглянулся. За моей спиной стоял высокий молодой парень в белой рубашке. Я не курю, но ношу с собой сигареты – это помогает сходиться с людьми, а газетчику без этого нельзя. Достаю из кармана пачку "Стюардессы". Парень закурил, прикрывая спичку ладонью от ветра. Неверный огонек высветил у него на лбу выбегающий из-под волос багровый шрам.

– Спасибо,– сказал парень, пряча в карман коробок, отвернулся было, но, изменившись в лице, вдруг схватил меня за шиворот и бросил на асфальт.Ложись, дуррак! – заорал он хрипло, плюхаясь на землю рядом со мной.

Я ничего не понял. Ну, просто ничегошеньки! Но в этот момент над нашими головами бесшумно просверкали две ослепительно-зеленых молнии и ударили в стену ближнего здания – клуба ДОСААФ.

– Стреляют, не видишь?..– прохрипел парень.

Взглянув через улицу, я увидел, что ее перебегают четыре хорошо знакомые мне фигуры. Зеленоглазые!

Парень вскочил и, властно рванув меня с земли, бросился к дыре, появившейся в кирпичной стене клуба.

Я – за ним. Протискиваясь, я чувствовал какое-то сопротивление воздуха, словно кирпичи все еще оставались в стене, только стали невидимыми и проницаемыми для плоти.

Мы оказались в какой-то комнате, похожей на класс, быстро пробежали ее насквозь и выскочили в коридор.

– Тут во дворе бэтээр стоит,– сказал я, задыхаясь от бега.

– Если у них нет гранатометов, на бэтээре прорвемся,– голос моего спутника был уже почти спокоен.

Чувствовалась военная косточка. "Неужели это и есть сарафанг,– думал я.–Алябьев говорил, что они ведут длительную войну с Тихими Ангелами. Но если это пришелец, то здорово маскируется под нашего, подлец!".

А пришелец уже решился на что-то. Задвинув меня плечом в какую-то кладовку с ведрами и швабрами, он решительно скользнул по коридору назад.

"Вот угораздило в чужую войау ввязаться! Как бы изза меня всей планете не поплохело?".

А пришелец уже возвращался, таща в руке отрезок водопроводной трубы и недлинную шпагу с узким клинком. Такую я видел у зеленоглазых в подъезде.

Я взял шпагу. Рукоятка ее была приспособлена явно не для человеческой руки: слишком короткая и причудливо изогнутая. Пальцы нащупали рычажок. Легкий щелчок и с конца клинка слетела и ударила в стену знакомая зеленая молния. Он посмотрел в открывшееся отверстие и сказал довольным голосом:

– Ну вот. Другое дело. Здесь должны быть автоматы. Сейчас пойдем за ними!

– Ну и в кого стрелять прикажешь? – мрачно спросил я.

– В кого – в кого... В духов, конечно! – огрызнулся он.– Вот гады! До Урала добрались!

И тут до меня дошло: – Слушай, ты в Афганистане был?

– И еще полгода в госпитале.

А через пять минут, вручая мне "Калашникова":

– Разберешься? Кстати, можешь называть меня Николаем. Комин моя фамилия. Старший сержант запаса. Да, кстати, там такая чертовщина – видел, когда за трофеем ходил,– вокруг всего здания словно стена какая-то непроницаемая. Словно куполом нас здесь накрыли.

Я выглянул в дыру, которая вела во двор. Действительно, прямо за забором стояла какая-то серая пелена, даже на взгляд прочная и монолитная. "Вот и влипли, кажется",– подумал я.

А Николай, возясь с ручным пулеметом, приговаривал себе под нос: Ничего, браток, прорвемся! На бэтээре прорвемся!

Я отбросил автомат в угол: – Не буду в людей стрелять.

– Что? – закричал он.– В людей? Да ты знаешь, сколько в Афгане они наших ребят положили?! Гады они долбаные, а не люди! А ну, бери автомат, скотина! – и он толкнул меня в бок стволом пулемета.

– Не забудь, ты не в Афганистане! – рявкнул я на него.– Ты в России, на Западном Урале, и не на душмана ты ствол поднимаешь. Думать надо, Коля!

– Ну ты сволочь! Ну ты и сволочь! – простонал Николай.– А ну, вставай к стене, гад!

Мне стало страшно. Николай грозно клацнул затвором и поднял ствол пулемета на уровень груди. Ну, как ему все объяснишь, бедолаге контуженому?!

В это время из дыры в стене ударил сноп зеленых молний. Мы оба рухнули на пол, и Николай, просунув ствол пулемета в пролом, начал поливать двор длинными истеричными очередями.

Я тоже подобрал с пола "шпагу" и послал в темноту пару молний. Не сидеть же здесь, смерти ожидаючи.

Небось, я не толстовец какой! Нападающие фигуры зеленоглазых походили издали если не на душманов, то уж во всяком случае на басмачей с "Узбекфильма": длиннополые хламиды, тюрбаны на головах и блестящие в свете зеленых молний клинки. В воспаленном мозгу ветерана афганской кампании они, действительно, могли возбудить соответствующие ассоциации.

Но я-то знал, что наступление на нас ведут не душманы и не люди даже, а пришельцы с поросшими черным кошачьим мехом лицами. Пулеметные очереди сбивали их, как кегли. Но ни один из них не оставался лежать на земле. Они поднимались и неуклонно продолжали наступление.

– Да что они, гады, в бронежилетах?! – кричал Николай.– Так не должен держать жилет пулеметную пулю. Бей по левому флангу! Мажешь, сука! Нужно к бэтээру пробиваться. Машина старая – все выдюжит, не то что нынешние...

– Иди, я прикрою! – бросил я через плечо, и он, волоча за собой пулемет, выскользнул через пролом. Жалко, но не было у меня в те минуты времени задуматься над ситуацией. А ситуация складывалась – не дай Боже: я, советский журналист, сижу в развалинах клуба ДОСААФ и обстреливаю из трофейного оружия толпу иномирян. И все это – в центре миллионного уральского города. А город, похоже, ничего об этом и не подозревает, иначе стянули бы сюда войска и милицию.

Черт знает что получается!

Стреляя, я не старался попадать в наступающих. Но один дурак под выстрел все-таки подвернулся. Удар молнии не сшиб его на землю. Зеленоглазый только приостановился, рассыпая мощные искры, и, став полупрозрачным, продолжил наступление.

И тогда я опробовал на нем пистолет, который мне вручил при расставании потомок композитора Алябьева.

Пластмассовый пистолетик выглядел несерьезно, особенно по сравнению с Николаевой громоздкой тарахтелкой. Но сработал он классно: пять выстрелов и четверо зеленоглазых задремали на асфальте двора. И остальные попрятались в укрытия, поняв, что с ними больше не шутят. Краем глаза я видел, как Николай в левом углу двора рвет чехол с бэтээра. Противники внимания на него, похоже, не обращали.

Зеленоглазые пошли перебежками. Я стрелок паршивый и большинство выстрелов моих пропало впустую.

"Ну что им всем от меня надо? – думал я.– И чего ради я здесь торчу?!"

А они подошли уже вплотную. Доплюнуть можно до переднего. Кажется, хана пришла Мишеньке.

И тут взревел бронетранспортер, как-то суетно дернулся с места и рванул наперерез цепочке зеленоглазых.

В нашем мирном городе бэтээр кажется техникой внушительной. С непривычки его и испугаться можно. Кажется, нашим "душманам" бэтээр тоже был в новинку: дрогнули, отступили. А хрипящая, болотного цвета машина уже совсем рядом, жмет – и повернули зеленоглазые, побежали, высверкивая машину лучами своих глазищ.

Потом случилось неожиданное. Несколько молний снесло забор и открылась во всей красе наведенная врагом серая завеса. Вся орава, как по команде, повернула туда, а за ними, провизжав юзом по асфальту, повернул и Николай.

"Интересно, почему они не стреляют в машину? Он же их так всех передавит..." А в серой пелене тем временем прорезалось, как бы всплывало из ее глубины темное пятно. Я долго не мог понять, что это такое, но потом дошло: зеленоглазые открыли ворота.

Только ворота эти вели не на улицу, не в мой спящий город. Там, в колышущемся черном проеме, увидел я клок мрачного багрового неба с облаками, которые бодро переползали через четыре тусклых лунных диска.

Чуть ниже были дикие горы и на самом краю отверстия – ствол мощного дерева, покачивающего ветвями на ветру.

– Пять, восемь, четырнадцать...– шепотом считал я нырявших в отверстие "душманов".– Девятеро – своим ходом, остальных – внесли. Ну, прощевайте, зеленоглазенькие мои! А ты куда, дурак?!..

Зеленая махина на полном ходу ворвалась в проем.

Николай чуть не рассчитал и проскоблил правым крылом бронетранспортера по стволу дерева. Брызнули длинные щепки. Бэтээр скрылся с глаз, оставив во дворе только быстро рассасывающуюся пелену выхлопных газов. А последнее, что я услышал из смыкающегося отверстия,– далекая пулеметная очередь. Потом стало тихо. Отверстие исчезло.

Пожалуй, я не удивлюсь, если этот парень доделает в том, чужом, мире все, что не удалось ему в горах Афганистана. Таким ребятам легко – они уверены в своей правоте.

Во дворе клуба – полный разгром: лежал на боку помятый маленький автобус, покореженный бэтээром, всмятку был раздавлен чей-то мотоцикл. И вообще было здесь как-то не уютно. Я выбрался из здания и побрел туда, где совсем еще недавно была дверь в иной мир. От нее – ни следа. Только на асфальте валялись светлые щепки. Я отыскал среди них обломок ветки. Странная такая веточка. Листья на ней свернуты миниатюрными "фунтиками". Когда я сунул в один из таких "фунтиков" палец, из края листа выдвинулись миниатюрные шипы и впились мне в кожу. Злым он все-таки был – мир зеленоглазых.

Растоптав слабо шевелившуюся ветку на асфальте, я задумался, чем же теперь заняться. Пелена, заслоняющая город, тончала, а отверстия в стенах клуба на глазах заполнялись прозрачными еще кирпичами. Начал прорезаться в воздухе и полуневидимый забор. Здесь все, или почти все, будет в порядке, а вот я рискую остаться в этой мышеловке до утра, если не потороплюсь отбыть отсюда в ближайшие минуты.

Преодолевая заметное сопротивление материала, я пролез сквозь твердеющий забор и встал в узком пространстве между ним и серой пленкой, заслонившей клуб ДОСААФ от всего остального мира Земли.

Пелена все больше проминалась под рукой, с той стороны начали долетать первые звуки – треск мотоциклов.

Где-то там, по недоступной мне пока улице мимо проезжала ватага развеселых рокеров. Скорее бы мне к ним поближе!

Пустынная рыночная площадь. В высотном общежитии мединститута горят несколько окон. Кто же там не спит, за этими стеклами?

На пальце моем мерцал перстень. Значит, я вновь пересек след пришельца. Как ищейка по запаху на асфальте, я последовал за огоньком. И стоило тащиться сюда, под удар зеленоглазых, если приходится возвращаться обратно! Я вновь у рыночных ворот. Чуть было не потерял след – сарафанг умело запутал его. Поневоле сделаешь вывод, что не сладко живется ему там, у себя, наверху.

А вот и сам он, голубчик,– забился в узкую щель между аптечным ларьком и киоском "Союзпечати". Еще не разглядев его как следует в темноте, я поманил его из этой грязной отдушины, выставляя напоказ фирменный перстенек.

Послышался глубокий вздох, и ко мне вышел тщедушный человечек. Невысок, не первой свежести, лысоват, но высоколоб. В неровном свете фонаря кожа на лице пришельца отливала нездоровой зеленью, а так – ничего мужичок, симпатичный.

Он сделал ко мне пару шагов, и я увидел еще одно отличие от землян коленки у него назад были повернуты, как у сатира. Впрочем, сегодня я еще и не таких гадостей насмотрелся. Он остановился передо мной, вглядываясь мне в лицо, потом прохладной и влажной рукой прикоснулся к моим пальцам, проверяя, тот ли на мне перстенек. Потом еще раз вздохнул и хрипло прошептал: – Здравствуйте. Ну и страху я у вас здесь натерпелся...

Голос у пришельца был глубокий и бархатистый.

– Не беспокойтесь,– ответил я ему.– Ваши враги нейтрализованы и, думаю, надолго. Мы применили бэтээр образца пятьдесят четвертого года.

Теперь я разглядел пришельца получше. Стало понятно, что это много повидавший на своем веку и очень умный человек. Именно такими я представлял себе дипломатов. Впрочем, это, скорее всего, и был дипломат. Не пришлют же сарафанги к нам кого попало!

– Ну, пойдемте! На всякий пожарный случай у меня есть пистолет. А у вас есть оружие?

– Оружие? Я же на чужой планете, в гостях у вашей цивилизации.– Он посмотрел на меня так, словно сомневался в моих умственных способностях.Какое же тут оружие, молодой человек?!

"Интересно,– подумал я,– как это он умудряется разговаривать без малейшего акцента?" Потянул его за рукав: – Ну, пойдемте. Может, удастся последний трамвай перехватить.

Конечно, у меня было огромное искушение взять пришельца за пуговицу и выкачать из него как можно больше информации, но удержался – мало ли что может случиться, пока мы будем тут беседовать.

Мы стояли у края тротуара, когда мимо нас с ревом и грохотом пронеслись мотоциклисты. Молодые ребята и девчонки в кожаных и шипастых куртках, в шлемах, залепленных обалденными наклейками. Девушка, сидевшая за спиной переднего рокера, помахала мне рукой в черной перчатке. Я помахал ей в ответ. Помахал рукой, казалось, и еще один из мотоциклистов. Я проводил их взглядом и обернулся к своему пришельцу. Тот навзничь лежал на асфальте, а возле его украшенной огромной шишкой головы валялась треснувшая пивная бутылка.