Текст книги "Санкт-Петербург (СИ)"

Автор книги: Михаил Леккор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 13

Они вели этот разговор на улице. Тогда, по большому счету ему просто было не охота снова заходить в контору, и он отговорился тем, что деньги он отдаст завтра. А завтра совсем было некогда.

Вот и оставил людей голодать и, похоже, никто его и не собирается обвинять! Обычная практика заводчика сэкономить на трудящихся. А что голодали, так это даже полезно!

Молча протянул руку слуге. Сметливый, тот понял, что от него хотят. Положил на руку тяжелый кошель с мелочью.

Прилюдно объявил:

– Здесь хватит на двухмесячное жалованье, да дополнительную десятину всем пострадавшим. Остаток отдашь на машину, опять, наверное, им не хватает.

Дмитрий уже не говорил казначею о контроле и воровстве. Один раз тот был пойман, несильно бит в воспитательных целях и предупрежден, что второй раз он с ним говорить не будет – с треском выдвинет с должности. А поскольку тот тоже был из крепостных, то такое свое будущее представлял четко и очень черно. И потому старался зря нагло не воровать.

Взял саблю, на виду всех заменил старую, тоже острую, но хуже этой. И хотя она была красивей и представительней, только для клинка это не важно. Потому заменил без сожаления. В бою главное клинок!

В парадной зале дома князей Трубецких народу было много. Высокая фигура Петра среди такой массы не терялась, и громогласно что рассказывал. Впрочем, похохатывает, значит не сердит. А вот милую, незабвенную Дашу он не видел, хотя и чувствовал – здесь!

Пока царь был занят своим окружением, он бы с нею поговорил, всласть расцеловал. Сколько они уже не общались!

Но пока он ее не видел, хоть и пытался рассмотреть среди множества людей. Где же она, лукавая чертовка!

Он все пытался ее разглядеть среди разных гостей обоего пола, но никак не удавалось. Внезапно глаза ему закрыли теплые ладони, а до одури знакомый голос проворковал на ухо:

– Вот ты и попался, паршивый негодяй. Немедленно оправдывайся!

Дашка! – восторженно он почти прошептал.

Бережно отнял ее ладони со своего лица и, не постеснявшись, поцеловал ее среди людей. И поцеловал бы еще, но рядом раздался голос царя:

– Ах ты, камрад, совсем истосковался. Но вначале, извини, дело. А камрад? – и Петр крепко шлепнул его по спине.

Дмитрий повернулся к царю. Вернее, пытался повернуться, но Даша и не собиралась отпускать из объятия своих рук. Более того, она сцепила их замком и подогнула ноги. Тащи, потерявшийся муж!

Он и не собирался сопротивляться. Так они повернулись к Петру. Счастливые, влюбленные, улыбающиеся.

Царь, занятый строительством и обороной, только крякнул на чужое амурное счастье. Самому его с женитьбой не повезло, и он немного завидовал всем удачным семейным парам.

– Благословляю вас, – серьезно сказал он, – желаю всего лучшего: деток, семейного достатка, счастья.

– Спасибо! – радостно сказала Даша, – у нас уже есть сын Александр, но мы еще не откажемся. Да, дорогой!

Она была такой счастливой и красивой, что Петр перехватил ее у Дмитрия, обнял и расцеловал в обе щеки.

– Не сердись, – передал он Дашу обратно Дмитрию, – если до сего момента думал я, что здесь, прежде всего, меркантильные интересы Хилковых и твои тоже, то теперь вижу – семья ваша будет держаться на истинной любви мужа и жены.

Взгляд Петра стал гораздо колючей:

– С делов семейных перейдем к государственным. Удрал, значит, к красивой жене. Теперь понимаю, почему. А вот то, что меди не достал, могу только отругать.

Дмитрия уже начала надоедать ссылки на Дашу. Кто же так настропаляет Петра в его отсутствие?

Он посмотрел по сторонам и почувствовал жгучий взгляд Меньшикова. Ага, уже не стоит искать. Все же полез драться на место, ах ты!

Залихватски предложил:

– Да медь-то я привез. Хорошая. Давай, государь, на спор. Я предлагаю слиток меди, а ты человека. Если он занесет один сюда медь, значит, ругай меня, сколько хочешь и как хочешь.

Но если не сможет – больше не будешь меня так зло ругать. Обижусь.

Петр хмыкнул, что-то хотел сказать, махнул рукой:

– Александр, принесешь?

Меньшиков кивнул и буквально побежал на улицу. Такое счастье свалить выскочку князя Хилкова! Он ведь много не мог принести!

Петр еще поговорил с Дмитрием и Дашей минут десять, пока ему не надело. После этого он пробормотал то ли извинение, то ли ругательство в адрес одного лентяя, и вышел на улицу искать Меньшикова.

Даша осторожно обняла Дмитрия:

– Ты не боишься так разговаривать? – прошептала она на ухо, – государь за меньшее посылал на виселицу или на плаху.

Дмитрий улыбнулся:

Ну, во-первых, он понимает, что я ему не враг. И сейчас я спорю даже не с ним, а с этим дураком Меньшиковым. Вот ему и достается!

Во-вторых, я его предупредил, что по своему положению, я себя вешать не дам. Можно рубить голову или, в качестве паллиатива, расстреливать. Но не менее.

А, в-третьих, он и сам обрадуется, что проспорил.

– О-о-о! – удивилась она, – если бы батюшка так настаивал, он давно был бы извращенно казнен, а я в лучшем случае отправлена в Сибирь, в ссылку простой селянкой. Ведь Уложение 1649 года ясно говорит, что такое оскорбление правящей фамилии и как за него наказывают. М-м-м.

«Дашенька – девочка умная и начитанная, – констатировал попаданец, временами это льстит, временами – злит, поскольку приводит к такому процессу, как болтология. И тогда я поступаю радикально, как наш незабвенный монарх. Только предпочитаю не отрубать голову, ибо это событие одноразовое, а жарко целую».

До сих пор действовало. Она переставала умничать и привередничать. Правда, здесь было много людей и все сразу обращали внимания, как правило, покрываясь черной завистью.

Ну, Дмитрию на общее внимание было наплевать. Даше, как он обнаружил к своему удивлению, – почти тоже.

Она прижималась ко нему, – счастливая и умиротворенная – и ей на все было наплевать. Нет не на все. Она оторвалась от мужа и внимательно осматривала окрест, игнорируя любопытные взгляды:

– Кстати, о батюшке. Потерялся, что-то я его не вижу. Поищем?

Дмитрий лениво поддержал:

– Пойдем, поищем, пока царь медный слиток с Меньшиковым несут. Все равно надо ждать.

В принципе, ему было все равно. Взрослый же мужчина, практически дедушка, целый сиятельный князь! Не может же с ним чего-нибудь стать на ассамблее? Но раз дорогая жена беспокоится и кручинится…

А Даша только покачала головой. Бойкая по природе и, частично, по положению, она все же понять не могла дерзость Дмитрия к царю, помазаннику Божьему.

Но ничего на это не сказала. Пусть мужчины сами занимаются своими мужскими занятиями. Не бабье это дело. Нужно будет, она и поможет, по лбу щелкнет, а потом поцелует, а сама лезть не будет.

И побежала догонять своего почти мужа, который искал князя Александра, умудрившего пропасть посреди людской круговерти.

Отец Даши меж тем скромно сидел на боковой скамье. Он виновато улыбнулся, когда дочь ему об этом заговорила.

– Трудно мне с ним говорить, – сказал князь, – полчаса побеседовали, в как будто весь день камни в каменоломне таскал. Как ты, князь Дмитрий, целыми днями говоришь.

Он покачал головой, радуясь и тревожась за родственника.

– Как бы еще говорил, – не выдержала Даша, – как ты отошел, он просто взял и поспорил с государем Петром Алексеевичем!

– И что? – удивился/встревожился князь Александр.

– А ничего, – подчеркнула Даша, – царь до сих пор где-то выискивает предмет их спора, а глупый муж только посмеивается.

– Вы смотрели мой дом, – перевел тему разговора Дмитрий, – как он вам?

Хилковы переглянулись, словно решая, переключаться на другую тему, поговорить с немногого еще с сумасшедшим почти родственником.

– Дом ничего, кирпичный, – первым заговорил князь Александр, – правда, я привык в деревянном, но тебе, наверное, видней. Тем более, я слышал, Петр Алексеевич запретил строить деревянные здания. Зато какой дом, большой, двухэтажный. Властители его должны жить, как настоящие князья!

– Дом хороший, но кое-что я бы хотела переделать, – не выдержала Даша, – вот например…

Что уж она там перестроить в доме, осталось в тайне, поскольку пришел Петр, громко ругающий шагающего рядом Меньшикова. Александр шутливо отбивался, но чувствовалось, что он обескуражен и обеспокоен.

Войдя в дом, Петр сразу увидел Дмитрия, и буквально вцепился в него. Рев царя испугал всех собравшихся на ассамблее гостей и обеспокоил Дмитрия. А как у него вдруг сердце не выдержит от такого крика?

Естественно, что после такого события царь видел среди народа только попаданца и начал его попрекать, но не гневно, а насмешливо.

– Смотри, до чего ты дитятю довел, плачет и стенает, – показал он на Меньшикова.

Половозрелый «дитятя» выглядел действительно нехорошо, но жалеть его Дмитрию не хотелось. Он скосил на него свой взгляд, понял, что совершить подкоп под его позицию ему не удалось, но и тому как-то пошатнуть его позиции в глазах государя не получилось.

Царь, человек умный и сметливый, конечно, видел их подковерную борьбу около него, но вставать на чью-то сторону он не захотел. Ибо царь думал не о чьих-то личных позициях конкретно, а о России в целом. Стране (и ему тоже) была нужна деятельность обоих и поэтому им и думать не стоило об отставке одного из них.

– Нет, вы скажите мне, что за это за человек? – обратился он к Хилковым, как важным свидетелям, показывая на Дмитрия. Те, не зная, что ответить, робко молчали. Ругать его? Запищать? Попробовать объяснить? Страшно!

Как оказалось, такой безмолвный ответ вполне устраивал Петра. Он принялся сам объяснять деятельность Дмитрия:

– Никто не мог мне найти железную руду около Санкт-Петербурха. Никто! Я немцев выписал из Европы, они мне на четырех языках объяснили, почему руды здесь никогда не будет. А потом пришел этот неумеха, этот нелюбитель современной науки и молча за пару суток нашел!

То же самое с медью. Я уж не стал звать заумных немцев, подождал, понял, что никто не может найти. Вызвал Дмитрия. Тот сказал – медь есть, но мало, можно одному человеку унести.

Вы сами видели – я этого одного человека вызвал, – кивнул он на Меньшикова, – не унес, хотя и надрывался, что было сил. И понятно, видано ли дело, слиток в полтораста килограмм утащить.

За сколько дней выплавил? – спросил он у Дмитрия.

– Ну, – начал вспоминать тот, – наверное, за семь.

Петр счастливо захохотал:

– Я посмотрел. Медь лучшего качества. Хоть на пятаки, хоть на пушки. Ведь нашел же!

Он посмотрел на Дашу и так же громко, что бы все слышали, сказал:

– Нам, Господом Нашим Вседержителем, сильно повезло. Он дал его, – кивнул он на Дмитрия, – тебя – прекрасного мужа, а мне – старательного поданного.

Он широко перекрестился: – «Спасибо тебе, Господи!»

Потом повернулся к Дмитрию:

– Теперь о награде тебе. Мы уже поговорили о железном руднике и о его населении. Все люди, которые там есть, переходят в твою крепость. И те же самые людишки, которые работают на медном руднике, то же твои! Оба рудника – твое имущество и твоих детей на веки вечные!

Дмитрий оценил широту подарка. На северо-западе России, в районе Санкт-Петербурга он будет единственным поставщиком черной и цветной руды. И один из поставщиков других металлов. А, поскольку, везти надо недалеко, его товары будут самыми дешевыми и ходовыми.

– Спасибо, государь! – наклонил он голову.

– Тебе спасибо, – отрывисто отмахнулся царь, – давай металл и руду больше и лучше. Вот будет твоя благодарность.

– Накануне сделана плавка железа, а потто стали. Вот, государь, эта сабля сделана из этого металла.

Дмитрий аккуратно вытащил из ножен клинок. Опытные воины, знающие поле битвы и высоко ценящие качество сабли, оценивающие смотрели на лезвие. Не очень опытные – смотрели на красоту рукояти, лезвия. И, поскольку, украшениями сабля не выделялась, гости, разгоряченные спиртными напитками, относились к ней все больше скептически.

Дмитрию это все меньше нравилось.

– Ну ты, красавец, – обратился он к Апраксину, который был одним из самых громких, – давай сравнимся. Рубанемся, как можем, у кого сломается, тот отдаст свой клинок.

Апраксин, оценивающе посмотрел на свою шпагу, украшенную бриллиантами и золотом, и простую саблю Дмитрия, отрицательно покачал головой.

Дмитрий посчитал этот отказ справедливый.

– И пятьсот рублей с меня, если проиграю! – добавил он.

Это был весомый вклад, и Апраксин согласился, но поставил условие:

– Я рублю!

Дмитрий не возражал. Сабля была абордажная, массивная, шпага гораздо тоньше, скорее сломается.

Приготовились. Дмитрий покрепче прихватил саблю горизонтально. А Апраксин посильнее рубанул шпагой:

– Ах!

И едва по инерции от удара не свалился на пол.

– Ну ты силен! – удивился Петр, – а со шпагой-то как? Сабля, вижу, целая.

Апраксин задумчиво посмотрел на обломки шпаги. Эфес и часть лезвия составляла одну часть, большую часть лезвия – другую.

– Черт побери! – прочувственно сказал Апраксин, – сам себе отрубил шпагу, как будто пальцы снес. Жалко ведь, хоть плачь!

– Дай-ка, – Петр отобрал саблю у Дмитрия, посмотрел на лезвие, даже потрогал его. Хмыкнул:

– Даже ведь щербинки нет. Либо у Федора Матвеевича шпага такая дрянь, либо у тебя сабля столь хорошая. От шпаги мне пользы никакой нет, а саблю дай. Понравится, в кавалерию отдам. А то там клинки разные, и, как правило, дрянные. А тебе свою отдам.

Дмитрий прочувственно поклонился. Не так как по-русски – глубоко, раболепно, а по европейски, изящно и с достоинством.

Петру это понравилось:

– Вот так и надо кланяться, а не по-дурацки до земли. С саблей решили? – повернулся он к Дмитрию.

Тот молча, с таким же поклоном, отдал свою саблю.

Царь пообещал:

– Пару дней сам поношу, а потом дам кому из новиков – детей боярских, пусть иву порубает, да мне скажет, как получилось.

Князь Хилков осторожно подошел со спины к Дмитрию и тихо попросил вслед за царем:

– Позволь, родственник, пристать тебе к докукой. Лезвие шпаги у меня тоже сломалось. Не заменят ли кузнецы? А я уж постараюсь, оплачу и кузнецам за работу и за сталь.

Дмитрий не успел ни согласиться, ни отказаться.

Петр подозрительно на них посмотрел:

– Что там шепчетесь? В голос говорите.

Дмитрий вздохнул. Что поделать, у Петра была сложная жизнь в детстве. Поневоле станешь подозрительным.

И он громко сообщил:

– Мы, государь, ту же проблему решаем, что и Федор Матвеевич. Нужно сломанный клинок у князя заменить.

– Хм, заменишь?

– Да обоим заменю. Клинки у меня откованы. Не знаю вот только, как мастеровые с украшениями смогут.

– Пусть делают, хорошие клинки ныне в цене.

Петр решил, что вопрос с клинками решен и заговорил о другом:

– Свадьба в Санкт-Петербурхе когда будет? А то выпить хочется, да и времени нет свободного.

Отец и дочь Хилковы переглянулись, глазами посоветовались. С одной стороны, свадьба дело неторопливое и уж, тем более, не княжне торопиться. С другой, – государь спрашивает. У него забот и тревог много. Откажешь – как бы себе не хуже сделать. И так уже протянули. Хотели в этом году провести, да Дмитрий никак не вырвался.

– Как прикажите, государь, – покорно поклонился князь Александр.

– Я, государь, вот что думаю, – вмешался Дмитрий, – спешить, конечно, надо. Но мы хотели на днях поехать на рудник черной руды и за одним посмотреть на пароходы.

А саму паровую машину сделают за неделю, и еще несколько дней будут подгонять. Вот в эти дни свадьба идолжна уложиться.

Петр фыркнул. Срок его явно не устраивал. Дмитрий поспешил добавить:

– На это время, государь, я могу познакомить с секретами металлургии, их никто не знает!

– Никто? – порывисто повернулся к нему царь.

– Никто! – твердо сказал Дмитрий, – зуб дам!

– Х-км, – хмыкнул Петр, – ну если ты зуб даешь.

– А потом посмотрим английскую паровую машину с моими переделками. Англичане, кстати, уже видели, предложили продать за двести тысяч фунтов стерлингов.

– Ого! – удивился Петр, – деньги взял?

– Нет еще, – признался Дмитрий, твердо пообещав, – но обязательно возьму!

Глава 14

По приезде мастеровых из промышленной Англии, Дмитрий долго разговаривал с ними, ища подвох в непонятной открытости учении. Ни один ведь здравомыслящий хозяин не будет так открыто выкладывать свои секреты. Тем более, практичные хитро, гм, мудрые англичане. Их можно обвинять в чем угодно, но не в разбазаривании своих денег.

На практике все оказалось очень просто. Машину на четыре пятых собрали, вложили в них много денег, увидели блестящую перспективу и… зашли в тупик. Окончательной модели у них так и не возникло.

И то ли из отчаяния, то ли надежды о помощи, они стали приглашать мастеров из разных стран, чтобы, учась, они еще и модернизировали машину.

Что же, Дмитрий был в принципе не против, особенно если учитывать, что в будущем собранная модель будет в прошлой реальности английской.

Петру он об это говорить не стал, только указал на сумму продажи англичанами. Царю этого, разумеется, показалось мало, но он уловил одно – в России останется сама машина. Более того, Дмитрий собирается построить в Санкт-Петербурге машиностроительный «завод» – крупную мастерскую, как честно полагал про себя Дмитрий.

Царь поощрительно ему улыбнулся и предложил:

– Ну, давайте же, камрады, за наш большой успех!

Подозвал официанта с подносом. Там кстати, мужчинам достались бокалы с водкой, женщинам (Даша и метрессу Петра Марту Скавронскую) – вина. Выпили.

Даша, по княжеской чванливости, не хотела с ней ни здороваться, ни разговаривать. Простолюдинка, а еще бл… Да ни за что! Но Дмитрий буквально заставил ее произнести несколько теплых слов.

Это сцена, разумеется, не скрылась от глаз Петра, и он, видя, как Даша приноровилась к Дмитрию, самолично налил Хилковым и Дмитрию еще водку и наливку.

После этого чокнулся только с Мартой и Дмитрием и опрокинул водку в рот.

Кругом политика!

Дашенька в уголочке немного поплакала в плечо Дмитрию за в общем-то дворянский, даже княжеский казус с Мартой. Причем все последствия в подробностях она еще не рассмотрела. Отец втихомолку, чтобы рядом не было чужих (Дмитрий к ним не относился), отругал ей (выговорил), что может быть с княгинями, ссорящимися с метресками царей. И с ее родными, между прочими, мужем и отцом, например.

После чего ушел к царю – стоять в его свите, как и было указано, что б не дай бог монарх не гневался. А то ведь он не посмотрит, что перед ним князь и Рюрикович, так даст своей тростью, как минимум!

– Я дурочка, да? – всхлипывая, сказала Даша, впечатленная выговором отца, – все не так сделала, не так сказала.

Дмитрий ничего не сказал, ах, что он может сказать? Только смачно поцеловал в обе щеки. Предложил в виде консенсуса:

– Давай я попробую вас помирить. Марта, в общем-то, еще не так спесиво-злая. Не привыкла еще быть царицей. Но с условием – княжеский гонор на нее больше не выплескивать. А то, действительно, Петр Алексеевич рассердится. Ай, тогда как весело будет всем.

Даша смущенно кивнула, заалев.

– А теперь хватать плакать, – ласково потребовал Дмитрий, – у тебя лицо от этого испортится, будет некрасивым и безобразным.

Заставить девушку не плакать, в принципе, очень легко – сказать, что у нее от этого лицо становится весьма неприглядное. Ведь любая девушка бережно относится к своему естеству – от природы. Ибо каждая из них хочет матерью и любимой женой. А, значит, надо быть красивой и околдовать любимого и единственного. В итоге, Даша перестала плакать, быстренько руками и рукавами вытерла слезы.

– Все? – смущенно спросила своего жениха, единственного своего любимого человека. Был еще один родной человек – отец, всегда убережет, даже отругает, потом приласкает, успокоит добрыми словами. Но сейчас она уже взрослая и отец для нее в прошлом.

– Все! – решительно оценил он от нее, и потащил ее к Петру и к ее, как считали многие, временной любовнице. Однако в отличие от остальных, попаданец Дмитрий прекрасно знал, что Марта Скавронская останется около царя до конца его дней, а после даже сама станет императрицей. И Петру откровенно плевать на ее прошлое и неблагородное происхождение. И он, скорее, перессорится со всем своим царским двором, чем плюнет и расстанется с ней.

Поэтому поклон ей был изысканно-изыскан, а подарок – дорогой и подходящий по вкусу. Пожалуй, он первым признал в ней царицу. Еще не прилюдно на словах, но, что тоже важно, своим поведением. Люди-то ведь видят, в том числе и сам царь Петр.

Несколько дней назад Марта вслух пожаловалась по-женски легкомысленно, что никуда не успевает. Окружающие отреагировали по-разному. кто-то улыбнулся Дмитрию, кто-то неискренне посочувствовал, кто-то промолчал, не готовый разговаривать с Мартой без царя.

И только Дмитрий, ждущий царя перед поездкой за железной рудой, живо отреагировал на жалобу Марты. Ему самому было нечего не нужно, но Петр приказал явиться на прощальную аудиенцию. Пришлось прийти и, оказалось, не напрасно.

Он подошел к Марте и так же изысканно поклонившись, предложил дать ей ручные часы или, как называли их в это время, брегеты.

Только сразу предупредил, что выдаст не скоро, где-то через месяц. Марта согласилась. И вот Дмитрий принес обещанное. Ведь его часовая мастерская была еще маленькая. Один мастер Франсуа и три его подмастерья (один француз-соплеменник и два русских) при скудном запасе деталей. Но в будущем может и польза, лишь бы люди покупали. А какая может быть рекламная кампания? Правильно, подарить продукцию на самый верх.

Он медленно вытащил яйцевидные часы и увидел много эмоций. Не только Марта обрадовалась, но и остальные выразили свои чувства. И, похоже, двоим покупателям придется отдать немедленно – Петру и Даше.

Его жена, несмотря некоторую пришибленность при монаршей паре, все-таки умудрилась незаметно пролезть под руку и шепнуть Дмитрию:

– Я тоже хочу такое же яйцо с цепочкой.

Ох уж эти женщины, что в ХХI веке, что ХVIII. Как сороки – все блестящее им! Ведь даже не поняла, что это и надо ли ей, а обязательно дай!

Дмитрий прошептал в ответ:

– Станешь приветливой женой, куплю, – и улыбнулся одними глазами.

– Потом поговорим, – шепнула Даша и щедро улыбнулась Марте.

Та немного удивилась такому переходу в настроении княгине, но обратилась к царю, забравший часы сразу после вручения и, похоже, не собиравшийся отдавать обратно:

– Дай уже, Петруша, я тоже хочу посмотреть, – увидев, что он довольно-таки зло на нее посмотрел, заискивающе продолжила, – их все же мне дали. А ты можешь еще потребовать.

Петр нехотя отдал часы, посмотрел на Дмитрия:

– Я буду не я, если эти часы сделал не ты.

Он отвлекся на разговор, но своих близких хорошо знал.

Дмитрий на это молча поклонился.

– Где взял? – продолжил допрашивать царь, – только не говори мне, что сам сделал – не поверю.

– Конечно же, нет, – улыбнулся Дмитрий, – просто есть в Санкт-Петербурге хороший часовщик, французский дворянин по рождению. Работает он хорошо, но, ни с финансами заниматься, ни коммерцию проводить не умеет. Совсем запутался в долгах, бедолага.

Вот мы и стали работать вместе, он – техническую часть, мой человек – коммерческую. Вроде бы нечего, а часы производятся.

Все посмотрели на лежащие в ладони Марты часы, четко и невозмутимо щелкающие.

Петр хмыкнул:

– Все-то ты успеваешь. И руду найти и зерно подыскать и даже часы откуда-то откопал, Жену тебе надо, Дмитрий, около себя завести, благо вон какая женщина не против. И отец ведь согласен.

– А что, – еще больше распалился царь, – давайте сейчас начнем свадьбу. Мы же как договаривались – обвенчаем и начнем свадьбу в Москве, а закончим ее в Санкт-Питербурхе, а?

Князь Александр Никитич пытался что-то возразить, но под сердитым взглядом Петра его сердитый настрой быстро растаял. Он только пискнул.

– Вот, – понял этокак согласие Петр, – а невеста наша нареченная, как, а Даша?

А Даша, что Даша? Ей и грустно было просто так пойти, она перед свадьбой хотела у мужа выпросить некоторых товаров и привилегий, вон он какой активный и деятельный. И в тоже время страшно, что такой красивый и могучий муж уйдет. Ничего, что они венчаны, убежит ведь, гад!

Она посмотрела на такого неотразимого суженого, который еще и часы ей подарит, и решилась. На глазах у всех взяла в ладони голову и смачно поцеловала в губы.

Гости захохотали, загикали, одобряя молодежь.

– Нам вскоре ехать по государственным делам, – объявил меж тем царь, – некогда тянуть. Сегодня опять помолвка, а завтра завершаем свадьбу!

Следующие два дня прошли для Дмитрия и, похоже, для Даши, в искрящемся тумане. Кругом все суетились, гомонили, рядили в пьяном веселье, а они сидели рядом и время от времени до друг друга нечаянно дотрагивались. И тогда какая-то искра пробегалась между ними. Словно ведь опять молодожены!

И ладно, Даша. Дмитрий был гораздо старше и аж три века пролетал, а все равно оказался в облаке любви.

Впрочем, центром свадьбы оказался Петр, а через него – Марта. Оба они, уже женатые, все в этом знали и поэтому были ученее. И завидовали. Конечно, у них свадьба, судя по всему, еще впереди. Но первая свадьба бывает только одна.

Все положенные церковные обряды, под влиянием Петра, проводили быстро и скомкано, как говорится, лишь бы было. Никто не возражал. Пьяным гостям было уже все равно. Царь же велит!

Лиль отец Даши был не то что против, но все-таки немного ворчал. Все же первая и последняя свадьба. Да и дочь какова!

Но Петр выпил с ним стаканчик водки за невесту, стаканчик за жениха, третий стаканчик за детей. больше князь Александр Никитич уже не выпить не смог, кулем свалился на кровать отсыпаться.

В ХVIII веке роль ЗАГС выполняла церковь. Сам Дмитрий, как дитя ХХI века в Бога как-то не доверял принципиально, но другим не мешал ни в ХХI, ни в ХVIII веках. А посему ни один мускул лица ни разу не дрогнул, когда их повели в церковь. У каждой эпохи свои традиции и не попаданцам решать, какая из них главная.

Некоторые расхождения во вкусах были только о самой церкви. Дмитрий предполагал быстренько обвенчать в домашней церкви и перейти к светским традициям, то бишь молодоженам – к любви, гостям – к водке и закуске.

Не получилось. Петр посчитал, что Дмитрий настолько важен для Санкт-Петербургу, что заслуживает венчания в соборе Санкт-Петропавловской крепости. И все возражения вызывали у него только ярость. Пришлось отступить, ведь царь в средневековья эта крайняя инстанция.

Впрочем, Петр сделал хуже только для себя. Попы собора вели празднество медленно, громко, торжественно и никакие крики и вопли пьяненького монарха на них не влияли.

Дмитрий мстительно молчал, когда Петр обращался за помощью к нему. Прошли бы в домашнюю церковь, давно бы сидели за свадебнымстолом. А, коли сам так настоял, что же орать и гневаться?

Во всяком случае, как думал Дмитрий, пока из всей свадьбы ему лучше всего будет помнится церковь. И красивая Даша, которую он в церкви впервые и по делу открыто обнял.

Хотя все когда-нибудь завершается, даже очень медленный и долгий процесс. После полудня церковные торжества были завершены и протрезвевшие гости, в том числе Петр, довольно благопристойно двинулись к свадебному столу продолжать.

Свадьбу проводили в доме Дмитрия, в большой парадной зале, так что никто не был должен потеряться. В свою очередь все слуги были строго предупреждены, чтобы гостям помогали, укладывали их на мягкие постели и, на всякий случай, не давали им уносить всякие мелочи.

Ух, какая была веселая свадьба! Не зря Дмитрий приказал выкатить бочки с водкой, пивом и наливками из его погреба. Приготовленные по рецепту ХХI века, они были куда крепче, чем нынешних, заставляя неокрепших гостей совершать необдуманные действия и засыпать буквально на полслова в причудливых позах.

Зато и молодоженам за короткий срок пришлось под горячий крик «Горько» неоднократно целоваться. Впрочем, они не были протии. Даже Даша.

– Теперь ты окончательно мой, – зловеще предупредила она Дмитрия, – берегись, я больше никуда от тебя не уеду!

– А ты моя, – хладнокровно ответил он, и поцеловал ее, благо гости опять скандировали свой свадебный речитатив.

Где-то на втором десятке поцелуев, большинство гостей, непривычных к крепким спиртным напиткам ХХI века, начали массово выходить из строя.

Петр, сильно пьяный, но еще на ногах, чувствуя, что ситуация выходит из под его контроля, заплетающимся языком скомандовал молодоженам уединиться.

– Это ж надо так напиться, – укоризненно подумал Дмитрий, хотя, будь у него другая роль, упился бы так же.

Он предусмотрительно закрыл дверь и повернулся к Даше. Та была настроена очень решительно, но очень робко. Понятно, у них это было, но ведь такое интимное! Хотя очень даже не против, чтобы они все поторили. При случае это будет уже не больно и легко.

Не бойся, милая, все будет, как ты хочешь!

В эту ночь они почти не спали. Были тут и непременная плотская любовь и долгие мечтания о будущей совместной жизни.

А потом с утра к ним пришли (вломились) гости, мучающиеся от похмелья, но мужественно выполняющиеся свои обязанности. Гости громко славословили молодых, между делами опохмелялись и закусывали. Среди них Дмитрий увидел тестя Александра Никитича и обратил на него внимание Даши. Вчера она сильно беспокоилась за отца, не видя его среди пирующих. Дмитрий же был спокоен и каменно-тверд, считая, что он просто сошел с пьяной дистанции, но Дашу убедить не смог. Теперь все стало на свои места.

Князь Александр Никитич энергично закусывал, после того, как похмелился. Увидев, что дочь и зять смотрят на него, поднял пустой бокал. Дескать, как и все православные, с постпраздничного утра лечу здоровье.

– Какие же одинаковые мужчины, – осуждающе проговорила она, спрятав лицо в плече Дмитрия. Ей было немного стыдно за эмоциональный всплеск из-за отца, и так она пыталась извиниться.

– Так же, как и все женщины, – пожал он плечами и поцеловал ее в щеку, давая понять, что извинение принято и нечего тут заострять на этом нимание.

Перетерпев так несколько минут и почувствовав, что большинство гостей заметно опьянело – пара рюмок водки эффективно легла на вчерашнюю дозу, и им стало весьма хорошо. Так хорошо, что, в общем-то, и молодоженов уже было не надо.

Аккуратно и, по возможности, незаеметно он ушел из парадного зала и вытянул за собой Дашу. Та почему-то стеснялась, почему-то считая, что они должны смотреть на это пьяное безобразие. Вот еще!

Дмитрий нашел небольшую комнату – то ли персональный кабинет, то ли малая столовая – не определились еще. Вызвал слугу и они провели скромный семейный завтрак, пока гости в парадной зале еще праздновали их свадьбу.

Ничего такого сверхроскошного. Традиционная, ох, курица, немного бульон из нее же (прообраз будущего супа), несколько салатов – капустные, на радость Петра картофельные, хотя попаданец готовил свадебный стол, откуда все это было притащено, под свой вкус. Его свадьба, что нравится, то и приказываю готовить.