Текст книги "Ушебти"

Автор книги: Михаил Крюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Храм был развёрнут фасадом к Нилу. «Избушка, избушка, повернись к Нилу передом, к пустыне задом», – усмехнулся про себя Вэ-Вэ.

Потом песок кончился, и они вступили на широкую и прямую аллею, вымощенную тщательно подогнанными плитами из песчаника. Аллею охраняли два ряда небольших и совершенно одинаковых сфинксов, представлявших собой странную помесь льва и собаки. Терпеливые скульпторы вырезали у каждого фантастического зверя клыки, когти и даже кисточки на хвостах. Между сфинксами были высажены цветущие кусты и пальмы.

– Какая-то незнакомая пальма, – заметил Вэ-Вэ. – Раньше мы таких не видели.

– Это гифена или по-другому дум-пальма , – объяснила Ирина. – Видите, ствол двоится в виде буквы V? В наше время в Египте они уже не растут, но ещё кое-где встречаются в африканских саваннах, а здесь – пожалуйста. Ой, смотрите, бассейн, даже два! Как красиво!

Аллея вела их между двумя мелкими прямоугольными бассейнами. Вода в них играла и искрилась. На стенах и на дне бассейнов были с большим мастерством нарисованы водные растения, между которыми шныряли красные рыбки.

– Если это храм Себека,[5]5
  Себек – в Древнем Египте бог воды и разлива Нила. Изображался в виде человека с головой крокодила.


[Закрыть] в бассейне могут быть священные крокодилы! – предостерёг Райзман.

Майор осторожно заглянул через бортик.

– Здесь только разноцветная рыбья мелочь.

– Ну и ладно! Тогда смело идём в храм.

Белокаменный портал храма между двумя мощными пилонами был украшен искусной резьбой, но разглядывать её путешественники не стали. Райзман почти вбежал в гипостиль,[6]6
  Гипостиль – большой зал храма с многочисленными колоннами.


[Закрыть] остальные поспешили за ним и… замерли, скованные удивлением. Перед ними стояло странное, невозможное существо: человек пятиметрового роста с птичьей головой.

– Тот! – ахнул Райзман.

Он сделал несколько шагов вперёд, неуклюже поклонился и, запинаясь, произнёс какую-то фразу, вероятно, на древнеегипетском.

Существо посмотрело на Райзмана одним глазом, потом по-птичьи повернуло голову и глянуло другим. Внезапно зверобог замглился, и вот, на его месте уже стоит египтянин обычного роста, одетый в длинную набедренную повязку шенти и кожаные сандалии. Мускулистую грудь бога украшала массивная пластина из золота и не огранённых драгоценных камней, на голове был чёрный парик из овечьей шерсти.

Райзман уже увереннее повторил фразу.

Бог Тот поморщился и поманил Райзмана к себе. Египтолог безбоязненно подошёл. Тот слегка стукнул его по голове жезлом, украшенным знаком иероглифа Анх.[7]7
  Анх – египетский крест, ключ жизни.


[Закрыть] Райзман поперхнулся, но вдруг бодро заговорил по-египетски.

– А что? Неплохой метод скоростного изучения иностранного языка! А мы-то в школе мучились… – хмыкнул Вэ-Вэ. – Теперь наша очередь! Вперёд, за знаниями!

– Привет тебе, Тот, Почтенный Ибис! – напыщенно изрёк Райзман.

Бог Тот усмехнулся:

– Пусть возрадуются и ваши Ка![8]8
   Ка – в Древнем Египте сложное понятие, часть души человека.


[Закрыть] Вам удалось удивить меня, смертные, а это случается нечасто, даже по меркам богов. И вообще, вы первые люди, которые смогли попасть в Страну Богов.

– В Страну Богов?! – переспросил Райзман дрогнувшим голосом.

– Именно. Вы не в Та-Кемет,[9]9
  Та-Кемет – Чёрная, то есть плодородная земля. Так египтяне называли свою страну в отличие от Красной земли, то есть пустынь.


[Закрыть] а в ином плане бытия. Правда, в нашем языке нет такого понятия, но пока я передавал вам знания, чтобы мы могли понимать друг друга, я покопался в ваших головах и теперь знаю, что оно означает. И вообще, не нужно рассказывать, кто вы, что такое портал и зачем вы вступили в него. Теперь я знаю всё, что знаете вы. Но вновь скажу: я удивлён, а правильнее будет сказать – изумлён. Вы не лжёте, я чувствую это, мне вообще никто не может солгать, но истина, которую вы принесли, слишком уж необычна. Я должен обдумать её. А где лучше всего думается? Конечно, за столом! Чаша вина сейчас будет нелишней!

Тот ударил в медный гонг, и в зал вбежали четыре здоровенных павиана.

– Это мои слуги, – объяснил он и, повернувшись к обезьянам, приказал: – У нас гости, несите столы для пиршества и позовите возлюбленную сестру мою Маат.[10]10
  Маат – в Древнем Египте богиня справедливости, жена Тота. Перо страуса из её волос помещалось на весы при взвешивании душ в царстве Осириса.


[Закрыть] Пусть она примет участие в пире, и тогда наши сердца возрадуются.

Самый большой волосатый павиан что-то буркнул и косолапо ускакал внутрь храма, трое других последовали за ним.

– Садитесь, – предложил Тот, указывая на плетёные кресла.

В храме было полутёмно, от массивных стен веяло прохладой, через невидимые продухи под крышей тянуло свежим ветерком.

Вэ-Вэ блаженно разлёгся в удобном кресле, но был вынужден снова вскочить: в зал вошла очень красивая египтянка. Она была одета в подобие длинного платья на бретельках, оставлявшего груди открытыми, и длинную полупрозрачную накидку, стянутую у талии пояском. Густые чёрные волосы были уложены в сложную причёску, над которым качалось пышное перо страуса. Маленькие изящные ноги богини были босыми.

– Брат и муж мой Тот, ты звал, и я явилась по твоему приказу.

– Я хочу, чтобы ты, сестра сердца моего, разделила с нами чашу, выслушала наши речи и сказала своё слово. Ибо ты мудра, и тебе открыто потаённое.

– Я сделаю по слову твоему, брат и муж мой, – сказала Маат.

Павиан подтащил к ней кресло, и богиня изящно опустилась в него; другой павиан тут же встал с опахалом у неё за спиной.

Через несколько минут слуги внесли накрытые столы, уставленные сосудами, чашами и блюдами.

– Я вижу, вы устали и хотите есть, вас терзает беспокойство. Успокойтесь, в доме Ибиса, чати[11]11
   Чати – великий управитель, высшая должность в Древнем Египте. Иногда переводится арабским термином визирь (везир).


[Закрыть] богов, вы в полной безопасности, – тихим, мелодичным голосом произнесла Маат. – Вообще вам несказанно повезло, ибо вас могло занести в жилище Сета или львиноголовой Сехмет.[12]12
   Сехмет – в Древнем Египте богиня войны, зноя и болезней.


[Закрыть] Как вам удалось найти жилище моего господина?

– Да мы, собственно, и не искали, – ответил Райзман. – Нас выбросило из портала на прибрежную лужайку. И вот, сидя под пальмой, мы стали рассуждать о богах. Тут-то и прозвучало имя Почтенного Ибиса, ну и получилось, что мы позвали храм. Нам оставалось только дойти до него.

Маат кивнула, подошла к столам и стала показывать угощение.

– Здесь напитки. В этом кувшине вино из плодов финиковой пальмы, оно сладкое и радует желудок. Вот ячменное пиво, напиток простецов, а мне больше нравится пиво из фиников; это вино из винограда, оно кислое и его любят не все. На этом блюде – запечённый в глине журавль, это нильские гуси, дальше – рыба всяких сортов. Вот тут дымится, радуя обоняние, мясо антилопы в кисло-сладком соусе. Что ещё? Дыню, виноград, финики вы, конечно, узнали…

– А что это, госпожа? – спросила Ирина, показывая на блюдо с незнакомым на вид мясом.

– Это? Это особым образом приготовленное мясо гиппопотама. Его очень сложно убить, охота опасна, поэтому даже фараоны лакомятся этим блюдом нечасто, ну а боги… боги – другое дело.

– Бес![13]13
   Бес – божество веселья и удачи, защитник от злых духов, покровитель домашнего очага.


[Закрыть] – позвала Маат.

Тут же из тёмного угла храма вышел на свет толстый кривоногий карлик с длинной бородой. Карлик ухмылялся во весь рот.

– Не дело за столом слышать чавканье и хруст раздираемой пищи, – сказала она. – Услади наш слух музыкой!

– Конечно, госпожа! – неожиданно гулким басом ответил карлик. – Но позволь мне позвать Бастет![14]14
   Бастет – в Древнем Египте богиня радости, веселья, любви и женской красоты.


[Закрыть]

Тут же появилась девушка с головой кошки в длинном платье из белого полотна. Бес, усевшись на подушку, заиграл на флейте, а девушка-кошка тихонько подыгрывала ему на систре, его колокольчики нежно и мелодично звенели.

Вэ-Вэ неожиданно почувствовал, что проголодался, он подсел к столу и осторожно посмотрел, как едят хозяева.

В каждом блюде была своя ложка, но вилок и ножей не было. Мясо и рыба были приготовлены так, что легко разделялись на порции и более мелкие куски. Пирующие клали перед собой прямо на стол большую лепёшку, а уж на неё накладывали кто что хотел. Ели руками.

– Какая великолепная посуда! – сказала Ирина, разглядывая серебряную чашу.

– Какая, эта? Эта из гробницы, – небрежно сказал Тот, – не помню уж из чьей. Впрочем, здесь вся посуда из гробниц.

Ирина поперхнулась и слегка побледнела.

– Не надо переживать, – усмехнулся бог. – Во-первых, ей никто и никогда не пользовался, тем более, мёртвые, а, во-вторых, это ведь не настоящая посуда, а только её Ка.

– Как это? – встрепенулся Райзман, который от сытной и обильной трапезы слегка осоловел и, казалось, задремал.

– Да так, – пожал плечами Тот. – Мы пользуемся не самими вещами – это было бы слишком хлопотно – а их внутренней сущностью, Ка.

Египтолог оказался прав: чати египетских богов вёл себя как добродушный и весёлый хозяин. Он с удовольствием ел, пил и угощал гостей, а когда финиковое пиво подействовало, раскрасневшийся бог в танце очень похоже изобразил свою священную птицу. Маат не отставала от супруга, и в храме не стихал смех.

Наконец Тот, отдуваясь, повалился в кресло и сказал:

– Что ж, я вижу, гости сыты, хозяева тоже, значит, пришло время для разговоров.

Бог снова хлопнул в ладоши, павианы утащили столы, на которых заметно поубавилось еды, куда-то исчезли карлик и девушка-кошка.

– Позволь спросить, господин, – сразу воспользовался приглашением Вэ-Вэ. – Вместе с нами в Та-Кемет, возможно, прибыло ещё шесть человек. Мы не знаем что с ними и волнуемся об их судьбе. Ты не знаешь, где они могут быть?

– Понятия не имею, – ответил бог. – Позже попробуем их поискать, а сейчас лучше скажите, что вы намерены предпринять в Земле ока Гора?

– Совершенно не представляем себе! – честно ответил Вэ-Вэ. – Дело настолько странное и необычное, что я не знаю, за что и браться, у нас ведь нет никакого опыта. В сущности, мы отправились наугад. И вот, нам сразу несказанно повезло. И если Почтенный Ибис…

– Ну бросьте, бросьте… – лениво отмахнулся Тот. – Мы не на богослужении, а вы не жрецы, тупые и заплывшие жиром недоумки, – раздражённо добавил он. – Вы из другого универсума, и вам незачем соблюдать все эти глупые условности. Совершенно ясно, что затеяна опасная игра. Это не партия в сенет, тут ставкой может оказаться не горсть орехов, а всё сущее. Поэтому, сначала следует ответить на главный вопрос: кому по силам такое, и в зависимости от ответа решать, что делать дальше.

В Та-Кемет великое множество богов и богинь, но всех принимать во внимание нам незачем, нас интересуют только воистину могучие боги Эннеады. Итак, кто же из них? Беспредельна власть над нашим миром Атума – но, к счастью, он вне подозрений.

– Почему? – быстро спросил Вэ-Вэ.

– Да потому что Атум – бог-демиург. Я использую для простоты известное вам слово, а у нас он именуется иначе. Достаточно демиургу произнести повеление, и вселенная изменится по изречённому слову. В начале времён Атум появляется из изначального океана Нун, а в конце возвращается в него, и в этой бесконечной череде эонов залог незыблемости мироздания. Вы, короткоживущие, слишком примитивно трактуете понятие времени. Это не только стрела, летящая из прошлого в будущее, но и вот такие кольца, возможно, непредставимые для разума человека. Кому как не Атуму знать это? И я уверен, что он не будет даже пытаться разорвать одно из них, изменяя великий порядок. Ведь если окружающий нас мир пребывает таким, каким был ранее, значит, слова повеления не сказаны, не так ли?

– Тогда кто? – спросил Райзман.

– Терпение… – качнул головой Тот. – Тот, кто бежит слишком быстро, рискует упасть в пыль. Конечно, проще всего было бы возложить вину на Сета, ведь он – воплощение всего скверного, злого и опасного. Но Сет глуп. Силён, злобен, глуп и прост в сердце своём. Когда-то он исхитрился заманить в специально подготовленный гроб простодушного Осириса, нашёл в себе силы разрубить его тело на части и разбросать по всей стране, но столь изощрённое зло, как создание червоточин в ткани времени, ему не по разуму. Он может помогать мудрому, не понимая, в чём смысл помощи и даже во вред себе, но не более. Нет, это не Сет.

Богинь мы тоже не будем брать в рассмотрение, ибо женщины есть женщины. Они созданы не для этого. А вот Осирис… Смотрите сами: он был светлым богом, но после преступления, совершённого Сетом, не захотел вернуться в мир и после воскрешения остался в подземном царстве. Он – единственный, кто, возможно, недоволен своей судьбой и мечтает её изменить. Кроме того, ушебти – это ведь слуги мёртвых в загробном мире, то есть, в царстве Осириса. И значит, у него есть власть повелевать ими.

Скажи, Маат, возлюбленная сестра моя, ты бываешь в царстве Осириса и судишь мёртвых. Не видела ли ты чего-либо необычного, хоть косвенно относящегося к попытке ушебти проломиться в другой пласт бытия?

– Нет, муж мой, ничего. Всё как обычно, – покачала головой богиня, при этом пушистое перо у неё на голове затрепетало.

– Скверно. Значит, вам, пришельцы из будущего, придётся самим идти в царство Осириса. Может быть, там вы обретёте знание. Вход в подземный мир находится в Верхней Стране, у первого порога Хапи.

– А ты не мог бы, господин, сразу перенести нас туда? – спросил Вэ-Вэ.

– Увы, это невозможно. Пути богов не для смертных. Вам придётся вернуться в Та-Кемет и на барке отправиться к порогам. Хапи! – негромко позвал он.

Тут же в храме возник мужчина весьма странной наружности: с синей кожей и отвислыми женскими грудями. Мужчина был в набедренной повязке, с которой текла вода.

– Поручаю твоей заботе этих смертных, – сказал Тот. – Да будет их путь благословен. К завтрашнему утру найди им хорошую барку и сильных гребцов.

– Куда отправляются люди? – пробулькал бог Нила. – В дельту?

– Нет, в обратную сторону, они поплывут ко входу в царство Осириса.

– Зачем торопиться туда, куда рано или поздно попадёт каждый? Но да будет по слову твоему, Почтенный Ибис, – разбрызгивая грязноватую воду, пожал плечами Хапи и исчез. На плитах осталась только лужа и следы босых ног.

– Теперь так, – сказал Тот. – Я отправляю с вами своего помощника. – Астенну! – позвал он.

Тут же прискакал самый крупный павиан и замер подле своего господина в почтительной позе. Бог коснулся его навершием посоха, и на месте павиана возник жрец храма Тота, правда, с несколько обезьяньим выражением лица.

– Завтра ты отправишься вместе с людьми и будешь помогать им во всём! – приказал Тот.

Жрец поклонился.

Бог снова повернулся к своим гостям.

– Ваши одежды вызовут в Та-Кемет удивление. Поэтому я оставлю вам их, но выглядеть вы будете иначе.

Опять прикосновение жезлом.

Ирина ойкнула и прикрылась руками: она оказалась в одной складчатой юбке, груди её были обнажены. Райзман превратился в пожилого жреца, а Вэ-Вэ стал тысячником войска фараона. У обоих мужчин их египетские наряды не вызвали никаких эмоций.

Маат взяла со столика ларец кедрового дерева и подошла к Ирине.

– Сестра моя, твоя кожа выглядит слишком бледно, – сказала она. – А ведь ты молода, и твоё тело должно вызывать у мужчин жар в чреслах.

Она открыла ларец, который был уставлен баночками и кисточками.

– Мужчины вожделеют к женщинам с длинными глазами. Позволь, я помогу тебе. Вот так… И так… А ещё – тени и румяна. Чудесно. Кроме того, необходимо обвести соски грудей кармином. Вот теперь совсем хорошо! Возьми эти снадобья себе. Пусть наши мужчины пьют пиво и произносят пьяные непристойности, а женщинам пора спать. Пойдём, я отведу тебя в спальный покой!

Ирина беспомощно взглянула на майора, но он незаметно пожал плечами. Женщины ушли.

Мужчины ещё некоторое время посидели, потягивая пиво, потом Тот зевнул и сказал:

– Пожалуй, и нам пора ко сну. Слуги отведут вас. Желаю вашим Ба интересных ночных странствий, но пусть они не отходят слишком далеко от тел, чтобы не потеряться в незнакомом месте.

* * *

Вэ-Вэ и Райзман едва успевали за слугой-павианом, который на четырёх лапах шустро скакал по запутанным коридорам. Храм оказался гораздо больше, чем представлял себе майор. Факелы горели только кое-где, и люди вскоре потеряли направление. Наконец павиан отдёрнул занавес и жестом предложил людям войти. Они оказались в небольшой, почти квадратной комнате. Деревянные колонны с капителями, вырезанными в виде цветков лотоса, упирались в потолочные балки. Стены были оштукатурены и расписаны цветами и растениями. Оконный проём был закрыт от пыли деревянным щитом. На потолке в мастерски нарисованной воде плавали рыбы.

– Что за странная фантазия? – хмыкнул Вэ-Вэ, взглянув наверх. – Никогда не спал на дне пруда.

– Египтяне очень любили и ценили воду, – пояснил Райзман. – Много воды – это жизнь, плодородие и достаток. Засухи случались нередко, и люди отлично знали, чем они грозили. Вообще, иметь в своей усадьбе пруд мог себе позволить только очень богатый человек. А для бедняка и посудина с водой на лавке в хижине – уже драгоценность.

Осторожный майор открыл щит и выглянул наружу.

– А что, оконного стекла в Древнем Египте разве не знали? – спросил он.

– Что вы, конечно, нет. То есть стекло-то плавить умели, но из него делали бусы, разные фигурки, маленькие сосуды, глазурованную плитку. Закрывать окна бутылочным стеклом в свинцовых переплётах научились только в Средние века. А в домах богатых египтян на первом этаже окон вообще не было – чтобы воры не залезли и пыль не летела. Хижины освещались только через дверь, поэтому с заходом солнца бедняки засыпали, а на восходе просыпались. Факелы стоили дорого, а лучин египтяне не знали: страна-то безлесная.

Спальный покой по меркам Древнего Египта был обставлен роскошно. Вдоль стен стояли две кровати с резными ножками в виде утиных лап, сундук кедрового дерева и два странных табурета, которые Вэ-Вэ сначала принял за стульчаки: сидения представляли собой рамку с отверстием посередине.

– Удобства, кажется, вон там, – сказал Райзман, указывая на завешенную дверь в дальней стене спальни. Там оказалась ещё одна комната, разделённая на две части. Одна была отведена под туалет – над отверстием в полу стоял точно такой же табурет – а вторая под умывальню.

– А вот вам и глазурованная плитка, – сказал Райзман, указывая на синие и зелёные квадратики, которыми были выложены пол и стены. – К слову, туалет сделан довольно практично: грязная вода самотёком уходит в песок под полом комнаты.

– Помыться бы сейчас хорошо… – мечтательно протянул майор. – А то я в пылище весь как не знаю кто.

– Попробуйте похлопать в ладоши, – посоветовал Райзман. – По-моему, так здесь принято вызывать слуг.

Вэ-Вэ послушался, и точно. Вскоре пара павианов притащила здоровенные кувшины с водой, и один из них жестом предложил раздеваться. Мылись по очереди, вскрикивая и постанывая от удовольствия. После мытья павиан предложил гостям растереть их льняными простынями и умастить каким-то снадобьем с липким цветочным запахом, но те предпочли спать неумащёнными.

– Принимают нас по-царски, – сказал майор, возвращаясь в спальню, – а вместе с тем – вы заметили? – боги ели за своим столом, а смертные за своим. Чтобы, значит, не забывали, кто есть who.

– Ничего это не означает, – отмахнулся Райзман. – Просто Египет не Древняя Русь, у них не принято было сидеть за общим столом. Для гостей всегда накрывали маленькие столики, ну как в наших ресторанах. Разная культура еды, только и всего.

Майор повертел в руках жёсткий подголовный валик и, засунув его под кровать, подложил под голову свой вещмешок. Райзман поступил так же.

– Интересно, а если ещё раз похлопать в ладоши, девочками обеспечат? – поинтересовался Райзман.

– Это в храме-то? Кощунствуете, Яков Исаевич! – лениво поддел его майор, вытянувшийся на кровати.

– Ничуть! Это же не христианский храм! – отпарировал Райзман. – Я, пожалуй, всё-таки попробую. Ну из чисто научного интереса, вы же понимаете?

– Понимаю, а как же. Тогда у меня тоже научный интерес: ваш божественный триппер земной бициллин возьмёт или нет?

Услышав про триппер, Райзман поскучнел, но, пораздумав, всё-таки нерешительно хлопнул в ладоши. Майор с интересом наблюдал за тем, что будет.

Занавеску откинула женская рука, при виде которой египтолог заулыбался, но улыбка сразу же превратилась в кислую гримасу, потому что вместо храмовой танцовщицы в спальню вошла Ирина. Под мышкой у неё была циновка.

Вэ-Вэ не выдержал и откровенно заржал, а Ирина с удивлением посмотрела на мужчин:

– Я не вовремя? Вы что, кого-то ждали? Понимаете, мне стало страшно одной в тёмной и пустой спальне древнего храма, ну я и попросила слугу проводить меня к вам. Я могу лечь на полу…

Глава 3

Где-то в Древнем Египте

…и опять они оказались под знакомой финиковой пальмой.

– Надо же, смотрите, от моего коврика даже след остался! – удивилась Ирина. – Похоже, здесь вообще никогда и ничего не меняется…

Она набрала в горсть мелкого, тёплого песка и стала тихонько сыпать его на коврик, пытаясь нарисовать на нём иероглиф Анх.

Астенну наблюдал за людьми, неподвижно опершись на посох, и вдруг стремительно по-обезьяньи почесался. Вэ-Вэ едва сумел скрыть улыбку.

Внезапно жрец увидел, что рисует Ирина, впился в неё маленькими карими глазками и неожиданно зло каркнул:

– Что ты делаешь, неразумная женщина? Немедленно сотри магический символ, пока не поздно!

Ирина вздрогнула и стряхнула песок с коврика.

– Хоть вы уже не в Стране Богов, всё равно, будьте осторожны, особенно с написанием иероглифов, смысл которых вам неизвестен! От этого может случиться большая беда!

– Простите, я же не знала…

– Но теперь знаешь!

– Ты сказал, что мы уже не в Стране Богов… – решил отвлечь жреца Райзман, – а где же мы тогда, если под деревом остались следы нашего предыдущего пребывания в этом месте?

– В Та-Кемет, то есть в стране, которая в ваше время называется Айгюптос.

– В наше время она называется иначе, но это неважно. А важно то, что между двумя этими мирами существует некое материальное подобие. Как это объяснить?

– Ты произносишь слова, смысла которых я не понимаю, – равнодушно пожал плечами Астенну.

– Ну хорошо, оставим это, – не отставал от жреца Райзман. – Наверное, я плохо спросил. Я хотел знать, где именно, в какой части Та-Кемет мы сейчас находимся?

– Вот эти слова я понимаю, – сказал Астенну. – Вон там начинается дельта, – ткнул он посохом вниз по реке, – а ещё дальше расположен город Иуну,[15]15
   Иуну – один из древнейших городов Египта, по-гречески Гелиополис, был расположен к северо-востоку от современного Каира.


[Закрыть] но нам в него не нужно. Если бы Гор на время даровал тебе свои крылья, то, поднявшись под облака, ты узрел бы Великие пирамиды. Однако наш путь лежит не к ним, а вверх по реке, в Но-Амон,[16]16
   Но-Амон – столица Верхнего Египта, древние греки называли её Фивами, просторечно – Нут, город.


[Закрыть] или попросту говоря, в Нут.

– Но ведь «нут» на вашем языке означает просто «город»? – удивился Райзман.

– Да, город, – подтвердил Астенну. – Но-Амон – это столица, в которой ныне живут фараоны Та-Кемет. Нам следует достичь её и предстать пред ликом фараона.

– А кто у нас сейчас фараонит? – спросил Райзман.

Астенну не обратил внимания на шуточку, а может, просто не заметил или не понял её и ответил серьёзно:

– Ныне ритуальную бороду и бычий хвост подвязывает женщина.

– Неужели Хатшепсут? – ахнул Райзман.

– Ты хочешь сказать, что имя смертной перешагнуло берега океана времени? – поднял брови жрец.

– Да, да!

– Жаль, что царице нельзя сообщить эту весть. Она стала бы великим утешением и достойным итогом её трудов.

– Разве Хатшепсут умирает? – испугался Райзман.

– Нет, Осирис пока не призвал её на суд, но царица уже не так отчаянна и прекрасна, как в юности. Она воссела на трон пятнадцать лет назад и управляет великой колесницей власти гораздо осторожнее, чем прежде.

– С ума сойти… Хатшепсут… – благоговейно выдохнул Райзман. – Выходит, что мы приехали прямиком в Новое царство. Восемнадцатая династия, величайший расцвет египетской цивилизации. Повезло…

– Что за манера бормотать себе под нос?! – недовольно сказал Вэ-Вэ. – Ничего же не слышно! Лучше расскажите нам о Хатшепсут, ну, что знаете интересного. Мы ведь не египтологи, а в школе учились давно и плохо!

– Потом, потом, когда будет время, – отмахнулся Райзман. – Сейчас скажу только главное: Верхнее и Нижнее царства уже объединены, а гиксосы изгнаны. Нам необычайно, просто сказочно повезло!

– А далеко до Фив? – спросила Ирина.

– По карте  примерно семьсот пятьдесят километров, – тихо ответил Вэ-Вэ, – я ещё в Москве все расстояния перемерял.

– Какая разница, далеко или нет? – удивился Астенну. – Разве ты, женщина, пойдёшь в Но-Амон пешком, загребая ногами пыль, подобно простолюдинке? Нет! Мы, как вельможи, поплывём по воде. Выполняя приказ господина моего Тота, бог Хапи привёл барку, построенную искусными мастерами из драгоценного кедра, с навесами из лучшего льна и с глазом Гора на носу, чтобы отгонять злых духов. Взгляните!

Жрец повёл посохом, и путешественники внезапно увидели на месте густых зарослей тростника судно, которое удерживали канаты, привязанные к вбитым в песок кольям. Под сходнями хлюпала вода. Вдоль бортов, подняв длинные вёсла, сидели гребцы.

– Идите за мной!

Астенну ловко пробежал по мокрым доскам и поднялся на помост, шедший от носа до кормы барки. На помосте его встретил почтительным поклоном надсмотрщик над гребцами. В носовой части было устроено подобие беседки с льняным навесом.

– Плавать умеете? – на всякий случай спросил Вэ-Вэ у своих спутников.

– Умею, – коротко ответила Ирина, а Райзман неопределённо хмыкнул.

Они поднялись на барку и прошли на нос, где их уже ждал Астенну.

Беседка была огорожена невысокими бортиками, а на резных колонках покачивались гамаки.

– Выбирайте, кому какой нравится, – сказал жрец, а сам повернулся к надсмотрщику и неожиданно зло заорал:

– Клянусь кровью Расчленённого, если мы сейчас же не отчалим, я скормлю тебя крокодилам!

Надсмотрщик засуетился. По его команде гребцы отвязали барку, причём колья хозяйственно выдернули из песка и погрузили на борт. Затем гребцы, поднимая ногами облака мути, оттолкнули судно от берега, перевалились через борта и заняли свои места на банках. Кормщики налегли на кормовое весло. Барка нехотя отвалила от берега и развернулась носом против течения.

Убедившись, что плавание началось, Астенну повалился в гамак и стал раскачиваться, прикрыв от наслаждения глаза. Троица путешественников улеглась в свои гамаки гораздо осторожнее, боясь удариться задом об палубу или вообще вывалиться на доски. Гамаки не имели привычных поперечин для крепления верёвок, и поэтому лежать в них было неудобно. «Очевидно, поперечины ещё не изобрели, – подумал Вэ-Вэ, – как бы намекнуть этому обезьяножрецу, что гамаки надо делать не так? Ведь лежу всего пять минут, а спина уже затекла! Что же дальше-то будет? Или нельзя намекать, а то получится этот, как его, анахронизм? Надо у Якова спросить».

От реки тянуло прохладой, ритмичные удары вёсел по воде навевали сон. Напряжение постепенно отпустило майора, он расслабился и сквозь приятную дремоту слушал разговор неугомонного Райзмана со жрецом.

– Скажи, достойнейший Астенну, откуда взялась эта барка?

– Я же сказал тебе, что по велению Почтенного Ибиса барку привёл бог Хапи, чем ты слушал?

– Это я помню. Но вот гребцы…

– А что с гребцами? – лениво удивился жрец, перекатив голову в гамаке в сторону Райзмана.

– Н-ну… Понимаешь, они гребут молча! Мы плывём уже довольно долго, а я не слышал от них ни звука. Ни песен, ни шуток, ни, прости меня, ругани. Разве так ведут себя обычные гребцы? Они что, утопленники?

– В Хапи не бывает утопленников, об этом заботятся крокодилы.

– Хм… Тогда что это за люди?

– Они вообще не люди.

– Не люди?! А кто же тогда?

– Ну не совсем люди. Попросту говоря, это оживлённые мертвецы. Они могут грести и днём, и ночью, пока действует повеление. Однако для живых плыть ночью утомительно и небезопасно, поэтому по вечерам мы будем приставать к берегу. Мёртвые гребцы гораздо удобнее живых: им не требуются пища, вода и женщины, их не нужно подгонять бичом и разнимать драки. Они будут прилежно грести, пока их плоть не распадётся.

– И что тогда?

– Да ничего! Этих выбросим за борт и оживим новых. Та-Кемет – древняя земля, тысячи тысяч людей обрели последний приют в песках без положенных обрядов, вот они-то они и служат нам гребцами. Твоё лицо выражает удивление и даже страх. Разве у вас не так?

– Нет, не так. У нас умерший уходит навечно.

– Но это же глупо! – удивился жрец. – Зачем?

– Возможно, и глупо, но так уж устроен наш мир, – печально вздохнул Райзман. – Многие из живущих хотели бы вернуть ушедших, но, конечно, не так, как этих гребцов, только пока это никому не удалось.

Вот, кстати, в нашем мире учёные мужи ожесточённо спорят о понимании души жрецами Та-Кемет. Ты не мог бы разъяснить мне эту часть вашей веры?

– Но ведь это так просто, что тут может быть непонятного?

– Наши эпохи разделяет океан времени, – объяснил Райзман, – и многие знания либо утонули в нём, либо исказились до неузнаваемости.

– Ну если тебе так хочется… Слушай тогда, только не перебивай, ибо мне, ничтожному слуге Почтенного Ибиса, сбиться с мысли всё равно что плясуну упасть с каната.

Первая оболочка смертного, то есть его тело, – жрец звонко похлопал себя по животу, – именуется Сах. Тело живёт в земном мире: ест, пьёт, избавляется от остатков съеденного, наслаждается вином, свежим ветром и запахом кожи молодых рабынь. Чистая Сах может загрязниться и стать нетелесно нечистой, а загрязнённое тело, наоборот, можно очистить с помощью ритуальных омовений и особых снадобий. Духовная грязь пачкает вещественное тело и вызывает недуги. В Та-Кемет дорожат сохранностью тела умершего, в особенности головы, ибо она седалище жизни. Нет страшнее участи, чем отсечение головы или сожжение тела. Хуже только растерзание шакалами. Боги также могут иметь телесную оболочку. Кроме того, они могут входить в свои изваяния, священные предметы и изображения в храмах.

Вторая оболочка смертного – это его жизненная энергия, называемая Ка . Обычно Сах и Ка неразлучны, но при тяжёлой болезни или сильном потрясении Ка может на время покинуть тело, тогда человек падает в обморок. Незадолго до смерти Ка становится неуютно в вещественном теле, и, в конце концов, Ка покидает Сах. После смерти человека Ка обитает в его гробнице и принимает там подношения – Ка яств, напитков, ладана и прочего.

В гробницах ставят каменные или деревянные портретные изваяния умершего, которые в случае уничтожения или повреждения его мумии должны стать пристанищем для Ка. Сходство очень важно, потому что Ка должна узнать своё новое тело и вселиться в него. Своё Ка имеют и боги.

Третья оболочка человека Ба . Ба образуется из чувств, желаний, эмоций. Когда Ба отделяется от тела, человек засыпает. Жрецы высших посвящений могут отправлять своё Ба в странствия в различные места и даже в мир богов. Переселение душ возможно только с помощью Ба. В Книге Мёртвых говорится о вселении Ба умершего в божественного золотого ястреба, в журавля, ласточку, овна, крокодила или змею. Ба богов вселяются в звёзды.

Четвёртая оболочка называется Эб . Это вместилище сознания. Эб чрезвычайно подвижна, прозрачна и нежна. Эб – это бессмертная душа. После смерти человека его Эб возвращается к своему всеобщему первоисточнику, Эб Осириса, от которого была отделена на время жизни человека. Эб знает всё о скрытых помыслах человека и тайных мотивах его поступков. Поэтому на суде Осириса Эб может оказаться опасным свидетелем, ведь Эб помнит все добрые и злые мысли человека. Чтобы избежать этого, в пелены мумии вкладывают искусственное сердце в виде изваяния скарабея с начертанными на нём заклинаниями. Скарабей должен обеспечить умершему благоприятные показания о его земных деяниях на суде. О пятой, шестой и седьмой оболочках не скажу ничего, ибо это тайна для смертных.