Текст книги "Ушебти"

Автор книги: Михаил Крюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Ну гаремы не гаремы, а наложниц богатые и знатные египтяне имели. Кстати, о половой жизни древних египтян мы знаем не так уж мало. Но это не для дам. Напомните мне как-нибудь, я вам расскажу, когда будем вдвоём, – сказал Райзман и опасливо покосился на Ирину.

Женщина фыркнула.

– О чём бишь мы? А, да, о знаниях историков. Кое-что удалось извлечь из трудов Геродота, Гекатея, Диодора Сицилийского, Страбона и других античных авторов, но у них надо проверять каждое слово, уж больно много понаписали сказок и чепухи. Беда ещё в том, что иероглифы не похожи на наш алфавит и для написания книг подходят плохо. Свою письменность египтяне называли «Мадунетчер » – «Слова бога». Кроме иероглифов, существовало так называемое писцовое или иератическое письмо, а ещё позже появилось письмо демотическое .

– Знаете, в экспедициях меня всегда удивляли наши египтологи и вообще историки, – прервала опасно затягивающуюся лекцию Ирина. – По-моему, они все были малость повёрнутые на своих пыльных черепках и вонючих мумиях. Да кому вообще может быть интересно, что было тысячи лет назад? Одно хорошо: никто не проверит, пиши что хочешь…

Райзман мягко улыбнулся и ответил ей стихами Бунина:

 
Молчат гробницы, мумии и кости,—
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена.
 

– Слушайте, вы что, все эти стихи специально перед поездкой заучивали? – поинтересовалась Ирина.

– Да что вы, это с детства. Я, видите ли, питерский, мне положено!

– У нас гости, – негромко сказал Вэ-Вэ.

По дорожке, поскрипывая камешками, шёл вчерашний дипломат.

– Здравствуйте, – слегка поклонился он и улыбнулся. – Я вижу, вы потихоньку осваиваетесь? Это хорошо.

– Да здесь у вас как в санатории, – ответил Вэ-Вэ. – Но мы прилетели всё-таки не на курорт. Когда начнём работать?

– Не торопитесь, – дипломат опустился в свободное кресло. Тут же возник слуга-египтянин, который нёс на подносе бокалы, накрытые крахмальной салфеткой. Поколебавшись, дипломат выбрал колу с ромом и льдом и, дождавшись, когда слуга уйдёт, продолжил:

– Сегодня отдыхайте. Этот день отведён для акклиматизации после перелёта. Ваше снаряжение доставлено, сейчас с ним работают специалисты, идёт последняя проверка. Ночью в музее будет установлено оборудование, а на завтрашний вечер спланирована переброска.

– Почему на вечер? – недовольно спросил Вэ-Вэ. – Это неудобно, давайте лучше утром.

– Утром не получится, – развёл руками дипломат, – с утра в музее пропасть туристов, и египтяне не хотят терять деньги. Но музей закрывается рано, в 16 часов по местному времени, так что это будет не совсем уж вечер. И ещё одно: с вами пойдут американцы, но когда именно – неизвестно. Что-то у них не ладится, срок перехода всё время сдвигается.

– Это ещё что за новость? – нахмурился Вэ-Вэ, – на кой чёрт нам янки?!

– Я неудачно выразился. На самом деле, они будут сами по себе, американцы не захотели сотрудничать ни с кем, вы, стало быть, тоже будете полностью автономны.

– А ещё кто-нибудь, кроме нас и амеров, идёт? – спросил Райзман.

– Насколько я знаю, нет. Только вы и они.

Каир. Музей древностей

Каирский музей древностей, расположенный в самом центре города на площади Тахрир, был построен в колониальном стиле и выкрашен то ли в цвет варёной свёклы, то ли запёкшейся крови. На площади перед зданием среди подстриженных кустов и чахлых пальм были расставлены массивные каменные скульптуры, которым, вероятно, не нашлось места внутри. Музей был зажат между современными высокими зданиями и выглядел несуразно.

В вестибюле гостей из России встречал лично доктор Хавасс, коренастый, с волнистыми седыми волосами и характерным лицом египтянина – грубоватые черты, крупный нос, тонкогубый рот, пронзительный взгляд. Несмотря на жару, доктор Хавасс был одет в тщательно отглаженный костюм, крахмальную сорочку со щеголеватым галстуком и сияющие туфли.

Кланяясь и приторно, по-восточному, улыбаясь, он рассыпался в цветистых комплиментах перед Ириной. Русский дипломат быстро и профессионально переводил.

– Доктор предлагает, – обратился он к Вэ-Вэ, – начать с небольшой экскурсии по музею, чтобы вы получили хотя бы отдалённое представление о том, с чем можете встретиться. Отказываться не советую. Во-первых, это невежливо, а, во-вторых, доктор Хавасс – крупнейший специалист и редко удостаивает кого-либо персональной экскурсии.

– Ну что ж, музей так музей, – вежливо кивнул Вэ-Вэ. – Переведите доктору, что мы благодарны и всё такое.

Выслушав перевод, доктор расцвёл улыбкой и немедленно взял на себя роль гида.

– Я воистину счастлив приветствовать высокочтимых гостей из России в Каирском музее, который является самым большим в мире собранием предметов древнего искусства нашей страны. В нём выставлены экспонаты из всех исторических периодов, причём самые «молодые» из них насчитывают около двух тысяч лет. Особую ценность представляют мумии фараонов и членов их семей. Бессмертные творения, шедевры искусства сделали известной всему миру и прославили на все времена одну из самых загадочных, уникальных и волнующих воображение цивилизаций – Древний Египет, жемчужину Нильской долины.

Так случилось, что два человека, которые создали Каирский музей и тем самым сохранили для человечества творения великих мастеров древности, никогда не встречались. Первым был Мохаммед Али, правитель Египта первой половины XIX века, албанец по происхождению, обучившийся грамоте уже в преклонном возрасте. Именно он своим декретом впервые запретил вывоз древних памятников из страны без особого разрешения правительства. Второй – француз Огюст Мариетт. В 1850 году он прибыл пароходом в Александрию, надеясь купить коптские и сирийские церковные рукописи. Но оказалось, что незадолго до этого коптский патриарх запретил их вывоз из страны. Тогда Мариетт обратился к истории Древнего Египта и был околдован ею на всю жизнь. Магнетизм древних образов овладел им, и француз начал раскопки в Саккаре, успех которых был ошеломляющим. Мариетт понимал, что все добытые с таким трудом артефакты должны быть сохранены для современников и потомков. Для этого нужно было тщательно контролировать проводимые раскопки и найти место для хранения и экспозиции найденного. Вот так и родились Служба древностей Египта и Каирский музей, которые Мариетт возглавил в 1858 году.

Первое здание музея располагалось на берегу Нила, в доме, где жил Мариетт со своей семьёй. Там он открыл четыре зала экспозиции египетских древностей. Однако количество находок, в том числе и золотых ювелирных изделий, постоянно росло, для них было необходимо новое здание, но, как всегда, на музей не нашли денег. Кроме того, старому зданию угрожали ежегодные разливы Нила. Вы знаете, мои господа, что наводнения прекратились только после ввода в строй Асуанского гидроузла на первом пороге Нила. Кстати, его главным инженером был ваш соотечественник, Николай Малышев. В 1971 году гидроузел вступил в строй, и жизнь Египта коренным образом изменилась. Прекратились разливы Нила, которые тысячелетиями из года в год несли на поля плодородный ил, но зато появилась возможность вести правильные ирригационные работы, а ведь раньше разливы уничтожали всё… И теперь за один сезон мы снимаем по три урожая. Да вы в России наверняка лакомились египетскими фруктами, не так ли? Впрочем, я отвлёкся, великодушно простите меня…

Огюст Мариетт снискал любовь и уважение правителей Египта. Именно он, господа, написал историю, которая легла в основу либретто оперы «Аида». Мариетт умер в 1881 году, саркофаг с его телом похоронили в саду музея. Через десять лет коллекция и саркофаг Мариетта переехали в Гизу, в старую резиденцию хедива Исмаила, и только в 1902 году сбылась мечта французского учёного о создании особого музея древностей в центре столицы.

Новый музей, в котором мы с вами сейчас находимся, был построен на площади Эль-Тахрир по проекту французского архитектора. В его саду Мариетт обрёл своё последнее пристанище, над мраморным саркофагом, расположенным с левой стороны от входа, возвышается его бронзовая статуя в традиционном египетском костюме конца XIX века и в османской феске. Вокруг – бюсты крупнейших египтологов мира, среди них скульптурный портрет выдающегося русского учёного начала XX века Владимира Голенищева. В саду выставлены и находки Мариетта: сфинкс Тутмоса III из красного гранита, обелиск Рамсеса II и другие произведения монументального искусства, мы можем их осмотреть. Но, господа, Каирский музей сегодня – это около ста залов на двух этажах, сто пятьдесят тысяч экспонатов и тридцать тысяч предметов в запасниках, охватывающих необозримую историю Древнего Египта, вряд ли вы располагаете временем для подробного осмотра. Поэтому давайте просто пройдёмся по музею, чтобы вы смогли ощутить дух времени, увидеть лица людей, с которыми вам, возможно, предстоит встретиться… Прошу вас!

Экспонаты были расположены по тематическому и хронологическому принципу и, как истинный учёный, доктор Хавасс начал с самого начала, то есть с додинастического периода истории Египта. Лекция обещала быть длинной и весьма занудной.

Первый этаж занимали скульптуры из известняка, базальта и гранита. Их было так много и расставлены они были так тесно, что мешали друг другу. И если Райзман каждый новый экспонат встречал радостной улыбкой узнавания, то Вэ-Вэ скоро запутался в многочисленных египетских богах и фараонах. Он смотрел только на лица и поражался мастерству скульпторов, живших в непредставимо древние времена. Вот статуя фараона Хафры, строителя второй по величине пирамиды в Гизе, высеченная из тёмно-зелёного диорита со светлыми прожилками. Великий фараон спокойно и величаво взирает со своего трона, за спиной у него охранник – бог Гор в виде сокола, а вот фараон Микерин изображён в окружении богинь. Фараон обнажён по пояс, на нём только парадный передник, подпоясанный ремешком, прекрасно проработана атлетическая мускулатура владыки Египта. Фараон и сопровождающие его богини стоят босиком. В христианском искусстве не принято подчёркивать половые признаки святых, а вот египетские богини – полногрудые, с тонкими талиями и широкими бёдрами, широкоскулые лица неожиданно напоминают славянский тип.

В отдельном зале – статуи фараона-еретика Эхнатона и его жены Нефертити, впечатление от которых испорчено множеством отвратительных копий на календарях, пакетах и аляповатых безделушках.

Сокровища Тутанхамона охраняют две чёрных статуи воинов в человеческий рост. Они вот уже три тысячи лет стоят перед входом в сокровищницу – сначала в его пирамиде, а теперь в музее. Воины, кажется, слегка опираются на левую ногу, чтобы нанести удар грабителю жезлом или булавой.

Юный фараон разбился на охоте, выпав из колесницы, и умер в возрасте восемнадцати лет.

Странное и, пожалуй, жутковатое впечатление оставляет голова царевны, дочери Эхнатона и Нефертити. Сначала кажется, что скульптор беспощадно запечатлел врождённое уродство девушки, её длинный, каплевидный череп, нелепо контрастирующий с красивым, чувственным лицом. И только потом понимаешь, что это смелый художественный приём. Неизвестный скульптор, возможно, влюблённый в свою модель, постарался отойти от жёсткого, бездушного канона. Сейчас такой художественный приём никого бы, пожалуй, не удивил, но три тысячи лет назад…

Когда доктор Хавасс добрался до сокровищ из погребения фараона Псусеннеса I, правившего в десятом веке до нашей эры, дипломат кашлянул и вежливо указал на часы.

– Что, уже пора? – прервался египтолог. – Жаль, я не успел рассказать всё, что планировал. Ну делать нечего, пойдёмте, мои господа.

Хавасс набрал код на замке служебной двери, и они оказались в подсобных помещениях. Здесь кондиционирование не работало, и специфический запах, который преследовал Вэ-Вэ с самого начала экскурсии, казалось, усилился. Они шли по тускло освещённым коридорам, спускались по лестницам, за стенами музейных залов был скрыт лабиринт, наподобие ходов в пирамиде. Два или три раза им попадались посты, причём майор заметил, что дежурили на них не простые солдаты, а опытные и тренированные коммандос, вооружённые до зубов.

Наконец они вошли в большой зал с низким потолком, в центре которого стояла массивная гробница из красноватого камня без крышки. Над гробницей потрескивал и стрелял искрами овал высотой метра в полтора и шириной в метр. Вокруг гробницы были расставлены стойки с приборами, в пластмассовых коробах лежали пучки кабелей, с аппаратурой работали десятка полтора то ли учёных, то ли военных в одинаковых комбинезонах без знаков различия. Светящийся овал был окружён видеокамерами на штативах.

К Вэ-Вэ подошёл сотрудник ФСБ, знакомый ему ещё по Москве.

– Здравствуйте, – сказал он, поживая руку спецназовцу, – у нас всё готово. А как вы?

– Готовы, – лаконично ответил Вэ-Вэ. – В чём будет заключаться переход?

– По-видимому, нужно будет просто вступить в портал. Переброс происходит мгновенно. Мы бросали в него разные предметы, и они сразу же возникали с той стороны . Да их и отсюда видно. Сначала мы бросали камни, которые подобрали на берегу Нила, видите? Вон они валяются. Потом стали бросать ветки и листья деревьев местных пород. Всё опять прошло гладко.

– А живые существа переправляли?

ФСБ-шник замялся:

– С людьми мы, по понятным причинам, не экспериментировали, а мышей, кошек и собак нам не разрешили использовать зоологи, боятся нарушения гомеостаза. Понятия не имею, что это такое, но им виднее. Тогда мы наловили насекомых, которые вряд ли сильно изменились за четыре тысячи лет, и выпустили их в портал.

– И что?

– Да ничего, – пожал плечами ФСБ-шник, – они исчезли, улетели, наверное. Мухи – они ведь и в Африке мухи, что с них взять? Во всяком случае, трупов ни по ту, ни по эту сторону мы не нашли…

– Ладно, с этим ясно, – кивнул Вэ-Вэ. – Ещё пара вопросов.

– Пожалуйста.

– Я правильно понял, что для перехода через портал не нужны никакие манипуляции? Потому что Райзман разрабатывал какие-то теории перехода…

– Абсолютно ничего не требуется! Шаг – и вы там.

– Тогда последний вопрос. Где американцы?

– Только что были здесь, – неприязненно ответил ФСБ-шник, – шестеро здоровенных парней в песчаном камуфляже, увешаны оружием и какими-то приборами, как в кино. Круче их только яйца. Настаивали, что пойдут первыми, от взаимодействия с вами категорически отказывались. Но в последнюю минуту прибежал какой-то их босс, весь в бейджиках и нашивках, приказал переброску отложить и куда-то увёл. Просили только передать вам для связи их радиостанции, вот они.

– Ну и пёс с ними. Когда начинаем?

– Всё готово, можно прямо сейчас.

Вэ-Вэ отозвал в сторону Райзмана и Ирину и негромко сказал:

– К переходу всё готово, начинаем прямо сейчас. Если передумали или есть хоть малейшие сомнения, советую отказаться. Никто на вас не будет в претензии, вы никому и ничем не обязаны.

– Нашли дурака отказываться! – хмыкнул Райзман.

Ирина отрицательно качнула головой.

– Так, хорошо. Тогда слушайте меня внимательно. Первым иду я. Следом, если всё пройдёт нормально, с интервалом в пятнадцать секунд, чтобы не свалиться мне на голову, идёт Райзман, потом ещё через пятнадцать секунд – Ирина. Повторяю: если со мной во время перехода будет что-то не так, в портал не лезть ни в коем случае! Особенно касается вас, Яков Исаевич! И не надо скептических улыбок, я не шучу. Вы меня поняли?

– Да понял, понял!

– Ирина?

– Всё будет в порядке.

– Сплюньте.

ФСБ-шник отошёл от приборов и повернулся к Вэ-Вэ, он заметно волновался и был бледен:

– Был бы верующим, сказал бы: «С богом!» А так: ни пуха! И возвращайтесь…

– К чёрту! – через плечо ответил Вэ-Вэ и, как опытный парашютист, нырнул в портал.

Глава 2

Где-то в Древнем Египте

Переход через портал был похож на прыжок метров с двух, Вэ-Вэ даже устоял на ногах, но сразу же упал, откатился в сторону, вытянул «Беретту» из нагрудного кармана, прижался к песку и настороженно прислушался. Всё было спокойно, только шелестел ветерок, чирикали и посвистывали какие-то птицы. Выждав на всякий случай ещё несколько секунд, майор привстал на одно колено и осмотрелся, водя стволом пистолета за линией взгляда. Его выбросило на песчаный язык, засыпавший траву. Песок был мелкий, ярко-жёлтый и очень чистый, в глаза бросались только камни и ветки, заброшенные из будущего. Никакого мусора, свидетельствовавшего о наличии людей, вроде окурков, бутылок и консервных банок не было. Местность выглядела совершенно дикой и безлюдной.

Осмотр прервал Райзман, который внезапно шлёпнулся рядом с майором и на удивление толково сделал то, чему его учили на базе ФСБ, то есть откатился в сторону от места приземления и остался лежать на животе. Спецназовец посмотрел вверх. Там не было ничего, напоминавшего портал – просто синее небо с беленькими облачками – поэтому прибытие Ирины со стороны выглядело довольно странно: она появилась из ниоткуда и неловко упала на песок. Вэ-Вэ и Райзман поспешили к ней.

– С вами всё в порядке? – спросил спецназовец, подавая женщине руку, – нигде не болит?

– Да нет, вроде всё цело, – ответила Ирина, отряхивая комбинезон.

– Как-то вы упали неудачно…

– Поспешила! Я почему-то испугалась, что вы уйдёте и бросите меня. Представила себя одну-одинёшеньку в Древнем Египте и бросилась в портал, как угорелая. Глупость, конечно…

– Первый прыжок, что же вы хотите? – улыбнулся Вэ-Вэ. – Десантники, уж на что здоровые и толстокожие мужики, и то иногда чудят, забудьте. Главное, вы целы.

– Интересно, что с этой стороны портала не видно, поэтому обратно в него влезть будет нелегко, – практично заметил Райзман.

– Будем надеяться, что найдётся другой путь, – ответил Вэ-Вэ. – Но на всякий случай давайте обозначим место перехода, например, стрелой из камней. Только мелочь не берите – её завтра же песком засыплет. Вы, Ира, пока отдыхайте, мы сами.

– Жарковато, однако, – сказал Райзман, потирая поясницу, когда выкладка стрелы была закончена. – Градусов тридцать пять, наверное.

– Разве это жара? – хмыкнула Ирина, – летом здесь и за пятьдесят бывает, а если ещё хамсин[3]3
   Хамсин (араб. – пятьдесят) – сухой, изнуряюще жаркий ветер из пустыни. Обычно дует не более 50 дней с февраля по июнь.


[Закрыть] задует, вообще как в духовке.

– А когда в Египте считается лето? – спросил Вэ-Вэ.

– Если в современном, то как обычно, – ответил Райзман. – А вот в Древнем Египте год, по-египетски – «ренпет » – делился не на четыре, а на три части. И начинался он с появления на небе звезды Сопдет , по-нашему – Сириус, это примерно в середине июля. Год обозначали иероглифом в виде ростка с почкой. Первый сезон назывался «ахет» – «разлив», второй – «перет», то есть «сев», а третий, понятно, сезон сбора урожая, «шему» – засуха. Каждый сезон состоял из четырёх месяцев по тридцать дней. Получалось триста шестьдесят.

– Но в году триста шестьдесят пять дней! – заметила Ирина. – Где же ещё пять?

– А-а-а, с этими днями связана знаменитая легенда, – ответил египтолог. – Дело в том, что богиня Неба, Небесная Корова Нут и бог Земли Геб были близнецами. Они так любили друг друга, что родились, обнявшись, а позже поженились. Разгневанный Ра поднял Нут вверх – так появилось небо, а Геба оставил внизу, на земле. Ра повелел, чтобы Нут не могла родить ребёнка ни в один из месяцев года. Огорчённая Нут попросила о помощи бога Тота. Он, конечно, не осмеливался идти против воли Ра, но Нут ему всё-таки было жалко. Тогда хитрый Тот выиграл в сенет[4]4
   Сенет – древнеегипетская игра, отдалённый предок шахмат.


[Закрыть] у божества Луны Хонсу пять дней, чтобы Нут обрела возможность родить детей. Эти дни считались священными и были днями рождения богов. Тот выиграл, и солнечный год увеличился на пять дней, а Хонсу проиграла, поэтому лунный год уменьшился на те же пять дней.

Високосных годов египтяне не знали, поэтому со временем накапливалась ошибка, и время от времени какой-нибудь сведущий в астрономии фараон по совету жрецов её устранял. Так и жили… Эх, жаль, курить нельзя, руки сами к карману тянутся… – пожаловался Райзман.

– Меня же врачи убеждали, что сняли у вас табачную зависимость! – нахмурился Вэ-Вэ.

– Физиологическую-то сняли, а психологическая никуда не делась! Шутка ли, со школы курю! Но делать нечего, придётся уж терпеть, а то местные граждане, увидев странно одетого человека с дымящейся папиросой во рту, чего доброго, приняли бы его за хефта .

– Кого-кого? – переспросил Вэ-Вэ.

– А-а-а… Ну за этакого злого демона, что ли.

– Попросту говоря, за чёрта?

– Чёрт – это изобретение сугубо иудо-христианской религии. Я же говорю, здесь совсем иная культура.

– Послушайте, ну сколько можно болтать о всякой ерунде на солнцепёке? – вмешалась Ирина. – Вон финиковая пальма, она хоть какую-то тень даёт, давайте под неё переберёмся.

– Секунду, – остановил Ирину Вэ-Вэ. Он достал «Беретту» и, почти не целясь, выстрелил в ствол. Брызнули щепки, а сверху посыпались листья и незрелые плоды.

– Кого вы там увидели? – живо заинтересовался Райзман. – Змею или скорпиона?

– Никого, – пожал плечами майор. – Мне просто нужно было проверить, действует ли здесь наше оружие. Как видим, действует. Проверьте и вы свои пистолеты. Так, отлично. Вот теперь можно присесть и подумать, что делать дальше. Нет-нет, не на песок! У вас есть пенковые коврики, привыкайте сидеть только на них. А то мало ли? Меня вот, например, сейчас интересует не температура воздуха, а вопрос, куда нас, собственно, забросило? Похоже, мы на Земле – дышим как обычно, сила тяжести нормальная, растения тоже вроде земные, Ирина вон финиковую пальму узнала. Но окончательно в этом мы сможем убедиться только ночью, если будут видны звезды. Для начала я хотел бы знать, мы хоть в Египте?

– По-моему, да, – сказала Ирина.

– Откуда вы знаете?

– Не могу объяснить. Ну genius loci, гений места, понимаете? Я же бывала раньше в Египте и запомнила его ауру. Здесь она такая же.

– Кстати, кроме нечувствительного духа места здесь и обычный запах вполне ощутим, – сварливо сказал Райзман. – Чем это так воняет?

– Илом, – коротко ответила Ирина, а потом добавила: – Ну тем самым знаменитым благодатным илом, который делал поля Египта такими плодородными. После разлива он оставался на полях, перегнивал и превращался в естественное удобрение. Вообще, здесь очень египетский пейзаж: справа Нил, на берегу полоска зелени, а дальше пустыня.

– Какая? – поинтересовался Вэ-Вэ.

– Смотря на каком мы берегу. Если на правом, то Нубийская, а если на левом – Ливийская. Это можно узнать по направлению течения, но отсюда не видно: тростник высоченный.

– Сейчас и проверим. – Райзман поднялся и не спеша направился к реке.

– Куда вы? – испуганно крикнула ему в спину Ирина, – стойте! Да стойте же!

Египтолог нехотя остановился:

– Что такое?!

– Вы с ума сошли! Нельзя лезть в прибрежные заросли! Там может быть что угодно: крокодилы, гиппопотам или водяные змеи. Кстати, крокодил бегает очень быстро, а из пистолета вы его не застрелите, нужен крупнокалиберный карабин.

– Яков Исаевич, я же просил вас – никакой самодеятельности! – сухо сказал Вэ-Вэ. – Мы оказались в совершенно незнакомом и, вероятно, довольно опасном месте. Я же не могу постоянно приглядывать за вами, и, в случае чего, мы от крокодилов с пистолетами не отобьёмся! Так что вы уж, пожалуйста, даже до ветру – только с моего разрешения. Вас, Ирина, простите, это тоже касается.

– А почему мы не взяли с собой оружие посерьёзней? – спросил Райзман.

– Я же объяснял: слишком тяжело. Автомат, к примеру, весит три с половиной килограмма, а ведь к нему нужны ещё и патроны. Да мы и по цинку не унесём! Лучше вести себя осторожно. Место здесь весьма странное. Вот, например: если американцы всё-таки вошли после нас в портал, то где они, спрашивается? Не видно даже их следов.

– А по рации с ними связываться не пробовали? – спросила Ирина.

– Не успел. Давайте сейчас и попробуем, – ответил Вэ-Вэ. Он достал из кармана коробочку в песчаном камуфляже, пощёлкал кнопками и поднёс к уху. – Тишина…

– А она вообще-то работает?

– Это легко проверить. Все наши радиостанции должны сидеть на одном канале. Отойдите подальше и включите свою. Ну, слышите меня? Приём!

– Слышу отлично.

– Значит, работает. А вы, Яков Исаевич?

– И я слышу.

– Вот видите, это УКВ, местность ровная, леса нет, значит, в пределах двух-трёх километров мы должны слышать друг друга, а связи нет. Вывод: амеры либо пока ещё не вошли в портал, либо их выбросило где-то в другом месте или в другом времени. А почему? Выходит, что кто-то порталом управляет? Тогда как этот кто-то определил, что шестерых нужно отправить в одно место, а троих в другое? И что это за другое место?

– Место – это как раз вопрос не главный, – заметил Райзман.

– Почему вы так считаете?

– А очень просто: хотя бы потому, что мы сами не знаем, куда нам надо. А раз не знаем, то не всё ли равно, куда нас забросило? Гораздо интереснее понять, так сказать, «в когда» мы попали.

– А это почему так важно? – спросила Ирина.

– По многим причинам. Ну, например, в раннем, додинастическом Египте и, возможно, в Древнем царстве, был матриархат.

– Хм… Интересно было бы почувствовать себя в роли мужчины, – усмехнулась Ирина.

– Будьте осторожны в своих желаниях, потому что они могут исполниться. Ведь в архаичных обществах матриархат мог принимать весьма причудливые формы, например, принесения в жертву мужчин или, скажем, храмовой проституции, которая была обязательной для жриц.

– Д-да… Пожалуй, я малость поторопилась, – смутилась Ирина.

– Вот именно. Здесь любая ошибка, любое неосторожное слово или необдуманный поступок могут оказаться смертельными. Человеческая жизнь в древности стоила очень мало, а уж жизнь чужака…

Но идём далее. Египет то объединялся в единое царство, то разваливался на части, а если нас занесло в эпоху завоеваний гиксосов , дела вообще из рук вон плохи. Но даже и в просвещённом эллинистическом Египте Птолемеев тоже были свои заморочки. В общем, чем раньше мы поймём, в какое время попали, тем будет лучше. И решить эту задачу будет са-а-авсем непросто.

– В общем, пока понятно, что ничего непонятно, – сказал Вэ-Вэ. – Мне ещё в Москве казалось, что наша миссия отдаёт идиотизмом. Честно говоря, я сильно удивился, когда портал сработал. Ну, думал, мистификация или что-то в этом роде. Но теперь вижу – это не так. Ладно. Давайте хоть попробуем решить, что нам делать дальше? Не век же сидеть под этой пальмой! Куда идти? Кого искать? Кому морду бить за скверные шутки? Людям? Жрецам? Богам египетским?

Ирина промолчала, а Райзман сидел с закрытыми глазами, привалившись спиной к пальме и, казалось, не слушал майора.

– Яков Исаевич?.. – позвал тот.

– Мы оказались в чрезвычайно любопытной ситуации, – неожиданно ясным и чётким голосом ответил египтолог. – В наш сугубо циничный и материалистический век приходится признать существование насквозь идеалистических сущностей, то есть богов Древнего Египта, и это идёт вразрез со всей материалистической наукой. Если пользоваться приличными словами, для современного человека признать существование богов означает впасть в когнитивный диссонанс. А если пользоваться неприличными…

– Неприличные мы знаем, спасибо, – прервал его Вэ-Вэ. – Понятно, что ни жрецы, ни, тем более, люди, построить действующий портал и вдохнуть подобие жизни в ушебти не способны. Значит, боги. А кто именно, как по-вашему?

– В Древнем Египте была пропасть богов, наверное, про всех мы и не знаем. Но всякую мелочь лучше сразу отбросить и рассматривать только великих, таких как Амон, Изида, Осирис, Тот, Сет, Птах и некоторые другие. Остальным такое не по силам.

– И… Кто же из них? – спросил Вэ-Вэ.

– На первый взгляд, напрашивается Осирис – он повелитель подземного мира, и ушебти – по его части. Но после того как Сет умертвил его, а Исида воскресила, Осирис обосновался в Дуате и не покидает его. Место, где мы находимся, на царство мёртвых не похоже. Поэтому я бы предпочёл встречу с Тотом.

– Почему именно с Тотом? – спросила Ирина.

– А он среди богов самый вменяемый, что ли… Если эти слова вообще применимы к богу. Тот – бог мудрости, он ведёт хроники обо всём, что происходит в его универсуме. Кроме того, он бог магии и целительства.

– Хорошо, пусть будет Тот, – пожал плечами майор, – с кого-то всё равно надо начинать. А где мы будем его искать?

– Возможно, в храме? – предположил Райзман. В Египте было очень много храмов Тота, а главный был в Хемену , по-гречески – в Гермополисе, там же находилось кладбище мумий ибисов, священных птиц Тота. Но это в Верхнем Египте, и я не знаю…

– Смотрите! – внезапно воскликнула Ирина. – Что там такое? Раньше этого не было!

Мужчины вскочили. В отдалении возник египетский храм, его контуры колебались в потоках горячего воздуха.

Вэ-Вэ достал бинокль:

– Километра полтора, не больше, но идти по песку. Пойдём, глянем? Кажется, нас недвусмысленно приглашают. Яков Исаевич назвал имя Тота, и вот… Посмотрите, это его храм?

Райзман долго разглядывал храм в бинокль.

– Не знаю… Большинство древнеегипетских храмов, в общем, похожи друг на друга. Известные нам храмы Тота лежат в руинах, современные реконструкции субъективны и потому сомнительны. А это не мираж?

– Насколько могу судить, нет, – ответил Вэ-Вэ. – Во всяком случае, если это храм Тота, то бог на редкость любезен: не заставляет нас топать через всю страну. Собирайте своё имущество и проследите, чтобы не осталось ни одной мелочи. Наши вещи не принадлежат этому миру, кто знает, что произойдёт с забытым…

* * *

Идти по слежавшемуся песку было легко, ноги не вязли. Постепенно храм приближался, и становилось ясно, насколько он огромен. Казалось, каменная громада нависала над людьми, угрожая вмять их в песок и расплющить.

Внезапно Ирина остановилась:

– Что-то здесь не так…

– Что вы имеете в виду? – напрягся майор.

– Не знаю, как сказать… Может, чепуха, нервы шалят…

– Ну а всё-таки?

– Да какое-то здесь всё очень яркое: песок яично-жёлтый, небо синее-синее, как будто его нарисовали, пальмы, как в мультике диснеевском. Я Египет запомнила совсем не таким: он был серым, тусклым, пыльным. А здесь всё по-другому. И я не знаю, хорошо это или плохо.

– По крайней мере, это не опасно. А ещё что?

– Да вот храм этот. Обычно вокруг таких зданий в Египте полно куч мусора, ям, каких-то канав, в общем, следов человека. Да-да, в том числе и тех, о которых вы подумали. Египтяне в этом плане не очень-то чистоплотны. А здесь… Как будто храм построили в другом месте, а потом принесли, разровняли песок гигантской лопатой и воткнули его где захотелось. Понимаете?

– Пожалуй… – негромко сказал Вэ-Вэ, разглядывая храм как бы заново. – А вы что скажете, Яков Исаевич?

– Пока ничего… – пожал плечами Райзман. – Подойдём поближе – увидим.