Текст книги "Спасти СССР. Инфильтрация"

Автор книги: Михаил Королюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Губы… Губы хорошие – девушкам нравились, а подбородок они называли решительным. Вспомнив о девушках, я мечтательно заулыбался и решил не привередничать. Внешность в мужчине – не главное, лишь подспорье. Оно у меня есть, и ладно. Отодвинулся и окинул себя взглядом еще раз.

«В целом приличный материал, жить можно», – решил я, направляясь назад в свою комнату.

Добрался до письменного стола и начал рыться в ящиках в поисках фотоальбома. Предстояло восстановить в памяти лица друзей, подруг и учителей, попытаться вспомнить их имена… Альбом нашелся в итоге не в ящиках, а на боковых полках. Я сдул с него пыль и направился к кровати, по дороге сбросив в кресло одежду.

Забился под одеяло и свернулся клубочком, пытаясь согреться. Немного подташнивало, слегка знобило, усилилась головная боль. Все же шмякнулся об стенку солидно, действительно не помешает полежать пару дней. С этими мыслями начал расслабляться, и тут меня осенило, да так, что застонал:

«Шестидневка, мать ее! Здесь же суббота – рабочий день в учебных заведениях. – Я еще раз мысленно пересчитал дни недели. – Значит, в субботу мне в школу…»

В задумчивости потрогал заклеенную лейкопластырем шишку. Ну ничего не поделаешь, надо опять выползать из норы. И я закружил по комнате в поисках портфеля. Ага, вот он, почему-то между столом и стеной.

Устроившись поудобнее в кровати, извлек из портфеля дневник и чуть покачал им в воздухе. Интуиция подсказывала, что я сейчас узнаю о себе много нового и интересного. Опасливо открыл. «Почерк – как кура лапой» – обо мне. Как же, помню, но не думал, что все было так ужасно. Корявые буквы разной высоты пьяно шатались в строю, словно революционные матросы после экскурсии по винным подвалам Зимнего.

Красными чернилами крики души: «Качался на стуле», «Опять качается на стуле», «Пришел без сменной обуви»… Что значит «плевался на перемене!»? А, жеваной бумагой из трубочек. Интересно, а в меня тоже… плюются?! Что-то я не уверен в своей способности перенести подобное без ответного членовредительства…

Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.

Полез в конец дневника. «Тройки» и «четверки» в четвертях по английскому, русскому и литературе, рисованию и труду. Да, писателем или художником мне не быть… Остальное, слава богу, – «пять».

Пролистал до текущей недели. В субботу меня поджидают геометрия, химия, физкультура, английский и биология, потом классный час.

Отложив дневник, взялся за учебники. Что хоть учим-то в этом сезоне?

Отлично, по биологии – анатомия и физиология человека. Я радостно фыркнул, верхнее медицинское мне в помощь. По химии – неорганика. Сверившись с изредка встречающимися в дневнике заданиями, определил изучаемые в третьей четверти темы: галогены и группа кислорода. Ха-ха, всего тридцать страниц в учебнике, за час вспомню.

– Эту неприятность мы переживем, – немузыкально напел я и с тревогой взялся за учебники по геометрии и алгебре.

Ы-ы-ы… Как чувствовал! Теоремы косинусов и синусов, вписанные и описанные многоугольники, квадратные уравнения. А слова-то какие! Дискриминант, теорема Виета, разложение квадратного трехчлена. На последнем я хихикнул, потом взгрустнулось. Может, в школе я это и сдавал в свое время на «пять», но сейчас к такому подвигу не готов категорически.

– Что ж вы, товарищ Барсуков, – ласково говорю обложке, – такой курс написали сложный-то?

Шутки шутками, но светит мне все каникулы изучать алгебру с геометрией заново…

С русским еще хуже. «Сложноподчиненные предложения с придаточными обстоятельствами степени и образа действия», «сложноподчиненные предложения с придаточными обстоятельствами следствия, цели и сравнения». Это же филология, в восьмом-то классе… Ужастик. Что-то мне видится неправильным в обучении детей грамоте через тонкое знание морфологии языка. Верно Алла Борисовна спела: «Нынче в школе первый класс вроде института», святая истина.

На таком фоне программа по физике выглядела стройной и лаконичной: второй и третий законы Ньютона, закон всемирного тяготения, момент силы, закон сохранения импульса. Готов за день выучить.

Итак, алгебру и русский придется восстанавливать на каникулах. Грустно, девушки. Кстати о девушках… Нет, стоп, поручик, первым делом – самолеты. Я волевым усилием сначала отогнал горячащие мысли о непотребном на задний план, а потом и вовсе выкинул их из головы. Сейчас есть задача поважнее.

Откинувшись назад, задумался. За неделю каникул, конечно, начитаю всю программу года по всем предметам. Все-таки учиться – тоже навык, и если у школьников он еще недоразвит, то к окончанию института отполирован до блеска. Как езда на велосипеде – если уже научился, то не разучишься.

А вот суббота меня напрягает. Может, аггравировать симптомы? Опасно, можно загреметь в больницу, чего категорически не хочется. Ладно, биологию я и сам могу вести, химия страха не вызывает, геометрию придется выучить – в конце концов, там всего сорок страниц. Осилю за три дня. А вот с английским надо что-то придумывать, там могу проколоться на слишком хорошем знании, и объяснить это будет сложно.

Вздохнув, сложил учебники в портфель и взялся за изучение прихваченной с кухни стопки газет. «Правда», «Красная звезда», «Советский спорт» и недельной давности «Литературная газета». Сверху – вырезка из какой-то газеты с программой телепередач. С нее и начал.

Итак, сейчас идут «Отзовитесь, горнисты». Затем в течение получаса будут идти, хм, «Рассказы о ПТУ». Нет, спасибо, не надо… Дальше целых полтора часа классической музыки: сцены из опер Скрябина, Мусоргского и Глинки. В прайм-тайм… Обалдеть. В двадцать один – «Время». Потом фильм о Мравинском – и все, конец передач по первой программе.

Да, негусто. Интересно, это осознанная политика, чтобы люди у телевизора не жили, или власти на самом деле не понимают, как с толком использовать такой мощный ресурс? Вот и первая тема на обдумывание.

Я потянулся к «Правде», и тут в коридоре резко затрезвонил телефон.

– Алло.

– Ну что, поел? – решительно раздался из трубки незнакомый девичий голос и продолжил, не дожидаясь моего ответа: – А я стрижку сделала, завтра увидишь. Под Мирей Матье. Как ты думаешь, мне такая идет?

Началось! Мгновенно взмокнув, я поволок телефон в комнату, на ходу лихорадочно перебирая в уме варианты ответа. Версия, что кто-то перепутал номер, не принимается.

– Ну если ты споешь так же, как она, то даже короткий «ежик» будет неплохо смотреться, – осторожно забросил я ответ.

– А? Короткий «ежик»? А это идея… – В трубке колокольчиком разливается смех. – Эриковна заикой сделается, меня увидев.

– Да, популярность будет тебя преследовать. Не будешь знать, куда от нее спрятаться, – подтвердил я, пиная зацепившийся за край двери телефонный шнур.

– Сейчас, погоди, я час заварю… А то еще не ела после школы…

Смутные подозрения начали оформляться в гипотезу. Да, этот голос я не слышал тридцать пять лет, но интонации припоминаю. Да и кто еще мог мне так звонить?!

Это Света Зорько. Умненькая, веселая и некрасивая девочка, по какой-то неведомой причине избравшая меня в восьмом классе в качестве объекта любви и сохранившая верность своему выбору до конца школы. Потом пути-дорожки разошлись, и я с облегчением выдохнул. По слухам, Зорька вышла замуж и родила сына. В школе мне, к счастью, удавалось удерживать ее на расстоянии вытянутой руки и даже чуть дальше, но нервов на это ушло немало.

– Слушай, – начинаю я вкрадчиво, – у меня тут неприятность.

– Что, опять? Во что теперь вляпался?

– Э-э-э… Судя по всему, в сотрясение мозга.

Интересно, что она имела в виду под «опять?»

– Ой… Как угораздило?

– Классически. Поскользнулся, упал, очнулся – ан гипса-то и нет. Зацепился за бортик ванны, вылезая из душа, и спикировал головой в стену напротив. Теперь лежу, жду врача, мама в поликлинику побежала.

– Я сейчас приеду!

Меня еще раз окатило холодным потом. Только не это…

– Стой! Не надо. Я себя плохо чувствую, голова болит и все такое. Сейчас с тобой поговорю и спать завалюсь. Скорее всего, меня врач на три дня дома оставит. Значит, я выйду в школу в субботу. Напомни, – добавляю в голос просительных ноток, – у нас там что из контрольных будет? А то у меня в дневнике ничего не записано.

– В твоем дневнике – да чтоб что-то было записано! Сейчас… Летучка по геометрии, контрольная по химии и темы по инглишу. Кстати, не забудь тогда в субботу принести книгу, что обещал на каникулы.

– Какую книгу? – спросил я, нервно сглотнув.

– Ты не придуривайся. Обещал – значит, неси.

Думай, голова, думай… Нет, не угадаю.

– Слушай, напомни…

– Ты что, головой стукнулся?

– Ты запомнила, правда? – восхищаюсь я.

– Андрюх, – на выдохе с ужасом в голосе, – ты что, серьезно?

Так, надо использовать ситуацию. Насколько я помню, она ради меня в фольгу была готова раскататься. Столько мне не надо, но от небольшой товарищеской поддержки не откажусь. Жаль, не скажу точно, «Джентльмены удачи» уже вышли на экраны или нет.

– Обещаешь молчать? Я даже маме пока не говорил.

– Да-да, обещаю! Давай колись, – запритопывала подружка от нетерпения на том конце провода.

– Только чтобы действительно молчок, по-серьезному. Не хочу родителей огорчать. Короче, у меня от удара легкая амнезия развилась.

– Тут помню, тут не помню? – откликнулась паролем Света.

Ага, значит, вышел фильм. Тем легче, концепция посттравматической амнезии в массы внедрена.

– Знаешь, странное ощущение. Как будто память на кусочки разбилась, разлетелась и сейчас складывается постепенно обратно. Большинство уже встало на место, а некоторые еще нет. Надеюсь, что пазл соберется, пока я отлеживаюсь, но некоторые вещи сейчас действительно не помню.

– Пазл?

Черт, слово не в ходу сейчас. Внимательней, Андрюха, внимательней…

– На Западе так называют головоломку, когда картинку режут на фрагменты, мешают, а потом их надо собрать в правильном порядке. Короче, какую книгу тебе обещал принести, я действительно не помню, – улыбнулся в трубку.

– Ты мне «Пером и шпагой» обещал.

– Ага, хорошо. Сейчас поговорим, найду и в портфель положу. Так… А какие темы по инглишу надо учить?

– Знаешь… – задумчиво отозвалась трубка. – Я сегодня, так и быть, не поеду, но завтра после школы точно зайду, что-то ты совсем плох стал. И лучше бы тебе все самому вспомнить к моему приходу!

– Ой, уже боюсь, – заулыбался я. – Ты ж на раненого руку-то не поднимешь? Ладно, договорились, буду стараться. Давай, Зорька, теперь ты спокойно попьешь чай без телефонной трубки у уха, а я полежу.

– Как ты опять меня назвал?! – взвилась Света на том конце, словно укушенная оводом.

– А что, Зорька – очень красивое имя, мне нравится.

– Так коров зовут! Ты хочешь сказать, что мне идет коровье имя?! Может, ты у меня еще что-нибудь общее с ними видишь?!

– Все-все, – я стремительно капитулировал, – пожалей больного на голову. Ну извини, пожалуйста. Я действительно не хотел тебя обидеть. А имя и правда красивое.

Трубка немного помолчала, потом неуверенно переспросила:

– Ты это что, у меня прощения сейчас попросил?

– Ну да, почему нет, раз тебя обидел…

Еще немного помолчав, Света с чувством выдохнула:

– Ты запомнил, об какую плитку ударился? Пометь ее, пожалуйста, прямо сейчас, пока не забыл, – она волшебная. Иначе потом придется искать методом проб и ошибок, а голова у тебя только одна.

Из прихожей донеслись звуки открывающегося замка. Приглушив голос, я доложил:

– Мама пришла. Давай до завтра, удачи в школе на контрах, ни пуха ни пера.

– К черту, тьфу-тьфу-тьфу. Выздоравливай быстрее.

Аккуратно положив трубку на аппарат, я задвинул телефон под кровать и шмыгнул под одеяло. На пороге возникла мама с сумкой в руке.

– Повезло: на обратном пути заскочила в гастроном, а там сосиски как раз выкинули. Успела ухватить два килограмма, пока очередь не набежала, – похвасталась она успехами. – А что телефон в комнате, кто звонил?

– Света.

– Вот неугомонная! – Мама неодобрительно насупилась. – Ты ей сказал, что болен?

– Угу, сказал. Завтра придет после школы.

– Зачем это еще? – насторожилась мама.

– Прическу новую показать. Успокойся, успокойся, я пошутил! Темы по инглишу сверим к субботе.

Мама, удовлетворившись версией, направилась в кухню, а я взялся за фотоальбом. Минут за десять, морща лоб и пыхтя, вспомнил имена и клички двух третей класса, но человек пять смог восстановить только по фамилиям, и то не с полной уверенностью. По окончании учебного года из двух классов сделают один, остальных разгонят по обычным школам и училищам. Вот ушедших после восьмого я помню, за редким исключением, плохо.

Раздался звонок во входную дверь, в прихожей что-то забормотали. Судя по всему, подоспела медицинская помощь. Быстро – мама минут тридцать как оставила заявку.

«Значит, – напомнил я себе, – надо получить справку как минимум на три дня».

Дверь в комнату открылась, и на пороге появилась блондинистая девчонка в отглаженном белом халате поверх темно-синего вязаного платья. На шее фонендоскоп, в руке – сумка, на симпатичном лице – строгое выражение. Лет двадцать пять, прикинул я, года два после меда.

«Не окольцована», – на автомате завершил анализ мозг.

«Господи, ну какая мне сейчас разница?» – поразился я вывертам подсознания.

– Ну, что случилось? – спросила она, усаживаясь на край кровати рядом со мной и участливо разглядывая шишку.

До меня докатился наивный аромат простеньких духов, вызвав неожиданное сердцебиение и легкий румянец на щеках.

– Я на кухне готовила, вдруг слышу в ванной глухой удар и как тело упало, – взволнованно начала мама, размахивая руками. – Я туда, а дверь закрыта изнутри. Дергаю, кричу: «Андрей!» – и ничего… Я…

– Мне протокол составлять не надо. Я не милиционер, меня другое интересует, – улыбаясь, остановила врачиха мамин монолог. Затем наклонилась ко мне и положила руку на лоб. Халат немного распахнулся, и на фоне окна совсем недалеко от моего лица прорисовалась обтянутая платьем симпатичная окружность.

О, черт! Я такого не заказывал! Молодой организм меня достал, не было же в этом возрасте у меня эрекции на взрослых теть, я точно помню!

«Ну все, – заметалась мысль. – Сейчас, значит, она выяснит анамнез, спросит, что беспокоит, и захочет постучать по коленям для определения асимметрии коленных рефлексов. – Я испуганно скосил глаза на рукоятку молоточка, торчавшую из правого кармана врачебного халата. – Попросит, значит, сесть и закинуть ногу за ногу… И что я ей скажу и что скажет мама?»

Тихонько согнув ноги в коленях, я сложил кисти в замок на животе и, пока мама в красках и с выражением рассказывала мои паспортные данные, попробовал сделать несколько медленных глубоких вдохов. Помогло не очень. Я прислушался: совсем даже не помогло. Организм имел свою собственную точку зрения на то, чем надлежит сейчас заняться, и менять ее не собирался.

«Это конец», – подумал Штирлиц».

Услужливое воображение подхватило и творчески развило тему, переодев девушку в затянутый портупеей эсэсовский мундир. Получилось премило. Особенно если эти светлые волосы распустить. Или нет, наоборот, заплести в косу и закрутить вокруг головы… Эрекция усилилась, хотя я только что был убежден, что дальше уже некуда. Ошибся, резервы молодости неисчерпаемы. Щеки начали пылать.

– Мам, ты бы чаю пока приготовила человеку, – начал я звенящим от волнения голосом, – а я и сам все расскажу.

– Ой, и правда, я сейчас… – Мама метнулась на кухню.

Минут пять у меня есть – пока чай заварит, пока бутерброды нарежет.

– Вылезал из душа, запнулся о бортик ванной, упал, ударился головой об стенку, потерял сознание секунд на двадцать, наверное. Когда очнулся, два раза вырвало. Сейчас слабость и потливость. Тошнота постепенно уменьшается. Если хожу или сижу – немного начинает болеть и кружиться голова. В покое голова уже не болит и не кружится. Доклад окончен.

– С вами все понятно, больной, – протянула врачиха задумчиво, наклоняясь еще ближе и внимательно вглядываясь сначала в один мой зрачок, потом в другой.

Анизокорию проверяет. М-да, а глаза у нее синие-синие, в обрамлении черных ресниц… И ямочка на левой щеке, когда улыбается.

Ладонь докторши опустилась на рукоятку молоточка, и я затосковал.

– Ну-ка, смотри сюда, – ласково сказала девушка и ловко нарисовала им надо мной крест.

Я послушно подвигал глазами.

– Угу, так… – Пристукнула молоточком по подбородку, затем решительно встала, повернулась ко мне лицом и дружелюбно приказала: – Садись, ногу на ногу закинь.

Я помотал головой и поджал ноги посильнее.

– Что такое? Боишься, голова закружится?

– Я вас стесняюсь, – пунцовея, сделал я первый заход.

– Ой, да брось, я же доктор, нас стесняться не надо, – почти убедительно проворковала она, при этом по лицу скользнула мысль: «Да и что я там не видела…» – Ты что, без трусов лежишь?

– В трусах. Но они не сильно помогут.

Теперь надо уверенно посмотреть ей в глаза и чуть нагловато улыбнуться, только не переиграть. Зафиксировав взгляд, я указал глазами вниз, разогнул колени и развел кисти в сторону. Взгляд врачихи задержался на выразительно взбугрившемся одеяле.

– Я боюсь вас испугать, – твердо сказал я, с легкой улыбкой глядя в глаза, и мысленно добавил: «Или обрадовать».

Секунды три девушка переваривала увиденное и сказанное, затем брови изумленно взлетели вверх, щеки начали заметываться румянцем, и она захихикала, прикрывая левым кулаком рот. Я с облегчением вздохнул и натужно улыбнулся.

– Комсо-омо-о-о-ол… – протянула она восторженно, продолжая хихикать. – Восьмой класс!

– Третья четверть, – подхватил я. – Это все дремучие инстинкты! – Меня подняла и понесла волна дурашливости. – Хочется хватать красивых девушек и тащить их в пещеру на шкуру убитого саблезубого тигра.

– Давить надо такие инстинкты, – наставительно заявила докторша. – На корню.

– Угу, попробуй задави… – горестно вздохнул я. – Скорее они сами задавят. Против природы не попрешь. К тому же я не тащу никого в пещеру. Пока…

Докторша как-то неуверенно хихикнула еще раз и с сомнением покосилась на меня.

– Вам, между прочим, радоваться надо, – начал я подводить к интересующей меня теме.

– С чего бы это вдруг? – Девушка с подозрением нахмурила брови.

– Ну… – застенчиво поковырял я пальцем одеяло, – базовые функции организма пациента не пострадали… как мы убедились. Можно без госпитализации обойтись, правда? Вам же проще – не надо эвакуацию заказывать. Отлежусь несколько деньков – и вперед с песнями.

– В целом верно. А откуда терминологию знаешь?

– Папа врач. Учебники иногда почитываю.

– А-а… понятно. А где папа работает?

– Военно-медицинская академия.

– У-у… понятно. Ладно, чудо, лежи… Сейчас справку в школу напишу. Но если вдруг станет хуже – обязательно снова вызвать врача.

Врачиха присела за стол, достала из сумки обычный тетрадный листок и что-то быстро застрочила, время от времени давя улыбку, отчего на щеке появлялась та самая ямочка. Я с умилением любовался ее профилем.

– Ну вот, готово. – Девушка повернулась ко мне, нарвалась на взгляд и опять нахмурилась.

Я смущенно отвел глаза.

Тут весьма своевременно в комнату просочилась мама:

– Доктор, вы закончили? Что с ним, ничего серьезного?

– Легкое сотрясение мозга… – Врачиха с сомнением оглядела меня, словно мысль о наличии у меня мозгов показалась ей нетривиальной. Невольно задержала взгляд где-то посередине моего тела, резко вильнула глазами в сторону и, слегка покраснев, зачастила: – Три дня постельного режима, две недели освобождения от физкультуры. Станет хуже, появится рвота, усилятся головные боли – обязательно тут же звонить в «скорую». Но, думаю, все будет хорошо.

– Спасибо огромное! – Мама с заметным облегчением приняла справку. – Пойдемте на кухню, я там чаек заварила, бутерброды сделала со шпротами и колбаской…

Докторша непроизвольно сглотнула слюну, но попробовала упереться:

– Да нам не положено… вызовы еще есть…

Бесполезно. Я маму знаю. Точно, девушку со словами: «А мы быстренько, на пять минут всего», – уже волокут в кухню.

– Приятного аппетита! – кричу я ей вслед. – Заодно с мамой моей познакомитесь…

Докторша негромко фыркнула и решительно променяла меня на бутерброды.

Я облегченно расслабился. Отлично, несколько дней я себе на адаптацию выиграл. А вот фортели организма меня напрягали. Сделал охотничью стойку на женщину лет на десять старше, потом дурашливость накатила, чего еще ждать?

Ясно одно: мое тело – не пассивная матрица. Подлянку может подкинуть в любой момент. А все время себя контролировать – можно и с ума сойти. Расслабиться, что ли, и получать удовольствие? Дрема постепенно овладела мной, а потом перешла в крепкий сон, ведь предыдущую ночь я не спал вовсе, с энтузиазмом осваивая брейнсерфинг.

Сколько мне открылось секретов… Заговор с целью убийства Кеннеди был, Улофа Пальме действительно завалил псих-одиночка, инопланетян пока не обнаружили, самый богатый человек мира живет по принципу «большая вода тихо течет» в маленькой хижине в Малайзии, клуб по управлению миром существует, но работает прискорбно неэффективно. И как все это бесполезно здесь и сейчас…

Где-то среди ночи я проснулся и немного поворочался, наблюдая за колыханием теней на потолке. Затем не выдержал, поднялся и пробрался к окну. За холодным стеклом сквозь редкие ветки деревьев темнели силуэты домов. Слегка покачивающаяся под железным колпаком одинокая лампа выхватывала конусом света косо летящий мокрый снег. На отвоеванном у тьмы клочке двора распласталась комковатая серая слякоть. Я любовался этим, торжествующе улыбаясь. Мой любимый светлый мир, я пришел к тебе!