Текст книги "Затерявшийся в кольце бульваров"

Автор книги: Михаил Климман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГЛАВА 7

Требовательно зазвонил телефон в кармане, и Дорин взял трубку.

– Не помешала? – услышал он голос жены. – Да это папа, папа, не надо у меня телефон отнимать.

– Софья хулиганит? Поцелуй ее за меня.

– Уже… Знаешь, я звонила адвокату, мне Гришка дал номер, и он сказал, что ситуация трудная, но не безнадежная.

– В смысле? – не понял Андрей.

Самому обратиться к адвокату ему в голову не пришло.

– Ну, он сначала, когда я все рассказала, спросил, чего мы хотим – опровержения, компенсации морального ущерба, возбуждения уголовного дела или еще чего-нибудь.

– А что, разве может быть уголовное дело в такой истории?

– Он сказал, – терпеливо объяснила Лена, – что можно подвести их под статью о клевете. И это, по его словам, нетрудно. Но потом он добавил, что заставить прокуратуру или милицию собирать документы против телевидения будет ох как непросто. Кому хочется, чтобы его поливали ушатами грязи? Поэтому лучше рассматривать это дело, как гражданское, а по таким делам бремя доказывания, как он выразился, по закону возлагается на истца, но он готов порекомендовать нам частное сыскное агентство, которое может нам посодействовать.

– Про частное агентство мы все знаем, проходили. Получается, что никто нам помочь не может, отбиваться будем сами. Но все равно спасибо тебе.

– Слушай, вот еще что. Мне звонил Валера из магазина, там у него какой-то клиент хочет купить Маковского, а ты, разгильдяй, как брал два месяца назад фотографию и атрибуцию кому-то показывать, так и не вернул до сих пор. Сколько раз я тебе говорила! Где бумаги эти, помнишь хотя бы?

– Извини, больше не буду… – Дорин почесал кончик носа. Он сам не заметил, что в последнее время у него появилась такая идиотская привычка. – Бумаги, где же бумаги? Фотография у меня в столе в моем кабинете в нижнем ящике, это я точно помню, а вот где квитанция? Посмотри, пожалуйста, если к снимку не прикреплена, значит, в зеленой куртке, во внутреннем кармане должна валяться.

– В кармане валяться, – засмеялась Лена, – даже Сонечка тебя осуждает за такую безалаберность.

Зина, которая не стала дожидаться конца телефонного разговора и давно ушла в дом, сейчас опять появилась на крыльце, направляясь к матери в сарай.

– Извините, так что с библиотекой? – спросил Андрей, засовывая мобильник в карман.

– Я же сказала – продана…

– А что там было-то? – не отставал Дорин.

Зина постояла несколько секунд в задумчивости, затем вернулась в дом и дала ему толстую пачку карточек.

И чего там только не было! Кроме уже известных «Свода законов Российской империи», «Деяний Петра Великого» и «Описания коммерции» Андрей нашел на карточках шеститомный «Театр судоведения», шеститомный же «Словарь Академии Российской», пятитомную татищевскую «Историю Российскую», восемь книг «Театра света», изданные Сергеем Глинкой в 1823 году. Кроме того, там было первое собрание сочинений Карамзина в девяти томах, плюс три дополнительных тома «Словаря достопамятных людей Русской земли» Бантыш-Каменского и еще многое и разное.

Господин Фишерович напрасно надувал щеки и презрительно морщился, несмотря на причудливость задачи, покойный Роман Антонович собрал очень неплохую коллекцию. Многих книг Дорин не знал, некоторые – как, например, собрание сочинений какого-то Готлиба Рабенера в восьми частях или пять томов «Антенского пустынника, сочинения г. Жуи» сегодня явно никого не интересовали.

Но были и такие, которые внушали уважение одним своим описанием. Чего стоили хотя бы шесть выпусков «Галереи гравированных портретов генералов и офицеров, которые мужеством своим споспешествовали успехам российского оружия в течение войны, начавшейся в 1812 году» с шестьюдесятью портретами, гравированными в Лондоне. Или «Новые арабские сказки, состоящие в восьми томах», изданные в городе Смоленске в 1796 году. Любые провинциальные издания восемнадцатого века являются редкостью, это Дорин усвоил хорошо, а тут еще комплект сказок, невероятно популярных – просто с ума можно сойти.

– И за сколько продано? – грустно спросил Андрей.

– Миллион, хоть и деревянных, но все равно, – гордо ответила Зина.

Дорин повернулся, недоуменно пролистнул карточки – их было не меньше полутора сотен.

– Я мог бы заплатить больше, причем значительно.

– И сколько? – насторожилась хозяйка.

Андрей, сам того не зная, уже был отравлен, укушен той змеей, которая в конечном итоге делает человека коллекционером, заставляет забывать обо всем, интересоваться только проблемами своего собирательства. Сейчас вопрос был даже не в незаработанных деньгах, гораздо важнее было заполучить эти книги, рассматривать их, искать информацию в справочниках, придумывать им цену и искать клиента.

Дорин прекрасно понимал, что его предложение Зине с любой точки зрения нельзя было признать этичным. В конце концов, сделка состоялась, и если хочешь купить, договаривайся с новым владельцем. Но остановиться он не мог.

– Три миллиона, например.

Хозяйка охнула и присела прямо на крыльцо, где стояла.

– Господи, – сипло сказала она, – а книги еще здесь.

– Где? – рванулся Андрей.

– В подполе. – Она так и продолжала сидеть.

– Так они же там пропадут, – взвился Дорин.

– У нас там сухо, – отрешенно сказала Зина, – они и завернуты все. Вот почему, значит, они пять свертков увезли.

– Кто – они?

– Мужчина такой видный, и с ним женщина. Они нам пять тысяч долларов задатку оставили, обещали остальное привезти на днях и забрать книги.

– А он не военный? – спросил Андрей, вспомнив грузовик.

Хотя ведь та встреча была совсем на другом шоссе, да и книг в кузове, по словам Печорина, было полно, а не пять свертков.

– Нет, военные с бородой не бывают. – Зина обернулась к Дорину. – Так, может, они нам и доллары фальшивые дали, вы не посмотрите?

– Могу и посмотреть, но вы мне сначала лучше книги покажите.

– Да что на них смотреть, – горестно вздохнула хозяйка, – они уж – чужие. Ладно, пойдемте.

Она провела его в дальнюю комнату, которую он, когда ходил по дому, окрестил «спальней», отодвинула половик от кровати, дернула за кольцо. Андрей поставил ногу на первую ступеньку…

– Погодите минутку, сейчас свет включу…

Дорин спустился уже на несколько ступенек, когда над головой его вспыхнул свет. Подвал действительно оказался совершенно сухим, стены его были бетонными и обшиты сверху досками, книг видно не было.

– А почему, Зин, – громко позвал Дорин, – вы все-таки книги здесь держите? Какая-никакая влажность здесь все равно есть.

– Так это отец, – женщина появилась на лестнице с пачкой долларов.

Дорин галантно подал ей руку, чтобы удобнее было спускаться, но Зина, недоуменно посмотрев на него, а затем на его руку, бочком протиснулась вниз.

– Здесь у него и кабинет был, здесь они и лежали после его смерти, – она протянула Дорину зеленые бумажки, но не отдала в руки, а положила на стол рядом. – Вот деньги, все-таки посмотрите…

– Нормальные доллары, – Андрей потер банкноту рукой, помял ее, посмотрел на свет, потом пролистнул всю пачку, вынул купюру из середины. – Абсолютно нормальные деньги. А книги-то где?

– Вон дверь откройте слева.

Дорин с силой потянул за ручку незамеченной им прежде двери, но она была не заперта, и Андрей чуть не упал, упершись рукой в пол. А когда встал на ноги, увидел множество свертков в разноцветном «веселеньком» целлофане, перетянутом желтым скотчем.

ГЛАВА 8

То, что Лена не вышла в коридор, кода Дорин открыл дверь, его не удивило – мало ли чем она с дочерью занята. Он сначала хотел заглянуть в «детскую», но потом решил сделать это после душа – на улице стало довольно жарко и, прежде чем обнимать Сонечку, хотелось смыть с себя дневную грязь.

Но и после душа, пока он одевался в спальне, жена не появилась. Андрей прошел в комнату дочери:

– Что-нибудь случилось?

– Иди ужинай, я сейчас приду, – сказала Лена, не отвечая на вопрос Дорина.

Они с Верой Васильевной укладывали Сонечку спать. Это было немалой проблемой, потому что, несмотря на свой пол, дочь терпеть не могла одеваться и раздеваться и настойчиво скандалила каждый раз, когда с ней это проделывали. Когда Андрей открыл дверь, она сделала паузу в своем неутешном горе, улыбнулась, узнав отца, а затем принялась на своем птичьем языке жаловаться ему на мать и няню. Дорин хотел подойти поцеловать ее, но Лена странно ровным тоном повторила:

– Иди ужинать, Андрей.

Даже Вера Васильевна подняла голову и посмотрела на нее изумленно.

Дорин, так и не нашедший время для обеда, пошел ужинать, перебирая в памяти весь день и пытаясь понять, в чем провинился. Никаких грехов он за собой не обнаружил, кроме не купленной библиотеки Романа Антоновича, но тут дочь уперлась, сказав, что она уже обещала, да и покупать комплекты с дырками, по зрелому размышлению, расхотелось. Поэтому он списал настроение жены на усталость и хронический недосып. Как выяснилось через пять минут – ошибочно. Дорин только приготовился подцепить вилкой первый кусок картошки, когда Лена вошла на кухню, брезгливо держа двумя пальцами какую-то потертую бумагу.

– Дорогой, – сказала она скучным тоном, которым говорила всегда, когда сердилась, – ты не можешь объяснить мне, что это такое?

Андрей, отложив вилку, взял бумагу. Похоже на длинное письмо, незнакомый почерк, скорее всего женский. Дорин прочел первую строчку – «Милый мой Волчонок…», потом последнюю – «Твоя (во всех смыслах) киска». Он положил письмо на стол, опять взял вилку.

– Не знаю, – Дорин отрезал себе кусочек отбивной. – Похоже на любовное письмо, причем довольно дурацкое. В какой-нибудь книжке лежало?

Но похоже, нормально поесть ему сегодня не полагалось.

– Это лежало в твоей куртке. Я по твоему совету полезла туда за документами на Маковского, а нашла вот это.

– И что оно там делало? – улыбнулся Андрей, блаженно пережевывая мясо и наслаждаясь его вкусом.

– Лежало за подкладкой. Кстати, мог бы сказать раньше, что у тебя подкладка отходит, я бы зашила.

– А я и сам не знал. – Дорин отрезал еще один кусок отбивной. – А почему ты не выкинула эту бумажку на помойку?

Лена опять брезгливо взяла письмо, развернула:

– Я в отличие от тебя посмотрела не только начало и конец, но и заглянула в середину, чтобы понять, что это такое. Можно зачитать?

Андрей удивленно кивнул.

– «Теперь, когда у тебя появилась дочь, я понимаю, что мы не можем встречаться так же часто, как раньше. Но все равно я тебя люблю. Люблю и целую. Целую твои пальцы, бедное ушко, шрам на груди и особенно, – голос жены дрогнул, – «божью коровку»…

Дорин поднял голову. У него в самом деле на одном из интимных мест была родинка, которую они с Леной окрестили «божьей коровкой». Увидеть ее можно было только в бане, постели, ну еще на нудистском пляже, на котором он никогда в жизни не был.

– Ты хочешь сказать, – Андрей аккуратно положил вилку рядом с тарелкой, – ты хочешь сказать, что это письмо мне? Да это же просто смешно…

– Смешного мало. – Лена держалась изо всех сил, но голос выдавал ее.

– Как ты могла этому поверить?

– А я и не верю. Иначе бы ты на порог не зашел. Но я хочу понять, что происходит?

– Ты все письмо прочитала? – Дорин взял в руки проклятую бумажку.

– Нет, когда поняла, что оно тебе, перестала. Ненавижу читать то, что мне не предназначено.

Андрей прочитал внимательно весь текст. Лена сидела напротив и терпеливо ждала.

– Нет, все то же самое, зацепиться не за что: рассказы о проведенных счастливых часах, воспоминания, как голые бегали по какому-то лесу, как она тоскует…

– Прекрати сейчас же, – жена была уже на пределе.

– Извини.

Дорин встал, подошел к ней, хотел обнять, но она увернулась.

– Ты все-таки поверила?

– Сядь, пожалуйста. – Лена встала, отошла в другой угол кухни, – и попробуй объяснить, как я должна жить в такой ситуации.

Андрей помолчал.

– Похоже, кто-то очень хочет нас с тобой рассорить. И делает это весьма обстоятельно и серь…

– Но зачем? – прервала его Лена. – Зачем? Может быть, какая– нибудь твоя бывшая дама обиделась на тебя и теперь пытается сломать нам жизнь, а? – как-то жалобно спросила она. – Это многое бы объясняло…

– Ни с одной своей, как ты выражаешься, «бывшей дамой», кроме Васькиной матери, я не общался ни разу с тех пор, как мы с тобой вместе. А потом, как ты себе представляешь это технически? Ну, написать такое письмо действительно не проблема, поносить его в карманах, чтобы оно было потертым, тоже. Но положить мне за подкладку – это уже совсем непросто. Или надо иметь руки карманника, чтобы сделать это в толпе или, скорее, иметь доступ к моей куртке, когда она висит где-нибудь. Потому что, если запихнуть мне письмо в толпе, то я руку в карман суну и сразу его обнаружу. А тут либо сделали дырку, либо нашли ее и положили письмо за подкладку – значит, имели время на это.

– Ты говори, говори, пожалуйста, – сказала Лена умоляюще. – Я, может, успокоюсь немного…

– Но вот как быть с телевидением? – Дорин почесал кончик носа.

– Прекрати ты себе нос чесать, что за дурацкая привычка?

Андрей, не возражая, отдернул руку.

– Мы можем даже не брать пока в расчет непонятную технику изготовления пленки, но, по-моему, что-то затолкать на экран стоит немалых денег. Тысячи, а то и десятки тысяч долларов.

На последних словах зазвонил телефон Андрея. Он взял трубку, закончил фразу, потом сказал в микрофон:

– Алло, слушаю.

– Андрюшенька, – сказал незнакомый женский голос, – ты на меня, пожалуйста, не сердись и не гони меня, мой хороший…

– Кто это? – спросил Дорин и взглянул на жену.

– Ну, зачем ты делаешь вид, что мы даже не знакомы, мне же больно это слышать, – голос обволакивал Андрея. – Я по тебе безумно скучаю, я все-все сделаю, чтобы мы были опять вместе.

– Сейчас же прекратите эту… это…

Дорин растерялся, он не знал что делать. Лена сидела напротив, смотрела на него во все глаза, и хотя разговора слышать никак не могла, ему казалось, что каждое слово этой… отпечатывается на его лице и легко читается женой.

– Я не вовремя позвонила? Прости меня, люби…

Андрей отключил телефон, бросил его на стол.

– Это не может быть правдой, – голос Лены звучал монотонно, она уговаривала себя. – Не может, и все…

– Я бы попросил у тебя прощения, – глухо сказал Дорин, – но не знаю за что: я ни в чем перед тобой не виноват.

– Знаешь, – вдруг сказала Лена, – давай ты на несколько дней переедешь к себе? Я буду считать, что ты в командировке, к Ярославу, например, улетел в Прагу. А ты разберешься и остановишь это… Я, я больше не могу.

Дорин смотрел на жену, понимая, что дело не в слабости, просто сейчас между ними проходит небольшая, пока небольшая размолвка. Лена была достаточно разумным человеком, чтобы понимать, что все происходящее – бред, но кроме разума в человеке живет еще много всего, и бороться с «этим» сил у нее уже явно не хватало.

Он тяжело поднялся, пошел к входной двери.

– Тебе, может, нужно что-то с собой собрать? – спросила, не вставая, чтобы проводить, Лена.

– Нет, спасибо, – ответил он с порога, – у меня все есть…

ГЛАВА 9

Самое смешное, что он так и не поел. И вышел на улицу, голодный, холодный и поднял воротник пальто. Но если без шуток, то для пальто май не очень годился, а есть все-таки хотелось. Он не соврал жене, в его холостяцкой квартире было все для жизни. Практически вся его одежда, потому что Лена, когда они стали жить вместе, попросила его сменить гардероб, руководствуясь принципом «О вкусе жены судят по тому, как одет ее муж». Комплект туалетных принадлежностей, постельное белье, книги, картинки на стенах и все прочие мелочи, которыми обрастает человек в течение жизни.

Все это он оставил там, не взял с собою в новую жизнь, просто забыл об этой квартире. Иногда, когда он замечал ключ, болтавшийся в общей связке, возникало желание ее продать, но суета и текучка выставляли на первый план более важные дела, и квартира уцелела. Он не был там уже несколько месяцев и представлял, какой слой пыли обнаружит, когда войдет. И еще он точно знал, что еды там нет и в помине, разве что случайно уцелевшая в холодильнике банка шпрот годичной давности.

Поэтому пришлось идти в ресторан. Дорин оглянулся по сторонам. Оказывается, занятый своими размышлениями, он довольно далеко отошел от дома. Переулок был ему не знаком, но на углу весело горела реклама какого-то кабачка. Он отправился прямо туда.

Нет, ему не было обидно, он понимал жену, которая пыталась старательно не верить происходящему, но рана, нанесенная ей когда-то изменой Брайловского, несмотря на годы, была слишком свежей.

«Всегда будет слишком свежей…» – подумал Андрей, спускаясь по ступеням. Он понимал, что должен разобраться во всем сам и принести жене только результат, убедительный результат, без промежуточной грязи.

Кабачок был небольшой, столиков на десять– двенадцать. Большая часть из них была занята, что свидетельствовало, на взгляд Дорина, об одном из двух: или здесь хорошо готовили, или это было единственное место на несколько кварталов вокруг. Судя по тому, что бармен не посмотрел на Андрея удивленно, скорее первое, в противном случае здесь собирались бы в основном знакомые из соседних домов и появление «чужака» было бы отмечено.

Бармен оказался по совместительству официантом. Дорин не стал выпендриваться и смотреть незнакомое меню, попросил накормить его поплотнее и повкуснее, а в конце неожиданно для себя самого заказал бутылку коньяка. Он, еще спускаясь по лестнице, решил не брать себе семейный «Ауди», мало для чего он может понадобиться Лене, а пока вполне можно передвигаться на такси или завтра попросить у Гришки взаимообразно Веселкина с машиной на несколько дней. А почему его разбирательство должно длиться дольше?

Андрей огляделся. За соседним столиком два старика, построив поперек стола баррикаду из частично пустых бутылок пива, рассказывали друг другу о современной молодежи.

Чуть поодаль расположилась влюбленная парочка. Эти были заняты серьезным делом: одной рукой держались за руку другого, а второй кормили опять же друг друга чем-то сладким. Получалось у них не очень, весь стол был заляпан коричневыми пятнами, но каждый промах доставлял им не меньшее удовольствие, чем удача, и дружный смех периодически заглушал музыку из магнитофона, стоящего на стойке.

Бармен принес коньяк и лимон, открыл бутылку и налил коричневую жидкость в большой круглый бокал. Ребята с десертом опять прыснули, видно, вышла очередная промашка.

– Вот балбесы, – беззлобно сказал бармен, – а мне потом убирай.

Тост сложился в уме довольно странный – «Чтобы Полска не сгинела». Дорин выпил свой коньяк, закусил лимоном. В магнитофоне кто-то красиво умолял Натали утолить его печали. «Ах, Элен, без тебя вся моя жизнь лишь прах и тлен…» – в ритм музыке пробубнил вдруг себе под нос Андрей.

Захотелось плакать. Он налил себе еще коньяку, выпил, уронил лимон с вилочки на руку, рука тут же стала липкой, хотя и пахла приятно. У стойки на высоком табурете сидела совсем молоденькая длинноногая девушка в обтягивающих брючках, с короткой стрижкой, сосредоточенно и тихо с кем-то разговаривала по телефону. Как артиллерийские снаряды, предназначенные для неведомых битв, поблескивали над барменом длинные ряды разноцветных и разнокалиберных бутылок.

– Ты знаешь, – сказал один старик другому, – внука моего старшего от Тамарки, Олежку?

– Знаю, – пьяным голосом ответил второй.

– А знаешь, что он с зоны недавно вернулся?

– Знаю, – интонация не изменилась.

– Так вот, – первый старик был, видимо, не до конца пьян и излагал довольно связно, – он получил три года за ерунду, в лагере с кем-то повздорил, ему добавили еще трешку, и он вернулся весь в наколках. И зарабатывает знаешь на чем? – Тут, видимо, начиналась самая соль рассказа, потому что голос старика даже как-то зазвенел. – Если у кого какие разборки, денег не хочет отдать или просто на него насели, все бегут к Олегу. Самое главное, надо привести его в баню или на пляж. Когда он раздевается, вопросы отпадают сами собой и те, у кого были вопросы, исчезают, потому что никому не приходит в голову с таким связываться. Олежек получает свою долю, и все успокаиваются. Мы такими не были.

– Знаю, – невпопад подтвердил второй старик.

«За Олежку…» – сказал сам себе Дорин и выпил коньяк. Противно липкая рука раздражала его, и он, не дождавшись закуски, отправился в туалет.

Когда вернулся, мидии с сыром стояли рядом с коньяком, а длинноногая девчушка от стойки перекочевала к его столу. Она сидела на другом конце, не обращая никакого внимания на Андрея, и пила коктейль.

– Привет, – сказал Дорин. – Я не помешаю?

Девица отрицательно покачала головой. Андрей опять налил себе коньяку, выпил и приступил к мидиям. «Ах, Элен, без тебя вся моя жизнь лишь прах и тлен…» – стучало у него в голове. Девушка встала, пошла к стойке. Брючки у нее были приспущены так, что Дорин видел над верхним краем татуированный кобчик. «Сейчас свалятся…» – подумал Андрей, но девица стянула их еще ниже.

Она забрала со стойки свои сигареты и зажигалку и вернулась за столик. Показалось или нет, что у нее над верхней кромкой джинсов виднеется несколько черных волосков?

Андрей плеснул еще коньяку. Боль понемногу отпускала, плакать расхотелось, хотелось разбежаться и удариться головой об стенку. На столе прямо перед ним появилась тарелка с мясом. Вид, запах и название, которое произнес бармен, ставя блюдо на стол, были весьма аппетитными. Дорин приступил к трапезе.

– Слышь, мужчина…

Андрей поднял голову. Девица смотрела на него выжидающе.

– У тебя мобильник есть?

Он кивнул, не отрываясь от тарелки.

– Дай позвонить, а то у меня батарейки сели. – Она секунду подумала и улыбнулась: – Пожалуйста.

Он протянул ей телефон, добавил себе коньяку, жестом предложил девице. Она так же жестом отказалась, что-то защебетала по телефону. Коньяк уже почти не обжигал небо, в голове прилично гудело. «Надо бы остановиться…» – сказал сам себе Дорин и налил еще.

– Там героин по десять долларов, ты понял? – вдруг очень отчетливо прозвучал в паузе между двумя мелодиями голос девчушки.

Но она даже не заметила своего прокола. Дорин тяжело поднял голову. Влюбленная парочка куда-то делась, оставив после себя заляпанный грязью стол, да он про них уже и забыл. Один из стариков спал, уткнувшись лицом в стол, второй, рассказчик, макая палец в лужицу пива, пытался что-то написать на спинке кресла. Бармен за стойкой протирал стаканы и поглядывал на часы. В динамике опять уговаривали Натали насчет печалей. Мир покачивался, как кораблик на волне.

– Эй, на барже! – крикнул Андрей бармену. – Лом не проплывал?

– Кончай бузу, – спокойно сказал парень, выходя из-за стойки. – Ну что ты выступаешь?

– Хоть ты-то счастлив? – не унимался Дорин. – Должен же быть хоть кто-то счастлив в этом самом лучшем из миров?