Текст книги "Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918 — 1939 гг."
Автор книги: Михаил Мельтюхов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)
3 сентября во Франции было призвано 300 тыс. резервистов, 4 сентября отменены отпуска в гарнизонах на восточной границе, 5 сентября линия Мажино была полностью укомплектована техническими, частями. Вечером 22 сентября б французских дивизий были выдвинуты на границу Германии. В ночь на 24 сентября были призваны еще 600 тыс. резервистов и переброшено к границе 14 дивизий. К 28 сентября во французские войска были мобилизованы 1,5 млн. человек, а на границе Германии развернуто 37 пехотных дивизий, 13 кавалерийских бригад и 29 танковых полков. Всего во французской армии насчитывалось более 1 275 танков. Вооруженные силы Англии располагали 20 дивизиями и 2 бригадами (около 400 тыс. человек), 375 танками и 1 759 самолетами первой линии.[384]384
Борисов Ю.В. Указ. соч. С. 87—90; Zgomiak M. Wojskowe aspekty kryzusu czechoslowackiego 1938 roku. Krakow. 1966. S. 100, 106—107, 127, 129, 131; PfaffI. Die Sowjetunion und die Verteidigung der Tshechoslowakei, 1934—1938: Versuch der Revision einer Legende. Koln. 1996. Karta 5.
[Закрыть]
Военные мероприятия в связи с Чехословацким кризисом начали проводиться в Советском Союзе с лета 1938 г. 26 июня 1938 г. советское руководство приняло решение о реорганизации военно-территориальных структур Красной армии и формировании 6 армейских групп в Белорусском (БВО) и Киевском (КВО) военных округах. Согласно приказу наркома обороны № 0151 от 26 июля 1938 г. БВО был переименован в особый военный округ (БОВО), и в его составе были сформированы Витебская армейская группа (АГ) (на базе управления 4-го стрелкового корпуса), в которую входили войска, расположенные на территории Витебской и Минской областей, и Бобруйская АГ (на базе управления 5-го стрелкового корпуса), объединявшая войска на территории Могилевской, Гомельской и Полесской областей.[385]385
РГВА. Ф. 4. Оп. 15. Д. 19. Л. 341.
[Закрыть] Согласно приказу наркома обороны № 0152 от 26 июля 1938 г., КВО был переименован в особый военный округ (КОВО), и в его составе были сформированы Житомирская АГ (на базе управления 8-го стрелкового корпуса), войска которой дислоцировались на территории Черниговской, Киевской и Житомирской областей, Винницкая АГ (на базе управления 17-го стрелкового корпуса), объединявшая войска на территории Винницкой и Каменец-Подольской областей, Одесская АГ (на базе управления 6-го стрелкового корпуса), в которую входили войска, расположенные в Николаевской области и Молдавской АССР, и Кавалерийская АГ в составе 2-го и 4-го кавкорпусов. Эти управления являлись закамуфлированной формой обычного армейского управления.[386]386
Там же. Л. 342—342об.
[Закрыть]
Кроме того, 28 июля нарком обороны отдал приказ № 0154 об образовании Орловского (ОрВО) и Калининского (КалВО) военных округов. Первый создавался на территориях Орловской, Курской и Воронежской областей, а второй – Калининской и Ярославской областей. Формирование управлений округов, создававшихся на базе 10-го и 2-го стрелковых корпусов, должно было завершиться к 1 сентября 1938 г.[387]387
Там же. Д. 18. Л. 343—344.
[Закрыть]16 августа нарком обороны издал приказ № 0038, согласно которому требовалось «младший командный, начальствующий и рядовой состав саперных батальонов стрелковых корпусов (одного ЛВО, трех БОВО, четырех КОВО) и саперных батальонов стрелковых дивизий (четырех БОВО и десяти КОВО), подлежащих увольнению осенью этого года, уволить 15.12.38 г. Кроме того, призвать на специальные учебные сборы указанных частей вневойсковиков по числу приписного состава, сроком на три месяца».[388]388
Там же. Л. 15.
[Закрыть]
В период сентябрьского кризиса были приняты более серьезные меры.[389]389
Грылев А.Н. Накануне и в дни Мюнхена // Советско-чехословацкие отношения между двумя войнами 1918—1939. С. 218—227; История второй мировой войны. Т. 2. С. 104—108; Захаров М.В. Генеральный штаб в предвоенные годы. M., 1989. С. 112—116; Документы по истории мюнхенского сговора. С.254—256.
[Закрыть] 21 сентября 1938 г. Военный совет КОВО получил директиву наркома обороны К.Е. Ворошилова о приведении в боевую готовность и сосредоточении войск у границы с Польшей с целью проведения «крупных учений». В районе Проскурова следовало сосредоточить Винницкую армейскую группу (командующий – комдив П.С. Иванов) в составе 17-го стрелкового корпуса (72-я, 96-я и 97-я стрелковые дивизии), а также 23-й и 26-й отдельных танковых бригад, 25-го танкового корпуса (4-я и 5-я танковые и 1-я мотострелковая бригады), 4-го кавалерийского корпуса (9-я, 32-я и 34-я кавалерийские дивизии), трех полков истребительной и четырех полков бомбардировочной авиации. Всю подготовку к действиям было приказано закончить к 23 сентября.
Житомирская армейская группа (командующий – комдив Ф. Н. Ремизов) – 8-й и 15-й стрелковые (7-я, 44-я, 45-я, 46-я, 60-я, 81-я и 87-я стрелковые дивизии), 2-й кавалерийский (3-я, 5-я и 14-я кавалерийские дивизии) корпуса – в это время проводила учения по плану командующего округом, в районе, прилегающем к местам ее постоянного расквартирования. Директивой наркома обороны ей было приказано к 23–24 сентября закончить эти учения сосредоточением всех сил в районе Новоград-Волынский, Шепетовка. В целях пополнения стрелковых дивизий и двух авиационных баз было дано указание призвать приписной командный и рядовой состав из расчета по 8 тыс. человек на дивизию, а на авиабазы – до полного их боевого укомплектования.
21 сентября 2-я авиационная армия особого назначения (АОН) получила указание Генерального штаба о перебазировании своих боевых сил на территорию КОВО в районы Белой Церкви и Умани для участия в проводимых мероприятиях. В тот же день специальной директивой наркома обороны на КОВО было возложено обеспечение ее горючим и боеприпасами.
Утром 22 сентября штаб КОВО донес в Генеральный штаб, что в 4 часа утра директива наркома обороны была доведена до всех войск, и они приступили к выполнению поставленных задач. Оперативная группа штаба округа во главе с командующим войсками командармом I ранга С. К. Тимошенко передислоцировалась из Киева в Проскуров, откуда была организована связь со всеми подчиненными войсками и с Москвой. Для поддержания более надежной связи с Генеральным штабом из Москвы в Проскуров была срочно направлена специальная аппаратура с обслуживающим ее персоналом.
23 сентября Военный совет БОВО получил директиву наркома обороны о приведении в боевую готовность и выдвижении к государственной границе войск Витебской армейской группы (командующий – комдив Ф. И. Кузнецов) в составе 4-го стрелкового корпуса (5-я и 50-я стрелковые дивизии и 18-я танковая бригада), Лепельской группы войск (27-й стрелковой, 24-й кавалерийской дивизий и 16-й танковой бригады) и Бобруйской армейской группы (командующий – комбриг В.И. Чуйков), включавшей 16-й стрелковый (2-я, 13-я, 100-я стрелковые дивизии, 21-я танковая бригада) и 3-й кавалерийский (4-я, 7-я и 36-я кавалерийские дивизии) корпуса. В 10.55 24 сентября штаб БОВО доложил в Генеральный штаб о начале выполнения поставленных в ней задач.
23 сентября КалВО также получил директиву наркома обороны о выдвижении к государственной границе 67-й стрелковой дивизии. Для прикрытия и поддержки войск приказывалось привлечь истребительную и бомбардировочную авиацию, причем истребительная и скоростная бомбардировочная авиация перебазировалась на передовые аэродромы по указанию командования округов, а тяжелая бомбардировочная авиация должна была действовать из районов постоянной дислокации, используя для временной посадки аэродромы, расположенные ближе к государственной границе. Перелеты авиации было приказано начать с утра 24 сентября.
Кроме того, с 21 сентября в западных округах приводились в боевую готовность тыловые части авиации, вся система ПВО и войска укрепленных районов. По распоряжению Генерального штаба было установлено круглосуточное дежурство в штабах и на узлах связи КалВО, БОВО и КОВО на случай немедленного приема и доклада командованию дальнейших приказов и распоряжений. В общей сложности в болевую готовность были приведены: 1 танковый корпус, 30 стрелковых и 10 кавалерийских дивизий, 3 отдельные танковые бригады, 7 укрепленных районов, 12 авиационных бригад, а также склады, базы и другие части боевого и тылового обеспечения. Кроме того, в ЛВО, КалВО, БОВО, КОВО, ХВО и МВО была подготовлена к действиям вся система противовоздушной обороны – 2 корпуса, 1 дивизия, 2 бригады и 16 полков ПВО, 4 зенитно-артиллерийские бригады и 15 зенитно-артиллерийских полков, а также ряд отдельных зенитно-артиллерийских дивизионов.
Утром 24 сентября соединения приграничных округов были подняты по боевой тревоге на учения. Вместе с мероприятиями, направленными на повышение боевой готовности войск, в частях и соединениях западных приграничных округов проводилась активная политическая работа: проводились беседы о положении в Чехословакии, о традициях советско-чехословацкой дружбы, раскрывалась агрессивная сущность германского фашизма. В войсках и штабах изучался опыт боевых действий советских войск у озера Хасан. Все направлялось на то, чтобы войска, приведенные в полную боевую готовность и развернутые непосредственно у государственной границы, могли в любой момент по сигналу советского правительства начать действовать.
Все эти меры дали свои плоды. В ходе учений значительно возрос моральный дух войск, резко снизилось количество отрицательных настроений. Общую ненависть вызывали германские и польские фашисты. Как заявляли красноармейцы в/ч 5077 Тарасов и Мещанов: «Скорее бы выступить против фашистской Польши, пусть только доследует приказ нашей партии и Великого Сталина, мы сотрем с лица земли фашистских гадов». По мнению солдата той же части Щербакова, «наши дальневосточные товарищи проучили японских самураев, как хочется нам на Западе проявить такое же геройство и отвагу». Схожие мысли высказывал боец в/ч 5711 Толкачев: «Чехословацкий народ не хочет войны, но им угрожает германский фашизм, вместе с англо-французской буржуазией, мы можем показать, как надо воевать, также, как наши дальневосточные товарищи показали у озера Хасан». Выступая на митинге, командир отделения 5-й кавдивизии Тугай заявил: «Мы готовы, ждем Ваших (Сталина) приказов громить фашистскую сволочь, и если в годы гражданской войны не пришлось занять Варшаву через измену врагов народа, то теперь мы ее возьмем».[390]390
РГВА. Ф.9. Оп. 36. Д. 2829. Л. 144, 147; Д. 2910. Л. 195—198.
[Закрыть]
25 сентября 1938 г. нарком обороны СССР телеграфировал в Париж для передачи французским военным властям: «Наше командование приняло пока следующие, предупредительные меры: 1. 30 стрелковых дивизий придвинуты в районы, прилегающие непосредственно к западной границе. То же самое сделано в отношении кавалерийских дивизий. 2. Части соответственно пополнены резервистами. 3. Что касается наших технических войск – авиации и танковых частей, – то они у нас в полной готовности».[391]391
Новые документы по истории Мюнхена. С. 139—140.
[Закрыть] Эта информация 28 сентября была передана французскому военному атташе в СССР Паласу. Об этом же, как и о многих других мероприятиях) было немедленно сообщено чехословацкому правительству.[392]392
Там же. С. 145.
[Закрыть]
Накануне Мюнхенской конференции Советский Союз предпринял новые меры по повышению мобилизационной и оперативной готовности своих вооруженных сил. 27 сентября Генеральный штаб предупредил военные советы всех округов, кроме Дальневосточного и Забайкальского, о немедленной подготовке документации для проведения призыва приписного состава людей, лошадей и транспорта из народного хозяйства. 28 сентября ЛВО, БОВО, КОВО, ХВО, ОрВО, КалВО, МВО, ПриВО, УрВО, СКВО и ЗакВО получили телеграмму начальника Генштаба с приказанием «красноармейцев и младших командиров, выслуживших установленные сроки службы в рядах РККА, впредь до распоряжения из рядов армии не увольнять».[393]393
Документы по истории мюнхенского сговора. С. 314.
[Закрыть] 29 сентября Военные советы КОВО, БОВО, ЛВО и КалВО получили директиву о приведении в боевую готовность дополнительно еще 17 стрелковых дивизий, управлений 2 танковых корпусов и корпусных частей, 22 танковые и 3 мотострелковые бригады, 34 авиационные базы. Для их пополнения проводилась мобилизация необходимого количества приписного состава на 20-дневные сборы.[394]394
Там же. С. 314.
[Закрыть]
В тот же день Военные советы ХВО, ОрВО, СКВО, ПриВО и УрВО получили телеграммы с указанием в двухдневный срок призвать по 250–275 человек приписного командного и политического состава во все имеющиеся у них дивизии. Эти указания распространялись затем и на МВО. Кроме войск западных приграничных военных округов, выдвинутых к государственной границе, мобилизационными мероприятиями были затронуты еще 30 стрелковых и 6 кавалерийских дивизий, 2 танковых корпуса, 15 отдельных танковых бригад, 34 авиационные базы. В Красную армию было призвано из запаса 328,7 тыс. человек, задержано увольнение из армии сержантов и рядовых, отслуживших установленные сроки. Особенно усиливался личным составом, транспортом и боевой авиацией КОВО, в котором на сборы приписного состава явилось к 2 октября 108 528 человек.[395]395
РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2853. Л. 118.
[Закрыть] Всего в Красной армии насчитывалось 18 664 танка и 2 741 бронемашина, из которых 3 609 танков и 294 бронемашины находились в войсках БОВО, а 3 644 танка и 249 бронемашин – в войсках КОВО.[396]396
Там же. Ф. 31811. Оп. 2. Д. 822. Л. 205—205об; Д. 862. Л. 12, 32.
[Закрыть]
28 сентября нарком обороны докладывал советскому правительству о готовности направить в Чехословакию 16-ю (56-й и 54-й среднебомбардировочные авиаполки) и 58-ю (21-й, 31-й истребительные авиаполки) авиационные бригады БОВО, 10-ю (33-й среднебомбардировочный авиаполк) и 69-ю (17-й, 43-й истребительные авиаполки) авиационные бригады КОВО и 60-й среднебомбардировочный авиаполк ХВО в составе 548 боевых самолетов.[397]397
Документы по истории мюнхенского сговора. С. 312—313.
[Закрыть] Всего же авиационная группировка КалВО, БОВО и КОВО с учетом 2-й АОН насчитывала к 1 октября 1938 г. 2 690 самолетов.[398]398
РГВА. Ф. 29. Оп. 46. Д. 271. Л., 75—111.
[Закрыть]
Таким образом, советское правительство не только неоднократно четко заявляло о своей позиции в условиях Чехословацкого кризиса, но и предприняло соответствующие военные меры по подготовке к оказанию помощи Чехословакии. С учетом всего вышесказанного мнение С. 3. Случа о том, что эти военные приготовления не могут служить свидетельством «желания Кремля оказать помощь» своему союзнику, представляется совершенно необоснованным. Формулируя подобное мнение, С. 3. Случу следовало бы точно определить, какие именно действия СССР были бы таким подтверждением. Сам С. 3. Случ полагает, что «без предварительного решения целого комплекса кардинальных вопросов, связанных с проходом войск через территорию сопредельных государств (Польши и Румынии), или как минимум разрешения на использование их воздушного пространства для осуществления авиационной поддержки Чехословакии, без координации действий генеральных штабов и т. д., эти шаги советского руководства оставались всего лишь демонстративными акциями».[399]399
Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 104—105.
[Закрыть] Подобное утверждение выглядит по меньшей мере странно.
Как уже было показано, именно Франция и Чехословакия отказались от военных переговоров, а Англия и Франция блокировали советские предложения об обсуждении проблемы коллективной поддержки Чехословакии через Лигу Наций. Почему же ответственность за все это возлагается на советское руководство? Если принять точку зрения С. 3. Случа, то Москве можно было вообще не предпринимать никаких военных мер, поскольку все эти «кардинальные вопросы» не были решены. Тем не менее советское руководство посчитало себя обязанным подготовиться на случай возникновения войны в Европе, что, несмотря ни на какие сомнения, все же служит решающим свидетельством его готовности поддержать своих союзников в войне с Германией. Вместе с тем в Кремле вовсе не собирались очертя голову бросаться в войну без учета общей политической ситуации. Одно дело участвовать в войне двух блоков европейских государств, а совершенно другое – воевать с Германией, пользующейся как минимум нейтралитетом Англии и Франции. Такой опыт у СССР уже имелся по событиям в Испании и повторять его в общеевропейском масштабе в Москве явно не спешили.
К сожалению, документы советского военного командования по проблемам чехословацкого кризиса все еще неизвестны. Ныне доступен лишь документ от 24 марта 1938 г., согласно которому «складывающаяся политическая обстановка в Европе и на Дальнем Востоке как наиболее вероятных противников выдвигает фашистский блок – Германию, Италию, поддержанных Японией и Польшей. Эти государства ставят своей целью доведение политических отношений с СССР до вооруженного столкновения. Однако в данное время Германия и Италия еще не обеспечили себе позиции свободных рук против СССР, а Япония ведет напряженную войну с Китаем… Польша находится в орбите фашистского блока, пытаясь сохранить видимую самостоятельность своей внешней политики. Сильно колеблющаяся политика Англии и Франции позволяет фашистскому блоку в Европе найти договоренность в случае войны его с Советским Союзом, чтобы большую часть сил потратить против СССР. Эта же политика Англии и Франции определяет собой политику и характер военного положения в Финляндии, Эстонии и Латвии, Румынии, а равно в Турции и Болгарии. Возможно, что перечисленные государства сохранят нейтралитет, выжидая результата первых столкновений, но не исключается и их прямое участие в войне на стороне фашистского блока… Таким образом. Советскому Союзу нужно быть готовым к борьбе на два фронта: на Западе против Германии и Польши и частично против Италии с возможным присоединением к ним лимитрофов и на Востоке против Японии».[400]400
1941 год. Документы. M., 1998. Кн. 2. С. 557—558.
[Закрыть] Таким образом, в Москве прекрасно понимали, что именно от позиции Англии и Франции зависит развитие военно-политической ситуации в Европе.
В любом случае осенью 1938 г. Франция, Чехословакия и СССР обладали вооруженными силами, способными нанести поражение Германии. Причем следует учитывать, что кризис носил преимущественно политический характер и твердой позиции Англии и Франции вполне было достаточно для того чтобы остановить Германию. Если же говорить о чисто военной стороне проблемы, то следует помнить, что угроза войны была со стороны Германии явным блефом. Как признавал после войны генерал А. Йодль, «нечего было и думать, что с 5 боевыми и 7 резервными дивизиями мы могли удержать западные укрепления, представлявшие собой всего лишь обширный строительный участок, имея против себя сотню французских дивизий. С военной точки зрения это было невозможно».[401]401
Ротштейн Э. Указ. соч. С. 272.
[Закрыть]
По свидетельству генерала В. Кейтеля, «мы были страшно рады» что дело не дошло до военных операций, ибо на протяжении всего подготовительного периода мы всегда считали, что средства, которыми мы располагаем для наступления на пограничные укрепления Чехословакии, недостаточны. С чисто военной точки зрения мы были недостаточно сильны, чтобы предпринять наступление, связанное с прорывом пограничных укреплений: у нас не было технических средств для такого наступления».[402]402
Там же. С. 276—277.
[Закрыть] Генерал считал, что «если бы Даладье и Чемберлен заявили в Мюнхене: «Мы выступим», мы ни в коем случае не приняли бы военных мер», поскольку «к этому времени, мы не осуществили никаких стратегических или тактических приготовлений».[403]403
Борисов Ю.В. Указ. соч. С. 90—91.
[Закрыть] Вступление германских войск в Чехословакию в октябре 1938 г. показало, что они были совершенно не готовы к серьезным боям. В районе Карловых Вар Гитлер и генерал Рейхенау смогли осмотреть чешские укрепления. Убедившись в их отменном качестве, Гитлер справедливо заявил, что «прочность бетона не играет никакой роли, если слаба сила воли».[404]404
Мосли Л. Указ. соч. С. 93—94.
[Закрыть]
Выбор стратегии
Как только завершилась реализация Мюнхенского соглашения, Германия 24 октября 1938 г. предложила Польше урегулировать проблемы Данцига и «польского коридора» на основе сотрудничества в рамках Антикоминтерновского пакта. Варшаве предлагалось согласиться с включением Данцига в состав Третьего рейха, разрешить постройку экстерриториальных шоссейной и железной дорог через «польский коридор» и вступить в Антикоминтерновский пакт. Со своей стороны Германия была готова продлить на 25 лет соглашение от 1934 г. и гарантировать существующие германо-польские границы. Тем самым Германия решила бы для себя задачу тылового прикрытия с Востока (в том числе и от СССР) в предвидении окончательной оккупации Чехословакии, частично ревизовала бы свою восточную границу, установленную в 1919 г., и значительно упрочила бы свои позиции в Восточной Европе.[405]405
Год кризиса, 1938—1939: Документы и материалы. В 2-х т. M., 1990. Т. 1. С. 85—86.
[Закрыть] В это же время в Варшаве разрабатывались планы совместного с Румынией решения «украинского вопроса» путем отторжения Украинской ССР от Советского Союза и активизации антисоветской политики я Закавказье. Любили польские руководители порассуждать и о слабости Советской России.[406]406
ДМИСПО. Т. 6. С. 372—373; Сиполс В.Я. Тайны дипломатические. С.37—38.
[Закрыть]
Со своей стороны Москва всячески стремилась расколоть складывавшийся в ходе чехословацкого кризиса германо-польский тандем. 8 октября польскому послу в Москве было заявлено, что СССР де отказывается нот мирного сотрудничества с любым государством».[407]407
Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 130, прим. 197.
[Закрыть] Получив этот намек, Польша, продолжавшая свою традиционную политику балансирования между Берлином и Москвой, 20–22 октября начала зондаж СССР на предмет нормализации советско-польских отношений, обострившихся в период Чехословацкого кризиса летом 1938 г. 4 ноября Москва предложила подписать коммюнике о нормализации отношений, которое после консультаций и было подписано 27 ноября. Подготовка этого коммюнике породила в Москве надежды на то, что «в случае нужды Польша протянет руку за помощью и к Советскому Союзу».[408]408
Там же. С. 132.
[Закрыть] Конечно, в данном случае советская сторона под влиянием момента выдавала желаемое за действительное, так как Польша ни при каких обстоятельствах не собиралась обращаться за помощью к СССР. Это стало очевидно сразу же после подписания советско-польского коммюнике.
Если Москва старалась создать впечатление об антигерманской направленности этого документа, то Варшава преследовала прямо противоположную цель.[409]409
Там же. С. 132—135.
[Закрыть] Уже 28 ноября Польша уведомила Германию» что эта декларация распространяется лишь на двусторонние советско-польские отношения и не направлена на привлечение СССР к решению европейских проблем. Вместе с тем польское руководство опасалось, что слишком тесное сближение с Германией может привести к утрате возможности проведения независимой внешней политики, поэтому, несмотря на неоднократные обсуждения германских предложений в октябре 1938 – январе 1939 г., Берлин так и не получил желаемого ответа, хота, видимо, по мнению Гитлера, первоначально достижение согласия Варшавы считалось почти решенным делом.[410]410
Год кризиса. Т. 1. С. 75—77, 79—80, 85—86, 93—94. 117, 118; Фомин В.Т. Агрессия фашистской Германии в Европе 1933—1939. М., 1963. С. 560—566; Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 112—118.
[Закрыть] Хотя в Варшаве при определенных условиях ее исключалось создание германо-польско-японского военного союза с антисоветской направленностью, позиция Польши осложнялась наличием германо-польских проблем. Кроме того, сама Германия пока не ставила своей целью войну с СССР, а, готовясь к захвату Чехословакии, была заинтересована в нейтрализации Польши и невмешательстве Англии и Франции, для воздействия на которые вновь использовалась антисоветская риторика. Не случайно Берлин санкционировал кампанию в прессе относительно планов создания «Великой Украины» под германским протекторатом, что было с пониманием встречено в Лондоне и Париже. Этой же цели способствовала франко-германская декларация о ненападении и консультации от 6 декабря 1938 г. и предпринятые в январе 1939 г. новые попытки добиться положительного ответа Варшавы на германские предложения.
Польское руководство было согласно на определенные уступки в вопросе о Данциге лишь в обмен на ответные шаги Германии, но не желало становиться сателлитом Берлина. Неуступчивость Польши привела к тому, что германское руководство стало склоняться к мысли о необходимости военного решения польской проблемы в определенных условиях.[411]411
Год кризиса. Т. 1.С. 130—137,163—164,168—177, 194—196.
[Закрыть] Визит Бека в Берлин 5–6 января 1939 г. показал польскому руководству, что неприемлемые для него германские условия являются стратегической линией Берлина. Пока формально переговоры были отложены. В итоге Варшава решила вновь прибегнуть к тактике лавирования на международной арене, не учитывая, что ситуация в Европе существенно изменилась. Начавшиеся еще в декабре 1938 г. зондажи на предмет заключения торгового договора с СССР переросли в январе 1939 г. в переговоры, завершившиеся 19 февраля подписанием первого в истории советско-польского торгового договора.[412]412
ДМИСПО. Т. 7. М., 1973. С. 23—25, 34—49; ДВП. М., 1992. Т. 22. Кн. 1.С. 41—43.
[Закрыть] Видимо, в этот момент обе стороны решили продемонстрировать определенный уровень контактов и, хотя не все экономические вопросы были согласованы, документ все же был подписан. Однако по мере нарастания трудностей в германо-польских отношениях и Москва, и Варшава стали склоняться к отказу от демонстрации сотрудничества.
Тем временем Англия и Франция надеялись закрепить и продолжить процесс контролируемых ими изменений на континенте, чтобы на этой основе консолидировать европейские великие державы. Англо-германские и франко-германские отношения были несколько омрачены ноябрьскими еврейскими погромами в Германии и появившимися в январе 1939 г. слухами о подготовке германского удара по Голландии. Все это вынуждало Англию и Францию координировать свою политику, ускорить модернизацию своих вооруженных сил, поддерживать контакты с СССР и одновременно добиваться всеобъемлющего соглашения с Германией в духе Мюнхена. Как показали секретные экономические англо-германские переговоры в октябре 1938 – марте 1939 г., перспектива широкого экономического соглашения двух стран была вполне реальной. Особенно наглядно это проявилось в ходе экономических переговоров в Дюссельдорфе 15–16 марта 1939 г., окончившихся подписанием картельного соглашения представителями промышленности обеих стран. С октября 1938 г. Франция также активизировала процесс сближения с Германией, что было поддержано Англией. Лондон и Париж в принципе не исключали признания Восточной Европы зоной германского влияния при условии устранения для себя германской угрозы и прекращения односторонних экспансионистских действий Берлина. По мнению английского руководства, это открывало перспективу для дальнейшего движения к всеобъемлющему соглашению Англии, Франции, Германии и Италии.[413]413
Год кризиса. Т. 1. С. 207—209, 276—278.
[Закрыть]
Исходя из этих общих соображений и продолжая политику балансирования между Западом и Востоком, германское руководство с осени 1938 г. стало постепенно добиваться нормализации отношений с СССР. 19 декабря 1938 г. без всяких проволочек был продлен на 1939 г. советско-германский торговый договор. 22 декабря Берлин предложил СССР возобновить переговоры о 200-миллионном кредите, намекнув на необходимость общей нормализация отношений. Опасаясь германо-польского сближения в результате визита министра иностранных дел Польши Ю. Бека в Германию 5–6 января 1939 г., советская сторона 11 января согласилась начать экономические переговоры, а на следующий день Гитлер несколько минут побеседовал на дипломатическом приеме с советским полпредом, что стало сенсацией в дипломатических кругах. Тем самым Германия питалась оказать давление на Англию, Францию и Польшу, вынудив их к уступкам, намеками на возможность дальнейшего развития контактов с СССР.[414]414
Там же. С. 167—168, 184—186; Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии 1938—1939: Пер. с нем. М., 1990. С. 75—85, 93—95; Безыменский Л.А. Советско-германские договоры 1939 г.: новые документы и старые проблемы // Новая и новейшая история. 1998. № 3. С. 3—26.
[Закрыть]
Подписав соглашение с Англией о поставках угля, Германия 20 января уведомила СССР о том, что в Москву 30 января прибудет германский представитель для ведения экономических переговоров. Стремясь поднять значение СССР в Европе, советская сторона 27 января инициировала проникновение сведений об этом в английскую печать. Не желая раздражать Англию и Польшу, Германия 28 января заявила о переносе срока переговоров. Естественно, СССР остался недоволен тем, что Германия оглядывается на Англию, поскольку это подтверждало возможность возрождения «соглашения четырех». Правда, переговоры окончательно прерваны не были и вяло продолжались в последующие месяцы. Политическая ситуация продолжала меняться. 2 января 1939 г. Польша установила консульские отношения с Маньчжоу-Го, что было с настороженностью воспринято в Москве.[415]415
Год кризиса. Т. 1. С. 191—192, 200—201, 210; Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 85—89; Фомин В.Т. Указ. соч. С. 571–575; Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 120—122.
[Закрыть] Однако визит германского министра иностранных дел И. фон Риббентропа в Варшаву 26 января 1939 г. показал, что Польша все еще не готова к соглашению с Германией.[416]416
ДМИСПО. Т. 7. С. 29—30.
[Закрыть]
Рассчитывая стать лидирующей силой на континенте, Германия добивалась признания за собой статуса мировой державы со стороны Англии и Франции, что было невозможно без демонстрации силы или даже нанесения поражения этим странам. К марту 1939 г. германскому руководству стало очевидно, что, хотя влияние Германии в Восточной Европе значительно возросло, оно все еще не стало решающим. Достижение этой цели требовало новых политических действий. Окончательное устранение Чехословакии позволяло Германии продемонстрировать свою силу восточным соседям, сделав их более сговорчивыми, и значительно снизить опасность антигерманского союза в Восточной Европе. По мнению Берлина, решение чехословацкого вопроса привело бы к нейтрализации Польши, которая была бы вынуждена принять германские предложения, к экономическому подчинению Венгрии, Румынии и Югославии. Возвращение Мемеля (Клайпеды) привело бы к контролю Германии над Литвой и усилению германского влияния в Прибалтике. Тем самым был бы обеспечен тыл для войны на Западе, которая рассматривалась в Берлине как первый этап в деле обеспечения германской гегемонии в Европе. Лишь после решения этой задачи Германия могла позволить себе антисоветский поход.[417]417
Год кризиса. Т. 1. С. 253—254, 272—274.
[Закрыть]