Текст книги "Своими глазами (сборник)"

Автор книги: Михаил Веллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Джентльмен протяжно свистит.

– Вот что… У меня здесь серебряный рудник. Люди нужны. Работа тяжелая, надо торопиться – серебро падает в цене. Плачу своим сто монет в неделю, одежда и еда мои. За полгода отдашь долг. Что скажешь?

Амбал: – А если он улизнет?

Джентльмен: – Если он подпишет контракт и сбежит, то будет преследоваться законом Соединенных Штатов.

Бармен: – А вы знаете другой способ получить с него деньги, джентльмены?

Юноша подписывает контракт…

…Палящее солнце, рудниковый карьер, оборванные люди с кирками, ломами, тачками.

– Он же обещал рабочую одежду, – говорит юноша.

– Всем нам обещают царствие небесное, – отвечает изможденный старик.

Удары в рельсу. Оборванцы строятся в колонну, тянутся на обед. Под навесом разливают черпаком по миске бурды, худые темные руки берут со стола по небольшой пайке хлеба.

Часовые с винчестерами на краю огромного карьера и грифы в белесом знойном небе. Концлагерь, в общем.

Мимо проходит юная брюнетка в расшитом мексиканском костюме с хлыстом: дочь хозяина рудника.

Два детины обходят длинные столы под навесом: передний запускает лапу во все миски поочередно, выуживает кости с мясом, получше жрет, похуже отдает другу. Иногда передумывает: вырывает у друга и дает ему другую. Все боязливо подчиняются.

Сует лапу в миску нашего парня. Тот бьет, детина падает. Наш надевает миску на рожу его другу и звонко бьет по миске.

Брюнетка хохочет, одаривает его взглядом.

Когда он опять с киркой, она подходит:

– Тебя научили так драться в воскресной школе?

– В школе, которую я кончил, не было воскресений, мэм.

Она, резко, – вообще она броско-красиво-вульгарновата:

– Как ты сюда попал?

– Мне понравился ваш отец. Дай, думаю, помогу разбогатеть доброму человеку. – Издевается.

Она топает ножкой, закусывает губку, отворачивается. Ясно – он ей понравился.

Вечером эти рабы-бедолаги у костра. Мексиканские песни под гитару, стук кастаньет, два оборванца блестяще танцуют румбу.

Зверь-надсмотрщик:

– Эй, ты, новенький. К хозяину!

В темноте его ждет эта девица:

– Это я велела тебя позвать. Зачем ты приперся на Запад, юнец?

– Я уже сказал: прослышал про твоего папашу, решил помочь.

– Упрямый мул! Беги отсюда, пока цел!

Он выразительно смотрит: луна и силуэт часового над обрывом.

– Я покажу тебе тропинку!

– Я здесь уже полтора месяца! Фургон с деньгами из окружного банка должен прийти через несколько дней! Вы хотите, чтоб я подарил вашему папаше шестьсот монет? Хорошая мысль. Это он вас надоумил, м? Поработал – и беги, пока цел, да?

Она, тихо, зло и печально:

– Я дам тебе денег, мой желторотый.

Он, задумчиво:

– Не знаю, в чем тут дело, но что-то нечисто… Нет, мэм, я привык платить по своим счетам сам.

– Ну так плати, олух!

…Прерия вечером, дорога среди кактусов, мчится фургон с конвоем – четверка кавалеристов в синей форме. Щелк кнута, хвост пыли.

Всадники, десятка полтора, бандитского вида, выносятся из-за холма. Погоня.

Догоняют, стрельба, валятся в пыль люди и кони. Выкидывают из фургона ящик-сейф, рвут динамитной шашкой, бросаются к нему.

– Назад! – Властный молодой человек, главарь банды – эдакий тип смуглого красивого негодяя.

Один перегружает золото и кредитки в переметные сумы коня главаря, и банда уходит.

Под фургоном шевелится раненный кучер, стреляет из винчестера, один падает. Главарь не глядя, через плечо на скаку, сажает из кольта пулю кучеру между глаз.

– Вот это выстрел!

– Я не так богат, чтоб сорить патронами. Промахов не даю.

Один, богомольно-анархистского вида, в очках:

– Да упадет зерно в почву, а не мимо, чтоб дать урожай божий. Мозги дурака – лучшее удобрение для урожая, который снимают умные люди. А пахари угодны господу, – елейно возводит глаза, – и простится им грех, что пашут они без устали на большой дороге. Всякий труд почетен. Должен же кто-то взять на себя и этот тяжкий удел. Аминь. – Складывает руки и крестится.

Главарь:

– Почему ты не стал проповедником?

– Я им был. Но проповеди мои были слишком убедительны, и мне пришлось удалиться. Увы! – люди не прощают тем, кто талантливее их…

– Что же ты проповедовал?

– Что для спасения души необходимо расстаться с богатством. Нерадива была паства моя, и внимала лишь дополнительным аргументам.

– И много у тебя было дополнительных аргументов?

– Всего шесть в барабане, но еще тридцать в патронташе.

– И сколько же душ ты спас таким образом?

– Мои бедные родители научили меня считать в детстве только до двадцати…

Вечер на руднике: факелы, волнующаяся толпа перед домом хозяина. Он выходит на крыльцо:

– Друзья мои! – снимает шляпу. – Ужасную весть принесли мне только что: бандиты перебили сопровождающих и конвой, все деньги, которые везли вам для зарплаты, похищены негодяями.

Из толпы:

– Опять это, твою так, в какой раз!

– Пусть серебром платит!

– Сколько мы еще будем работать даром!

– Как рабы здесь! Хуже негров!

Из толпы выдвигается фигура:

– Смерть проклятому кровососу! – швыряет камень, хозяин еле увертывается, гремит стекло на веранде.

Выстрел. Фигура падает. Из темноты веранды подвигаются к хозяину пяток охранников, щелкают затворами винчестеров.

– Ребята! Каждому из вас в тяжелый час я пришел на помощь. Каждый – добровольно! – подписал контракт, где указано, что я не отвечаю за грабеж, которому может подвергнуться ваше жалованье. Я плачу штату налог, банк платит вам жалованье. Я такой же наемный рабочий, как вы!

В придавленной толпе:

– Ловко они устроились. Им – прибыли, а убытки – нам…

Ночь, барак, мрачные люди:

– Я здесь уже второй год… И всего три раза довозили жалованье. И то уходило за его вонючую баланду и сломанные лопаты. Да дерьмовый виски в его лавке – по двойной цене…

Полдень, карьер. Наш парень, дочь хозяина:

– Ну, ты не передумал? В полночь придешь к колодцу. Так надо.

Ночь. Он ждет. Подходит она: пьяна, с бутылкой. Обнимает его. У него в глазах – та: белокурые волосы, морской берег… Брезгливо отстраняется и уходит. Вслед – крик:

– Пошел вон! Постой!.. Тупой раб!

Ночью он ползком пробирается по горной тропе. Шуршит сорвавшийся камешек. Лезет под колючей проволокой. Встает, хочет бежать. Силуэт часового.

– Стой! – Выстрел, топот, на него накидывают лассо, валят.

День. Он спиной вверх привязан к скамье, нагой. Два зверя-надсмотрщика хлещут его плетьми.

Дом хозяина. Дочь входит в кабинет отца: роскошное убранство, – он поднимает лицо от бумаг на рабочем столе.

– Это ты приказал бить его? – Она слегка пьяна.

– Порядок – основа любого хозяйства. – Он добр на вид, спокоен.

– Бывает порядок, который хуже любого преступления!

– Я тружусь, как вол, чтобы тебе…

– Скажи лучше – как ядовитый паук, плетущий сети! Твои надсмотрщики, сообщники, шулера, бандиты…

– Замолчи! – зажимает ей рот. – Вся в мать… шлюхино отродье!

Она вырывается:

– Это ты убил мать! И меня хочешь убить!

– Ты пьяна! Как…

– Как кто? – спрашивает она вкрадчиво. – А? Ну, скажи? А ты что – не знал, что я пью? А может ты думаешь, что я еще девушка? – Издевательски хохочет. – А все для тебя, для твоих поганых денег! Это ты, ты сделал меня такой!

Дает ей пощечину. Она плачет. Отталкивает его руку со стаканом воды, проливает. Он со вздохом наливает виски – она принюхивается, глотает залпом, успокаивается.

– Ты отпустишь его, папа? Я так редко прошу тебя…

– Не нужно заниматься не своими делами, моя девочка…

Она в ярости бьет бокал:

– Ну так ты еще пожалеешь! – хлопает дверью.

Он ей вслед, восхищенно и печально:

– Вся в мать!..

…Этот наш парень – без сознания стонет, лежа в тени.

Дочь – надсмотрщикам:

– Перенесите его в комнату для гостей.

Они в замешательстве.

– Я не повторяю дважды! – Щелкает хлыстом.

Он в шикарных покоях приходит к себя: она поит его с ложечки.

– Ну, очнулся? Упрямая башка…

– Где я?

– У меня.

– Зачем?..

– Я никогда не отчитываюсь ни перед кем. Есть хочешь?

– Пить…

Она приподнимает ему голову, осторожно поит. Гладит его руку.

Вечер, комната, он почти здоров, она подносит огонь к его сигаре:

– Твое сердце занято?

– Да…

– Она красивая? Лучше меня?

– Ты очень красива. Но я люблю ее. Мы обручены.

– Я никогда не была обручена… – шепотом. Пьет. – Тогда беги. Не упрямься больше. Я тебе все сейчас расскажу. Ты никогда не заработаешь здесь своих денег.

– Я – заработаю! – Он тяжело-упрям, весок.

– Банда… в сговоре с банком. Они перехватывают деньги все время!

– Как?! – он ошарашен. – Так надо что-то делать!

– Что?.. Отец… – она заминается, отводит глаза. – Отец тоже им платит, чтобы не грабили хотя бы прииск….

– А полиция?!

– Что полиция… Там у них свой человек, подкуплен…

– Но есть же закон!..

– Есть. Закон сильного. И он на их стороне… Ты в их власти.

Молчат.

– Ты очень любишь ее?..

– Просто – люблю.

– Послушай… ладно, я откажусь от гордости! я очень несчастна здесь… и выхода для меня нет. А! – машет рукой, меняет тон: – Завтра вечером должны привезти деньги. Их снова не довезут… я думаю. Для тебя один способ бежать – уйти вместе с бандой. Тогда охрана не станет тебя преследовать…

– Зачем тебе это?..

– За эту ночь. Это не будет слишком большой выкуп за твою свободу? Или ночь с тобой стоит дороже десяти тысяч? Ну, ты ведь настоящий мужчина, привык платить по счетам, м? – Хочет обнять.

– Я еще не сказал «да». – Он отстраняется.

– Но ведь «нет» ты тоже не сказал, – нежно, вкрадчиво шепчет она.

И гасит свет. В темноте припадает к его груди.

– Я люблю тебя… мой дурачок… милый… никогда никому не говорила, только тебя одного прошу – пожалей меня, милый…

Ночь, и она стоит нагая у окна – смуглое серебро стройного юного тела в лунном свете. Безмолвные слезы на ее лице.

– Смотри на меня… Помни меня… Она дала тебе только любовь… Я даю жизнь и свободу.

Он подходит к ней. Чокаются два бокала с тихим звоном.

– Ты рожден быть победителем, милый. Сладко любить победителя.

Объятие. Далеко за окном – костер, перебор гитары, протяжная и печальная мексиканская песня.

Багровый закат. В клубах пыли с гиканьем вылетает банда. Опрокидывается уже въехавший было на рудник фургон, падают под пулями солдаты, звенят стекла хозяйского дома, горит барак.

Над обрывом лежит под кустом наш бой. Банда проносится обратно. Выстрелы вслед – один бандит валится из седла. Парень вскакивает, догоняет замедлившую шаг лошадь, вскакивает в седло и, оглядываясь, мчится вместе с последними из бандитов.

Ущелье, кусты, палатки – лагерь бандитов. Один внимательно оглядывает парня, его коня:

– Конь-то Кривого… Ну, если ты Кривой, то здорово же ты изменился со вчерашнего дня.

Бандиты верхами обступают его угрожающим кругом. Подъезжает главарь – тот смуглый красавчик-мерзавец.

– Говори, пока можешь, – тянет кольт.

– Я бежал с рудника.

Очкастый анархист-проповедник:

– Негоже человеку бежать от трудов. Каждый должен трудиться. А ты еще обманул человека, давшего тебе хлеб и кров – твоего доброго хозяина. Хочешь помолиться?

Парень понял – погиб. Гордо поднимает голову:

– Бандитское отродье!

Главарь:

– Короткая молитва. Мне нравится ее краткость – без лишних слов.

Очкастый:

– Да и не стоит затруднять господа лишними речами.

Парень:

– Стой! Если ты не трус – у меня есть последнее желание!

– Вот оно есть – а вот его уже нет, – главарь тянет спуск.

Напряженный взор парня. Медленно поднимается курок. Выстрел – молниеносно он уклоняется одновременно. Гул среди бандитов. Главарь впечатленно хмыкает и стреляет еще раз. Снова молниеносный уклон в другую сторону.

Очкастый:

– Я видел много обманщиков, но чтобы так нагло и бесцеремонно обманывать собственную смерть… А ведь она все-таки леди!..

Главарь:

– А ты упрям!.. Ну ладно, какое у тебя желание? И приготовьте петлю – свинец ему не по вкусу. Надо быть гостеприимными и уметь угодить вкусам гостя. А мы гостеприимны.

Мгновенно перекидывают через сук веревку с петлей.

Парень в обреченной ярости:

– Желание?!! Дать тебе раз по слащавой морде!

Одобрительный гогот бандитов.

Главарь, ласково:

– Если дотянешься. – Спешивается. Парень тоже.

Ходят друг вокруг друга. Парень наносит свой коронный страшный удар гарпунера – но главарь уклоняется, бьет его сам, парень четко парирует. Зрители гудят.

Главарь на голову выше, руки длиннее. Бьет его ногой, парень перехватывает и выворачивает ее, главарь прыжком выворачивается – встает на ноги. Тащит из-за голенища кинжал, бросается.

Тот перехватывает руку с кинжалом, кидает главаря через себя, кинжал падает, но главарь снова в прыжке встает на ноги.

Драка – атас! все дела! Парень подбирает дубину, бьет – тот перехватывает ее, дергает – парень летит на землю, лежа уворачивается от удара, вскакивает, тот дубину двумя руками за концы – угрожает – парень перебивает ее ребром ладони. Гул зрителей.

Главарь отступает к фургону, от удара парня – мимо! – ломается стойка фургона, оседает тент.

Схватываются руками, дрожат от напряжения – никто никого!

Постепенно видно – жажда крови у обоих прошла, симпатичны друг другу как сильные противники. Захват правых рук как-то превращается в рукопожатие – скупая улыбка у обоих.

Анархист-проповедник:

– Гимнастика полезна для аппетита. Перед едой – но не вместо ее!

Костер, мясо на вертелах, бутылки по кругу, смех. Главарь пьет, передает бутылку парню. Жуя:

– А ты мне почти нравишься. Умел бы ты еще стрелять…

Тот протягивает руку. Главарь испытующе смотрит и – рукояткой вперед – протягивает ему свой револьвер. Выстрелы не целясь:

Один снимает вертел с мясом – он падает ему в миску, в руке остается кончик перебитого вертела;

Другой, прикурив сигару, кладет обратно в костер горящую ветку – горящий конец падает в костер, отбитый пулей;

Анархист-проповедник тянется к запечатанной бутылке – от нее отлетает горлышко. Анархист, невозмутимо:

– Благодарю. Я и не ожидал встретить официанта, – льет в глотку.

Парень и главарь курят в палатке при свече, лежа перед сном.

– Не хочется убивать тебя. А отпускать нельзя. Так что будешь со мной. Согласен? Я не каждому предложу это.

– Вот я и не каждый. Я не буду бандитом.

– Пути два: живым грабителем или законопослушным покойником. Выбирай.

– Я найду третий путь.

– Трудно найти то, чего нет… Какого черта ты ишачил на руднике?

– Расставался с иллюзиями.

– А расставался – так расстанься! – Главарь глотает из горла, слегка пьян. – Мужчина расстается с иллюзиями, как младенец с пеленками, как нож – с ножнами. И вот когда слетят эти заслюнявленные покровы, эти тюремные оковы с души, – клинок обнажен, отточен, блестящ, – тогда ты мужчина, и готов к жизни и действию. – Берет нож и показывает парню. – Горе тому, кто встанет у тебя на пути! – По рукоять всаживает нож сквозь доски стола…

– Ставлю свой кольт с золотой насечкой против твоего медальона, что утром ты пойдешь со мной.

Парень поспешно прячет под рубаху цепочку с медальоном.

– Не трясись: я не так глуп, чтоб брать у своих. С волков шерсть не стригут. О’кэй: мой кольт против твоей шляпы.

Парень поднимает свою рваную шляпу, вопросительно смотрит.

– Так слушай, и выплюнь соску, когда дослушаешь. Тебя обыграл в Красном Салуне шулер, ведь так? И опоил тебя! Это старый номер, не ты первый. Хозяин прииска – с ним напару, понял? Он платит ему за то, что тот поставляет ему обобранных простачков вроде тебя!

– Вот как!..

– Еще не все! А я в доле с хозяином рудника – захватываю фургоны с жалованьем его рабочих, чтоб они работали на него подольше, ведь они все должники!

– Вот ка-ак…

– Пока еще не так! А его дочь сообщает мне, когда и по какой дороге пойдет фургон!

– Врешь! Зачем это ей?

– За это я не отвергаю ее ласк, – самодовольно. – Ей взбрело в голову наставить меня на путь истинный и женить на себе. Ну, так я наставил ее на другой путь и сделал из нее то, что хотел.

– Ты негодяй!

– Теперь я сказал тебе все. Ну, так кто выиграл пари?

Парень смотрит ему в глаза, швыряет ему свою шляпу и выходит в ночь. Стоя один в ущелье:

– Ты прав. Нельзя найти пути, которого нет. Тем хуже для нас обоих…

Окружной городок, здание полиции – на стене плакат с портретом главаря, обещающий за его голову 5000. Наш парень – отлично экипирован, свеж, – спешивается, привязывает коня, входит.

Входит в кабинет командира отряда легкой кавалерии: массивный лысый сержант в синей форме:

– Что скажешь?

Парень молча швыряет на стол бумажник. Сержант поднимает брови, осматривает; удивленно-непонимающе:

– Пустой?

Парень:

– Ошибаешься. В нем пять тысяч.

– Пять тысяч?.. Так почему я их не вижу?

– Положи – увидишь.

– Что-о?! А-а… понимаю: ты знаешь, где…

– Клади пять тысяч – узнаешь и ты.

– Сначала покажи мне его голову.

– Клади пять косых. За эти деньги ты имеешь право увидеть не только голову, но и все остальное.

– Я не так любопытен… – Сержант звонит в колокольчик, входят двое солдат и встают у дверей. Сержант открывает сейф, достает пять пачек, кладет в бумажник – и кидает бумажник в сейф.

– Ну, показывай.

Парень, сержант и четверо кавалеристов сворачивают с дороги за куст. Фургон и двое с карабинами.

Парень: – Это мои ребята, сержант. Все в порядке, ребята.

В фургоне – связанный главарь. Бьется в веревках, сыпля проклятиями.

– Хотел заработать на мне, акулья душа? Так я сам на тебе заработаю, – говорит парень.

Сержант хохочет и хлопает его по плечу.

Связанного главаря втаскивают в кабинет сержанта, кидают на стул. Парень кивает своим двоим с карабинами:

– Все, ребята; сейчас я спущусь. – Они выходят.

Остаются сержант, парень, главарь, два солдата. Сержант кидает парню бумажник с пятью тысячами.

Главарь:

– Иуда!

Парень бьет его. Сержанту:

– Мне надо сказать тебе кое-что еще.

– Ну? Хочешь показать мне что-то еще?

– Да. Пусть они, – кивает на конвойных, – выйдут.

Те выходят. За дверью двое с карабинами бесшумно бьют их по голове и утаскивают в пустую комнату.

В кабинете, парень:

– Пять тысяч – маловато за предательство, правда? Но я не мелочен. – Бьет сержанта, тот падает без сознания. Парень мгновенно разрезает веревки на главаре.

Входят те двое – уже в солдатской форме, еще одну швыряют на пол. Главарь, расстегивая мундир на сержанте:

– Живей!

Они четверо, в форме, выходят из здания, вскакивают на коней и уносятся.

Один часовой у дверей – напарнику:

– Хм. Опять что-то стряслось?

– А тебе-то что? Целы – и ладно.

– Интересная закономерность: чем больше суетится полиция, тем больше почему-то преступлений.

– А ты что предлагаешь? Нельзя же перевешать всех.

– Почему? Можно хотя бы попробовать.

Вывеска над крыльцом: «Банк». Быстро входят наши четверо:

– Все на местах! В кладовой преступники. Кассир, ключи быстро!

Всеобщее замешательство, паника, кассир открывает бронированную дверь, его оглушают, выносят мешки с деньгами, швыряют в фургон у крыльца:

– Помогите, ребята, живей, сейчас здесь будут бандиты!

Сержант в кабинете, очнувшись, бьется в веревках, мычит.

Служащие бегом носят деньги в фургон.

– Скорее, скорее! Вы что, хотите, чтоб деньги достались бандитам? А?!

Один:

– Нет, что вы, сэр!

Главарь, издевательски:

– Ну и дурак! Кто считает чужие деньги – своих иметь никогда не будет. Понял?

– Да, сэр… – растерянно говорит служащий.

В кабинет сержанта заходит солдат: изумлен, освобождает его.

Банк: сверху сбегает управляющий с револьвером:

– Стой! Задержать! Это бандиты!

Пальба. Бандиты прыгают в седла, рвет с места фургон, падают тела из окон и с крыльца.

У полиции часовые флегматично прислушиваются:

– Вот народ – хлебом не корми, лишь бы пострелять.

– И откуда они столько денег на патроны берут…

Выскакивает разъяренный сержант в одном белье:

– Догнать! Идиоты! В погоню! Кретины! На коней! – выскакивает на дорогу.

Первый часовой:

– Что-то сержант сегодня не в духе.

Второй:

– Ну можно ли так напиваться с самого утра!..

Лагерь бандитов: оживление, восторги, парень стал героем. Дележка денег: передвигают кучки банкнот и монет, шевелят губами.

Парень разваливается в тени:

– Имею право отдохнуть. – С треском пускает веером колоду карт. – Никто не составит компанию?

Вечером у костра – парень обыгрывает последнего.

Бандит:

– Фул! – Открывает карты.

– Флешь. – Парень вскрывает червовую масть. Подгребает его деньги к огромной куче рядом с собой.

Главарь:

– Не думал, что я буду работать на тебя.

Анархист-проповедник:

– Все крупные состояния нажиты нечестным путем, сын мой. Хорошо ли вступать в ряды финансовых акул и отбирать у честных тружеников большой дороги те крохи, что они нажили в поте лица? У нас ведь вредная работа: от стрельбы ухудшается слух. Что станешь ты делать с такой кучей денег, этого вместилища зла?

– Отдам тебе.

– Ты хочешь меня усыновить?

Парень швыряет ему несколько золотых:

– Поезжай в город и купи себе костюм джентльмена.

Анархист-проповедник, гордо:

– Джентльмен – и без костюма джентльмен. А покупать мне не позволяют принципы. Если все принадлежит богу – то почему мне не пользоваться необходимым? Я возьму костюм вместе с деньгами – если они окажутся в карманах.

Главарь:

– Что ты задумал?

Парень:

– Мы откроем счет в банке.

Главарь:

– В том самом? Боюсь, они так обрадуются, что не захотят нас отпускать.

– У тебя не ум, а стальной капкан. Разве мы посетили уже все банки? Остались и еще – про черный день.

Банк, анархист-проповедник: костюм джентльмена, трость:

– Я хочу снять со счета. Присмотрел подходящую усадьбу.

– Пожалуйста, сэр.

Кассир открывает сейф в кладовой. Рядом возникает главарь, бьет его. Вбегают бандиты, стрельба, все ложатся на пол. Выносят деньги, уносятся.

Плакат с портретом парня на стене: 1000 за поимку.

Банда догоняет поезд, захватывает, рвет динамитом сейф, течет золото.

Плакат с его портретом: 3000 за поимку.

Респектабельные джентльмены играют в карты в задней комнате салуна. Входят бандиты во главе с парнем, все поднимают руки: золото, перстни, золотые портсигары – сгребаются в мешок.

Плакат: 5000.

Торжество в зале с хрустальными люстрами: скатерти, серебро. Бандиты возникают в окнах и дверях.

Главарь – светской красавице:

– Ваша красота не нуждается в оправе, синьора.

Она снимает серьги, перстни, колье и кидает в шляпу, подставленную бандитом. Главарь целует ей ручку и щелкает шпорами. Она смотрит на бледного, дрожащего мужа и в ярости дает ему оплеуху. Он: «Не сердись, дорогая, я куплю тебе новые». И получает по другой щеке.

Анархист-проповедник вертит вилку, сует ею в рот что-то, жуя:

– Серебро! Наконец я смогу есть вилкой и ножом, как подобает порядочному человеку! – Сгребает серебряные приборы в мешок.

Парень:

– За любовь, леди! – Пьет и бьет бокал.

– За удачу, джентльмены! – Главарь делает то же.

Офицер в эполетах шипит сквозь зубы:

– Негодяи!

– Где же ваша офицерская вежливость, полковник?.. – укоризненно качает головой парень и двумя выстрелами сшибает с его плеч эполеты.

Анархист, уходя последним, с мешком, от порога:

– Простите за беспокойство! – снимает шляпу. – Но бедным мальчикам так хотелось на праздник… И взываю к вашему милосердию: не обращайтесь к полиции – зачем множить число вдов и сирот.

Плакат с портретом парня: 20 000 за живого или мертвого.

Кабинет полковника:

– Бездельник! Олух! – Он срывает петлицы и шевроны с сержанта. – Вон!! – И машинально трогает, держатся ли на плечах его собственные эполеты, отстреленные накануне.

Сержант один у себя: бьет по лицу парня на плакате и трясет ушибленный кулак: «Ну погоди, сука!» Коля пальцы иглой, со зверской рожей неуклюже пришивает шевроны толстенной бечевкой, пробуя на прочность.

Парень, лежа при свече в палатке, прислушивается: голос дочери хозяина:

– Неужели ты забыл, что обещал мне?..

– Ты хочешь мне что-то напомнить? – вкрадчивая угроза в голосе главаря.

Он и она – стоят под звездами у куста.

– Ты больше не любишь меня?.. И боишься сказать это? Какие все мужчины трусы!

– Кто играет со смертью – не боится ничего, – холодно говорит главарь. – А любовь моя стоит дорого, крошка, ты знаешь.

– Прежде плата тебя устраивала…

– А теперь – нет.

– Вспомни – я все тебе отдала!..

– Спасибо. Если хочешь – возьми обратно. – Он глумится.

– Подлец!

Он звонкой пощечиной валит ее наземь:

– Ну, так тебе понятно, что ты мне надоела, потаскуха?

Она мотает головой:

– Ты?! ты говоришь мне это?., как ты можешь!..

– Я все могу, пора бы тебе и знать. – Главарь поворачивается, чтобы идти, и натыкается на парня. Тот, глухо:

– Проси у нее прощения.

– Поди прочь!

– Я не повторяю дважды.

– А я повторяю: прочь с моей дороги!

Тяжелая пауза.

– Ты сделал роковую ошибку, – говорит парень и страшным ударом рушит его на траву.

Девушка приходит в себя.

– А, благородный рыцарь! – саркастически. – Священные воспоминания, честь дамы! – Кричит: – Я шлюха, шлюха, шлюха, а не дама! У меня нет чести – такие, как ты, лишили меня ее. И не только ее – права на честь, памяти о чести – ничего у меня нет! Грабители, бандиты, убийцы – будьте вы все прокляты!

Ну что же ты молчишь? А, нечего сказать. Ну, так ударь меня, ведь ты настоящий мужчина – меньше слов, больше дела! Или ты хочешь другого, а? А-а… – начинает расстегивать ремень брюк.

– Замолчи! – он трясет ее за плечи.

– Ну нет, я скажу все! Ты был рабом – а стал убийцей! Раны на твоей спине зажили – раны в душах вдов и сирот, чьих отцов и мужей ты убил, не заживут никогда. Лучше бы отсохли мои руки, ласкавшие тебя в ту ночь – единственную ночь моей жизни, когда я была счастлива… – Она плачет, обессилев. – Иди… убивай и грабь дальше. Жги дома… разоряй фермеров и золотоискателей… ведь ты настоящий мужчина, что тебе закон, он только для слабых, для вдов и сирот, для жалких неудачников, стреляющих не так метко, как ты…

И неси на себе проклятие той, кому ты обязан жизнью и свободой. Ты еще хуже, чем тот. Он был таким всегда, он таков от рождения. А ты захотел стать таким – и стал, превзошел даже его. Ты не забудешь меня даже в аду: на тебе будет моя кровь!..

Покачиваясь, она уходит во тьму. Из сумки на поясе достает маленький никелированный револьвер. И стреляет себе в сердце.

Парень бросается на выстрел, трясет ее – мертва. Он снимает шляпу, закрывает ей глаза и целует в лоб. И неподвижно стоит.

Палатка, свеча, парень подпер виски кулаками. Две бутылки – начатая и уже пустая. Пошатываясь, входит главарь, выпивает:

– Забудем. Я сам виноват.

– Да.

– Если позволил себя ударить, не ударил первый сам – так тебе и надо, плати за глупость!

– Ты совершил роковую ошибку, – угрюмо повторяет парень.

– Э, – главарь небрежно машет. – Приласкаю – она и размякнет.

– Не приласкаешь.

– Что, уже уехала? Хм, горячая душа!

– Уехала.

– Приедет еще.

– Нет.

– Я их всех знаю. Приедет и эта.

– Эта не приедет.

– Что такое?..

– Выйди и посмотри… – парень пьет и с грохотом ставит кружку.

Главарь возвращается спокойный:

– Вот дура. Отцу отвезти? милый подарок, порадуем старика. Да никто из ребят и не захочет тащиться с падалью.

– Ты зря сказал это… – медленно, мрачно говорит парень.

– Ты хочешь сказать, что отвезешь сам? – главарь не понимает смысла его слов.

Парень седлает коня. Заглядывает в палатку:

– И сделай так, чтобы я никогда ничего больше не смог услышать и узнать о тебе, – говорит он главарю.

– Я легко могу это сделать, – главарь поднимает руку с колен (сидит за столом) – в ней наведен кольт. – Покойники ничего не знают и ничего не слышат.

– Так что тебе мешает? – кричит парень.

– Мне ничего не мешает. Я просто не хочу. Езжай.

– Прощай, – говорит парень.

– Мы еще встретимся, – говорит главарь.

Луна над прерией, парень на коне поддерживает перед собой мертвую девушку.

Вносит ее в дом на прииске, опускает на кровать, где одну ночь они любили друг друга. Зажигает в изголовье свечу и, обнажив голову, смотрит, прощаясь.

– Кто здесь? – со свечой и револьвером входит хозяин.

Бросается к дочери. Рыдает. Горько и гневно:

– Это ты убил ее!!

– Я, – тихо говорит парень. – Но раньше ее убил ты. Своей жадностью, своей ложью, своим богатством, ледяной расчетливостью своей души. И меня ты убил…

– Еще нет, но сейчас убью! – Поднимает револьвер, парень легко выбивает его.

– Я мог бы размозжить тебе голову, ничтожная ящерица. Но ты сам размозжишь ее, когда будешь в отчаянии биться ею о стену. Живи теперь, если сможешь. Это твое наказание. Твоя казнь.

Звеня шпорами, медленно выходит.

Хозяин в оцепенении смотрит на дочь. Идет в свою спальню и на коленях молится перед портретом жены. В кладовой берет факел – глаза безумны, седые волосы дыбом, – и обходит дом, поджигая занавесы, шкафы книг, бумаги в кабинете. Комнаты пылают: хозяин стоит на коленях, прижавшись лицом к ногам дочери…

В ночи парень оборачивается в седле: высокое пламя над прииском. Отблески пламени и мука в его глазах:

– Твоя кровь на мне… но она не останется неотомщенной. Я не боюсь крови, но не хочу больше проливать ее. Пусть решит закон.

Мучение и решимость в его лице. Шагом идет конь.

Сержант в белье мочится с крыльца домика, смотрит на луну, сплевывает, зевая входит обратно.

У стола сидит парень, кольт на сержанта:

– Добрый вечер, сержант.

– Что тебе нужно? – тот заикается от страха.

– Наденьте брюки и не трясите челюстью – не люблю, когда что-то мельтешит перед глазами.

Тот одевается, косясь на кольт. «Виски, сэр?» – угодливо кивает на бутылку.

– Твоя рожа вызывает у меня желание выпить воды.

– Воды? – удивляется сержант. – Пожалуйста, – наливает.

– Чтоб справиться с приступом тошноты от твоего вида.

– Ты пришел сказать мне это? – сержант выпил воду, очухался.

– Нет. Я пришел сделать тебя офицером.

– Ты уже назначен к нам полковником? – Сержант овладел собой.

– Бери бумагу. Ручку. Пиши: «Порядки стали строги. Я не могу больше предупреждать вас о действиях полиции. Ваш налет на бал губернатора едва не стоил мне места и чина. Я не могу рисковать за прежние деньги. Или вы удваиваете плату за мои услуги, или я нахожу более щедрых партнеров». Написал? Давай сюда.

– Что теперь будет? – от ужаса под дулом сержант опять ничего не соображает. – Не убивай меня!

– Теперь, – парень прячет листок, – это письмо получит губернатор, если ты не будешь делать то, что я тебе скажу.

– Не надо горячиться, – лебезит сержант.

– Так вот слушай. Ты все равно не поймешь… Но сделаешь то, что я тебе скажу… Дай карту!

Сержант расстилает на столе карту. Парень обводит кружок:

– Банда здесь. К утру твои люди должны быть вот тут, – ставит несколько значков вокруг кружка.

Утро в ущелье. На фоне неба показываются со всех сторон головы солдат.

Стрельба, сражение, разгром. Раненый главарь захвачен живым.

– Может, я и неправ, парень… – тихо говорит он сам с собой. – Но ты обошелся со мной хуже, чем я с тобой…

Сержант торжествующе хохочет ему в лицо.

Колонна тянется из дымящегося ущелья под солнцем дня.

Здание полиции. Парень спешивается у крыльца, швыряет поводья часовым, обомлевшим на фоне его плаката, и четко проходит в кабинет сержанта.