Текст книги "Кузня крови"

Автор книги: Михаил Игнатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава 4

С той ночной молитвы Хранителю я не только не зажигал больше на ночь свечей, но и весь отдался обучению пути меча.

День за днём, десятица за десятицей, месяц за месяцем.

Поднырнуть под выпад, пропуская чужую сталь вдоль своей, повернуть запястье, направляя остриё. Мой удар вспорол рёбра воина, тот, окровавленный, отскочил, изрыгая проклятья. К нему тут же бросился адепт внешних техник, который последний месяц наблюдал за каждым нашим боем.

Я стряхнул с меча кровь, обвёл взглядом стоящих у стены воинов и с презрением процедил:

– Теперь я знаю, почему отец не может выбрать среди вас никого, кто стал бы за моим плечом. Трусы и слабаки не могут быть верными дистро. Со смертью Флайма стража нашего Дома лишилась единственного храбреца.

Креод, командир всех солдат Дома, его гаэкуджа, шагнул вперёд, согнулся:

– Молодой господин, вы несправедливы. Вы обучаетесь пути меча дольше, чем половина из моих воинов, в ваших жилах бежит пробуждённый ихор Предка. Конечно же, они, простые люди, не могут сравниться в бою с вами. Ваша победа – это ваша заслуга…

Я вскинул меч:

– Ложь! Я всего лишь безмозглый щенок, что не пошёл статью в породу Денудо. Выбраковка, которую топят.

Гаэкуджа Креод побледнел, а я лишь ухмыльнулся уголком губ. Думал, что у меня нет ушей? Повёл остриём оружия вдоль солдат, сверлящих меня настороженными взглядами.

– Почти все вы участвовали в стычках на перевалах, некоторые из вас бывали с отцом на юге, сражались с реольцами, отец оставил достаточно старших воинов в замке. Каждый из вас шире меня в плечах и тяжелее, у каждого из вас меч, равный моему. И сколько же раз вы победили меня за эти три месяца, как умер Флайм?

Солдаты молчали. Я зло ответил за них:

– Ни разу! И это на вас отец оставил замок? Ради чего вы годы следуете пути меча? Ни один из вас даже сегодня не решился использовать против меня Меч льда и света, которому обучил вас отец, – перевёл взгляд на Креода. – Гаэкуджа, не пора ли поставить против меня старших воинов? Или выйти самому?

Гаэкуджа Креод отвёл взгляд.

И я сплюнул на песок. Я даже обещал сегодня деньги за победу надо мной. И что? Ничего.

Протянул руку в сторону. Подскочивший слуга вложил в неё сначала одну тряпку, которой я стёр кровь, затем другую, пропитанную маслом. Спрятав меч в ножны, я молча пошёл прочь.

На половине пути между площадкой и тёмной галереей заслышал позади быстрые и лёгкие шаги. Слуга. У солдат грубые сапоги, пригодные для походов в горы. У адепта ещё полно работы с раной стражника.

Когда раздался тихий голос, я понял, что угадал, хотя имени слуги, подавшего мне тряпки, так и не вспомнил.

– Господин, я, конечно, не могу победить вас, но, если отдадите мне награду, что обещали солдатам, скажу вам, почему они нарочно проигрывают.

Я замедлил шаг, не оборачиваясь, кивнул:

– Так и будет, слово Денудо.

Слуга и вовсе перешёл на шёпот:

– Когда уехал господин, то ваша матушка, леди Терсия, приходила в казармы. Ходит слух, будто это она приказала, чтобы вы выигрывали в схватках.

Я подавил невольный возглас. Что за выдумки, к чему это матушке?

Слуга позади шепнул срывающимся голосом:

– Господин?

Я кивнул:

– За час до захода солнца постучись ко мне в комнату.

– Благодарю, господин.

На первой же развилке слуга юркнул в сторону, в узкий проход, оставив меня наедине с моими мыслями.

Пока шёл обед, я не сводил глаз с матушки. Наконец её терпение истощилось:

– В чём дело, Лиал?

Я негромко спросил:

– Почему я должен выигрывать каждую схватку?

Матушка отложила вилку, не меняя позы, словно стала выше, и оглядела меня сверху вниз:

– Тебе скоро тринадцать, ещё год – и ты уедешь на посвящение в Грандор. Сотни людей из самых богатых и сильных Домов съедутся туда со всего севера. Идары проходят посвящение лишь раз в жизни и мне хочется, чтобы оно запомнилось и тебе, и им. Хочу…

Мне это надоело, и я остановил её:

– Матушка.

Помедлив, она негромко сказала:

– Это не такая уж и большая тайна, но чем более уверен в себе юноша, идущий к алтарю Хранителя, чем… – Матушка запнулась, но продолжила: – Чем больше он пережил в жизни, чем уверенней в себе, тем благосклонней будет к нему Хранитель, тем больше даров Предков можно получить. Случалось, что тот, кто по крови был достоин не более чем второго дара и ранга Принятого, становился Возвышенным мечником, прыгнув сразу на два ранга.

Я едва не грохнул по столу кулаком с зажатой в нём вилкой. Лишь понимание, каким жалким подобием привычки отца это будет выглядеть, сдержало меня. Но вот смирить дрожащий голос я не сумел:

– Так значит, вот какова твоя уверенность во мне?

Матушка возмутилась:

– При чём здесь это? Проходи ты посвящение не как идар пути меча, а как идар внешних техник, я бы точно знала – ты станешь одним из лучших, одним из сильнейших. Не меньше, чем Заклинатель, а то и Великий заклинатель. Кому какое дело до того, сколько бы ты получил даров на посвящении? У нас потом всё решала бы только сила твоего пламени души. Но эти замшелые адепты меча, – Матушка искривила губы в презрительной усмешке. – Для них твой огонь души – лишь дополнение. Путь меча очень сложен, а все они ценят только внешнее и наносное. Одни их прозвища чего стоят: Достигший границ, Шагнувший за предел, Меч ледяной стужи.

Я не удержался и рассмеялся. Меч ледяной стужи – это ведь титул отца, которым он очень гордится.

Матушка тоже улыбнулась и пожала плечами:

– Раз Нумеро так хочет, я приложу все силы, чтобы ты получил как можно больше даров. Всё будет решать доля ихора в твоих жилах…

Я оборвал смех и вскинулся, но матушка подняла руку, не дав мне возмутиться и перебить её.

– …и твоя уверенность в своих силах. Пусть другие считают это лишь одним из предрассудков, которыми мы обросли за эту тысячу лет, я не буду пренебрегать даже им. Ты мой сын, потомок Великих домов. И не смотри на меня так, Лиал, будто пытаешься обойтись без словесной формулы и превратить меня в факел. Лучше вспомни, как плавно нарастало обучение эти месяцы.

Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Обратился воспоминанием в прошлое. Вот отец представил мне стражника, что должен был заменить Флайма в моём наставничестве. Обычные пробежки вокруг замка, занятия с тяжестями, скачки среди ближайших холмов, редкие охоты и ночёвки в лесу. Это, как и прочие вещи, осталось без изменений. Изменились только занятия на тренировочных площадках. Вместо схваток сначала были лишь упражнения на ловкость и выносливость, бесконечные повторения движений ног и меча, в которые я пока вкладываю огонь души без малейшего эффекта.

Лишь через месяц начались схватки, которые сначала быстро останавливал гаэкуджа Креод, придираясь к малейшим ошибкам. Затем пошли постоянные победы. И только в последнее время мне настолько всё это надоело, что я начал наносить раны солдатам. Попробовал кровью заставить их отбросить презрение, что сквозило в их словах, хотел вынудить их биться всерьёз.

Недовольно буркнул:

– Если уж для Хранителя так всё это важно, то почему бы не отослать меня с солдатами в объезд владений? У нас перевелись разбойники или контрабандисты?

Матушка поморщилась, снова взяла вилку и сухо сообщила:

– Это лишнее. Есть разумный риск, а есть неразумный.

Теперь морщился я:

– А есть вообще отсутствие риска. Матушка, а ты не думаешь, что теперь, когда я всё узнал, моя уверенность в себе упадёт настолько, что я и посвящение в Мечника не пройду? Словно я не первенец Дома, а лишь четвёртый сын?

И только сказав это, вдруг поймал себя на мысли: «Так, может, этого матушка и хочет?» Вскинул взгляд и увидел спокойные чёрные глаза. Улыбнувшись, матушка ответила:

– Я верю в тебя, а уж с мечом и без огня души всё равно ни один из солдат не годился Флайму и в подмётки. А с огнем души тем более.

Я с вызовом спросил:

– Даже гаэкуджа нашего Дома Креод?

Но матушка лишь усмехнулась и снова принялась за еду.

На следующий день, уходя с тренировочной площадки, я задержал взгляд на одном из слуг, бросившихся ровнять истоптанный песок. И едва заметно повёл головой.

Вечером в дверь раздался тихий стук, а когда я разрешил войти, в комнату скользнул уже знакомый мне слуга, осторожно затворив за собой дверь.

Я сел на кровати, откинул балдахин и спросил:

– Тебе ведь нужны ещё деньги?

Слуга покосился на меч, что стоял у кровати, затем облизнул губы при виде монеты, что я крутил в пальцах, и наконец кивнул. Я усмехнулся:

– Отлично.

Пусть у меня так и не появился дистро, но теперь есть свои глаза и уши в замке. Но слуга был нужен мне не ради слухов, а ради одного вполне определённого дела.

Я Денудо, и у меня есть гордость.

Как и говорил матушке, разбойники у нас не перевелись, хотя я и ждал их целых три недели.

Словно устав прогуливаться по внешним переходам замка, присел на край окна, из которого открывался вид на гору, достал из-за пазухи книгу и принялся листать страницы. Но мои глаза лишь бесцельно скользили по буквам, я весь отдался слуху.

Слуга, что расправлял новый гобелен на стене, шептал себе под нос:

– Пришли из-за Быстрой, господин. По виду из оголодавших крестьян. Наш, э-э-э, – слуга на миг сбился, вжал голову в плечи. – Ваш крестьянин, господин, шёл в гости и издалека заметил чужаков. Четверо их там, рубили топорами дверь в одну из хат. Гаэкуджа велел конюху седлать за два часа до рассвета, – кинув взгляд по сторонам, слуга добавил: – Это всё, господин.

Я молча встал, «позабыв» на подоконнике монету.

За речушкой Быстрой, которой только по недоразумению дали такое гордое название, лежали владения Малого дома Вораз. Толстяка, как я его называю.

Отец с ним не очень ладит, как и я с его сыном, хотя когда-то их предки тоже были Денудо. Во времена, когда мы были просто Домом. Слабее Великого, но богаче и сильней Малого. Тогда у прадеда было три сына. И младший отделился, да ещё и не добыл себе земли на Играх Предков, а просто получил их от своего отца. Тогда-то Дом Денудо и стал Малым, разом потеряв лучшие и плодороднейшие земли.

И их получил слабейший из сыновей, третий по счёту рождения. Тот, кто даже не мог идти по пути меча и получил от Хранителя лишь четыре дара.

Даже я неплохо на прошлой ярмарке разбил нос сыну толстяка. Как бы он ни бахвалился отцом и своей силой, я доказал ему, в чьих жилах больше ихора.

Не знаю уж, как там у прадеда это всё случилось, но потомки этого третьего сына, принявшие имя Вораз, добра не нажили. У толстяка Идао, сегодняшнего владетеля Вораз едва ли не самые высокие в окрестных землях поборы, постоянно от него бегут люди, спасаясь от голода.

Разве что в этом году они начали что-то рано. До весны ещё далеко. Глупцы. Лучше бы просто прошли через наши земли, а не пускали в ход топоры.

Потратить эту ночь на скачку, а не на то, чтобы бороться за сон с тенями? Отличная идея. Ведь нужно опередить гаэкуджу Креода. Осталось дождаться вечерней стражи и сделать так, чтобы никто не сумел меня догнать.

* * *

Впервые за долгие годы сон леди Терсии, владетельницы Денудо, урождённой Веноз, был прерван до рассвета.

С трудом вынырнув из сна, она поняла, что в дверь покоев колотят.

Пламя души сжалось вместе с ударом сердца, а потом хлынуло по венам, разжигая ихор, губы заученно и почти беззвучно шепнули формулу:

– Агдже питар.

Пальцы сложились в печать, и в ладони левой руки возникло пламя.

Через миг вспыхнули фитили свечей, по которым стегнул огненный хлыст. Леди Терсия откинула тёплое покрывало и ступила босыми ногами на холодный пол. Пальцы левой руки заплясали, складывая печати и покрывая тело защитой:

– Херристра сортам.

Леди Терсия даже не подумала накинуть на себя халат, подготовленный ей на утро, когда сняла зачарование двери и уверенным голосом приказала:

– Входите!

Дверь распахнулась, внутрь шагнули две фигуры, тут же склонившие колено:

– Госпожа.

Леди Терсия узнала верную дистро Карину и Креода, гаэкуджа Дома. Горящий ихор растекался по телу, подпитывая внешние техники, врагов не было, но не было и ясности, что происходит. И леди Терсия требовательно рявкнула:

– Ну!

Карина вскочила, бросилась в сторону, через два удара сердца уже накинула халат на плечи госпожи и скрыла от чужих глаз ночную рубаху. Гаэкуджа Креод же, так и не посмевший поднять голову, даже когда приличия оказались соблюдены, глухим голосом принялся рассказывать:

– Госпожа, при смене стражи обнаружили оглушённого конюха и пропажу вашего грауха.

От тона леди Терсии даже свет светильников испуганно затрепетал тенями на стенах:

– Кто?

Гаэкуджа Креод сглотнул:

– Молодой господин Лиал.

– Что ты несёшь?

Гаэкуджа ещё сильней вогнулся в пол, рухнув и на второе колено:

– Так конюх сказал, когда его отлили водой, но я лично проверил, госпожа, в спальне молодого господина пусто.

Леди Терсия процедила:

– Как он мог выйти из замка, гаэкуджа моих воинов, что должны стеречь все входы и выходы?

– Те, что были поставлены охранять тележные ворота, оказались опоены.

Огненная плеть стегнула совсем рядом с гаэкуджей, оплавляя камень пола.

– Жадные ничтожества. Скольких ты послал за ним, Креод?

Гаэкуджа, глядя на борозды у своих коленей, сглотнул:

– Пятерых, госпожа, на… на лошадях, – вскинул руки, заметив, как опять шевельнулась огненная плеть. – Госпожа! Остальные граухи нажрались солнечника и смогут подняться только к обеду!

Леди Терсия рявкнула:

– Значит, твои люди должны бежать, а ты впереди всех, Креод!

Гаэкуджа лишь сильней склонил голову:

– Да, госпожа. Я приказал загнать лошадей, но догнать молодого господина. А следом за ними отправил бегом десяток самых выносливых старших воинов, они в пепел потратят огонь души, но будут использовать Шаги северной тропы, которым обучил их господин.

Леди Терсия кивнула, сдерживая гнев, но тревога заставляла её сердце леденеть, а голос – звенеть:

– Лиал мог достать солнечник, но где бы он взял сонное зелье для солдат? И как бы они посмели принять на посту вино из рук молодого господина? Креод, поднять всех слуг, здесь что-то не то!

* * *

С грауха я спешился, сильно не доезжая до Быстрой. В удобной роще у одного из многочисленных холмов, тут и там торчавших на землях не только нашего Дома Денудо, но и всего королевства. Не зря же в землеописаниях королевство Арида именуют иначе королевством пустынь, а наше королевство Скеро королевством холмов?

С кряхтением размял колени и оглянулся. Никого.

Отличный граух, быстрый и послушный. Лучше был бы только граух отца, но отец, конечно, уехал именно на нем в объезд границы.

Что я позабыл – так это прихватить ячмень, так что грауху после такой скачки придётся обойтись всего лишь корой с деревьев да травой из-под снега.

Я похлопал его по мощной шее:

– Ну, прости, дружище. Обещаю в замке двойную порцию ячменя, залитого пивом.

Про себя же добавил: «Как только закончится моё наказание и меня пустят в конюшню».

Под тяжёлым плащом и толстым зимним кафтаном простолюдина у меня скрывался лёгкий доспех. Такой же, как и у младших воинов нашего Дома. Привычный и даже родной, сопровождающий меня во всех поездках.

До получения даров Предка мне приходится обходиться им, словно и вовсе не имеющему ихора в жилах простолюдину. Дары Предка защищают идаров лишь после совершеннолетия. И неудивительно, что и отец, и матушка беспокоятся, чтобы на посвящении я получил их как можно больше, а лучше все.

И сегодня я тоже приложу для этого все силы.

На поясе у меня меч и нож. Вполне достаточно даже для десятка оголодавших крестьян. Скорее я надеялся, что хоть кто-то из них не упадёт на землю, моля о пощаде, а попробует напасть.

Лучше всего для этого дела стали бы, конечно, контрабандисты, которые пытаются через горы перетащить к нам из Андамо зиальский мёд и тростник Фирма, а от – нас слёзы Амании. Настоящая опасность, не то что это. Но я и этого случая устал ждать. Хорошо ещё, что наглые крестьяне подвернулись до возвращения отца. Сомневаюсь, что при нём тележный проход оказался бы без охраны.

Возможно, просто придётся убить всех четверых беглых, даже если они бросят оружие. Я не могу позволить всякому отребью нападать на людей нашего Дома. Люди – это единственное, что у нас осталось. К тому же можно вспомнить, что раньше Малого дома Вораз и вовсе не существовало. Люди там уже позабыли, что когда-то Денудо правили и их землями.

Напомню.

Глава 5

Крайний двор встретил меня непроглядной темнотой в узких и мутных окошках. И припёртой поленом дверью. Открывать её я не стал. Мне только бестолковых и испуганных простолюдинов не хватало под ногами.

Двинулся к следующему двору, досадуя на скрипящий под сапогами снег. Будь ты хоть дважды следопыт и владей Шагами безмолвной тропы, но сейчас зима, ночь и дует ветер с гор, неся с собой их морозное дыхание.

Бесполезно молить Хранителя севера заглушить этот скрип. Хотя однажды я подслушал разговор отца и Флайма о каких-то Молчаливых, идарах королевства Арида, которым их Хранители дают возможность заглушить звук. Отец тогда назвал их бесславными потрошителями и оборвал разговор.

Второй двор встретил меня заледеневшей тушей коровы. Я оскалился. Ублюдки. Вырезали из неё лишь пару кусков. Сами голодают, решили и других на это обречь.

Дальше – больше. В хлеву этого же двора на пороге у распахнутой двери нашлось тело тщедушного, в одном исподнем мужика, которому разрубили голову. Небось защищал свою кормилицу.

В моём оскале добавилось кровожадности. Значит, не ждите от меня жалости, творя такое на землях Денудо. Открывать подпёртую в этот дом дверь я не стал тем более.

Я молодец, что сделал крюк и зашёл с дальней от замка стороны, от граничной между Домами Денудо и Вораз реки. Хотя сразу подумал, что незваные гости займут дом набольшего здешних выселков, ближний к дороге.

К нему я потихоньку и крался, но на очередном шаге замер. Но не потому, что услышал скрип снега под чужими ногами или кого-то увидел. Напротив. Кое-кто исчез.

Одна из теней. Моих «теней».

Если есть темнота, то они всегда со мной. Исчезают, только когда появляются люди. Но один из домов далеко за спиной, а до следующего идти ещё три сотни шагов.

А это значит, что в той длинной скирде соломы по левую от меня руку – человек.

Дальше я двинулся вдвое медленней, замирая после каждого шага. Крался вдоль скирды, заглядывая в чёрные провалы отдушин. У пятой, ровно посредине, замер.

Мужик, заросший курчавой бородой по самые глаза. Какие-то обноски в несколько слоёв. У одной руки плохо чищенный меч, у другой – холстина с кусками мяса.

Не наш крестьянин. Это точно. На землях Денудо нет таких оборванцев. Беглец из соседских. Один из тех, что рубили двери в дома моих крестьян, зарезали кормящую их скотину и убили моего человека. Один из тех, кого я только что хотел убить.

И всё равно я замер на пять ударов сердца, уговаривая себя ударить.

Перед глазами мелькнуло насмешливое лицо Флайма: «Беззубый щенок Денудо».

Я сцепил зубы, растянул губы в беззвучном рычании и резко ударил. Не используя движения родовой техники Меча льда и света. Убийца этого не заслужил. Простой выпад, который я с шести лет повторил десятки тысяч раз.

Рука не дрогнула и в этот. Мужик проснулся, но не сумел закричать. Засучил ногами, ухватив руками пробивший горло клинок, но только разрезал себе пальцы.

Когда судороги затихли, я вытащил меч, обтёр его о тряпье мертвеца и беззвучно прошептал:

– Первый.

Появившаяся рядом тень так же тихо захрипела:

– Ха-а-ас…

Я молча шагнул прямо в неё, заставляя убраться прочь с моего пути.

Следующего наблюдателя я нашёл только во дворе набольшего. Этот не спал, напевал себе под нос что-то заунывное и неразборчивое, даже не слышал меня, пока я по скрипящему насту подбирался точно под сеновал. Я же прижался ниже лаза, перевёл дыхание и тихонько постучал каблуком по бревну стены. Песня тут же стихла, надо мной с испугом забормотали:

– Ох ты ж, чегось это? Старшой, ты? Не сплю я, не сплю.

Едва над головой появился тёмный силуэт, я распрямился, добавляя рукам силу ног. Хрустнуло, меня залило обжигающей на морозе кровью, ослепило. Я зарычал по-настоящему, на этот раз не сумев сдержаться, провернул клинок, вслепую ухватился за одежду врага, рванул на себя, выдернув наружу, подминая, готовый ударить ещё. Но он даже не пытался сопротивляться.

Протерев глаза, я тут же отвернулся, благодаря Хранителя за то, что ужин был так давно. Я попал мужику точно в рот, а хрустели его зубы и череп. Мне хватило силы пробить его голову мечом насквозь.

Я отёр лицо снегом. Раз, другой, третий, пока снег не перестал окрашиваться тёмным в свете лун. Чтоб об этих горластых солдатах замка сама память стёрлась, а их имена даже дети позабыли. Теперь я не только видел кровь, я ей, кажется, напился.

Плевать. Я Денудо. И я ничего не боюсь.

Ухватился за рукоять меча и рванул его на себя.

Двое. Их осталось двое. Тени подсказали, что люди есть только в доме. Всё же я нашёл пользу от этого проклятья крови Оскуридо.

На миг мелькнул соблазн подпереть дверь и дождаться солдат. К обеду граухи отойдут от солнечника, и к четырём вечера воины Денудо будут здесь. Всё, что я хотел, я ведь уже доказал?

Но мысль об алтаре Хранителя и словах матушки заставила меня пригнуться, входя в дом. Отец – Великий паладин меча, Клинок. Пусть я поражён проклятьем слабости, пусть я буду слабей отца, но мне обязательно нужно стать хотя бы Паладином меча, чтобы достойно выступить на Играх Предков. И хватит ли на это жизней двух голодных оборванцев, что не успели даже взяться за свои ржавые мечи? В чём тут подвиг? Что эти смерти добавили в мою уверенность? И разве решение дождаться солдат – это не трусость?

Я поднял взгляд на темнеющий впереди бесформенный холм дома. Бывал я в таких при объезде земель. Даже дважды ночевал с Флаймом, когда охота уводила нас далеко от замка. Наполовину врытая в землю коробка из брёвен снаружи обсыпана землёй и камнями, а сейчас ещё и снегом. Внутри же она разделена на две части ещё одной стеной. На самом деле там и места не так много, как кажется. И точно некуда бежать.

Расстегнул плащ и позволил ему опасть на снег. Сверху бросил пропитанный кровью кафтан, оставшись только в доспехе.

Смотреть в окошки бесполезно. Они темны.

Ни первая, ни вторая дверь на петлях из кожи даже не скрипнули. Зато я чуть не рухнул в чулане между ними, споткнувшись о брошенные поленья.

Перебрался через них, в щель оглядел комнату, пользуясь тем, что темнота для меня проницаема. Вот они оба. Дрыхнут на лавках, укрывшись какой-то старой рухлядью. На столе объедки, в углу какая-то непонятная груда…

Один из лежащих шевельнулся:

– Грен! Чего припёрся и выхолаживаешь? А ну, пшёл сторожить щенка! До рассвета ещё…

Я шагнул вперёд, ноги сами заученно скользнули по земляному полу по Безмолвной тропе, не давая мне споткнуться. Первый удар тому, что проснулся. На его хрип заполошно вскочил второй. Я только и увидел, как над бородой блеснули глаза. Туда я и нанёс укол.

Раньше, чем я успел вытащить завязший меч, в комнату ворвался свет. Я рванул рукоять оружия на себя, отскочил на два шага назад, затем ещё на шаг, давая время глазам привыкнуть. Проморгался наконец и выругался. Кто меня тянул за язык с подвигом?

Может, тот крестьянин считать разучился?

Беглецов оказалось пятеро.

И тот, что сорвал плотную шкуру, которая завешивала проход между половинами дома, был кем угодно, но не оголодавшим крестьянином.

Ярко освещённая комната за его спиной, ни следа сна в глазах, впалые щёки покрыты недельной щетиной, коротко обрезанная густая грива серых волос, цепкие тёмные глаза. На широких плечах отблески пламени. Если он и прилёг, то сделал это, не снимая доспеха. Справного, начищенного доспеха достойного старшего воина.

Я вновь выругался. Самодовольный щенок. В голове заполошно метались мысли.

Когда я увидел в стоге у первого меч, то почему не задал себе ни одного вопроса? Откуда мечи у бывших крестьян, у таких оборванцев? Они положены только тем, кто пошёл под руку владетелю земель, записался в его солдаты и на алтаре Хранителей клялся отплатить верной службой за искусство пути меча.

Или у тех, кто убил воинов владетеля.

Или у тех, кто предал клятву владетелю.

Вот этот, что стоит напротив с мечом в руке, как раз из таких бывших воинов.

Клятвоотступник.

Доспех надёжно защитит его от половины моих ударов.

Меч… Вот меч, пусть и длинней моего, здесь, под низким потолком хибары, будет скорей мешать. Но отлично позволит пырнуть меня в спину, если я попробую бежать. Впрочем, я этого делать не собираюсь. Ихора в его жилах слишком мало, чтобы наказать за нарушение клятвы. Значит, я сделаю это своими руками.

Бывший солдат ухмыльнулся, лишь подтвердив мои мысли о клейме клятвоотступника, обнажая почерневшие зубы:

– Экий ты прыткий, до рассвета ещё далеко, а ты уже тут как тут. Ну да ленивым дуракам туда и дорога, куда ты их отправил, сопляк Денудо. Меньше мне потом мараться.

Я невольно огрызнулся:

– Это кто здесь сопляк?

Бывший солдат лишь сильней растянул губы:

– Не нужно брехать. Пацан при мече да в доспехе. Кто б ты ещё был? Наследный сопляк Денудо. Так ведь?

Я расправил плечи и процедил:

– Раз ты такой умный, то самое время упасть на колени и умолять о прощении.

Бывший солдат снова ощерился чёрными зубами:

– Да ладно? Ты ж ещё не вошёл в силу, даже такой простолюдин, как я, в силах свернуть тебе шею. И никакой ихор давно дохлых Предков тебе не поможет. Сейчас мы на равных, сопляк.

Бывший солдат сделал два коротких шага, заставив меня стиснуть зубы. Это точно первые два из Тридцати шагов северной тропы. Чтоб имя этого Вораза его дети позабыли. Он раздаёт тайны Дома Денудо всякому отребью! Неудивительно, что этот начал гнить после бегства – в его жилах есть толика ихора.

– Знаешь, – доверительно сообщил мне бывший солдат, – когда я притащу твою голову владыке Воразу, наградой мне будут слёзы Амании.

Я не удержался от смеха.

А жирному борову Воразу самомнения не занимать. Владыка, ты погляди. Так именуют только короля.

Осторожно шагнул влево, поднимая меч в стойку, ловя бывшего солдата на кончик меча, с насмешкой ответил:

– Скорее это заставит отца стереть с лица земли Малый дом Вораз. Так что твой жирный владыка отрубит тебе голову, чтобы сохранить тайну и не тратить на начавшего гнить клятвопреступника слёзы Предка.

Бывший солдат цыкнул:

– Тц-ц, а ты прав, сопляк. Спасибо за твой последний совет. Придётся мне быть осторожней с наградой за тебя.

Я напал первым, наполняя тело жаром огня души. Шаг вперёд, на выдохе стремительный выпад, больше похожий на бросок змеи…

Так мне казалось в мыслях. Бывший солдат успел вскинуть меч, легко отбив мой удар, и напал сам, используя движения Меча льда и света, его первое умение – Дождь клинков.

Движения его были быстры, но им не хватало точности и твёрдости, он всё делал небрежно, неверно, не понимая сути. И, конечно, в его жилах не хватало ихора. Я одним движением клинка смёл то, что он, наверное, гордо называл образами меча.

Несколько ударов сердца сталь звенела о сталь, а затем раздался истошный вопль.

Шаг назад мы сделали оба. И я, и бывший солдат. Вопила какая-то полуголая баба, которая выглянула из той комнаты, где он прятался раньше. И вопила она, глядя в угол.

Я позволил себе быстрый, короткий взгляд в ту сторону. Бесформенная куча в углу оказалась горой тряпок и шкур, из-под которой торчала рука.

Спустя два удара сердца я вернул взгляд на бывшего солдата. Глаза в глаза. Он шагнул в сторону, коротко взмахнул рукой, оплеухой отправив бабу в беспамятство, беззлобно буркнул:

– Разоралась.

А я лапнул с пояса нож и напал снова.

Шаг вперёд, укол в глаза, позволить клинку рухнуть вниз, на чужой меч. Навалиться, тесня солдата безо всяких изысков пути меча. Так, как учил Флайм. И ткнуть ножом в бедро. В слабое место доспеха.

Бывший солдат заорал, рванулся, влепил мне по зубам кулаком. Я отлетел в сторону, на миг потерялся, мир словно вспыхнул, ослепляя. А когда пришёл в себя, то обнаружил, что потерял меч. И нож.

А напротив меня озверевший от ярости бывший солдат.

Он с рыком вырывает из бедра мой нож, через миг швыряет его в меня. Я успеваю прикрыть лицо рукой, и клинок безвредно скользит по стальной чешуе, отлетая в сторону. А когда опускаю руку, то бывший солдат уже шагает ко мне.

От первого и даже второго удара я ускользаю влево, в угол, к своему ножу. Я меньше, ловчее, у меня две целых ноги, и мои Шаги тропы лучше. Но у меня нет меча.

Третий удар обрушивается на плечо и спину, пронзает болью, но остановить меня уже не может, я ударяю врага всем телом, сбиваю с ног, падаю сверху, ухватив его за горло. Солдат снова бьёт меня кулаком, и снова мир вспыхивает, а руки слабеют.

Через удар сердца уже солдат вжимает меня в земляной пол, наваливается сверху, бьёт головой. Но я успеваю отвести голову в сторону, смягчить удар. Солдат яростно взрыкивает, вскидывается. Его меч сверкает, слепя меня отсветом. Я отмахиваюсь, принимая удар на предплечье. Вместо того чтобы пробить мне горло, меч скользит по стальной чешуе, утыкается в грудь, а через мгновение солдат наваливается сверху на рукоять.

Из меня выбивает весь воздух, клянусь Хранителем, я слышу треск собственных рёбер, но доспех выдерживает, а чужой меч соскальзывает, утыкаясь в пол где-то у подмышки.

Солдат снова рычит, скалится, словно волк, и опять вскидывает меч, на этот раз рубя им, а не пытаясь меня нанизать.

И снова я прикрываюсь левой рукой, ору от вспыхнувшей в ней боли, а солдат бьёт ещё и ещё раз, словно пытаясь отрубить мне руку.

Но я наконец нащупываю свой нож, рвусь, едва видя сквозь тёмную пелену боли, и всаживаю его в голову солдату, прямо в ухо.

Он захрипел и рухнул сверху, выбив из меня воздух. Я попытался столкнуть его с себя и только тут ощутил, насколько мне плохо: кружилась голова, горела нестерпимым огнём рука. Не знаю, орал ли я, когда солдат рубил меня, но сейчас, под тяжестью его мёртвого тела, я едва мог сипеть, не в силах даже выдохнуть из себя проклятье, а тем более вдохнуть полной грудью. Казалось, изломанные рёбра сейчас проткнут кольчугу и вылезут наружу.

Внезапно я увидел босые женские ноги. Затем руку, которая ухватила с пола мой меч.

С трудом прохрипел:

– Дура. Я Лиал, сын твоего владелеля Нумеро Денудо. Помоги мне, скоро здесь появятся солдаты из замка.

Меч рухнул обратно на пол, но вместо того, чтобы помогать мне, женщина бросилась перелезать через меня, в прямом смысле наступив на грудь. Я застонал, и последнее, что увидел из-под мертвеца, как она отшвыривает в сторону тряпки, открывая залитое кровью тело какого-то бородатого мужика.

А потом боль исчезла.