Текст книги "Под крышей дома моего (СИ)"

Автор книги: Михаил Корешковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

No Михаил Корешковский

   Посвящаю Лёле, жене и другу

   Под крышей дома моего

   I. Переезд в Зазеркалье

   – Вы, в самом деле, хотите перенять после меня эту квартиру? – с некоторым удивлением спросила нас красавица-француженка с двумя маленькими детьми и русским именем Катя. Облегченно вздохнула, посмотрела вдаль на притуманенные высотки делового центра и добавила:

   – Перекресток, правда, шумноват, но если окна закрывать, то очень даже ничего...

   Забирать она ничего не стала, и, вручив мне девятьсот долларов компенсации за причинённые неудобства, вылетела с малышами в Монреаль.

   Мы поселились с женой в этой – какая удача! – просторной и недорогой квартире под самой крышей. Соседи, я понял, француженку недолюбливали – она не мыла по очереди общую лестницу, и дети сильно шумели.

   – Рады с вами познакомиться. Вы к нам надолго? А то в вашей мансарде жильцы меняются как времена года...

   Первые после ремонта дни мы с женой спали, как убитые, а потом в спящее сознание начали входить какие-то звуки, похожие на потрескивания. Подумалось, скрипит измотанная уехавшими детьми мебель.

   Из кухни доносились лёгкие металлические постукивания с электронным оттенком.

   – Это холодильник переключается, – сонно вздохнула жена, сворачиваясь калачиком.

   Пару ночей спустя меня разбудило нечёткое бормотание за стеной из двух тонов – низкого и сильного, перемежающегося звонким и грудным. Сначала показалось, я схожу с ума – это напоминало мою сегодняшнюю перепалку с женой из-за случайно купленного изящного, но дорогого торшера.

   Я прошел в соседнюю комнатку – пусто. Приложил ухо к стене – может быть, это телевизор у соседа, любил он в шесть утра вставать под новости. Стена молчала.

   Следующей ночью в сознание вошло назойливое, долгое, на все лады, урчание воды в гостевом туалете. Жена проснулась вместе со мной – оставь, не воры же, просто сброс воды в стояке. Нет, не похоже. Я прошел к туалету, кляня помеху сну и думая о неисправном сливном кране, и, ожидая увидеть потоп, с некоторой опаской открыл дверь.

   Кран замолчал сразу. Последние струйки воды с журчанием ушли неведомо куда. Сантехника вызвать – мелькнула мысль. Попутно справил малую нужду, нажал кран, он работал четко, не заедал.

   Соседка, встретив меня на лестнице, спросила:

   – Вы ходите в туалет по ночам?

   – Да, а что? – ответил я, настораживаясь.

   – А почему вы так долго сливаете воду?

   – Н-ну, так получается, – промямлил я, ожидая неладное.

   – А может, вы в туалет мусор спускаете, – сказала соседка, имея в виду, вероятно, неважную репутацию приезжих, – так для этого есть контейнеры во дворе...

   С отвалившейся челюстью я стал расшаркиваться, что прекрасно разбираюсь в разноцветных пластиковых ящиках для отходов, а с водой случайно получилось из-за неисправности.

   Она мне не верила.

   – I don't think you've been telling the whole truth here.

   Пожилой сантехник сказал по-русски – пан, кран в порядке, но я сделаю потише.

   Следующей ночью в гостевом туалете снова играли вальс водно-бачковых инструментов. Я побежал, чтобы застать кого-то (что-то?). Музыка оборвалась на басовой ноте. Вода отбулькала. Никого не было. Вспомнился Стивен Кинг с его лифтом, который ходил сам по себе, и полтергейст.

   Знакомые посоветовали поорать в квартире, и, накручивая себя, я метался по комнатам, используя все выученные за жизнь материки. В самом деле, на пару дней стало тихо. Затем стала постукивать дверь шкафа, как от сквозняка.

   Утром, придя на кухню, я увидел валяющиеся на полу все три разномастные пластиковые емкости, имеющиеся у жены. Почему-то подумалось, что ЭТО пожалело фарфоровую посуду.

   Миссис Ламбертс из управляющей домом компании в ответ на мои, видимо, невнятные жалобы посоветовала мне наладить отношения с женой, и смотрела на меня с мягким сочувствием.

   Иногда сама собой медленно приоткрывалась дверь в гостиную. Интернет периодически зависал. Я шёл к полочке c модемом рядом с угловым диваном, и, чертыхаясь, нажимал кнопку сброса. После этого можно был перезагрузиться. Догадывался – где-то здесь сидит ОНО.

   Ночью, ходя в туалет для себя и для контроля, я услышал в маленькой комнатке, служащей одновременно мастерской, кабинетом и складом, мягкое жужжание компьютера. Он был в режиме Standby. Я выключил его, полагая, что забыл это сделать накануне.

   Утром стал просматривать электронную почту и, подчиняясь неясному импульсу, нажал на History – между тремя и четырьмя часами ночи кто-то смотрел эротические сайты. Я понял, что это – ОН.

   Я назвал его Тимоша.

   У него было излюбленное местечко на шкафу в передней. Там он шуршал рисунками дочери, после поступления в университет живущей отдельно. Если я приходил усталым с ночной смены и говорил – Тимоша, дружок, дай, пожалуйста, поспать, – он умолкал, и действительно не шуршал, не скрипел, не брякал.

   Как-то утром пошёл я на кухню и у раковины едва не поскользнулся. Там оказалась лужица – я разозлился и прошипел:

   – Чебурашка мокрожо...ая!

   Интонации он понимал очень тонко и замолк. Повисла тишина, но это была тяжелая, давящая тишина. И это длилось и день, и два, и неделю, и две... Жена не могла спать – как ты мог! Грызясь, я ныл-канючил во всех комнатах и писал на бумажках – Тимоша, прости, меня занесло...

   И потихоньку снова зашумело, задвигалось, зажило.

   II. Мужчина я или где?

   Дружок Тимоша оказался существом деликатным – в нашу спальню ни ногой, но мог позволить себе включить в гостиной телевизор в качестве будильника. Смелел, все меньше хоронясь. Или просто понемногу давал к нему привыкнуть. Мог дозаправить борщ, если жена не успевала до работы. Выяснилось – любит свет и свежий воздух, и при любой возможности открывает окна.

   Однажды после вечернего телефонного разговора я решил доказать дочери, что стихи писать может каждый. Посмотрел в распахнутое окно на звёздное небо, и как казахские акыны – что вижу, о том и пою – взял мягкий карандаш и набросал на листке:

   Пало на землю мерцание ночи.

   Всё я приемлю холодным умом...

   Из-за слов «пало», «приемлю» показалось, что это чистой воды подражание прошедшим векам, махнул рукой и пошел спать. Утром стал собираться на работу, бросил случайный взгляд на листок и едва не подавился – под моими строками кривыми печатными буквами стояло продолжение:

   ВСжЖЕ КАК СОЗДАЛ НИВЕДАМЫ ЗОДЧИ

   ГАРМОНИЮ МИРА ВОГНЕ ГАЛУБОМ

   Это был вызов. Я нервно черкнул на листе – «Как меня зовут?» – и ушёл на работу. Вечером прочёл – «Мишэль». Несколько фамильярно, но он делал успехи.

   «Как зовут мою жену?» Её он, видимо, больше уважал. «Леди Лариса».

   Когда жена звонила в дверь, под потолком радостно взвизгивало. Если я приносил ей цветы, что-то мелькало и плясало вокруг них. Работая над учебниками для квалификационного экзамена, она ненадолго ложилась расслабиться; тогда он затихал, наверное, у себя на шкафу, потому что его нигде не ощущалось. Если жена находила мои очки в бельевой корзине, то говорила:

   – Тимоша, дам по попе.

   Тимоша счастливо смеялся, и очки больше не пропадали. Буянил он только, когда я был в доме. В мое отсутствие, говорила жена, в квартире тишь да гладь.

   Ясным бодрящим утром я искал свои носки для фитнеса и, по недоверию, подозревая коварного Тимошу, бурчал. Он сбросил мне на голову рисунки дочери. Я вскипел, но сдержался:

   – Да пошёл ты!..

   – Михаил коров доил! – завопил он, и битый час скрежетал как железом по стеклу, давя, видимо, на нервы, пока с улицы не пришла жена и сказала:

   – Мол-чать!

   И он заткнулся. Рисунки пришлось перенести. Всё-таки его место.

   Он невзлюбил новостные каналы телевидения и, когда показывали кровь, насилие и катастрофы, все норовил вырубить декодер. Зато обожал российский «Ералаш» и американские комедийные и семейные сериалы, и с удовольствием подхихикивал, точнее – сохихикивал, а расчувствовавшись, бормотал над ухом – farewell... reason... broken heart... love you... lovely...

   По-моему, он шарил по всему компьютеру, некоторые документы я находил в других местах. Но ничего не пропало. Я ввел в систему нового пользователя «Тимоша» и написал: «Тимоша, руки прочь от моих документов!»

   Утром я открыл компьютер – он нарисовал рожицу типа колобка. Колобок вдруг подмигнул, расплылся в улыбке и заржал по-лошадиному. Этот тип добрался уже до программирования. Я ответил недвусмысленным намёком – пляшущими под лезгинку рисованными кавказцами с кинжалами.

   Он не замедлил со встречным – весёлой взбалмошной вороной со скрипучим фальцетом: «Гуляй, гуляй, Аполлоша Бельведерский...»

   Что-то слишком способный малец. Нет, не возьмёшь! Желание взять верх томило меня. Но не стал с ним биться ни в шашки, ни в шахматы, кожей предощущая железную хватку опытного турнирного бойца. Играть решил с ним в буриме – пишу начало стиха, он продолжает, потом я, и т.д. А ну-ка – начну под Маяковского, он-то его не читал:

   Ученье – свет, а неученье – тьма.

   Он подхватил:

   Учили меня уму-разуму.

   Я (не найдя ничего лучшего):

   Тут недоучке сойти с ума

   Он:

   Со всеми Тимошами разными.

   М-да... Что-то найти, что ему не по зубам. Взгляд упал на газетный заголовок недельного бульварного таблоида – «Гражданские свободы ограничиваются!» А вот это годится. Ну гад, держись! Я набрал на клавиатуре:

   Свобода каждого человека ограничивается...

   – пошел на кухню напиться, вернулся, и...

   ...только свободой другого человека!

   Все – надо завязывать. Я сдался.

   III. Мелодия для флейты

   Подрабатывал я субботней, самой выгодной, доставкой пиццы. Выжатым, далеко за полночь, вваливался в двери.

   – Я, как солдатка, – расстраивалась жена, – жду мужа с поля битвы. Не ложись немытым.

   Не было ни сил, ни желания, хотелось только есть, тупо смотря телевизор с выключенным звуком, и спать. К тому же я помнил, как во время ночного душа дед снизу стучал тростью в потолок, и жаловался после всему дому. Сами собой смыкались тяжёлые веки – подождем... утром... будет... мож...

   Ночью я услышал звук душа. Пошел было спросонья выключать воду, потом с полпути вернулся в спальню – жена спала. Я вернулся к закрытой двери ванной, она у нас не запирается, хотел зажечь там свет, но передумал – вдруг испугается. Согнул палец и хотел даже постучать, но не решился – может у него интимная гигиена, а тут я... Потоптался и пошёл спать. Сосед не стучал. Вода скоро прекратилась.

   Утром я набрал в компьютере:

   «Тимоша, будь человеком! Нас же отсюда выгонят...»

   Он ответил:

   «Yes sir».

   Теперь вода лилась коротко между шестью и семью часами утра. Но пол всегда был сухой. При всей любви к воде Тимоша панически боялся наводнений. Если жена ставила набирать воду для мытья пола и отвлекалась другими делами, предусмотрительный Тимоша закрывал кран ровно на половине ведра. Причем с такой силой, что освобождать кран приходилось мне.

   – Тимоша, не усердствуй.

   – Если бы не я, вы бы уже давно пропали.

   – Майкл, – пожаловалась бабуля-божий-одуванчик с первого этажа, – мой кот боится выходить во двор. Кто-то обливает его холодной водой. Это не из вашей ли мансарды?

   Я вспомнил про водяной пистолет, купленный дочерью во времена стрелятельной эпидемии в школе, и доложился жене. Она спокойно сказала в никуда:

   – Чтобы пистолет был у меня в тумбочке...

   Коту для замирения снесли вниз баночку ливера. А пистолет лег в ящик и больше не исчезал.

   Жена устроилась менеджером в аптечную сеть и ходила с двумя смартфонами и громоздким служебным ноутбуком.

   Он наладился ежедневно посылать ей на смартфон «Доброе Утро» – картину, пейзаж, жанровое фото или забавный клип. А мне приветствие – «Bon jour! Как дела, зубрилка?» Нам обоим – «Ребята, сходите в цирк du Soleil!» Дочери, если она у нас гостила на каникулах – «Милая пришелица, если вас не очень затруднит, то, пожалуйста, не пользуйтесь голубой чашкой с золотой каёмочкой, она моя».

   Когда жена, оживлённая и пахнущая свежим ветром, приходила домой, ноутбук сам собой перекочёвывал на письменный стол, на кухне включался кофейный автомат, а в комнатах празднично зажигался свет. Тимоша выхватывал тарелки из шкафчика, и, накрыв со мною стол, удовлетворённо затихал.

   Я послал документы на признание диплома и записался на курсы повышенного английского. Он одобрительно хмыкнул, и по вторникам напоминал – «your homework?» Кроме того следил, чтобы вовремя оплачивались счета, и за продуктами в холодильнике, беспощадно выбрасывая всё просроченное – мы же не бомжи, чтобы есть такое.

   Для разгрузки я перечитывал на ночь «Двенадцать стульев». Он прыскал по-девчоночьи и загодя приподнимал страницу, чтобы перевернуть.

   – Тимоша, не мешай, пожалуйста.

   «Одесские рассказы» Бабеля мы читали уже раздельно, я – по диагонали, потому что уже читал, а он порассказно – я видел это утром по раскрытым страницам. Когда хочется проверить его на одесский фольклор, я пишу:

   – Тимоша, как на улице атмосфэра?

   Он отвечает:

   – Грязь как с дождь, но дождь лично не идёт.

   На рождество я поставил по традиции пластмассовую ёлочку. Утром приготовил завтрак, заварил чай и, возвращаясь в гостиную, увидел под ёлочкой знакомую, припорошенную настоящим снегом, музыкальную шкатулку с мелодией «Happy Birthday To You», подаренную когда-то дочери.

   Жена, любопытствуя, осторожно подняла крышку – аккордеонное, тягучее и страстное «Бесаме мучо» вырвалось наружу. Ответственный квартиросъемщик Тимоша скачал музыку, видимо, в интернете. Мы переглянулись. Неловко как-то. Мы чуть о нём не забыли.

   – Давай, – улыбнулась жена, – подарим ему какой-нибудь инструмент. Порадуем. Флейту-пикколо, например. Потянем?

   По аукциону Ebay я выбил случайно затесавшуюся, почти новую, большую флейту, и положил её на шкаф. Я ждал разогрева – посвистываний, продуваний, гамм, но не слышал никакой подготовки. Я едва не торжествовал – ну что, описался, сокол ясный...

   А он начал в воскресенье чистым, ликующим, без заминки, потоком – «Одой к радости» Бетховена... А когда в понедельник я пошёл на работу, флейта проводила меня маршем шотландских стрелков.

   Так и живём. Вряд ли мы отсюда переедем. Куда от него денешься.

   – Ты славный малый, Тимоша, – говорю я. – И флейта твоя золотая, – кладёт жена мне руку на плечо. – Хорошо, что мы все вместе, – добавляет дочь.

   Не стоит спрашивать его с лёгкой досадой – а «Сороковую симфонию» сможешь?

   Он – сможет.

   6