Текст книги "От Москвы до Берлина (Статьи и очерки военного корреспондента)"

Автор книги: Михаил Брагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

И вдруг пленные, пригнанные рыть траншеи, услышали отдалённый гул. В воздухе было тихо. Но гулом была полна земля. Он нарастал с каждым часом, как нарастает отдалённый гул океанского шквала, и на ли люди приникали ухом и всем телом к земле, спрашивая у неё, откуда идёт этот гул, далеко ли от них бушует сражение. Весть об этом разнеслась по лагерю, и, таясь от охраны, поодиночке и группами пленные спускались в траншеи; они искали участки, где яснее звучал гул борьбы, гул освобождения. К вечеру едва уловимый слухом, как вздохи отдалённой бури, возник в воздухе шум артиллерийской канонады. Он то усиливался, то пропадал, и сердца людей то бились в радостной тревоге, то замирали в тоске. Люди вытягивали шеи, поднимались тайком на чердаки барачсв и в самозабвении прислушивались. Вскоре пленные увидали, как высоко-высоко в поднебесье пронеслись строи наших тяжёлых бомбардировщиков. Они быстро исчезли, а к вечеру вдалеке по горизонту поднялось зарево пожаров.

Среди ночи охранники лагеря подняли всех военнопленных. Криком, ударами прикладов, штыками они выгнали их из бараков, построили в колонны, чтобы гнать на запад, за Вислу. "Всё... конец... не дождались свободы". Над лагерем носился ветер, он гудел в колючей проволоке, сметал с крыш падающий снег. Впереди ждала гибель от штыка конвоира и смерть в снегу придорожной канавы.

И вдруг, как молнии сквозь пелену снегопада, во тьме пронеслись зарницы разрывов. Сыграла "катюша". Грохот стрельбы стал слышен совсем близко, рядом, но не там, на востоке, откуда все ждали, а на юго-западе, позади лагеря. Это танкисты 2-го Белорусского фронта, совершая ночные марши, с боями прорываясь к морю, окружали Восточную Пруссию. В панике заметались охранники. Стреляя, загнали они всех пленных обратно в бараки и в страхе бежали из лагеря. Вместе с ними мимо лагеря бежали с фронта немецкие части.

В ту же ночь страшный взрыв потряс окрестность Тяжёлые обломки камней падали, проламывая крыши бараков. Взорванный немцами, взлетел на иоздух памятник Гинденбургу. Каменный страж концентрационного лагеря и всей тюрьмы "Восточная Пруссия" рассыпался и валялся в прахе.

* * *

Далеко в поле, за лагерем, появился огромный танк. Чей это танк – никто не знал. Никто из пленных никогда не видел такой грозной машины с непомерно длинным орудием; он мало походил на танки, которые красноармейцы знали в 1941-1942 годах. Но вот танк развернулся, и тысячи пленных увидели в утреннем свете на башне советскую звезду.

Люди рванулись к колючей проволоке, они кидали поверх неё шинели, чтобы перелезть. Стена была высока, но порыв людей необъятен, – подбегали всё новые сотни и тысячи, толпа прорвала колючую стену и кинулась навстречу танку. Пленные кричали, кидали в воздух рваные шапки, больные ползли по снегу, обнимались, плакали. Тысячи измождённых людей окружили танк. Экипаж вынесли на руках.

– Это был наш тяжёлый танк "Иосиф Сталин", – рассказывает освобождённый из лагеря доктор Воробьёв,– он пришёл к нам в 21-ю годовщину смерти Владимира Ильича Ленина. И вспомнил я, – продолжает старый врач, – как в 1941 году при отступлении с границы под Волковыском на реке Зельвянка из горящего танка, охваченный пламенем, выбросился комиссар бригады Чубаров. Спасти его уже не бьио возможности, и, умирая, он говорил: "Доктор, это горит Чубаров, но знамя Ленина – Сталина никогда не сгорит..."

Рассказывая, плачет доктор Воробьёв... Плакали тогда тысячи пленных, прослезился, глядя на них, и молодой командир танка. Став на башню могучей машины, в ответ на просьбы сказать что-нибудь, он крикнул: "Нам некогда, товарищи, нас ждут другие, такие же, как вы", – и умчался на север, к морю. Лагерь у Танненберга покидали десятки тысяч пленных: русские, французы, англичане, поляки, чехи, американцы, сербы. Они покидали лагерь холода, голода, смерти. Они проходили, стуча колодками деревянных башмаков по каменным плитам взорванного памятника Гинденбургу.

* * *

В немецких городах, деревнях, имениях, хуторах не дождались радиосигнала гаулейтера об эвакуации. Радио молчало, а советские танки грохотали под окнами. Дикая паника – "спасайся, кто может" – обуяла немцев. Они видели, как горят их дома, как бегут с фронта немецкие части. Немецкие солдаты мародёрствовали, сбрасывали одежду, переодевались в штатское. В истерике немка спрашивала у русской девушки Веры Воробьёвой: "Где же немецкий бог?" и, отчаявшись в его помощи, на коленях молила невольницу заступиться за неё. На улицах смешались фургоны беженцев всех районов и деревень, оказались ненужными аккуратно написанные бирки па фургонах. Обозы беженцев запрудили дороги. Спасаясь от наступающих русских, четыре немецких "тигра" пошли напролом, давя на дороге колонны фургонов. Обезумев от страха, бежали немцы через залив на косу; лёд не выдержал и тысячи немцев погрузились на дно.

* * *

В дни, когда танкисты генерала Вольского и,пехотинцы генералов Федюнинского и Гусева стремились с юга на север к Эльбингу, к Данцигской бухте, туда же с востока бежали немецкие дивизии. Было ясно, что восточно-прусская группировка противника терпит поражение, что Восточная Пруссия будет занята нашими войсками, но немецкое командование всё ещё пыталось уйти от катастрофы, сохранить за собой полосу вдоль моря, по которой проходит автострада Кенигсберг – Эльбинг. Здесь окончательно решалось: либо войска 2-го Белорусского фронта выйдут к морю, отсекут пути из Восточной Пруссии, либо немцам удастся удержать сообщение с Померанией и Данцигом, откуда уже торопились резервы Гитлера, отряды морской пехоты, и тогда борьба примет затяжной характер.

Более недели танкисты генералов Вольского, Сахно, Малахова, полковника Михайлова не досыпали и не отдыхали. Почти все эти дни частый гость балтийских просторов – пурга заметала дороги. По сугробам шли только танки, автотранспорт отставал, горючее, снаряды подвозили, пробиваясь через снежные заносы, порой продвигаясь по 5-6 километров в час. На пути к морю перед танкистами вставали не только враги, но и природа и собственная нечеловеческая усталость. Всё преодолевая, охваченные неудержимым порывом – вперёд, к морю, танкисты с боями перехватывали одну колонну немцев за другой.

Среди немецких колонн шли угоняемые за Вислу тысячные колонны пленных французов и англичан. Они стали свидетелями этого невиданного боевого марша...

– Нас гнали из Вормдитта, – рассказывает пленный француз, – когда появились ваши танки. При виде их конвоиры разбежались. Танки устремились на нас.

Мы боялись, что советские танкисты примут нас за немцев. По колонне стали искать знающих русский язык. Знавшие хоть несколько русских слов бежали навстречу танкам, но они стали развёртываться в боевой порядок. Я был восхищён действиями головного взвода... Мой друг, прячась в канаву, сказал, что "они отлично действуют, но для нас это может плохо кончиться". Тогда мы стали кричать: "Гитлер капут!" Но танкисты продолжали приближаться. Тогда все мы закричали: "Вив Сталин!"

На снежном поле тысячи людей кричали во всю силу лёгких, искали спасения в имени товарища Сталина.

– К этому времени ваши пехотинцы с танкового десанта уже подбежали к нам... Видно было, что они не спали много дней, – лица их были черны от усталости, – говорит английский офицер. – Пехотинцы стали проверять состав колонны. Все мы, не только англичане, французы, сербы, но и голландцы, бельгийцы, итальянцы говорили одно слово: "союзник". Подъехал в русский майор и позаботился о нас, послал в тыл, на юг, потому что ожидалась контратака немецких танков. Мы шли всё дальше в тыл, но долго не встречали

вашей пехоты. Ваши танкисты – герои. Воевать в снежной метели гораздо труднее, чем в песчаных бурях африканской пустыни. Но так невозможно воевать. Английский офицер не понял, что нормой тактического поведения наших танкистов давно стало то, что считалось невозможным. Он не понял, что, действуя так, наши танкисты отрезали немецким дивизиям путь за Вислу и спасли жизнь тысячам пленных, отставшим от новых правил войны и не понявшим темпа и характера нашей борьбы.

Спустя десять суток после первых ударов на реке Нарев войска Рокоссовского прорвались к берегу Балтийского моря. Советские танкисты ворвались первыми в логово фашистского зверя и изнутри заперли Восточную Пруссию.

Немцы теперь уже не могли проскочить раньше нас за Вислу и стремились пробиться силой. Они свели вместе четыре пехотные дивизии, одну танковую, назвали эту группу первым эшелоном прорыва, подготовили к удару последующие эшелоны и перешли в наступление на запад, на Эльбинг. Соединение генерала Вольского в это время штурмовало Эльбинг, наступая фронтом на запад. Немцы грозили, ударив в тыл танкистам, прорваться к гарнизону Эльбинга. Танкисты приняли бой с перевёрнутым фронтом. Часть их, руководимая генералами Заевым, Малаховым, полковником Поколовым., штурмовала Эльбинг, другая часть под руководством генералов Синенко, Сахно сражалась фронтом на восток. Танковое соединение одновременно стало и молотом и наковальней. День за днём шла ожесточённая борьба. Пятнадцать суток танкисты ни на один день не выходили из боя. Усилились метель и мороз. Люди цепенели от холода и усталости. А немецкие полки вал за валом накатывались на танковый барьер. Ночами и в метель они проникали в глубину наших боевых порядков, добираясь иногда до штабов. Казалось, вот-вот прорвутся немцы и уйдут в Померанию. Но день за днём их цепи разбивались о наш стальной волнорез.

Войска 2-го Белорусского фронта отбрасывали противника на восток, войска 3-го Белорусского фронта наносили ему удары с востока. Те, кто спаслись под Кенигсбергом, были уничтожены перед Эльбингом. Об этом дают показания пленные. Врач батальона Карл Хайнц Кюн рассказал:

– В батальоне было 200 солдат. Под Кенигсбергом 15 убито, 25 ранено, пропало без вести 15. Под Эльбингом было убито 30, ранено 25, пропало без вести 25. В пути от Кенигсберга до Эльбинга убито 15, брошено раненых 9. Батальон, как боевая единица, перестал существовать; уцелевшие 40 солдат и офицеров сделали попытку прорваться мелкими группами и одиночками за Вислу, они бежали ночами через леса и овраги, обходя населённые пункты.

Немцы бросили вперёд из Данцига отряды морской пехоты, составленные из моряков, спасённых с потопленных судов. Но войска генерала Федюнинского были уже и на западном берегу. Первый же отряд "утопленников" был разбит. Командовавший отрядом капитан был уже в плену. Он свидетельствует, что на его участке из Восточной Пруссии выходили одиночки в таком деморализованном состоянии, что, опасаясь распространения паники, их спешно отсылали в тыл.

Нашими войсками взяты в плен не только бежавшие одиночки, но и сопротивлявшиеся полки. На пехоту генерала Федюнинского и танкистов генерала Фирсовича натолкнулась немецкая пехотная дивизия и была разбита. Командир 391-го полка этой дивизии Ганс Клаузен сидит на допросе перед генералом Федюнинским. Допрос идёт в кабинете прусского помещика. На Ганса Клаузена смотрят с портретов Фридрих II, Гинденбург и Гитлер.

Пленный полковник ещё полон самоуверенности. Он заявляет, что попал в плен случайно, что его полк ещё боеспособен и прорвётся на Эльбинг. Генерал Федюнинский приказывает построить весь немецкий 391-й полк, включая артиллерию и обозы, и предлагает командиру полка самому вести своих людей в тыловой лагерь для пленных. Немецкий полковник никнет головой и отказывается предстать перед строем своего

полка.

Вражеские дивизии первого эшелона прорыва были уничтожены. Войска 3-го Белорусского фронта приступили к уничтожению немецкой группировки юго-западнее Кенигсберга.

Войска 2-го Белорусского фронта, частью сил завершив окружение и обеспечив пресечение попыток противника прорваться за Вислу, одновременно крупными силами форсировали Вислу, вошли в Померанию и снова прорвались к морю у Кезлин, завершив окружение новой крупной группировки противника у Данцига. Этими действиями было одновременно ещё надёжней обеспечено окружение восточно-прусской группировки. Прорваться ей было уже некуда. Удрав из "кёнигсбергского котла", она попала бы в "данцигский". Некоторое время эти "котлы" благодаря косе ещё сообщались между собой, но вскоре сокрушительным ударом войска 2-го Белорусского фронта овладели Данцигом. Теперь между кёнигсбергской группировкой противника и ближайшей территорией, ещё занятой немецкими войсками за Одером, оказалось пространство в сотни километров.

* * *

Опыт Великой Отечественной войны учит, что операция уничтожения окружённого врага требует искусства и больших усилий. Перед маршалом Василевским, руководившим операциями в Восточной Пруссии, задача была тем более трудной потому, что окружённая группировка насчитывала десятки дивизий, опиралась на города и укрепления, на крепость Кенигсберг.

Полное уничтожение окружённой восточно-прусской группировки было завершено в три этапа.

Сначала были отсечены все войска, находившиеся юго-западнее Кенигсберга, и прижаты к заливу Фриш-Гаф. Опираясь концами в залив, шаг за шагом сжималась огненная подкова наших войск. На каждом шагу немцы отчаянно сопротивлялись. Они пытались увезти через залив свои штабы и офицерский состав и, чтобы выиграть время, гнали солдат в контратаки.

Это были дни полной распутицы. Наши войска наступали по глубокой грязи, форсировали болота, разлившиеся реки и приблизились к заливу. Наша артиллерия и авиация создали на берегу кромешный ад. Спасая свои шкуры, немецкие офицеры ночью взорвали прибрежную дамбу. Воды залива затопили местность, ещё занятую немецкими войсками. Тысячи немцев, особенно раненых, утонули, тысячи добрались до наших войск и подняли руки. Наши танки, обойдя район затопления, прорвались к берегу, били отсюда по баржам и пароходам, на которых немцы пытались перебраться на косу и в Кенигсберг; баржи и пароходы горели. В грандиозном побоище на берегу залива за период с 13 по 29 марта было убито 80 тысяч и взято в плен свыше 50 тысяч немцев, захвачено 605 танков и самоходных орудий и свыше 3 500 полевых орудий.

* * *

Последовал второй этап уничтожения противника в Восточной Пруссии. Войска 3-го Белорусского фронта перегруппировались для штурма Кенигсберга. У гарнизона крепости было достаточно времени, чтобы подготовиться к обороне. К сильнейшим крепостным сооружениям до последнего дня прибавлялись новые. Их строили десятки тысяч пленных, сапёры и фольксштурмисты. Фашисты заявили населению, что сделают укрепления неприступными. Гаулейтер Восточной Пруссии пресловутый Эрих Кох приказал построить новый аэродром в черте самого города. Сильнейшие укрепления, сотни орудий, а главное – гарнизон численностью более ста тысяч солдат и двух тысяч офицеров (неизмеримо более сильный, чем сопротивлявшиеся гарнизоны Торна, Грауденца, Познани и других крепостей) давали возможность немцам надолго затянуть борьбу.

Всесторонняя подготовка наших войск предшествовала штурму крепости Кенигсберг. Укрепления вокруг были разведаны с воздуха, изучены по планам, путём наблюдения и по опросам жителей и пленных.

Войска использовали для тренировки уже захваченные противотанковые рвы, доты и траншеи. Был построен точный макет Кенигсберга, и командиры, от генералов до лейтенантов, изучали улицы, площади, форты, все крупные объекты штурма. Войска осваивали тактику уличных боёв. Они были разделены на штурмовые батальоны, роты, группы, в которые входили пехота, танки, артиллерия, сапёры. Это была предельно конкретная детализация плана боя.

Одновременно шла грандиозная подготовка сокрушения в целом всей обороны Кенигсберга ударами артиллерии и авиации. Тысячи орудий и тысячи самолётов сосредоточились под Кенигсбергом. Войска ждали ясной погоды. Наконец, она установилась. Солнце и ветер просушили землю, прогнали тучи, очистили землю и воздух для небывалой в природе страшной грозы.

Солнечным весенним утром гроза над Кенигсбергом разразилась и сотрясала непрерывно три дня и три ночи землю и небо.

По приказу маршала Василевского войска 3-го Белорусского фронта перешли в наступление. Ударом с северо-запада войска генерала Людникова отсекли Кенигсберг от Земландского полуострова и порта Пиллау, связывавших кёнигсбергский гарнизон с внешним миром.

Одновременно соединения генерала Галицкого и генерала Белобородова пошли на штурм Кенигсберга с юга и северо-запада. В стремительном наступлении войска ворвались в город. Танкисты рассекали оборону немцев вдоль улиц и площадей. Пехота и артиллерия, уничтожая немцев, очищали улицу за улицей, квартал за кварталом. Штурмовые батальоны пробивались в глубь города, смело оставляли за собой ещё сопротивлявшиеся форты и сильные очаги обороны, которыми овладевали последующие эшелоны. На третьи сутки генерал Галицкий и генерал Белобородов по телефону договорились прекратить артиллерийско-миномётный огонь, потому что их войска, наступавшие с юга и севера, сблизились настолько, что могли поражать друг друга. Последние очаги немецкой обороны были взяты в рукопашном бою.

Историки подробно расскажут о классическом штурме Кенигсберга. Они оценят решающую роль нашей артиллерии и авиации, в чьём ударе проявилась космическая сила, не передаваемая обычными терминами.

Мы знаем разрушение городов и капитуляцию немецких гарнизонов, когда неделями длилась борьба и день за днём в бою разрушались дома, уничтожался враг.

У Кенигсберга невиданная даже в условиях современной войны разрушительная сила тысяч орудий, тысяч самолётов была собрана воедино и обрушилась на немцев в сжатые до предела сроки, и потому её действие было подобно стихии, напоминало землетрясение.

Воздействие этих сил было невыносимо для врага: всё гибнет, рушится, спасения нет ни в щелях, ни в подвалах, ни в железобетонных бункерах. Немцев обуяло безумие. Многие сошли с ума в буквальном смысле этого понятия. В этом горящем пекле, в дыму, в пыли, в раскалённой духоте, у дьявольских костров горящих зданий наши бойцы атаковали немцев, и они "тали сдаваться в плен тысячами.

Весь Кенигсберг был объят пламенем. Днём горы дымных облаков, толкаемые взрывами с земли, громоздились к небу, скрывали солнце, ночью пламя озаряло небосклон...

За несколько часов до истечения срока ультиматума, предъявленного маршалом Василевским гарнизону Кенигсберга, комендант крепости генерал Ляш через военные радиостанции искал связи с нами, чтобы просить пощады, и, наконец, передал по широковещательной станции Кенигсберга, что он сдаётся.

И вот они предстали на допросе: дравшийся против нас с первого дня войны, увешанный железными крестами командир дивизии генерал-майор Хенле, инспектор всех оборонительных работ в Восточной Пруссии генерал-лейтенант Микош (инженер-сапёр по образованию, он командовал танковой дивизией и потому полагал, что сочетание знаний сапёра и танкиста поможет ему построить оборону, не доступную не только для пехоты, но и для танков) и, наконец, сам комендант Кенигсберга генерал Ляш. Его судьба закономерна и отражает судьбу Восточной Пруссии.

Безусым лейтенантом тридцать с лишним лет назад участвовал Отто Ляш в составе 1-й кавалерийской дивизии в битве у Танненберга. Все три десятилетия готовился Ляш к новой войне. Он достиг поста командующего восточно-прусским военным округом. Он жил здесь же, в прусском городке Морунгене. Свою семью, свою вотчину он собирался защищать, как только мог. Ляш воевал под Ленинградом, успел бежать из-под Львова и был назначен как испытанный в боях командир, отлично знающий восточно-прусский театр военных действий, комендантом Кенигсберга.

Генерал-майор Хенле показывает, что фронт его дивизии был прорван северо-восточнее Кенигсберга. Неудачу обороны он объясняет тем, что опоздал контратаковать русских. Генерал-лейтенант Микош винит во всём гаулейтеров, которые вторгались в его функции. Генерал Ляш подтверждает, что в первый же день боя была прервана связь между Кенигсбергом и Земландским полуостровом, где находился штаб армии, которому Ляш подчинён. Связь прервалась между дивизиями в Кенигсберге, и он не мог руководить боем.

Убоги объяснения пленных генералов, не понявших природы и меры вещей! Прижатые военными аргументами советского генерала, ведущего допрос, они соглашаются, что контратаки не спасли бы дивизию Хенле, что укреплений у Микош было достаточно, что, если бы у генерала Ляш и была связь со штабом армии, ничто бы не изменилось, войска Земландского полуострова бессильны были хоть чем-нибудь помочь Кенигсбергу. И под конец они согласились, что удара Красной Армии нельзя было предотвратить, против него нельзя было устоять. Они теперь согласны, что Восточная Пруссия и вся Германия были в этой войне обречены на поражение.

* * *

Снова гудел воздух и дрожала земля. Войска 3-го Белорусского фронта шли вперёд. Наступая, они очищали от немцев Земландский полуостров, сбросили последних немецких солдат в Балтийское море, сверкавшее под солнцем весны 1945 года.

Утихла земля, на которой в 1410, 1757, 1807, 1813, 1914, 1945 годах грохотали сражения, оцределявшие пути истории. Отныне и навеки Восточная Пруссия перестала быть плацдармом наступления на Восток, где живёт и трудится великий, могучий советский народ.

Кенигсберг.

Советские танкисты в Берлинском сражении

" ..Водрузить знамя победы над Берлином" (Сталин).

Это был призыв, поднявший весь советский народ на новые подвиги.

Это был приказ Красной Армии, определивший её дальнейшие действия.

Это была стратегическая цель, достижение которой означало победу над Германией и конец войны.

До Берлина было ещё далеко.

Советская Армия своей центральной группировкой остановилась в Польше на Висле, захватив плацдармы на её западном берегу у Сандомира и Варшавы, а севернее только перешла границу Восточной Пруссии.

Перед нею лежала вся территория фашистской Германии – от Балтики до Карпат, от Гумбиннена до Берлина и дальше на запад. На этом огромном театре военных действий, определяемом стратегическим понятием "Берлинское направление", нашим войскам предстояло особенно напрячь все свои силы, чтобы сыграть решающую роль в окончательном разгроме фашистской Германии.

На этом направлении к Берлину лежали пути через Восточную Пруссию Померанию, через Варшаву – Познань – Кюстрин, через Краков – Бреслау Дрезден.

Все они вели к Берлину, и сразу по всем путям предстояло итти, ибо таков масштаб современной стратегии, такова особенность современной войны, в которой оперативно-стратегические задачи решаются одновременно на гигантском пространстве несколькими фронтами. Таково было решение Верховного Главнокомандования. Грандиозная задача была поставлена перед нашей армией. Она была очень трудной, но глубокая уверенность в её успешном решении царила в армии и в советском народе. Эта уверенность покоилась на опыте минувших победоносных сражений, ознаменовавших весь боевой путь от Москвы и Сталинграда – сюда, к Берлинскому направлению.

Только что отгремело невиданное по масштабам советское наступление 1944 года, когда Красная Армия нанесла врагу десять последовательных сокрушительных ударов.

В результате кампании 1944 года часть армий Гитлера была отрезана и зажата в Прибалтике, а другие – отброшены за границу Восточной Пруссии и за Вислу, прижаты в Венгрии, к Будапешту. Но волны победного наступления утихали, на всём протяжении фронта умолкли громы сражений, и только на левом фланге продолжались напряжённые бои у Будапешта. Мало того: одно соединение 3-го Белорусского фронта при контрударе противника у Гумбиннена отошло по приказу командования на более выгодный рубеж.

Такое положение дало повод гитлеровской пропаганде затрубить на весь мир, что советская армия уже неспособна вести наступательные операции одновременно на всём фронте. Ещё летом 1944 года немцы были вынуждены признать, что они отступают, потому что не в силах удержать натиск наших войск по всему фронту: удары русских на разных направлениях вынуждают их рассредоточивать силы, а последовательность ударов заставляет перебрасывать резервы с одного направления на другое; резервы часто опаздывают, и, пользуясь этим, русские развивают успех. Но, увидев, что наша армия неделю за неделей стоит неподвижно, наступая только в Венгрии, немцы посчитали её обессилевшей, неспособной успешно продолжать наступление на всём фронте.

Гитлеровцы заявляли, что теперь, в 1945 году, русская армия попала в такое же положение, в каком была германская армия под Москвой, когда она растянула свои коммуникации, разбросала силы на непомерно широком фронте и не смогла развивать наступление на Москву. Они утверждали, что добились стратегического преимущества, потому что сократили свой фронт, укрепили его и могут действовать по внутренним операционным направлениям.

Немецкий генералитет понимал, какая грозная опасность таилась в нашем наступлении на Будапешт – Вену, ибо таким образом наша армия охватывала Германию с юга, выходила на её южный стратегический фланг и в тыл, одновременно угрожая всей промышленности Венгрии, Австрии, Чехословакии, снабжавшей армии Гитлера, и сокрушала его союзницу-фашистскую Венгрию. Надеясь, что Красная Армия не сможет продолжать наступление на всём фронте, германское командование сняло танковые дивизии даже из районов Восточной Пруссии, Варшавы, Кракова и сосредоточило их у Будапешта для защиты своей "южной крепости".

Германское командование рассчитывало не только на мнимую неспособность советских войск продолжать решительное наступление, но и на свои возможности затянуть борьбу. У Германии были ещё большие силы. Миллионы немецких солдат и офицеров, взятых нами в плен в 1945 году, – самое убедительное свидетельство-того, что людские ресурсы у Гитлера ещё оставались.

Войска Германии опирались на исключительно мощные укрепления. Миллионы пленных и согнанных со всей Европы людей, массы немецкого населения, мобилизованные фашистами, развивали, усиливали эти укрепления от Вислы до Шпрее.

Сразу за Вислой, на глубину 500 километров, тянулись рубежи стратегической обороны. Она строилась на берегах Вислы, Варты, Одера, Нейсе и других многочисленных рек, озёр и каналов. Её устоями были такие города, как Кенигсберг, Торн, Варшава, Лодзь, Радом, Ченстохова, Краков, Кюстрин, Франкфурт, Познань, Шнейдемюль, Бреслау, десятки крепостей, сплошные укреплённые районы.

Каждый город, крепость, укреплённый район сам по себе мог быть объектом большой операции. Перед нашими войсками, против их флангов на Берлинском направлении стояли твердыни Восточной Пруссии и тянущиеся сплошь на десятки километров города и заводы Силезии. Такие укрепления, как восточнопрусские и знаменитый "Восточный вал" на бывшей границе Польши и Германии, строились десятилетиями. Путь к Берлину преграждала одна из крупнейших в Европе водных преград – река Одер. На ней был создан по новейшим способам фортификации одерский укреплённый рубеж.

Гитлер рассчитывал также на новые технические средства истребления, которыми вооружалась или готовилась вооружиться германская армия к концу войны: на "фау", уже применённые против Англии; на "фаустпатрон" – очень сильное средство, опасное для танков, особенно в ближнем бою, очень выгодное для обороняющихся в населённых пунктах, в лесах, в дефиле; на реактивный самолёт; на новый танк весом свыше ста тонн; на новые пушки.

Используя всё это, фашисты собирались остановить нашу армию на своих укреплениях, обескровить её, истощить. Гитлеровцы включали в свои планы мобилизацию всех сил нацизма не только в Германии, но и вне её.

Для разгрома фашистской Германии нужны были быстрые действия, чтобы не оставить ей ни одного шанса на какой бы то ни было успех.

Последняя битва – битва за Берлин – завязывалась на Висле. Между аванпостами Красной Армии и Берлином было укреплённое пространство среднеевропейской равнины, и всюду наши войска ждали напряжённые бои.

Успех предстоявшей исторической битвы решали прежде всего манёвр и удар на уничтожение, глубина, размах и особенно темп наступления.

* * *

В то время когда фашистская печать кричала о слабости Советской Армии и неприступности Германии, могучая социалистическая держава посылала всё новые и новые силы не только в Венгрию, но и на Вислу и к Восточной Пруссии. Советские войска готовились к штурму фашистского логова. Верховное Главнокомандование рассчитало время, вынудило немцев перебросить резервы на юг, к Будапешту и, сокрушая их там, одновременно готовило удар на Берлин. Готовился удар наверняка. Потому и нужна была оперативная пауза.

Полнокровные пехотные дивизии, корпуса, армии готовились к атакам. Мощные артиллерийские соединения прибыли для сокрушения немецких укреплений. Многочисленная авиация базировалась на аэродромах. Могучие танковые соединения расположились в глубине фронта.

Танковые соединения должны были пройти тактическую глубину обороны противника, если это нужно, прорваться через неё, обрушиться на резервы врага, рассечь систему его обороны на всю глубину, не позволить немцам занять подготовленные ими в тылу укреплённые рубежи и отсидеться на них.

Танкисты должны были первыми пройти по германо-польской равнине, ворваться в логово зверя и лишить Гитлера его последних шансов: резервов, пространства, укреплений, времени.

Они, танкисты, должны были снова на этом последнем этапе войны придать наступлению нашей армии стремительный темп, глубину и размах и манёвренный характер борьбы на уничтожение живой силы гитлеровской армии.

* * *

Долгий и тяжёлый путь прошли танковые соединения, которым довелось участвовать в решающих сражениях на Берлинском направлении.

Этими соединениями руководили испытанные генералы, водившие танкистов в самые ответственные битвы Великой Отечественной войны.

Здесь был генерал Катуков; в начале войны, в боях у Тулы, он нанёс тяжёлые удары пресловутому Гуде-риану. Позже, на Курской дуге, соединение Катукова приняло на себя первый опасный натиск немецких танковых дивизий, прорвавшихся на Белгородском направлении, и отразило их атаки. За великой Курской битвой последовали стремительные манёвры и удары танкового соединения Катукова на Казатин, рассекшие важнейшие коммуникации противника на Украине, на Жмеринку, где разыгралась тягчайшая битва, затем за Днестр, к подножью Карпат, на реку Сан и за Вислу.

Здесь был генерал Лелюшенко, тогда же, в 1941 году, отводивший свой танковый корпус от границы, прикрывая пехоту и нанося контрудары врагу. Он водил в бой мощные соединения при разгроме немцев под Москвой, при разгроме врага в задонских степях, у Сталинграда. Танковое соединение Лелюшенко отрезало немецкие войска у Каменец-Подольска, с этим же соединением он ворвался во Львов.