Текст книги "Но в глубине души живёт…"

Автор книги: Михаил Годов

Михаил Алексеевич Годов
Но в глубине души живёт…

А песни пишутся сердцем!

© Годов М.

Об авторе

Михаил Алексеевич Годов – член Союзa писателей Москвы, член Интернационального Союза писателей, поэт, сонетист, автор около 1000 сонетов (среди них 10 венков сонетов), автор восемнадцати персональных поэтических книг: «Я лишь о вечном с вами говорю», серия «Современники и классики» (сонеты); «Unquenchable thirst of love…», серия «Библиотека В. Набокова» (книга сонетов в переводе на английский); «Я и все мои друзья», серия «Медали и премии Льюиса Кэрролла» (стихи для детей); «Переосмысливаю время» (сонеты, книга первая); «В лучах славы»; «Моя многострадальная Россия»; «Любви смиренный пилигрим» и др. Лауреат и номинант многих интернациональных и всероссийских литературных премий, среди них: Национальная литературная премия «Золотое перо Pуси 2008», Москва (золотой лауреат), премия В. Белинского 2019 (шорт-лист), Московская премия 2019 (шорт-лист), премии «Алмазный Дюк» (интернациональный литконкурс им. Де Ришелье 2020, Одесса – Париж) и др., участник ММКВЯ 2019, 2020. Автор слов более 300 песен и романсов на русском и немецком языках. В июле 2020 года включен в «Книгу рекордов России» за рекордное число сонетов, изданных в России, рекордсмен Мира по количеству опубликованных сонетов.

Предисловие автора

Название для моей книги я выбрал отнюдь не случайно.

Поэзия, на мой взгляд, и в этом я не оригинален, это исповедь души и излияния сердца.

Я считаю, что вообще писать стихи любого толка можно и нужно только так, а не иначе. Пресловутый лозунг «Ни дня без строчки» я не приемлю и отказываюсь понимать. Мне больше по душе другая сентенция: «Можешь не писать – не пиши». Чего бумагу зря переводить. Писать, на мой взгляд, следует только тогда, когда «не писать ты не можешь», когда тебе есть что поведать миру и людям и удержать это половодье мыслей и чувств ты уже не в силах, как извержение лавы, как цунами!

В эту книгу я включил значительную часть из более 300 песен, сочиненных мною. По той причине, что песни и романсы любимы мной с юности, начинал я творческий путь именно с них и стремился реализовать свой поэтический дар именно в этом популярном жанре. Многие из них уже положены на музыку и исполнялись публично.

Написанные в самое разное время, в самые разные периоды моего творчества, накопления стихотворного, жизненного, эмоционального опыта стихи, конечно, несут на себе отпечаток времени, мироощущения и поэтической эстетики, свойственных мне в разные периоды жизни и развития, взросления моей души, становления меня как личности.

Михаил Годов

Но в глубине души живет…

«Стихи нахлынут, как стихия…»

 
Стихи нахлынут, как стихия,
И в душу грянут, как гроза.
Зигзаги молнии косые
Слепят мне вспышками глаза,
 
 
И нити чистые живые
С небес стекают в желоба.
Стихи спешат ко мне босые,
Так неизбежны, как судьба.
 
 
И обожженно, отрешенно,
И от волненья не дыша,
Я вновь на Мир смотрю влюбленно,
И пробуждается душа.
 
 
И, словно струи, строки льются,
И чашу я спешу испить,
Пьянящей влагой захлебнуться…
Но жажду мне не утолить…
 

Я верю

 
Я верю в небо голубое,
В ручей и горную тропинку
И в солнца свет над головою —
Я верю в каждую травинку.
 
 
В вокзалы верю и в причалы,
В манящий вечно зов дороги.
Я верю в доброе начало.
Я верю: люди – это боги.
 
 
Я верю мужеству и воле.
Я верю в доброту и нежность.
Я верю так, как верил в школе,
В добра и правды неизбежность,
 
 
И в искренность, и в откровенность,
В огонь, который согревает.
Мечте всегда храню я верность,
Надежда путь мой освещает.
 
 
Руки простертой не отрину,
Теплу и силе дружбы веря.
В любовь я верю, как в святыню,
Назло разлукам и потерям.
 
 
Я верю свято и навеки
И в мир, и в счастье, и в свободу.
Я верю в разум человека
И в жизнь – я ей слагаю оду!
 

«Хочу вернуть значение словам…»

 
Хочу вернуть значение словам,
Что превратились в мелкую монету.
Хочу вернуть значение словам.
Хочу взвалить на плечи ношу эту.
Мне скажут: «Много на себя берешь».
А я и взять хочу, представьте, много.
Мне скажут: «Больно сладко ты поешь».
А я и сладко петь хочу, ей-богу!
 
 
Хочу очистить слово от плевел,
Чтобы зерном душе оно явилось.
Хочу очистить слово от плевел,
Чтоб первозданность истины открылась.
Хочу сказать, что я сказать хотел,
Как о весне рассказывают почки.
Хочу сказать, чтоб я сказать успел,
Нам в разговоре рано ставить точки.
 
 
Свою превозмогая немоту
И сознавая всю несовершенность,
Хочу воспеть любовь и красоту,
Бессмертьем попирающую тленность.
Хочу, рукой стирая пот с лица,
Хотя б всего за миг перед кончиной
Открыть в стихах всю душу до конца…
Скрывать ее не вижу я причины.
 

Душа

 
Она незрима, невесома,
Ее попробуй осязать,
Не обнаружить в хромосомах,
О ней мы можем лишь гадать.
Из-за нее ломают копья,
О ней ведут извечный спор.
Дана ей участь не холопья,
Ведь о душе мой разговор.
 
 
А я об этом не гадаю,
Ведь знаю я наверняка,
Что есть душа – она живая
И бьется жилкой у виска.
То болью в сердце отзовется,
То кружит голову мою…
Скажи мне, как тебе живется,
Душа моя? А я спою.
 
 
О, как высоко ты витаешь
На крыльях счастья и мечты!
О, как жестоко их ломаешь,
Упав на землю с высоты!
Сама себя не понимаешь,
Глядясь пытливо в зеркала.
Как много ты в себя вмещаешь
Любви, и горя, и тепла.
 
 
Как беззащитна и открыта
Ты для злодейства и добра.
И лишь любовь – твоя защита,
Лишь добротою ты мудра.
Пока тебе не изменяю,
Пока я чту твои права,
Я вновь ликую и страдаю.
Я жив, покуда ты жива.
 
 
В наш век любви рациональной,
Где правят атом с ЭВМ,
Где все так грубо материально,
Порой нам не хватает всем
Того, что так патриархально,
Того, что кто-то не поймет,
Что прозвучит сентиментально…
Но в глубине души живет.
 

Душа и тело

 
Душа и тело – вечный спор,
Научная проблема.
Как уживаться им без ссор?
Вот всем нам теорема.
Душа, как лебедь, рвется ввысь,
Она неудержима,
А тело камнем тянет вниз.
Как быть, скажите, с ними?
 
 
Спешим мы телу угодить,
Снося его проказы,
Даем ему и есть, и пить —
Закон его приказы.
А души? Там иной расклад,
Их держим «в черном теле».
С душой опять у нас разлад.
Ну что мы, в самом деле?!
 
 
Ну что нам с вами враждовать,
Душа моя и тело?
Ведь надо жить нам, поживать —
Природа так велела.
Ведь с вами вместе я – одно.
Нельзя нам разлучиться.
Давайте будем заодно,
Попробуем ужиться.
 
 
Пусть тело требует свое —
Его не забывайте.
Но души – тоже бытие,
Теплом их согревайте.
И дайте пищу и жилье,
Надежду подарите,
И будет славное житье.
Вы душу – возлюбите!
 

Одиночество

 
Одиночество – вызов богам и природе.
Одиночество – путь, где фатальны исходы.
Одиночество – грош как цена за юродство.
Одиночество – ложь, искаженье, уродство.
 
 
Собираются в стаи и птицы, и звери,
И сплетаются корни и кроны деревьев,
И плывут облака, и сбиваются в стадо,
И, ликуя, волна обнимает преграду.
 
 
Ищет встречи рука и пожатию рада.
Ловят наши глаза свет ответного взгляда…
Одинокому – выть на луну одичало.
Одинокому – жить в безутешной печали,
 
 
Не дружить, не любить и не ведать расцвета.
Одиночество – ночь без луны и рассвета.
Одиночества тишь – давит глыбой на плечи.
Это вечность разлук без надежды на встречу.
 
 
Не огонь, а зола – не согреть, не согреться.
Одиночество – мышь, что грызет наше сердце.
Жизнь уходит, как кровь из разорванной жилы.
Одиночество – крест безымянной могилы.
 
 
Собираются в стаи и птицы, и звери,
И сплетаются корни и кроны деревьев,
И плывут облака, и сбиваются в стадо,
И, ликуя, волна обнимает преграду.
 
 
Ищет встречи рука и пожатию рада.
Ловят наши глаза свет ответного взгляда.
Жаждет наша душа теплоты и участья…
Только рядом сердца замирают от счастья.
 

«Хотя бы чуточку тепла…»

 
Хотя бы чуточку тепла,
Когда ознобом бьет до дрожи.
Хотя бы чуточку тепла
Озябшей от мороза коже,
Чтоб душу всю огню открыть,
Ее доверив без сомненья,
И страстно жажду утолить,
Огня поверив исцеленью.
 
 
Хотя б немного доброты,
Хотя б сердечности немного.
Ищи в других ее черты,
Сердца людские ею трогай,
Чтоб душу всю добру открыть,
Ее доверив без сомненья,
И страстно жажду утолить,
Добра поверив исцеленью.
 
 
Хотя бы чуточку любви,
Хотя бы нежности немного.
Хотя бы чуточку любви
Ты дай, судьба, мне ради Бога,
Чтоб душу всю любви открыть,
Ее доверив без сомненья.
И страстно жажду утолить,
Любви поверив исцеленью.
 
 
Хотя бы чуточку тепла,
Любви и нежности немного —
И можно жить, и жизнь светла,
Светла и радость, и тревога.
И надо жаждой жизни жить,
Служа высокому горенью.
Пусть нам ее не утолить,
Но в этой жажде исцеленье.
 

«Их называют зеркалом души…»

 
Их называют зеркалом души.
Им не солгать, в них не укрыться лжи.
И верю я глазам без опасенья.
В них огонек загадочный дрожит,
А в нем магнит людского притяженья.
 
 
В них неба синь, в них ночь и спелость ржи.
Они порой сверкают, как ножи,
И нежность в них сменяется презреньем.
Они на грани некоей межи
Души с ее телесным воплощеньем.
 
 
Тому, что не дано подчас словам,
Чего порой не осознаешь сам,
Они найдут простое выраженье.
В них трепет чувств и отзвук мелодрам.
В них жизнь сама глядит, как в отраженье.
 
 
В твоих глазах свет вечности и миг,
В них целый Мир мне свой являет лик,
И сердце вновь трепещет от волненья…
Как мне понять души твоей язык?
Так одари, любовь, меня прозреньем!
 

Пробужденье

 
Ты лицо запрокинь,
И в глазах разольется
Неоглядная синь
Вместе с золотом солнца.
Ты душой окунись
В эту синь вслед за взглядом,
И войдет в тебя высь
Неземным своим ладом.
 
 
Ты на землю вернись
С этим чувством высоким
И вокруг оглянись,
Оглядись ненароком —
И увидишь: умыт
Мир сиянием радуг.
И внезапно пронзит
Душу светлая радость.
 
 
Пробежись босиком
По ромашковым росам
И на травы ничком,
Будто в омут с откоса,
И щекой ощути
Белый бархат березы,
И почувствуешь ты
Вдруг невольные слезы.
 
 
И почувствуешь грусть
И щемящую нежность,
И откроется суть,
Что как неба безбрежность.
И душа соловьем
Запоет и зальется.
И поймешь ты, о чем
В этой песне поется.
 
 
И нахлынет любовь,
Как дыхание жизни,
И войдет в твою кровь
Та, чье имя – отчизна.
И замрешь ты, хмельной,
От любви задохнешься,
И навеки душой
Ты с березкой сплетешься.
 

«Лицом опрокинусь в ромашки и травы…»

 
Лицом опрокинусь в ромашки и травы,
К ладоням земли припадая шершавым,
И душу в объятьях ее успокою,
Земною наполнив ее красотою.
О тонкая нить, что сродни пуповине,
Та связь, что продолжена матерью в сыне!
Как быстро приходит к нам эта утрата —
Родства и единства со всем, что так свято!
 
 
Где это родство, освященное кровью?
Где это родство, что согрето любовью,
С шумящей листвой и с зеленой травою,
С прозрачным ручьем и с рекой голубою —
Со всем, что вокруг, с тем, что живо и суще,
С теленком, у матери вымя сосущим,
С пичугой, букашкой, зарей и закатом,
Ведь были мы с ними едины когда-то…
 
 
Как искренне все, неподдельно и просто
В весенних цветах и в осенних погостах,
В распахнутом небе и в рокоте моря.
А мы – диссонансом в их слаженном хоре.
 
 
А мы, мы в разладе с собою и Миром
И тратим себя по пустяшным мотивам,
Грешим, суетимся и лжем лицемерно,
Насилуя душу, и сердце, и нервы.
Где та чистота, первозданность и сила,
Все то, что в природе светло и красиво?!
Где это служенье извечным канонам?
Мы сами, как волки, себя – вне закона.
 
 
Они возвращаются к нам бумерангом —
Земли наши слезы, и стоны, и раны.
Рубя все под корень, мы душу калечим.
Бездушие к боли – ты хуже увечий.
Отравлены воздух, земля, океаны
И воды священные Нила и Ганга.
Горят, как в аду, крематориев печи,
И жизни самой задуваем мы свечи…
 
 
Как хочется снова с природою слиться,
И в теплом дыханье ее раствориться,
И вновь обрести это чувство живое —
Гармонию духа, единства с собою
И с отчей землею, с родными корнями,
Со всем, без чего невозможны мы сами,
Вернуться к основам, к истокам, к порогам,
Себя ощутив и песчинкой, и Богом.
 

«В природе все довольно просто…»

 
В природе все довольно просто:
Цветам – цвести, ручьям – звенеть
И выпадать на травы росам,
А травам буйно зеленеть.
У всех – свое предназначенье:
Всем дан единственный удел.
Она не ведает сомнений,
Нет у нее ненужных дел.
 
 
Есть у нее свои резоны
И понимание добра —
Пустые чужды ей трезвоны,
Она по-своему мудра.
Все в ней гармония, и чудо,
И первозданность красоты,
И кровь бурлит в ее сосудах,
И мысли все ее чисты.
 
 
А мы живем: зачем – не знаем.
Наш путь порой как у слепых.
Самих себя не понимаем
И не хотим понять других.
О, как мучительно сознанье
Того, что все идет не так!
И бесполезно покаянье,
И всем словам цена – пятак!
 
 
И жалость – только униженье,
А совесть словно жернова…
И не даровано прощенье,
И снова кругом голова!
Пиры, и тризны, и похмелья:
Ужимки пошлой суеты!
И горек привкус у веселья,
 
 
И в сердце холод пустоты…
Мы как затравленные волки
Или как овцы – все одно:
Зачем-то мечемся без толку…
Мы только жертвы – все равно:
Страстишек, алчности, капризов,
Наветов, зависти, вранья,
Себя и жизнь свою принизив
Лишь до притворства и нытья!
 
 
Усилий запоздалых тщетность,
Когда откажут тормоза…
Пускай безжалостная трезвость
Заглянет истине в глаза!
Пусть болью куплено прозренье:
Ты это пламя не туши —
И бремя страха и сомнений
Вдруг воплотится в крик души!
 
 
Пускай – мучительно, но ясно:
Лишь только б спала пелена!
И вновь поверить: жизнь – прекрасна!
Понять: зачем она дана.
Где наше место в мирозданьи?
Где наша главная стезя?
В чем смысл и цель существованья?..
Без тех вопросов жить нельзя!
 
 
Пусть не дано летать, как птице,
Но я – не червь, а человек!
И суждено было родиться
Мне в непростой двадцатый век.
Пшенице – в поле колоситься,
Земле – родить, а солнцу – греть.
И соловьиной песне – литься…
А мне: каким огнем гореть,
 
 
Чтоб не растратить понапрасну
Себя на тыщи мелочей
И выбрать путь простой и ясный,
Незамутненный, как ручей?!
К каким корням приникнуть влагой?
В чьем сердце мне плодоносить?
И на простом листе бумаги
Как душу всю суметь открыть…
 
 
Спасти планету от пожара,
Как друга каждого понять
И жизнь прожить свою недаром,
Что не задаром умирать…
Хватило б голоса и слуха,
Лишь сердце б мне не надорвать!..
Вновь от волненья в горле сухо
И не могу уста разъять…
 

«Ворона на кресте…»

 
Ворона на кресте —
Философ в черной тоге.
В кладбищенской черте
Задумайся о Боге,
О зле и о добре,
О бренности земного…
Живя, как крот в норе,
Узришь ли божье слово.
 
 
Здесь голос приглуши,
Войдя в чертоги скорби,
И путы сбрось с души,
И впредь ее не горби,
И волю дай слезам,
В чем грешен, в том покайся.
Ведь кладбище как храм —
Не лги, не притворяйся.
 
 
Задумайся о том,
Что ждет нас всех в финале.
Как глупо мы живем.
Того ль от жизни ждали?
Безумный режиссер
Нас ввергнул в эту драму.
А плохонький актер —
Не кто иной – мы сами.
 
 
Все тлен и суета
Под солнцем и луною.
Все тлен и суета,
Но что-то есть святое,
Что выше суеты,
Сильнее власти денег —
Наивный дар мечты,
Любви высокий гений.
 
 
Но как их примирить
С враждебным, страшным Миром,
Где «Быть или не быть?!» —
Острей, чем у Шекспира,
Где сохранить себя —
Почти недостижимо,
Где личная судьба —
Заложница «режима»,
 
 
Где «травка» и запой —
Отсрочка суицида,
Где в моде «вечный бой»,
Где праздник – панихида,
Где мертвых хоронить —
Живого сжить со свету…
Как выжить нам и чтить
Библейские заветы?!
 
 
Ворона на кресте —
Философ в черной тоге.
В кладбищенской черте
Задумайся о Боге…
 

В неволе

 
Лев, ожидающий подачки,
Орел с подрезанным крылом,
Волк в роли комнатной собачки —
Как будто по сердцу ножом.
 
 
Как это больно – быть в неволе
И жить природе вопреки
Вдали от леса и от поля,
Вдали от неба и реки,
 
 
И видеть Мир через решетку
Из клетки тесной и чужой,
Когда сжимает спазм глотку
В тоске бессильной и немой!
 
 
И в жажде яростной свободы
Магнитом тянет на простор…
Но не прорваться – нету хода,
И гаснет безнадежно взор.
 
 
И, будто вдруг хлыстом хлестнули,
Он вдруг оскалится… родной.
Он, может, лучше б выбрал пулю,
Чем жизнь за глухой стеной!
 
 
А мы зачем порой смиренны,
Хоть нет ни клеток, ни оград?
Какие нам мешают стены?
Что превращает жизнь в ад?
 
 
Зачем становимся рабами
Вещей, пороков и судьбы?
Зачем подчас сдаемся сами
Мы без усилий и борьбы?..
 

Мне жаль…

 
Мне жаль, когда ломают крылья
И ничего нельзя спасти,
Когда мечта не стала былью,
Цветку уже не расцвести,
 
 
Когда таланты зарывают,
Любовь затаптывают в грязь,
Когда надежду убивают,
Когда струна оборвалась,
 
 
Когда по сердцу, словно бритвой,
И прямо в душу – сапогом,
Когда мольбу, когда молитву —
Надменности разящим льдом,
 
 
Когда усилья все впустую,
Когда фатально не везет…
Но мне не жаль – я протестую,
Когда злодейство верх берет!
 
 
О, как вы можете так, люди, —
Сжигать друг друга на кострах,
Распять Христа, а не Иуду,
И сеять ненависть и страх,
 
 
И алчно золоту молиться,
И силы власть обожествлять!..
Невинной крови хватит литься!
Довольно злобствовать и лгать!
 
 
Что по-людски нам жить мешает?!
Что разделяет род людской?!
Что так глаза нам ослепляет
И мучит душу немотой?!
 
 
Стена вражды и отчужденья
И бездна вечной глухоты
Не разделяют нас с рожденья —
Сжигаем сами мы мосты.
 
 
Не надо на того с дубиной,
Кто к вам с открытою душой.
Непониманье – это мина,
Что в клочья рвет весь род людской!
 
 
Не проходите молча мимо,
Ведь столько надо нам сказать!
Как это всем необходимо:
Друг друга наконец понять!
 

Алчность и зависть

 
Как гниль и черви, точащие завязь,
Они едины в мерзости своей.
И нет грехов коварней и гнусней!
Их имена известны: алчность, зависть.
Они печати носят первородства
И пирамид египетских древней,
Но только тем опасней и страшней
Для наших душ их подлое уродство!
 
 
Мошенники, стяжатели, скупцы,
И мелкие, и крупные злодеи,
Вас вскармливают алчности сосцы,
И эта пища вам всего милее.
И зависть вас съедает по ночам,
И днем вам не дает на миг покою.
Да я скорей предамся палачам,
Да я скорей расстанусь с головою!
 
 
О зависти особый разговор —
Она-то и всему первопричина.
Она как несмываемый позор.
Она – клеймо глупца и мещанина.
Завидовать богатству и уму
И вожделеть супружницу соседа:
Я это не желаю никому,
От этих зол все подлости и беды.
 
 
Они на свой все меряют аршин,
И на Земле для них ничто не свято.
Во всем лишь принцип выгоды один,
И на кресте все прочие распяты.
Они чинят повсюду свой разбой
И грабят нас на море и на суше,
Как саранча, оставив за собой
Бесплодную и выжженную душу.
 
 
Они глаза безумием слепят.
Они ума и совести лишают.
Они, как падаль на лугу, смердят
И, как чума, вокруг все заражают.
Доколе будем мы им потакать?!
Доколе будем с ними мы мириться?!
Их, как врагов, должны мы истреблять,
Чтоб в страшном сне им даже не присниться!
 

Невежды

 
О том, чего не знают и в помине,
Невежды вновь судачат с умной миной.
Но всем словам цена лишь медный грош,
Ведь в них с огнем ты смысла не найдешь.
Но, не моргнув, без всякого стесненья
Они читают всем нравоученья.
А почему, позвольте вас спросить?
Кто дал им право всех и вся судить?
 
 
Полет ума осмыслить не способны,
Они спешат поднять вновь вой утробный
И не стыдятся злобствовать и лгать,
Чтоб все скорей анафеме предать.
И губят гениальные идеи
Невежды, и глупцы, и прохиндеи:
В зародыше стараются убить,
Невежество свое пытаясь скрыть.
 
 
Невежество, и подлость, и злодейство
Вновь черное свое свершают действо.
Их с древности водою не разлить.
Им праведную кровь с себя не смыть!
Они сожгли в костре Джордано Бруно.
Они на скрипке подрезали струны,
Чтоб Паганини помешать играть.
Они Христа осмелились распять!
 

Ханжи

 
Они во мне презренье вызывают,
Хотя подчас опасней, чем ножи.
Ведь ханжеством в нас душу убивают
Под флагом ложной святости ханжи.
Они рядятся в тогу добродетели —
Морали самозваные жрецы.
Поменьше б на Земле таких радетелей!
В вас волчья суть, смиренные агнцы.
 
 
Нас всех во всех грехах подозревая,
Они бы все хотели запретить.
Для них Венеры красота нагая
Лишь повод, чтоб глумиться и судить.
Они рядятся в тогу добродетели —
Морали самозваные жрецы.
Поменьше б на Земле таких радетелей!
В вас волчья суть, смиренные агнцы.
 
 
Вновь яд цинизма в вены нам вливая,
Они все чувства тщатся очернить.
Свои грешки и похоть прикрывая,
Свою мораль стараются привить.
Они рядятся в тогу добродетели —
Морали самозваные жрецы.
Поменьше б на Земле таких радетелей!
В вас волчья суть, смиренные агнцы.
 
 
На подлинные страсти не способны,
Как немощные, жалкие скопцы,
Они любовь загнали б в Мир загробный,
Но им заказан путь в ее дворцы!
Они рядятся в тогу добродетели —
Морали самозваные жрецы.
Поменьше б на Земле таких радетелей!
В вас волчья суть, смиренные агнцы.
 

Мудрость

 
Мещанскую мудрость душой не приемлю:
Мол, надо спуститься на грешную землю,
Довольно витать – стать пора бы умнее,
Синица в руке – птиц всех прочих вернее;
 
 
Мол, выше себя не старайся – не прыгнешь,
Мол, мудрости всей никогда не постигнешь…
Мне эта мораль ненавистна и странна,
Не знаю я хуже такого обмана.
 
 
Мещанские души, покрытые пылью,
Мещанские души, пропахшие гнилью,
Мещанские цепи, мещанские сети —
Готовы они всех опутать на свете.
 
 
Мещанские нормы мещанам удобны,
Но как они пошло и низко утробны!
Мне мудрость иная по сердцу, по нраву.
Мне нужен, так нужен заветный журавль,
 
 
И синее небо, и синее море.
Нужна мне дорога на радость и горе.
И прыгну я выше, и стану мудрее,
И пошлости прах я по ветру развею.
 
 
Не хлебом единым на свете мы живы,
И свойственны душам благие порывы.
Я жить не умею холодным расчетом.
Так будь, мое сердце, всегда звездочетом!