Текст книги "Час крысы"

Автор книги: Михаил Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

3. Три мушкетера

Они дружили со школы – Паша Лыков, Леха Ситников и Валерка Евдокимов. В младших классах их кто-то назвал «тремя мушкетерами», прозвище к ним прилипло, и оно им нравилось. Они были очень разными, и внешне, и внутренне, они родились в очень разных семьях, но они дружили.

У Евдокимова родители были простыми совслужащими. Родного отца Валерка помнил смутно, воспитывал его отчим, причем воспитывал строго. Однако менее строго, чем младшего сводного брата. Только это послабление и мирило Валерку с тем вопиющим фактом, что мама после смерти Валеркиного отца вторично вышла замуж и родила второго ребенка от совершенно чужого, по сути, мужчины. Как будто назло отчиму и как бы в укор матери рос Валерка здоровым и жилистым, резко контрастируя с вечно простуженным, худосочным братиком. Он был самым высоким и самым сильным из троицы мушкетеров. И самым молчаливым.

А Леха Ситников с первого класса был самым толстым. Зато похожий на добродушную плюшевую игрушку. Лешка вырастал самым хитрым. Он лучше всех в классе умел списывать и вызывать жалость учителей. Умел он и вовремя оказаться за мускулистым плечом Евдокимова, если назревала драка. Умел выцыганить у Лыкова книжку почитать, из тех, которые бабушка строго-настрого запрещала внуку Паше выносить из дому. Родители Лешки Ситникова трудились продавцами в ближайшем от школы гастрономе. Папа рубил мясо, мать работала за прилавком рыбного отдела. Жила семья Ситниковых богато, но Лешка откровенно стеснялся по малолетству достатка. Лешка мечтал стать космонавтом.

Ну а у Паши Лыкова предки служили актерами в двух разных театрах. В том смысле, что «фатер» играл героев-любовников в драмтеатре для взрослых, а «мутер» изображала «мальчишей-кибальчишей» в ТЮЗе. Предки Лыкова пропадали с утра до вечера, а посему воспитанием Павла занималась бабушка, мать отца. Старуха с идеально прямой спиной, театральная критикесса в прошлом, особа весьма и весьма интеллигентная, она обладала железной волей и железобетонным характером. Она держала Павла, что называется, в ежовых рукавицах. Воспитывала внука строже, чем отчим Евдокимова родного сына. Суровые взгляды взрослых на педагогику, безусловно, сближали Пашку с Валеркой. А с Лешкой Лыкова роднило стеснение. Как Ситников родителей-торгашей, так и Лыков предков-актеров очень, очень стеснялся. Особенно под Новый год, когда Лыковы-старшие являлись в школу загримированными Дедом Морозом и Снегурочкой...

В последний год жизни Константина Устиновича Черненко у всех троих мушкетеров нарисовались достойные бритья усики. В тот год Лешка наконец понял, что его мечты о космосе – детская блажь, а Павел и Валерий перестали всерьез побаиваться строгостей домашних воспитателей и начали потихоньку игнорировать как угрозы, так и нравоучения доморощенных педагогов. В тот судьбоносный для страны год мальчики созрели, и у троицы друзей появились подружки. Причем подружки эти учились в соседней школе и проживали в соседнем микрорайоне. Как же, черт подери, это было приятно – уходить на свидания за границу своей детской зоны обитания и замечать, что о твоих дальних походах украдкой шепчутся одноклассницы, и знать, что твой рейтинг в родной школе стремительно повышается. Это было как бы первым шагом из-за парты в большую жизнь, но вот незадача: однажды, шагая по чужому микрорайону, наше мушкетерское трио столкнулось с тамошними враждебно настроенными гвардейцами. И случился мордобой, короткий и яростный. И нашим наваляли. Причем наваляли, как тогда было принято говорить, «при помощи приемов каратэ». (Хотя понятие «прием» с техникой «пустой руки» плохо согласуется, однако в ту пору оно бытовало.) Паше разбили губу, Лешку уронили в лужу, Валера получил в глаз и по почкам. По нынешним временам – ребятам досталось вполне терпимо, по тогдашним – их, можно сказать, избили. В тогдашние времена побежденных, если и добивали до полной потери сознания и здоровья, так только по пьяни, то есть в состоянии, так сказать, полной невменяемости и неадекватности.

На другой день побитые мушкетеры во время совместного курения сигарет в сортире напротив учительской (отчаянная дерзость для советских учащихся!) узнали от товарищей классом старше, что в школе, где учатся гвардейцы-обидчики и юные подружки наших героев, функционирует вечерами подпольная секция каратэ.

Надобно сказать, что в описываемый исторический период это самое каратэ находилось под запретом. Была даже статья «за преподавание и разучивание». Правда, сел «за преподавание» практически только один Настоящий Мастер (оба последних слова не просто так написаны с заглавных литер), и преподавал он вовсе не японское каратэ, а китайское кунг-фу, однако подслеповатой Фемиде было абсолютно наплевать на различия в восточных единоборствах. Настоящий Мастер поехал топтать зону, а сотни, если не тысячи, самозванцев от Боевых Искусств продолжали учить разнообразных оболтусов хоть «каратэ», хоть «кунг-фу» (оба слова не просто так взяты в кавычки). И продвинутые родители оболтусов радовались, что их чада «совершенствуют дух и тело» (опять же кавычки не случайны), и снабжали чадушек баблом... пардон, сие жаргонное словечко появилось гораздо позже... снабжали деньгами «на каратэ». Подпольные тренировки стоили от 10 до 80 рублей в месяц, в зависимости от наглости и национальности инструктора (корейцы брали 80, разумеется, отечественные корейцы, из тех, что торгуют на рынке вкусной морковкой). Многочисленные самозванцы, которые сами себе нацепили пресловутые черные пояса, не столько учили, сколько давали установки: бей смелее ногами, руби ребром ладони, чувствуй свое превосходство... Впрочем, у древних китайцев была пословица: «Если заблуждение искреннее, оно становится истиной», а две трети самовольных носителей черных поясов искренне числили сами себя Мастерами (хоть и знакомились с мастерством по ксерокопиям зарубежных пособий без перевода), так что не будем судить их строго, ибо их установки вырастили целую плеяду удачливых рэкетиров для эпохи Горбачева, сменившей миг царствования астматика Черненко... И довольно философствовать, вернемся к нашим трем мушкетерам...

Итак, прекратить хождения на вражескую территорию – все равно что расписаться в собственной трусости. Совершать вылазки, вооружившись чем-нибудь вроде солдатских ремней, свинтачок и т.д., во-первых, нечестно, поелику противник безоружен, а во-вторых, чревато, поскольку советская милиция карала строго, если кто-то таскал с собою опасные для окружающих предметы. Ну и, ясное дело, совершенно отпадал наиболее предпочтительный для мушкетеров вариант реванша – однозначная и бескомпромиссная победа в повторной рукопашной схватке с гвардейцами. Между тем именно последний вариант они дольше всего обсуждали.

Лешка Ситников предложил записаться в другую (не в ту, куда ходят обидчики) секцию восточных единоборств и срочно овладеть мастерством экзотической драки.

Валера Евдокимов высказался на предмет «срочно» в том смысле, что «скоро только кошки родятся».

Паша Лыков двинул идею, что лучше записаться в секцию бокса, так как все эти каратэ и кунг-фу – фигня по сравнению с обычным боксом, да и заниматься им можно бесплатно, в официальной секции. Лешка горячо заспорил на тему «фигни», а Валера снова высказался про кошек.

Друзья обсуждали безнадежный вариант, мусолили тему и так, и этак, а время шло, текли дни, и все трое с ужасом ожидали телефонных звонков от покинутых подружек. Каждый страдал отдельно. Каждому мушкетеру предстояло «потерять лицо» перед прекрасной дамой.

От позора мушкетеров спас Случай. Всех нас однажды настигает Он – Его Величество Случай. Мы случайно знакомимся с сужеными, случайно становимся жертвами ДТП, мы с вами, кто раньше, кто позже, совершенно случайно появились на свет, и т.д. и т.п. К сожалению, гораздо чаще нас настигают отнюдь не счастливые случайности, однако будем справедливы: Его Величество Случай хоть пару раз, но улыбался каждому.

Случилось так, что Лыков-старший взял сына Пашу на празднование своего дня рождения в родном театре. Папаша решил, что пришла пора похвастаться отпрыском, который вырастал ладным, складным и весьма разумным. И случайно так получилось, что за праздничным столом отрока усадили рядом с приятелем одной актрисы. Сей статный приятель имел опосредованное отношение к лицедейству. Он периодически подрабатывал в театре постановщиком сценических боев. Именно он учил Лыкова-старшего фехтовать с Гамлетом. Именно на репетициях он и познакомился с вышеупомянутой актрисой. Точнее – она, Офелия, с ним познакомилась. Еще точнее – она его подцепила и всерьез намеревалась затащить под венец.

Его Величество Случай распорядился таким образом, что накануне застолья у постановщика боев расшалилась язва, и за столом он вынужденно воздерживался от спиртного. А Паша не пил потому, что папа велел «ребенку не наливать». И два трезвых, мужчина и отрок, очень скоро заскучали. Ибо нет ничего более скучного, чем сидеть тверезым за одним столом с выпивохами. Когда же мученик язвы собрался было закурить от скуки – его одернули. Выяснилось, что в застолье участвует беременная (на третьем месяце) костюмерша, которая категорически против табачных дымов. В унисон с язвенником тяжко вздохнула и большая часть празднующих, но прочие утешились, наполнив бокалы. Когда ж изрядно хмельные лицедеи приступили к перемыванию косточек отсутствующих худрука и главрежа, хмурый язвенник предложил отроку-соседу «сходить покурить». Польщенный взрослым предложением и смущенный видом собственного пьяненького папаши, отрок с радостью согласился.

Они ушли в кулуары, то бишь на лестничную площадку с пожарным щитом и ступеньками под сцену, говоря по-театральному – «в трюм». Паша затягивался по-взрослому и по-детски косился на специалиста сценической драки, который, оседлав любимого конька, завел речь о том, как фигово в наших фильмах махают шпагами и вообще махаются. И все потому, что настоящих знатоков этого дела к работе не допускают. Только своим, блатным, подзаработать дают.

Паша робко кивал и ради поддержания беседы, чтобы хоть что-то сказать, вспомнил вслух про замечательные драки во французском кинофильме «Парижские тайны». Вспомнил о том, как здорово в том кино лупит всех почем зря Жан Маре.

Спец по красивым дракам хмыкнул, заявил, что Маре – гомосексуалист, а Габен – так вообще главный гомик Франции. Высказав свое глубочайшее презрение «к жопникам», которых и в отечественной актерской среде пруд-пруди, и все же скрепя сердце признал – да, в «Парижских тайнах» драчки нормальные. А почему, знает ли Павел? Естественно, Паша не знал, и его просветили – Жан Маре является признанным Мастером саважа. Жаль, что гомик, но Мастер. Однозначно.

Что такое «саваж»? Это то же самое, что и «сават». Название «саваж» просто-напросто звучит более по-французски, оно было придумано и введено в обиход уже в двадцатом веке ортодоксальным саватистом Мишелем Ниссо.

Само собой, Паша поинтересовался, смущаясь, что такое «сават»? И прослушал краткую лекцию на тему самобытных боевых систем Франции.

Настоящее, боевое фехтование предполагало использование не только и не столько шпаги, даги, рапиры. Присутствовали в боевом фехтовании и подсечки, и удары ногами. Преимущественно по ногам соперника. К концу XVIII столетия ударная техника ног оформилась в самостоятельную боевую систему, которую успешно освоили обитатели парижского дна. В среду воров и разбойников эту технику занесли безродные представители гильдии «экскримеро» – наемники, зарабатывающие на жизнь заказными дуэлями, охраной господ, убийствами из-за угла и преподаванием фехтования.

Система, основанная в основном на технике низких ударов ногами, получила название «сават», что в вольном переводе с французского означает «старый стоптанный башмак», или, в переносном смысле, «бродяга».

В старопарижском «сават» практически отсутствовали удары выше колена. Зачем бить выше? Ведь «стоптанным башмаком», «сабо» на тяжелой деревянной подошве удобно и эффективно можно атаковать голень противника. И, плюс ко всему, удары ребром подошвы в кость так просто освоить! Любому алкашу, проститутке, ребенку вполне по плечу наука старопарижского ножного боя. Нет, конечно, и руками саватисты тоже били – в глаза, по горлу, добивающие удары локтями любили, но все же основными оставались ножные удары.

Продолжая вещать, лектор произнес «саватэ» вместо «сават» и поспешил объяснить оговорку, дескать, иногда и так произносят название стиля. Особенно грешат словечком «саватэ» англоязычные индивидуумы. После лингвистического отступления он приступил было к рассказу про родственный сават – саватэ стиль «шоссон», или «марсельский сюрприз», да сбился на рассуждения о «французском боксе» вообще, который был популярнее бокса «английского» вплоть до Первой мировой, на которой поубивали всех Мастеров «ножного боя». Сбившись на обобщающие рассуждения, лектор-рассказчик окончательно потерял повествовательную нить и, махнув рукой с давно потухшей сигаретой, вернулся к тому, с чего начал, к саваж, к системе противоборств, и поныне практикуемой ограниченным числом последователей энтузиаста Мишеля Ниссо. И заявил, что средней руки (точнее – ноги) саважист имеет все шансы жестоко наказать каратиста-кунгфуиста достаточно высокой квалификации, потому что на Востоке не носили тяжелых сабо, и исторически так сложилось, что в восточных единоборствах слабовато развита техника блокировки длинных атакующих движений стопой в голень.

Так частенько бывает, что практики, устав разглагольствовать, переходят от слов к демонстрации. Не являлся исключением и просветитель Лыкова-младшего. К тому же мужчине нравился восхищенный подросток, в котором он узнавал себя энное количество лет тому, а возвращаться за пьяный стол язвеннику не очень-то и хотелось.

Русский знаток французского саваж выбросил давно потухший окурок и показал, что такое длинный ножной удар обутой ногой.

Это было зрелище! Только что мужчина стоял в двух, примерно, метрах от унылой стенки, раз – сморгнешь и не заметишь! – и его чешский полуботинок уже врезал боковой кромкой по штукатурке. Да так, что штукатурка помялась и чуть не осыпалась!

Само собой разумеется, подросток попробовал повторить движение опытного взрослого, и, ясное дело, ничего у него с первого раза не получилось.

Взрослый усмехнулся и, превратившись из лектора в инструктора, велел подростку встать как будто перед дракой. Паша развернулся левым боком к стенке (она играла роль воображаемого противника), немного выставил вперед и слегка разгрузил левую ногу. Удовлетворенно хмыкнув, инструктор сказал, что именно такую позицию инстинктивно занимают даже карапузы из детсада, прежде чем начинать «биться».

Насчет инстинктов бойцов-карапузов инструктор, по мнению Павла, явно преувеличивал, однако ученик благоразумно оставил свое мнение при себе.

Инструктор велел ученику опустить голову и посмотреть на свои ботинки. Левый Пашин ботинок фирмы «Скороход» был направлен носком точно на стенку, правый ботинок чуть развернулся носком наружу.

Инструктор объяснил, что надлежит прыгать (а точнее – «напрыгивать») максимально вперед («далеко») и минимально вверх («низко»). Надо резко переместиться прыжком («напрыгом»), выстреливая левую ногу, атакуя ребром обуви (в данном случае стенку) без всякой видимой предподготовки к атаке-удару.

Правильные толчок и прыжок (длинное перемещение) получатся, если резко, как будто танцуешь степ, развернуть правую (толчковую) стопу пяткой (каблуком) к цели.

Ежели правильно «скакнуть», то и бедра сами собой развернутся, и колено толчковой ноги как надо согнется, самортизирует (принимая на себя вес тела), и руки сработают, как реверсы (левая, распрямляясь, локтем прикроет бок, а правая, сгибаясь, защитит голову), и, самое главное, бьющая нога «стрельнет» резко, быстро, неожиданно.

Нет-нет! Было же сказано: никакой предподготовки! Стоишь обычно, в стойке, непохожей на экзотические позиции восточных единоборств. Стоишь, стоишь и – скакнул! Опорная правая бьет степ, разворачиваясь, ударная левая бьет в цель «без зарядки», по восходящей траектории.

Дальше что? Да что угодно! Хочешь, так отскакивай назад от супостата с травмой голени, а охота – перенеси вес тела на ударившую в голень ногу, топчи каблуком носок, подъем стопы, пальцы противника и добивай его мощным ударом локтя, или суй пальцы в лицо, или бей его по горлу. Разумеется, второй, радикальный вариант более опасен для нападающего. А вариант первый – ударил по голени и отскочил – при хорошей тренировке для саважиста, ну совсем безопасный, совершенно!

Мужчина и подросток увлеклись. У подростка с энного скачка-наскока получилось долбануть грамотно стенку. Инструктор тут же загрузил ученика нюансами – бьешь в ту ногу, которая ближе к тебе, а целишь все равно в ту, которая от тебя дальше, понял? И нагибаешь торс к сгибающему колену толчковой не только, чтоб бьющая конечность стала как бы длиннее, но и спасая голову от возможного встречного удара кулаком... Что бок? Бок, об этом уже говорилось, страхуешь махом руки. И голову, кстати, не только «уводишь», но и страхуешь махом другой руки. Да, оба маха наружу. Нет, не так. Забыл? Ежели правильно развернешь пятку толчковой, то руки сами сработают, как того требуется. Простые боевые движения можно оттачивать годами. Недаром в арсенал самураев входили два-три движения мечом, и только...

О них, о постановщике театральных баталий, сведущем, как выяснилось, и в рукопашных реальных баталиях, и о сыне виновника застолья театральная братия совершенно позабыла. Запрет на курение за столом был снят с повестки дня после того, как пить стали уже без тостов и не закусывая. Причем первой закурила как раз беременная женщина. Апологеты лицедейства ругались и целовались, падали мордами в салат и под стол, веселились на всю катушку, будто в последний раз. Меж тем в кулуарах отрок Паша долбил и долбил стенку ребром подошвы, учился, не жалея ни себя, ни ее. И все строже и строже становились требования инструктора, которого умиляло рвение пацана и радовало, когда у парнишки все получалось правильно...

На следующий день мушкетеров в школе не видели. Паша, Леха и Валера вместо уроков пошли в рощицу, где в бытность свою детишками частенько играли в войну. В знакомом до последнего деревца огрызке леса, чудом затесавшемся среди жилых панельных домов, мушкетеры готовились к уже недетской войне с гвардейцами, разучивали под руководством Паши хитрый удар средневековых обитателей парижской клоаки. Они напрыгивали на деревья, истязали кору весь этот день и вечер следующего. А спустя ровно двое суток после дня рождения Лыкова-старшего мушкетеры отправились громить голени каратистам из соседнего района.

Лучше остальных наскок а-ля саваж получался у Валерки. На зависть Паше, который вынужден был признать, что его рослый дружок бьет в голень едва ли не ловчее, чем давешний лектор-инструктор. Пользуясь тактикой наскок-отскок, Валера Евдокимов за полминуты наградил гематомами парочку особо ретивых гвардейцев. Еще одного гвардейца «сделал» Паша. В отличие от своего более талантливого друга, Паша решил долбить противника локтем, и это у него получилось. Правда, и сам Пашка напоролся на чужой локоть, но у противника шишка вспухла гораздо более мясистая. А Лешка Ситников так и не успел поучаствовать в схватке, ибо побоище довольно быстро переросло в словесное выяснение отношений. Обиженный Евдокимовым самый крупный из каратистов, массируя пострадавшую голень, вопил, что мушкетеры дерутся «неправильно». Другой, самый умный гвардеец, пытался наладить с обидчиками контакт и просил объяснить, при помощи какого приема они превратились из обиженных в победителей. С появлением свежей припухлости на надкостнице умник сильно засомневался в эффективности еще минуту назад столь обожаемого им стиля каратэ. Третий подбитый... Впрочем, неважно, что говорил третий и остальные. Важно, что они говорили, утратив напрочь желание махать руками-ногами по-восточному. И крайне важно, что с тех пор мушкетеры гуляли по району гвардейцев когда, как и с кем вздумается.

Стремительность смены статуса, превращение из обиженных-проигравших в обидчиков-победителей особенно сильно зацепила Валерку. Нет, он не заразился «звездной болезнью» и не начал отбивать голени всем подряд, кому надо и не надо. Он просто-напросто оценил очевидное – преимущество знаний в бою и размечтался освоить не только один удар, но и весь саваж.

Лыков-младший вместе с другом Валерой и примкнувшим к ним Лехой зачастили в театр к Лыкову-старшему. Они искали встречи со спецом по саважу и встретили его в кулуарах. Но, раболепно попросившись в ученики, напоролись на твердый отказ. Мало того, знаток саваж еще и отчитал Пашу за то, что он «показывает что не надо всем подряд». Отчитал, как завуч первоклашку.

Однако Валерка не успокоился. Евдокимов рьяно приступил к совершенно безнадежным поискам секций саваж, или сават, или, на худой конец, французского бокса. И, естественно, таковых секций не отыскалось. Зато нашлось много других. И Валерка начал захаживать во все подряд единоборческие секции по очереди. Благо, на первое занятие в платное подполье пускали на халяву. (Официальные школы бокса, самбо, вольной и классической борьбы Евдокимов забраковал заочно и заслуженно.) Скоротав время в задних рядах занимающихся, по окончании очередной первой тренировки Валерка подходил к очередному сэнсэю (если это была тренировка по каратэ), или к шифу (если был на тренинге кунг-фу) и просил показать, как Наставник защищается от наскока в голень. Валерка успел травмировать голени десятку сэнсэев и пятерым шифу, прежде чем вовсе не восточный единоборец, а стопроцентно отечественный тренер рукопашного боя отреагировал на атаку в ногу таким образом, что едва-едва не сломал атакующую конечность Евдокимова, а сам остался совершенно невредим.

Да-да, как раз в ту пору вычурный восточный мордобой советского разлива (речь опять идет о самозванцах) начал потихоньку приедаться, и в единоборческом подполье появились разнообразные «рукопашники». Некоторые с фольклорным оттенком, якобы «реставраторы» боевых школ древних славян (эти некоторые – законченные козлы, да простит мне Будда навешивание ярлыков), а иные с боевым афганским, ангольским или вьетнамским прошлым (среди этих встречались всамделишные эксперты). Появлялись даже старички, которые божились, что прошли еще сталинские университеты смертоубийства голыми руками в легендарном СМЕРШе (этих оставим без комментариев).

Валерка выклянчил у отчима субсидию в размере 10 ежемесячных рублей (в обмен на примерное поведение в быту) и пошел учиться рукопашному бою. Пару-тройку месяцев вместе с ним за компанию ходили на довольно скучные и весьма болезненные тренировки двое менее увлеченных идеей совершенствования мушкетеров, Пашка с Лешкой. Лыкову и Ситникову за три месяца успел надоесть грубый мужик-матерщинник и его наука «рвать пасти, давить яйца». Пашка решил, что для жизни вполне хватит и знаний наскока из саваж. Пашка, уязвленный талантами друга Валеры, втайне отрабатывал наскок в одиночку до тех пор, пока движение не стало получаться на пять с минусом. А Лешка Ситников охладел к искусству драки, даже не удосужившись что бы то ни было отработать. Лешка с Пашкой прекратили таскаться в полуподвал, пропахший потом и пропитанный отборным матом, похерили рукопашный бой, в то время как Евдокимов продолжал учиться калечить да убивать (гипотетически, разумеется). Что, впрочем, ничуть не сказалось на сплоченности триумвирата. Они продолжали дружить...

По окончании школы Валерка пошел в армию. Он даже не пробовал куда-нибудь поступать, тем паче «откосить». Ушел в ряды добровольно и сразу. Попросился в десантники, просьбу призывника удовлетворили.

Лешка Ситников поступил в торговый техникум, откуда через год был отчислен за прогулы. Неожиданно для всех и для самого cебя Лешка вдруг влюбился в портвейн. Ситников стремительно и бесповоротно спивался. Родители сдали Ситникова в военкомат, принесли на сборный пункт пьяного, надеясь, что армия его перевоспитает.

А Павел угодил под орденоносные знамена после второй бездарной попытки поступить в театральное училище. Не было у Лыкова-младшего тяги к лицедейству. Под давлением предков он дважды кривлялся перед заслуженными деятелями в приемной комиссии и в армию ушел с облегчением – ему обрыдло зубрить басни, читать Станиславского и работать такелажником в ТЮЗе.

Лешка и Павел вернулись домой осенью. Валера отслужил годом раньше и уже плавал матросом в дальние страны на научно-исследовательском судне «Академик Келдыш». Матросить Евдокимова устроил армейский кореш, у которого вся династия ходила «в загранку» и все в порту было схвачено.

Повезло, что Лешка и Павел застали друга дома. Вместе отметили недавний дембель Лыкова и Ситникова и прошлогодний Евдокимова. Меньше всех пил «за дружбу» экс-алкоголик Лешка. Он всем сердцем был «за дружбу», однако в армии его отучили нажираться как свинья. И это не шутка, Советская армия наставляла на путь истинный многих заблудших по малолетству.

Мушкетеры чокались «за дружбу» ликером «Амаретто», а в стране угорала перестройка. И никто еще не знал, что дни той страны сочтены.

У отчима и мамы Евдокимова уже случались перебои с выплатой зарплаты. Родители Ситникова уже торговали в кооперативном лабазе по коммерческим ценам. Бабушке Павла уже не хватало пенсии на лекарства. Супруги Лыковы еще не снимались в рекламе, но уже участвовали в рекламных акциях. А куда податься дембелям мушкетерам?

Валерка звал друзей в море-океан. Говорил, что как раз – вот ведь удача! – появились вакансии на «Келдыше». И они согласились, оба. И Павел, которому пришла охота мир повидать, и Леха, который смекнул, что из загранки можно возить шмотье на продажу. Ох, как обрадовался Евдокимов согласию друзей, чуть не расплакался от радости.

Будущее всем троим казалось тогда безоблачным, а их дружба нерушимой. Они заблуждались.