Текст книги "Час волкодава (Фирма 'Синяя Борода')"
Автор книги: Михаил Зайцев
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– За мной, доктор! – Сан Саныч открыл замок, макушкой поднял похожие на ставни металлические створки, закрывающие путь на чердак, и, оттолкнувшись от прута-перекладины, исчез в квадратном потолочном проеме.
Чумаков вскарабкался по лестничным перекладинам. Пахнуло кошачьей мочой, ладони испачкались в белесых голубиных какашках. Миша влез на чердак. Темно, вонюче, тесно. Под ногами загаженный птицами и кошками песок, какие-то палки, куски жести, свернутая узлом арматура, битое стекло.
– Осторожно, Михаил. Здесь лучше не падать. Положи руки мне на плечи. Идем шаг в шаг. Голову пригни, не расшиби лоб о балки.
Подобно слепцу за поводырем, Чумаков шел за Сан Санычем, прижавшись к его широкой спине. Сомнительно, чтобы поводырь задал истинно незрячему столь быстрый темп передвижения по пересеченной местности, однако первоначально показавшаяся кромешной темень все же более напоминала полумрак, и пусть плохо, но Миша видел, куда ставит ногу. Споткнулся всего два раза. И оба раза крепкая спина Сан Саныча предотвратила падение.
– Стоп, Миша. Пришли. Подо мной искомый выход в другой подъезд. Тридцать секунд тишины, слушаем, нет ли кого на лестнице под нами, легко ломаем запоры, благо я удосужился заранее подпилить дужку здешнего замка, и бегом вниз.
Сан Саныч говорил во множественном числе явно лишь для того, чтобы подбодрить Чумакова. Ничего, кроме сумасшедшего перестука сердца и свиста воздуха в горле, Миша не слышал. Он и слова-то Сан Саныча толком не разобрал. Дышал, ловил ртом душный воздух и даже не вздрогнул, когда Сан Саныч ударил каблуком по полоске света, сочившегося сквозь щель под ногами.
– Полез первым, доктор. Не расслабляться! Последний рывок.
Вновь под пальцами ржавчина перекладины, стопы касаются бетона, пальцы разжимаются, поворот, и бегом вниз.
Вниз бежать проще. Ноги сами несут туловище, руки на поворотах толкают стены, задавая ускорение. Сзади бежит Сан Саныч, готовый одним прыжком догнать и поймать, подхватить, случись так, что напарник споткнется.
Сан Саныч обогнал Мишу у почтовых ящиков на первом этаже. Обхватил правой рукой за плечи, остановил.
– Выходим прогулочным шагом, Михаил. Сразу налево. Ежели киллера страхуют снаружи, пусть любуются в окуляр оптического прицела старушками, сидящими в пятидесяти метрах справа от этого подъезда. Люблю длинные дома-бараки, ненавижу дома-башни. Идем!
Вышли. Свернули. Прошли под окнами первого этажа по асфальтовой полоске, проложенной вплотную к стене дома, спрятанной от взглядов играющих во дворе детишек зарослями газона. Свернули за угол, ступили на тропинку, пересекающую газоны, продрались сквозь аппетитно зеленые кусты.
– Деньги есть, выходим на трассу, берем мотор и едем на Кольцевую, проинструктировал Сан Саныч. – Постарайся изобразить на лице что угодно, только не надо так ошалело таращиться по сторонам, ладно, Миша?
Миша не ответил. Однако волосы пригладил, одернул одежду и, чтобы занять руки, достал сигарету, прикурил на ходу.
Машину поймали сразу. Едва вышли к троллейбусной остановке и Сан Саныч взмахнул десятидолларовой купюрой, рядом притормозила "Таврия". Молодой угрюмый парень за рулем безропотно согласился подбросить партнеров до ресторанчика на обочине Московской Кольцевой автодороги.
Ехали молча. Сан Саныч и Чумаков устроились на заднем сиденье, Миша курил, стряхивая пепел мелко подрагивающей рукой в открытое окошко, Сан Саныч, словно хамелеон, скопировал молчаливую угрюмость шофера. Двое молчунов и один нервный курильщик. Естественная атмосфера полного отсутствия интереса извозчика к седокам и седоков к извозчику. Прокатились вместе, расстались и через пять секунд забыли друг о друге.
Расплатившись с шофером ("Десять баксов, нормально?" – "Угу". "Держи". – "Угу". – "Пока..." – "Ага..."), партнеры направились к ресторанной постройке, заманивающей броской рекламой проезжающих мимо автомобилистов. А когда "Таврия" затерялась вдали среди потока машин, по инициативе Сан Саныча беглецы изменили маршрут, свернули к ажурному мостику-переходу через МКАД.
– Сан Саныч, киллер этот, на лестнице, он каким-то боком связан с твоим пулевым ранением?
– Если бы! – Сан Саныч удовлетворенно сощурился. Чумаков возвращается в действительность. Психологический шок, похоже, обошелся без неприятных последствий. Без истерик, что особо отрадно. – Свежий покойник однозначно связан непонятным пока для меня образом с успевшим остыть трупом Красавчика. Профессионалом был преставившийся киллер, между прочим. Кабы не силился корчить полное безразличие мордой лица и надел пиджачишко по погоде, я бы купился на его трюк, и мы бы, Миша, скандалили сейчас с архангелом Гавриилом, почесывая простреленные затылки и уговаривая пропустить нас в рай вне очереди... Ты точно никому не рассказывал о нашем вчерашнем знакомстве? О деньгах? Об операции?
– Нет! Сколько можно повторять... А куда мы вообще идем-то, а?
Они как раз пересекли навесной мост-тоннель над магистралью, петлей опоясывающей Москву. Позади город, впереди перепаханное поле, за полем лес.
– Вперед и только вперед, Миша! По пашне к лесу. Прогуляемся пешочком в лесной прохладе, покуда не набредем на подходящий пригородный поселок с магазином типа сельпо. Прикупим одежонку, переоденемся, и, что поделаешь, придется на перекладных добираться до моей загородной резиденции, стараясь не пересекаться по пути с милицией... Ничего, к ночи доберемся, уверен.
– Японский бог! Прямо как шпионы-диверсанты, блин! – Миша остановился, вытащил новую сигарету из помятой пачки, прикурил от дымящегося фильтра. Чумаков как затянулся в первый раз после беготни по лестницам, так и смолил не переставая.
– Шире шаг, партнер! – Сан Саныч подтолкнул Мишу к взрыхленному плугом глинозему. – Поспешим под сень родимых лип. Выше нос, Михаил! Хоть он у тебя и распух, не беда. За одного битого двух небитых дают. Нас ловит милиция, на нас охотятся профессиональные киллеры, жизнь прекрасна и удивительна. Главное, мы живы, партнер. Запомни – ВСЕ возможно, пока ты живой. Лишь у трупов нет будущего. Шагай, Миша, еще не вечер, прорвемся!..
Глава 3
Работа над ошибками
Миша проснулся сам. Никто его не будил. Ни перезвон будильника, ни мухи за окном, ни яркий солнечный свет. Будильника в избушке Сан Саныча вообще не было. За окошком шелестел нежный убаюкивающий грибной дождик.
Ситцевые занавески на окнах стыдливо отгораживали бревенчатое прохладное пространство от робких солнечных лучей, пробивающихся сквозь пушистые тучки-барашки.
Миша выспался. Какая это благодать, кайф какой – выспаться! Голова ясная и светлая, паутинка сонливости приятно щекочет веки, желудок урчит, вежливо просит кушать, отдохнувшие мышцы готовы, но не спешат напрягаться. А напрягаться придется. Нужно вставать. Хотя бы затем, чтобы освободиться от щемящей тяжести в мочевом пузыре.
Миша потянулся, сел на кушетке. Ломануло в пояснице, заболели плечи, икры и голени. Знать, мышцы все же не до конца отдохнули. Болят мышцы. И нет в этом ничего удивительного. Обычное дело, так и должно быть. Еще бы им не болеть – вчера Миша с Сан Санычем отмахали пешком в общей сложности километров пятнадцать. Большую часть пути, разумеется, преодолели на автотранспорте, но тоже в спартанских условиях. Нанять тачку за сотню-две долларов, чтобы сразу доехать до места, Сан Саныч категорически отказался. Не из жадности, нет. Из осторожности. Не захотел светиться. Их подвез тракторист, позволив забраться в промасленную кабину допотопной тарахтелки за двадцать рублей. Протряслись пяток километров на славу. Мишу чудом не стошнило. Пол-литра молока и четвертинка булки, поглощенные на ступеньках продмага в населенном пункте с романтически-идиотским названием "Холмы", настойчиво просились наружу в результате полуторачасовой пытки тракторным мотором. После езды на тракторе автопробег в кузове грузовика показался Чумакову наслаждением. А когда партнеров согласился подбросить пенсионер на "Москвиче", так это вообще Михаил воспринял как незаслуженный подарок судьбы. Час на мягком диванчике "Москвича" всего за пятьдесят рублей изысканное удовольствие для человека, вдоволь потоптавшего песок проселочных дорог. Заключительные километры пешего перехода после отдыха в легковой машине Миша преодолел, всего лишь единожды обратившись к Сан Санычу с просьбой о привале.
До деревеньки, расположившейся вдали от относительно оживленных транспортных артерий Подмосковья, добрались, как и обещал Сан Саныч, к ночи. То ли деревенька, то ли хутор на отшибе, на околице хутора – "резиденция" Сан Саныча. Покосившаяся избушка, по соседству – сарайчик, в нескольких шагах за сарайчиком начинается лес. Когда они шли по стежке через поросшее душистыми травами поле и впереди, на горизонте, показались геометрические контуры крестьянского поселения, прилипшего вплотную к лесу, Миша неожиданно запаниковал. Ему вспомнился киллер на лестничной площадке этажом ниже квартиры Сан Саныча и пригрезилось, что в лесу, на опушке, их ждет засада. Сан Саныч успокоил Чумакова: дескать, ежели и здесь, как он выразился – на "конспиративной" даче, устроена засада-ловушка, то все, смысла "барахтаться" далее больше нет, они обречены, ибо просчитать "конспиративную" дачу и обнаружить ее под силу лишь КГБ, ЦРУ и МОССАДу, вместе взятым, ежели они дружно встанут на уши и объединятся в поисках подозреваемых убийц Димы Антонова по кличке Красавчик. Однако вышеупомянутым "конторам", по мнению Сан Саныча, Красавчик глубоко безразличен, и, следовательно, Михаила ожидает отнюдь не снайпер в засаде, а многочасовой здоровый сон. Возразить Сан Санычу было нечего, разве что напомнить о пресловутом киллере-профессионале, поджидавшем партнеров в доме на улице Двадцати шести бакинских комиссаров. Он-то, киллер этот, со слов того же Сан Саныча, каким-то образом связанный с Красавчиком, он просчитал место и время встречи с партнерами. Сан Саныч лениво отмахнулся от Мишиных контрдоводов, мол, "не путай божий дар с яичницей", откуда взялся киллер в подъезде – задачка детская и решается в одно действие, но на свежую голову и с четкой формулировкой условий задачи.
На подходе к деревне встретили трех псов неопределенной масти размером с немецкую овчарку. Собачки с лаем неслись навстречу, и Миша едва не пустился наутек с перепугу. Остановил Сан Саныч. Велел не бояться, зычно свистнул, назвал собак по именам (Жулька, Полкан и Рекс). Злобный лай сменился радостным повизгиванием. Пегая сука с разбегу кинулась облизывать Сан Санычу лицо, оба кобеля культурно обнюхали Чумакова, дружелюбно виляя хвостами. В сопровождении собак партнеры подошли к "избушке-резиденции". Двери настежь. Сан Саныч объяснил: дескать, красть в избушке есть чего, но это самое "чего" хорошо спрятано. А двери запирать – только отношения портить со стариком и старухой, единственными оставшимися в деревеньке постоянными жителями. Официально, по документам, избушка эта принадлежит местной пожилой крестьянской чете, фактически – Сан Санычу. Он приобрел "резиденцию" достаточно давно, деду с бабкой заплатил наличными, без всякого бюрократического оформления собственности. Время от времени Сан Саныч наведывался в резиденцию, непременно привозя здешним старикам гостинец. Отношения у местных с "дачником" – лучше не бывает. Сан Саныч старикам как сын. Свои-то дети в городе живут безвылазно и если приезжают, то осенью за картошкой.
Объяснив Чумакову, что да как принято в здешних пенатах, Сан Саныч отправился поздороваться со стариками, а Чумаков завалился спать. Едва разделся и залез под лоскутное одеяло, растянулся на ватном матраце, положенном поверх панцирной сетки архаичной железной кровати, и сразу же уснул. Спал как убитый, без сновидений.
– Сколько, интересно, времени я проспал, а? – спросил сам у себя Миша, стирая кулаком остатки сонливой паутины с век.
Под ногами на дощатом щербатом полу комками валялась одежда, купленная в сельпо поселка Холмы. Футболка с силуэтом полуобнаженной девицы, оттиснутой по трафарету в далеком Китае, и штаны типа "Адидас". Позорный "Адидас" не чета фирме, в которой щеголяли бандиты из "Трех семерок". Штаны, как и футболка, произведены в Китае. Молодцы китайцы – умеют шить много и броско. Большое им за это спасибо от необъятных российских провинций, что, вопреки географии, начинаются уже в двух-трех километрах от бетонного кольца-петли вокруг вольного города Москвы.
Чумаков встал, потер ладошками ноющие ляжки, подошел к занавешенному окну, отдернул ситцевый лоскут на веревочке, выглянул на улицу.
Моросящий дождик, солнце. Середина мокрого летнего дня. На полянке перед домом Сан Саныч рубит дрова. Голый по пояс мускулистый атлет с топором. На левом плече грязная полоска бинтов, на правом предплечье полоска заметно белее.
– Самостоятельно руку перебинтовал... – Миша отпустил занавеску, как был, в одном исподнем, пошел во двор, бормоча под нос: – Какая же я скотина-то, а! Он вчера всю дорогу шутил, гоношился – меня морально поддерживал, успокаивал, а я позабыл, что у него предплечье порезано, и свалился дрыхнуть, как... как не знаю кто! Какая же я...
Монолог оборвался, когда Миша, выйдя из комнаты с панцирной кроватью, оказался в смежной бревенчатой горнице. Русская печь, лавки по стенам, топчан с матрацем (здесь, наверное, и спал Сан Саныч), посередке самодельный стол – струганные доски о четырех деревянных ногах. На столе кобура-тандем. Кожаный тонкий ремень и два открытых чехла характерной формы. И две пистолетные рукоятки торчат из этих кожаных футляров. Увесистые пистолетные рукоятки. А рядом валяется горсть пистолетных обойм, снаряженных блестящими патронами. И цилиндр глушителя. Впечатляющий натюрморт. Вчера его на столе точно не было, оружие появилось, пока Миша спал.
Постояв у стола с минуту, Миша прошел в сени, замешкался там, задев и уронив лопату, прислоненную к дощатой стене, и отворил наконец двери во двор.
– Сан Саныч!
– Проснулся? – Сан Саныч, взмахнув топором, расколол объемистое березовое полено. – Сейчас печь растопим, сварим кашу, обедать будем.
– Обедать? А который час?
Сан Саныч вогнал топор в колоду, прищурившись, взглянул на солнце.
– Где-то около двух дня.
– Ни фига себе! Это я чего? Четырнадцать часов кряду дрых?
– Приблизительно. Я тебя беспокоить не стал, дал выспаться вдоволь. Стресс лучше всего лечить сном. Ты как врач должен это понимать. Сам небось не раз невротикам прописывал снотворное... Чего в дверях-то стоишь? Выходи под дождичек, умойся...
Теплый дождик приятно бодрил. От земли шел пар. Мокрая трава блестела на солнце. А воздух-то какой! Хоть ложкой ешь. Благодать! И все равно Сан Санычу не следовало мочить бинты. Тем более и предплечье он скорее всего лишь перебинтовал наспех, не обработав как следует порез.
– Водные процедуры после долгого сна, перед сытным обедом – самое оно, Миша. Верь мне, знаю, о чем говорю. Хорошо, что дождь, а то бы житья не было от здешних собачек. Они такие попрошайки, спасу нет, однако воды не любят, не уважают водных процедур.
– Сан Саныч, хрен с ними – и с собаками, и с процедурами. Пошли в дом, посмотрим твои болячки.
– Не бери в голову. С болячками нет проблем. Помоги лучше дровишки в хату занести...
Когда на стол, дымясь и благоухая, встал чугунок с гречневой кашей, когда по тарелкам разложили тушенку из консервов, Сан Саныч исчез на минутку в сенях, сказав, что у него там оборудована секретка, и вернулся с бутылкой водки.
– Накати стопочку, Миша. Для здоровья.
– А ты?
– А я таблеточку съем. Антибиотик "амоксиклав". Знаешь такой?
– Амоксициллин с клавулаиновой кислотой?
– Ага, он. У меня в секретке помимо водочки припасена грамотная аптечка.
– Пистолеты тоже оттуда? Из секретки?
Прежде чем накрывать на стол, Сан Саныч небрежно бросил на лавку портупею с парой пистолетов, сгрузил туда же патроны, обоймы, глушитель, не удосужившись прокомментировать появление оружия.
– Пистолеты? Ну да. Из секретки. "ТТ" – мое любимое оружие. Мое и японских якудза. Посредственной выделки бронежилет пробивает за милую душу. Япошки первыми это оценили... Ты водку-то пей, Миша. Не тушуйся.
– Честно говоря, не хочется. – Миша понюхал аптечную мензурку с пятьюдесятью граммами (точно по риске) прозрачной жидкости. Понюхал и сморщился.
– Ты ее не нюхай, пей. Один стопарик, больше не дам. Знаешь, в начале двадцатого столетия жил и работал в Российской империи доктор-физиолог по фамилии Волович. Ну так вот, он доказал, что пятьдесят ежедневных граммов водки стимулируют иммунную систему и вообще очень пользительны для здоровья. Семьдесят пять граммов – предел суточной нормы, а сто пятьдесят уже вредно... Давай, Миша, залпом. Лечись.
– Ху-у!.. – Миша выдохнул и одним глотком осушил мензурку.
– Во! Молодец. Закусывай, на кашу налегай.
– Фан Фаныч, плечо тфое...
– Кушай, Миша, не болтай с набитым ртом, ешь. С пулевым ранением плеча все у меня нормально. Антибиотик пью для профилактики. Предплечье тоже в норме. Промыл рану фурацилином, обработал перекисью водорода, наложил медицинскую салфетку и перебинтовал.
– Ты случайно не врач по профессии, Сан Саныч?
– Нет, случайно не врач... Ты кушай, Миша, кушай. Каша стынет, поговорить успеем.
Через десять минут Чумаков почувствовал насыщение, желание смочить горло сладким чаем и закурить. И чай, и курево в хозяйстве у Сан Саныча нашлись. Правда, чай был зеленый и без сахара, а услышав просьбу покурить, Сан Саныч принес из секретки бумажный пакет с махоркой и старую пожелтевшую газету.
Вчера Миша выкурил одним махом пачку "Парламента", перебрал никотина и не позаботился прикупить сигарет во встречных сельпо. Казалось, что курить больше никогда не захочется, во рту щипало от дыма. Пришлось сегодня вспоминать черно-белые советские фильмы про коллективизацию, крутить из газеты "козью ножку".
После первой же затяжки Чумаков закашлялся. Табачок оказался ядреным.
– Бросал бы ты курить, партнер. Курево успокаивает, однако от никотина больше вреда, чем пользы, поверь мне. – Сан Саныч взмахнул рукой, поймал в кулак жирную муху, жужжащую над тарелкой с остатками каши.
– Ошибаешься, Сан Саныч, курево не только успокаивает нервы. Ученые доказали – никотин заставляет нейроны мозга бегать быстрее, активизирует мыслительный процесс.
– Не знал... Дыми, раз такое дело, стимулируй мозги. Нам есть о чем подумать. Допущены ошибки. И нами, и противником. Ошибки противника постараемся усугубить, свои – исправить.
– Что-то я не въезжаю. Кто наш противник? Какие ошибки?
– Кто – основной вопрос. Наш враг – инкогнито по фамилии Вопросов, по имени-отчеству Вопрос Вопросович. Ну а ошибки Вопроса Вопросовича Вопросова очевидны – мы живы и на свободе вопреки всем его стараниям.
– Есть еще один вопрос. У меня... Блин! – Самокрутка рассыпалась искрами в руке Чумакова. Матерясь, Миша смахнул смердящий табак со стола в грязную тарелку, туда же бросил горелую газетную бумагу.
– Гадость какая! А воняет-то как мерзко! – Сан Саныч встал. – Окно открою, проветрю горницу... Я догадываюсь о твоем вопросе, Михаил. Я обещал рассказать всю правду о себе и, поверь, сдержу слово. Но прежде, партнер, давай-ка рассказывай про Диму Антонова, про Красавчика. Все рассказывай, постарайся вспомнить каждую мелочь, детальку, штришок.
Сан Саныч, распахнув створки окна, вернулся к столу, подлил чая себе и Чумакову.
– Рассказывай, Миша. Все. С самого начала.
Михаил вздохнул, отхлебнул теплого чая и начал рассказ. Зима, снежинки, нечаянная встреча с Ириной... Чумаков подробно рассказал, откуда знает Иру... Знал... Рассказал о жене, о разводе, о себе. Вспомнил родителей, загрустил... Вскоре мама с папой узнают – их сын в бегах. Защемило сердце. Родителей стало безумно жалко. Впрочем, разве им было бы легче, узнай они, что их сын в тюрьме? Или что он застрелен неизвестным на Юго-Западе Москвы?.. Миша скрутил еще одну "козью ножку", закурил и продолжил рассказ, вернувшись мысленно в тот зимний вечер, когда он познакомился с Дмитрием Юльевичем Антоновым. Чумаков пересказал события той единственной встречи с документальным бесстрастием. Все, как было до прихода Димы, при нем и после. Сан Саныч узнал про стычку с автомобильными ворами и последующее лечение, про смерть Иры и вялые розыски молодожена Димы. Сан Саныч перебивал Мишу дважды. В первый раз попросил подробнее остановиться на описании огромной Иркиной квартиры, во второй – уточнил, как долго Антонов трепался по телефону на кухне, когда оставил Мишу с Ириной одних, и через какое примерно время после возвращения Димы к общему столу Антонов с Чумаковым ушли из дома девушки. Заинтересовавшие Сан Саныча детали показались Мише незначительными, однако он ответил, как смог, подробно.
Говорил Миша минут сорок. Чай совсем остыл, табак был противным, воспоминания, мягко выражаясь, неприятными. Погано сделалось на душе у Чумакова. Совсем недавно Миша с отвращением вдыхал запах спирта, а тут вдруг захотелось выпить. Водка, пятьдесят граммов которой Миша, морщась, заглотил как лекарство, соблазняла хмельным забытьем. Хватануть стакан и снова завалиться спать, забыть обо всем на свете, отключиться.
Чумаков потянулся к водочной бутылке.
– Стоп, Миша, тормози. – Сан Саныч выхватил бутылку из-под руки Чумакова. – Нам сегодня в город ехать. Вернемся – пей сколько влезет, презрев заветы физиолога Воловича, а пока ни-ни.
– В какой еще город? – Чумаков исподлобья посмотрел на Сан Саныча.
– В Москву.
– На фига?
– Возникло у меня одно подозрение. Надо бы проверить.
– Какое подозрение? Объясни.
– Некогда, по дороге объясню, а сейчас нужно поторопиться.
– Слушай, Сан Саныч, я, конечно, тебе благодарен и все такое, но, знаешь ли, надоело подчиняться командам.
Я взрослый человек. Я никуда не поеду, пока не узнаю, зачем. Я имею право...
– Оставайся, – оборвал Мишу строго Сан Саныч, поставил бутылку на стол, пододвинул ее поближе к Чумакову. – Жри водяру, сетуй на судьбу, разрешаю. Понадобится веревка с мылом – найдешь в сенях. А я поеду в Москву.
Сан Саныч принялся собирать со стола грязную посуду.
– Ты обещал рассказать о себе, – напомнил Чумаков, обиженно разглядывая водочную бутылку.
– Некогда, приеду – расскажу.
С чугунком в одной руке и горстью тарелок в другой Сан Саныч вышел в сени, хлопнув дверью. Чумаков остался один на один с поллитровкой. Налил водки в мензурку до краев, понюхал и решительно отодвинул от себя емкость с алкоголем.
– Я идиот. Нашел время слюни распускать, характер показывать. – Миша резко встал из-за стола. – Сан Саныч!
Он выбежал в сени.
– Сан Саныч, я...
В сенях Сан Саныча не было. Двери на улицу не хлопали, чугунок и грязная посуда стояли на лавке рядом с ведром, наполовину заполненным колодезной водой. А Сан Саныча не было. Исчез. Растворился в воздухе.
Миша огляделся. Сени – по сути, прихожая, скрещенная с кладовой. Лопата, грабли, коса, полезные дощечки, телогрейка на вбитом в стену гвоздике – всего полно. Сразу и не заметишь в углу открытый лаз в подвал.
Чумаков обошел пузатую бочку, не иначе в отсутствие хозяина-дачника стоящую поверх дверцы в полу. Вход в подвал зиял квадратным колодцем.
– Сан Саныч! – Миша нагнулся, крикнул в темный провал колодца.
– Залезай. Осторожно, не упади, – ответил из-под земли приглушенный голос партнера.
В подвал вела лестница, похожая на давешнюю лесенку на чердак, только деревянная. Шесть перекладин проскрипели жалобно под Мишиным весом, голые ступни встали на холодный земляной пол.
– Японский бог!.. Катакомбы...
Справа и слева кирпич, потемневший от времени, поросший плесенью. Узкий проход-коридорчик в просторное подземелье, где стоит Сан Саныч. Во весь рост. В руке у Сан Саныча коптит керосиновая лампа. В кругу света огро-мадный кованый сундук на земляном полу.
– Иди сюда, Миша. Лампу подержишь.
– Мать моя – женщина! Откуда здесь такой бункер, а? – Чумаков подошел, взял лампу из руки Сан Саныча, поежился. Под землей было прохладно.
– Хибарку, что над нами, после войны на старом фундаменте отстроили. Наличие столь достопримечательного подвала и подвигнуло меня на приобретение избы-развалюхи. – Сан Саныч, присев, уперся плечом в сундук. – Немцы деревню пожгли, справный большой дом спалили, подпол остался, и этот сундук уцелел, тяжеленный, зар-р-раза...
Рыча, Сан Саныч сдвинул сундук с места.
"Сколько же этот сундучишко весит, раз такой бугай, как Сан Саныч, еле-еле толкает? – подумал Миша. – Тонну, наверное, или больше".
– А чего в сундуке-то, Сан Саныч? Внутри чего?
– Всякая дрянь... Уф-ф, тяжелый, зараза... – Сан Саныч отер пот со лба. Сундук он отодвинул к кирпичной мшистой стене и теперь разгребал ногой землю на том месте, где стоял кованый монстр. – Сундук могильной плитой охраняет своим нехилым весом мои секреты.
– Это и есть твоя секретка? – спросил Миша, наблюдая, как нога Сан Саныча сметает тонкий земляной слой с чего-то, определенно напоминающего крышку металлического гроба.
– Обалдел? Что ж, по-твоему, я каждый раз, пожелав стопарик водочки выпить или таблетку аспирина принять, ворочаю могильные плиты? Нет, Миша. Под сундуком спрятана не секретка, а большой секрет... Большой-большой секрет...
Сан Саныч говорил с Мишей как ни в чем не бывало. Будто и не было выступления Чумакова по поводу водки и нежелания безоглядно слушаться партнера. И Миша был ему за это искренне благодарен. Кому приятно выяснять отношения, пережевывая по новой мелкую размолвку? Кому-то, может быть, и приятно, но не Чумакову, не в его характере.
– Ну вот. Нормально. Приступим к вскрытию большого-пребольшого секрета... Оп-па...
Сан Саныч опустился на корточки, поддел пальцами крышку металлического гроба, сдвинул ее, подхватил, поднял.
Чумаков ожидал, что из железного параллелепипеда, похороненного в каменном подземелье, Сан Саныч извлечет нечто типа гранатомета, крупнокалиберного пулемета или, на худой конец, автомата Калашникова. Ничего подобного! Вместо вышеперечисленного Сан Саныч достал из тайника прозрачный чехол с вешалкой. На вешалке, под защитой толстой полиэтиленовой пленки болтались темно-синий костюм, черная рубашка и светло-кремовый галстук.
– Чего это? – Миша удивленно захлопал глазами.
– Разве не видишь? – Сан Саныч закрыл металлическую крышку. – Парадная одежда. Сейчас сундучок, будь он неладен, на место поставлю, поднимемся наверх и сразу переоденусь... Подержи-ка костюмчик, покуда я тяжести ворочаю. Да смотри не помни...
Но переоделся Сан Саныч не сразу. Прежде всего, покинув подземелье, Сан Саныч занялся внешностью Чумакова. Как он сказал: "Сделаем то, что не позволил оперативно провернуть вчерашний киллер". И посетовал на отсутствие краски для волос.
Волосы Чумакову выкрасили в рыжий цвет стрептоцидом, подкоротили туповатыми ножницами. Миша выбрил щеки и подбородок безопасной бритвой. Небритость над верхней губой оставил. Помог побриться Сан Санычу. "Под ноль". Во времена детсадовского детства Чумакова такую "прическу" называли "под Котовского". У Сан Саныча оказался идеально правильный приплюснутый череп, без бугров и неровностей, но со шрамом на затылке, не особенно заметным, впрочем, если не вглядываться.
Стрижку и бритье совмещали с разговором, более походившим на допрос. Сан Саныч расспрашивал Мишу о ЦКБ (офис и ветеринары на разъездах), о Борисе Николаевиче Тузановиче (скупой мироед-буржуй), выяснял, отчего сбежавшая за кордон супруга-изменщица, госпожа Чумакова, много лет поддерживала отношения с бывшими одноклассниками (школа – в центре, одноклассники – дети не простых родителей, жена – стерва-карьеристка). И так далее, и тому подобное. Множество вопросов, множество ответов...
– ...Ну? Как я выгляжу? – Сан Саныч поправил галстук, пригладил воротничок рубашки, одернул брюки и застегнул пиджак. – Обоймы с глушителем из карманов не торчат? Пистолеты под мышками не выпирают?
– Не-а, пистолетов не видно. А вот сапоги со строгим костюмом хреновато сочетаются.
– Учту. Заедем в бутик, куплю себе штиблеты по фасону и тебя, партнер, оденем прилично. Ты в чем обычно ходишь? Чего носишь?
– Костюм и галстук. Реже джинсы и футболки.
– Такова и будет на тебя, Миша, милицейская ориентировка: "Может быть одет как клерк или как студент". Следовательно, наряжу тебя панком. Купим тебе куртку-косуху, кожаные штаны. Сапога мои наденешь. Размер обуви у тебя какой?
– Сорок второй.
– Великоваты будут мои сапожки, жаль... Как насчет прокола уха серьгой для полноты образа? Не против?
– А не пошел бы ты, Сан Саныч, знаешь куда?..
– Шучу, шучу... Успокойся. Ухи колоть не будем, но косуху с кожаными штанами тебе прикупим непременно.
– Дай мне лучше один пистолет. Зачем тебе два ствола?
– Зачем?.. – Сан Саныч необычайно быстро и ловко выхватил из-под пиджака пистолеты. Миша и глазом моргнуть не успел. – Меня специально обучали стрельбе с обеих рук. Даст бог, не придется демонстрировать благоприобретенные навыки интуитивной стрельбы, но если случится, сердечно прошу – как только заметишь, что я достаю оружие, сразу падай мордой на землю и не отсвечивай. Но... – Сан Саныч спрятал пистолеты под одеждой не менее ловко, чем достал. – Но... ты прав. Неплохо было бы позаботиться и о твоей личной, независимой от меня безопасности. Где пакет с махоркой?
– Вон на лавке валяется.
– Возьмешь на полочке с посудой у печки красный перец грубого помола, там его много. Перемешаешь с махоркой в пропорции пятьдесят на пятьдесят. В сенях, в железной банке из-под чая, найдешь перлит – пористый такой минерал, строители используют его в качестве наполнителя. Добавишь в табак с перцем перлита немного, процентов двадцать. Получится так называемая кайенская смесь. Название произошло от породы перца. Еще кайенский перчик называют "чили", слышал о таком, наверное. Особо едкий перчик в маленьких таких стручках. У меня в хозяйстве, жалко, кайенского перца нету, ну да и бог с ним. Сойдет тот, который есть. Купим косуху, засыплешь смесь в карман куртки и, ежели чего, хапанешь порошок из кармана и бросишь в лицо противнику. Временную слепоту, удушье и кашель несчастному гарантирую. Готовь адскую смесь, а я пока схожу за машиной. Хочу тебя обрадовать, партнер: у меня тут автомобиль... Хм... как бы это выразиться... припрятана у меня тут "волжанка". В сарае у дедушки – местного жителя дожидается авто с полным баком. В город поедем с комфортом!
– Сан Саныч... – Чумаков посмотрел на партнера отстраненным взглядом. Серьезно посмотрел. – Один вопрос.
– Миша, мы ведь договорились – все вопросы потом.
– Один маленький вопрос. Пустяковый... Не пойму я что-то, Сан Саныч. Зачем ты вчера утром пришел ко мне домой? Почему не "исчез в тумане" сразу же, как отошел от наркоза? Я ж вижу – ты здоровый бугай. Рана плеча для тебя – тьфу! Машина под парами, свежий костюмчик, пистолеты и деньги, конечно, у тебя есть... НЕРАЦИОНАЛЬНО как-то тебе, Сан Саныч, навещать с утра пораньше случайного врача-ветеринара, выковырявшего свинец у тебя из плеча, раз уж ты намылился сваливать и все для этого подготовил.