Текст книги "Разборки в Японском море"
Автор книги: Михаил Серегин
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Глава 10
Рокотов устроился с Кристиной на диване. Прежде чем взять палочки, он плеснул в чашку саке, а Кристи налил виски. В этот момент из зала до них донесся страшный шум.
– Что там происходит? – нахмурилась Кристина.
– Разве это новость для тебя? Ребята веселятся…
– Надеюсь, они не переломают мою мебель! – с недовольством воскликнула Кристи.
– Не думаю, – меланхолично отозвался Рок.
– Хочешь, я займусь твоим ромом? – предложила она, зажав в руке стакан с виски. – Или ты мне не доверяешь?
Она намеренно задела его плечом и провоцирующе улыбнулась.
Рок был сыт по горло ее заигрываниями.
– Я подожду Моргана, он скоро придет?
– Скоро, – пряча досаду за небрежностью, ответила Кристи. – Кстати, есть хорошее предложение.
– Что за предложение? – оживился Рок.
– Надо вывезти девушек и еще кое-какую мелочь в Японию, – загадочно улыбнулась Кристи и отложила мундштук. – Двадцать девушек, струя каборги, женьшень и пушнина. Есть договоренность с пограничниками. Ну так как?
– Я этим не занимаюсь! – отрезал Рок.
– Недостаточно чисто для тебя? – поддела его Кристи.
– Наверное, – пожал плечами Рок. – Так за что выпьем?
– За удачу, – Кристи скосила на него завлекающий взгляд.
Они выпили.
– Наверное, – в тон ему сказала Кристи, – занимаясь со мною любовью, ты испытывал страшные угрызения совести… Все думал о том, как ты плохо обошелся с Морганом. Ведь ты такой щепетильный…
Она часто заморгала и, улыбаясь, оперлась плечом на плечо Рока.
– Предлагаю еще выпить, – ушел он от ответа.
– Только не говори Моргану о моем предложении, ладно? – Кристи изобразила раскаяние.
– Зачем мне это? – пожал плечами Рок.
Он знал, что иногда Кристи за спиной Моргана проворачивает сделки, комиссионные с которых кладет в свой карман.
Они снова выпили. Не успели они поставить чашку и стакан на стол, как в комнату, хромая, вошел Морган. Он появился неожиданно, потому что предпочитал черный ход. Подвинув китайскую ширму, он возник настолько внезапно, что Кристи чуть не вскрикнула.
– У нас гость, рад видеть тебя, Рок, – хитро улыбнулся он. – «…И послал Господь Нафана к Давиду, и тот пришел к нему и сказал…» – процитировал он из Второй Книги Царств. – Плесни мне тоже виски, – обратился он уже к Кристи.
Морган не был набожным человеком, скорее, наоборот. Его кощунство было чем-то вроде дорогой специи, придававшей дополнительный пикантный вкус блюду, каковым являлась его полная хитроумной дипломатии, расчетов и авантюр жизнь. Это невинное и трогательное (казавшееся таким вследствие его чрезмерной преданности одной книге) кощунство позволяло ему придавать жизненным фрагментам величественное единство, накладывать на любое слово и событие печать его личности. Цитируя Библию, он думал о себе, что, в принципе, он не так уж плох, и, позволяя себе игру в доброго святотатца, самому себе казался то взбунтовавшимся Иовом, то разочарованным Экклезиастом, таким образом населяя свой внутренний мир освященными легендой персонажами.
Кристина упрекала его в лицемерии, потому что не разбиралась в истинных причинах преданности Моргана цитатам из Библии.
И на этот раз внутренне усмехаясь, она поднялась, достала еще один стакан и наполнила его на треть.
Галдеж и шум в зале не прекращались. Услышав визги и дикий хохот, отголосками долетающие в кабинет, Морган поморщился.
– Черт бы побрал всю эту публику! – нахмурился он. – Да не так! – зловещим смехом рассмеялся Морган, обращаясь уже к любовнице. – До краев! Как я устал от твоих аристократических замашек! По-моему, там не все в порядке, – кивнул он в сторону зала.
Кристи сделала, как он хотел – наполнила стакан доверху.
– Да ничего особенного, ты же знаешь, как развлекаются моряки… К тому же Дэн умеет найти убедительный довод, – ей хотелось подольше побыть с Роком, и она старалась успокоить Моргана.
– С чем пожаловал? – посмотрел он на Рока, схватив протянутый ему любовницей стакан и все еще тревожно прислушиваясь к летящим из зала звукам.
Угрюмый вид Моргана не вязался с теми короткими нервными смешками, которые он время от времени исторгал из недр своего крупного тела. Мрачность его облика во многом зависела от его манеры глядеть на собеседника не просто исподлобья, а еще и приняв бычью стойку. Его красная шея напрягалась, он поворачивался вполоборота, может быть, затем, чтобы собеседнику не был виден его дефект – стеклянный глаз. Пиратская грубость и расхлябанность, которые он культивировал в себе, несмотря на то что был чертовски хитер, расчетлив и аккуратен с деньгами (в его личной бухгалтерии царил образцовый порядок), служили маской, позволявшей ему считать свой искусственный глаз не недостатком, а экзотической чертой, одним из диковинных элементов того образа жизни, какой он избрал.
Особенно любопытным он рассказывал, что получил эту травму в драке, на самом же деле заработал ее, угодив себе рогаткой в глаз, когда стрелял по птичкам в глубоком детстве. Он имел несравненно больше оснований гордиться своим протезом, ведь ногу ему ампутировали на флоте. Сторожевой катер, на котором он служил, преследовал корейский шпионский корабль. Когда, вняв предупредительным выстрелам, корейцы застопорили моторы, приблизившийся к ним почти вплотную сторожевик неожиданно стал мишенью. Попавшие Моргану в ногу две пули раздробили кость. В госпитале ему сделали операцию, но началось заражение крови, и ногу ему ампутировали.
Кроме всего прочего, Морган имел неопрятный вид, от него несло табаком и чем-то вроде чеснока, смешанного с алкоголем, он носил грязную тельняшку, а поверх нее – фирменный пиджак от Хьюго Босс, с засаленными на локтях и манжетах рукавами. В этом ему мерещился особенный шик. Пряча давно не мытые волосы, его голову украшала черная треуголка, а короткопалые руки представляли собой уменьшенную копию ювелирной лавки. В связи с этим он часто приводил строки из главы двадцать пятой Исхода: «Камень оникс и камни вставные для ефода и для наперсника».
– У него есть ром, – Кристина кивнула на стоявшую на комоде бутылку, – хочет продать.
– А-а! – понимающе подмигнул Року Морган и, чуть приподняв стакан, осушил его до половины, потом потер озабоченно свой заросший трехдневной щетиной подбородок. – Хочешь, чтобы я нашел тебе покупателя… что ж… «Шесть дней работай и делай всякие дела твои…»
– Шесть дней – это слишком долго, – покачал головой Рок, – нельзя ли побыстрее?
– Дай мне хотя бы день. Завтра, ближе к восьми, позвони мне на мобильник, я скажу, где и когда. Двадцать процентов – моих. «И во плоти моей узрю Бога», – процитировал он Иова.
– По рукам, – улыбнулся Рок.
– Сколько рома?
– Десять тысяч бутылок, – ответил Рок. – Без трех ящиков… – с усмешкой добавил он, скосив глаза на стоявшую на комоде бутылку.
– Отлично! – обрадованно воскликнул Морган. – Завтра же, после сделки, пришлешь ко мне матросика с наличкой. Только не вздумай меня надуть!
Он издал угрюмый сухой смешок и затеребил серьгу, висящую в его левом ухе.
– Ты знаешь, я всегда был честен с тобой… – проговорил Рок и не удержался, чтобы не скользнуть взглядом по лицу Кристи, губы которой растянулись в издевательской усмешке.
Рок взял с комода бутылку и протянул ее Моргану. Тот отвинтил пробку и, сделав важный вид, поднес ее к своему крючковатому носу.
– Пойдет, – криво усмехнулся он, – хотя от идеала далеко.
– То же самое мне сказал Червь, – улыбнулся Рок.
– Он здесь? – спросил Морган и осушил стакан виски теперь уже до дна.
– Да, веселится…
– Купить ничего не желаешь? Ты же знаешь, что у меня всякой всячины навалом: «И кожи бараньи красные, и кожи синие, и дерева ситтим, елей для светильника, ароматы для елея…»
– Хочу купить вот этот сувенир, но Кристи не желает его продавать…
– Да-а, здесь я бессилен, – развел руками Морган.
В этот момент в зале что-то громыхнуло. Потом до кабинета через плотно прикрытую дверь донеслись крики и визг. А в кармане у Рока зазвонил сотовый.
– Да, – достал он трубку и приложил к уху, глядя на взволнованное лицо Кристи и озабоченно-недовольное – Моргана. – Отлично, иду. Вы тоже подтягивайтесь.
– Сейчас я им покажу, и Дэну твоему тоже, – Морган метнул в любовницу свирепый взгляд, – ни хрена он не может! «То и я в ярости пойду против вас, и накажу вас всемеро за грехи ваши!» – разразился он цитатой из Левита, затем бросил презрительный взгляд сначала на Кристи, потом – на японское кушанье. – А ты ешь свои каки!
Кристи приняла обиженно-неприступный вид.
* * *
Пит, американский друг боцмана, по-своему развлекался в женском туалете. На этот раз его партнершей была блондинка Люба, одна из тех проституток, что по ночам отирались в «Параллели». Она стояла на коленях в узкой кабинке и, понукаемая энергичным поглаживанием по голове – разомлевший Пит трепал ее волосы, иногда больно дергая, – сосала его напоминавший вертлявого червяка орган. Тот никак не хотел возбуждаться, хотя Питу было донельзя приятно. Люба усердствовала в тяжелых условиях: слева в унитазе булькала вода, кафельный пол причинял коленям боль, за дверцей кабинки то и дело раздавались смех и голоса посещавших туалет женщин. Этот смех отвлекал Любу от работы, тем более она видела, что все ее усилия напрасны. К тому же ей всякий раз, когда приятные ощущения, испытываемые Питом, размыкали его губы, чтобы излиться в стоне или крике, приходилось отрываться от дела. Она впивалась офицеру ногтями в ногу и знаками понуждала его к сдержанности и молчанию.
Но порой она не успевала «предупредить» Пита, и тогда посетительницы туалета, тоже по большей части девицы легкого поведения, слышали сладостные стоны и громкие вздохи. Они понимающе перемигивались и разражались хохотом. Пита это на миг отрезвляло, он сдерживал непроизвольно рвущиеся из груди звуки, а на его узкогубом, низколобом лице с квадратными челюстями появлялась страдальческая гримаса.
– О! Мо-оу… моув, харашо… – приговаривал он, вталкивая голову Любы себе в пах, – еше!
Люба посылала про себя американца на три буквы и снова бралась за дело. Наконец орган Пита обрел необходимую упругую твердость. Тогда он в порыве плотской страсти оттолкнул Любу, потом резко поднял ее и, повернув к себе спиной, заставил наклониться. Одним неловким жестом он порвал на ней трусы. Она вскрикнула – импортных трусов ей было донельзя жалко – и едва не лягнула американца. Тот уже вошел в нее и теперь дергался как ненормальный, приглушенно повизгивая.
Люба снова услышала в туалете смех, и ей стало вдвойне обидно, хотя в таком заведении, как «Параллель», секс в неурочном месте был более чем распространен.
– О, харашо! – горячо шептал Питер, а Люба, скрежеща зубами, силилась не удариться головой о стену – держаться было не за что.
Сама она, далекая даже от намека на оргазм, подсчитывала в уме, сколько сдерет с этого мерзкого янки. И тут он вцепился ей в волосы и так тряханул, что она чуть не пробила головой стену и не расквасила физиономию.
– Черт! – выругалась она, едва не прибавив «козел».
Она не знала, понял бы это слово американец или нет, а рисковать ей не хотелось – зря, что ли, она горбатилась?!
– А-а-а! Шорт, шорт, – стонал задергавшийся американец.
Потом по его мощному телу пробежала сладкая дрожь, на миг он замер, обмирая от наслаждения, и, испустив долгий стон, выпустил Любу из рук.
Она нагнулась, чтобы снять с ног порванные трусики. Питер не выдержал, глядя на такую сексуальную позу. Теперь он повалился на колени, поднимая в кабинке шум и ударяясь плечами и задницей о стенки, и лизнул Любе зад. Она ойкнула – ей-то казалось, что эпопея завершена и она может спокойно одеваться и предъявлять счет за двадцать минут секса и испорченное белье. Язык подлого янки между тем углубился в промежность, и теперь уже Люба, плюнув на все предосторожности, застонала. Пит пришел от этого в неописуемый восторг. Он стоял на коленях, пригибаясь, потом, когда Люба стала блаженно подрагивать и издавать горлом животные звуки, поднялся и, схватив Любу за руки, легко поставил ее на ступеньку выше, рядом с унитазом, а сам (Люба удивилась, увидев торчащий член Питера – она-то думала, что он больше чем на один акт не способен, причем с предварительной двадцатиминутной подготовкой), жарко лизнув ее потный живот, всадил в нее своего отвердевшего червяка до основания. Люба любила ласки языком, она вообще была склонна к лесбийской любви, но здесь, на острове, можно было больше заработать, отдаваясь мужчинам. Поэтому она однажды переборола свое неприятие мужского пола и ринулась в эту кабацкую жизнь с одним страстным желанием – заработать.
Питу не было никакого дела до ее переживаний, он платил, а следовательно, заказывал музыку. Ему нравился этот вольный остров Тарута, где за пятьдесят-сто долларов можно было получить удовольствие, о котором он долго мечтал, находясь в плавании, в открытом море. И он отрывался по полной программе, с нетерпением и неистовством человека, долгое время лишенного контакта с женщиной.
На этот раз Пит так увлекся, что правая нога Любы, неведомо для нее, соскользнула в унитаз, в дырке которого, окруженной кафельным полом, мурлыкала вода. Проститутка чуть не подвернула ногу, но Питер, подхватив ее, продолжал. Тогда Люба стала отбиваться, дергать его, желая обратить его внимание на свое неудобное положение, но он точно сдурел.
На ее счастье, он вскоре кончил.
– А… о! – Тут только он увидел, что девушка стоит одной ногой в унитазе. – Сорри, прасти!
– Ничего себе, со-у-ри, – раздосадованно и устало выдохнула Люба.
Он помог ей встать на пол.
– Сто пятьдесят, – она взяла из рук Пита стодолларовую купюру и сделала жест пальцами, символизирующий деньги.
– Еше? – догадался Питер.
– Еще хаф, – Любе при расчетах с иностранцами пришлось-таки выучить несколько английских слов.
Она взяла с пола порванные трусики и помотала ими перед носом Питера.
– О, со-у-ри! – встрепенулся он и без колебания достал десять долларов.
– Френч, – наморщила Люба свой не обременный тяжкими познаниями лобик, – френч, – повторила она, желая таким образом довести до сведения офицера, что трусы французские, а следовательно, стоят больше десятки.
Питер сделал вид, что не понимает, и пожал плечами. Тогда Люба, положив десятку в лифчик, туда же, где она спрятала сотку, растопырила пальцы на обеих руках и четырежды сделала своеобразное движение, характерное для торговых переговоров белого человека и дикаря. Питер ответил ей странной улыбкой и недоуменным взглядом. Он порылся в кармане и достал еще двадцать долларов.
– Твенти далларз, – сказал он таким торжественным голосом, словно объявлял неприятелю, что готов с ним сразиться.
– Еще твенти, – погрозила ему пальчиком находчивая девушка.
– Икспенсив, – раздраженно покачал он головой.
– Нету? – удивилась Люба.
– Нету, – тупо повторил он, но при этом хитро улыбнулся.
Люба, хоть и не была знатоком английской словесности, была знатоком психологии, конечно, в рамках того, что ей нужно было для работы. Она заподозрила янки в желании надуть ее. К тому же она своим профессиональным глазом отметила, что карман Питера – не тот, из которого он вынимал бумажки, а другой – слегка топорщится. Там явно находился бумажник. Люба с обиженным видом бросила то, что осталось от трусов, в висевшую на гвозде сумку.
– Твенти, еще твенти и гуд, – сдерживая себя, медленно и четко произнесла она.
– Нет твенти, – развел руками янки.
– Тогда пошли, – улыбнулась она, сняла с гвоздя сумку и, приложив на всякий случай ухо к дверце, открыла ее.
Люба вовсе не была готова к тому, чтобы проглотить очередную обиду, какими была полна ее беспокойная, даже рисковая жизнь. Она твердо решила про себя, что, улучив подходящую минуту, зарядит коленом американцу по яйцам и сбежит от него.
В туалете у зеркала стояла единственная сейчас посетительница – та самая Магдалена, которая обокрала Пита в прошлый раз и чью вину ему так и не удалось доказать. Она силилась накрасить поблекшие губы и отчаянно вихлялась, тщетно пытаясь сделать правильный мазок.
– Питер! – воскликнула пьяная Магдалена, в восторге швыряя толком не прикрытую колпачком помаду в сумку. – Сколько лет, сколько зим!
– Мэри? – Питер бросал на Магдалену удивленные и радостные взгляды.
– Приплыл соколик! – рассмеялась преувеличенно веселым смехом проститутка.
– Он как по-русски? – обратилась Люба к товарке.
– Знает… два с половиной слова, – икнула та и снова разразилась вульгарным смехом.
– У него кошель в кармане, – быстро проговорила Люба – ей уже расхотелось бить янки по яйцам, – отвлеки его. Этот козел порвал мне трусы, а платить не хочет. А потом еще в унитазе меня искупал… – она опустила глаза на свою мокрую хлюпающую туфлю.
Быстро подошла к раковине и, точно гимнастка, задрав ногу, сунула ее под кран. Потом сполоснула туфлю и снова нацепила ее. Магдалена спокойно наблюдала за ней, словно что-то прикидывала в уме.
– Половина – моя, – несмотря на одолевавшее ее пьяное веселье, она не теряла из поля зрения свою выгоду.
– Идет, – кивнула Люба и хищно улыбнулась.
Американец переводил взгляд с одной проститутки на другую. Напевая себе под нос, Магдалена подошла к нему нетвердым шагом и, сделав вид, что вот-вот грохнется, вцепилась в него.
– Я сегодня, Питер, перебрала, – Магдалена уже висела на довольном Питере, – проводи меня, май диа!
Услышав это нежное обращение, американец и вовсе расцвел. Он обнял Магдалену так, что его рука прошла у нее под мышкой – она изображала из себя тряпичную куклу. Голова Питера склонилась к ее голове, он уже искал ее податливые губы. Нащупывая рот Марии, американец двинулся к двери, забыв про Любу. Но та вовремя и незаметно пристроилась с другой стороны. Пока Пит искал губы Магдалены, Люба ловким скользящим движением погрузила ему в карман руку и двумя пальцами вынула кожаное портмоне. Дверь в этот момент распахнулась, Питер и Магдалена, занятые друг другом, налетели на входящих девиц. Те хотели отпрянуть, но опоздали. Замешательство, вызванное этим нечаянным столкновением, позволило Любе спрятать кошелек за пазуху так, что никто ничего не заметил.
Глава 11
Паша уже поставил американского матроса на ноги, и к ним присоединился офицер, подоспевший на помощь своему подчиненному. Хмель еще не сошел с него, поэтому ему показалось, что Паша набросился на матроса с кулаками. В общем-то, янки был не так уж и далек от истины, поэтому схватил первое, что попалось ему под руку (винные пары не могли до конца лишить его способности адекватно оценивать ситуацию – он понимал, что голыми руками ему с Пашей не совладать), и со всей дури ударил того по черепу. Под руку ему попался бронзовый бюст знаменитого пирата, который тут же разлетелся вдребезги. Нет худа без добра. Этим добром (раскрытие правды всегда дело достойное, что бы там ни говорили защитники точки зрения, согласно которой ложь во спасение оправдана) было разоблачение того факта, что бюст Моргана – не целиком бронзовый, отлит из гипса и покрашен бронзовой краской.
Дэн, равнодушный к ухищрениям хозяев заведения, выхватил из-за пояса дубину и остановился как вкопанный в проходе, переводя взгляд с обсыпанного гипсовой крошкой Паши на его приятеля, уткнувшегося в пах Дуднику. Наконец оцепенение спало с парня, он обернулся и заорал не своим голосом:
– Вова, быстро сюда!
На его призыв в зал влетел напарник и тоже застыл соляным столпом. Вова очухался быстрее, чем флегматичный Дэн. Быстро оценив обстановку и решив оставить группу с американским офицером на своего приятеля, он бросился к Дуднику, которому наконец, не без помощи боцмана, удалось оторвать от себя гиганта. Последнего усадили рядом с товарищем, так и не понявшим, какие обстоятельства вынудили того стоять перед этим длинноволосым придурком на коленях. Усевшись, гигант помотал головой, поправил бейсболку и, восстановив дыхание, налил себе рюмку водки. Залпом осушив ее, он зачмокал губами, как ребенок.
Червь взглянул на удалявшегося охранника, кинул на громилу короткий взгляд и, решив, что все в порядке, повернулся к нему спиной.
– Все нормально, ребята, – боцман кивнул Дудке и Деду и плюхнулся на стул.
Но громила и не думал успокаиваться. Закурив, он подождал, пока его обидчики расселись по местам, вскочил со стула, схватил со стола бутылку и с криком: «Всех замочу» – врезался в столик, за которым сидел боцман с командой. Если бы не Дед, сидящий лицом к верзиле и заметивший его маневр, боцману пришлось бы туго. Дед вовремя толкнул его в плечо, и бутылка, просвистев рядом с лысой головой Червя, ударилась о столик. Осколки разлетелись во все стороны, и в руке верзилы осталась «розочка» – грозное холодное оружие, особенно в руках подвыпившего здоровенного мужика. Недолго думая, до того флегматичный Дед зарядил громиле кулаком по уху. Тот отшатнулся, но на ногах устоял. В этот момент Дудник ухватил его за руку, в которой тот сжимал «розочку», резко вывернул ее и потянул на себя. Нападавший взвыл от боли, выпустил горлышко с острыми краями и, потеряв равновесие, начал падать в сторону барной стойки.
Дэн, которому, как ни странно, удалось притушить разгоревшийся было международный конфликт, провожал Пашу к столику. Он заверил его, что бюст упал ему на голову сам собой, и никто не имеет к нему никаких претензий.
– Только не нужно больше шуметь, – предупредил его Дэн.
– Я не хотел его ударить, – оправдывался Паша, который даже не потерял от удара сознание, – он мне случайно под руку подвернулся.
Паша, конечно же, имел в виду американского матроса.
– Случайно, случайно, – со снисходительной улыбкой соглашался Дэн, оттесняя его от американцев.
Как раз в этот момент громила в бейсболке свалился им почти под ноги. За ним следом спешил Дудник. Выждав пару секунд, пока гигант приподнимется, Дудник принялся обрабатывать его с двух рук, приговаривая: «Будешь знать наших». Американцы, стоявшие почти вплотную к ним, осторожно отодвинулись в сторону.
Паша тут же вырвался из рук Дэна и кинулся на помощь своему приятелю. Пришлось вмешаться Деду и боцману. Даже пьяный Пашин дружок поднялся из-за соседнего столика и присоединился к драке. Теперь все восемь человек (в бой вклинились и охранники с дубинками) молотили друг друга чем ни попадя. Дудник, который был самым легким из всех, схватил стул и принялся крутить его над головами, а потом, выбрав подходящий момент, опустил его на голову гиганта в бейсболке. Тот присел от неожиданности и тут же получил мощный хук справа от боцмана. Охранники были как бы сами по себе, поэтому раздавали удары дубинками направо и налево, таким образом стараясь утихомирить дерущихся.
* * *
Раскрасневшийся Питер, оставленный Магдаленой, улизнувшей делить добычу с Любой, появился в зале как раз вовремя. Его мучила жажда – все-таки сорок минут секса давали о себе знать. Он услышал шум, доносившийся из дальнего зала, и поспешил туда, волнуясь за своих приятелей. Своих он заметил сразу – они стояли у края бара, наблюдая за дракой, происходящей в центре зала.
Питер узнал боцмана почти сразу же, как только увидел. Правда, его лысую голову покрывала бандана, но все равно, Степана Ильича Череватенко нельзя было спутать ни с кем. Он крепко стоял на ногах в самом эпицентре событий, раздавая удары направо и налево. Зажав в зубах неизменную сигару, он то и дело поворачивал голову, стараясь не пропустить удары противников. Рядом с ним стояли еще два человека, их Пит тоже узнал: они ходили на одном корабле с боцманом. Несколько здоровяков, двое из которых были с дубинками, пытались их атаковать. Друзей нельзя было оставлять в беде.
– Зис из май фрэнд, Степа! – заорал Питер и бросился на выручку Череватенко. Он вклинился в толпу и принялся молотить по всем, кто подворачивался ему под руку.
Его сослуживцы, до этого только наблюдавшие за потасовкой, вняв его призыву, тоже бросились в гущу событий. Теперь, при поддержке американских моряков, перевес был явно на стороне боцмана и его команды. Международная команда не собиралась сдаваться и начала уже одерживать верх, но тут произошло досадное событие. Не то охранник, не то один из братков в пылу сражения зацепил цепочку, на которой у боцмана висели золотые часы, и они выскользнули из его кармана. Червь схватился за цепочку, развернулся и врезал нападавшему ногой по колену и кулаком в зубы. Тот отлетел, но цепочка не выдержала и разорвалась, а часы остались в руках у нападавшего. К несчастью, это заметил Пит.
Сперва он бросился на помощь другу, но когда узнал свои часы, на долю секунды застыл, пытаясь унять праведный гнев. Гнев унять ему не удалось – часы для него были дороги как память об отце, – и, недолго думая, он зарядил боцману увесистую оплеуху. Боцман не ожидал такого поворота событий, бить себя просто так, за здорово живешь, он никому не позволял. Он, конечно, частично признавал свою вину в афере с часами, но можно же было сначала во всем разобраться! Червь, также недолго думая, влепил Питеру в ответ. Рука у боцмана была тяжелая. Пит отлетел назад и, увлекая за собой охранника, Пашу и американского матроса, повалился на пол. Об их разгоряченные тела споткнулись другой охранник и громила в бейсболке.
Боцман, вырвав у толстобрюхого (а это оказался он) часы и сунув их за пазуху, рванулся в самую гущу людей, копошащихся на полу. Раскидав барахтавшихся сверху, он вытащил Питера и, тряхнув его как следует, прошептал на ухо:
– Ты бы сперва разобрался, в чем дело, Пит, – Червь еще не знал, что после наврет американцу, но сейчас рассуждать было некогда, и он решил, что придумает что-нибудь позднее.
Американец, у которого еще шумело в голове от удара боцмана, не разобрал, что от него хочет его бывший друг, и снова попытался ударить его в голову. Боцман поймал его кулак своей пятерней, но в этот момент получил удар стулом по затылку и свалился прямо на американца, придавив его своим грузным телом.
* * *
Так получилось, что Морган и Рок, получивший сообщение от Германа, вместе вошли в зал, где происходила битва гигантов. Рокотов сразу же понял, что его ребята являются непосредственными участниками драки.
Боцман налегал на какого-то, кажется, американского матроса, рядом валялся разломанный стул, а Дудник и Дед отбивались от толстобрюхого, который уже сильно устал и, тяжело дыша, вяло ворочал конечностями. Охранники к тому времени были на ногах и собирались снова обрушить свои дубинки на дерущихся.
Утихомирить всех этих людей было не так-то просто. Но Сергей заметил, что в конце зала появился Михей в сопровождении двоих охранников, поэтому нужно было что-то срочно предпринять.
Увидев разгневанного хозяина, Роджер перестал играть. В мигом наступившей тишине шум борьбы стал еще отчетливей.
– Атас! – закричал Рокотов и рванул сеть, висевшую над баром в качестве одного из морских атрибутов.
Это была траловая финская сеть с металлическими кольцами на узлах, порвать которую было нелегко. Она накрыла всех потасовщиков, сковав их движения, и вскоре драка утихла. Может, сказалась общая усталость, а может, ребята уже отвели душу, но никто больше открыто не проявлял по отношению к другим никакой ненависти.
– Кто будет возмещать ущерб, тысяча чертей? – Морган недовольно посмотрел на Сергея. – Это ведь твои ребята, Рок?
– Моих только трое, – пожал тот плечами, – уверен, они были вынуждены защищаться.
– Это мы еще посмотрим, – для проформы пробурчал Морган. – Дэн, – заорал он на охранника, который освободился одним из первых, – помоги им выбраться!
Все, в том числе охранники и сам Морган, понимали, что в «Параллель» ходят для того, чтобы погулять, оторваться на полную катушку, поэтому на выходки клиентов смотрели сквозь пальцы, не позволяя, впрочем, приходить в ресторан с оружием, крушить мебель, посуду и калечить друг друга. В остальном клиенты могли развлекаться кто как умел. Сюда не ходили респектабельные джентльмены или те, кто считал себя таковыми. Сегодня розгоряченные ребята позволили себе немного лишнего, но Морган хорошо знал, что его убытки скоро окупятся.
– Фата-моргана, – бормотал боцман, потирая ушибленную голову, – кто-то приложил меня стулом.
– Вас на пять минут нельзя оставить, – шепнул своим Рок, – Михей здесь, мне нужно идти к нему.
– Мы прикроем, – успокоил его Дед. – Все произошло случайно, после объясним.
– Ты, Дед, как самый благоразумный, – Рок со значением произнес это слово, – подсчитай убытки. Морган, я заплачу, – крикнул он перемежающему матерную брань с цитатами из Ветхого Завета Моргану.
– Еще бы! – воскликнул он в ответ Року. – А не то «разорю высоты ваши, и разрушу столбы ваши, и повергну трупы ваши…». Мать вас за ногу, кровопийцы!
– Вот так заворачивает! Жуть! – заржал боцман.
Вслед за Морганом вышла и Кристи. Со смесью презрения и изумления смотрела она на погром. Дед подошел к Моргану, тот, приказав нисколько не растерявшемуся из-за такой передряги Дыму подать микрокалькулятор, стал подсчитывать убытки.
– Эй, – крикнул он до конца не очухавшемуся Паше, – ты тоже сюда подгребай. Твои свиньи мне здесь все расколотили, так что выкладывай валюту!
Паша, прихрамывая, нетвердой походкой покорно направился к стойке.
– Одно загляденье смотреть, как этот Синдбад-тихоход шествует к пророку Моисею, – пошутил боцман. – Здорово, – поднял он руку, приветствуя недовольного Моргана.
– Это ты, старый черт, есиарх, сто чертей тебе в глотку, тут все разворотил? – Морган, хоть и был прижимист, в эту минуту, когда на его душу повеяло негой от уверенности в том, что издержки вечера будут погашены, не мог удержаться от кривой усмешки и грубого, с намеком на дикарскую радость, восклицания в адрес боцмана (словно Морган выражал восторг по поводу способности Червя проявлять подобную удаль).
– Я-я, натюрлих, Нельсон хренов, – ответил ему смеющийся боцман.
– Не называй меня Нельсоном, сколько тебе говорить! – завопил Морган, но боцман и так замолчал, уступая смиряющей силе строгого взгляда Рока. К тому же Питер злобно косился на него, оскорбленный учиненным над ним обманом и жаждуя мщения.
– Ладно, – бросил Рок и мимо официанток, принявшихся убирать зал, направился навстречу авторитету.
Боцману же нужно было уладить свои проблемы.
– Я сейчас, – кивнул он поднимающему раздолбанный стул, вернее, то, что осталось от стула, Дуднику и, покачиваясь, словно шел по палубе корабля, двинулся к столику, за которым сидели горящий гневом Питер и его команда.
* * *
Михей скалил зубы. Он толком не знал Рока, а с теми людьми, которых он не знал, Михей предпочитал держаться так, как если бы существование данного человека казалось ему чем-то несерьезным и смешным. К тому же он явился свидетелем окончания вышеописанной баталии и ввиду этого решил, что Рок и его команда не представляют для него угрозы и, более того, при случае от них можно добиться чего угодно. Эта схема, которой он подчинял свое поведение, являлась, конечно, заблуждением, ибо не учитывала индивидуальной специфики конкретного человека, с которым Михею приходилось иметь дело. Но, несмотря на то что подобное отношение часто вело к проколам, Михей в силу своей упертости и презрения к людям слепо следовал начертанной в его воображении схеме.