Текст книги "Подарок девушки по вызову"

Автор книги: Михаил Серегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 5КОКАИН И КРОВЬ

Владимир Иванович Ковалев вернулся домой в двенадцать дня. На три часа у него была назначена поездка на заседание правительства, а вечером он должен был улетать с делегацией в Брюссель.

А между тем он не спал ни часа. Обычно он ложился спать в два-три часа ночи, а до того работал в своем кабинете. На сон ему вполне хватало пяти часов. Но в половине четвертого раздался звонок, и ему сообщили о смерти дочери: он не успел даже задремать.

В своей огромной двухуровневой квартире в самом центре столицы, в элитном доме, Владимир Иванович Ковалев жил один. Один уже много лет.

Его жена умерла еще при родах Ирины, вторично жениться он не стал, несмотря на то, что был достаточно молод и, по сути, имел организм тридцатилетнего мужчины, потому что всегда очень тщательно следил за своим здоровьем.

Ирина с семнадцати лет жила отдельно от отца – в квартире, купленной ей дядей.

Десятиэтажный дом, в котором жил Ковалев, располагал тренажерным залом и сауной, и он часто посещал эти заведения, выкраивая время в своем плотнейшем графике высокопоставленного госчиновника.

Сегодня весь его режим шел наперекосяк. Он не успевал, да и не мог поспать хоть чуть-чуть, несмотря на то, что был измучен и вымотан.

И все-таки он прилег на диван и старательно закрыл глаза: ну хоть чуть-чуть, хоть капельку сна!

И в этот момент застрекотал телефон. Владимир Иванович подумал, что ничего не случится, если он не снимет трубку. Но телефон продолжал звонить, и ему не оставалось ничего иного, как потянуться за трубкой и, едва не свалив аппарат, проговорить:

– Да, Ковалев слушает.

– Это говорит Михаил, – произнес высокий звучный мужской голос. – Узнаете меня, многоуважаемый Владимир Иванович?

Ковалев сделал какое-то резкое движение и сел.

– Что тебе нужно? – резко проговорил он.

– Слушай, папа, тебе что, и без того мало неприятностей, что ты еще и грубишь?

На и без того смертельно-бледном лице Ковалева проступили просто-таки пепельно-серые пятна.

– Что ты сказал? – выдавил он.

– Мне нужны деньги, дорогой папа. Очень много денег. Тех самых, которые ты до сих пор отказываешься мне давать. Ты всегда заботился обо мне – с самого детства.

– То есть как это? – деревянным голосом проговорил Владимир Иванович. – Это что.., ты…

– Меня совершенно не интересуют твои домыслы, – прервал его Михаил. – Можешь думать, что хочешь, но я вовсе не собираюсь тебе исповедоваться. Я думаю, патологоанатомы уже сделали заключение, правда?

– Ты ублюдок!!! – заорал Владимир Иванович. – Я тебя уничтожу, тваррь!! Ты…

– Спокойно, – отозвался невозмутимый голос с легкой ноткой издевки, – не надо так волноваться.

Чрезмерная горячность никого не доводила до добра.

Особенно таких высокопоставленных чиновников, как вы, многоуважаемый Владимир Иванович. Вот что я хочу вам сказать…

Ковалев замер у трубки, приоткрыв рот и глубоко дыша, словно только что вынырнувший на поверхность воды ныряльщик…

* * *

– Я не знаю, что будет дальше, но только вторую ночь подряд у меня перед глазами ее силуэт.., и еще падают сгустки крови.

Склонившийся над столом молодой мужчина распрямился и посмотрел на произнесшую эти слова женщину. Она раскинулась перед ним прямо на крышке стола, закинув длинные обнаженные ноги на стену и сложив руки на груди, прикрытой только полупрозрачным черным кружевным бюстгальтером.

– Ничего, – после долгой паузы проговорил он. – Так надо. Мы не можем ничего прощать. А она… ей уже было все равно. Все равно она ничего.., ничего не могла сказать. Сплошная боль с самого рождения. Да.., я сегодня днем звонил драгоценному папе.

Великий и ужасный Володимир Иванович соизволяет отбыть за границу с делегацией МИДа. Мы пока что не договорились окончательно. Но ничего.., надеюсь, когда он прибудет обратно в Москву.., ему понравится наш сюрприз. Все-таки когда на тот свет вслед за дочерью отправляют еще и родного брата – это пробьет даже железобетонного Владимира Ивановича.

И он снова склонился над столом, на котором лежало большое квадратное зеркало с рассыпанным по нему белым порошком. Известным всему миру под названием кокаин.

– Миша, – проговорила молодая женщина, бросая на него пронизывающий острый взгляд из-под полуопущенных век, – Миша, иногда мне становится страшно.

– Тебе?!

Михаил втянул в себя «дорогу» белого порошка и поднял на нее покрасневшие глаза.

– Тебе? – повторил он. – Ты же всегда пыталась убедить меня, что если и есть человек, которому неведом страх, так это ты. «Железная леди», так сказать. И вдруг, дорогая моя, такое…

– Да, представь себе, – тихо отозвалась она, и, вероятно, интонации ее голоса оказались столь необычны для Михаила, что он снова оторвался от зелья и уперся удивленным взглядом в непривычно серьезную и мрачную подругу.

– Когда мы трахались там, в больнице, в луже крови этого доктора.., тебя это только заводило, – медленно произнес он. – Ты что же это, кошечка?

Ты заигралась и запорола роль? Я же знаю, что страх с детства влился в твои жилы, как какой-нибудь героин, что страх – это самый сильный наркотик и что человек, севший на адреналиновую иглу сильных эмоций, никогда с нее не слезет. Ведь и это ты говорила, правда, девочка?

Она откинула назад голову, свесив ее со стола, и в такой противоестественной позе – ноги на метр выше головы – ответила:

– Ну так что ж, кот.., значит, нам пора возвращаться туда, откуда мы пришли.., ты в буквальном смысле, а я по существу всей своей жизни. Тебе всегда нравились лошадиные дозы психотропных препаратов и смирительные рубашки, правда, Мишка?

Короткая гримаса на мгновение перекосила его тонкие твердые черты.

– И тогда мы споем.., до свиданья, мой ласковый Мишка, до свиданья, до новых встреч, – нараспев промурлыкала она, – мррр…

– Замолчи, – властно перебил он. – Конечно, кокс удивительно располагает к бесплодным философствованиям, но это не повод, чтобы начинать тут тотальную мозговую атаку.

Он криво, несколько вымученно улыбнулся и окинул ее долгим глубоким взглядом – от свесившихся со стола длинных темных локонов до кончи-; ков пальцев вытянутых, как струна, стройных ног.

Эта женщина была совершенно иной, нежели те, кто до сих пор делил с ним постель. Он занимался любовью с красивейшими девушками столицы, и их количество доросло до цифры, за рубежом которой все прекрасные любовницы Михаила слились в один среднестатистический образ московской фотомодели – капризного, манерно утонченного и нарочито загадочного, но в сущности никчемного и пустого существа с совершенным телом и с совершенным отсутствием мозгов.

Возможно, он был не совсем прав, но та, которая сейчас лежала на столе рядом с рассыпанным по зеркалу дорогущим гибельным дурманом – она притягивала еще больше, чем кокаин. На ее фоне все предыдущие любовницы казались безжизненными резиновыми куклами из секс-шопа.

…И еще – нет ничего более прекрасного и притягательного, чем порок, слепящим сиянием бьющийся в женских глазах и ленивой негой расползающийся в движениях статного тела, которое Михаил всегда сравнивал с изысканным блюдом для гурманов. Точнее, для гурмана.

Для себя.

Тем более, его и ее связывало не только непреодолимое влечение. Их связывали преступления и ужасная тайна, которая, возможно, была еще чудовищнее этих преступлений…

Он протянул к ней руку, и в тот момент запищал телефон. Михаил поморщился и, дотянувшись до валявшегося на низеньком диване мобильника, сказал девушке:

– Ну даже здесь не как у людей.., ты лежишь на столе, зато телефон – на диване. Здорово, да? – Он повернулся к ней вполоборота и произнес в трубку:

– Слушаю.

– Мы подъехали, – раздался задыхающийся голос, – Крокодила шлепнули. Чирика тоже.., только мы с Салом…

Лицо Михаила сразу приобрело отстраненное выражение холодной жестокости, и, не разжимая зубов, он спросил, как швырнул камень:

– Ты у входа, Кирсан?

– Да.., я же сказал, мы подъехали.

– Поднимись сюда.

– С Салом?

– Сало твое пусть в машине посидит. Авось не протухнет. Давай, жду.

– Мы не в машине…

– А что же, пешком? Ты же сказал, что вы подъехали?

– Не.., мы…

– Понятно. В общем, так.., надеюсь, у тебя хватило ума не говорить этому Салу, куда вы направились?

– Да.., конечно.

– Так вот, немедленно убери его.

– То есть.., замочить, что ли?

– И в канализационный люк.

Молчание. Потом угрюмый голос Кирсана медленно выговорил:

– Понял.

Михаил остервенело бросил трубку и, не глядя на молодую женщину, процедил:

– Кирсан звонил. Провалились.., асы.

– Что, покоцали их?

– Да.., двоих чикнули, а Кирсан с этим жирным безмозглым Салом притащился сюда.

– Я так и думала. У мистера Энди не такая хилая служба безопасности, чтобы она была уязвима для таких дебилов, как твои костоломы. Я сразу говорила, кому и каким образом надо поручить эту one-; рацию.

Михаил встряхнул головой:

– А ты не боишься связываться с этими людьми?

Ты хоть видела, на что они способны даже поодиночке? Никогда не забуду момент, когда они, как щенков, утрясли на свадьбе пятерых здоровенных парней. И в «Ариэле»…

– Ты же пять минут назад говорил, что чувство страха мне не свойственно.

Через несколько минут в дверь позвонили, Михаил качнулся назад и, поднявшись с кресла, прошел к входной двери, вынув из внутреннего кармана пиджака пистолет.

«Вальтер» 7,65 мм.

– Кто там?

– Это я… Кирсан.

Михаил спрятал пистолет и щелкнул замком, открывая дверь.

В дверном проеме появилась странная фигура – пошатывающийся, всклокоченный парень лет двадцати двух, с широким небритым лицом и длинной свежей царапиной через лоб, переносицу и левую щеку.

Впрочем, если судить по тому, как интенсивно кровоточила эта рана, назвать ее царапиной – значит довольно сильно погрешить против истины.

Он по синусоиде прошел через просторную комнату, приволакивая левую ногу, и, схватив стоящий на окне графин, выпил половину его содержимого.

Михаил молча смотрел на измочаленного подчиненного. Его подруга и вовсе не обращала на того ни малейшего внимания: ничуть не изменив своей позы на столе, она всецело углубилась в изучение собственных тонких аристократичных пальцев и что-то негромко мурлыкала под нос.

Кирсан оторвался от графина и, протяжно выдохнув, опустился на диван и проговорил:

– Хреново, Михал. Замели. Еле свалили.

– «Хвоста» нет?

– Нет.., по-любому нет. Нас и не вели.., мы на такси приехали.

– Мо-лод-цы! – саркастически отчеканил Михаил, и его рука медленно скользнула под пиджак. – На такси, говоришь, приехали?

– Да там.., лоха какого-то тормознули, а потом Сало приложил ему для памяти.., чтобы, значит, он потом не сидел в мусарне и не составлял на нас фоторобот.

– И Сало сидит в его машине?

– Не.., уже не сидит. Ты же сказал, что его, стало быть, в расход…

– А как же вас так раскусили? – жестко заговорил Михаил. – Ведь ты говорил, прямо-таки божился, что подготовлено все профессионально?

– Да.., четко отследили его, все в ажуре.., я не знаю, как его барбосы почувствовали, что ихний босс.., уже на мушке… – все еще пытаясь отдышаться, выдавил Кирсан. – Ну так вот.., они расстреляли нас из автоматов.

– Ну что ж, – произнес Михаил, – а как самочувствие твоего Сала? Не воняет?

– Хуже канализации не завоняешь, – угрюмо отозвался Кирсан. – Я пойду умоюсь.., или там душ приму.., а, Михал?

– Валяй, – ответил тот.

Парень тяжело поднялся с дивана (на обшивке расплылось маленькое темное пятно – несомненно, крови) и направился в сторону ванной. Михаил бесшумно вздохнул и перевел взгляд на свою подругу, которая приняла нормальное положение и спрыгнула на пол. Поежилась, потому что холодный пол ожег босые ноги, и, подойдя к мужчине вплотную, произнесла:

– А если Ковалевские подберут одного из этих кретинов, по недоразумению уцелевшего?

– Но Кирсан говорил, что и Крокодила, и этого… Чирика шлепнули.

– А если нет? Если кто-то выжил? Они же из него все вытрясут.

– Нет.., ничего страшного. Они работали только через Кирсана. Меня Крокодил и Чирик не знают.

– Через Кирсана? – медленно произнесла девушка и, присев на правое колено Михаила, потянулась всем телом, выпятив еле прикрытую грудь так, что в глазах ее «кота» вспыхнули сухие искры возбуждения, он скользнул ладонью по ее обнаженному бедру, запустил пальцы под трусики – но в ту же самую секунду ее рука неуловимым, гибким движением дикой пантеры скользнула под его пиджак и вырвала из внутреннего кармана пистолет.

Тонкие пальцы сжались на рукояти с такой силой, что их костяшки побелели.

Указательный палец медленно пополз по курку и замер…

Михаил вздрогнул от неожиданности – таким быстрым, по-кошачьи отточенным было движение молодой женщины – и пробормотал:

– Это еще зачем?

– Но ты же говорил, что вся эта братия работала с тобой только через Кирсана? Говорил? Ну так что… теперь ты меня понимаешь?

Мужчина перехватил пистолет и, убрав женщину со своего колена, поднялся и сказал:

– Ты права, кошка.

…Кирсан стоял под душем и смывал с себя грязь и кровь сегодняшнего неудачного вечера. Вечера, который забрал у него трех если не друзей, то коллег… братьев по крови. По крови жертв, совместно пролитой ими.

Охрана банкира Андрея Ивановича Ковалева оказалась куда профессиональнее, чем он предполагал. А ведь его подельники тоже не были мальчиками для битья. Один из них был мастером спорта по боксу; другой, прошедший Чечню, прекрасно стрелял и владел рукопашкой; Сало, огромный, грузный ублюдок с замашками гестаповца, обладал колоссальной физической силой и неожиданной для его габаритов ловкостью.., а он, Кирсан, еще молодой, но уже понюхавший пороху и узнавший цвет и запах крови – он, Кирсан, был лучше их всех.

Но те, кто работал в службе безопасности Андрея Ивановича Ковалева, были еще лучше. И они сумели пресечь попытку покушения на их шефа, разработанную и подготовленную, казалось бы, так профессионально, что не оставалось права на ошибку и прокол.

Но они ошиблись. И вот теперь двое остались где-то там, под пологом наползающих сумерек, на окровавленном мокром асфальте, а Сало – с простреленной навылет головой – валялся несколькими метрами ниже уровня мостовой, в черном зеве московской канализации.

Остался только он, Кирсан.

…Дверь распахнулась бесшумно и неожиданно, Кирсан повернул голову и сквозь пелену водных струй, хлещущих из душа по его плечам, голове и спине, увидел размытый мужской силуэт с поднятой рукой. В этой руке был пистолет, и он смотрел прямо на него, Кирсана.

Кирсан хотел рвануться в сторону, но вдруг почувствовал во всем теле такую свинцовую усталость и равнодушную, бессмысленную расслабленность, что только подался назад и уткнулся спиной в холодный мокрый кафель.

За плеском воды даже не было слышно двух глухих выстрелов, пригвоздивших Кирсана к стене.., его тело выгнулось, конвульсивно дрогнуло и сползло в ванну.

Кровавый душ.

– Ну что, кот.., теперь, может, и нам принять душ? – холодной струйкой будоражащих слов прозвучало за спиной опустившего пистолет Михаила, и он почувствовал на своих плечах нежные ладони своей великолепной хищной кошечки.

* * *

Через двое суток после ареста Илья Свиридов и Афанасий Фокин были выпущены из СИЗО за отсутствием доказательств.

Разумеется, были тщательно допрошены и господин Скотт, американский работничек Голливуда, и Сергей Климов, совладелец модельного агентства Ильи Свиридова.

Оба они подтвердили, что Фокин все это время находился в их обществе.

Персонал «Ариэля» хорошо запомнил Фокина и подтвердил, что Афанасий в самом деле всю ночь находился в их заведении и никого в загородном доме Владимира Ивановича Ковалева убить не мог.

Хотя для «Ариэля», бесспорно, было бы лучше, если бы Фокин не присутствовал тут: к вырванному шесту «для художественного стриптиза» (как то поименовал Влад Свиридов) он присовокупил разбитое часом ранее лицо богатого клиента и покалеченный зад стриптизерши, которая, как помнится, чрезвычайно удачно провалилась в полуподвал, предназначенный для любовных утех посетителей.

Вероятно, из чувства протеста Фокин тотчас по освобождении из застенков в компании с Климовым и угрюмо-потерянным Ильей Свиридовым направился именно в этот ночной клуб.

Где и вознамерился благополучно зависнуть на всю оставшую ночь.

И все это – невзирая на слабое сопротивление Ильи, который постоянно порывался уйти, ругал Фокина последними словами и, не в силах уйти, в состоянии легкой истерики звонил по своему мобильнику брату, прося его унять расходившегося Афанасия.

Надо сказать, что Свиридов-старший жил в московской квартире Ильи.

– Ты понимаешь, Влад, – сбивчиво говорил Илья, время от времени срываясь на хрип, – ведь скажут…, а-а-а, не успели его выпустить, он уже вовсю гуляет и веселится, гнида.., значит, Ирка ему по барабану.., ну подумаешь, эка невидаль.., жену убили! Да тут каждый день жен убивают вместе с мужьями, а вот в ночной клуб сходить, голых телок заценить – это гораздо реже случается.

– Сиди там, – со скупо-успокаивающими интонациями в голосе сказал Владимир. – Сейчас я приеду и заберу тебя оттуда. И вообще, Илюшка.., дай-ка мне этого безмозглого кретина.

– Фокина?

– А что, ты знаешь другого безмозглого кретина? По крайней мере, безмозглого до такой степени, чтобы с сумасшедшим упорством искать на жопу приключений после отсидки в камере с уголовниками?

– Здорово, Влад, – зарокотал в трубке звучный баритон Фокина, – ты вроде тут на меня оттягиваешь?

– Ты что же это вытворяешь, Афоня? – негромко, но внушительно произнес Свиридов. – Ты что, думаешь, что вас не пасут по заказу Ковалева спецслужбы? Или, быть может, тебе не приходит в голову, что тот, благодаря кому твои пальчики остались на этом гребаном фаллоимитаторе, может также иметь в отношении вас свои планы?

– Ну-у-у, – поморщился Фокин, – иногда я тебя просто не узнаю, Вован.., ты становишься на редкость занудным типом.., и вообще…

– Ты говоришь это каждый раз, когда оправдываешься по поводу какой-нибудь идиотской выходки, – перебил его Свиридов. – И вообще, Афоня, тебе известно, что вас выпустили едва ли не только потому, что позавчера было совершено второе преступление – покушение на брата Вавилова – Андрея Ивановича, банкира. При этом погибло двое киллеров, а труп третьего нашли в канализации, а двое из охраны Андрея Ивановича получили ранения? Ко всему этому вы не могли иметь отношения, потому что сидели в камере.

Фокин почесал в голове.

– А Андрей Иваныч.., его что, Того… Гитлер капут, что ли?

– Нет, он жив, но только потому, что заботился о своей безопасности, чего нельзя сказать ни о тебе, ни об Илье, ни о вашем дружке Климове.

– Ты что это.., предлагаешь нам щемиться по хатам?

– Илье – да. Да и тебе не стоит лезть на рожон.

Ладно.., сейчас я приеду.

– Идиот, – пробормотал Афанасий и передал телефон обратно Илье. А потом опрокинул в рот бокал с излюбленным кальвадосом и уставился на извивающуюся перед ним танцовщицу…

* * *

Свиридов вел «Шевроле-Блейзер», тот самый, на котором встречал их в аэропорту Илья, и размышлял над последним разговором с отбывшим за границу Владимиром Ивановичем Ковалевым.

Ковалев сказал, что проникнуть в дом и вернуться обратно, минуя большую часть охраны, можно только по черному ходу из подвала, который выводит на поверхность в двухстах метрах от особняка. Ход тоже охраняется, но только одним человеком, время от времени проверяющим замок на мощной металлической решетке.

В ту ночь он, естественно, никого не видел.

Весьма возможно, что у убийц было не только представление о том, что такой ход существует, но и ключ от упомянутой решетки.

Свиридов думал о том, что такой ключ могли заполучить только ближайшие друзья семьи. Ближайшие подруги покойной супруги Ильи.

А конкретно – он предполагал, что кто-то мог впустить убийц в дом. Кто-то из тех, кто там находился вместе с ним, Владом.

Он думал о Насте.

Перебирая каждую минуту их совместного времяпрепровождения, он вспоминал, что она несколько раз отлучалась – то в ванную, то в туалет, то к бару со спиртным, находящемуся в соседней комнате. Свиридов не обращал тогда внимания на ее хождения, потому что был всецело захвачен футбольным матчем, но теперь.., теперь все было по-другому.

Конечно, ему было достаточно сложно представить Настю в роли пособницы преступников, трудно замотивиривать возможность именно такого истолкования кровавых событий последних дней.., но чем больше Свиридов думал над этим делом, тем больше вертелась в мозгу, буравила и надсадно жужжала, как назойливая оса, старая французская поговорка «ищите женщину».

Потому что за всем этим подсознательно Влад ощущал чью-то изощренную и капризную волю.

Женскую волю.