Текст книги "Отпущение грехов"

Автор книги: Михаил Серегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

В голове у отца Василия забрезжила неясная мысль, какая-то идея… Но действовать с налету было неумно.

– Охота? – вздохнул он. – А пожалуй, вы правы. Что-то я забегался в последнее время. Надо и впрямь отдохнуть.

– Так я что и говорю! С нами и поехали бы, ружьишко у меня запасное имеется, патронташик найдем…

– С вами?.. – как бы колеблясь, переспросил священник, а сам изо всех сил старался не выдать охватившую его радость. – Но без ружья не останусь? Это точно?

– Гарантирую! – с жаром сказал Медведев. – И мне веселее будет, хоть одна усть-кудеярская душа рядом!

– Заметано! – согласился священник. – Когда едем?

– Завтра в четыре утра ждите. Я заеду.

Медведев кинул трубку, и священник с шумом выдохнул. Губернатор – вот к кому он завтра же обратится. Иван Семенович не сможет не выслушать. И сделать вид, что ничего не случилось, тоже не сможет.

Он повернулся к жене и широко улыбнулся.

– Все, Олюшка, завтра с Медведевым на охоту еду. Готовь бушлатик, сапожки – в общем, сама знаешь.

Попадья с подозрением уставилась на мужа. Он никогда не любил это вроде бы как истинно мужское занятие. И, вкупе с тем, что отец Василий пришел босой и мокрый как мышь, а на расспросы просто отшутился, это заставляло ее всерьез призадуматься.

* * *

Медведев заехал, как и обещал, в четыре утра. Отец Василий дал жене последние ЦУ, строго-настрого наказал с самого утра передать Алексию все его наставления, поцеловал Олюшку в щеку и вразвалочку направился к машине.

– Вот и молодцом! – похвалил бывший глава. – Трогай, Санек!

Машина тронулась, набрала скорость, и вскоре огни Усть-Кудеяра остались далеко позади.

Конечно, полноценной охоты сейчас, ранней весной, быть не могло. Но ни отца Василия, ни Медведева это нимало не смущало. Оба прекрасно понимали, что так называемая губернаторская охота начнется небольшим застольем, продолжится гонками на предоставленных воинской частью бэтээрах, а завершится застольем побольше и стрельбой по пустой стеклотаре. Все как всегда. Зверя, буде он попадется под горячую губернаторскую руку, понятное дело, загонят и застрелят, но не это придавало всю прелесть охоте, совсем не это…

В темном чистом небе еще сияли звезды, но на востоке уже светлело, и было ясно – не пройдет и двух часов, и выпавший вчера снег начнет таять, и все прелести ранней весны легко вернут свои ненадолго утраченные позиции.

Время за разговором летело незаметно, и, пока они доехали до губернаторских угодий, отец Василий узнал, что Николай Иванович вовсе не расстроен поворотом судьбы. Конечно же, губернатор позаботился и о его трудоустройстве. И будет теперь Медведев одним из далеко не последних губернаторских заместителей. Вот только место освободится…

Мимо проносились колхозные поля и фермы, леса и перелески, и наконец машина остановилась в прекрасно знакомом священнику месте. Не далее как этой зимой именно здесь, среди невысоких, поросших березой сопок, отцу Василию посчастливилось поездить на бэтээре, правда, вторым номером.

Они вышли из машины, и Медведев сладко потянулся, а отец Василий внимательно огляделся. Егеря и военные давно были здесь и в полной готовности, возле костров суетились несколько солдатиков срочной службы, но их скоро уберут на задний план, а на переднем плане, на покрытом белоснежной скатертью длинном столе уже красовались напитки и закуски.

– Здорово, Николай Иванович! – громко крикнули от «уазика» с военными номерами.

Священник вгляделся. Это был командир местной воинской части подполковник Брыкалов.

– Здорово, коли не шутишь, Брыкалов! – отозвался Медведев и повернулся к отцу Василию. – Пошли, батюшка, послушаем свежих анекдотов.

– Как там этот дурак, держится еще?! – весело спросил подполковник, едва они подошли.

– Ты знаешь, Петрович, я за этим не слежу, – засмеялся Медведев. – Неинтересно.

Отец Василий превратился в слух. Ему уже случалось бывать в таких компаниях, но ни разу еще никто не позволил себе столь откровенно высмеивать человека из аппарата, тем более первое лицо района. Обычно здесь и субординацию соблюдали, и элементарной вежливости придерживались. Судя по всему, Щеглова здесь считали парией, отверженным…

– Все-таки что значит браток, – сокрушенно покачал головой Брыкалов. – Только пришел, и сразу беспредел начался. При вас, Николай Иванович, такого быть не могло.

Разговор как-то сам собой заглох, и только порция действительно свежих анекдотов помогла убить время до приезда губернатора.

Но едва большой, грузный Иван Семенович выполз из своего джипа, все разом изменилось, завертелось, зазвенело бокалами, защелкало затворами, загоготало и зашуршало. Изголодавшаяся на холодке свита мигом опустошила стол, и началось действо.

Разведка донесла, что где-то совсем рядом есть кабан, и охотники стремительно выстроились в цепь, растянулись и пошли, раздвигая заросли тальника стволами и переговариваясь на ходу.

– Видите, что вокруг творится? – наседал на отца Василия идущий рядом подвыпивший подполковник Брыкалов. – Апокалипсис! Мусульмане с юга, Штаты с севера, китайцы на востоке! Но Россию так просто не возьмешь! Наш народ долго запрягает, но быстро едет!

Священник слышал эту присказку из уст Брыкалова уже не первый раз. Вообще Василий Петрович оставлял впечатление вполне благоразумного человека, но стоило ему выпить!..

– Кузьменко! – дурным голосом заорал Брыкалов. – Где, бля, кабан?! И сам ты где?! Бля…

В ответ откуда-то с противоположного бугра раздался протяжный свист.

– Мой заместитель, – горделиво произнес Брыкалов. – На охоте незаменим!

Отец Василий вежливо кивнул.

– Кузьменко! – снова крикнул подполковник. – Ну-ка ко мне!

Священник поморщился. Похоже, Василий Петрович собирался демонстрировать силу воинской субординации в действии. Понятное дело, никто из штатских начальников и близко не имел столь абсолютной власти над подчиненными ему людьми. Брыкалов это понимал и стремился показать преимущество своего положения при каждом удобном случае.

Через некоторое время кусты зашуршали, и прямо на священника уставились два пронзительных, очень знакомых глаза. По спине отца Василия прошел холодок.

– Кузьменко, бля, выходи! – скомандовал подполковник. И вот отец Василий смог разглядеть этого человека целиком.

Невысокий, крепкий, он смотрел на священника оценивающе и даже, пожалуй, расчетливо, так, словно пытался определить на глаз его вес или рост.

И отец Василий вспомнил! Именно этот взгляд он видел тогда, у банка! Это был убийца милиционера.

– Кузьменко, бля, где кабан?! – весело спросил Брыкалов.

Кузьменко спокойно, слишком спокойно, отвел глаза, и до отца Василия дошло – этот человек не только узнал его, этот человек понял, что его узнали тоже. Священника затрясло.

– Где и положено, под губернатором, – спокойно ответил начальству Кузьменко, но отец Василий уже плохо соображал, о чем это они. «О губернаторе? При чем здесь губернатор?» Он сглотнул и, стараясь выглядеть непринужденным, начал прикидывать, что делать.

Одно он понимал точно – Брыкалов знать ничего не должен. По крайней мере сейчас, пока отцу Василию ничего не известно о его роли в том страшном деле. Но кто тогда должен? Из районного начальства здесь не было никого – ни начальника ФСБ Карнаухова, ни начальника РОВД Скобцова. Из областных силовиков кто-то был, но где они сейчас?

– Ладно, Кузьменко, иди! – разрешил Брыкалов, и убийца шагнул в сторону и растворился среди зарослей.

«Он меня убьет! – абсолютно непреложно понял священник. – И прямо здесь! Поди докажи потом, кто это сделал, и вообще что это не несчастный случай!»

Он затравленно огляделся по сторонам. Пока они беседовали с Кузьменко, остальные ушли далеко вперед, да и сам Брыкалов священника не ждал, все более отрывался от него и был уже метров за десять. Где-то вдалеке начали стрелять, и отец Василий инстинктивно пригнулся. Попасть под «случайную» пулю не хотелось.

Отец Василий переломил ружье пополам, торопливо зарядил оба ствола первыми попавшимися патронами, закрыл и прислушался. Если не считать далеких, слишком далеких выстрелов, здесь было совершенно тихо, ни шороха, ни хруста.

Он осторожно тронулся назад, туда, где остались у машин люди: солдаты, обслуга… Но, ступив лишь несколько шагов, понял, что дорога, которой он пойдет, как раз и есть самая опасная – справа и слева покрытые зарослями тальника сопки, а сам топаешь по камышу, и слышно тебя поэтому на десятки метров.

Самым безопасным было как раз последовать за охотниками, чтобы через двадцать-тридцать метров податься влево, выскочить в березовый лесок, а затем раствориться в ивняке.

Он сделал несколько торопливых шагов и поморщился. Не хрустеть камышом еще получалось, но вот мокрая земля чавкала под ногами на всю округу. Он пригнулся, чтобы заправить брючину в сапог, и совсем рядом прозвучал оглушительный выстрел.

Священник рухнул на землю. Кроме легкого звона в ушах, вокруг было абсолютно тихо. Он поднял глаза. Камыш прямо над ним был словно подрезан. В него стреляли дробью.

Отец Василий почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо, страх словно испарился. Он приподнялся на кулаках, как варан, огляделся и глубоко потянул ноздрями воздух. Человеком не пахло. Он бы учуял. Но ничего не было – ни табака, ни пота, ни запаха обуви.

Отец Василий пригляделся к верхушкам камыша. Ветер шел справа-сзади. Поскольку запаха нет, справа-сзади Кузьменко нет. Уже кое-что. А учитывая направление обреза камышовых верхушек, убийца должен быть или прямо сзади, или сзади-слева – точнее определить было сложно.

Он развернулся и залег. Земля под его телом мягко прогнулась, и живот начал стремительно промокать от весенней талой воды. Отец Василий ждал.

Тихо шуршали камышовые метелки, чуть ниже по тону гудели верхушки далеких берез. И лишь едва-едва слышались далекие выстрелы.

Но он знал, что рано или поздно Кузьменко себя проявит. Дело времени и выдержки.

Прямо над ним пролетела крупная черная птица, где-то неподалеку пискнул мелкий зверек. И снова тишина.

Он лежал, все более и более промокая и медленно, но верно погружаясь в холодный талый грунт.

Хрустнула ветка. Как раз там, где мог находиться убийца. Священник ждал. Теперь он отдавал себе отчет, что сам убивать не будет, и два патрона в общем-то попали в стволы случайно, от страха. Но и лишним ружьецо не было, перебить ноги убийце дробью он бы смог.

Чавкнула земля. Отец Василий изготовился.

Кто-то глубоко вздохнул. Священник оперся руками о землю и привстал. Не так далеко, буквально в десятке метров от него, за камышами угадывалось темное пятно. И это пятно дышало.

Священник медленно, осторожно, стараясь не издать ни малейшего звука, привстал на одно колено, поднял дробовик и прицелился. Пятно сдвинулось влево, и в тот же миг отец Василий плавно переместил ствол правее и, зная, что попадет в ноги, нажал спуск. И еще раз!

Грохнул выстрел, за ним второй, и из камыша с диким визгом вылетел грязно-серый не слишком крупный кабан. Он визжал так, что у отца Василия заложило уши. Кабан метнулся вправо, затем влево и понесся прямо на священника! Сшиб, ударил копытом в лицо и с тем же воплем исчез в камышах.

Священник медленно сел. Скула болела, а перед глазами плавали разноцветные круги. И в этот миг снова прозвучал выстрел. Но на этот раз стрелял уже не он, стреляли по нему.

Правую ногу пронзило острой болью. Отец Василий вскочил, но тут же снова упал, перекатился и пополз к тальнику. Сзади раздался хруст и еще один выстрел, и тогда отец Василий встал на ноги и, не обращая внимания ни на что, метнулся в заросли!

Кузьменко стрелял в него два раза, но попал только один. Это означало, что опыта стрельбы из дробовиков у него просто нет. Время на перезарядку тоже работало на священника, и он старался выжать из себя все, что можно.

– Раз. Два. Три, – размеренно считал он, зная, что раньше, чем на «шесть», выстрела не будет. – Четыре. Пять. Шесть!

Он рухнул на землю и затаился. До спасительных зарослей оставалось всего ничего – три-четыре метра. А хруст за собой он перестал слышать еще на счете «три». Значит, оторваться удалось еще метров на восемь.

Вокруг стояла мертвая тишина. Даже кабан больше не визжал; наверное, помер… Что-то заскворчало, и священник отчетливо услышал мужской голос. Говорили тихо, но он слышал все.

– Голубь, я – Беркут. Сокол бьет ворону. Все. Квадрат Бэ-восемь. От меня вверх. Прием. Да. Да, я сказал.

В камыше снова заскворчало, и все стихло.

Отец Василий сглотнул и по-пластунски пополз в тальник. То, что Кузьменко вызвал подкрепление, было очевидно. Теперь время и расстояние приобретали особый смысл.

В кустах он быстро перезарядил ружье и помчался вверх по склону, чтобы пересечь наконец границу тальника и далее идти по самой кромке зарослей и более не шуметь. Нога почти не болела, но это мог быть обычный шок, так иногда случается. Он выскочил на поляну перед березовым леском и огляделся.

Отсюда, с половины высоты сопки, многое было виднее. Далеко справа дымили костры обслуги, и если добраться до нее, можно прыгнуть в любую машину и через пару часов писать показания где-нибудь в областном Управлении ФСБ. Причем, если не терять времени и побежать туда прямо сейчас, подмога к Кузьменко просто не успеет подойти! Это была мысль.

Отец Василий мельком глянул на штанину. Она была обильно посечена мелкой, на утку, наверное, дробью и вся залита кровью. Горячая липкая кровь хлюпала даже в сапоге. Но это был сущий пустяк. Раздался гул.

Священник прислушался. Звук был знакомый.

«Что такое?!» – удивился он. Звук был слишком знакомый. И уже в следующий миг он все понял. Из-за сопки вынырнул и мгновенно повис над долиной, отрезая пути к бегству, армейский вертолет.

– Ничего себе! – охнул он, еще раз огляделся и, не теряя времени, помчался в противоположную от намеченной сторону. То, что его к людям не выпустят, было совершенно очевидно.

Вертолет качнулся и последовал за ним.

Священник охнул и прибавил ходу.

Обычно стрельба с вертолета по бегущим мишеням была коронным губернаторским номером. Она оставлялась на самый конец, «на сладкое», и далеко не всем дозволялось присутствовать при этом действе. Но случалось, что вертолетом и зверя гнали, особенно если загонщики плохо постарались. В любом случае воинская часть поставляла эту технику на каждую охоту заправленной топливом под завязку. Они могли преследовать его почти бесконечно.

«А вдруг это сам господин губернатор шутит?» – мелькнуло в голове отца Василия, но он сразу же отогнал эту мысль. Заряд дроби в ноге вовсе не был шуткой. Как и вызов подмоги. А главное, эти глаза, когда он увидел их второй раз в жизни, тоже не шутили.

Вертолет слегка наклонился и спикировал прямо на него.

«Как волка!» – возмущенно подумал священник и метнулся в заросли.

Он бежал, пробиваясь грудью сквозь тугие ветки и выставив перед собой ружье, чтобы не выхлестало глаза. Сзади раздался выстрел; еще один, теперь правее, и он сообразил, что с вертолета пока стрелять не будут – огромная боевая машина просто указывает «загонщикам», куда побежал «зверь».

«Надо пробиваться к Волге», – понял отец Василий. Там, среди бесконечных топких ложбин, обильно поросших камышом и тальником, оторваться от преследования будет проще. Он еще прибавил ходу.

Снова раздались выстрелы, но более священник не паниковал. Он чувствовал, что стреляют наугад, просто в указанном вертолетом направлении, а значит, пока все в порядке.

– Все в порядке! – твердил он. – Все в порядке!

Подраненная дробью нога начала гудеть, но у него не было ни времени, ни возможности обращать внимание на такие мелочи.

* * *

В него стреляли еще восемь раз, и, судя по источникам звука, число «охотников» уже выросло до трех. Но чем больше он бежал, тем глуше становились выстрелы, а потом наступил момент, когда вертолет потерял его из виду.

Отец Василий как раз выбежал к самой пойме и здесь резко притормозил. Тальник в этих местах рос пятнами, на бесчисленных небольших вызвышениях, и теперь священник дожидался, когда вертолет повернется к нему хвостом, и лишь тогда делал мощный рывок и перебегал к следующему зеленому пятну. И снова залегал.

Уже на пятом или шестом таком маневре он понял: его потеряли! Огромная зеленая стрекоза беспорядочно кружила над зарослями, но определить, где именно он находится, «загонщики» уже не могли. И чем больше проходило времени, тем дальше он отрывался, и тем легче было проделать очередной финт.

Солнце уже изрядно приподнялось над горизонтом и даже начало припекать. Отец Василий кинул последний взгляд на далекий, хаотично мечущийся над зарослями вертолет и, уже почти не скрываясь, перешел на ровный, размеренный бег.

* * *

Он остановился, только когда понял, что ушел, а нога стала заявлять о себе все более и более настойчиво. Отец Василий рухнул на просохший бугорок и задрал штанину. Кровь текла совсем слабо, но нога уже начала припухать, а вокруг аккуратных, округлых дырочек образовались отчетливо видимые синяки.

«Дома разберусь! – вздохнул он. – Главное теперь – выйти на трассу…» Он огляделся по сторонам, пытаясь определить, куда идти дальше, но понял, что это почти безразлично. Куда бы он ни пошел, места наиболее активных поисков придется огибать, и на трассу он сможет выбраться не ранее чем через шесть-семь часов.

Потянуло костром. Отец Василий раздул ноздри и медленно, глубоко вдохнул. Точно. Это был дым.

«Охотники? – подумал он. – Или рыбаки? Интересно, откуда».

В этих местах любил отдыхать не только губернатор. И, как бы ни старались егеря и рыбнадзор, на огромных, поросших камышом просторах поймы великой реки запросто могли затеряться две-три мелкие браконьерские группы. Если выйти к ним, прямо на запах костра, убедительную легенду, чтобы немедленно выехать отсюда, отец Василий придумать бы смог.

«Рыбнадзором напугать? – начал прикидывать он, продираясь сквозь хрустящий камыш. – Или сказать, что зэки сбежали и теперь пытаются завладеть чьим-нибудь транспортом?» Идея была хорошая.

Запах костра становился все отчетливее.

Священник с энтузиазмом преодолел еще полсотни метров, когда запах настолько усилился, что он понял: костер уже здесь! Где-то совсем рядом! Он даже слышал характерное потрескивание выгорающего… камыша…

Что-то было не так. Слишком сильный треск. Отец Василий осмотрелся по сторонам, убедился, что вертолет остался далеко за пределами видимости, взобрался на небольшое возвышение и замер.

Там, вдалеке, отчетливо виделась длинная – по всей линии горизонта, от края до края – полоса огня. Это горел камыш.

– Ничего себе! – выдохнул священник. – Как кабана загоняют!

Именно так, подпалив камыш, губернатор в прошлом году неплохо поохотился. Потому что обезумевшее от страха зверье летело, скакало и бежало прямо под пули охотников.

Отец Василий понятия не имел, кто устроил этот поджог, губернаторские загонщики или подручные Кузьменко. Но, кто бы это ни был, сплошная стена огня стремительно росла в размерах и двигалась прямо на него!

Под ноги с пронзительным визгом бросился молодой кабанчик, над головой поднялась и, трепеща крыльями, рухнула в камыши целая ватага перепелок… Здешняя живность уже почуяла опасность и теперь, обезумев от страха, мчалась прочь.

«Надо было к охотникам бежать! – тоскливо подумал священник. – Прямо к губернатору! И ничего бы этот Кузьменко не смог!»

Отец Василий решительно кинулся к ближайшей луже. Если тщательно вымокнуть и накрыть голову бушлатом, прорваться было можно.

– А если на той стороне меня уже ждут? – вслух подумал он.

Оказаться после прорыва сквозь огонь на выжженной, совершенно открытой поверхности было не с руки.

– Легкая добыча, вот кем я тогда стану! – вслух завершил он свою мысль и прислушался.

И в следующий миг понял – он уже ею становится. Потому что это трещал вертолет.

* * *

Его и впрямь загоняли как зверя. Впереди пал, а за ним открытое выжженное пространство, позади – Кузьменко со своими людьми. И куда бы он ни побежал, везде ждало в конечном итоге одно и то же – пуля в лоб, а скорее всего заряд дроби в живот. В общем, «несчастный случай».

Он подумал, что экспертиза наверняка установит, что в него стреляли по меньшей мере дважды – в ногу и… туда, куда попадут. Эксперты наверняка определят и то, что после первого ранения он еще долго бежал.

– Если вообще тело найдут! – ядовито оборвал он себя. Тело и впрямь могли не найти.

Отец Василий снова осмотрелся по сторонам и увидел, что пожиравшее сухой камыш пламя уже достигло зарослей тальника и от пропитанных весенними соками ветвей повалил густой сизый дым. И в этот момент его осенило. Единственным куском пространства, где он мог оставаться не замеченным сверху, была длинная «нейтральная полоса», идущая вдоль пала, перед самой линией огня, там, где дым нависал сплошным непроницаемым облаком.

«Задохнусь к такой матери!» – вздохнул священник, но в следующий миг сорвал с себя бушлат и побежал к луже – замачивать.

Мягкий, набитый ватой бушлат промокал плохо, и отец Василий принялся остервенело топтать его ногами, чтобы ускорить дело, до тех пор, пока не пошли пузыри, а выдернутый из лужи бушлат не стал тяжелым, как плохо выделанный тулуп. Священник перекинул его через плечо и бросился в сторону огня, и только здесь, когда дышать стало почти невозможно, обернул шею и рот истекающим жидкой грязью бушлатом и побежал вдоль широченной полосы огня.

* * *

Расчет оказался верным. Вертолет пролетел прямо над ним, но не задержался и вскоре барражировал над гарью, в полукилометре от священника. Проваливаясь где по колено, а где и по грудь в оставшуюся после паводка жидкую грязь, отец Василий упрямо продвигался вперед, старательно следя за тем, чтобы не оказаться слишком близко к огню и не выскочить на не прикрытое дымом пространство. Но все равно он регулярно промахивался, и один раз, в самом жутком месте, сдал влево и неожиданно обнаружил себя между двух голых, совершенно выгоревших бугров.

Вертолет остался далеко позади, но рисковать не хотелось, и он вернулся-таки назад, в дым и чад с обратной стороны линии пала. И спустя бесконечно долгое время понял – все удалось. Потому что огонь иссяк, слева пронзительно засверкала в лучах солнца Волга, а прямо перед ним замаячил зеленый березовый перелесок. Ни огня, ни дыма, ни вертолета, ни стрельбы.

Священник добежал до леса и упал на сухом взгорке. Грудь разрывал кашель, нога онемела, но он знал, что главное сделано. Он жив, и найти его здесь будет невозможно.

* * *

Когда он отдышался, солнце стояло довольно высоко. Отец Василий привычно глянул на часы и усмехнулся – стекло разбито, стрелки сорваны. В белом, подернутом юной изумрудной листвой березовом леске мелодично посвистывали неведомые птицы, кое-где на взгорках уже распустились первые ярко-желтые цветы, а от проглядывающего сквозь тонкие ветви синего неба веяло такой благостью, что все происшедшее с ним казалось канувшим в Лету ночным кошмаром.

Священник со стоном приподнялся, осторожно, так, чтобы не причинять себе лишней боли, встал на колени и начал молиться. Он не хотел ни мести злодеям, ни спасения живота своего, он просил отца небесного об одном: чтобы дал господь силы вынести все, что он ниспошлет. В окружении всей этой красоты он ясно, отчетливо осознавал неслучайность происшедшего и искренне верил, что за каждым его движением, за каждым поворотом судьбы стоит великий, действительно великий замысел. И наступил миг, когда он снова ощутил себя свежим и полным сил, чтобы идти своим путем до самого конца, каким бы он ни был.

Отец Василий еще раз перекрестился, со вздохом сел и закатил мокрую, грязную штанину. Нога стала еще пухлее и еще синее. Он поискал глазами, но понял, что чистой воды, чтобы промыть ранки, он здесь не найдет, а разводить огонь… пожалуй, было рановато. «Надо идти вниз по Волге, – решил он. – Даст бог, выйду на тропу, затем на какую-нибудь грунтовку, а там и до трассы будет недалеко». Священник тяжело поднялся и, хромая, побрел вперед.

* * *

На дорогу он наткнулся часа через полтора. Грунтовая, как и ожидалось, едва накатанная двойная полоса делала в этом месте замысловатую петлю и уходила на северо-запад, туда, где пролегала трасса на Усть-Кудеяр. Священник осмотрелся и, настороженно поглядывая по сторонам, побрел вдоль колеи к людям.

Он прошел, пожалуй, метров пятьсот, когда что-то внутри, интуиция, или шестое чувство, или еще что, чему и названия не придумано, заставило его остановиться.

Ярко светило весеннее солнце, вовсю щебетали птахи, а воздух был напоен ароматами свежей листвы и просыпающейся мокрой земли. Но что-то было не так. Священник замер и прислушался.

Послышался скрип.

Отец Василий насторожился.

Скрип перерос в устойчивое скворчание, и из ближайших кустов раздалось отчетливое хриплое бормотание:

– Беркут, я Голубь-шесть. Как слышите? Прием.

Отец Василий похолодел. Позывной «Беркут» он сегодня уже слышал – как раз тогда, когда Кузьменко вызывал вертолет.

«Ах ты! Какая незадача! – чуть не чертыхнулся он. – На него что, вся Российская Армия работает?!»

– Беркут, Беркут, я – Голубь-шесть. Вороны не пролетали. Как слышите? Прием, – снова раздалось из кустов.

Отец Василий тихо сел и принялся ждать. В его положении никакая информация лишней не была. Рация снова заскворчала и смолкла. Кусты зашевелились, и из них показалась бритая голова. До нее было так близко, что казалось, пройди пару шагов, протяни руку, и коснешься колких коротких волос.

– Эй, Леха! У тебя курево еще осталось? – поинтересовалась голова.

– Курить – здоровью вредить, – назидательно отозвался Леха из точно таких же кустов на той стороне дороги.

– Блин, Леха, у меня уже уши опухли! – пожаловался солдатик.

– Ты присягу давал? – ядовито поинтересовались из кустов напротив.

– Ну, давал, – уныло откликнулся бритенький, понимая, что ему сейчас прочтут очередную мораль.

– Что там сказано, помнишь? Стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. Вот и переноси, молодой.

Бритая голова печально вздохнула и снова погрузилась в кусты.

– Он, может быть, другой дорогой пошел, – пробурчал он вполголоса. – А мы жди этого козла…

Но Леха на той стороне бурчание услышал и откликнулся немедленно.

– Дурак ты, Бася, и не лечишься! Помнишь, что Кузьма сказал? Особо опасный! Сообщать немедленно. При необходимости стрелять на поражение! Кто попадет, тому отпуск на десять дней. В отпуск хочешь?

– Ага, – обиженно отозвался Бася. – Так меня и пустили в отпуск через полгода службы! Держи карман шире!

– Кузьма – не Брыкалов, – парировал из кустов Леха. – Если Кузьма сказал, сто пудов сделает.

«Ну, вот и дождались! – покачал головой священник. – Я теперь, значит, "особо опасный"! Хорошенький поворот! Ничего не скажешь». Он отполз в сторону, присел и принялся ждать. Наблюдать за наблюдателями оказалось выгодно, по крайней мере он теперь знал куда больше, чем если бы брел где-нибудь по камышам.

За следующие два часа ожидания он узнал о себе и своем теперешнем положении столько нового, что призадумался. Было над чем. Судя по тому, что вполголоса обсуждали между собой солдаты, Кузьменко сорвал парнишек с обеспечения охоты, чему поначалу, понятное дело, никто не обрадовался. Загонять зверя, шуметь, поджигать камыш и вообще отрываться было не в пример веселее, чем торчать в кустах, периодически выходя на связь.

Теперь несколько десятков парней сидели в засадах по всей округе и внимательно следили за проселками, надеясь-таки засечь высокого, здоровенного, заросшего бородой по самые глаза мужика в бушлате и получить после этого обещанный отпуск на родину. Понятно, что столь высокие ставки вдохновляли, тем более что Кузьменко ясно сказал: преступник бродит именно здесь, будьте бдительны, где-нибудь он да выйдет на свет.

Парни старались как могли, и, учитывая, что Кузьменко послал ребятишек даже сюда, за много километров от места начала погони, следовало трезво признать – выбраться отсюда самым быстрым путем, прямо по трассе, вряд ли удастся. Не выпустят. Сил и власти у заместителя командира полка достаточно.

«Интересно, как он потом все это Брыкалову объяснит? – подумал священник и сам же над собой посмеялся. – Да мало ли как! Учения! В приближенной к боевой обстановке! Чтобы служба медом не казалась!» Но мог быть вариант и похуже – в том случае, если Брыкалов и сам в курсе. Даром, что ли, он оказался на охоте рядом со священником?!

Отец Василий беззвучно рассмеялся – это уже было похоже на манию преследования. Он прекрасно понимал, что вряд ли кто захотел бы его убирать, не произойди эта роковая вторая встреча с убийцей. А безобидный Брыкалов едва ли что знает. Ну не смог бы он тогда так вот запросто смотреть отцу Василию в глаза. Просто не смог бы. Не тот человек. Наверное…

Он сидел в своей «засаде» до тех пор, пока ребят не приехали сменять. Однако на прыгучем военном «уазике» приехал не сам Кузьменко, а какой-то старлей, и священник понял, что дело приняло весьма серьезный оборот и без Брыкалова здесь уже вряд ли обошлось. Он совершенно растерялся.

Офицер быстро выгрузил смену, забрал вконец отсидевших зады Леху и Басю и, тихо и коротко что-то сказав, умчался по лесной дороге прочь. Отец Василий бесшумно вздохнул и пополз в сторону, к Волге.

* * *

Лишь через две сотни метров он поднялся во весь рост и, уже не опасаясь постов, смог идти, а точнее, хромать, нормально. Вскоре впереди засверкала гладкая поверхность реки, и он побрел вдоль берега вниз по течению.

Березовый лесок закончился, и перед ним снова возникли бесчисленные старицы, острова и полуострова, заросшие камышом и тальником, как поп бородой. Солнце уже склонялось к горизонту, и наступил момент, когда отец Василий понял – хватит, пора остановиться.

Он выбрал подходящий мысок, продрался сквозь двухметровые сухие и ломкие стебли к самой воде и, бросив рядом с собой мокрый, тяжелый бушлат и ружье, присел. Очень хотелось есть.

«А у губернатора сейчас полный разгул! – сокрушенно покачал он головой. – Рыбка, водочка, шашлычок… Интересно, хватились меня или нет?» Сказать было сложно. В прошлом году на точно такой же, только районного значения, «охоте» потерялись два человека, и о них никто не вспомнил до тех пор, пока в понедельник не стало ясно, что они не вышли на работу. И поначалу Медведев подумал, что мужики просто перебрали и теперь отсыпаются. Но потом позвонили встревоженные жены, и стало ясно – начальников служб надо искать.

Конечно же, их нашли там же, где и оставили, – в рыбачей сторожке на одном из островов. Без лодки, почти без провизии, но зато с недопитым ящиком водки. Как оказалось, третий их товарищ обещался смотаться на лодке за закусью, но, едва добравшись до теплого салона автобуса, заснул и в таком вот бесчувственном состоянии был доставлен домой. Впрочем, товарищи на него обижались не слишком и весь последующий год на каждом застолье поднимали тост за постоянное наличие трех крепких вещей – крепкой дружбы, крепких напитков и крепкого здоровья.