Текст книги "Облава на волка"

Автор книги: Михаил Серегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 2

Седой медленно прохаживался из угла в угол своего маленького кабинета. Несмотря на то что день был по-весеннему яркий и солнечный, плотные шторы были опущены и горел тусклый свет старинной лампы, угрюмый и тоскливый, как лунный луч в ночном ущелье.

Раздавшийся внезапно телефонный звонок заставил Седого встрепенуться. Он прыгнул к столу и схватил трубку антикварного телефонного аппарата, служившего, по всей видимости, еще в начале двадцатого века какому-то неведомому владельцу.

Телефон отозвался нескончаемым глухим гудком, а спустя секунду звонок повторился. Выругав себя за недогадливость, Седой протянул руку к мобильному телефону, лежащему на столе.

– Слушаю, – надорванным и сиплым голосом проговорил он и слушал довольно долго.

Затем лицо его перекосилось, будто Седого вдруг пронзила сильная боль, и он произнес:

– Везите этого урода сюда. Никому ничего не говорить. Мешок ему на голову и в багажник. Рот его поганый заткните чем-нибудь, чтобы не гавкал по дороге. На воротах скажите, чтобы отволокли его в подвал... Ладно, я сам скажу... Через сколько?

Помедлив несколько секунд, Седой выпрямился и заорал, словно тот, кому он отдавал приказ, не находился невесть где, а стоял прямо перед ним:

– Через полчаса чтобы здесь были! Понятно, падлы?!

И положил трубку.

Ровно через полчаса Седой сидел в глубоком кресле, которое специально для него принесли в эту подвальную комнату. Сырые стены сочились какой-то скользкой дрянью, а под низким потолком неприятным ярким светом горела голая электрическая лампочка на перекрученном шнуре, очень похожая на повешенного утопленника.

Напротив сидящего в кресле Седого стояли Петя Злой и Филин, а между ними – щуплый и маленький человечишко с разбитым в кровь лицом. Неясные, стертые, словно у старой монеты, черты лица его были пронизаны смертельным ужасом, а тусклые глаза растерянно блуждали по голым подвальным стенам.

Уже несколько минут в подвале висело тяжелое молчание.

– Люблю я эту комнату, – придушенным голосом заговорил Седой, ни к кому специально не обращаясь, – стены приятные... Удобные – тряпочкой протер – и никаких проблем. С полом еще проще – кровь в него впитывается, как в сухой песок. Через минуту и следов никаких не остается... А? Как считаешь, Ярик, удобно?

Человечишко, носивший гордое имя Ярослав, давным-давно переиначенное в пренебрежительное Ярик, встрепенулся и издал пересохшим горлом неопределенный звук.

– А трупы, – меланхолически щурясь на ослепительную лампочку, продолжал Седой, – я в море сбрасываю. Со скалы. Р-раз – и нету. Если ветер и шторм, то еще лучше. Человек с двадцатиметровой высоты о воду гребнется, а его волнами по скалам в мелкий, сука, порошок разотрет...

Ярик передернул плечами и снова ничего не смог выговорить.

– Скажет, – подал голос Петя Злой, – это он просто стесняется. А когда разойдется, то пойдет базарить, как заводной, только затыкай.

И ткнул человечишко перевязанной рукой в плечо, совсем легонько, но тот дернулся и на мгновение закрыл глаза, словно от сильного удара.

– Моменто море, – сказал еще Петя Злой, а Филин хихикнул и добавил:

– Моментально... в море!

– Итак, – подытожил Седой, – значит, наш маленький друг боится говорить. Интересно, кого он боится больше, чем меня? Кого, пропадлина?

Ярик молчал.

– Кого, гнида магаданская?! – сильно повысил голос Седой. – Кого, сука?

Резко подавшись вперед, Седой подал мгновенный знак. Филин кивнул и, не размахиваясь, врезал Ярику под дых. Тот задохнулся, согнувшись пополам. Филин отступил на шаг, уступая место Пете, который осторожно, оберегая раненую руку, развернулся и заехал Ярику по уху открытой ладонью. От звонкого удара беднягу отбросило в сторону – и вовремя шагнувший вперед Филин поймал жертву за жиденькие короткие волосенки и, рванув его голову вниз, подставил мощное колено.

Гукнул тупой и сильный удар, Ярик мучительно простонал и мешком рухнул на утоптанный земляной пол подвала. С минуту он, подвывая от боли и страха, ворочался в луже крови, потом затих, негромко всхлипывая и все еще роняя из переломанного носа крупные алые капли, которые действительно почти моментально впитывались в сухую землю.

– Не говорит, – полувопросительно произнес Седой, – странно... Может, вы ему говорилку отбили?

– Не-а! – поддержав шутку хозяина, бодро ответил Филин. – Но сейчас отобьем, если хочешь...

Седой подождал минуту, но с пола ничего, кроме всхлипываний и невнятных бормотаний, слышно не было. Тогда он поднял глаза на Филина и кивнул.

– Вставай! – зарычал Филин, подходя к лежащему на полу человеку.

Тот зашевелился и поднял на своих мучителей окровавленное лицо, но не встал, видимо, из-за страха получить очередной страшный удар. Филин пожал плечами и несколько раз сильно двинул лежащего ногой в живот. Тот запищал, и тогда подскочивший Петя Злой левой рукой легко поставил избиваемого на ноги. Качнувшись, Ярик устоял, но, получив от Филина хук с правой, полетел в сторону, а там Петя ловко поймал его на вовремя выставленный кулак. Ярика отбросило назад, он наткнулся на Филина спиной, и Филин сильнейшим ударом в почку опять отправил его на пол.

– А теперь, – вкрадчиво поинтересовался Седой, – будешь говорить?

– Бу... ду... – плюясь кровью и плача, выговорил избиваемый.

Его снова поставили на ноги и удерживали с двух сторон. Ярик поднял трясущиеся руки к залитому кровью лицу и тут же опустил их, не в силах даже утереться.

– Меня интересует только один вопрос, – медленно проговорил Седой, – куда повезли Лилю? Если ты, сучья кровь, пидор позорный, будешь и дальше молчать, то пацаны тебе жабьи лапки замастырят... Знаешь, что такое жабьи лапки? Это когда бритвой отрезают большой палец, но не до конца, а чтобы он на куске кожи болтался – действительно очень на лягушачьи лапы похоже... Ведь ты, блядина гнилая, терся в том кабаке, где Лиля в последний раз сидела, да? А через два часа, когда ее те уроды из кабака увозили, ты слинял на вокзал. И если бы ты, гнида, в кабаке на Лазурном берегу не засветился, то хрен бы мы тебя нашли. Почему свалить из города решил?

– Испу... испугался, – проблеял Ярик, – что я под расклад попаду...

– Под расклад ты по-любому попал бы, – заверил его Петя Злой, – потому что при любом шухере без тебя никогда не обходилось. Потому что ты нос свой поганый всюду суешь... Говорили тебе, сука, что когда-нибудь твоя привычка тебя без жопы оставит?

– Го... говорили, – плакал Ярик, – только я и на самом деле не виноват ни в чем... Просто слышал, как те... которые ее увезли, между собой база... базарили...

– Так какого хрена ты ко мне не пришел, падаль, а из города побежал, как крыса?! – срываясь, заорал Седой. – Чего ты мне целый час мозги канифолишь, а? Говна кусок?! Куда Лилю отправляют?!

– На северо-запад, – корчась от страха, прокричал Ярик, – вроде в Питер... а потом в Швецию... Я ни при чем, я просто разговор слышал!!! А убежал, потому что испугался очень! Седой! – умоляюще завопил Ярик. – Ведь ты же меня знаешь! Я ведь никогда ничего никому... Просто...

– Что – просто?

– Судьба у меня такая... – сникая и угасая, договорил Ярик, – все время попадаю...

– Да, – как-то сразу устало и задумчиво, словно уже размышляя о чем-то другом, согласился Седой.

Он тяжело поднялся со своего кресла и, не говоря ни слова, вышел, плотно притворив за собой тяжелую металлическую дверь. Ярик дернулся было за ним следом, но Филин толчком в спину сбил его с ног.

– Да я же ничего! – завизжал Ярик, извиваясь на утоптанной земле. – Я же все сказал!!! Я же правда ни при чем! Только испу... испугался, что, как всегда, крайним окажусь... Петя... Ведь ты меня знаешь... Филин... Я молчать буду! Я...

Он увидел пистолет в руках Филина и замолчал, трясясь.

Седой отошел от металлической двери и в сопровождении охранника направился к лестнице, ведущей из подвала.

Однако на первой же ступеньке Седой остановился и стоял, прислушиваясь, пока в подвальной комнатке не грохнул глухо единственный пистолетный выстрел.

Тогда Седой кивнул сам себе и пошел дальше.

* * *

Приятно возвращаться в город, где провел много незабываемых дней заслуженного отдыха после рискованных авантюр, зачастую грозящих не только длительным тюремным заключением, но и безвременной гибелью от шальной пули какого-нибудь не менее шального коммерсанта, материальные ценности ставящего превыше бесценного, богом данного человеку дара жизни.

Щукину нравился этот маленький городок на северо-западе страны, немногочисленное население которого знало Щукина как преуспевающего бизнесмена средней руки. Поэтому ничего удивительного нет в том, что прямо с вокзала Николай отправился в лучший ресторан города. Ресторан назывался «Золотой гребешок». Какую смысловую нагрузку несло это название, сказать трудно, но ряд ассоциативных сравнений неизменно приводил к старинной детской песенке про петушка: «Петя-Петя-Петушок, золотой гребешок, выгляни в окошко, дам тебе горошка...» Тем более что хозяина ресторана звали Петр Петрович Петров.

Щукин, легко сходившийся с людьми, был знаком с Петровым и, следовательно, со всеми швейцарами, гардеробщиками, официантами и особенно официантками.

Вот и сейчас началось с того, что швейцар Митрич, вольготно покуривавший на крыльце ресторана, едва заметив выходящего из такси Щукина, бросил сигарету и подтянулся, словно ефрейтор перед генералом, хотя на самом деле был полковником в отставке.

– Привет труженикам общепита! – весело приветствовал Митрича Щукин, проходя в распахнутую перед ним дверь.

Митрич низко поклонился, льстиво пробормотал что-то насчет удачной сделки и, осторожно прикрыв за Николаем дверь, отошел в сторону, сжимая в руке только что полученную купюру.

Точно такую же купюру сунули в свои карманы и гардеробщик, ринувшийся из-за своей конторки только для того, чтобы смахнуть с безукоризненно сидящего пиджака Щукина какую-то незаметную пылинку, и немолодой степенный официант Иван Степанович, гордящийся тем, что его сын учится в Московском университете. Щукин сел за излюбленный свой столик – у окна, в прохладной полутьме зала, наполовину скрытый от всех присутствующих громадной пальмой, – а Иван Степанович, чуть не подпрыгивая от радости, что он первым успел перехватить такого перспективного клиента, как Арнольд Маслов (под этим именем был известен Щукин в «Золотом гребешке»), направился на кухню лично распорядиться насчет закусок.

Щукин оглядел зал ресторана. Еще довольно рано было, и, кроме пожилой семейной пары, скромно отмечающей какой-то свой юбилей, никого в зале не было.

Николай закурил и только успел сделать первую затяжку, а в проеме кухонной двери уже показался Иван Степанович с огромным подносом, сплошь уставленным тарелками, тарелочками и розетками с самыми разнообразными закусками.

– Да, – проговорил Щукин, когда Иван Степанович, сервировав стол закусками, остановился, почтительно склонив голову, – да, – повторил он, наливая из хрустального графинчика первую рюмку и цепляя на тяжелую серебряную двузубую вилку кусок омара, – жизнь стоит того, чтобы жить. А жить нужно вот в этом городке... Работая, конечно, в центре.

Иван Степанович, деликатно покашляв, кивнул, выражая свое полнейшее согласие с клиентом.

– У вас городок хоть и маленький, – продолжал Щукин, рассматривая на свет напиток в хрустальной рюмке, – но чистое дыхание Европы чувствуется здесь сильнее, чем в Москве. Чистое дыхание. Смущает только одно... Почему у вас Митрич зубы не чистит? – строго осведомился вдруг Николай. – Чуть мне весь аппетит не перебил!

Степенный Иван Степанович почтительно посмеялся и, подождав, пока Николай выпил первую рюмку и закусил, осведомился:

– Какие будут распоряжения насчет горячего?

Николай откинулся на спинку стула и покрутил в воздухе растопыренной пятерней.

– Понимаю... – закатил глаза Иван Степанович и засеменил на кухню.

Николай выпил вторую, снова закусил и негромко рассмеялся, вспомнив, как он, сидя в одном московском ресторане с цыпочкой, с которой только что познакомился, каждый раз, когда заказывал какое-либо блюдо, давал, чтобы произвести впечатление на цыпочку, на чай официанту крупную купюру. Купюру эту он тырил из кармана официанта и ему же с вальяжным видом подавал – за тот вечер купюра не один раз перекочевала из кармана официанта в руки Щукина и обратно, а в конце вечера Щукин – совсем тогда молодой человек – обнаглел до того, что расплатился за свой ужин, не потратив ни копейки собственной, даже чаевых оставил немерено – а тяжесть всех расходов понес ничего не подозревающий официант, обслуживающий Щукина.

Николай выпил третью и зажмурил от удовольствия глаза. А когда открыл их, понял, что сегодняшний его вечер в этом ресторане явно удался, потому что увидел приближающуюся к его столику Веронику, девушку, с которой он познакомился два года назад и без плотного общения с которой в последнее время не обходился ни один приезд Щукина в этот город. У Вероники были удивительные волосы, ровными волнами спускавшиеся до восхитительных бедер, своей округлостью напоминавших античную амфору, ласковые, всегда влажные глаза и умопомрачительная грудь, каждый раз волновавшая Щукина так, будто он видел ее впервые.

– Снова в гости? – осведомилась Вероника, по-хозяйски присаживаясь за стол Щукина.

– В гости, – ответил Щукин, наполняя свою рюмочку и уж заодно вторую. – А у тебя как жизнь?

– Так же. – Вероника пожала плечами, отчего ее грудь словно подмигнула Щукину.

«Н-ну... – жмурясь, как кот, подумал Николай, – понеслась душа в рай...»

– Разлюбил ты меня совсем, Арнольд, – проговорила Вероника, с удовольствием выпив.

– Это почему? – удивился Щукин.

– Поишь водкой, как вокзальную шлюху, – пояснила Вероника, – фи... Почему ты шампанского не заказал?

– Айн момент! – воскликнул Щукин, щелкая в воздухе пальцами. – Я же не знал, что тебя встречу...

Иван Степанович, успевший уже узнать о приходе Вероники, нес ведерко со льдом, в котором, как остроконечный айсберг, возвышалась большая бутылка французского шампанского.

– Что на этот раз удачно продал? – поинтересовалась Вероника. – Ты ведь в наш город приезжаешь исключительно после крупной сделки какой-нибудь.

– Удачно завершившейся, – договорил за нее Щукин и поднял фужер шампанского. – Выпьем за...

Он покосился на Ивана Степановича, старательно укладывавшего бутылку шампанского в лед. Иван Степанович мгновенно оставил в покое бутылку и слинял с такой неслыханной скоростью, что можно было подумать, будто он растворился в воздухе.

– За твою восхитительную грудь, – договорил Щукин и чокнулся своим фужером с фужером Вероники.

Выслушав привычный тост, Вероника улыбнулась и отпила глоток ледяного шампанского.

– И все-таки, – заговорила она, поставив фужер на стол, – я чувствую, что последняя твоя сделка удалась на славу. Идешь в гору?

Щукин кивнул.

– Этот костюмчик... – Вероника прищурилась, глядя на черный строгий костюм Николая, за который тот отвалил никак не меньше трети вырученных им в Москве денег, – стоит таких бабок...

– Костюм стоит столько, на сколько он выглядит, – с удовольствием погладив мягкую ткань, проговорил Щукин, – но на этот раз мне кажется, что я переплатил. Дорогой одежды в столице уйма, мне захотелось хоть раз одеться по-человечески, так с меня содрали столько... А чем этот костюм отличается от тех, что висят в ваших галантерейных магазинах, заметит не каждый.

– Не скажи... – рассматривая костюм, ответила Вероника, – я вот, например, заметила. Разве тебе, Арнольд, этого мало? Считай, что на меня ты уже произвел впечатление... Впрочем, – добавила она, – ты на меня каждый раз производишь впечатление.

Вероника еще раз окинула взглядом костюм Щукина и заговорила уже на другую тему, но Щукин еще с полчаса нет-нет да и поглаживал машинально ласковую ткань пиджачного рукава. Вероника знала об одежде все, и ее суждениям можно было доверять. Она работала в лучшем в городе ателье модельером. Это, конечно, в свободное от основной работы время, потому что мода – для души, а клиенты, посещавшие «Золотой гребешок», за одну ночь платили Веронике столько, сколько она в своем ателье не зарабатывала за месяц.

* * *

Блюда сменяли блюда. Бутылки приносились на подносе с гордо поднятыми горлышками, а уносились поникшими и опустошенными. Иван Степанович, последние два часа получавший от Щукина сторублевую бумажку за каждую смену блюд, решил проверить в подсобке, сколько он уже насобирал за вечер, но с удивлением обнаружил, что его благосостояние увеличилось едва ли на двести рублей – по всей видимости, Николай вспомнил молодость.

– Скоро полночь, – таинственно щуря глаза, проговорила Вероника, – может быть, пойдем?

– Д-да? – с сомнением произнес Щукин, выпивший за этот вечер более чем изрядное количество спиртного. – Так рано?

– Совсем не рано, – профессионально оценив состояние Николая, молвила Вероника. – Наоборот, у меня такое ощущение, что скоро будет поздно...

Щукин подумал немного и, подняв руку, щелкнул в воздухе пальцами. Подлетел Иван Степанович со счетом и с готовностью немедленно вызвать такси – и через несколько минут Щукин, с одной стороны поддерживаемый красавицей Вероникой, а с другой швейцаром Митричем, который по особому распоряжению Ивана Степановича тщательно вычистил зубы только что купленной впервые за десять лет зубной щеткой, спускался вниз по лестнице ресторана «Золотой гребешок», а еще через полчаса был уже в уютной однокомнатной квартирке Вероники.

– Н-наше знакомство, леди... – с трудом проговорил Николай, сдирая с себя пиджак, – должно чем-то завершиться. Позвольте рюмочку водки... для красноречия...

– Перестань дурачиться, Арнольд... Костюмчик не помни! – Вероника быстро и умело раздела Николая, аккуратно повесила костюм на спинку стула. – Вот теперь...

– Теперь... – выговорил Щукин, глядя на медленно разоблачающуюся перед зеркалом Веронику, – я передумал насчет водки.

– Почему? – очень натурально удивилась Вероника и, грациозно изогнувшись, сняла с себя последнюю и самую интимную деталь туалета.

– Потому, – коротко ответил Николай и, дотянувшись до выключателя, потушил свет.

* * *

Колонна из трех машин направлялась с юга России на северо-запад. Все три машины были иностранного производства и все имели одну и ту же конфигурацию – джип; на всех машинах стояли номера, завидев которые и промышляющие на областных трассах «братки», и сотрудники областного отделения Государственной инспекции безопасности дорожного движения должны были взять под козырек и пропустить колонну, ни в коем случае не препятствуя ее движению.

Колонна двигалась на северо-запад, а точнее, в город Санкт-Петербург – в Северной столице у Седого были кое-какие старые связи. В первом автомобиле за рулем сидел Филин, на заднем сиденье – Петя Злой, а на переднем, рядом с водителем, – Семен, всю дорогу задумчиво теребящий пистолет Макарова, который он не выпускал почему-то из рук.

Как и следовало ожидать, через территорию области колонна прошла быстро и беспрепятственно, неприятности начались только на второй день пути.

Конечно, Седой вполне мог бы оповестить своих коллег по воровскому миру, и тогда колонна прошла бы через страну, как раскаленная иголка через кусок сливочного масла. Но Седой не стал афишировать отъезд своих ребят, а уж тем более – цель путешествия. Ему хватило и того, что кое-кто из его окружения вслух выразил удивление – почему такая шумиха поднялась из-за какой-то похищенной бабы? Разве вору в законе прилично ставить на уши весь город, чтобы найти того, кто хотя бы немного знает о похищении? Женщины ни в коем случае не должны стоять во главе угла – так гласит свод воровских понятий...

Тут говоривший заткнулся, потому что схлопотал по морде лично от самого Седого, который, кстати говоря, из-за своей мягкой и неслышной походки получил когда-то второе прозвище Кот.

Итак, шел второй день пути.

По приказанию Седого из оружия «братки» взяли с собой только пистолеты да несколько гранат – словом, то, что можно спрятать на себе, ведь на дорогах машину досматривают прежде, чем ее пассажиров и водителя.

Колонна двигалась на северо-запад, и на подъезде к одному из крупных городов в головной машине запиликало хитроумное устройство, по радиоволнам определяющее наличие на дороге гаишников.

– Во, – сказал Филин, хорошо знающий эту трассу, – менты впереди. Раньше они здесь никогда не стояли. А теперь, падлы, пост установили. Наверное, для прокорма денег не хватает. И не видно нигде, хотя, судя по сигналу, они уже близко. Затарились, черти, в кусты, как обычно.

Семен нахмурился и спрятал пистолет в нагрудную кобуру.

– А слыхали, пацаны, новую байку про гаишников? – снова заговорил Филин. – Они, пропадлины позорные, теперь, чтобы их приборы показывали большую скорость движущейся машины, быстро-быстро бегут навстречу...

Петя Злой хихикнул, а Семен нахмурился еще сильнее.

– Снизить скорость, – приказал он, – может быть, не остановят.

– Как же, – ухмыльнулся Филин, – пропустят они такую тачку, как джип. Обязательно остановят. Придерутся к херне какой-нибудь – типа фары грязные или огнетушитель стандарту не соответствует... Бабки драть будут. На то они и менты.

Скорость он тем не менее снизил.

А через минуту неожиданно появившийся из кустов гаишник в ярко-оранжевом слюнявчике с надписью «ГИБДД» махнул полосатым жезлом, приказывая остановиться.

Филин послушно притормозил, опуская тонированное стекло со своей стороны, и съехал к обочине.

Следом за ним остановились и две машины, идущие позади. Теперь Семен ясно видел капот спрятанной в густых и по-весеннему ярко-зеленых кустах милицейской машины, возле которой с автоматом и рацией стоял второй милиционер.

– Лейтенант Гусев, – представился милиционер, подойдя к джипу. – Ваши документы, пожалуйста.

– Привет, командир, – весело откликнулся Филин и подал документы через окошко.

Гусев долго изучал документы Филина – так долго, что тот начал уже сомневаться, умеет ли читать лейтенант Гусев, но наконец гаишник протянул документы обратно.

– Все в порядке? – спросил Филин, собираясь уже заводить машину.

Гусев кивнул, но сакраментального «счастливого пути» не произнес.

– Выйдите-ка из машины, – скомандовал он.

Филин поморщился.

– Спешим, командир, – сказал он уже не так весело, как поначалу, – может, договоримся?

– Выйдите из машины, – бесцветно повторил Гусев.

Филин пожал плечами и вышел. Семен кивнул Пете и тоже покинул машину. Петя выбрался позже всех.

Он встал по другую сторону, отделенный автомобилем от гаишника, и проговорил, демонстрируя забинтованную руку:

– Чего к инвалидам-то привязался?

– Инвалиды на таких тачках не ездят, – справедливо заметил лейтенант Гусев, – некислая у тебя тачка, инвалид.

– Не моя, – лениво выжевывая слова, ответил Петя Злой, – на фирму записана. Я человек подчиненный. Сказали – поехал. А мог бы и на больничном остаться.

– По делам едем, – хмуро пояснил Семен.

– Те два джипа – тоже с вами? – поинтересовался лейтенант.

– А то, – ответил за Семена Филин, – чего бы они останавливаться стали, если б не с нами были. Сейчас ведь сам знаешь, командир, какая в стране обстановка – криминогенная! Меньше чем на трех машинах и с охраной по междугородным трассам и не проедешь – везде беспредел. Спасибо, хоть у вас теперь количество постов увеличилось, – льстиво добавил он.

Гусев ничего на это не ответил. Он заглянул в салон, потом приказал открыть багажник.

– Да пожалуйста, – сказал Филин и пошел открывать багажник.

Содержимое багажника – запаску и кое-какие необходимые инструменты – лейтенант Гусев изучал довольно долго, даже колупнул пальцем резину колеса.

– Ну? – спросил наблюдавший за ним Филин. – Теперь все в порядке? Можно ехать?

– Можно, – кивнул Гусев, – счастливого пути. Вы можете ехать, а я пока документики проверю у тех водителей.

И направился к двум джипам, стоявшим позади.

– Вот сука, – прошептал Филин, обращаясь к Семену, – даже бабок не взял. Раньше проще было – стольник баксов в зубы менту и поехал дальше. А сейчас не то... Все придираются... Все у них операции какие-то. То «Вихрь-антитеррор», то еще какая-то херь... Зарплату им, что ли, повысили? Уж и не знаешь, сколько этим падлам сунуть надо, чтобы они отгребли восвояси.

Семен молчал. Он только кивнул Пете, чтобы тот наблюдал за стоящим с автоматом и рацией гаишником, а сам вполоборота встал к лейтенанту Гусеву, как раз в это время проверяющему документы у водителя второй машины.

Минута прошла спокойно. Проверив документы у водителя, Гусев осмотрел салон и багажник и только потом переместился к последнему джипу.

И тут-то все началось.

Только лейтенант Гусев подал просмотренные документы обратно водителю третьей машины и приказал освободить салон, один из «братков» вдруг неловко засуетился, вылезая, и Гусев внезапно что-то крикнул своему коллеге, отскакивая в сторону.

Послышался крик «братка»:

– Да это газовый, командир!..

Но водитель третьей машины решил форсировать события. Он подскочил к опешившему Гусеву и умелым ударом сбил его с ног.

– Уроды... – изумленно пробормотал Филин, – дилетанты хреновы... «Ствол» светанули... Документацию на «ствол» ведь не успели сделать... Ни хрена он не газовый...

– Давай! – отрываясь от наблюдения за происходящей сценой, крикнул Семен Пете.

Петя Злой, мгновенно поняв, что от него требуется, выхватил из-за пазухи пистолет и направил его на второго гаишника, который уже подносил ко рту рацию.

Тот успел только удивленно крякнуть, когда пуля разнесла на куски рацию в его руках... попятился назад, но вторая пуля насквозь прошила ему горло – прямо над низким воротом бронежилета – и, перебив шейный позвонок, вышла сзади. Булькнув что-то неразборчивое, гаишник повалился на асфальт.

– Скорее! – закричал Семен. – Идите к машине!

Держа на прицеле милицейскую машину, Филин и Петя Злой побежали в ее сторону – выяснить, есть ли там кто-то еще.

– Никого! – крикнул из кустов Филин.

Только тогда Семен направился к оглушенному Гусеву, а Петя Злой, встав над раненым милиционером, который безуспешно пытался зажать пальцами хлещущую кровь из перебитой артерии, поднял пистолет и сделал контрольный выстрел в голову.

– Вы чего? – захрипел Гусев, пытаясь подняться. – Я вам... Да вы у меня...

– Кончать надо, – хмуро посоветовал водитель третьей машины, потирая ушибленный кулак.

– Давай! – Семен бросил яростный взгляд на бледного «братка» – того самого, который нечаянно показал свой пистолет настырному гаишнику.

Послушно выхватив «ствол», тот двумя меткими выстрелами в голову прикончил несчастного Гусева.

Семен оглянулся на Петю. Тот махнул ему забинтованной рукой – все в порядке!

Еще несколько секунд Семен стоял неподвижно, оценивая ситуацию. Потом скомандовал:

– Документы и «стволы» у ментов изъять... Будет типа нападение на пост с целью ограбления... Могут на беспредельщиков каких-нибудь списать... Быстро, гады!

Через минуту все было кончено. Колонна из трех джипов покинула опасный отрезок трассы и выскочила на проселочную дорогу. Ехали еще два часа, пока не встретили на пути какое-то небольшое озеро.

Уже два с лишним часа молчавший Семен приказал колонне остановиться.

Он вышел из машины, оглядел безлюдные берега и взял из рук подошедшего к нему водителя третьего джипа два пистолета и документы убитых гаишников.

Потом завернул все это в полиэтиленовый мешок, предварительно в нескольких местах продырявив его, чтобы вода уничтожила документы, и, размахнувшись, швырнул мешок в озеро.

– Номера с тачек свернуть! – закричал он, обернувшись.

Его приказ был исполнен через две минуты. Три номера были свинчены и положены к его ногам.

– Петя, – хрипло скомандовал он, – давай.

Петя Злой достал из-за пазухи три новенькие номерные таблички и раздал их шоферам. Филин тем временем взял у шоферов их документы на машины и раздал другие – соответствующие новым номерам. Семен вынул из кармана другой мешок, завернул в него старые номера и документы на машину, отошел подальше по берегу и швырнул мешок в озеро.

– Где Сивый? – хрипло проговорил он, вернувшись. – Где этот урод, который «ствол» прятать не научился?

Провинившийся «браток» подошел, сунув руки в карманы, неловко сутуля плечи и стреляя глазами то туда, то сюда...

– Ты чего? – негромко и сдавленно заговорил Семен. – Ты чего, падла? Всю операцию хочешь сорвать? А? Ты чего, проблядь глупая, «ствол» не смог затарить нормально? А если и светанул, то не мог объяснить менту по-человечески? На хрена стрематься было и рожу делать такую, будто тебя застукали в хранилище банка, а? Мало ли сейчас со «стволами» ходят? Ты же охранником считаешься официально, падла... Тебе просто оформить не успели «ствол», как надо. Это и нужно было объяснять, а не менжеваться... Гнида... Ух!

Семен замахнулся на него, но Сивый, проворно отпрыгнув в сторону, забормотал испуганно:

– Да я просто растерялся! Я же не специально... Ты меня знаешь, Семен, и Седой меня знает. Я уже второй год под Седым хожу, и никогда никаких проколов не было. Только сейчас... Я же кончил этого мусора!

– Все мы друг друга знаем, – опуская руку, медленно выговорил Семен, – все мы друг другу доверять должны. Только чтобы такого больше не было. Понял, Сивый?

– Ага, – виновато понурил голову Сивый, – понял.

– И не забывай, – добавил еще Семен, – что трупняк мусора на тебе висит. Еще раз такая херня повторится, и тебе это зачтется. Усек?

Сивый судорожно вздохнул и кивнул.

– Ладно, – сказал Семен, окидывая взглядом сгрудившихся «братков», – полчаса на перекур... пока я Седому звонить буду. Отчитываться за ваши художества. Потом по машинам и... разными дорогами вперед. Вместе не светиться. Встречаемся в Питере, понятно?

– По... понятно, – вразнобой загомонили «братки».

Доставая на ходу сотовый телефон, Семен медленно пошел вдоль берега. Когда он поднес телефон на уровень груди, его догнал Петя Злой.

– Слышь, – тяжело дыша, зашептал Петя на ухо Семену, – может, не надо Седому звонить? До Питера доберемся, а там дело сделаем и назад, на других тачках. Бог даст – обойдется. А Седой сейчас из-за бабы своей и так взвинченный, а ты ему еще такую новость... Как бы беды не было.

– Оторвись... – сквозь зубы скомандовал Семен, – достали вы меня, уроды... Да Седой мне как самому себе доверяет! И я от него ничего скрывать не собираюсь! Вали к машине! Ну, гнида!..

Петя пожал плечами и отошел.

А Семен глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду с большой высоты, и принялся набирать номер.