Текст книги "Доноры за доллары"
Автор книги: Михаил Серегин
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
ГЛАВА 10
«Уехать, уехать – куда уехать?» – только эта мысль – вот все, что у него теперь осталось. Спасибо брату – разрешил пока в его квартире пожить в Теплом Стане, а то...
Он со вздохом посмотрел на свое отражение в осколке зеркала.
«Что делает с человеком страх, боже мой!» Он провел рукой по щетине и ужаснулся, поймав взгляд обезумевших, каких-то больных, лихорадочно блестящих глаз.
В этом человеке, который выходил на улицу только раз в неделю, в магазин за продуктами, и жил в комнате, окна которой были постоянно закрыты занавесками, он отказывался узнавать себя.
Он прожил довольно бурную жизнь, но до сей поры редко испытывал страх, тем более такой страх. Даже когда ему прямо в лицо летел тяжеленный кулак противника, он находил в себе силы соображать трезво. Именно в этом заключался секрет его бесконечных побед – в холодном и ясном уме, в отваге.
Но теперь – теперь все было иначе. Он не знал, откуда и когда появится тот, кого ему следовало бояться. А потому он боялся всех и всегда. Он хотел накопить силы, чтобы встретить врага лицом к лицу, но враг его был многолик и одновременно невидим, а потому силы таяли с каждым днем.
Он понял это, когда вырвал телефонный шнур из розетки, потому что даже редкие звонки доводили его до белого каления. После этого он понял, что проиграл.
Смириться с этим он не захотел, а потому сегодня впервые открыл занавески, выбрился, вонзая бритву чуть не до крови в свою заросшую щеку, вычистил пальто и решительно вышел на улицу, захлопнув дверь. Ключи он оставил на полке в прихожей.
* * *
– О, это уже интересно. И кто же, по-вашему, отрезал бедняге почку, после того как вы его прооперировали?
– С чего вы взяли? – Жуков состроил удивленное лицо. Он, вероятно, принимал меня за не совсем нормального. – Почка у пациента отсутствовала уже на момент операции.
Теперь была моя очередь удивляться.
– В смысле, это вы ее отрезали?
– Нет, ну что вы. Ее не было раньше – она была удалена, очевидно, около года назад. Наверняка были какие-то проблемы. Может быть, именно на фоне этого и развилось то заболевание, по причине которого мы вынуждены были прибегнуть к операции.
– Очень хорошо! А больше никаких особенностей вы не заметили у этого пациента?
– Ну, как было уже известно, ожирение сердца, общая изношенность пищеварительной и выделительной системы...
– Спасибо, спасибо... А как фамилия этого пациента?
Жуков покосился на заключение:
– Сергеенко его фамилия. Валентин Иванович Сергеенко.
* * *
Выскочив из кабинета Жукова, я помчался в свой кабинет, в котором, как и прежде, был довольно редким гостем. С уходом Юдина мои терапевтические дела шли из рук вон плохо. Отделение работало как придется, врачи целыми днями травили анекдоты в курилке. Слава богу, пока ни один больной не подал жалобу начальству, все больше терпеливые попадались – покорно маялись в очереди, хотя имели право за такие деньги иметь отдельного врача. Каждая неделя начиналась с желания навести порядок, но только желание оформлялось в твердую решимость, как тут же случалось очередное ЧП, которое уводило меня в сторону от праведного пути. «Благими намерениями вымощена дорога в ад!» – назидательно говорила мне каждый раз Инночка, ужасаясь моей безалаберности. Я соглашался с ней и обещал исправиться, а чтобы она была немножко снисходительнее, разрешил ей время от времени запираться в моем кабинете с подружками.
Сейчас я застал ее одну: она сидела, закутавшись в мохнатый шарф, и играла в «Lines». Когда Инна узнала, что я даже элементарно не могу расставить цветные шарики в этой простой компьютерной игре без особых проблем, она пришла в ужас и стала втайне считать меня совершенно пещерным типом.
– Привет! – бодро поприветствовал ее я, хотя в душе сильнее всего хотел бы, чтобы ее сейчас здесь не было.
– Привет, – равнодушно отозвалась Инна, не отрываясь от экрана – видимо, шарики стали вести себя особенно буйно.
– Инночка, ты не могла бы меня пустить ненадолго в мое собственное кресло? – вкрадчиво спросил я.
– Зачем это? – искренне удивилась она, быстро щелкая «мышкой».
– Ну, предположим, я хочу погреться – ты же там, наверное, так пропитала кресло своим теплом, что можно оранжерею высаживать, – сострил я. Посвящать девушку в мои секреты нельзя, а гнать ее отсюда взашей, тем самым обижая и порождая всяческие вопросы и подозрения, тоже не лучший выход. Но оторвать Инночку от игры не было никакой возможности, а дорогое время стремительно уходило.
Пришлось пойти на хитрость. Пробурчав: «Ладно, я подожду», направился к креслу и, проходя мимо стола, будто случайно зацепил ногой провод, который соединял электронного монстра с розеткой.
– Владимир Сергеевич, что вы делаете! – в ужасе взвыла моя ассистентка, подскакивая на кресле, словно ужаленная. – Вы же компьютер испортили! Его же нельзя из сети выключать.
– Так я не специально, я споткнулся, – почти искренне оправдывался я. – И что теперь будет?
– Что, что! Полетит у вас оперативка, как пить дать!
– Что вы говорите! – всплеснул руками я. – Так срочно бегите за Хоменко – он что-нибудь да придумает.
Инночка, хлопнув дверью, убежала, дав мне возможность в тишине и спокойствии позвонить самому интересному для меня сейчас человеку.
– Это регистратура Склифосовского? А Юдина Павла Петровича вы можете мне найти? Девушка, это очень срочно и очень важно! Кто говорит? Следователь по особо важным делам Сидорчук говорит, вам известна моя фамилия? – орал я. – Вот так-то лучше, – удовлетворенно пробормотал я про себя, когда в трубке раздалось: «Соединяю».
Услышав сдержанный баритон Юдина, я обрадовался так, словно он был моей последней надеждой. Первым, что я у него спросил, было:
– Паша, у вас телефон не прослушивается?
* * *
Вдоволь побродив по городу, он сел на заледеневшую скамейку и стал соображать. Свежий воздух и общество людей повлияли на него благотворно: он расслабился, обрел некоторую уверенность. Осталось продумать свои дальнейшие действия. Все оказывалось таким непростым и таким неопределенным, что трудно хоть в чем-то быть уверенным. Тем более определять, как и какими методами действовать.
Заявить в милицию? Бессмысленно: он был уверен, что все это учреждение – на короткой ноге с самыми значительными милицейскими чинами.
Тогда что? Остается только действовать самому. «Лучшая защита – это нападение», – любил приговаривать тренер, ставя ему удар. Поэтому он решил идти на таран, не думая, каковы будут последствия. А последствия могут быть самые жестокие – это он тоже осознавал.
Бороться с врагом в одиночку с успехом можно только на ринге или в модном боевике – это понимает любой взрослый человек. Но есть ли у него выбор? К кому можно обратиться за помощью в этом городе, где действовал только закон джунглей – каждый сам за себя?
Поразмышляв еще немного, он поднялся и решительно отправился ко входу в метро. Проехав три остановки до Кольцевой, перешел на Серпуховскую линию. Выйдя из метро, на окраине города взял такси на оставшиеся деньги и быстро доехал до нужной ему улицы.
Поднявшись на лифте на девятый этаж, он дважды нажал кнопку звонка и прислушался. За двойной железной дверью сначала было очень тихо. Затем послышались торопливые шаги и мужской голос спросил:
– Кто там?
– Леха, это я, Роман.
За дверью раздался радостный возглас, загремели железные засовы, и вскоре в дверном проеме показалось улыбающееся лицо:
– Привет, какими судьбами?
Роман быстро прошел в квартиру и быстро захлопнул за собой дверь.
– Я к тебе по делу, – тоном, который несколько поубавил радость хозяина квартиры, сказал он. – Ты один?
Леха попятился, растерянно оглядывая пришедшего:
– Моя на работе, проходи...
– Леха, у тебя есть видеокамера? Я же знаю, что есть, – мы же тогда на природу ее брали с собой, помнишь? – срывающимся от волнения голосом спросил Роман.
– Да, есть, только аккумуляторы немного подсели. А что, нужно? – Леха с готовностью полез в шкаф, извлекая кожаный футляр.
– Нужно, позарез нужно, Леха!
– Возьми.
Роман взял камеру, подержал ее в руке и замотал головой:
– Нет, так не годится. – Он посмотрел на Алексея и попросил: – Слушай, сгоняй пока до ларька, очень выпить хочется. А я тут пока побуду немного, ладно?
Понятливый Леха молча кивнул головой и засобирался в ларек, роняя варежки, путаясь в шнурках. Он и сам не знал, отчего разволновался, но вид Романа, с блуждающими глазами, такой, что любого взбудоражит.
Когда за Алексеем захлопнулась входная дверь, Роман поставил камеру на стол и сел на диван. Мысли у него путались.
* * *
– Кто это? – спокойно поинтересовался Юдин.
– Это Ладыгин вас беспокоит, Павел Петрович. – Я нервно теребил телефонный провод, и от этого в трубке раздавался треск.
Юдин помолчал немного и сказал:
– Я перейду к другому телефону и вам перезвоню.
– Хорошо, Паш, только быстрее! – сорвался я на неофициальный тон. Положив трубку, нервно заходил по кабинету, стараясь успокоиться.
Ровно через три минуты раздался телефонный звонок.
– Вы что-то хотели, Владимир Сергеевич?
– Да. Павел, вы помните того скандального пациента, из-за которого Штейнберг устраивал нагоняй мне, а я вам?
– Помню. Его фамилия была Сергеенко, если я не ошибаюсь.
– Замечательно! А скажите, ведь у него были какие-то проблемы с почками, не правда ли?
– Да.
– После того как мы с вами отправили его на УЗИ, он к вам приходил?
– Нет, я его с тех пор больше не видел.
– Отлично! А скажите, Павел Петрович, какие хронические заболевания и перенесенные операции больной называл вам?
– Из хронических заболеваний была названа сердечная недостаточность. Из операций – только аппендицит. Шрам я видел. При операции разрез, конечно, был сделан немного неаккуратно, но это иногда случается.
– И все?
– Да. А что произошло – он опять на что-то жалуется? Если нужно, я могу приехать в клинику и пообщаться с ним еще раз.
– Он больше ни на что не жалуется, да и пообщаться вам с ним теперь будет проблематично. Дело в том, Паша, что Сергеенко умер накануне на операционном столе от сердечного приступа. И между прочим, был ли ты в курсе, что у него была одна почка?
Павел помолчал и задумчиво спросил:
– А был ли он сам в курсе?
* * *
Разговор с Юдиным произвел на меня действие, подобное действию ледяного душа – он взбодрил и придал моим мыслям еще большую ясность.
Немного поразмышляв над его словами, я решил еще раз заглянуть к хирургу Жукову, чтобы задать один-единственный вопрос:
– Скажите, Игорь Васильевич, удален ли был у больного аппендикс? – прямо с порога начал я.
– Нет, не был, – еще больше удивляясь моему поведению, ответил Жуков.
– Спасибо вам большое!
Я немедленно удалился.
Отвечать на его недоуменные взгляды у меня не было времени – вскоре состоится выдача тела, на которой мне необходимо присутствовать.
По дороге я забежал в свой кабинет, чтобы забрать портфель – было уже поздно и не было смысла сюда возвращаться. Только я вставил ключ в замок, телефон на столе внезапно зазвонил. Я чертыхнулся – придется возвращаться – теперь каждый звонок может быть жизненно важным.
– Да, – рявкнул я, ожидая услышать голос Юдина.
– Ой, Володечка, что вы так кричите? Вы меня просто напугали!
Я сперва не узнал этот слабый, дребезжащий голос. А потом сообразил – ведь я слышал этот голос чуть ли не каждое утро. Звонила моя уважаемая соседка, Ксения Георгиевна, которая не оставалась ни на минуту равнодушной к моей холостяцкой жизни и не упускала случая поймать меня на лестнице с рассказами о своем слабом здоровье.
– Здравствуйте, Ксения Георгиевна! Как вы поживаете? – елейно пропел я, пританцовывая от нетерпения. И с ужасом думал, в какой безвыходной ситуации окажусь, если она действительно начнет, по своему обычаю, долго рассказывать о своей жизни. Но, вопреки моему опасению, Ксения Георгиевна строго сказала:
– Нет уж, Володечка, мне с вами долго разговаривать сейчас некогда – у меня борщ на плите. А звоню я вам по важному делу. К вам, Володечка, сегодня заходил молодой человек. Высокий такой, осанистый. Спросил, где вы. А я ему: «Вы по какому вопросу, молодой человек?» А он мне ответил, что сам он из службы доставки и вам посылка пришла. Я не взяла – вдруг там бомба какая?
Она минуту помолчала и спросила:
– У вас, Володечка, опять какие-нибудь неприятности?
– Нет, все в порядке, Ксения Георгиевна. А что за посылка была, он не сказал? От кого?
– Нет, не сказал. Сказал, что позже зайдет и вам передаст. А посылка такая небольшая была, аккуратненькая...
– Ксения Георгиевна, в следующий раз, если без меня придет, посмотрите у него документы и попросите посылку развернуть. Если там бомбы не окажется, возьмите ее пока к себе, идет? – терпеливо объяснял ей я. – А я уж приду, разберусь.
– Хорошо-хорошо, Володя, – согласилась она, и мы попрощались.
Потеряв на этом разговоре минут десять, я иноходью, которая совершенно не вязалась с моим солидным обликом, помчался по лестнице вниз, на ходу сталкиваясь с медсестрами и чертыхаясь.
Вылетая из дверей терапевтического отделения, натолкнулся на заплаканную Инночку, которая поднималась по лестнице, никого вокруг не замечая. Интересно, что же еще могло сегодня случиться?
– Владимир Сергеевич! Пойдемте со мной к этому Хоменко! Он просто хам и разговаривать со мной не хочет – сказал, что у него рабочий день кончился. Владимир Сергеевич, как же так – вам же компьютер надо исправлять?! – обиженно хлопая ресницами, бормотала она.
Я удивленно посмотрел на нее – начисто забыл, при чем тут компьютер, Хоменко... Потом вспомнил, ласково взял ее ладошку в свою и проникновенно сказал:
– Инночка, милая, спасибо тебе большое за заботу! Только вот сейчас мне компьютер совершенно не нужен, а потому предлагаю все дела с ним перенести на завтра. А вам рекомендую срочно отправиться домой, хорошо?
Она кивнула, и я снова полетел, боясь опоздать на самое главное для меня на сегодня свидание.
К счастью, я успел: у задней двери морга стояла черная машина, в которую уже затаскивали гроб. Я проворно подбежал к самому солидному на вид из присутствующих здесь представителю фирмы и спросил:
– Скажите, а кто-нибудь из родственников покойного здесь есть?
Он посмотрел на меня спокойно и отрешенно, как то и положено работнику подобной конторы, и отрицательно покачал головой.
– А скажите, у вас нет случайно их телефона?
Он снова отрицательно покачал головой и стал садиться в машину, поскольку с погрузкой было уже покончено. Я не сдавался: засунув голову в открытое боковое окно, я продолжил приятное общение с этим мрачным господином.
– А вы не подскажете, будет ли тело отправлено на освидетельствование судмедэксперта?
Он снова покачал головой, и я начал было думать, что он иностранец и свое незнание русского обозначает этими кивками, но он вдруг на чистом русском сказал:
– Если вы хотите пообщаться с родственниками покойного, вы можете проехать с нами – его жена должна подойти к нам в контору для оформления документов.
Обескураженный подобной любезностью, я запрыгнул на второе сиденье и захлопнул дверцу.
* * *
Выйдя из почтового отделения, Роман почувствовал какое-то непередаваемое облегчение. Сбросив с себя все обязательства перед жизнью, он понял, как легко и просто на самом-то деле жить. И вот тут ему по-настоящему захотелось жить. Но если нет такой возможности, то надо хотя бы умереть достойно.
С этой мыслью он вышел из метро и не спеша отправился по уже темным улицам, решая завтра же начать свой последний поход.
Вдруг сзади раздались торопливые шаги. Роман, не оглядываясь, немного посторонился, пропуская позднего прохожего по узкой тропинке вперед. Шаги вскоре приблизились, и Роман повернул голову, стараясь рассмотреть, кто у него за спиной. В это самое мгновение на его затылок обрушился страшный удар. Роман дернулся и осел в снег.
ГЛАВА 11
Разговор с женой Сергеенко потребовал от меня столько выдержки и нервов, что после него я обессиленно вывалился на свежий воздух и полчаса потратил на курение. Сама ситуация была такая, что не располагала к подобного рода беседам, – если ваш муж вдруг умер, а к вам является незнакомый и нудный человек и начинает у вас выспрашивать какие-то пустяки, то как вы с ним поступите? Я бы на вашем месте не стал с ним разговаривать, а выгнал его взашей.
Марии Моисеевне нужно было отдать должное – она терпеливо выслушала все мои вопросы и с достоинством попросила меня удалиться и обратиться к ней хотя бы дня на три позже. Но для меня промедление было хуже, чем смерть, и я не мог уважить ее чувства, а потому продолжал настаивать. Она сдалась:
– Надеюсь, это что-то действительно неотложное.
Сперва я постарался убедить ее, что просто необходимо провести дополнительное освидетельствование и обратиться к услугам независимой судебной экспертизы. Она отказалась наотрез, сказав, что мужа ей это не вернет, а вновь копаться в его останках она никому не позволит.
– Я знаю, как это делается, – брезгливо сказала она.
– Но, Мария Моисеевна, вы не допускаете, что смерть вашего мужа была неслучайной?
Она насмешливо посмотрела на меня:
– Вы хотите сказать, что его убили? Не смешите меня, молодой человек, кому это понадобилось и зачем?
– Вот и нужно это выяснить, вы не согласны?
– Вы говорите чушь! – разгневалась она. – Если вы только за этим пришли, то я думаю, вам уже пора.
Она поднялась с диванчика, на котором мы так мило устроились в коридоре похоронной конторы. Я тоже поднялся и решил для себя, что если сейчас же не задам ей все остальные вопросы, то и на этом деле можно ставить крест. Поэтому, осмелев окончательно, я преградил ей путь и веско спросил:
– Хорошо, пусть так. Но вы могли бы мне хотя бы сказать, в какие еще клиники обращался ваш муж со своими проблемами? Где ему, например, вырезали аппендицит?
– Валентин Иванович за последние пять лет не обращался никуда, кроме вашей клиники. Он любил комфорт и постоянство, и в вашем лечебном заведении его все устраивало. А узнал он об этом на собственном опыте – аппендикс ему у вас и удалили.
На этом мне пришлось с ней распрощаться, и вот теперь я сидел на улице, несмотря на мороз, и дрожал от холода и возбуждения. Слегка успокоившись, отправился домой.
Поднявшись на свой этаж, зазвенел ключами, открывая квартиру. Тотчас распахнулась соседняя дверь, и моя бдительная старушка высунула седую любопытную голову и, улыбаясь, произнесла:
– Добрый вечер, Володечка! А у меня для вас сюрприз!
Я устало подумал, что хватит с меня на сегодняшний день сюрпризов, и если это окажутся снова те пересоленные тефтели, которыми она меня потчевала в прошлый раз, то... Но старушка хитро подмигнула и, исчезнув на минуту, просунула через щель в двери бумажный пакет, на котором красным фломастером размашисто написан был мой адрес и фамилия.
Я чуть было не забыл об этой неожиданной посылке и теперь смотрел на нее, как тот баран из поговорки, постепенно соображая, что это такое. Наконец я все вспомнил.
– Ну что, не бомба? – улыбнулся я соседке.
– Нет, нет! Я проверяла! В этот раз другой принес, поменьше, и такой услужливый молодой человек. На нем форма была и шапочка, и документы в порядке. Я ему велела распечатать, но он отказался – ведь пакет предназначался вам. Но я ему ваше пожелание передала, и он согласился.
Она сунула пакет мне в руки, кивнула и захлопнула дверь.
Я немного опешил от ее необычного поведения, но, видимо, сегодняшние впечатления совершенно исчерпали остатки любопытства Ксении Георгиевны.
– Спасибо, Ксения Георгиевна! – сказал я закрытой двери и прошел в свою квартиру.
Вопреки логике, не стал сразу распечатывать пакет, а прежде разделся и полез под душ. Немного расслабившись от теплой воды, растерся мохнатым полотенцем, вышел из ванной комнаты и сразу же пошел к холодильнику.
Сытный ужин окончательно успокоил мои нервы и направил мысли совсем в другое русло. Я позволил себе развалиться на диване перед телевизором. Не прошло и пяти минут, как я заснул. Проснулся ночью. Разбудил меня непонятный шум.
* * *
Отлежавшись после сотрясения мозга, Дима снова пошел к клинике. Ему не было жаль своего идеального классического носа, который теперь был сломан, ему было жаль потраченных дней – из-за них он мог пропустить что-нибудь важное.
Близко к территории он подойти теперь не решался. Остановившись невдалеке на пригорке, Дима внимательно окинул взглядом окрестности, чтобы выбрать себе правильную диспозицию. Представлениями о стратегии и тактике ведения долгосрочной осады его ум был заполнен еще с раннего детства, когда его папа-офицер прививал сыну любовь к военному делу.
Димин взгляд задержался на стройке высотного дома, которая велась неподалеку от клиники. Он прикинул обзор, который открывается с этой позиции, остался доволен результатом и направился прямиком туда. На стройке он без труда нанялся на хронически вакантную должность ночного сторожа, которая позволяла ему спокойно сидеть в тепле и наблюдать за клиникой столько, сколько его душе угодно.
Отсюда он видел абсолютно все – и кто приходит, и кто уходит, и как в подсобках санитары пьют спирт. Но больше всего Диму интересовала бронированная машина желтого цвета с двумя полосами на корпусе, которая иногда подъезжала к клинике глубокой ночью.
Именно сидя в скрипучем кресле, потягивая горячий чай и спокойно глядя в треснувшее стекло, он видел странную пантомиму, которая разыгралась как будто специально для него, единственного зрителя, во дворе клиники.
Сперва дверь открылась и выпустила двоих санитаров с носилками, на которых лежало нечто завернутое в белую простыню. После этого санитары на некоторое время пропали из его поля зрения, зато появился водитель машины, который нервно смотрел на часы и воровато озирался. К нему присоединился врач, которого Дима легко узнал по белому халату и шапочке. Он передал ему блестящие металлические емкости, оживленно поговорил о чем-то, размахивая руками и пожимая плечами. Потом из клиники вышел человек в камуфляже – у Димы непроизвольно дернулся рот, – и машина уехала. Некоторое время спустя Дима снова увидел санитаров, которые несли носилки с телом в клинику.
Из всего произошедшего Дима вывел, что в этой клинике дела нечисты и именно с этой машиной, которая вызывает такую суету и беготню с носилками, связана разгадка исчезновения Наташи.
Дима взял на себя вдвое больше ночных дежурств и старался ночами не смыкать глаз, боясь пропустить важный момент. И он его едва не пропустил. Как-то идя вечером на дежурство, он увидел стоящую у ворот клиники знакомую машину. Сердце его упало, как упали от неожиданности в снег его перчатки, вынутые из кармана. Он совершенно не предполагал, что нужно сейчас делать, но знал, что это нужно делать немедленно.
Дима поставил в снег сумку с едой, надел перчатки и, оглянувшись, стал потихоньку подбираться к машине.
* * *
Странным звуком, разбудившим меня, было недовольное шипение телевизора, по которому прекратилось всяческое вещание. Я ругнул себя за то, что так бездарно уснул, не обдумав свои дальнейшие шаги. Голова болела, и о чем-то думать вообще не хотелось.
Я стал разбирать постель, и мой взгляд упал на стол, где лежал оранжевый бумажный пакет с моим адресом. Я хлопнул себя по лбу: вот идиот, как я мог забыть! Вдруг в нем что-то важное!
Продолжая зевать, разорвал жесткую бумагу. В пакете оказалась видеокассета без всяких опознавательных знаков. От кого была посылка и что было записано на кассете, оставалось только гадать.
Потому что свой видик я уже давно оттаранил к Марине и теперь остался без этого чуда техники. Я сидел над кассетой, как абориген над кокосом, думая, что же мне теперь делать. Идти посреди ночи к Марине за видиком – глупо. Там встретит на пороге какой-нибудь усатый милиционер в исподнем – объясняй ему, зачем мне понадобилось мое имущество в столь поздний час. Мне вообще за имуществом идти не хотелось – как бы не приняли за повод встретиться, как уже бывало не однажды. Нет уж, увольте!
Оставалось только одно – дождаться утра и проникнуть в комнату психологической разгрузки нашего продвинутого учреждения, в котором стоял пишущий плеер «Panasonic» для практических занятий. Ничего тут не поделаешь – придется отложить знакомство с неожиданно полученными подарками.
* * *
С утра я кинул кассету в портфель и опять начисто о ней забыл, погрузившись с головой в свое расследование.
Первым делом надо просмотреть всю информацию об этом постоянном клиенте. А значит, идти к Хоменко. Не успел я подумать об этом, как в дверь постучали и на пороге появился он, собственной сияющей персоной.
– Скажи мне, друг, компьютерные технологии дошли до того, что позволяют читать мысли на расстоянии? – с неподдельным интересом и удивлением спросил у него я.
– С чего вы это взяли, Владимир Сергеевич? – с теми же искренними чувствами спросил он в свою очередь.
– Я только о тебе подумал – и вот ты!
– Нет, Владимир Сергеевич, вы что-то путаете! Я вам – не белый маг высшей классификации, я простой российский пользователь... В смысле – компьютерный. А к вам я по настоятельной просьбе вашей милой помощницы, которая, похоже, с шести утра дежурит у меня под дверью, – миролюбиво ответил Хоменко, проходя в кабинет и оглядывая серый корпус машины влюбленным взглядом.
– А-а, – вспомнил я вчерашний инцидент. – Она просто очень скучает без своих развлечений. Но мне ты нужен совсем по другому вопросу.
– Задавайте, задавайте мне свои вопросы, а я пока в вашем компе покопаюсь, вы не против? – Он отодвинул меня вместе с креслом от стола и сделал приглашающий жест, который намекал, что мне неплохо бы и уступить свое место.
Я немедленно переместился на диван, а Хоменко воцарился за моим компьютером, напряженно вглядываясь в экран и время от времени щелкая по клавишам. На его манипуляции мой компьютер отзывался ласковым попискиванием. Видимо, что-то шло не так – Хоменко покачивал головой и уговаривал компьютер не упрямиться.
– Мне нужно от тебя вот что, – наконец начал я. – Можно посмотреть через мой компьютер информацию по пациентам клиники?
– Как только у вас будет компьютер, так сразу же станет можно. Нельзя так некорректно вырубать его из сети, он может и вовсе сломаться! – добродушно запугивал меня компьютерный гений.
– И надолго это?
– Да нет, – радушно отозвался тот. – Сейчас закончу тестирование жесткого диска, тогда посмотрим.
Я терпеливо ждал. Дождался – Хоменко констатировал:
– Итак, утеряно шесть кластеров, даю добро заменить их на новые, и после небольшого тайм-аута мы с вами можем приступить к поиску вашей ценной информации.
И действительно – уже через пару минут он позвал меня к монитору.
– Что нам конкретно здесь нужно? – поинтересовался Хоменко, выводя на экран какой-то каталог.
– Полная информация по пациенту Сергеенко В. И.
Хоменко еще пощелкал клавишами и заявил:
– А вот и она!
На экране появилась искомая информация, но меня она не устроила, потому как согласно ей Сергеенко являлся пациентом клиники только с ноября прошлого года, а его первым визитом был обозначен визит к терапевту Юдину П. П.
– Ну, я так не играю! – разочарованно протянул я. – Какая-то неполная у тебя здесь информация.
– Какая есть, – пожал плечами Хоменко. – А вас что-то не устраивает?
– Понимаешь, у меня есть информация, что этот человек у нас на операции лежал.
– Когда? – спокойно спросил Хоменко, пытаясь найти какое-нибудь еще упоминание о пациенте Сергеенко.
– Если его жена ничего не путает, то это было лет пять назад.
– Э-э, Сергеич! Умываю руки. Сам-то вспомни: когда у нас компьютеры в клинике появились?
Я нахмурился, понимая, что этот предмет никогда меня особенно не интересовал:
– Не помню. А когда?
– Года полтора назад, – просветил меня Хоменко. – А до того все записи велись вручную, на классических карточках.
– Понятно, а то я уж хотел совсем разочароваться в вашей технике, в которой никакой полезной информации в жизни не найдешь – то сотрут ее, то неправильно запишут...
– Смотри, Владимир Сергеевич, я и обидеться могу!
– А старые сведения где искать?
– Их хотели тоже в память внести, только это очень трудоемкий процесс – вручную набирать кто будет? К тому же в медицинских каракулях сам черт не разберется, а здесь нужны люди, которые еще и в компьютерах более или менее разбираются. Поэтому все старые карточки элементарно свалили в архив. Там они, наверное, и хранятся. Ну, все – машина ваша в порядке, с вами мы, надеюсь, закончили – пойду я, некогда! – Хоменко бодро отправился по своим делам.
Я же понял, что теперь моя жизнь будет временно посвящена вдыханию бумажной пыли и порче зрения в катакомбах клиники.
Быстро пробежавшись по палатам самых тяжелых больных и отчитав нянечку за то, что она разрешает курить на площадке, я спустился в подвал. Если кто-нибудь наблюдал за мной все это время, он наверняка заподозрил бы неладное, видя меня спускающимся вниз ежедневно. На этот раз я свернул внизу не налево – в морг, а направо – в архив.
Архив был заперт – видимо, за ненадобностью. Пришлось возвращаться на вахту, за ключом. Я обратился к вахтерше со всей возможной обходительностью. Та посмотрела на меня сквозь очки и невозмутимо ответила:
– Нет ключа.
И снова занялась вязанием.