355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Бондаренко » Ромул » Текст книги (страница 8)
Ромул
  • Текст добавлен: 18 января 2022, 08:30

Текст книги "Ромул"


Автор книги: Михаил Бондаренко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

 
В полночь, когда тишина наступала, и все засыпали,
Лай умолкал собак и щебетание птиц,
Помнящий древний обряд и умеющий бога бояться
Тут поднимается, сняв обувь свою, босиком;
Пальцами знак он даёт, прижимая их к пальцу большому,
Чтобы бесплотная тень не повстречалася с ним.
После же, руки свои омыв проточной водою,
Он, отвернувшись, берёт чёрные в руку бобы;
Бросив их, он говорит: «Бобы я эти бросаю,
Чтобы себя и своих ими от вас уберечь!»
Девять раз говорит он так без оглядки: считают,
Что подымает их тень, следом незримо идя.
Снова коснувшись воды, он в темесскую медь ударяет
И умоляет уйти тень из-под крова его.
Девять раз повторив: «Уходите вы, отчие маны!»,
Он, обернувшися, свой этим кончает обряд206.
 

Рем был похоронен на Авентинском холме207. После его смерти в городе началась эпидемия неизвестной болезни («мор»), которую античные авторы рассматривали как гнев богов. По свидетельству Сервия, «тогда обратились к оракулу, а тот ответил, что следует умилостивить манов погибшего брата; поэтому всякий раз, когда Ромул совершал какой-либо торжественный обряд, рядом с ним ставились курульное кресло, скипетр, корона и прочие знаки царского достоинства, чтобы было видно, что они равноправны во власти»208.

Глава третья
ВОЙНА И МИР

Похитители девушек

Считается, что территория, которую при Ромуле занимал Рим, вероятно, охватывала холмы Палатин с Велией, Целий, Эсквилин, Квиринал, Капитолий и часть долины Форума. Границы же римской области в целом пролегали тогда на расстоянии не более шести миль от города209. Так, например, по сообщению Страбона, «между 5-м и 6-м камнем, обозначающим мили от Рима, находится местность под названием Фесты. Эту последнюю считают границей тогдашней римской области. Здесь и в некоторых других местах, как в бывших пограничных пунктах, в один и тот же день жрецы совершают жертвоприношение»210. Тем не менее Плутарх считал, что впервые границы римских владений обозначил лишь царь Нума, поскольку «Ромул не хотел мерить свою землю, чтобы не признаваться, сколько земли отнял он у других»211.

По свидетельству того же Плутарха, Ромул поселился в новом городе на Палатине «близ лестницы, называемой “Скала Кака” [Scala Caci] (это подле спуска с Палатина к Большому цирку). Там же, говорят, росло священное кизиловое дерево, о котором существует следующее предание. Как-то раз Ромул, пытая силу, метнул с Авентина копьё с древком из кизила. Остриё ушло в землю так глубоко, что, сколько людей не пытались вырвать копьё, это никому не удалось, а древко, оказавшись в тучной почве, пустило ростки и постепенно превратилось в изрядных размеров ствол кизила. Последующие поколения чтили и хранили его как одну из величайших святынь и обнесли стеной. Если кому-нибудь из прохожих казалось, что дерево менее пышно и зелено чем обычно, что оно увядает и чахнет, он сразу же громогласно извещал об этом всех встречных, а те, словно спеша на пожар, кричали: “Воды!” – и мчались отовсюду с полными кувшинами. При Гае Цезаре стали обновлять лестницу, и, как рассказывают, рабочие, копая рядом землю, ненароком повредили корни дерева, и оно засохло»212.

Благодаря археологическим раскопкам, проведённым на Палатинском холме, учёные выяснили, что первые римляне обитали в небольших (около 30 квадратных метров), но довольно удобных хижинах. Эти хижины были овальными или прямоугольными; каркасом служили дубовые столбы, поддерживавшие стены и крышу. Стены сооружали из сплетённых прутьев и соломы (или тростника), а затем обмазывали глиной. Крышу хижины делали островерхой и покрывали тростником или соломой. Рядом с центральным столбом, поддерживавшим кровлю, находился очаг, а прямо над ним в крыше имелось отверстие для дыма. Сбоку от входной двери прорубали маленькое окошко, а непосредственно над дверью устраивали небольшой козырёк (скат крыши), опирающийся на два столба, который служил защитой от дождя. Чтобы хижину не затопляло водой, вокруг неё прокапывали ровик. Такие дома воздвигались прямо на земле и каменного фундамента не имели. Лишь позднее их стали возводить на невысоких основаниях из туфовых камней.

Согласно античной традиции, в такой же деревянной хижине, покрытой тростником, жил и Ромул на Палатинском холме213. Позднее римляне сделали жилище первого царя святилищем и после пожаров, нередко случавшихся в городе, постоянно восстанавливали его в первоначальном виде. Например, известно, что во времена императора Августа, то есть более 700 лет спустя, хижина Ромула горела дважды – в 38 и 12 годах до н. э.214, и оба раза восстанавливалась. Дионисий Галикарнасский, сообщая о том, что Ромул и Рем в молодости жили в простых хижинах, пишет: «Одна из них стояла ещё в моё время на кряже Паллантия (Палатина. – М. Б.), обращённом к Цирку. Называется она Ромуловой, её как святыню охраняют те, в чьё попечение она входит. И ничего в ней не утрачивают, но чинят её и возвращают ей прежний облик, буде в ней что-нибудь приходит в негодность от непогоды и времени»215.

Ещё одна хижина Ромула находилась на Капитолии. Античный архитектор Витрувий, рассказывая об устройстве древних хижин, пишет, что «фригийцы, живущие в степных местностях, нуждаясь в дереве из-за недостатка лесов, выискивают естественные холмы, прокапываются внутрь их и, прорывая ходы, расширяют пространство, насколько допускают природные условия. Сверху же, соединяя вместе шесты, делают конусообразные крыши, покрывают их тростником и хворостом и насыпают над жилищами огромные земляные кучи. Таким образом сделанные постройки чрезвычайно теплы зимой и очень прохладны летом. Некоторые делают крытые шалаши из болотного пороста. Да и у других народов в некоторых местах совершенно таким же способом устраиваются хижины из камыша. Точно так же и в Массилии можно видеть кровли, крытые не черепицей, а землёй, сбитой с рубленой соломой. В Афинах на Ареопаге до сих пор существует такой остаток древности с крышей из глины. Также и на Капитолии может напомнить и дать понятие о древних обычаях хижина Ромула, а в крепости – соломенные крыши святилищ»216.

Одежда первых римлян была ещё очень примитивной. Её изготовляли из шерсти или шкур животных. Например, Ромул в юности ходил в волчьей шкуре «по обычаю пастухов. Но многие его упрекают за то, что он носил шкуру своей кормилицы. Этот упрёк отвергают двояко: либо объясняют это вымыслом легенды, либо ссылаются на пример Юпитера, который носил шкуру козы, вскормившей его»217.

Как известно, скотоводство играло важнейшую роль в жизни древнейших обитателей Лация и, в частности, жителей римских холмов. Природные условия идеально подходили для выпаса скота: холмы, поросшие лесом, заливные луга в заболоченной пойме Тибра, удобный водопой218. Археологические раскопки позволили установить, что первые римляне разводили свиней, овец, коз, крупный рогатый скот и лошадей. Овцы и козы давали не только мясо и молочные продукты, но и шерсть, необходимую для изготовления одежды. Быки использовались для вспашки земли, а лошади – для военных целей.

Надо сказать, что сами римляне были прекрасно осведомлены о пастушеском происхождении своих далёких предков. Например, Варрон писал: «И, наконец, разве Италия получила своё имя не от телят, как пишет Пизон? Кто скажет, что римский народ пошёл не от пастухов? Кто не знает, что Фавстул, вскормивший и воспитавший Ромула и Рема, был пастухом? Кто не сообразит, что раз город основали они как раз в Парилии (21 апреля. – М. Б.), то и сами были пастухами? Не о том ли говорят и следующие факты: и сейчас ещё, по старому установлению, пеня определяется в быках и овцах; древнейшая чеканная монета помечена изображением животных; при основании города место будущих стен и ворот определяет линия, проведённая быком и коровой; очистительная жертва за римский народ – это suovitaurilia, когда вокруг обводят кабана, быка и барана; многие наши имена произведены от скота, крупного и мелкого: по мелкому названы Порций, Овиний, Каприлий; по крупному – Еквитий, Таврий, Азиний. Это же подтверждается и прозвищами: есть Аннии Капры, Статилии Тавры, Помпонии Витулы и множество других родов, прозванных по домашним животным»219. О важнейшей роли скотоводства красноречиво свидетельствует вышеупомянутый штраф в виде определённого количества крупного и мелкого рогатого скота, установленный Ромулом и в ряде случаев заменявший смертную казнь. По мнению Цицерона, царь, «налагая пеню в виде овец и быков (так как в те времена имущество состояло из скота и земельных владений, ввиду чего людей называли “богатыми скотом” и “занимающими земли”)», прибегал лишь к принуждению, дабы не обращаться «к насилию и казням»220.

Наряду со скотоводством, не менее важной отраслью сельского хозяйства являлось земледелие. Благодаря археологическим раскопкам, проведённым в Лации, в том числе и на территории римских холмов, учёные выяснили, что в эпоху Ромула местные жители выращивали пшеницу (однозернянку и двузернянку, или полбу), ячмень, бобы, горох и виноград. Из технических культур – лён, который использовался для изготовления одежды. Землю обрабатывали мотыгой и сохой.

Пища была достаточно разнообразной. Благодаря скотоводству жители раннего Рима всегда имели на столе свежее молоко, творог и сыр, а также мясо, которое варили, жарили, запекали, солили, сушили, вялили или коптили. Из пшеницы, полбы или ячменя выпекали хлеб без дрожжей в виде лепёшки. Из тех же злаков, а также из бобов или гороха варили каши и похлёбки. Ели свежий виноград, делали из него вино, а также сушили впрок. Окрестные леса были полны разнообразнейших даров природы, поэтому в рационе присутствовали ягоды, фрукты, орехи, мёд диких пчёл и т. п. Определённую роль играла охота, а также рыболовство, благо поблизости протекал тогда ещё богатый рыбой Тибр. Рыбу варили, жарили, запекали, солили, сушили или коптили.

Первые римляне также занимались добычей соли в устье Тибра, неподалёку от возникшей намного позже Остии.

Помимо того, что соль использовали на месте, её ещё и выгодно продавали соседним народам. Недаром древний путь вдоль тибрского берега, ведущий вглубь земель сабинов, назывался Соляной дорогой221. Известно, что Ромул, покорив в дальнейшем этрусский город Вейи, заставил вейян уступить ему их соляные варницы, тоже находившиеся в устье Тибра222.

Ремесленное производство появляется в Риме на самых ранних этапах существования города. Ведь совершенно ясно, что без каменщиков и плотников города не построить. Правда, Плутарх сообщает, что только при втором римском царе Нуме Помпилии были учреждены коллегии ремесленников: «Царь создал, соответственно роду занятий, цехи флейтистов, золотых дел мастеров, плотников, красильщиков, сапожников, дубильщиков, медников и гончаров; всё же остальные ремесла он свёл в один цех»223. Вполне очевидно, что эти ремесленные профессии существовали уже при Ромуле. Что касается «всех остальных ремёсел», то среди них следует выделить обработку железа, кузнечное ремесло. Месторождений железа в Лации нет, поэтому сырьё приобреталось у соседних этрусков. При археологических раскопках древнейших могил на территории римских холмов были найдены железные наконечники копий, мечи, ножи. Немало обнаружено изделий из бронзы – это браслеты, фибулы, кольца, дисковидные подвески, серьги, наконечники копий, шлемы и т. п. Изредка в могилах встречаются украшения из серебра и золота. Металлических денег в то далёкое время ещё не существовало, и поэтому денежным эквивалентом служил скот.

О широком распространении при Ромуле ткацкого ремесла свидетельствуют многочисленные терракотовые пряслица, обнаруженные в вышеупомянутых могилах. Впрочем, хорошо известно, что ткацкое ремесло в древних обществах носило домашний характер, и им занимались исключительно женщины. Одежда римлян делалась из овечьей шерсти, а также иногда из льна. Женщины только ткали материю, а вот её окраску выполняли красильщики, умевшие составлять всевозможные красители и в совершенстве владевшие различными технологиями окрашивания.

Кто же занимался всеми вышеперечисленными ремёслами? Дионисий Галикарнасский передаёт, что Ромул повелел рабам и иноземцам заниматься ремеслом как делом для римских граждан позорным224. Ясно, что это утверждение не вполне соответствует действительности, так как царь Нума вряд ли стал бы объединять рабов в ремесленные коллегии. Очевидно, что основная масса ремесленников того времени принадлежала к слою свободных людей.

На первых порах жителей в Риме было очень мало. Чтобы обеспечить приток населения, Ромул основал на Капитолийском холме специальное убежище (asylum), предназначенное для всех, кто желал получить приют и защиту. Например, Дионисий Галикарнасский отмечает, что «место между Капитолием и крепостью, которое ныне называется на языке римлян “Между двумя рощами”, да и тогда употреблялось то же прозвище, было тенистым благодаря раскинувшимся на склонах с обеих сторон лесам. Ромул сделал его священным и устроил в нём убежище, безопасное для просящих защиты, и там же соорудил храм»225. Этот храм был посвящён Вейовису (Ведиовису) – зловещему богу подземного царства226, а основан, по свидетельству Овидия, в мартовские ноны (7 марта):


 
Знаком отмечен одним день мартовских нон. Полагают,
Что меж двух рощ посвящён храм Ведийова в сей день.
Ромул высокой стеной окружил здесь деревья, сказавши:
«Всякий сюда убегай, здесь ты ограду найдёшь».
О, сколь из жалких начал величие римское встало!
Как незавидна была эта толпа в старину!227
 

По мнению Тита Ливия, устраивая убежище, «чтобы огромный город не пустовал, Ромул воспользовался старой хитростью основателей городов (созывая тёмный и низкого происхождения люд, они измышляли, будто это потомство самой земли)... Туда от соседних народов сбежались все жаждущие перемен – свободные и рабы без разбора, – и тем была заложена первая основа великой мощи»228. При этом, как подчёркивает Дионисий Галикарнасский, «для прибегающих к нему как к убежищу просителей Ромул выступил поручителем в том, что они не потерпят никакого зла от врагов благодаря благочестию в отношении божества, и обещал, если они пожелают остаться у него, дать им права гражданства, а также участок земли, которую сможет отобрать у неприятелей»229.

Действительно, основной причиной учреждения убежища являлось стремление Ромула привлечь в новый город как можно больше населения, в особенности молодых мужчин, которые составили бы в будущем основу царской армии. И при этом царя совершенно не волновало происхождение этих людей. Ромул готов был предоставить убежище и римское гражданство практически всем: изгнанникам, беглым рабам, нищим пастухам, должникам, иноплеменникам и даже разбойникам и убийцам230. Поэтому сатирик Ювенал, высмеивая генеалогию римлян, ехидно замечает:


 
Сколь бы далеко ни взял и сколь бы вдаль ни подвинул
Имя своё, – ты ведёшь свой род от подлого сброда.
Первый из предков твоих, кто бы ни был он, – или пастух был,
Или такой, что о нём и вовсе думать не стоит231.
 

Однако Ромул не мог позволить себе быть разборчивым, поскольку речь шла о дальнейшей судьбе римской общины, которая родилась в окружении весьма недружелюбных соседей и должна была не только обороняться, но и расширять свои владения, чтобы открыть себе путь к процветанию и благосостоянию.

Вокруг Рима проживало немало богатых и воинственных племён. И Ромул понимал, что для будущего благоденствия его народа необходимо наладить с этими племенами дружеские отношения. А сделать это можно было лишь породнившись с ними, то есть путём заключения браков232. Кроме того, в только что основанном городе Ромула большую часть населения составляли мужчины, как это обычно и бывало в новых колониях, а женщин проживало крайне мало. Вследствие этого надежд на обильное потомство почти не было, а значит, и последующее существование Рима находилось под угрозой233. Соседние же племена, в свою очередь, взирали на римлян свысока и не стремились устанавливать брачные связи с каким-то сбродом. Поэт Овидий в «Фастах» от лица бога Марса, отца Ромула, так описывает эту ситуацию:


 
Если желаешь сказать обо всём ты спервоначала,
Рим был ничтожен, но был полон великих надежд.
Стены стояли уже для грядущего тесные люда,
Хоть и казались они слишком обширными встарь.
Если ты спросишь, каков дворец был нашего сына,
На тростниковый взгляни крытый соломою дом.
Здесь на соломенной он по ночам забывался подстилке,
С этого ложа сумев богом взойти в небеса.
Римляне были тогда далеко уже по свету славны,
Но не звался среди них свёкром иль мужем никто.
Бедных супругов себе не брали соседки-богачки,
И забывали, что в них тоже течёт моя кровь.
Стыдно казалось и то, что живут они с овцами в стойлах
И что немного у них пахотной было земли.
С равными сходятся все: и птицы, и дикие звери,
Даже змея, чтоб родить, ищет другую змею;
И с иноземцами в брак вступать возможно, но чтобы
С римлянином заключить брак, не нашлось ни одной234.
 

Ромула очень беспокоила эта проблема и поэтому он, по словам Тита Ливия, «разослал по окрестным племенам послов – просить для нового народа союза и соглашения о браках: ведь города, мол, как всё прочее, родятся из самого низменного, а потом уж те, кому помогою собственная доблесть и боги, достигают великой силы и великой славы; римляне хорошо знают, что не без помощи богов родился их город и доблестью скуден не будет, – так пусть не гнушаются люди с людьми мешать свою кровь и род. Эти посольства нигде не нашли благосклонного приёма – так велико было презренье соседей и вместе с тем их боязнь за себя и своих потомков ввиду великой силы, которая среди них поднималась. И почти все, отпуская послов, спрашивали, отчего не откроют римляне убежище и для женщин: вот и было бы им супружество как раз под пару»235.

После таких оскорбительных отказов Ромул затаил на соседей обиду. Он понял, по словам Дионисия Галикарнасского, «что жители соседних городов не явятся к ним добровольно и не поселятся вместе с ними, потому что римляне не сильны богатством и не проявили себя ни в каком славном подвиге, но что они уступят лишь насилию, если никакое бесчестие не будет сопутствовать принуждению»236. Поэтому юноша решил хитростью похитить девушек у соседей и рассказал о своём замысле Нумитору. Получив благословение деда, а также заручившись поддержкой старейшин, Ромул объявил о проведении Консуалий – празднества, которое он учредил в честь Конса, бога спрятанных в землю посевных зёрен, благих советов и тайных замыслов (со временем его ошибочно отождествили с греческим богом Посейдоном-Нептуном Конником)237. Затем молодой царь приказал оповестить все соседние города о предстоящем празднике, «призывая желающих из числа благородных принять участие в собрании и в состязаниях, поелику он намеревался устроить конные ристания и разнообразные соревнования мужей»238.

Впоследствии в Консуалии римляне приносили жертвы на особом подземном алтаре Конса, который ради этого освобождался от земли; украшали лошадей и ослов венками и давали им отдых, а также устраивали состязания незапряжённых и запряжённых в колесницы лошадей. При этом в июльские ноны (7 июля) на алтаре Конса приносили жертвы общественные жрецы, а непосредственно в день Консуалий (за 12 дней до сентябрьских календ, то есть 21 августа) – фламин бога Квирина и весталки239. Плутарх как раз пишет, что Ромул перед праздником «распустил слух, будто нашёл зарытый в земле алтарь какого-то бога. Бога называли Консом, считая его то ли богом Благих советов... то ли Посейдоном-Конником, ибо алтарь этот установлен в Большом цирке, и его показывают народу только во время конных состязаний. Иные же утверждают, что, вообще, коль скоро замысел держали в тайне и старались не разглашать, было вполне разумно посвятить божеству алтарь, скрытый под землёю. Когда его извлекли на свет, Ромул, предварительно известив об этом, принёс щедрые жертвы и устроил игры и всенародные зрелища»240.

Первые Консуалии должны были отмечаться 21 августа 753 года до н. э., то есть ровно через четыре месяца после основания Рима241. Впрочем, Гней Геллий и Дионисий Галикарнасский придерживаются мнения, что это событие (и последовавшее за ним похищение девушек) произошло не в первый год правления Ромула, а в четвёртый, поскольку, считают они, Ромул вряд ли бы пошёл на такую авантюру, не укрепив прежде город242. Но при этом указанные авторы почему-то не задаются вопросом, как удалось молодым римским мужчинам, составлявшим тогда основу населения Рима, целых четыре года обходиться без женщин.

С самого утра в город начали прибывать вместе с жёнами и детьми ближайшие соседи римлян – сабины (сабиняне), ценинцы, крустуминцы, антемняне (то есть жители городов Ценины, Крустумерии, Антемн)243. Больше всего пришло сабинов, которые проживали на территории между реками Тибр, Атерн и Аниен. «Порций Катон передаёт, что имя народу сабинян было дано по Сабу, сыну Сайка, местного божества, а некоторые этого Санка называют Юпитером Фидием. И Катон рассказывает, что первым их поселением была некая деревня, именуемая Теструной, расположенная близ города Амитерна. Из этого селения сабиняне двинулись на Реатину, населённую тогда аборигинами и пеласгами, и войною одолели и завладели их самым знатным городом Котилией. Выведя из Реатины колонии, они основали много других городов, в которых жили без крепостных стен, в том числе так называемые Куры»244.

Гостей приняли радушно, показали им новые городские стены и дома. Затем, после необходимых жертвоприношений богу Консу, начались лошадиные бега. Вот тут-то и пришло время для похищения девушек, так хитро задуманного юным царём. Плутарх пишет, что «Ромул в пурпурном плаще сидел вместе с лучшими гражданами на первых местах. Сигнал к нападению должен был подать сам царь, поднявшись, свернувши плащ и снова накинув его себе на плечи. Множество римлян с мечами не спускали с него глаз и, едва увидев условленный знак, немедленно обнажили оружие и с криком бросились на дочерей сабинян, не препятствуя отцам бежать и не преследуя их»245. Началась всеобщая свалка, сопровождаемая криками похищаемых девиц, которых римские юноши в основном хватали без разбора, какая кому попадётся, но особо красивых сразу отводили в дома знати. Родители же девушек спасались кто куда, воображая, что будут немедленно убиты, и проклиная коварство римлян, поправших все обычаи гостеприимства246. Забавную поэтическую реконструкцию этих событий создал Овидий:


 
Ромул, это ведь ты был первым смутителем зрелищ,
Рати своей холостой милых сабинянок дав!
Не нависали тогда покрывала над мраморным склоном,
А на подмостки внизу рыжий не брызгал шафран, —
Сценою был безыскусный развал наломанных сучьев
И густолистых ветвей из палатинских дубрав,
А для народа кругом тянулись дерновые скамьи,
И заслоняла листва зной от косматых голов.
Каждый глазами себе выбирает желанную деву,
Каждый в сердце своём страстью безмолвной кипит.
Вот неумелый напев из этрусской дуды вылетает,
Вот пускается в пляс, трижды притопнув, плясун, —
И под ликующий плеск ещё неискусных ладоней
Юношам царь подаёт знак к похищению жён.
Все срываются с мест, нетерпенье криками выдав,
Каждый добычу свою жадной хватает рукой.
Словно голубки от клюва орла летят врассыпную,
Словно овечка бежит, хищных завидя волков,
Так под напором мужчин задрожали сабинские девы:
Схлынул румянец с лица, трепет объемлет тела.
Страх одинаков во всех, но у каждой по-своему виден:
Эта волосы рвёт, эта упала без сил,
Эта в слезах, но молчит, эта мать призывает, но тщетно,
Эта нема, эта в крик, та цепенеет, та в бег.
Вот их ведут чередой, добычу любовного ложа,
И от испуга в лице многие даже милей.
Если иная из них отбивалась от властного друга —
Он на руках её нёс, к жаркому сердцу прижав,
Он говорил: «Не порти очей проливными слезами!
Чем для отца твоя мать, будешь и ты для меня»247.
 

Плутарх описывает курьёзное происшествие, случившееся тогда же: «Среди похитителей, говорят, обращала на себя внимание кучка людей из простого народа, которые вели очень высокую и необыкновенно красивую девушку. Им навстречу попалось несколько знатных граждан, которые стали было отнимать у них добычу, тогда первые подняли крик, что ведут девушку к Таласию, человеку ещё молодому, но достойному и уважаемому. Услышав это, нападавшие ответили одобрительными возгласами и рукоплесканиями, а иные, из любви и расположения к Таласию, даже повернули назад и пошли следом, радостно выкрикивая имя жениха. С тех пор и по сей день римляне на свадьбах припевают: “Таласий! Таласий!” – так же как греки “Гименей! Гименей!” – ибо брак Таласия оказался счастливым. Правда, Секстий Сулла из Карфагена, человек, не чуждый Музам и Харитам, говорил нам, что Ромул дал похитителям такой условный клич: все, уводившие девушек, восклицали “Таласий!” – и восклицание это сохранилось в свадебном обряде»248.

По приказу Ромула, отданному заранее, римляне должны были хватать только девушек, относить их в свои дома и хранить неприкосновенными до следующего дня249. Но, как это часто бывает, среди всеобщей суматохи они по ошибке схватили одну замужнюю сабинянку по имени Герсилия, которая изо всех сил цеплялась за свою дочь. По данным Зенодота Трезенского, Герсилия приглянулась Ромулу, стала его женой и впоследствии «родила ему детей – сперва дочь, так и названную Примой (Первая. – М. Б.), а затем единственного сына, которому отец дал имя Аоллия (Собранный вместе. – М. Б.) в память о стечении граждан в его, Ромула, царствование, но впоследствии он был известен под именем Авиллия»250. Однако остальные античные авторы утверждают, что Ромул не оставил после себя потомства251.

Согласно более распространённой версии, Герсилию взял в жёны Гостий (Гост) Гостилий, один из знатных и богатых людей, переселившихся в Рим из латинского города Медуллии. Герсилия подарила ему сына, ставшего затем отцом римского царя Тулла Гостилия. Примечательно, что Герсилия первой из похищенных сабинянок родила ребёнка в Риме. За это Ромул подарил её малышу золотую буллу и роскошную тогу252.

На следующий день, когда страсти уже улеглись, Ромул созвал сходку, на которую римские юноши привели похищенных девушек, всё ещё терзаемых отчаянием и негодованием. Царь, по словам Тита Ливия, «обращался к каждой в отдельности и объяснял, что всему виною высокомерие их отцов, которые отказали соседям в брачных связях; что они будут в законном браке, общим с мужьями будет у них имущество, гражданство и – что всего дороже роду людскому – дети; пусть лишь смягчат свой гнев и тем, кому жребий отдал их тела, отдадут души. Со временем из обиды часто родится привязанность, а мужья у них будут тем лучшие, что каждый будет стараться не только исполнить свои обязанности, но и успокоить тоску жены по родителям и отечеству. Присоединялись к таким речам и вкрадчивые уговоры мужчин, извинявших свой поступок любовью и страстью, а на женскую природу это действует всего сильнее»253. Закончив свои увещевания, Ромул тут же обручил с девушками некоторое количество римских юношей. К сожалению, число похищенных девушек точно не известно, поскольку в источниках указаны очень разные цифры: 30, 527, 683 и т. п.254


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю