355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Болтунов » Спецоперация «Зверобой» » Текст книги (страница 2)
Спецоперация «Зверобой»
  • Текст добавлен: 10 февраля 2021, 14:30

Текст книги "Спецоперация «Зверобой»"


Автор книги: Михаил Болтунов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 3

Баталин так и уснул за столом, не в силах сдвинуться с места. А утром его разбудил начальник связи дивизии.

– Сергей! – тормошил его майор. – Да, проснись же, Баталин.

Воентехник поднял голову, протер глаза, провел ладонью по лицу и удивленно уставился на майора.

– Кончай ночевать. Пора за работу.

– Какую работу? – не понял Сергей.

Майор склонился к уху Баталина и прошептал:

– Пыль с пирогов сдувать. А хочешь по грибы слетаем.

– Я только вчера на грибной охоте жопу отморозил. До сих пор от лавки отодрать не могу.

Начальник связи широко улыбнулся, видя, что привел в чувство Баталина.

– Жопу ладно. Ты уши, случаем, не отморозил? Тогда пойдем, дорогой. Включу тебе финнов на узле связи и слушай их, поганых, сколько влезет.

– Зачем? – не понял Сергей.

– Это ты у дорогого товарища Мехлиса спроси. Он в соседней хате кофе хлебает, да командиров наших поднимает на дыбу, заодно и тебе объяснит. Хочешь провожу, дорогу укажу?

Баталин испуганно замотал головой. Майор по-дружески положил ему руку на плечо.

– Радуйся, академик. Тебе еще рано на дыбу к Леву Захаровичу. А приказал он прослушать, что финны про нас треплются, и доклад ему на стол.

– Я без прослушки знаю. Празднуют финны свою победу над прославленной дивизией Щорса.

Майор устал уговаривать Баталина, только обреченно рукой махнул.

– Дело твое… Как знаешь.

– Погоди, это я так, к слову, – спохватился Сергей. – Пойдем послушаем. Триста лет мне бы их не слышать. На кой черт мне нужен был этот финский?

– Все бурчишь, господин толмач, а язык тут при чем, – укоризненно произнес начальник связи.

Сергей ничего не ответил, молча натянул шинель.

– У вас там перехватить ничего не найдется, а то я со вчерашнего дня ни хрена не ел.

– Хрена, извини, нет. Но голодным не оставим. Мы ж из окружения-то вышли.

На узле связи майор настроил приемник на волну финского радио и передал наушники Баталину. Финны ликовали. Звучала бравурная музыка, песни, время от времени прерываемые голосом диктора. Они славили доблестных финских воинов и их бесстрашных командиров. Рассказывали о том, как выбили из Суомуссалми 163-ю стрелковую дивизию русских, а 44-ю разгромили.

Потом музыка прекратилась и диктор торжественно объявил, что сейчас выступит полковник Сииласвуо, под гениальным руководством которого финские войска разгромили советские дивизии.

Глуховатый, с хрипотцой голос звучал из приемника. Слышимость была отличная. Финский военачальник подробно рассказывал о ходе боев, о смелости его подчиненных, о низком воинском мастерстве русских, о новой тактике действий, которую он лично изобрел. Сииласвуо называл эту тактику как-то странно. «Мотти, мотти», – повторял он. Поначалу Сергей не мог взять в толк, что за «мотти». Но это было важно. Война не окончена, надо знать, чего нового придумал противник.

«Мотти» по-фински не что иное, как заготовка дров. В ее основе, как известно, два действия: отрезать и колоть. Нечто подобное финны и проделали с частями 44-й дивизии – разрезали их на части и уничтожали.

Полковник Сииласвуо с упоением рассказывал: «Паника окруженных все росла, у противника больше не было совместных и организованных действий, каждый пытался действовать самостоятельно, чтобы спасти свою жизнь. Лес был полон бегущими людьми. Бойцы бросали не только пушки и пулеметы, но и винтовки. Многие красноармейцы погибли, застигнутые бураном. В полдень 7-го числа противник начал сдаваться, в основном это были раненые. Голодные и замерзшие люди выходили из землянок.

Мы захватили немыслимо большое количество военных материалов, о которых наши части не могли мечтать даже во сне. Досталось нам все вполне исправное, пушки были новые, еще блестели… Трофеи составили 40 полевых и 29 противотанковых пушек, 27 танков, 6 бронеавтомобилей, 20 тракторов, 160 грузовых автомобилей, 32 полевые кухни, 600 лошадей».

Финский военачальник говорил не торопясь, словно смакуя каждое слово. Сергей успел записать все выступление. Перечитав его еще раз, Баталин подумал, что вряд ли оно понравится товарищу Мехлису. Впрочем, Лев Захарович в этой ситуации человек не посторонний, он является членом Военного совета армии. Так что пусть наслаждается речью финского военачальника.

…В последующие три дня переводчик Баталин занимался тем же, слушал противника, записывал, переводил и представлял отчеты Мехлису. Иногда помогал связистам. Начальник связи даже предложил остаться на время войны на узле в качестве инженера. Но Сергей сослался на то, что у него есть целевое назначение в особую лыжную бригаду, и он должен явиться туда. Пользуясь добрым отношением к нему майора, попросил помочь дозвониться до отдела кадров штаба армии, соединить его с интендантом Шкурко.

Кадровик был нежданно рад услышать Сергея.

– Ты жив, Баталин?

– Наполовину…

– Не понял, ранен, что ли? – заволновался интендант.

– Нет-нет, все в порядке, – поспешил он успокоить кадровика.

– Ну, добро. Я дам команду, на тебя оформят документы, и вперед к Хаджи. Волновался за тебя, академик, переживал… Случись чего, пришлось бы объясняться, каким ветром тебя занесло в сорок четвертую. Я-то считал все будет чики-пики, по-быстрому, а оно вон как обернулось.

Вечером Баталина вызвали в отделение кадров дивизии. Сказали, что получили команду, завтра к вечеру утрясут все вопросы, оформят документы, а утром ему приказано убыть к новому месту службы.

В первой половине дня 11 января Сергей побывал в вещевой, в продовольственной службе, получил аттестаты, паек в дорогу, забежал проститься к начальнику связи, с которым они в последние дни подружились.

Посидели, попили чайку, и тут застала их команда: «Строиться!» Зачем, почему, никто не знал. Роты были выведены на окраину деревни, в поле. Подразделения построились в каре. Начальник связи и Баталин стояли на правом фланге среди штабных командиров, интендантов, инженеров.

Военные спрашивали друг у друга, в связи с чем построение, но никто толком ничего не мог объяснить.

Вдруг строй зашелестел, зашевелился, и по нему побежал шепоток:

– Мехлес, Мехлис…Чуйков…

Сергей поднялся на носочки, увидел, как со стороны деревни, идут несколько человек. Впереди гордо вышагивал Мехлис. Баталин узнал его петушиную походку. В прошлом году Лев Захарович приезжал к ним в академию, выступал. На шаг сзади него шел военный с петлицами генерал-лейтенанта. Это командующий Чуйков, понял Сергей. Дальше он узнал вчерашнего прокурора Холиченко, еще какого-то юриста, политруков.

Следом за ними, на некотором удалении, в сопровождении двух часовых медленно двигались комбриг Виноградов, полковник Волков, батальонный комиссар Пахоменко. Все с непокрытыми головами, без шапок.

Шинель командира дивизии была застегнута на все пуговицы, словно на строевом смотру. Начальник штаба шел широко распахнув полы, подставляя лицо колючему ледяному ветру. Начальник политотдела кутался, подняв воротник.

Сергей пригляделся к Онуфрию Волкову, с которым провел несколько недель бок о бок. Казалось, начштаба постарел на несколько лет. Серое лицо, мешки под глазами, впалые щеки, заросшие щетиной. Темные полукружья под глазами. Полковник старался держаться, не опускал головы, а вот батальонный комиссар Пахоменко совсем сник. Поднятый воротник почти полностью закрывал лицо, и только квадратный желтый подбородок торчал из-под серого шинельного сукна.

На первый взгляд комбриг Виноградов был спокоен. И только крупная жилка у глаза нервно дергалась, словно комдив хотел подмигнуть стоящим в строю командирам и солдатам.

Строй замер, утих шепоток и шелест. Вперед вышел Мехлис. Он гордо вскинул голову и почему-то громко крикнул, хотя спокойно, без надрыва, сказанное слово было далеко слышно в морозном воздухе.

– Товарищи красные командиры и солдаты! Слово для оглашения приговора военного трибунала предоставляется военному юристу второго ранга Токанаеву.

От общей группы отделился высокий, нескладный юрист в длиннополой шинели. Он сделал шаг, оказался впереди Мехлиса. Замешкался, отступил на полшага назад. Начал читать негромко, немного шепелявя, словно надоевшую, никому не нужную инструкцию.

– Приговор. Именем Союза Советских Социалистических Республик 1940 января 11 дня, военный трибунал 9-й армии Ленинградского военного округа в открытом судебном заседании в селе Важенвары в составе: председательствующего военного юриста второго ранга Токанаева, членов – младшего военного юриста Федорова, старшего политрука Бородкина, при секретаре Ганкине с участием государственного обвинителя…

Сергей слушал, а взгляд почему-то не мог оторвать от Мехлиса. Ноздри члена военного совета раздувались от негодования. Казалось, он готов был вырвать из рук председателя трибунала приговор и, сгорая в пламенном гневе, показать всем, как он ненавидит трех руководителей соединения, ожидавших своей страшной участи на холодном ветру.

…Рассмотрел дело номер шесть по обвинению Виноградова Алексея Ивановича, рождения 1899 года, по национальности русский, женат, член ВКП(б) с 1930 года, уроженец Калининской области, Осташковского района, образование среднее, бывшего командира 44-й стрелковой дивизии, по званию комбриг, имеет орден Красного Знамени и медаль 20 лет РККА, не судим…

Баталин вспомнил, как однажды поздним вечером, начштаба Волков рассказывал ему о комдиве. Оказывается, Виноградову не было еще и двадцати, когда он вступил в Красную армию, ушел на фронт, воевал против Колчака, был ранен. Окончил курсы краскомов, опять воевал, против Махно, потом против Врангеля. Позже служил, прошел все должности от взводного до начальника штаба полка. Пять лет руководил штабом, в 1937-м получил под свою команду полк.

Был направлен в специальную командировку в Китай. По возвращении его назначили командиром дивизии.

– Слушай, под расстрел их, что ли, подводят? – толкнул в бок взволнованный начальник связи.

– Да нет, не может быть.

– А ты послушай, послушай, что бормочет этот предвоентрибунала.

…Установил виновность Виноградова доказанной – услышал Баталин. – Своим преступным предательским руководством довел части дивизии до состояния небоеспособности… В самый ответственный момент, когда дивизия была в окружении белофиннов, оставил все основные силы дивизии без руководства…

Военюрист умолк, стараясь верхний лист, трепещущий на ветру, подложить под низ бумаг. У него ничего не получалось. Мехлис окинул предтрибунала рассерженным взглядом. Наконец тот справился с бумагами, продолжил зачитывать приговор.

– Виновность Волкова в том, что он состоя в должности начальника штаба дивизии, за тот же период времени своим преступно предательским руководством и бездействием создал условия, повлекшие за собой тяжкие последствия для дивизии… Тяжелые потери в людском составе и материальной части…

– Сейчас за комиссара возьмутся, – сказал кто-то в строю позади Баталина. И действительно, военюрист в следующее мгновение прочитал.

– Виновность Пахоменко… своей преступной деятельностью, не обеспечением политработы в частях способствовал созданию паники, трусости…

«Да мы и без Пахоменко трусили, – пронеслось в голове Баталина. – Жить-то всем хотелось». Сергею как-то стало не по себе от такого неожиданного соображения. Он даже опасливо огляделся, не подслушал ли кто его крамольную мысль.

– На основании вышеизложенного, – военюрист сделал паузу, – военный трибунал девятой армии приговорил: Виноградова Алексея Ивановича… Волкова Онуфрия Иосифовича и Пахоменко Ивана Тимофеевича подвергнуть высшей мере наказания – расстрелять… Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и в силу входит немедленно.

Баталин вдруг почувствовал, как он замерз на этом проклятом финском морозе. Дело не только в том, что заледенели руки, ноги. Холод заполз в душу.

Осужденных отвели шагов на тридцать от строя. Грянул залп отделения красноармейцев, и бывшие комбриг, полковник и комиссар упали навзничь в сугроб.

Кто-то скомандовал ротам: «Налево!», «Шагом марш!», и подразделения двинулись обратно в деревню. А Сергея не несли ноги. Он продолжал стоять на том же месте.

Тела трех расстрелянных остался охранять часовой. Баталин хотел подойти поближе, но солдат отрицательно покачал головой.

– Нельзя, товарищ воентехник. Не приказано пускать.

Смеркалось. Мела поземка, засыпая тела снежной крупой. Сергей повернулся и медленно побрел по дороге. Ему хотелось плакать. Он плакал. От боли, которая давила грудь. От мальчишеского бессилия. От обиды. От жалости ко всем, и живым и мертвым, попавшим на эту войну.

Глава 4

Дверь в избу, где располагался штаб особой лыжной бригады, была приоткрыта, и Баталин узнал голос майора Кузьмы Деревянко. Сергей только, что прибыл в часть и пришел представиться.

Начальник штаба говорил с кем-то по телефону. Чтобы не мешать, Баталин заходить не стал, решил дождаться окончания разговора в сенях.

Деревянко диктовал своим низким хрипловатым баском: «Начальнику разведотдела Ленинградского военного округа комбригу Евстигнееву. Для обеспечения работы бригады прошу вас в срочном порядке направить в наш адрес следующее оружие: пистолетов-пулеметов сорок штук с запасом обойм, патронов к ним восемьдесят тысяч, пистолетов “Маузер” сто штук с деревянной кобурой, патронов к ним шестнадцать тысяч».

Майор сделал паузу, потом спросил:

– Записал?

И, видимо, получив утвердительный ответ на том конце провода, добавил:

– Внеси в этот список еще тридцать часов и пятьдесят финок. Подпись командира.

Баталин услышал, как опустил трубку начштаба, и только потом постучал в дверь, попросил разрешения войти.

– Товарищ майор! Воентехник второго ранга Баталин для дальнейшего прохождения службы прибыл, – доложил Сергей.

Кузьма Деревянко сидел за столом, уткнувшись в бумаги. Он поднял голову и удивленно посмотрел на вошедшего.

– Баталин?! Ты ли это? Мы тебя заждались.

Майор поднялся из-за стола, крепко пожал руку воентехнику.

– Могли не дождаться, товарищ майор, – вздохнул Сергей. – Я же до Суомуссалми едва не дошел, а оттуда едва ноги унес.

– Вот это номер. Как же тебя угораздило? Присядь, объясни толком.

– В общем, перед тем, как отправиться к вам, получил я в академии направление. Там сказано: явиться в штаб 9-й армии. Ну что, явился. Мне в кадрах говорят: бригада Мамсурова только формируется, а 44-я дивизия срочно выдвигается на фронт. Нужен переводчик. Нужен так нужен. Я же человек военный. Так попал к Виноградову. С ним все и прошел от начала до конца.

– Что и при аресте присутствовал?

– И при аресте, и при расстреле.

– Вон оно как, – сочувственно сказал Деревянко. – Досталось тебе. Назад в академию вернуться не хочешь? Боевое крещение получил.

– Нет, товарищ майор, я же к вам просился, в составе бригады воевать хотел. А теперь вроде, как дезертирую.

Кузьма Николаевич усмехнулся и покрутил головой.

– Тогда садись, вот твой рабочий стол.

– Простите, товарищ майор, но я бы хотел в войска.

– Дух хоть переведи. Ты же только из войск, да еще из окружения.

Баталин напряженно молчал. Не желал он оставаться в штабе.

– Давай договоримся так, – сказал Деревянко, – Денька на два-три задержись. Поможешь мне с делами разгрестись. Потом отпущу тебя в войска. Сам выбирай, хочешь к Харитоненкову в первый отряд шагай, либо к Куличкову во второй, или в третий к Юржицу.

На том и порешили. Начальник штаба поручил Баталину, как он выразился, «посидеть на финской волне», то есть послушать, что говорит о нас радио противника. Сразу уточнил: важны не только общеполитические разговоры, но прежде всего, конкретные сообщения о советских парашютистах, схваченных агентах, поскольку Разведуправление Красной армии уже осуществляло заброску разведчиков на территорию противника.

Первый же сеанс прослушивания принес свои результаты. Радио процитировало заметку корреспондента шведской газеты «Стокгольмс тиднинген». В ней сообщалось, что «отмечено нововведение советских войск: применение парашютистов, которые должны уничтожать промышленные предприятия и дорожные сооружения. Парашютисты действуют маленькими отрядами семь-восемь человек, вооружены ручными пулеметами, снабжены радиопередатчиками и, естественно, одеты в форму финских солдат. Все эти парашютисты были или уничтожены, или взяты в плен».

Поздно вечером прозвучало сообщение из Стокгольма: «Вчера утром группа хорошо вооруженных диверсантов появилась в 15 километрах севернее города Кеми. Они были замечены финскими зенитчиками, которые немедленно высадили патрули на лыжах для встречи и атаки парашютистов. Ожесточенный бой произошел после того, как русские пытались продвинуться для того, чтобы взорвать железнодорожный узел и мост через реку. Русская группа была окружена финнами, и после ожесточенного получасового боя одна часть уничтожена, а другая захвачена в плен.

Эти русские войска были снаряжены мешками с динамитом, большим количеством автоматических винтовок и легкими пулеметами».

Баталин задержался в штабе не на два-три дня, а на полторы недели. Дел действительно было невпроворот. Кроме постоянных сеансов прослушивания и перевода сообщений финского радио он проводил занятия с разведчицами-радистками. В основном эти были девушки-добровольцы, окончившие краткосрочные курсы радисток. Комсомолки, патриотки, романтично настроенные, они мало представляли, что ждет их там, в снегах Финляндии. Конечно же на курсах им говорили об опасностях, но они не очень-то прислушивались к этим предупреждениям.

Самое главное, что пытался донести до них Баталин, это понимание исключительной ответственности, которая ложилась на плечи этих девчат. Ведь там, в отрыве от своих войск, если неожиданно выйдет из строя радиостанция, ей никто не сумеет помочь. Он давал необходимые профессиональные советы, проверял готовность станций к работе. Все, что мог в эти несколько дней. В общем, работал и ждал, когда же начштаба Деревянко вспомнит о нем.

А майор и не забывал о Баталине. Однажды вечером, перечитав телеграмму, пришедшую из штаба армии, Кузьма Николаевич сказал:

– Ну вот и все, Сергей. Собирайся. Сам замнаркома комдив Проскуров рекомендует отправить тебя в войска. Больше держать не могу.

– Шутите, товарищ майор.

– Какие шутки. Вот телеграмма. «По вопросу использования отряда полковника Мамсурова. Организовать деятельность мелких групп, а где надо и всего отряда. Следует отобрать необходимое количество настоящих финнов или… Внимание!»

Деревянко вскинул вверх палец.

«…или хорошо знающих финский язык для обеспечения отрядов добровольцев и студентов, убывающих с тов. Мамсуровым». И подпись. «Заместитель наркома обороны комдив Проскуров».

Начальник штаба вопросительно посмотрел на Сергея.

– Отряд выбрал?

– Мне все равно. Пойду в первый к капитану Харитоненкову.

Майор одобрительно кивнул:

– Хозяин – барин…

Глава 5

Группа разведчиков лейтенанта Владимира Мостыгина выслала двух бойцов в передовой дозор и теперь ждала их возвращения. Командир, выпускник Тамбовского пехотного училища, хоть и молодой, но осмотрительный, может, даже несколько медлительный, как показалось Баталину. Но пусть уж лучше осмотрительный, чем бесшабашный. Финны – враг серьезный. И воевать с ними надо умело, с головой. А вот умения нашим бойцам и командирам как раз и не хватает.

Команда Мостыгина десять человек, включая его самого и Баталина. Остальные бойцы – ленинградские спортсмены-добровольцы, лыжники, студенты. Сергея назначили заместителем командира группы. Начальник отряда капитан Григорий Харитоненков хотел назначить его командиром, да Сергей отказался. Тогда ему предложили стать заместителем и одновременно переводчиком. Баталин с радостью согласился.

Узнав, что он побывал в боях, выходил из окружения, товарищи по подразделению смотрели на Баталина, как на опытного, обстрелянного воина. Это, конечно, не совсем так. Хотя кое-какой, пусть и горький опыт, у него действительно был.

Накануне выхода в тыл врага в газете «Героический поход» он прочитал и выписал себе в блокнот такие слова: «Чтобы стать дальним разведчиком, нужна не только храбрость. Она есть у многих. Не только нужно здоровье – им обладают десятки и сотни тысяч людей. Нужен характер. Нужен ум. Живая сообразительность. Верная преданность боевому товарищу. И, как венец всего, глубочайшая бесстрашная преданность Родине».

Хорошие, верные слова. Только, пожалуй, корреспондент П. Павленко, написавший статью, несколько хватил лишку. Столько качеств в одном человеке… Впрочем, в газете автор нарисовал скорее образ этакого идеального разведчика. Так что есть к чему стремиться.

Задача, поставленная их группе звучала коротко и ясно – работа по дезорганизации движения в ближайшем тылу противника на дистанции 30–60 километров. Они уже выдвинулись, по собственным прикидкам, на полсотню километров. Противника встретили только один раз. Обнаружили издалека. Залегли. Мимо них вдалеке прошла рота финских солдат. Силы были явно не равны, и командир принял решение себя не обнаруживать. Ушли незамеченными.

Правда, нашлись горячие головы, которые упрекнули Мостыгина в бездействии. Он пресек разговоры и приказал двигаться вперед. На привале командир группы развернул карту.

– Во избежание неожиданных встреч с финскими шюцкоровскими отрядами пошлем вперед дозор. Двух человек.

Он приглушенно, почти шепотом позвал:

– Куренцов и Коскинен, ко мне.

Мостыгин поставил задачу провести разведку на глубину в три километра и прибыть обратно. И вот теперь группа ждала возвращения дозора.

Прошло еще полчаса томительного ожидания. Наконец фигуры бойцов в белых маскхалатах замелькали среди деревьев.

– Товарищ лейтенант, – доложил Куренцов, – в двух километрах впереди хорошо накатанная зимняя дорога. Мы прошли вдоль нее. Не может такая дорога вести просто в лес. Привела она нас… К дому.

Боец сиял, словно обнаружил вражескую батарею. Мостыгин и Баталин не поддержали веселье солдата.

– И что, Куренцов? Чего ты цветешь, как майская роза. Любая дорога ведет к какому-нибудь дому.

– Это так, товарищ командир, но не у каждого дома у крыльца стоит часовой. А в дом постоянно заходят и выходят люди. По-моему военные, хотя мы не уверены, далековато было. Да и зимник укатан основательно. Такое впечатление, что по нему ездят машины. Правда, при нас ни одной машины не проехало.

– Вот это уже интересно. Надо бы прощупать этот… – Мостыгин запнулся, видимо, подбирая характеристику дому.

– Одинокий дом, – поспешил подсказать ему Куренцов.

Лейтенант укоризненно покачал головой.

– Одинокой бывает только вдова, как любил говаривать в училище наш преподаватель тактики. А дом – отдельно стоящий.

– Володя, – сказал Баталин, – давай-ка я с кем-нибудь из ребят осторожно сползаю к этому загадочному дому. Постараемся подобраться максимально близко. Зароемся в снег, посмотрим, послушаем: кто входит-выходит, что говорят.

– Добро, – сказал лейтенант. – Бери Коскинена, он парень крепкий, дорогу знает – и вперед. Только прошу тебя, Сережа, без спешки, спокойно. Себя не обнаружьте. Разведайте его со всех сторон. Есть ли какие-то огневые точки. Часовой у входа один. Отходы, подходы. Лес, овраги… В общем, все до мельчайших подробностей.

Разведчики двинулись в путь. Шли молча. Передвигаться было тяжело. Лыжи утопали в мягком снегу.

– Хоть бы кто лыжню проложил, – усмехнулся Коскинен.

– А мы сейчас шюцкоров попросим, – ответил в унисон Баталин. Его так и подмывало спросить, действительно ли Коскинен финн. Хотелось поговорить по-фински с носителем языка, если, конечно, он носитель. Дорога длинная, нудная, Сергей терпел, терпел и не выдержал.

– Слушай, Пааво, ты действительно финн?

Коскинен вопросу не удивился. Видимо, не впервой отвечать. Приостановился, оглянулся, усмехнулся.

– Финн, не сомневайся. Русский финн…

– Однако язык финский знаешь?

– Я хоть и русский, но финн. Как же мне не знать родного языка. Вот у тебя один родной язык, а у меня – два.

– Скажи что-нибудь по-фински…

Пааво только руками с палками взмахнул: надо же, проверяет. И все-таки ответил по-фински.

– Дурацкие у тебя вопросы…

Вот услышал Баталин носителя языка, как хотел. Впрочем, ответ Пааво ему очень понравился. Значит, неспроста он три года бегал на курсы по вечерам. Теперь пора и ему удивить Коскинена.

– Почему дурацкие? – не согласился Баталин. Произнес он эту фразу конечно же на родном языке Пааво.

Коскинен явно не ожидал такого. Не так часто увидишь военного, русского, да еще технаря, который говорит по-фински. Даже на Советско-финской войне.

– Это ты, что ль, сказал, Баталин? Или мне почудилось? Ты, чего, тоже финн? Или косишь под финна?

– Пааво, если ты русский финн, то я просто финский русак.

Они прыснули со смеху. Баталин, оглянувшись, приложил палец к губам.

– Ладно, как-нибудь на досуге погутарим, так, кажется, говорит наш начштаба. Ты меня убил, просто сразил наповал, товарищ воентехник.

Через полчаса ходьбы Коскинен, идущий впереди, предупреждающе вскинул руку. Сергей и сам, сквозь просветы между деревьями, увидел большой дом. Стоял он непривычно, не по-русски, входом прямо к дороге. На его родной Смоленщине, к примеру, ставят дома либо вдоль улицы, либо «лбом» то есть центральной частью к ней. А вход располагают со двора.

Может, это вовсе не жилой дом, а какое-то административное здание или штаб. «Штаб. Неужели штаб? – подумал Сергей. – Это большая удача. Только вряд ли, далековато в лес забрался. А если это штаб дивизии? Нет, скорее всего, тут расположились какие-то тыловые крысы. Подальше от фронта».

– Ну что, Пааво, за работу, – обратился он к Коскинену, – я со стороны дороги, ко входу, а ты с тыла.

Тот молча кивнул и скрылся в лесу. Баталин пополз. Как же тяжело ползти с лыжами. Ходить на лыжах любил, но вот ползать… Да он попрасту никогда в них не ползал. Представить себе не мог, нечто подобное. У них в академии физическая подготовка была чуть ли не ведущим предметом. А поскольку Ленинград – северный город, лыжной подготовке придавалось особое внимание. Слушатели ходили на лыжах много. Но вот такой элемент, как переползание на лыжах, не отрабатывали. Так что хочешь не хочешь, а есть чему поучиться у финнов.

Баталин передвигался медленно, как сказал бы его преподаватель по огневой подготовке, в час по чайной ложке. Это он учил своих курсантов выходить на позицию по-снайперски. Сергей не собирался быть снайпером, но будучи дисциплинированным человеком, добросовестно учился всему, чему учили. И, видишь, пригодилось.

Он подполз так близко, что невооруженным глазом хорошо видел часового у входа. Если бы их поставить рядом, Сергей в своей финской форме мало чем отличался от вражеского солдата. Серая шинель, вместо перчаток кожаные рукавицы, на ногах высокие шюцкоровские сапоги с загнутыми носами, как их называют местные, – пьексы. Только маскхалат у него настоящий, а у часового – белая простыня с разрезом для головы, наброшенная поверх шинели. Да и автомат у него другой, а у финна – «Суоми» с небольшим магазином на двадцать патронов.

Кстати, наличие такого автомата у простого часового тоже насторожило Баталина. Это довольно редкая штука на фронте.

Сергей лежал, зарывшись в снегу под большой развесистой елью, разлапистые ветви которой спускались к самой земле. Позиция была удобная. Он слышал, как переговаривались подъезжавшие к дому в санной повозке какие-то военные. Когда они двинулись к входу, Баталин разглядел на шапках кокарды со львом, которые финны между собой называли клубничкой. Без сомнения, это были офицеры.

Потом подъехали верховые конные. Спешились и тоже зашагали в дом.

Из-за угла дома появился какой-то солдат, громко спросил у часового:

– Хенрикки, командир на месте?

Трудно сказать, о каком командире шла речь, но Баталин уже не сомневался – перед ними, скорее всего, вражеский штаб, либо какое-то административное здание финской армии.

По сути, это была большая деревянная изба, рубленная из сосны, с четырьмя большими окнами, расположенными на этой стороне. Покатая крыша, крытая дранкой, окно над центральным входом. Туда вполне можно установить пулемет. Скорее всего, он там уже установлен и дожидается своего часа. Но он не страшен их группе. Не пойдут же они в лобовую атаку. А в остальной крыше окон нет.

Все-таки должно быть еще одно пулеметное гнездо. Возможно, Пааво с той стороны что-нибудь разглядит.

Сергей взглянул на часы. Время летело стремительно. Пора возвращаться.

В точке сбора его уже ждал Коскинен.

– Что думаешь, Пааво? – спросил Баталин.

– А что тут думать-гадать, товарищ воентехник, и дураку ясно, не сельский же это магазин. Штаб, конечно.

– С чего ты решил?

– Большого ума не надо. Во-первых, дорога, капитальная, накатанная, и не просто зимник, но, уверен, летом тоже используется. Идет от фронта в глубь территории. Во-вторых, если это занюханный дальний хутор, какого черта здесь весь день крутятся военные, в основном офицеры. Наконец, зачем у входа в хуторскую хату выставлять часового, а на чердак сарая, который рядом с домом, устанавливать пулемет.

– Разглядел второй пулемет?

– Все разведал, товарищ воентехник. Ночью грохнем белофиннов так, что земля содрогнется.

Возвратившись к своим, Баталин и Коскинен подробно доложили командиру.

– Это все? – засомневался Мостыгин. – Что-то слабо он охраняется для штаба. Часовой, две пулеметные точки…

– Штаб далеко в тылу. К ночи, я уверен, охрану усилят, пустят часового или двух вокруг штаба. Не танковый же батальон держать на охране в такой глубине.

Осторожного Мостыгина удалось убедить. Баталин в блокноте нарисовал схему расположения объекта, направление атаки, пути отхода.

– Слушай боевой приказ, – сказал командир группы. – C наступлением темноты пятерка Куренцова обходит штаб, и в условленный час забрасывает окна гранатами. Один из бойцов работает только по пулеметчику.

Наша пятерка атакует штаб одновременно с Куренцовым с северной стороны. У нас четыре окна. Предварительно снимаем часового. После этого быстро отходим. Думаю, что преследование неизбежно. Нет точных данных, что находится в соседнем строении. Но предполагаю – это или казарма взвода охраны или караульное помещение.

Лейтенант посмотрел на часы.

– Выступаем в 19 часов. А сейчас проверьте оружие, гранаты, подгоните ремни, амуницию.

В назначенное время разведчики начали выдвижение. Шли молча. Только снег скрипел под лыжами. Через полчаса ходу впереди за деревьями замелькали огоньки – это светились окна вражеского штаба.

Группа разделилась надвое. Пятерка Куренцова стала забирать влево, чтобы лесом обойти расположение штаба. Ночь темна. В лесу еще темнее. На выходе пятерка Мостыгина залегла. Внимательно следили за окнами штаба.

– Товарищ командир, – прошептал Коскинен, – вижу часового.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю