Текст книги "Летропикация"
Автор книги: Михаил Волков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Annotation
Волков Михаил Иванович
Михаил Волков.
Волков Михаил Иванович
Летропикация
Михаил Волков.
Летропикация
...Я верю – будет, будет
Электрофикация душ,
Вскрылят деревенские люди,
Взрезая пропеллером глушь...
Мих. Герасимов.
Живем в лесу – пням Богу молимся.
(Пословица).
Закутавшись белоснежным платом – деревня Заволипиха тихо дремлет в розовых зимних сумерках, спросонок всхрапывая колодезными дыбами и полозьями дровней.
Избенки, уткнув в сугробы рыжие опележенные лики, вальяжно дымят цыгарками.
Изредка из-за околицы колышется по снежным волнам, брюхатый хворостом воз, с захарканной морозом лошаденкой.
Кое-где из окошек уже начали дразнить сумерки огоньки.
Среди черневшей, разбросанной куриными следами, изгороди, в раскоряке воротец – у околицы замаячил темный ком, и когда он докатился до первой избенки, хлопнул рукавицами, с кряком: "ну и морозец" – нырнул в калитку.
... – Захлопывай, захлопывай скорей... Ишь пару-то, што напустил...
– Ладно тебе на печи-то сидеть... Прогонять бы самого за двадцать верст, не то запел бы... Лексей Филатычу...
С печки болтнулись ноги.
– А – а... куму... наше двадцать одно с кисточкой... На то, кум ты и чиноначальник... Небось, не хвост собачий, а председатель... Шишка!.. Вот коли наше дело маленькое: с утра пробу произвожу... На-ко затянись...
В дымной сизи пролетела красная муха.
– Ну те к шуту... Дай хоть отогреться-то, губы смерзлись!..
Председатель, причмокивая сосульки на бороде, стал любовно поглаживать печку.
– Ф-ф-а!.. Пальцы что грабли – не гнутся... ровно и не мои... Эх, самогоночки бы таперь гожо дернуть... Да-ко затянусь...
Он – двумя пальцами словно клопа, защемил окурок. Вспыхнуло выпяченное лицо.
– Кхо... кхо... Ну и тютюн же у тебя... Заборист!..
Фукнул плевок...
– А-а... что?.. Свойский!..
– Свойский!.. Как же разделываешь?..
– Да што ты, кум, почитай, что всю зиму с ним валандаюсь: и вялил, и в навозе томил... Чево-чево с ним только не делал...
Зевнула дверь. Ввалился тулуп, в щели воротника торчит нос и клок бороды.
– Филатыч... к тее... всю деревню обошел дай, думаю и к Филатычу забреду: разок другой курну... Никак сват... Не признал – богатым быть!..
– Ну, таперича богачество-то не с руки... Допрежь, коли богач – почет и уважение тебе, а нынче – намаешься... Защиплют!.. Что было, что стало: ровно свет божий другим ликом повернулся...
– О-ох, и крепок же у тея... Прямо под сердце так и шибануло, индо дух захватывает... Ух!.. у брательника Гаврилы тож ражист, да все-ж не то, тот больше в голову ударяет... А вон у Яшки крестника слаб, – будто и не табак, а лопушник... Анадысь, вдвоем почесь без мала целую шапку искурили и хыть-бы те што... Быдто и не курили... Уж, Филатыч, весной семенышек-то мне на грядку ссуди?..
Снова дохнула паром дверь.
– Тьфу!.. Ишь сколь начадили... Забьется на печь-то, да целый день-деньской табачище жрет... Слазь с печи-то, гладкий леший, небось кирпичи насквозь пролежал... Хочь лучину в светце оправил бы... Небось видить, чуть лядит...
– И охота, кума, тебе лаяться-то... Нук-се затянись-ка разок, Палагеиха сама... Табак-то разлюли-малина... Покурить все равно, что девку в щеку чмокнуть... хе-хе-хе...
– Неча, вам, лодырям, окромя делать-то... шляетесь по деревне, да табак жрете!..
Забытая лучина жалостливо потрескивала и слезилась дымком, когда же Пелагеиха приласкала, от радости заплясала светлыми пятнами по потолку и стенам.
– Ба!.. Совсем было из ума вон... Комиссар в волостном баял, вишь-ты, вышел быдто екрет, значит, дать нашей деревне летропикацию...
– Летропикаци-ию... Што така за вешшь?..
– Признаться сказать, я и сам не возьму в толк, што така за штука... Сунулся было к комиссару; так и так мол, не растолкуешь-ли. Да, ведь, таперича сам знаешь, как с начальством разговоры разводить, рта раскрыть не успел – сичас: "гражданин, тебе сказано – не мешай заниматься"... А сам хоть бы дело делал, а то с девками, – которые пальчиками у какой то штуковины – вроде, как бы у гармоньи лады перебирают, – шуры-муры разводит... Как был наш брат в загоне, так и остался!..
– Ой, сват, не к добру это... Помяни мое слово... Кака ни то советская затея... Не на щет баб-ли... думатся слово-то бабье.
– Поперек горла что-ли бабы-то вам стали!.. А може и взаправду хотят баб ублаготворить ситцем, али чево на обогнушку...
– Видала, кума, как лягушки прыгают... Коль не видала посмотри. А я – смекаю, сват, так: всех баб хотят уравнить – обчими сделать... Потому война – убыль народу... ну значит, на каждую бабу по мужику-то и не достает...
– Обчи-ими... Тут и одного-то хахаля с шеи не скачаешь... Да пропади пропадом все ваше мужичье проклятое, и не пожалеем!.. Пра, не пожалеем!..
– Заткни хайло-то!.. Не то довячишься... Вот порскну с печи валенком... Не так талды заскулишь... А вы чисто и о путном чем... о бабах разговор развели... Тьфу!.. Не-ет што не говори, а великое слобожденье нам будет и землицей удовлетворят и от нарядов избавят... Только никак не соображу, откель власть-то о нашей деревне в екрете прочуяла?..
– Хе-э... Нешто мало нашего народу везде болтается... Ну при слове намекнул кто: так и так, мол, земляки страдают... А почему страдают?.. Недостает тово-то и сево-то... Ну, значит, сичас екрет – дать им тово-то и сево-то... Я так смекаю...
Внезапно лучина лягушкой булькнула в воду и по змеиному зашипела. Стены и потолок расплылись в темноте.
* * *
– Пойдем, сват, к Гаврюхе, еще подымим... Прощевайте!..
Не раз и не два заволипихинцы всем миром гуртовались и умом по "летропикации" раскидывали.
Дед Ерофей такую словягу загнул, инда весь мир обухом оглушил:
– Значит, у кобелячкинцев земля сам-пять дает – та-ак!.. Наша што и раскинешь не соберешь – та-ак!.. Знамо дело што из болота вытянешь... Вот то-то и оно-то!.. Смекните-ка к чему я речь клоню... А-а, вот те и загвоздка!.. Ну и слухайте коли у меня разума-то и в пяте боле, чем у вас в чердаке... Значит, отобрать землицу у кобелячкинцев в оммен на нашу... Потому за нас Летропикация, нам все можно...
Зашумел, замолол мир жерновами: отобра-ать...
Председатель на дыбы:
– Коль скоро, этта, самая летропикация, на грамоте не расписана... Коли выйдет не то с ково спросится?.. Ково к исусу потянут?.. Председателя!.. Тебе, мол, дана власть, ты и порядок блюди!..
– Курья голова... Чать постановили обчим собранием...
– Землицы-то я сам не прочь бы!..
– Сватья Соломонида, которая в Кобелячково дочку в прошлогодь выдала, сказывала: "тамошние мужики косы с топорами навострили... Бают, головы положим, а землю не отдадим"...
– Ты бы хоть свой бабий длинный язык-то гашником от мужниных порток привязала!..
– А не разведать ли нам, православные, у мово племяша Кирюшки... Вечерась с фронту на побывку пришел... Може где этту Летропикацию и повстречал...
– Чево разведывать-то!.. Появилась матушка Летропикация царица небесная чудотворица во спасение наше...
– Уж это бабье... без чудотворицы никак не обойдется!.. Сенька, навастривай-ка за Кирюшкой: – мир требует...
Сенька мотнул красной, как подосиновый гриб головой и – был таков.
Пришел Кирюшка – штаны ровно: "ферт" – и речь повел:
– Товарищи, электрофикация великое дело. Она приведет с собой и культуру... Делается так: проведут провода везде... Скажем, хочешь свету – сейчас кнопку – чик и горит... Пахать время и лошаденку гнать не надо, нажал пуговку и машина пашет. Ты сиди себе да книжку почитывай – науке учись...
Дед Ерофей лопнул:
– И в ково ж ты, Кирюшка, пустомелей задался: отец покойник был человек набожный, мать тоже слова зрячего не бросить... Эх, ты, голова садовая, этту сказку-то про Емелю-дурачка, что на печи летал, еще на свете тебя не было – слыхивали... Вот оно што! Ишь сказал: нажал пуговку... Сем-ка я у порток пуговку нажму. Што!.. Гляньте-ка, православные, не пашется ли поле-то... Хе-хе-хе...
Заржал табуном мир: ха-ха-ха...
– Думашь, штаны-те с пузырями надел!..
– Подождите, будет электрофикация и сами галифе наденете!..
* * *
Бродит нищий Лисей по Заволипихе и к окошкам прикладывается – христарадничает.
Кое-кое оконце кусочком с воробьиный носочек плюнет – больше в пустую, зато в каждом спросят:
– Што, Лисей, не чуть про Летропикацию-то?
– Слышно, касатка, идет, идет... Бают народищу с собой уйму ведет... Дослышала матушка заступница Летропикация, наши грешные молитвы и грядет со славою судити живые и мертвые...
– Истинно останнее время доживаем... А порки-те, Лисей, на што лычком закрутил?
– Как же, касатка, бают, Летропикация-то, матушка, без галифея никого к себе не примает... Хочь хлебца даст и на том спасибо. А то день деньской мыкаешься-мыкаешься по окошкам... Обиды-те што натерпишься!..
– Такое твое дело, Лисей... Вон наши мужики тож оталели: все порки на галифеи испортили... И ходят, чисто журавли тонконогие... Жили же допрежь и без галифеев этих самих... Жили себе потихонечку-полегонечку... И-их!..
Оконце звонко по-волчьи щелкнуло зубами и Лисей "поминая родителей" плетется дальше...
* * *
По весне, когда закоростились болота и засмердили дохлым покойником – в Завопилиху нагрянула «Летропикация»: народ – скипидар, пиджаки кожаные... с суконным рылом лучше и не подступайся...
Боронят затылки заволипихинцы – не поймешь... кличут: "товарищи", а прикрикивают по-барски.
У Сидора Глотова прируб заняли.
Был кулак Сидор Глотов в загоне – теперь сразу нос на второй ярус. По улице идет – не столько шагать-шагает – больше пузо – парусом плывет.
Оконницы рты разевают:
– Сидор Петыч што слыхать?
Кому ответ, а кому и нет.
Коли ответ: "да... што... ничево себе... Думам к Петрову дню двадцать фонарей на дугах вывесить – деревню светить... Вишь ты, хоммутаторов не хватает... Ожидам из чужих земель... Своими, не знаю, обойдемся ли"...
Деревня как мыши по одонку копны заметались.
– Батюшки, дуги, да хомуты отберут, чем же запрягать будем!..
К Сидору потянулись:
– Сидор Петыч, порадей миру... Што хошь возьми, только выручи. Нельзя-ли фонари-то, этак, на жерздях вывесить... Жерздья мы хоть сто возов доставим... Эва, лес-то под боком!..
– Штож могу... Ввернул анжинеру при случае и дело в шляпе. Анжинер без мово совету – ни шагу, потому я все понимать могу. Хоть он и немчура, больно, чудно говорить-то... да как ни хитер немчура, а до нашего брата русака по уму дале-ко... Вечерась, други мои, возил анжинера на Чухино болото, с каким-то кожаным барином. Бормочут почесть всю дорогу, слышу слова-те быдто наши, а сообразить не смогу... Думаю, не белая ли гвардия... Боже сохрани!.. Пропадешь ни за понюшку табаку... Ладно, слушаю, что дальше будет... однова пропадать... И смекнул таки: Расею продает анжинер-то наш. Торгуются, значит, а на деньги не наши, иноземные; анжинер требует: 200 вольтов, а кожаный барин только 130 амперов дает, мол, куда-ж, Расея годится после большаков-то... Хотел было в лес от них утечь, да боязно: пальнуть в загорбок-то левольвертом и пропадешь, как собака без покаянья... Потом барин-тот и говорит нашему: высоко напрягаешь... Тут, братцы мои, я уж не стерпел, как прысну... Анжинер – мне, "что, дурак, заржал". Кто же, говорю, высоко запрягает, чать высоко подседлывают... Подтянешь эттак чересседельник покруче лошадь враз захрипит... Посоветовать-то я посоветую, но что бы того... по полпуду ржицы с рыла было мне представлено...
– Скости, Сидор Петыч, сделай милость... Сам знаешь, дуранду едим!..
– Мене... ни-Боже мой!.. Дело трудное: небось не мужику с бухты-барахты не ляпнеть... И то берусь, потому душа у меня больно жалостлива: сам знаю, что мужику без дуги и хомута – зарез!..
* * *
В Заволипихе что ни день будто ярмарка: беседы гомоном-гомонят от парней, как от мух отбою нет, девки совсем зачижились – лахудрами стали...
Сваты и днюют и ночуют на беседе: моргни какая девка глазом вмиг по рукам расхватят. Да заволипихинских девок на кривой не объедешь, а шест, как Бог-свят, получишь!
Парням заволипихинским – лафа: невест, невест – голова закружится.
На что Терешка-Секлетихин – парень валенок-валенком, прежде самая-то бросовая девка и то не подумала бы пойти за него. Женился!.. Да кого еще взял-то: у самого Михея Прова – "пискулянта" – дочку...
Про приданое и говорить нечего: одной соли – с пуд (и всего-то только на 10 фунтов тесть обвесил и стекла битого малость подсыпал), да керосину с полпуда, да мяса – два пуда... Прикинь ка на советские-то сколько косых вытянет!
Можно им гордыбачиться – коли "Летропикация" у них.
Теперь в Заволипихе все пошло по-образованному: скажем, почнет кто из себя Ивана-Кириллова – богатого мужика строить и надо ему с шеи спесь сгладить, так не скажут просто-напросто: "покроем-те-ка его, братцы", а скажут: "навольтим-ка ему по первое число, уж больно амперится, ишь лизолятора какого разыгрывает"...
И навольтят!.. Вон Микитке-Косиглаз еще по Троице, как печенки с селезенками перемешали – сейчас Петров день на носу, а он – к постели прирос.
* * *
Погнали заволипихинцев на Чухино болото канавы рыть.
Покряхтывают заволипихинцы – крепко покряхтывают, видят, что не дело: спокон веку в болотной рже лишь одни кикиморы ныряют, да помалкивают: нужно ж для Летропикации потрудиться...
Плачет болото ржавыми слезами и всхлипывает под ногой, словно молодайка, которой раскураженный муж заехал в зубной частокол.
Сбежали болотные слезы по канавкам в балочку – глядь: десятин пять косовицы ни весть откуда взялось.
И дивятся заволипихинцы – чудное дело: нарыли из болота земли, машиной чавкнули, кирпичиками для просушки сложили говорят: "будто торфом вместо дров гореть станет"... это земля-то!
На пригорке стройку соорудили – трубу, как палец кверху подняла.
Войдешь в стройку: ад и ад кромешный, точь в точь на картинке страшного суда, инда жуть берет.
Машина красный рот нет-нет да разинет и торфу хап, а сама ровно в лихоманке дрожмя-дрожит.
Колесо: стоит – колесо, закрутится – пропало... Думается, впряги в телегу хоть сотню лошадей и то так не завертится!
Глянул дед Ерофей, бородой потряс:
– Знайте, православные, без нечистого тут не обошлось... Нет, не обошлось!.. Нук-се поверни-ка таку махину... Во-от!.. А он, окаянный, вишь из пекла красные зубы щерит, да пофыркивает... Ему што!.. лишь бы народу побольше в свои лапы заграбастать... Вот оно што!
Там столбов понаставили – паутиной проволоки к избам опутали. В избах под потолками пузырьки, в роде прежних казенных шкаликов подвесили.
Повернешь какую-то хреновинку и огонек засветился: ни высекать, ни раздувать не надо, а горит: ни чаду, ни копоти...
Только огонек-то уж больно не приветлив: не моргнет, не полыхнет, а все норовит, как-бы избу на изнанку вывернуть: и прорехи, и копоть, и грязь сразу выявились, а ведь сколько годов в избе-то, словно черви копошились не примечали.
* * *
Понадобилось Пелагеихе огонька: лампадочку, ради праздника, пред Заступницей затеплить, посовалась, туда, сюда – ни огнива, ни трута... «дай-кось, думает, стеклышко сыму, да лучину зажгу».
Повертела, повертела – подалось стеклышко, а оттуда: "ка-ак бес-от бахнет, да за рученьку – цоп и улетел во тьме"...
Пелагеиха со страху так и обомлела. Опамятовалась – деревню криком всполошила: "крау... крау!..
Мужики на улицу шарахнулись, бабы за горшки и в голос: "горим!.. горим!.."
Забурлила Заволипиха: "чево ж бесовым огоньком морочат нас... Вали-ка, братцы, к анжинеру!.."
И покатилась по деревне волна, встречный тын по колышку разнесла, а у Сидоровой избы прибоем зашумела:
– Эй ты, анчихрист, выходи к ответу!..
– В чем дело, граждане?
– Чево ж, это канитель нам разводишь!..
– На кой ляд стклянки в избах повесили!..
– Объявили Летропикация будет к нам... Думали хоть вздохнем послободнее... А ты, бесов огонь подсунул!..
– Што это за огонь, коли ни зажечь, ни прикурить от него!..
– Стойте, стойте, граждане... Не все вместе говорите... Я разъясню вам... Да ведь этот свет и есть электрофикация!.. Что же вам еще надо?
Ну и огорошил-же инженер заволипихинцев, инда мозги шестернями несмазанными заскрипели: "не то врет, не то правду говорит..."
Потом – не крик – медвежий рык раздался:
– Убирай свою летропикацию!..
– Граждане!.. граждане!..
– Не желам... Лупи, братцы, чортовы пузырьки!..
– Слушайте, граждане!.. Да выслушайте же, наконец!.. Скажите, часто ваша деревня горит?
В толпе – заведрило, кое-где еще чуть слышно рокочет гром.
– Году не минет без пожаров... Просто разоренье!..
– Супротив воли божией не пойдешь!..
– Видите, граждане... Тут "воля божья" не при чем, а все от вашей неосторожности с огнем... Да и при всей осторожности не убережешься: пошел в сеновал со свечей или с лучиной, нечаянно заронил искру и пожар... Вам дали безопасный свет и вы еще недовольны... Сунь лампочку хотя в сено и не загорится!..
– Та и не загорится?
– Давайте испытаем...
Вмиг лампочка в охапке сена зацвела:
– Подкинь, подкинь еще сенца-те!..
– И взаправду не загорается!..
– Вот так ого-онь!..
– Кабы я не сгорел, рази маялся бы так!..
– Корпеешь-корпеешь за работой-то... хвать пожар и все прахом!..
– Да мы без пожаров-то во-как жили бы!..
– А-а, кум, што не говорил я: дельная штука будет?..
– Верно!.. Ну, таперича Заволипихе не гореть!..
– Спасибо, што на ум наставил... Вот как – спасибо!..
Дед Корней закаркал:
– Православные... Не поддавайтесь бесову навожденью... Душу-те не губите... Вот оно...
– Ты, старый хрыч, всех взбаламутил: бес!.. бее-с!..
И растеклась людная волна по избам ручейками с тихим журчаньем:
– Заволипихе не горе-еть...
8/IV-21 г.
–
Текст издания: Волков М. Летропикация. Рассказ // журнал «Кузница». 1921. N 8. С.22-28.







