Текст книги "Несколько минут счастья в обнимку с Ю А Гагариным(СИ)"

Автор книги: Михаил Демин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

–Мне три тысячи лет,– сказала она, – а сейчас на тысяча девятьсот шестьдесят один поменьше. Я не человек. Я искусственный интеллект. Разум и мозг звёздной эскадры.

Выращенная, на милиардовом скоплении клеток эмбрионов, лучших генетических умов, нашей звёздной системы.

Моим отцом, и создателем, является синьор Нарцисс.

Я машина и могу материализоваться в кого угодно, но в данной среде эти способности были мной утеряны, И я застряла в маленькой девочке.

Я даже не могу свой наряд сменить, потому что он первоначальный. Ты не представляешь, сколько раз, мне пытались прибыть каблук к моей босоножке, он всё равно потом отваливался, а мне больно было от вбитых гвоздей.

–А родители твои?

–Это не мои родители, – сказала она, перебивая меня.

–Это всего лишь члены экипажа звёздного крейсера.

–Они что, тоже могут материализоваться? – спросил я.

–Да, – подтвердила она, – и особенно мои так называемые родители.

Моего не настоящего отца, зовут Юрга. Он капрал

спецподразделения звёздного десанта. На Земле он носит имя Юра.

А моя мать майор звёздного десанта, ты её видел, и зовут её Эльза. Но ей хотелось, чтобы её называли Эллой.

А мой дед, – продолжала она,– это вовсе е мой дед. Это профессор и зовут его Ведал, следовавший со своей командой учёных, на Эйзенгард. И по стечению обстоятельств, попал на эту планету, вместе со всеми – закончила она, и грустно закрыла глаза, будто что – то вспоминая.

–Да, забавно чешет, как по нотам, – подумал я, но виду не подал, доедая последний финик.

–Ну и финики у тебя Кейтлин, ну просто мёд, – похвалил я и, доставая косточку изо рта, сжал между пальцами, стараясь попасть в бешенную, пикирующую муху, отогревшуюся на окне, под весенними лучами солнца.

–А кто же тогда твой отец? – спросил я.

–Я же сказала, что отец мой и мать моя, он же и создатель, всё в одном лице, это синьор Нарцисс.

Я думаю, ты их всех скоро увидишь, – пообещала она.

– Сейчас подожди,– вдруг вспомнив о ряженке в холодильнике. Я принесу чего нибудь попить, – сказал я и помчался к холодильнику на кухне. После сладких фиников во рту всё слиплось. Да и паузу сделать не помешает, – подумал я.

– А то засмеюсь ненароком и придётся идти спать, разругавшись с ней. А спать мне не хотелось. Мне было лучше с ней с её бурными фантазиями, похожими на не понятную правду.

Потихоньку открыв дверцу, взял несколько бутылочек,

принёс в палату, деля поровну.

Ряженка была прохладной, немного кисловатой, но это придавало ей особый вкус.

–Так что, ты мне не веришь?– спросила она, отпивая. На её губах сразу же образовалась, молочная полоска, которую она слизала своим Розовым язычком.

–Да нет, что ты? – уверил я, – конечно, я тебе верю. Пытаясь держать своё лицо, как можно строже. Чувствуя, как ползут мои щёки, переходя в улыбку.

–Пойдём – взяла меня она за руку.

–Куда это? – спросил я удивляясь.

–Пойдём и я докажу тебе всё, – настойчиво таща меня в ванную комнату. Включила свет.

В просторной комнате, на старом, замазанном цементом кафеле, в шахматную клетку. Стояли четыре больших чугунных ванны, две из которых были заполнены водой.

Не веришь?– ещё раз спросила она, и стала раздеваться.

–Ты что, топиться задумала?– спросил я, видя её решительность.

– Спорим, я проведу под водой два часа или больше, и не буду дышать, – сказала она.

–Я тебе верю только не надо, – стал отговаривать я её.

Пугаясь, что она может, натворит что, нибудь с собой.

Поняв мои страхи, она вдруг ласково сказала; – не бойся глупенький, я просто докажу тебе что ты не прав, – и стала снимать своё платье.

И тут я увидел, что грудь её была совершенно плоской, без каких либо вспухших бугорков желёз. А на изнанке её платья был нашиты два небольших полушария из ваты.

И лишь когда кожа на её костях, покрылась гусиными пупырышками, от прохлады. Соски её немного вспухли, как бы вставая, и теперь торчали в разные стороны.

Она залезла в воду, открыла кран с горячей водой.

Разбавляя остывшую, почти холодную воду. Присев на корточки, окунувшись, встала, сжав руки на груди, в локтях привыкая к воде. И её трусики, намокнув, просвечивали всё, до малейшей подробности, что когда то скрывали.

Вместо кнопок, и каких либо проводов, там было то, что

и должно быть, чего не бывает у мальчиков. И меня это ни сколько не удивило, а наоборот лишь магнитило мой взгляд.

–Ну, если ты всё уже видел, то и скрывать не зачем, – сказала она и сняла их со всем.

–Смотри и считай, – показала она на круглые часы, висевшие на стене. И вздохнув, опустилась на дно ванной, лёжа на спине.

Я стал ждать, смотря на часы. Стрелки часов передвинулись на пятнадцать минут, а он всё продолжала лежать с закрытыми глазами. Из воды лишь отделялись иногда небольшие пузырьки воздуха, всплывая на поверхность.

Через полчаса, я уже стал бить тревогу, решив вытащить её из воды за волосы. Н она, как бы поняв мои намерения, внезапно открыла глаза, и подняла указательный палец

вверх, давая понять мне, чтобы я не мешал.

И вот уже миновали долгожданные сорок пять минут, а тело её не подвижно оставалось лежать на дне ванной.

Я разделся, и залез в ванную, что находилась напротив.

Вода там оказалась тёплой. Набрав в легкие побольше воздуха закрыв глаза и зажав рот, я, погрузился под воду вместе с головой, и, затаив дыхание начал считать.

Сначала, мне показалось, что я смогу пробыть столько же сколько и она.

На счёте шестьдесят, я потихоньку стал выпускать пузыри изо рта, забыв, что мне показалось.

Досчитав до семидесяти, я выскочил из воды, набирая воздуху в лёгкие, отфыркиваясь.

Затем отдышавшись, я вылез из своей ванной, и бултыхнулся, нырнув к ней.

И тут же она как бы очнулась, выпрыгнув из воды начала громко и задорно смеяться.

–Я, Я, – смеялась она,– щекотки боюсь, особенно когда в воде. Смеялась она, обнимая меня одной рукой, а другой обследовала моё наследство.

–Ну как, удостоверился?– спросила она.

–Да, это был класс, – согласился Я.

–Что, класс?– спросила она, продолжая всхлипывать от смеха, пытаясь меня, укусит, за губу.

–Ну, класс, что ты так долго под водой, без одного дыхания, – сказал я отстраняясь.

–Это ещё что, я не только это могу,– распалялась она.

– Нет, нет, больше не надо ни чего доказывать, я верю тебе.

Я полностью уверен, что ты из другого мира – соглашался я.

–А ты знаешь, сколько на нашей планете, стоят эти две ванные полные воды? – спросила вдруг она, зачерпывая её ладонью.

–Нет? а что она у вас кончилась?– удивился я.

–Да кончилась,– подтвердила она мои опасения.

– Ещё давно, около пятисот лет назад все реки, а затем моря высохли. Остался небольшой запас на шапках полюсов. Но они частная собственность, и владеют ими серьёзные люди. Им то и противостоит наша корпорация.

Ты бы был богатым человеком на нашей планете, даже если бы ты имел хотя бы, эти две ванные Аквы.

Аквы?– переспросил я, удивляясь.

–Да, именно, так мы называем, это вещество на нашей планете, и в которой мы сейчас бултыхаемся. На вашей планете она называется водой и её, похоже, здесь очень много.

А как вы добываете её? – спросил я.

–Мы привозим её, беря из других мест, так называемые нашими колониями. Сжимаем её молекулярную структуру. Прессуем в небольшие шарики, – и она показала на кулачёк.

В одном таком шарике, помещается тысяча таких ванн,

–улыбнулась она, рассказав мне всё это.

–А у нас всё бесплатно, бери, сколько, хочешь. И добывать её легко, – открыл я кран.

– Значит мы богачи,– смеялся я, обдавая её брызгами.

Няня, которая, как я был уверен, что она спит пьяной, появилась, словно гром среди ясного неба, встав с тряпкой посреди ванного проёма.

–Вы что, это здесь удумали среди ночи?– грозно спрашивала она, тараща, на нас свои опухшие глаза.

–Да ещё голые, и вместе, – возмущалась она.

–А, что нам, в одежде купаться? – пробовала возразить Кейтлин.

–Да я вас, – орала она, замахиваясь тряпкой, хотя злости в ней не было ни какой.

Мы юркнули по палатам, захватив с собой одежду, по пути одеваясь на скорую руку.

Придя в палату, я, не раздеваясь лёг, в свою кровать в одежде забираясь под одеяло. Перевернувшись на бок, ощутил, что лежу в луже. Сразу понял, что это сюрприз, подстроенный мне в моё отсутствие. Несколько человек хохотнули в темноте ворочаясь под своим одеялами.

–Вот твари, – выругался я про себя, стал снимать простынь, чтобы высушить, на батарее подоконника.

Проходя мимо, напольной розетки не заметил, что в её отверстиях давно уже торчали два свернутые трубочки из золотца от шоколадки. Задев их ногой, услышал хлопок.

Сноп искр, словно от бенгальского огня, вырвался снизу.

Вздрогнув от внезапности, шарахнулся в сторону, к подоконнику, понял, что задел горшок с цветком, тот с грохотом упав на пол, он разлетелся, рассыпав прессованный чернозём. Потом опрокинул графин, что стоял на тумбочке. Не заметил, что на голову мне уже летело одеяло.

Попробовав присесть, чтобы увернутся, ощутил несколько тумаков сыпавшихся на меня сверху одеяла. Вырвался, пообещав им, что всех завтра урою, как ссаных котят.

Убежал к ней в изолятор, пробираясь мимо поста, беззаботно храпящих пьяных мед сеттер.

Забравшись к ней под одеяло, успокоился от прикосновения её нежной руки, гладившей меня по голове, словно это была мать, засыпая.

Минуты счастья с Гагариным.

На следующий день в воскресенье, проснулся. И понял, что на все мои вчерашние зло приключения, оказывается, нет ни кому дела.

Придя к себе в палату, увидел всё ту же подвыпившую вчерашнюю нянечку.

–Ты что обмочился?– спросила она, не узнав меня, во вчерашнем заплыве.

–Я же русским языком спрашивала вас. Вы по ночам мочитесь? А теперь что? – показала она постель.

–Матрас хоть выкидывай. Где его теперь просушишь, сопреет, до лета.

А мы клёнки стелем, если что, – зло говорила она.

–Да нет, я не мочусь, – уверял я.

–А что же это тебе сосед нассал ночью под одеяло,

– спросила она.

Да нет, это случайно,– сказал я, поняв, что выдать всех их это ещё хуже.

–Просто приснилось что– то, – добавил я.

–Ага, море, а в море ссы, сколько хочешь, – рассмеялась она, и изо рта её, потянуло свежаком, видно похмелилась.

Делая свой очередной укол у медсестёр процедурной.

Заметил букетик незабудок, стоявших в стакане, на стеклянном столике для шприцов. Подумал, значит, сабантуй, отмечали вечером, и им было не до нас.

Перед тем как идти в столовую, зашёл в туалет.

Потом заглянул в ванную, застав там полуголую медсестру.

Она стояла вполоборота ко мне и смывала из кувшина, мыльную голову.

– Ну что еще? – спросила она, видя меня поворачиваясь,

ко мне ни сколько не стесняясь меня.

Полные груди её, торчавшие в разные стороны, лоснились от воды, отражая свет.

–Ослепнешь, – улыбнулась она, смотря, как я уставился, на них. Её розовые едва припухшие соски торчали в разные страны, взывая восхищение.

–На ка полей лучше, чем пялиться, сказала она, займись делом,– подавая мне полный кувшин с водой.

–Что тебе? – спросила она, вытираясь полотенцем.

–Ничего, – пожал я плечами, – просто так.

И взгляд мой упал, на ванную, в которой производила эксперимент Кейтлин.

–Если хочешь купаться,– сказала она, застёгивая лифчик, тряся волосами, – то это брат вечером, после прогулки.

Из отверстия перелива воды, я увидел торчащий прозрачный катетер, в идее трубки, часть его уходила под воду и становилась не видимой. Догадка сама мелькнула в голове, и я убежал в столовую.

Кейтлин сидела за угловым столиком, в компании темноволосого юноши, чуть постарше её.

Кокетливо улыбалась, что – то рассказывая ему, жестикулируя свободной рукой, другой держа вилку.

Тот внимательно слушал её, кивая головой, словно соглашаясь.

Взяв сою запеканку, я, направился к их столику.

–У вас свободно? – спросил я.

Но они казалось, не видели и не слышали меня, продолжая спокойно беседовать. Не обращая на меня, ни какого внимания, словно меня не существовало.

Я обиделся, не стал навязываться, отказавшись от еды,

убежал к себе в палату. Садясь на койку, взял тетрадь, стал пытаться что – то рисовать. Стараясь не завыть от досады.

-Гулять, гулять, – услышал я выкрики сестёр хозяек, и нянечек, доносившиеся из коридора.

Целая толпа медперсонала, заходя в палаты, приглашала, выгоняя нас на прогулку. Готовя аппараты для дезинфекции помещения. В воздухе слышался слабый запах хлора. Не было ни одного шанса, отказаться.

По коридору с шумом, уже проследовала толпа малышей одетых, во всё разноцветное.

Мы бросились за стеклянные двери, ведшие нас к вешалкам раздевалки. Где мы называли свои фамилия и номера палат,

и тут же получали свои вещи, из рук расторопных раздевальщиц.

А в зале другие медсёстра уже кричали;

– ищите себе пару, беритесь за руки и проходите в очередь к лифтам.

Я поискал, взглядом в толпе её, но не найдя, стал в нерешительности, к кому либо подойти.

–Ты свободен, – подошёл мальчик моего возраста, которого все звали за его удивительный голос Джамайка.

–Наверное, да, – дал я вразумительный ответ.

– Ну, тогда вперёд,– протянул мне свою руку.

Он был из моей палаты, койка его была в углу, И я, не был уверен, в том, что он имел отношение к ночному инциденту.

Правда, я уже ни на кого не держал зла. Если бы не эта тёмня, я бы не ушёл спать к Кейтлин, а нам так было хорошее, – вспомнил я.

Но сразу, же отбросил эту мысль в душе своей, ревнуя её, к этому темноволосому красавчику, вставшему между нами.

Но почему она так вела себя, терялся я, в догадках?

–Меня зовут Коля – представился он, – я из Каховки.

–А я, из Карабанова, Владимирской области, – в свою очередь, представился я.

– Наверное, это такая глушь?– Улыбчиво сказал он.

–Сам ты глушь, – обиделся я.

– Это всего сто километров от Москвы, по Ярославской дороге,– вспылил, и почему то был уверенным, что меня сейчас Ярославской коровой дразнить будут.

Но он промолчал.

Выйдя на улицу, из входа, над, которым висела таблица с надписью " Детское Урологическое Отделение"

Я просто попал в рай: Облитые солнечными лучами, просыпающиеся от зимней спячки деревья, не казались мне такими мрачными, как в первый день.

Через их голые ещё ветки виднелось ослепительным платом, лоскут голубого неба. Где то в вышине на самых макушках деревьев, строили свои гнёзда суетливые грачи.

На нижних сучьях, растопыренных в разные стороны, порхали шустрые возвратившиеся домой скворцы, свистели зеленоватые синицы, внимательно осматривая ветки.

От следов снега не было и следа. Исчез неизвестно куда строительный инвентарь.

На, засыпанных пожухлой листвой асфальтовых дорожек. Подметали метлами дворники, в новых нарядных фартуках.

Погнутые из арматурного прута ворота, были обновлены тёмно зелёной краской, и с разных сторон их стояли на посту милиционеры, одетые в парадную форму.

С выделявшимися портупеями из белой кожи и полосатыми

регулировочными жезлами.

Малыши гурьбой неслись к детской площадке, где их ждали игры. Это были и верёвочные качели, привязанные на прибитые перекладины между деревьев и шведская горка, где они, карабкаясь, напоминали маленьких обезьян, и кучи песка с совками и пасочками.

Особенно понравились всем, деревянная горка с прибитым на неё желобом из жести, с которой они скатывались, смеясь и крича, не опасаясь, порвать пальто.

Старя карусель, с крутившимся однобоким колесом, издавало иногда ужасный скрип, похожий на крик цапли.

Некоторые медсёстра, собрав вокруг себя детей,

затевали популярную игру "Море волнуется раз".

–А где это твоя Каховка?– задал я вопрос.

–Да ты что, не слышал? – удивился он.

Да про неё даже песня есть, которую поют на всю страну,

– хвастался он. Потом запел, подключая весь свой диапазон звонкого голоса.

Каховка. Каховка.

Родная винтовка,

Горячая пуля летит.

Иркутск и Варшава,

Орёл и Каховка

Этапы большого пути!

Может где нибудь его голос и привлёк слушателей, но в данный момент, ни кто внимания не обратил на его пение, как бы оно прекрасно не было.

Все и так были под впечатлением, весеннего дня, ушедшим зимним морозам, возвращению тепла, света и надежд.

Поискав глазами, я, увидел её. Кейтлин, сидела на ступеньке, верёвочной качели, в своей фиолетовой шапочке с бубенчиком. Терракотовое пальто её едва прикрывая колени, было небрежно смято. Виднелись пара тоненьких ножек в белых гольфах. И на одной босоножке был сломан каблук.

А он стоял в тёмной драповой куртке, без головного убора,

и клетчатый шарф его был перекинут одним концом через плечо. Любезно раскачивая её, что-то рассказывая, вызывая у неё улыбку.

Джамайка сразу же поймал мой взгляд, усмехнулся.

Я, услышал, звонкий напев популярной песни.

Я завтра уйду опять,

В туманную даль.

И снова ты будешь ждать,

Скрывая печаль.

Будет слепить прибой,

Словно слеза.

Я сохраню в душе,

Твои глаза!

Говорилось в песне. Она словно на миг, повернулась в мою сторону, и мы, наконец, встретились взглядом.

Въездные ворота со скрипом распахнулись в разные стороны, и я увидал, как эскорт из нескольких машин,

въезжает на территорию больницы, останавливаясь, на убранной стояночной площадке, с побеленными, известью бордюрами.

Вскоре из машин, марки Волга, стали выходит военные в серых шинелях с внушительными, звёздами на погонах, и штатские, в серых плащах, в тёмных фетровыми шляпах.

Из сопровождающих их уазиков, стали выходить офицеры, в пагонах с меньшим количеством звёзд.

Военные сразу же начали вынимать сетки с привезёнными продуктами, передавая подоспевшему медперсоналу.

Всё это сносилось и раскладывалось на столиках, скамейках на постелённые газеты и белые простыни, заменяющие скатерти. Раскрывались бутылки с лимонадом, развёртывались слипшиеся эклеры, складывались в кучу яблоки, очищались пахучие оранжевые мандарины. Складывались на обёрточную бумагу на резаны бутерброды.

Раскрывались кули, из серой бумаги и на столы ссыпались в кучку, шоколадные конфеты. И всё это как я понял было принесено нам.

И тут я ощутил её присутствие. Резко обернувшись, я увидал, её, стоявшую позади меня.

–Ты так и не поверил мне, что я рассказывала тебе вчера,

– сказала она и губы её сжались, а голос чуть задрожал.

–Ну, вот всё подтвердилось, – и она показала на компанию посетителей приехавших сюда, чтобы нам раздавать угощения.

Это всё только для нас с тобой, для тебя и меня. Это приехал мой папа с дедом. То есть прибыли все те, о которых ты вчера слышал.

–Но ты, же говорила настоящий твой отец это синьор Нарцисс? – задал я вопрос всё надеясь поймать её

на полу слове.

–Я и не отрицаю, этого, но биологический отец мой это капрал Юрга,– сказал она, посмотрев, в сторону машин.

И возможно телепатически, или случайно, но из толпы выбежал и устремился к нам на встречу, одетый в летчицкий, кожаный, с меховой изнанкой комбинезон, молодой, здоровый парень, не большого роста, с задорным, весёлым взглядом и ямочками на щеках.

–Куда вы Гагарин? – окликнули его из толпы.

–Дочка,– радостно произносил он, стремясь на встречу к Кейтлин.

– Дочка,– подбежав к ней схватив её, высоко подняв над землёй. Потом обнял её, крепко прижимая к себе, стал целовать в щёки.

–А это вероятно тот самый мальчик? – спросил он, когда порыв нежности закончился.

–Ну, здравствуй мальчик,– обратился он, ко мне садясь на корточки.

Кейтлин, слегка сутулясь, немного краснея от смущения,

Стала поправлять гольфу, наблюдая за нами.

–Ну, давай знакомится, – говорил он, улыбаясь, протягивая мне руку.

–Военный летчик, испытатель, старший лейтенант, Юрий.

Алексеевич. Гагарин,– представился он.

–Михаил из Карабанова. Учащийся первого а класса, средней школы, имени Павлика Морозова, – выпалил я,

–Удивляясь своему красноречию.

И он засмеялся.

– Лётчик, – смеялся он, – обязательно ты должен стать лётчиком, когда вырастишь,– сказал он.

–Надо же, как здорово, я просто счастлив, – улыбнулся он, и загадочно посмотрел в небо.

–Юра, Юра Гагарин, подожди минутку,– звал его, бежал к нам человек с фотообъективом, вероятно фотограф.

–Так, а теперь сделаем несколько снимков на память, – стал командовать он, устанавливая штатив перед нами.

–Юрий Алексеевич, возьмите их к себе на руки, – командовал он, ныряя под чёрную материю фотообъектива.

–Прижмите их к себе покрепче,– говорил он, настраивая объектив.

–Обнимите их, прижмите к себе, повернитесь немного смотрите прямо на камеру,– направлял он нас, объектив.

Я ощущал, как напрягались крепкие мускулы Гагарина. Выступая бугорками из лётной кожаной куртки.

Лёгкий летчицкий шлем, с меховой изнанкой, был сброшен,

и валялся на траве. Растрепанные русые волосы, когда то зачёсанные назад, предоставлены были весеннему, лёгкому ветру. А на правом виске его, я увидел, быстро пульсирующую жилку.

–Какое счастье, какое счастье, – думал я.

–А теперь улыбнитесь господа, – произнёс голос.

Нет, я не ослышался, это был действительно, то слово, и ничто другое.

А может порыв ветра, слетев с ветвей деревьев, исказил слова?

–Сейчас на счёт три, прямо отсюда,– указал он пальцем на объектив, – вылетит красивая птичка. Раз, два, три, – почти крикнул фотограф.

Птички мы не увидели, но зато яркая вспышка, озарив весенний воздух, на секунду спугнула, шустрых воробьев.

Над фотографом, поднялся лёгкий дымок, уносимый весенним ветром в голубой простор неба.

–Папа, папа, покатай нас, покружи на своих крыльях, – просила Кейтлин, стараясь забраться на рукав лётной куртки, Гагарину, превращаясь опять в беззаботную маленькую девочку, которую я когда то знал.

Садитесь, – чуть нагнулся он, – пристегните ремни, ухватитесь покрепче, на старт, – скомандовал он.

И выставив в разные стороны руки, издавая звуки напоминавший рёв мотора, будто летел над землёй настоящий самолёт, стал кружить нас, бегая по траве.

А мы, повиснув на его крепких руках, весело смеялись, иногда срываясь, и падая на мягкий ковёр прошлогодних листьев.

Затем Гагарин кружил нас на карусели, затем катал на качели, высоко над землёй, что даже дух захватывало.

И всё это снимал бегавший за нами пожилой фотограф,

Предупреждая каждый раз, чтоб мы замерли и ждали,

вылета птички.

Но когда ему предложили сделать, общий снимок, он полез в свою сумку, к сожалению, оказалось, что у него закончился магний.

Что я тебе говорила! – шепнула мне украдкой Кейтлин,– всё секретно, и конфиденциально.

–Это как?– переспросил я.

–Ну не для всех, вроде, – сказала она, объяснив доходчиво.

Лимонад пили из одноразовых бумажных стаканчиков, запивая им эклеры, которые шли прямо за бутербродами.

Ну, как, вкусно?– спрашивал, улыбаясь, Гагарин.

–Вкусно, – улыбались мы, исключая ответ, что может быть не вкусно.

– Очень даже вкусно, что хочется ещё.

Затем я увидел его.

– Смотри,– дёрнула меня за рукав Кейтлин, прошептав мне на ухо, когда Гагарин покинул нас и поспешил на стоянку, к автомобилям.

–К сожалению, я покидаю вас,– сказал он на прощанье.

– Долг и родина зовёт, – кивнул он, показав на группу военных чинов.

–Но я вернусь!– улыбнулся он, – обязательно вернусь! – пообещал он убегая. Маша нам летчицким шлемом, зажатым в руке. Направляясь к группе военных и людей в штатском, в плащах и фетровых шляпах, где они по-своему отмечали, первое Апреля, как первый

день, середины весны.

Кейтлин, подвела меня ближе, Ия мог наблюдать, как с шумом открывались бутылки советского шампанского, обливая пеной капоты военных уазиков.

Закусывая такими же бутербродами, что и смеющаяся детвора, поздравляя друг, друга, наливали в бумажные стаканы, и высшие чины. Располагаясь, на капотах чёрных Волг, повесив сетки с продуктами, на эмблемы бегущих оленей.

Смотри, – ещё раз прошептал Кейтлин, прячась за меня.

И я, наконец, увидел, как по аллее, шёл не спеша, молодой долговязый юноша, в белом, до блеска наглаженном халате,

Доктора. Исключительно белые волосы его, выглядевшие из докторской шапочки, касались плеч. Лицо его с прямыми чертами, казалось мне, если не мальчишеским, то молодым, юношеским. И напоминало, изящество весеннего первоцвета.

– Нарцисс, непременно синьор Нарцисс, и никто иной,

– подумал я.

Он шёл, направляясь к группе военных, и те, увидев его, невольно улыбались, будто видя в нём, старого знакомого.

И в то же время, притворяясь, что видят его в первые, показалось мне.

Синьор Нарцисс, – пояснила мне Кейтлин, – собственной персоной. И это была уже для меня не новость.

–Профессор Цицельский, – представился он, подходя к компании.

–Ведущий хирург, этой больницы, чем обязан товарищи?

– задал он вопрос.

Я увидел как один старичок, достал соответственное удостоверение, и через мгновение все недоразумения оказались позади.

От предложенного стакана, с шампанским он наотрез отказался, сославшись на службу. И лишь взял бутерброд с ветчиной, откусывая небольшой кусочек, запивая шипучей Сельтерской.

Затем их разговоров не стало слышно, из сменившегося ветра. Мы вынуждены были приблизиться, хоронясь за кустами, и я услышал непонятные обрывки фраз.

– Если не на десятое, то на двенадцатое точно стартуем, обсуждения ни должно быть ни какого, это не обсуждается, – сказал старичок в мышином плаще, с серой фетровой шляпе. Усы и острая бородка, которого напоминала мне учёного кота.

А золочёное пенсне на близоруких глазах, которое крепилось на цепочке, уходившей в жилетный карман костюма, – светоч науки.

–Иначе, срежут наши головы, как кочаны капусты, осенью, – добавил он.

Значит на двенадцатое апреля? – уточнил Нарцисс он же профессор Цицельский.

– Безусловно! – подтвердил старичок в пенсне.

–Кто полетит? – поинтересовался он.

И мне показалось, я услышал, как он сказал капрал Юрга.

–Не подведёшь, Юрий Алексеевич? – обратился Нарцисс.

–Так точно, – откозырял Гагарин.

Потом старичка позвали военные из уазика, и тот долго,

что – то говорил по рации.

–По коням! – скомандовал он, и все стали усаживаться по машинам.

Перед отъездом старичок, в пенсне искал кого – то взглядом,

Нам показалось, он ищет нас, и мы стали махать ему, но обернувшись, увидели, как знакомый Кейтлин темноволосый парень машет, ему в ответ. Затем он тоже увидел нас и начал махать уже нам.

–Мой дед, – объяснила Кейтлин, указывая взглядом на него.

Профессор Ведал, и он же главный конструктор, подмосковного Калининского С К Б. извини но имя и фамилию я тебе не назову. Для твоей же, безопасности,

–сказала она.

– И вообще постарайся забыть всё даже меня, если, что проболтаешься, то погубишь всех нас, – предупредила она, искренне.

Махал нам из машины и молодой задорный лейтенант, папа Кейтлин, который был для всех Юрием Гагариным. И улыбался соей открытой улыбкой, обаятельной светлой.

Улыбкой простого деревенского парня с его ямочками на щеках. Таким я его запомнил в последние минуты своего счастья с ним.

Поехали!– крикнул он. И весь эскорт, направляясь, к выходу миновав ворота через минуту, скрылись за поворотом липовой аллеи. А мы всё стояли не в силах шевельнуться, и Кейтлин, наверное, ждала чуда, надеясь, что возможно это всё повториться.

Пролог

Из окна четвёртого этажа лилась на всю мочь, ламповой радиолы, эстрадная песня. Звучавшая по заявкам радо слушателей, из моей любимой передачи «Одинокая бродит гармонь» пела Зыкина. «Издалека долго, течёт река Волга»

Звучали, разносясь по всему двору её звонкий голос.

А я смотрел, ни разу не видевший Волгу, на мутные воды Яузы, по которой уплывали, облака, забирая вправо Краснопресненской набережной.

В раскрытом настежь проёме окна, я увидел молодую женщину. С грациозной внешностью, в белом халате, без головного убора, она выглядела, словно принцесса из сказки. Её тёмно каштановые локоны волос, прядями спадающие на плечи, словно светились под лучами солнца.

Незнакомая мне женщина врач, из окна Ординаторской

курила сигарету, вставленную в длинный мундштук.

Она затягивалась, и сизые клубы дыма уносил весенний ветерок.

При этом каждый раз, отпивая из фужера, зеленоватого цвета, напиток. Увидав её выражения лица я понял, что напиток был ей очень приятен.

Увидев Кейтлин, она помахала ей из окна рукой, и дым, тая в воздухе, напомнил мне еле заметные волны.

–Я тебе говорила о ней?– Спросила меня Кейтлин, развёртывая конфету, мишка на севере.

–Нет! – сказал я.

–Это самая главная, в нашей команде, – сказала она, отворачиваясь в другую сторону, словно боясь, что та прочтет по её губам.

–Это её высочество принцесса Камилла. Это наш бос, патрон, шеф, в общем, это наш не посредственный начальник, – перебирала все начальственные должности Кейтлин.

Теперь она кандидат медицинских наук, одна из ведущих хирургов. Волкова Н Б.– проинформировала меня Кёйтлин, снимая шапочку и встряхивая прямыми соломенными волосами, поправляя стрижку под каре.

Проходящий мимо неё синьор Нарцисс, или профессор Цицельский, кивком головы приветствовал, Кейтлин не, спуская с меня своих голубых глаз.

–Катя!– обратился он, – не забудь завтра придти в ординаторскую. Тебя посмотрит врач Волкова, которую я

вызвал из отпуска, – сказал, он ей чуть, приостанавливаясь.

И мальчика,– добавил он удаляясь.

Внезапно сменившийся ветер, принёс с собой плохую погоду, разогнав своими порывами птиц. В небе, взявшиеся ниоткуда, снеговые тучи, словно дворовые собаки, начали, собирались в стаи. Солнце куда-то исчезло, будто испугалось.

Пошёл небольшой дождь, и все мы без команды потянулись к входу. Услужливый пожилой лифтёр, спрашивал;

– вам на какой этаж? – предупреждая, чтобы не, набивались в кабину больше шести человек.

На миг я потерял в толпе Кейтлин, поняв, потом что она нарочно, смылась от меня.

Потом я видел её, с тем же юношей, с тёмными как смоль волосами. И острым с небольшим загибом, носом, на лице,

не портивший его, а наоборот, напоминающий, мудрого ворона.

Затем они подошли ко мне.

Познакомься – сказала она ему, – это тот мальчик, о котором я тебе рассказывала, помнишь?

Говорила она серьёзно, я понял сразу.

– Нас вместе привезли из другой больницы, – сказала она.

–А что, за причина? – поинтересовался он.

–Здесь больница и врачи лучше,– врала она с серьёзным видом.

–Лорд Кипанидзе, – протянул он мне свою руку, – я из Тбилиси!

–А меня Михаилом зовут, я из Карабанова, Александровского района, – почему то ответил я представляясь. Хотя твёрдо знал, что слышит он это название впервые.

–Тбилиси это столица Грузии, тебе это, наверное, известно?

– сказал он, унижая меня в этом, напоминая, что я из периферии.

–Да!– сказал я, – известно.

–А ты знаешь, что Александров был, когда то, шестнадцать лет столицей Руси. Великий царь самодержавный управлял, всем миром из Александровской слободы, чиня свои расправы, со всеми иноверцами, – распылялся я, входя во вкус.

–А ты знаешь, что вся Русь, в состав которой входила и Грузия. Приползла на коленях к его ногам, чтобы он вернулся, правит в Москву.

Я видел, как внимательно слушает меня Кейтлин, и мне показалось, что в её глазах загорелись огоньки любви.