Текст книги "Ещё одна история"

Автор книги: Михаил Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Михаил Борисов
Ещё одна история

Он увидел её на берегу реки в разгар пляжного сезона. Она стояла по щиколотку в воде, нежась под солнцем, и едва заметно улыбалась чему-то своему. У него даже дух перехватило – столько грации было в её осанке, а ноги… Ноги могли свести с ума любого. Когда она повернулась и не спеша вышла на берег, прикрывая глаза от яркого света, он даже отвернулся, опасаясь показаться смешным. Вид у него действительно был ошарашенный.

Она присела, разглядывая что-то в траве, склонила голову к плечу, потом выпрямилась и пошла вдоль берега, осторожно ступая по горячему песку. Каждый её жест, каждое движение были полны удивительной, тонкой лёгкости, которой нельзя научиться – это врождённое качество, отличающее богинь от простых смертных.

Для него это было слишком. Он был оглушён, растерян, какие-то обрывки мыслей проносились в голове – он уже забыл, зачем попал сюда… и, не найдя ничего лучше, он позорно сбежал, как бежит в панике с поля боя солдат разгромленной армии, теряя оружие, снаряжение и остатки доблести. Он возвращался в город, надеясь в сутолоке шумных улиц спрятаться и хоть немного прийти в себя.

Он отправился прямо в центр, хотя обычно избегал скопления людей и машин. Но сейчас ему нужен был городской шум, чтобы заглушить бессвязные, мечущиеся мысли.

Была свободна скамейка под деревом, недалеко от выхода из метро. Дерево – не старый, но уже чахлый тополь – нещадно сорило пухом, который никуда не улетал, а ложился на тротуар. Ветра не было совсем, и город изнемогал от жары. По улицам спешили раздражённые люди, сигналили в пробках машины, а солнце равнодушно плавило асфальт, который уже начал проминаться под острыми женскими каблучками.

Оказавшись среди привычной бессмысленной суеты большого города, он понемногу начал успокаиваться. Здесь никто никому не нужен, здесь никто ни на кого не обращает внимания – настолько все заняты. Главное – быть чем-нибудь занятым и верить, что это важно. Тогда можно жить, как все; общий темп движения гипнотизирует. Люди в трамвае садятся, встают, компостируют талоны, толкают друг друга локтями, суют под ноги сумки, читают газеты – и искренне верят, что движутся куда-то… неважно, что трамвай идёт по кольцевой.

Понемногу он пришёл в себя. Здесь всё было привычно. Жарко, тесно и привычно. Происшедшее казалось почти миражом, который рано или поздно посещает любого – восхитительный мираж Прекрасной Незнакомки. Наверное, не стоило возвращаться в город, это всё от жары. Нужно было просто искупаться – и мысли пришли бы в норму, говорил он себе, отвлечённо наблюдая за дракой голубей возле горстки просыпанных орехов.

Прошло несколько часов. Солнце зашло за дома, стало немного прохладнее. На улицах зажглись фонари, которые Он не любил за синеватый свет. Он почти уговорил себя, что ничего, собственно, и не произошло, жизнь течёт, как всегда, и вообще – утро вечера мудренее. Он наскоро перекусил, и, засыпая, вспоминал голубей: вот кому спокойно живётся.

Ночь, правда, покоя не принесла. Он несколько раз просыпался, подолгу ворочался, тревожно оглядываясь вокруг… А утром, едва рассвело, опять отправился за город. На знакомом берегу он подошёл к самой воде, прислушиваясь: было ещё совсем тихо, даже жаворонки не проснулись, только река шептала что-то, легонько гладя волнами белый песок. А на песке – он даже вздрогнул – виднелись отпечатки Её ножек. Были, конечно, и другие следы, но эти Он узнал сразу. Он прошёлся по цепочке следов до травы, на которой не осталось отпечатков, вернулся обратно к воде и устроился на песке возле куста. Бессонная ночь дала себя знать; через полчаса он задремал…

А когда открыл глаза, она уже стояла у самой воды. Он встрепенулся, досадуя на себя – проспав её появление, он пропустил что-то очень важное. Оставалось немедленно исправить ошибку. Опасаясь, что она исчезнет, пропадёт, растворится, как сон, он бросился к ней – и едва успел остановиться за несколько шагов, вовремя спохватившись, что может напугать её.

– Добрый день, – Он волновался, и ему казалось, что слова прозвучали сдавленно. Он собрался с духом и повторил громче:

– Добрый день!

– Здравствуйте, – она обернулась к нему, и на мгновение ему показалось, что в её глазах промелькнула лёгкая смешинка – словно она давным-давно знала, кто он такой, зачем он здесь и что он скажет в следующую секунду.

– Извините, если я помешал вам…

– Ну что вы, вы мне вовсе не мешаете. Да и ничего важного я тут не делаю, просто отдыхаю. А вы?

– Я, наверное, тоже…

Он вслушивался в звук её голоса, ловил каждое слово и отвечал старательно и немногословно, боясь показаться назойливым. Он проводил её к воде и смотрел, как она вошла в реку по колено, осторожно ступая по речному песку. Сердце сладко замирало в груди, хотелось остановить время – таким прекрасным оказался миг, когда Она обернулась к нему, и солнце отразилось в её глазах…

К вечеру Он осмелел настолько, что решился вымолвить:

– Могу я пригласить Вас поужинать?

– Пригласить? – Она внимательно посмотрела на него. – Пригласить, наверное, можете.

Ему не отказали – и он уже был счастлив. Правда, к предложенному им меню она отнеслась прохладно, и он растерялся.

– Я питаюсь несколько иначе. – Сказала она. – Вы ведь не могли знать заранее. У меня просто своеобразный вкус, не обижайтесь, пожалуйста. В конце концов, дело не в еде, правда? Мы ведь здесь для того, чтобы поболтать – так давайте поболтаем. Я сильно Вас расстроила, да?

Её доброжелательность понемногу сгладила чувство неловкости, хотя он по-прежнему досадовал – надо было догадаться и предоставить ей выбор блюд…

Потихоньку он освоился и уже мог поддерживать разговор, почти не стесняясь. Оказалось, она всю жизнь прожила за городом: здесь был её дом. В город она не стремилась – ей было хорошо и здесь; ему стоило задуматься о том, что живут они совершенно разной жизнью… но, польщённый её вниманием, он заботился только о том, чтобы она не скучала. Вечер пролетел незаметно – она не спеша расспрашивала, он рассказывал и не замечал, что она уже устало прикрывает глаза.

Расстались они затемно. Он выпросил свидание – правда, не на завтра, а через день; у Неё были дела.

Назавтра он обнаружил, что время, оказывается, может тянуться страшно медленно. Казалось, солнце просто перестало двигаться по небу. Он весь день занимался какими-то пустяками, пытаясь не думать о завтрашней встрече – и всё равно не мог думать ни о чём другом.

Они встретились и провели вместе замечательный день, потом ещё один. Теперь рассказывала она – а он слушал, жадно впитывая каждое её слово. Многое из того, что она говорила, было для него откровением – она жила совсем другой жизнью.

Однажды он попытался пригласить её к себе в гости – она отказалась мягко, но непреклонно. Он было обиделся, но быстро выяснилось, что дело вовсе не в нём. Она не хотела посещать город даже на несколько минут; тогда он задумался всёрьёз. Он попробовал взглянуть на город её глазами – и с удивлением обнаружил, что многие вещи, казавшиеся ему вполне естественными, нелепы по природе своей. Он, потомственный горожанин до мозга костей, почувствовал вдруг, что привычная среда обитания не очень нравится ему, а жить по-другому он, оказывается, не умеет.

На многие вещи он теперь смотрел иначе – отнюдь не потому, что она так смотрела на них. Просто, находясь с ней рядом, он по-другому воспринимал окружающий мир; каждый день он удивлялся какому-нибудь открытию, как ребёнок, только что появившийся на свет.

Они виделись не очень часто. Для него каждая встреча была маленьким праздником… и поводом надеяться, что и она ждёт встречи. Он всегда появлялся заранее – ему нравилось с замирающим сердцем ожидать её появления. Он узнавал её издалека, он любовался ей и не скрывал этого. Она немного смущалась такого неприкрытого обожания; несколько раз она говорила:

– Ты балуешь меня своим вниманием… Не боишься, что я привыкну?

– Не боюсь. – У него кружилась голова от счастья. – Привыкай.

Он был так нежен с ней, так трогательно заботлив, что волей-неволей она потихоньку поддавалась его чарам, хотя внешне казалась просто приветливой и немного равнодушной.

Так пролетел август, за ним прошагал сентябрь. Пока обходилось без дождей, но чувствовалось, что они не за горами. По утрам трава уже поблёскивала инеем, небо стало глубоким и чистым, как бывает перед наступлением сёрьёзных холодов.

После трёхдневной разлуки, показавшейся ему вечностью, они встретились на берегу. Она не спеша прогуливалась, задумчиво глядя на отливавшую тёмным металлом воду.

– Здравствуй. – Он переводил дух.

– Привет. Что ты так на меня смотришь? Что-то не так? – Она наклонила голову к плечу, разглядывая его. – И чего ты такой запыхавшийся? Просто как одно большое сердце…

– Я спешил тебя увидеть. – Он действительно спешил – и теперь смотрел на неё с обожанием, торопясь ответить на все вопросы сразу. – И ещё – мне нравится на тебя смотреть…

Она чувствовала его взгляд и немного стеснялась, хотя подобное внимание было ей приятно.

– Ну хорошо. – Она повела плечом и сказала просто: – Завтра я улетаю.

Он на минуту онемел. Потом, с трудом выговаривая слова, спросил:

– И надолго?

– На всю зиму. Мне не нравится холод. И снег не нравится. Я улетаю на юг. – Она мечтательно прикрыла глаза. – Там славно…

Само собой, на юге должно быть славно – как-никак курорт, думал он с горечью. Она улетает на всю зиму… Новость обрушилась на него, как снежный ком; казалось, ледяные струйки текут по спине. Всё, что Он собирался ей сказать, теперь не имело никакого смысла. Теперь вообще ничего не имело смысла.

– Можно, я провожу тебя?

– Конечно. – Она повернулась к нему. – Правда, я не знаю, зачем тебе это…

– Мне это очень важно. – Он цеплялся, как утопающий за соломинку. – Действительно важно.

– Хорошо. Завтра на рассвете.

Нужно ли говорить, какую ночь он пережил?

Но утром, едва сквозь туман пробилась тёмная синева, он был на месте – и, затаив дыхание, смотрел, как она расправила крылья, оглянулась на него, взяла короткий разбег… и, легко оторвавшись от земли, взмыла в небо. Он любовался, когда она сделала прощальный круг над полем, понемногу набирая высоту. В полёте она выглядела даже грациозней, чем на земле – ухоженное оперение будто светилось под солнечными лучами, стройный силуэт белой цапли на шёлке рассветного, ещё безоблачного неба был так величествен, что у него сердце разрывалось от осиротевшей любви…

Возвращаясь в город, он искренне сожалел, что его в детстве не сожрали кошки.

И теперь, студёной декабрьской ночью ёжась под карнизом дома где-то на Ордынке, воробей грезит в полусне. Ему видится белая птица, которая весной возвращается на речной берег; уставшие крылья делают несколько заключительных взмахов, ноги касаются земли – и вот она стоит рядом, тяжело дыша после долгого полёта, и оперение ещё пахнет ветрами далёких стран… Она обязательно вернётся весной. Обязательно. Она не может не вернуться, если её так ждут.

Воробей взъерошивает перья, подбирает под себя озябшие лапы. Можно, конечно, попробовать переночевать у выхода из метро – оттуда веет теплом, и если отвоевать немного места у жадных голубей, удастся выспаться. Хотя – какая разница? Ночь на исходе, мороз сильнее колется – так обычно бывает под утро. Ещё одна ночь ожидания. Потом – ещё один день. Снова ночь. Снова день… Вот если бы удалось уснуть до весеннего тепла – и видеть сны только о ней…