Текст книги "Аргентина"

Автор книги: Михаил Артюшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Осенью, в начале сентября, Максим заглянул в Интернет, открыл свою страничку. Сообщений из Аргентины не поступало. Он не придал этому большого значения. Если человек не общается в Интернете, значит, ему просто некогда. Есть дела важнее. Только в конце октября, просматривая почту, Максим открыл «Мой мир» и, как гром среди ясного неба, прочитал сообщение, размещенное Людмилой на ее страничке для всех пользователей: «Люди добрые! Помогите! У меня пропала дочь Вера! Упорно ищем уже пять месяцев! Думаем, что держат злые люди! Верим, что жива! Помолитесь, кто может, чтобы указал ей Господь дорогу домой!»

Первая мысль была: «Вот почему ее не было пять месяцев в Интернете!», «Как и чем можно помочь?!»  – подумалось следом.

Около полусотни ответов находилось под текстом ее сообщения. Совершенно незнакомые люди искренне выражали сочувствие, писали, что если дочку украли, то этих уродов, которые это сделали, нужно казнить! Кто-то посоветовал обратиться к экстрасенсам, на что Людмила ответила: «Обращались к ясновидцу. Он сказал, что жива, а где она, не сказал!»

Максиму было ясно, что в таких случаях в первую очередь необходимо обращаться в полицию, но он тут же подумал: «Прошло уже пять месяцев, и сейчас глупо советовать обращаться в полицию, поскольку они это давно уже сделали!»

Этот крик души матери, потерявшей ребенка, был обращен к людям в последней надежде, что у кого-то проснется совесть, и он вернет девочку домой, что кто-то узнает о похищении и, увидев девочку у кого-то в неволе, сообщит.

Пять месяцев мучительных переживаний! Пять месяцев неизвестности и ожидания привычного звонка в дверь, легкого перестука каблучков и раскинутых в сторону рук дочки, летящей в объятия мамы! Пять месяцев бессонных ночей!

Максим представил ее состояние, близкое к помешательству. Он понимал, что ничем помочь ей не может! И не знал, что ей написать, все, что бы он ни посоветовал, будет глупо! В ее состоянии ей нужна только дочка, и немедленно! Сию же минуту! Потому что эта боль невыносима! Он представил себе, сколько молитв прочитала Людмила ночами, на коленях, перед иконами при свете восковой свечи, в отчаянии взывая к скорбному лику Спасителя и ко всем святым о помощи, и как Божья Матерь, с младенцем на руках, скорбно смотрела на нее с иконы в ответ на ее молитву, сочувствуя материнской доле.

«Ребенка похитили, скорее всего, не так просто!  – подумал он.  – Что-то им нужно! Значит, скоро они должны проявиться из своего гнилого подполья!»

* * *

Аргентина.

Двое мужчин славянской внешности сидели за стойкой бара, потягивая текилу. Говорили по-русски, не боясь, что кто-то поймет их разговор.

– Слушай, Бугор! Че ты тянешь с девчонкой? Баксы за нее можно было срубить еще полгода назад! Долго еще ее держать? Хуану за ее кормежку и охрану платить надо!  – недовольно высказывал лысоватый, полный, круглолицый мужчина лет тридцати сидящему рядом с ним коротко стриженному блондину спортивного телосложения, по виду старше его лет на десять, одетому в джинсы и черную майку с короткими рукавами.

Щелкнув золотистой зажигалкой, Бугор закурил сигарету.

– Жорик! Ты что, думаешь, я от нечего делать держу девчонку у Хуана на ферме взаперти, кормлю ее пять месяцев? Я тебе вот что скажу: мы в Питере эту практику уже проходили. Чечен у нас был консультантом. Чтобы человек отдал деньги, не задумываясь, причем все деньги, он должен созреть для этого! Его сломать надо! А для этого нужно время.

Глотнув текилы и отставив стакан в сторону, он продолжил:

– Не бузи! Я думаю, клиент созрел! Надо заставить ее собрать нужную нам сумму. Деньги у нее есть, ты знаешь. Она в Москве хату продала. Это точно! Я сам слышал! Сделаем так. Хуан завтра ей позвонит, пусть она думает, что это местные аборигены ее дочь прячут, скажет, чтобы она приготовила деньги. Ты должен отследить, снимет она деньги в банке или нет. Ну а потом  – дело техники!

– А с девчонкой что будем делать?  – шепотом спросил Жорик.

– А ничего! Пусть живет. Зря мы ее кормили? Девочка подросла. Ей уже семнадцать! Товар свежий! За свежий товар и цена хорошая! В Колумбию отправим! Придется потратиться на перевозку. Так что не грусти, Жора! Пристроим ее в элитный бордель!

Бугор взял левой рукой стакан с остатками текилы, правой гася сигарету в пепельнице.

– Главное, чтобы она со счета наличные сняла! – протянув стакан к почти пустому Жориному, чокнувшись с ним, добавил:  – Давай! За удачу! Завтра вечером мы с Хуаном делаем ей звонок!

Допив текилу, он хлопнул Жорика по плечу:

– После нашего звонка ты пасешь ее с самого утра от дома! Не подведи!

* * *

Звонок городского телефона раздался поздно, за полчаса до полуночи, и сразу встревожил ее. Сыновья сегодня были у нее, и значит, кто-то чужой. Людмила быстрым шагом вышла в коридор и сняла трубку. Хриплый, неприятный мужской голос по-испански спросил:

– Сеньора Чистова?

– Да!  – негромко ответила она, мгновенно ощутив жуткое волнение. «Это, наверное, полиция!»  – мелькнула первая спасительная мысль.

– Да-да, говорите!  – закричала она в трубку.

– Не надо кричать, сеньора! Ваша дочь у нас! Готовьте пятьсот тысяч долларов, и мы с вами договоримся об условиях обмена. Да, и не стоит обращаться в полицию, а то мы можем передумать!  – добавил он после небольшой паузы.

Мысли бешено крутились в ее голове. Сердце неистово колотилось и выпрыгивало из груди. Она вспомнила, что где-то слышала в фильмах подобные диалоги. «Боже мой, это все происходит со мной!»

Она так долго ждала любого звонка, но сейчас, в этом состоянии, не была готова к такому разговору.

– Дайте телефон дочке! Я хочу услышать ее! Где моя дочь?!  – срываясь в истерику, закричала она, держа перед собой на уровне глаз трубку телефона, словно пыталась разглядеть в темной пластмассе звонившего, увидеть за его спиной лицо Веры.

– Сеньора! Вы имеете дело с серьезными людьми. Думаете, я бы стал вам звонить из того места, где находится ваша дочь?

В трубке послышался смачный плевок, затем пауза и шумный выдох с легким, хриплым покашливанием курильщика:

– Готовьте пятьсот тысяч! И заметьте, не песо, а американских долларов! Когда мы увидим вас выходящей из банка, вы услышите голос дочери и узнаете, как она сможет вернуться домой!  – в трубке зазвучали короткие гудки.

* * *

Тревожная ночь прошла без сна. Это был первый звонок за долгие пять месяцев неизвестности. Как ни странно, но теперь этот звонок вернул ей надежду, что ее дочка жива! Стало понятно, что исчезновение Веры не связано с несчастным случаем. Ее похитили! Теперь эта основная версия подтвердилась! Похитители вышли на связь. Ну что ж, главное, что ее ребенок жив, а она ничего не пожалеет для ее возвращения! Деньги  – не проблема! Накопления на счете и деньги от продажи квартиры позволяли набрать нужную сумму выкупа.

Она напряженно думала: «Этот киднепинг не отголосок ли их прежней московской жизни?» Но отбросила это предположение. Этот тип был аргентинец, в этом не было никакого сомнения! В этом страшном и одновременно обнадеживающем телефонном разговоре не было и намека на их прошлое в Москве!

Взвешивая все за и против, Людмила к утру приняла решение снять деньги со счета и ждать звонка этих мерзавцев.

«Может, и правда!»  – она убедила себя, что это будет именно так, что наконец-то ее молитвы услышал Бог, и завтра будет очередной звонок. Они назначат место встречи, и она будет ждать их в том месте, куда они привезут дочь, и она отдаст им эти чертовы деньги!

Людмила представила себе, как она ждет этих негодяев, припарковав машину у края дороги, и в подъехавшей рядом машине медленно опускается затонированное стекло, открывая, как в замедленной киносъемке, лицо Верочки: сначала ее темную челку, затем лоб и глаза. Губ она не увидит. Она увидит зовущие тревожные глаза, кричащие слово: «Мама!» Через секунду из окна машины она услышит тонкий крик сорванного голоса дочки!

Все это она представила себе так ясно, что у нее не осталось и тени сомнения, что это будет именно так, что завтра закончится это невыносимое томительное ожидание. Она окончательно убедила себя, что столь ясно нарисованная картина предстоящего дня, возникшая у нее в сознании, ниспослана ей Богом после всех ее молитв для того, чтобы это видение укрепило ее и она обрела силы и смелость для освобождения дочери.

Она не сообщила старшим сыновьям о вечернем звонке похитителей, боясь, что они возьмутся за это дело сами или привлекут полицию. У гангстеров всегда есть в полиции информаторы, и тогда… Она не захотела думать, что же будет тогда! Она приняла кажущееся ей единственным в этой ситуации правильное решение  – все сделать самой, материнским чутьем решив не подвергать сыновей опасности.

Людмила подъехала к банку к восьми утра. Банк открывался в девять. Она, вся в нетерпении, дождалась его открытия и первая, мимо раскрывшего двери охранника, быстрым шагом вошла в высокий, прозрачный банковский зал.

Процедура снятия наличных не заняла много времени, и через полтора часа она уже вернулась домой. Остаток дня прошел в томительном ожидании. Людмила несколько раз, очнувшись от мыслей, обнаруживала себя стоящей у тумбочки с телефоном. Ожидая звонка, она поднимала трубку, проверяя, работает ли он. Гудок из трубки вылетал мгновенно, нарушая застывшую в доме тишину громким звуком.

Еще днем Сергей позвонил ей на сотовый и предупредил, что будет ночевать у Ильи. Вечером он и брат со своей девушкой собрались погулять по центру города, посидеть в кафе. Илья вот уже два месяца снимал небольшую квартиру недалеко от центра, поэтому она за Сергея была спокойна. Верочка  – вот ее боль, и за ее возвращение домой живой, здоровой и невредимой она отдаст все на свете!

Доставая из сумочки сотовый телефон, Людмила коснулась рукой пачки денег и от неожиданности вздрогнула. «Господи! Деньги!» – она совсем забыла про них! Переложив упакованные пачки бумажных купюр из сумки в полиэтиленовый пакет, она зашла в свою комнату и, ни капли не сомневаясь, засунула пакет за иконы, на полку, со словами: «Господи! Спаси и сохрани! Заступись, Царица Небесная! Спаси мою доченьку!»

Немного успокоившись после молитвы, она вышла в прихожую и, услышав лай собак, посмотрела во двор через стекло входной двери. Собаки отрабатывали свой хлеб, дежурно, незлобиво облаивая проходящего по улице мужчину.

«Надо почту проверить!»  – вспомнила она, наткнувшись взглядом на калитку. Людмила вышла из дома и, боясь пропустить телефонный звонок, быстро добежала до почтового ящика, одиноко висевшего рядом с калиткой, над сеткой забора. Все эти долгие месяцы она с фанатичным постоянством по нескольку раз в день открывала дверцу ящика и уже давно перестала закрывать ее на замок. Не доверяя темноте круглых отверстий на боковой стенке ящика, Людмила привычными движениями проверила его содержимое, прощупав дно рукой. Почты не было. Каждый раз она с замиранием сердца открывала дверцу ящика, как окно в неизвестность, в надежде обнаружить здесь хоть какую-нибудь весточку.

Она мысленно представляла себе, что это могло бы быть сложенное в маленький треугольник письмо от Веры или записка на оборванном, грязном клочке бумаги от похитителей, с грубыми, ужасными, корявым почерком написанными словами! Ведь самое ужасное  – это неизвестность! А сегодня она забыла про почту. Вчерашний звонок все переменил и вселил надежду.

Она быстро поднялась по ступенькам, на ходу прислушиваясь, не звонит ли телефон. Войдя в дом, она перетащила из гостиной в прихожую кресло, поставив его к окну, ближе к телефону.

Розовый южный закат прятал солнце за вершинами Анд, и темнота наступила неожиданно и быстро. Людмила сидела у открытого окна, залетал теплый ветер, раздувая и поднимая белые тюлевые шторы. Опустевший дом хранил полное молчание. Лишь изредка с улицы доносился шум от проезжающих машин и редкий, ленивый лай собак.

Телефон молчал. Утренняя уверенность сменилась тревожным чувством  – что-то происходит не так. Еще днем ей показалось, что от банка за ней на небольшом расстоянии постоянно следовала черная машина. Это был «мерседес», который сопровождал ее по городу, но потом, на въезде в коттеджный поселок, «мерседес» пропал, проехав, видимо, дальше по трассе. Несколько раз посмотрев в зеркало заднего вида, она не увидела ни одной машины на всем протяжении своей улицы и списала это кажущееся ей преследование на усталость и проявленную ею элементарную осторожность, связанную с получением крупной суммы денег.

Но сейчас, вспоминая вчерашний телефонный разговор с похитителями, она вспомнила фразу, которой сразу не предала значения: «Когда мы увидим вас выходящей из банка…» «Они следили за мной! Теперь они знают, что я приготовила деньги!»  – сделала она окончательный вывод. Подумав, хорошо это или плохо, Людмила решила, что главное для спасения дочери  – это выполнение всех условий похитителей. Теперь они убедились, что деньги приготовлены и, значит, препятствий для обмена дочери нет! Надо ждать!

Она сидела, откинувшись на спинку кресла, с закрытыми глазами, ощутив внезапно возникшую одышку и учащенное сердцебиение. Спасительный поток свежего воздуха, залетающий порывами в окно, ласково шевелящий волосы, и знакомые запахи сада постепенно вернули ей нормальное дыхание.

Не было сил встать, включить, как обычно, освещение у входа в дом, запереть на ночь входную дверь. Она решила, что сделает это позже. А сейчас ей совсем не хотелось вставать. Ей не нужен был и свет в комнате. Хотелось посидеть в темноте. Она должна отдохнуть, прийти в себя и быть готовой к любым испытаниям завтрашнего дня. Она сильная! Она все выдержит! Она все сделает для спасения Верочки! Главное  – дождаться звонка!

Яркая полная луна через окно освещала стену прихожей с прислонившейся к ней тумбочкой с телефонным аппаратом. Обессилившая, уставшая женщина спала в рядом стоящем кресле.

* * *

Бугор с Хуаном вышли из машины на перекрестке кварталов, отправив Жорика на стоянку к супермаркету, где напротив магазина находился полицейский участок. На подходе к дому Чистовых, выделявшемуся в темноте лишь светлым пятном левой стены, освещенной лунным светом, Бугор достал телефон:

– Слышь, братан! Мы тут на подходе. В доме-то нет никого! Ни одно окно не горит! Ты когда нас забирал, ты что сказал? Что баба дома! Одна! Где она, Жора?

– Слышь, Бугор! Дома она! Падлой буду! Давай, я щас подъеду!  – слышалось в ответ.

– Ты че, машину хочешь засветить? Жди, где сказал!  – раздраженно, с угрозой в голосе перебил подельника Бугор. – Копов смотри!  – уже мягче продолжил он.  – Если они поедут на патрулирование в нашу сторону, позвони, чтоб мы на них не напоролись!

Отключив телефон, Бугор шагнул с тротуара на асфальт и, переходя дорогу в направлении дома, пробормотал себе под нос: «Спит она, похоже! Дом придется обшмонать! Деньги она точно сняла и из дома не выходила!»

Они шли к дому не торопясь, с остановками, оглядываясь в начало улицы, осматривая окна и дворы соседних домов, как волки, оценивая степень опасности или легкости предстоящей охоты, высматривая в темноте добычу. Хуан, шаркая подошвами каблуков, шел на полкорпуса сзади, курил зажатую в зубах сигару, делая глубокие затяжки на коротких остановках.

Они подошли к дому. Крыша заслонила луну, тенью накрыв весь двор и прилегающий участок дороги. В темноте огонек сигары Хуана, вспыхивая время от времени, высвечивал в темноте скуластое лицо потомка ацтеков, с узкими раскосыми глазами, широким приплющенным носом. Черные, как смоль, волосы, собранные в хвост, сливались с темнотой ночи.

Добросовестные дворняги, подобранные когда-то детьми Чистовых, отчаянно бросились на непрошенных ночных гостей, кидаясь на сетчатый забор со злобным устрашающим лаем и рычанием.

Две пули в упор, выпущенные Хуаном из «беретты» с глушителем в собачьи головы, установили прежнюю ночную тишину во дворе дома. На встревоженной улице еще некоторое время слышны были отголоски собачьего лая из соседних домов, но вскоре и они затихли.

Сняв калитку с петель, Бугор с Хуаном вошли во двор. Бугор жестом показал Хуану обойти дом с левой стороны, показывая одновременно, что сам обойдет справа.

Осмотрев дом по периметру, вскоре они вернулись к крыльцу.

– Пошли!  – Бугор жестом показал направление движения наверх, в дом.

Людмила не услышала ни яростного, но вдруг захлебнувшегося лая собак, ни звуков тяжелых шагов по ступенькам крыльца, ни скрипа медленно открывающейся входной двери. Слабый луч света от встроенного в сотовый телефон фонарика осветил ее со спины, сидящую в кресле в пол-оборота лицом к окну.

Она проснулась от внезапно навалившейся на нее темной силы, развернувшей и прижавшей ее голову к креслу. Первое, что она почувствовала, окончательно проснувшись, запах табака, исходивший от потной руки, зажимавшей ей рот. Открыв глаза, она увидела в слабом мерцающем голубом свете склонившееся к ней искаженное злобой лицо, с узкими глазницами и темным провалом на месте глаз. Ужас сковал все ее тело. Из груди вырвался крик, прозвучавший мучительным стоном. Хуан всей силой вдавливал ее голову в кресло. Пытаясь перехватить ее руку, вцепившуюся ногтями в его лицо, Хуан на долю секунды ослабил хватку. Мотнув головой в сторону, Людмила получила возможность короткого спасительного вдоха, вырвавшегося следом из ее легких криком ужаса и отчаяния. В следующее мгновение ее открытый рот сомкнулся на руке нападавшего, зубы вошли в мякоть ладони до кости.

– Сука-а!  – дико заорал Хуан и со всей силы кулаком ударил Людмилу в лицо, выдернув левую прокушенную кисть из зубов обмякшей жертвы.

Она очнулась в кресле. Было трудно дышать. Рот был заткнут какой-то тряпкой, от которой тошнило и которую она никак не могла выплюнуть. Руки были больно стянуты обрывками телефонного провода. Было по-прежнему темно. Из комнат доносились звуки закрывающихся створок оконных рам, перестук колец задергивающихся штор.

Кто-то вошел в прихожую и включил свет. Этот кто-то стоял слева от кресла, но она его не могла рассмотреть. Левый глаз заплыл и открывался только маленькой щелочкой, сквозь которую она видела дверь в прихожей и расплывающиеся контуры телефона.

Рядом раздался режущий слух звук русской речи: «Хуан! Мать твою!» И следующая фраза: «Иди сюда!», произнесенная уже на испанском, заставила ее невольно ухмыльнуться. «Соотечественники! Вот оно что! И аргентинец, скорее всего, нанят ими за деньги!»  – подумала она.

Людмила сидела с закрытыми глазами, стараясь не шевелиться. Теперь она была почти уверена, что с дочкой произошло что-то непоправимое. Иначе почему они не назначили встречу, а вот так по-разбойничьи ворвались в дом? Им нужны деньги! А вернуть Веру они не могут! «Это конец!»  – обреченно подвела она итог собственным размышлениям. «Этот русский, что он делает здесь, в Аргентине? Наверняка сбежал на край земли, спасаясь от темного прошлого! Такой не пощадит ни дочку, ни меня!»

В очередной раз она мысленно взмолилась, обращаясь к Богу: «Господи! Спаси и сохрани моего ребенка! Защити его от зла, от боли и страданий! Порази громом небесным этих подонков! Прошу тебя, Господи!»

Мысленно соединив пальцы в щепоть, она перекрестилась, представляя лик Спасителя, такой знакомый ей до каждой черточки, до каждой точки, на вышитых ее руками иконах.

– Хуан! Мать твою!  – громче повторил русский и, не дождавшись ответа, пошел в сторону кухни, откуда доносился перестук открываемых створок шкафов, грохот выдвигаемых ящиков, звон посуды.

Хуан стоял на кухне у стола, заматывая бинтом прокушенную руку.

– Убью сучку!  – по-испански громко сказал он, увидев в дверях Бугра.

– Хуан! Мать твою! Фак!  – заорал на него Бугор, перемешивая слова на русском и на английском. – Ты и так ее уже вырубил. Деньги искать надо! Мани! Мани! Хуан! Ищи!  – он рукой описал полукруг, указав на кухонные столы и шкафы, пальцем ткнув в стену соседней комнаты.

Они начали повальный обыск. Выворачивая книги из шкафа, вытряхивая вещи с полок, срывая с вешалок платья, костюмы, пальто, в течение получаса они перевернули все в большой комнате и ничего не нашли, кроме золотых украшений Людмилы, открыто лежащих в шкатулке. Утомленные разрушительной работой, они вернулись на кухню.

Хуан открыл холодильник, осмотрел содержимое на полках, проверил морозильную камеру:

– Мани ноу! Бир ноу! Виски ноу! Текила ноу!  – сплюнув, прохрипел аргентинец, захлопнув со злостью дверцу холодильника. Подойдя к мойке посуды, он долго и жадно пил воду из крана, оставляя грязными губами желтые разводы никотина на блестящей никелированной поверхности. Вытерев грязное потное лицо белоснежным кухонным полотенцем, Хуан вышел из кухни следом за главарем.

Они вышли в прихожую. Бугор взял с полки вязаную спортивную шапку и, подойдя к Людмиле, натянул ее ей на голову до кончика носа, закрыв глаза. Грубо, наотмашь, слева и справа он неожиданно ударил Людмилу по лицу.

От боли Людмила застонала.

– Очухалась?! Если не будешь орать, открою рот! Кивни головой, если согласна!

– Да! Хорошо!  – пыталась сказать она, но через кляп послышалось только невнятное мычание. Она кивнула головой.

Бугор резко выдернул кляп.

Удержавшись от рвоты, Людмила с отвращением несколько раз сплюнула в сторону, на пол, накопившуюся во рту грязь и сделала несколько глубоких вдохов.

– Что вам нужно?! – еле слышным шепотом, негнущимся языком, еле-еле выговаривая слова, произнесла Людмила после минутной паузы. Бугор, наблюдая за ней, курил очередную сигарету.

– Деньги где?!  – вопросом на вопрос тихо, но с нажимом спросил Бугор.

– Дочку мне приведите!  – медленно ворочая языком, простонала она в ответ.

– Будет тебе дочка! Деньги где?!  – заорал Бугор, раздраженный ее упорством.

– Где моя дочь?!  – медленно выговаривая каждое слово, уже громко произнесла Людмила.

Раздраженный Бугор снова наотмашь ударил ее по щеке. Из разбитой губы потекла кровь.

– Ты что, не поняла, сука! Деньги нужны вперед! Ты что, думаешь, мы тебе обмен торжественный устроим?! А вдруг ты полиции настучала?! – нервно выпустив струю табачного дыма прямо ей в лицо, он продолжил:  – В твоей ситуации выход один: когда деньги будут у нас, тогда и получишь адрес дочери! Ты поняла? Поняла, я спрашиваю?  – проорал он последнюю фразу и еще раз ударил ее по лицу.

От боли Людмила вскрикнула. Почувствовав фальшивый тон в словах своего мучителя, она вдруг поняла, ощутила каждой клеточкой своего сердца, что рушится все, что дорого ей в этой жизни. Она забилась в кресле, пытаясь освободиться, вырывая руки из врезавшихся в кожу телефонных проводов.

– Где моя девочка-а-а? А-а-а-а-а-а!  – невыносимый крик отчаяния вырвался из ее груди.

Бугор схватил кляп, пытаясь затолкать его Людмиле в рот.

– Закрой пасть, сука! Убью!  – орал он, не силах справиться с обезумевшей матерью. Людмила крутила головой, вырывалась и пыталась укусить ненавистную руку этого нечеловека, укравшего у нее ребенка. Подбежавший на крик Хуан с разбега ударил ее кулаком в голову. Людмила затихла.

– Заткни ей рот!  – Бугор подал тряпку Хуану и вышел из прихожей в гостиную.

Движимый внезапно наступившей жаждой, он подошел к открытому серванту и достал из ряда хрустальной посуды высокий стакан. На нижней полке шкафа стояло несколько бутылок вина. Справа светлым пятном белела бутылка водки с ярко-красной этикеткой «Столичная». Прихватив бутылку, Бугор перешел на кухню. Он сначала жадно выпил из-под крана стакан холодной воды, затем открыл бутылку и, засунув горлышко в стакан, наплескал в него водку.

– Хуан!  – громко крикнул он и, не ожидая ответа, достал из шкафа попавшийся на глаза старинный зеленоватого стекла граненый стакан и наполнил его водкой до края.

Хуан зашел на кухню.

– На! Пей! Рашин водка! Давай!  – в последний момент Бугор, передумав, взял в руки граненый стакан, подвинув Хуану хрустальный, расплескав из него водку на скатерть.

– Чтоб хоть выпить по-русски!  – зло прошептав самому себе под нос, он выпил стакан залпом, как воду, и, не закусывая, вышел на темную веранду, нервно доставая из пачки сигарету.

С веранды было видно, как Хуан, давясь, с трудом сдерживая рвотные позывы, допил стакан водки и кинулся к холодильнику чем-нибудь заесть.

– Абориген хренов! В бога душу мать!  – выругался Бугор.  – Что я, Борис Бугров, делаю в этой забытой Богом Аргентине?!

Прикуривая сигарету, в свете пламени зажигалки он заметил стоящую на полу в углу бейсбольную биту. Надев снятую раньше с правой руки перчатку, он с бейсбольной битой вернулся на кухню.

– Пошли! Нехристь! Ком! Стены простучим. Деньги не найдем – будем делать больно!  – он протянул биту аргентинцу.

Войдя в комнату Людмилы, Бугор остановился, пропустив вперед Хуана. Он раскрыл стоящий справа от входа шифоньер и принялся методично ощупывать висящие на плечиках и сложенные на полках вещи. Стоящие наверху картонные коробки он смахнул на пол. Распинывая их ногами, он слышал за спиной, как Хуан выдергивает ящики из письменного стола, не переставая бормотать ругательства на испанском. Вот он ударил по столу битой и что-то хрустнуло. Бугор обернулся. Разбитая клавиатура компьютера лежала на краю стола. Хуан опять замахнулся битой. В следующую секунду снесенный сильнейшим ударом монитор отлетел к стене и упал на пол, рассыпав осколки пластмассы и пластика. Бугор хотел сдержать напарника, но передумал: «Какой с пьяного спрос? Пусть пары выпустит!»

За спиной Хуана он перекрестился на иконы, стоящие в верхнем правом углу. Обстановка в комнате напомнила ему далекое детство. Такие же иконы стояли в комнате его бабушки.

Хуан тем временем выдернул из-под стола компьютер. Системный блок, сделав кульбит, вылетел на середину комнаты. Бугор в очередной раз обернулся. Его внимание привлек глухой звук удара тяжелого предмета о металл, раздавшийся изнутри. Мгновенно мелькнула мысль: «В блоке же можно спрятать что угодно! Как он раньше об этом не подумал!»

– Стой!  – Бугор поднял руку в предупреждающем жесте, остановив взлетевшую вверх для удара биту.

– Открой крышку!  – он пальцем указал аргентинцу на заднюю панель.

По стеклянным глазам Хуана Бугор понял, что тот не может сообразить, что от него хочет напарник.

Бугор нагнулся и покачал системный блок руками из стороны в сторону. Громкий стук изнутри железной коробки просветил сознание ацтека.

– Понял? Нет?!

В черных зрачках Хуана промелькнула хищная улыбка, рот растянулся в улыбке, обнажив ряд желтых зубов. Кивнув головой, он хрипло произнес: «О’кей!» – жестом показывая, чтобы Бугор опустил коробку.

Подобрав среди рассыпанных по полу бумаг, карандашей, ручек, скрепок отвертку, Хуан медленными движениями открутил заднюю панель системного блока.

– Ну, что там?  – нетерпеливо спросил Бугор.

В ответ на его вопрос аргентинец молча и многозначительно, чуть поджав губы и качнув головой, оценивая важность находки, достал из блока кожаную кобуру с торчащей из нее рукояткой пистолета, блеснувшей гранями вороненой стали, и передал оружие Бугру. Это был «берса тандер 380», самый популярный на гражданском рынке оружия в Аргентине.

«Чья же это пушка»?  – спросил Бугор самого себя, рассматривая пистолет, удобно лежащий на ладони. Размышляя, что же делать дальше с этой находкой, он подошел к дверному проему и посмотрел в прихожую.

Людмила сидела в кресле. Она тяжело дышала, мотала головой. Глухое рыдание через заткнутый рот доносилось до Бугра тяжкими стонами.

Привычным движением большого пальца он надавил на кнопку выпуска обоймы. Обойма послушно скользнула вниз, и он поймал ее на лету левой рукой. Семь девятимиллиметровых патронов ровным строем желтели в прорези темного металла. Не вставляя обойму, он передернул затвор, проверив канал ствола. Ствол был пустой. Звон разбитого стекла заставил его обернуться.

Опьяневший Хуан продолжал бесноваться. Ударами биты он вмял в стену осколки стекла и бисер вместе с тканью иконы Николая угодника. Деревянная рамка разлетелась в щепки. Следующим ударом был повержен Георгий Победоносец. Затем цветным дождем разлетелись сорванные с белоснежного холста цветные шарики иконы Михаила Архангела. Потайного сейфа в комнате не было. Все разбитые рамки от фотографий икон, расколотые вдребезги, валялись на полу. Вошедший в раж Хуан размахнулся в очередной раз.

– Стой!  – крикнул Бугор, но было поздно. Мощный удар обрушился на треугольную фанерную полку с иконами, закрепленную в правом углу комнаты почти под потолком. Бита не задела иконы, но многослойная фанера, прикрытая белой тканью со свисающими кружевами, отпружинив от удара, подбросила стоящие на ней предметы вверх. Большая деревянная икона с ликом Богородицы в золотом окладе полетела вниз на голову аргентинца, карая его за святотатство.

Хуан, шатаясь, подошел к Бугру, держась левой забинтованной рукой за голову. Из рассеченной кожи сквозь черную смоль волос сочилась кровь.

– Тьфу, блин! Теперь тебя, кретина, перевязывать надо!  – Бугор со злости смачно сплюнул.

– Ком! Бинт доставай!  – он пальцем коснулся бинта на руке аргентинца и следом легко подтолкнул его к выходу из комнаты.

Еще раз окинув комнату взглядом, Бугор вдруг заметил лежавший в самом углу на полке сверток. Подойдя к иконостасу, коснувшись свертка, он сразу понял, что это деньги.

В это время Хуан, тяжело переставляя ноги, бормоча под нос ругательства, волоча по полу биту, вышел в прихожую. Остановившись напротив Людмилы, он отнял забинтованную руку от головы и, увидев на повязке свежее пятно крови, заорал: «А-а-а! Сук-а-а! Убью-ю!»

В пьяном угаре ацтек ударил Людмилу битой по голове, вымещая на беспомощной жертве свою вскипевшую ярость, затем еще и еще несколько раз. Удары биты соскальзывали, попадая на ключицы, дробили их на мелкие кусочки. Шапочка, закрывавшая ее глаза, от скользящих ударов слетела на спинку кресла. Забежавший в прихожую Бугор перехватил поднятую для очередного удара биту и вырвал ее у него. Заломив Хуану руку за спину, он развернул обезумевшего аргентинца в сторону дверей. Толкая его в спину перед собой, придав ускорение сопротивляющемуся и орущему Хуану, он толкнул его к выходу. Толчок был такой силы, что, не удержав равновесия, Хуан головой врезался в нижнюю часть входной двери и затих. Бугор стоял в центре прихожей, смотря на лежащего в неестественной позе напарника, успокаивая дыхание. В наступившей неожиданно тишине был слышен звук капающей из крана воды.

«Почему так тихо?  – мысль прилетела в сознание после странного ощущения необычной ночной тишины и вызванного этим беспокойства. – Он ее грохнул! Точно!»

Брошенная им бита, нарушив тишину, с громким перестуком укатилась по паркету в угол. Бугор подбежал к Людмиле, прикоснулся к ее шее и сразу ощутил нервную строчку пульса под кожей. Он еще успел облегченно вздохнуть, как от неожиданного прикосновения Людмила очнулась, вздрогнула, чуть повернула голову и открыла глаза. Их взгляды встретились. Бугор, увидел расширенные от боли зрачки, замутненные слезами, в тот же миг отшатнулся. Находясь на грани исступления от болевого шока и душевной боли, Людмила взглядом, словно молнией, выпустила в мучителя столько ненависти, что видавший виды Бугор оцепенел. Ни испуга, ни подавленности, ни животного страха, которые, как правило, видел он раньше у своих жертв, не было во всем ее облике. Она попыталась встать, чтобы из последних сил вцепиться мертвой хваткой в горло своего мучителя, но, чуть приподнявшись, лишь застонала от боли и беспомощно откинулась в кресло. Только сейчас ее лицо в подтеках крови, сочившейся из рассеченной кожи на голове, исказила гримаса страдания и боли. Бугор всей своим нутром почувствовал, что в лице этой женщины он приобрел смертельного врага. Холодный пот прошиб его, выступил испариной на лбу и тонкой струйкой побежал между лопаток по спине.