Текст книги "Джинса"

Автор книги: Михаил Барановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

16

Вдоль дороги мелькали желтые деревья. Бабье лето выдалось в этом году какое-то холодное. По большому счету – ни баб, ни лета. Просто осень посреди одиночества. Сырость, предчувствие зимы. По лобовому стеклу то и дело рассыпался мелким бисером будто сорвавшийся с нитки кратковременный дождь. Влажный асфальт забегал под колеса. Ираклий ехал в своем стареньком «фольксвагене» в правом ряду в поиске голосующих. Было очень обидно, что никто из коллег не одолжил ему денег. Конечно, это произошло не в первый раз. Но каждый раз было обидно, как в первый.

Еще на светофоре он заметил пару, стоявшую на краю тротуара за перекрестком. Молодой человек обнимал девушку за талию. Его покачивало. Девушка качалась с ним в такт. Одета она была легкомысленно – в смысле метеоусловий и общественной морали. Юбки почти не было, да и кофточка смотрелась более чем откровенно, почти ничего не скрывала – ни от посторонних взглядов, ни от первых симптомов простуды. Ираклий остановился. Мужчина назвал адрес. Пассажиры сели на заднее сиденье. Ехать предстояло недалеко. В салоне было тихо. Ираклий включил радио.

Он решил, что они давно знакомы – только близкие люди могут так долго молчать, чтобы это молчание не было в тягость, чтобы не приходилось затыкать паузы разной словесной паклей, как это обычно с ним случается, а достаточно просто держать руку у нее на коленке – и все!

В динамиках звучала музыка аргентинского композитора Астора Пьяццолы. «Дворники» сновали по стеклу, как дирижерские палочки. Немного джаза, немного танго и очень много осени, с аккордеоном и скрипками, с желтыми листьями, с одиночеством, окрашенным в красные огни стоп-сигналов стоящих в пробке машин, и бесконечным, зыбким, томящим ожиданием счастья…

– Здесь тормози, шеф. Тут мы выходим. С тысячи сдача будет?

Ираклий остановился.

– Вот мы и приехали, дорогая, – сказал мужчина.

Спутница ничего не ответила.

– Найдется, – Ираклий выудил из карманов скомканные купюры, принялся пересчитывать.

Хлопнула задняя дверца автомобиля, с улицы через открытое окно мужчина протянул Ираклию тысячу рублей, получил сдачу:

– Счастливо!

– Всего доброго, – ответил Ираклий и тронулся.

Он ехал медленно, высматривая новых пассажиров, как хищная рептилия. Скользил вдоль тротуара, карауля подошедших к водопою животных. Сзади кто-то нетерпеливый несколько раз нервно просигналил.

– Да пошел ты! – тихо ответил клаксону Ираклий и посмотрел в зеркало заднего вида. Там, в отражении, не мигая, на него смотрела пара глаз, сверкнувших внезапно откуда-то из дикой сумеречной чащи, из кошмарных снов, из глубин подсознания. Острые, как осколки стекла, блики уличных огней в зрачках полоснули по сердцу внезапным животным ужасом, атавистическим, рудиментарным кошмаром. На какой-то миг сердце Ираклия замерло, воздух перестал поступать в легкие, кровь застыла, взгляд остекленел… Опомнившись, он резко ударил по тормозам и обернулся, чтобы встретиться со своим страхом глаза в глаза, нос к носу, лицом к лицу, как и подобает настоящему мужчине.

На заднем сиденье молча сидела девушка. Взгляд ее был спокойным и сосредоточенным.

– Блин! Так же инфаркт получить недолго! – на время пропавшим без вести, обессиленным, но все-таки вернувшимся к нему голосом сказал Ираклий.

Водители отчаянно сигналили, объезжая стоящий на пути «фольксваген». Ираклий включил аварийку и выключил музыку:

– Чего вы молчите? Вам куда? Я думал, вы с ним того… Девушка! Вам плохо? Как вас зовут?

Она не проронила ни слова.

Ираклий вышел из машины, открыл заднюю дверцу, опустил голову в салон:

– Он вас обидел?

Девушка по-прежнему никак не реагировала.

– Ну скажите хоть что-нибудь! – раздосадованно бросил Ираклий. Он осторожно присел рядом, всмотрелся в тонкий силуэт ее профиля, скользнул взглядом по резкому контуру груди, четко очерченным коленкам и, понизив голос, произнес: – По правде сказать, он мне сразу как-то не понравился. Скользкий какой-то тип… – Ираклий сочувственно вздохнул. – А вы красивая. Знаете, вообще-то я режиссер. Хотите сниматься в рекламе?

В этот момент в стекло со стороны таинственной незнакомки постучали. Ираклий вышел из машины и увидел гаишника с жезлом.

– Инспектор Балясин, – представился тот. – Вы что, что не видите, что здесь останавливаться нельзя? Ваши документы.

– Тут такое дело, инспектор… – неуверенно начал Ираклий, протягивая слова и документы. – У меня пассажир в машине девушку оставил.

Балясин скривил рот в ухмылке:

– На чай, что ли, оставил? Как это оставил? А вы куда смотрели?

– А девушка молчит, ничего не говорит…

Балясин обошел машину:

– Сейчас разберемся. – Он заглянул в открытую дверцу. – Добрый вечер, девушка. Инспектор Балясин. Предъявите документы, пожалуйста.

– У нее даже сумочки никакой нет… – в спину гаишнику прошептал Ираклий.

– Это странно. Девушка, что же, вы совсем без документов?

Периферийным зрением Ираклий заметил своего экс-пассажира в плаще, приближавшегося к ним со скоростью автомобильного потока. Мужчина остановился рядом с «фольксвагеном», как стайер на финише, сложился вдвое, уперев руки в колени, пытаясь отдышаться.

– Это он, – сказал Ираклий инспектору.

– Кто? – не понял Балясин.

– Мужчина, который девушку в машине оставил.

Стайер выпрямился, продолжая тяжело дышать. Белый воротник рубашки был расстегнут и торчал крыльями бумажного самолетика, узел галстука съехал набок, как стоящий на дороге «фольксваген», мигающий аварийными сигналами.

– Фух… Вот в таких вот ситуациях и понимаешь, что тебе уже не двадцать… И даже не тридцать… Господи, в это невозможно поверить, но уже даже и не сорок! – Он еще несколько раз глубоко и тяжело вздохнул: – Хорошо, что вы недалеко уехали…

Балясин кашлянул и поправил фуражку:

– Что же вы это, гражданин, девушек забываете без документов, а?

Мужчина никак не мог отдышаться и теперь держался за сердце:

– Фух… Так я и знал… Это не девушка…

– А кто, мальчик? – сыронизировал Ираклий.

– Минутку, гражданин! – строгим голосом сказал инспектор. – Что вы этим хотите сказать? Хотите сказать… Как это не девушка? – Тут он нагнулся и заглянул в машину: – Вы узнаете этого человека? – Балясин указал полосатым жезлом на экс-пассажира.

Девушка продолжала сидеть молча, даже не повернув головы в их сторону.

– Почему она молчит? Объясните, что все это значит? – начал раздражаться Балясин.

– Это не девушка, повторил мужчина. – Это кукла. Фух… – «Белый воротничок» снова тяжело вздохнул и утер ладонью пот со лба.

– Кукла? – изумился Ираклий.

– Кукла? – повторил вслед за ним Балясин. – Не морочьте нам голову, гражданин! Я смотрю, вы выпимши.

– Понимаете, у меня сегодня день рождения. И мне коллеги по работе ее подарили. – При этом именинник кивнул в сторону открытой автомобильной двери.

– Девушку? На день рождения? – почти негодовал Балясин.

– Я же вам русским языком говорю: это не девушка, это – кукла! – Мужчина вытащил из внутреннего кармана плаща какие-то бумаги и протянул их инспектору: – Вот ее документы.

Балясин бумаги брать не стал, подозрительно посмотрел на мужчину и ухватился за явное противоречие:

– Вы же говорите, что она – кукла. Какие же у куклы могут быть документы? – Балясин почти торжествовал и, казалось, был готов пуститься в ритуальные пляски с жезлом над поверженным соперником.

– Да, совершенно верно. Вот, посмотрите. – Мужчина развернул сложенные вчетверо бумаги. – Это документы. На куклу. Вот, читайте! – Он встал плечом к плечу к Балясину и принялся водить длинным, как указка, пальцем по типографским строчкам: – «Кукла выполнена из силикона, нанесенного на стальной каркас…»

Балясин молча продолжал смотреть в текст, явно что-то мучительно соображая.

– Зовут ее Долли, – добавил мужчина и свернул бумаги.

– Долли… – обалдело повторил Ираклий и заглянул в машину.

Балясин сделал несколько круговых движений глазными яблоками, после чего зафиксировал взгляд на имениннике:

– А зачем вам это… куклу подарили? Что бы что?

– Чтобы это самое… – ответил тот.

– «Это самое» как? – не понял Балясин.

Мужчина усмехнулся:

– Да как угодно. Она выдерживает нагрузку в триста килограммов.

Балясин продолжал недоумевать:

– И что?

– Инспектор, ну что вы как маленький, ей-богу!

Балясин вспылил:

– Это я как маленький? Это, между прочим, кому куклу подарили?

Мужчина посмотрел куда-то в даль дороги, туда, где менялся масштаб машин, домов и прохожих, где по законам линейной перспективы параллельные стремились сойтись в одной точке на горизонте, затем вернулся взглядом к Балясину и сказал:

– Хотите, я вам ее подарю? Меня жена дома ждет. Что я ей скажу? В смысле жене. Мне нельзя. Я и брать-то ее не хотел, когда мне ее дарили…

– А чего ж вы тогда за ней метров четыреста проскакали галопом? – вставил Ираклий.

Мужчина поправил воротник и затянул галстук:

– Не знаю. Просто она такая… – он пытался подобрать точные слова, – как настоящая. Понимаете? К ней привыкаешь как к человеку… А вы возьмите, инспектор… Мне не жалко… Она новая совсем… Возьмите, правда…

Балясин был растерян:

– На что мне? Что я с ней делать буду?

– Известно что. Вот вам ее паспорт. – Мужчина протянул сложенные вчетверо бумаги.

Балясин замотал головой вместе с фуражкой:

– Не нужен мне ее паспорт. И кукла мне ваша не нужна. – Потом задумался и заглянул в машину: – Черт знает что… Вот интересно, как это с куклой?

Мужчина оживился:

– А как хотите!

Все трое, согнувшись, смотрели на безучастную к этой беседе девушку. Периодически проезжавшие мимо машины освещали ее профиль, ровную линию лба, аккуратный нос, чуть приоткрытый чувственный рот. Она была молода, красива и, судя по дате, проставленной в гарантийном талоне, – невинна.

Между тем именинник продолжал:

– У нее три функциональных отверстия. Если подключить ее к Интернету, специальная программа, запущенная на сервере, будет реагировать на ваши действия разнообразными звуками.

Балясин хмыкнул:

– Могу себе представить, какими звуками будет реагировать на нее моя жена! – И немного подумав, добавил: – Даже без подключения к Интернету.

Мужчина в галстуке разочарованно цыкнул зубом и повернулся к Ираклию:

– Тогда, может быть, вы, молодой человек?

17

В кабинете Кирилла Кирилловича негромко звучала музыка. Свет исходил лишь от согбенной настольной лампы. Он образовывал уютный желтый кокон, в котором Илона сидела в директорском кресле и держала в руке наполненный вином бокал. Оно сверкало через стекло красно-фиолетовым альмандином. Кирилл Кириллович расположился рядом, на краю стола, словно на краю прежней своей жизни. Он ощущал винное послевкусие и предвкушение новых ароматов, которые, казалось, вот-вот распустятся в нем павлиньим хвостом и расцветят его мутные, тусклые будни.

– Ты могла бы это примерить? – вкрадчиво спросил Кирилл Кириллович, указывая на разноцветные бюстгальтеры и трусы, разбросанные по столу. – Так сказать, для наглядности… Чтобы я мог лучше представить себе концепцию и визуальные решения будущего буклета…

Илона сделала большой глоток из бокала и облизнулась:

– Ну, если только для концепции…

– Исключительно! – суетливо подтвердил Кирилл Кириллович и заерзал на столе.

– Хорошо, – сказала она, вставая с кресла. – Только закрой глаза. Я скажу, когда можно будет смотреть.

Кирилл Кириллович честно смежил веки и застыл.

Говорят, у слепых обостряется слух.

Говорят также, что у собак слух в четыре раза острее человеческого.

В этот момент Кирилл Кириллович превратился в слепую собаку.

Он слышал дыхание Илоны, он слышал скрип пуговиц, выскальзывающих из петелек, слышал, как, раскрываясь, бежит по пластиковым зубцам змейка на юбке, как соскользнули с оголенных плеч бретельки бюстгальтера, как зашептали волосы на лобке, нечаянно коснувшись шелковой ткани, он слышал ангельскую музыку высоких сфер, тонких миров… Звучали арфа, лира и псалтирь…

Внезапно чарующую гармонию звуков прервал дверной скрип, и в унисон ему раздался резкий, до боли знакомый голос:

– Что зажмурился, поблуда? Бить я тебя не буду, старый кобель!

Нелли стояла посреди кабинета разъяренным, огнедышащим драконом из постклимактерического периода.

Илона застыла в ужасе и нижнем белье, обхватив себя руками, сплошь покрытыми мурашками, похожими на те, что отлиты в панцире ракообразных.

Кирилл Кириллович инстинктивно поджал хвост и заскулил:

– Это не то, что ты подумала.

Нелли отрыгнула пламенем, повернула длинную чешуйчатую шею к Илоне:

– Это не то, что я подумала? – переспросила она то ли мужа, то ли эту девицу, то ли самою себя. – И что же это?

– Это… Это Илона.

– Отлично! – Нелли саркастично всплеснула огромными перепончатыми крыльями с такой силой, что Илону будто взрывной волной выбросило вон из кабинета. – А это что? – Она повела зубастой пастью в сторону разложенного на столе французского белья и пошевелила огромными ноздрями.

– Это образцы.

– Образцы чего, твоего грехопадения? – фыркнула пламенем жена.

– Нет, женского белья…

– Вижу, что не мужского. Вертеп! Содом и Гоморра! – Она снова извергла из пасти пламя.

Кирилл Кириллович все еще надеялся оправдаться:

– Это для буклета! Я уже собирался домой…

– Домой можешь не собираться! У тебя больше нет дома! – Она резко повернулась к мужу толстошкурой спиной, непробиваемой ни стрелами, ни копьями, и стремительно протопала из кабинета, оставляя на паркете следы острых когтей.

18

Жора думал о своей жене. Он думал о ней от двери собственной квартиры, затем переулками до центрального проспекта и оттуда еще четыре автобусных остановки пешком. Это довольно приличное расстояние – несколько километров обид, разочарований и беспросветной тоски.

Фонари вдоль дороги высвечивали в мрачном небе блестящую на свету морось, которая обычно выпадает из слоисто-кучевых облаков, не имеет направленного движения и кажется просто плавающей в воздухе мошкарой.

Жора чувствовал ноющую пустоту внутри, он даже не подозревал, как много места занимала жена в его жизни, в его мыслях, в его душе, несмотря на свои сорок восемь килограммов живого веса и невысокий рост. Он вытирал мокрое то ли от капель дождя, то ли от слез лицо и шел быстрыми шагами под барабанную дробь собственного сердца. Перед глазами стояла морда этого омерзительного мужика – красная, как задница гамадрила. Ручищи длинные, пятерни огромные, лопатообразные… Хорошо еще, что не зашел минутой раньше – до того, как тот надел штаны!

И чего теперь стоят все ее слова?

Когда она говорила, что хочет родить от него дочку и назвать ее Лизой, а потом ранним утром провожала его в командировку, стояла в коридоре взлохмаченная, с помятой подушкой лицом – такая трогательная и теплая. Поцеловала, обняла и уже в двери шепнула: «Смотри, Лизу не расплескай!»

И чего теперь стоят все его слова, которые он нашептывал каждый раз, когда гладил все ее трогательные низменности и возвышенности, все эти угловатости плечиков, коленок и прочих тазобедренностей… И чего теперь стоят все его слова, которые он втискивал в короткие эсэмэски вслед, как будто ими можно было до нее дотянуться, дотронуться до щеки… А она уже спешила куда-то, а он вибрировал в ее кармане тремя – пятью словами, запоздалыми, не к месту… Спрашивал: «Ты меня не подведешь?» Как, казалось, были схожи их страхи и сомнения. Как были они счастливы и пугливы, будто влюбленные зайцы.

А однажды ночью, когда Жора смотрел на ее спящий профиль, подсвеченный из окна луной, он даже подумал, что Бог, наверное, все-таки есть, раз он свел двух, заслуживших любовь человеков. Наградил их за все нелюбови и страдания, что они причиняли себе и другим. И что Бог добрый и справедливый… Аллилуйя!

И что, спрашивается, теперь думать о нем? И что, спрашивается, теперь думать о ней?

Вот, оказывается, что ей было нужно на самом деле!

Он шагал по вечернему проспекту, ничего не замечая вокруг, в такт биению сердечной мышцы, перекачивающей кровь. Литры крови. Сердце работало в каком-то очень неэкономном режиме. Оно не берегло сил для его будущих несчастных Любовей. Он слышал, как оно колотилось, заглушая гул проезжавших мимо машин, заглушая городской шум, заглушая его внутренний голос и обрывки фраз случайных прохожих… И казалось, что если вдруг сейчас остановиться, то и оно остановится и уже не будет биться никогда.

Жора вошел в супермаркет и решительно направился к полкам со спиртным. Ему нужно было как можно быстрее заглушить обиду, успокоиться, продезинфицировать саднящую где-то внутри рану. Но тут его пронзила острая, болезненная мысль. Он резко остановился, словно наступив босой пяткой на бутылочное стекло, обреченно обшарил все имеющиеся под рукой карманы – так и есть: несколько мятых червонцев и звенящая мелочь…

Покупатели отрешенно блуждали вдоль торговых рядов, катили перед собой большие сетчатые тележки, изучали упаковки. Жора безнадежно всматривался в их лица, надеясь обнаружить хоть одно более-менее знакомое и одолжить немного денег. Буквально до завтра. Но все физиономии были чужими и отчужденными. Ему захотелось плакать. Как в детстве. Потому что больше нет аргументов, больше нет утешения, нет даже проблеска надежды, и он совершенно один на льдине, отколовшейся от айсберга, посреди стихии и бездны человеческого безучастия.

И тут ему явился ангел, командированный из какого-то небесного МЧС. Он был одет в большую, зеленого цвета бутылку. У него оказался нежный женский голос, который своими обертонами, модуляциями и прочими секвенциями приятно ложился на слух и, казалось, отзывался в самом сердце:

– Попробуйте настойку на хрене, изготовленную по народным старорусским рецептам. Превосходное средство от простуды! – Ангел придвинул Жоре поднос, на котором стояли рюмки с мутной жидкостью, а рядом – тарелка с тонко нарезанным малосольным огурчиком.

– Ну разве что для профилактики… – скромно ответил Жора голосом, исполненным благодарности.

Водка скользнула по пищеводу, как антидот, тут же ослабляя действие яда.

– Че-т я не распробовал… – сказал Жора, похрустывая долькой огурца.

Девушка в костюме бутылки тут же великодушно подставила еще одну рюмку…

К тому времени, когда он проголодался, счастливо обнаружилось еще несколько проходивших тут же, в супермаркете, мероприятий: в частности, предлагались к дегустации французские сыры с плесенью, новый сорт колбасы известного производителя и йогурт с живыми бактериями.

«Гуляя по буфету», Жора познакомился с милым, интеллигентным пенсионером в круглых ленонновских очках, профессионально промышлявшим участием в промоакциях. Поедая одноразовыми пластмассовыми ложечками полезный молочный продукт, Жора похвастался:

– А рекламу этого йогурта придумал я.

– В самом деле? – от души удивился пенсионер.

19

На какое-то время Жора забыл о том, что произошло с ним сегодня вечером. Память перенесла его в недалекое прошлое, когда Кирилл Кириллович, как обычно, собрал всех на очередное совещание, и, как всегда, зазвонил его телефон.

– Да, милая. Успокойся. Что случилось? Что ты прочитала? Возьми себя в руки. И что в этом журнале? И что в статье? Не кричи, пожалуйста. Объясни спокойно. Так, в каждом человеке живет два с половиной килограмма бактерий. И что? Почему тебя это пугает? Представила? Не надо себе это представлять. Мне кажется, у тебя их значительно меньше… Явно меньше, чем два с половиной килограмма. Да, я так думаю. Я практически уверен. Ну, от силы граммов двести. Не больше. Не волнуйся. Это просто реклама какого-то медицинского препарата. Каких-нибудь таблеток от глистов или еще чего-то в этом роде. Не думай об этом. Обязательно поговорим. Да, милая. До вечера. – Положив трубку и протерев очки внутренней стороной галстука, Кирилл Кириллович обратился к собравшимся: – Коллеги, перед нами важная и ответственная задача. Прошу вас сосредоточиться, вспомнить все, что вы когда-либо знали о йогуртах… и тут же все это забыть. Потому что нам предстоит придумать нечто принципиально новое. Именно так поставил перед нами вопрос рекламодатель. И мы должны доказать, прежде всего самим себе, что в состоянии оправдать возложенные на нас не только надежды, но и ответственность.

– Ответственность мы оправдаем, – заверил его Жора. – А что за йогурт такой?

– Йогурт с живыми бактериями, – торжественно объявил Кирилл Кириллович.

– Просто фильм ужасов какой-то. Альфред Хичкок «Живые йогурты»… – не к месту съязвила Инна.

Директор укоризненно посмотрел на нее и строго сказал:

– Еще раз прошу подойти к вопросу со всей серьезностью.

– Насколько мне известно, в организме человека различных бактерий больше, чем собственных клеток, – блеснул эрудицией Лазарь Моисеевич.

Кирилл Кириллович неподдельно удивился:

– Серьезно? Я этого не знал. Как вы думаете, сколько это в килограммах?

Лазарь Моисеевич был явно озадачен:

– Трудно сказать…

Но директор не унимался:

– Килограмма два с половиной наберется?

– Вполне возможно.

– Надо же! Неужели действительно… – про себя, но вслух прошептал Кирилл Кириллович.

– Кирилл Кириллович, позвольте спросить: какие именно штаммы бактерий используются в данном йогурте?

Директор оживился:

– Вот, хороший вопрос, Лазарь Моисеевич.

Кирилл Кириллович закопался в разложенных перед ним бумагах:

– Одну минуту. Вот! Термофильный стрептококк… Да, стрептококк и румынская палочка.

– Так я и думал! – воскликнул Лазарь Моисеевич.

– Точно-точно. И у меня была такая же мысль… – поддержал его Жора.

– Этот йогурт предназначен для детей, – продолжил Кирилл Кириллович. – Помимо живых бактерий, в нем содержится много кальция, который, как все мы знаем, способствует росту…

– Бактерий? – решил уточнить Жора.

– Детей.

Жора понял, что сморозил глупость:

– Все понятно.

– Чем же еще полезен йогурт? – задался вопросом директор и продолжил читать по брифу: «Живые йогуртовые культуры (румынская палочка и термофильный стрептококк), находящиеся в йогурте, оказывают положительное воздействие на работу желудочно-кишечного тракта. Йогурты улучшают процесс пищеварения, поддерживают баланс кишечной микрофлоры и являются источником витаминов, особенно В2, В12 и минеральных веществ…»

– Как, собственно, и обычный кефир, – не удержалась Инна.

– Прошу вас оставить неуместный скепсис. Мы с вами хорошо знаем, что йогурты рекламируются как эффективное средство борьбы с легким голодом, как продукт, способствующий устранению неприятных ощущений в животе, а также активному росту детей, повышению их интеллектуальных способностей…

Инна, как мы уже знаем, была матерью-одиночкой и всегда болезненно реагировала на подобные темы:

– Ну, удивительная штука получается! Съел йогурт – подрос, скушал шоколадку – сразу поумнел, слопал творожок – заиграл на контрабасе, пожевал жвачку – заговорил по-французски, хлебнул газировки – защитил кандидатскую! Ничего не понимаю! Может, я свою девочку чем-то не тем кормлю?!

Обстановку разрядил Жора:

– Мне кажется, надо рекламировать бактерии.

Ираклий развил тему:

– А что, если снять такой ролик… Роддом. В один и тот же день рождаются две девочки. Одну всю жизнь кормят йогуртом с живыми бактериями, а другая все эти годы пьет обычный кефир. Девочка, воспитанная на кефире, вырастает жуткой уродиной, неудачи преследуют ее по пятам. В конце концов, она спивается… Или работает в школе учительницей… А та, что ела живые йогурты…

Кирилл Кириллович его перебил:

– Все понятно – вырастает длинноногой блондинкой и побеждает на конкурсе красоты «Мисс мира». Жаль! – трагическим голосом произнес директор. – Жаль, что я так и не услышал ничего экстраординарного.

Все замолчали. Вскоре тишину прервал голос Лазаря Моисеевича:

– Возможно, стоит подумать над какой-то оригинальной акцией?

– А именно?

– Точно-точно, – закивал Жора. – Провести какую-нибудь акцию в роддоме…

– Какую? – настаивал на конкретике Кирилл Кириллович.

– Ну, не знаю… Например, при рождении двойни…

– …третьего получаете бесплатно? – съязвил Ираклий.

– Нет, – запротестовал Жора, – получаете сертификат на бесплатные живые йогурты для детей вплоть до их совершеннолетия.

– Ну так… – Кирилл Кириллович поморщился, было понятно, что эта идея его не сильно вдохновила. – Есть еще какие-нибудь соображения?

Ираклий закусил губу, а затем сказал:

– А что, если представить себе такие военные действия… Сражение между хорошими и плохими бактериями. Для того чтобы хорошие одержали победу, им на помощь спешат эти… как их?

– Чип и Дейл! – подсказал Жора.

– Нет. Термофильный стрептококк и румынская палочка. Их можно представить в виде мультяшных персонажей. Мужественный и вооруженный до зубов стрептококк и женственная такая, сексуальная румынская палочка…

Кирилл Кириллович ничего не сказал, но выглядел разочарованным.

– А еще можно снять такой ролик, в духе известной сцены из фильма «Девять с половиной недель», – не сдавался Ираклий. – Он и она на кухне перед открытым холодильником… Мужчина и женщина обнажены и исполнены страсти. Он достает из холодильника банку красной икры и обмазывает ею женщину. Она достает яйцо и разбивает у него на груди. Яйцо тут же поджаривается, превращаясь в яичницу, она добавляет кетчупа. Они облизывают друг друга. И вот, наконец, он достает из холодильника йогурт с живыми бактериями, выливает его на себя и на женщину. Они слизывают его друг с друга и понимают, что это очень вкусно. На этом эротический накал сменяется гастрономическим. Они исступленно трескают йогурт, затем берут еще и едят, позабыв о сексе. И слоган: «Йогурт с живыми бактериями – нет ничего лучше!»

Кирилл Кириллович покачал головой:

– Да, неплохо. Но целевая аудитория не наша. И ничего не сказано о полезных свойствах, о витаминах, микроэлементах и кальции…

– Мне кажется, надо придумать какую-то акцию, – продолжал гнуть свою линию Жора. – Например, собравший десять крышечек от йогурта, получает…

– …еще столько же крышечек совершенно бесплатно! – прервал его Ираклий.

– Нет же! Что-нибудь ценное.

– Палку «Московской» колбасы! – вставила Инна.

– Нет, это все не то! Нужен принципиально новый подход… – Кирилл Кириллович был раздосадован.

Тут слово взял Лазарь Моисеевич:

– Мне кажется, нам надо рекламировать не бактерии, не их полезные свойства, не витамины, содержащиеся в йогурте, не кальций и не акции…

– А что ж тогда? – удивился Жора.

– Нежность.

– В каком смысле? – не понял Кирилл Кириллович.

– Представьте себе мальчика и девочку младшего школьного возраста. Заботливые родители, отправляя их в школу, дают им по баночке йогурта. И вот на перемене дети уединяются, достают из своих портфелей этот йогурт, нежный, как они сами и как их чувства друг к другу. Они едят йогурт и смеются. А слоган, по-моему, должен быть такой: «Нежный, как первая любовь».

Все молчали. Инна вытерла платком навернувшуюся слезу и громко шмыгнула носом.

Кирилл Кириллович снова протер очки галстуком, И УВИДЕЛ ОН, ЧТО ЭТО ХОРОШО.

– Да, это хорошо. Это очень хорошо!

И БЫЛ ВЕЧЕР…