Текст книги "Ветер перемен (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Часть солдат заняли позицию на баркасах и стреляло поверх голов своих товарищей. Другие разместились перед плавсредствами и готовились принимать врага на штыки в плотном строю. Но пока те не подошли, а потому ребята также стреляли, формируя еще один ярус стрелков. Только не так интенсивно. Осторожно. Чтобы не прозевать навал в рукопашную…

Федерация Ашанти славилась тем, что могла выставить большую массу стрелков из лука. Тысячи и тысяч человек. В отдельных случаях – десятки тысяч. У них имелись и стрелки из огнестрельного оружия. Но очень мало. И они входили в элиту, а потому размещались при столице, выступая только с их лидером. Так что, к счастью, их тут не было и быть не могло. Далеко. Просто бы не успели, даже пожелай.

Массовое ополчение местных жителей.

Предельно бедное, но крайне многочисленное.

Других войск у Ашанти считай, что и не было. Ну, разве что самая элита, окружающая их правителя. Но какой-то значимой роли они не играла. В сущности, у них все сводилось к толпам лучников, которые при нужде могли атаковать с коротким легким копьем. Впрочем, не сильно рвались. Их сила заключалась в стрелах и возможности ими натурально засыпать.

Русские солдаты давали залп за залпом.

Туда.

«В ту степь».

По направлению вероятного расположения противника. Не целясь. Просто выводя мушкеты в горизонт. И отправляя целые тучи картечи. Мелкой и довольно легкой. Но она доставала неприятеля, судя по волнам криков, которыми отзывался каждый такой залп.

Такие картечные попадания не убивали как правило. Однако воевать даже после одной залетевшей в тело картечины становилось очень сложно. И главное – кровь уходила. Отчего воины слабели буквально на глазах. В условиях же местной санитарии и медицины изрядная часть этих раненых оказывалась обречена на достаточно неприятную смерть через несколько дней.

Обратно летели стрелы. Но с крайне низкой результативностью.

Весь полк был «упакован» в облегченный трехчетвертной доспех, специально сделанный для этой экспедиции. Из тонкого металла, чтобы только стрелы да копья местные держал. Отчего довольно легкий.

Из-за этого самого доспеха лишь единичные стрелы могли нанести русским солдатам хоть какой-то ущерб. Перед ногами у тех располагались «случайно» навалены тюки. У тех, что стояли на берегу, а на баркасах бойцы прикрывали нижнюю часть бортами посудин. Так что ноги не задеть. А головы они держали чуть наклоненными вперед, чтобы большие козырьки бургиньотов прикрывали лицо от стрел. Так что только кисти рук можно было поразить, да чудом угодить под козырек. Все-таки какой-то просвет там имелся. Ну и под некоторыми углами «гостинцы» могли залететь куда-нибудь под мышку.

Так что весь пехотный строй во фронт выглядел едва ли не монолитной стеной. А стрелы ашанти отскакивали от них, словно горох от стены. Тем более, что местные применяли отнюдь не английский warbow, а достаточно скромные луки…

Через минут десять боя стрелы прекратили лететь. И полк ответно остановил стрельбу. Выпустив к тому времени практически весь боезапас. А ведь кроме обычного, стандартного подсумка, каждый солдат получил еще и нагрудную «коробочку» на дополнительные двадцать выстрелов…

– Отошли? – тихо спросил полковник у Ньёньосс, которая в местных делах разбиралась прекрасно.

– Нет, – покачала она головой. – Ты их разве не слышишь?

– А это не стоны раненых?

– Не только. Да и вон, вон – погляди. Видишь там словно волна над травой? Это воины. Только они вновь стрелять не решаются.

– Надо раздать еще патроны.

– Надо, – кивнула Ньёньосс. – Хотя если они решаться на новую атаку, точно стрелять не станут. С копьями пойдут.

– А они решаться?

– Мы не знаем, сколько их. Если много, то решатся.

– Мы ведь не идем по их владениям. Отчего они нападают?

– Мы идем к их врагам. Этого достаточно…

Через полчаса произошло то, чего женщина и боялась. Воины ашанти пошли в ближний бой. Но… Это была не их сильная сторона. Тем более, что ничего противопоставить плотному строю солдат в доспехах они не могли. Так что атака эта выглядела словно бы какой бедолага решил присесть голым задом на ежа. Или скорее даже дикобраза.

Мушкеты со штыками работали словно швейные иглы.

Вжик-вжик. Вжик-вжик. Роняя наседающих неприятелей.

А поверх стреляли из мушкетов бойцы, расположившиеся в баркасах. Даже кое-какие ручные гранаты полетели, создавая дополнительную суматоху и ломая боевой дух нападающих. Однако же, несмотря на это, натиск получился достаточно сильным. И русским солдатам пришлось шагов на десять отойти назад. Прижавшись, по сути, к баркасам – войдя местами в воду по колено.

Но и все на этом.

На большее войска, собранного местной администрацией ашанти, не хватило. Оно, даже несмотря на ночь, дрогнуло. Слишком велики оказались потери…

Утром же пришлось срочно уходить победителям.

Начиналась лютая жара и валяющиеся навалом трупы ничего хорошего не предвещали. Солдаты приняли утреннюю порцию хинина. Позавтракали. Быстро загрузились, обмыв запачканные тюки водой. И отвалили от берега.

Да, бой был выигран. Однако оставаться на поле боя они не могли… вот такой вот неприятный курьез…

О хинине и о том, как он решал проблемы той же малярии, Алексей прекрасно знал. О нем там, в XXI веке не знал только человек совсем без исторического кругозора. Хотя бы понаслышке. Да и сами местные европейцы тоже о нем ведали, только не придавали значения. Мало ли? Красная вода какая-то лечившая лихорадку… Варварское же, дикое средство. Отчего его и игнорировали. А от Леша так не поступал. Поэтому вместе с каучуком из Южной Америки ему везли и кору дерева кина-кина. Что было одним из важных компонентов подготовки этой экспедиции. Ведь иначе полк мог просто не дойти до мосси из-за местной, крайне нездоровой для белых людей обстановки…

* * *

Алексей спокойно и степенно зашел в большую юрту. Пройдя на указанное ему почетное место.

Не связанный.

Свободный. Насколько, конечно, вообще можно быть свободным в гостях…

Позавчера утром на отряд его похитителей произошло нападение. Уже других степняков.

Быстро налетели.

Засвистели стрелы.

Однако боя не получилось. Похитители быстро сориентировались и, бросив царевича, дали ходу. Хуже того – никогда даже и не убило. Вроде кого-то ранило, но это не точно. Что сильно напрягло Алексея. Крайне сильно. Слишком уже ситуация походило на инсценировку.

Подъехали бойцы.

Освободили царевича, прославляя волю Всевышнего, благодаря, которому они успели. А потом повезли на встречу к башкирским старейшинам, к которым тот так и так ехал…

Пока ехал – думал.

Вся эта история выглядела странно и дурно. Что первое нападение, что спасение… Да, сам он расслабился. Да, почти ничего не знал про степь и ее манеру ведения дел. Да, недооценил незнакомую культуру военного дела. Но… слишком много этих самых «но».

Зашел значит Алексей в юрту.

Сел.

Поздоровался.

Поблагодарил за спасение. Вежливо. В конце концов, даже такое спасение – это спасение. А потом спросил:

– Вы знаете кто меня похитил?

– Пришлые. С юга.

– И откуда они тут?

– На торг пришли в город. Караван с охраной. Это люди, которые караван сопровождали. Часть их.

– А откуда пришлые знали, что я приеду?

– Так из Перми гонец пришел. Весь город знал. Все что можно чистилось, красилось и прихорашивалось.

– Какой гонец? – удивился царевич, который никого не отправлял.

– Да почем нам знать? Прибыл. Сообщил. И обратно ушел.

– И дорогу тоже все знали?

– А как же? Гонец сказал – речным путем пойдешь. А он у нас тут один, ежели от Перми.

– Но на меня напали на берегу.

– Так что в том хитрого? – лукаво улыбнулся один из старейшин. – Вели твой корабль видимо несколько дней. Ждали подходящего момента для нападения. Обычно ведь пристают к берегу на ночлег и отдых. Или просто чтобы ноги размять. Вот тогда и нападают. А тут ты зачем-то казаков взял местных и по берегу сам пошел. Упростил им дело.

– Упростил… – медленно повторил царевич.

– Чего на корабле то не сидел? – спросил другой. – Могло и обойтись. Мы видели какая там у тебя охрана. Кстати, а чего ее не взял в верховые?

– Доспехи тяжелые. А лошадей нормальных у местных казаков не было. Доходяги. Пришлось бы тащить целый табун и постоянно пересаживаться. Да и откуда мне знать, что на землях верных подданных моего отца кто-то решится напасть на меня столь дерзким манером? Да еще таким количеством. Ведь натурально банда. Мне ведь твердили, что вы свои земли крепко держите.

– Крепко держим, – кивнул один из старейшин. – Но всякое случается.

– Всякое. Да. Меня могли и убить. Как бы вы потом объяснялись с отцом?

– Всевышний отвел.

– Отвел… – вновь медленно повторил царевич, покачав головой. – Что-то прости господи неправильное во всем этом. Ну да ладно.

Дальше они перешли к делу.

Собственно старейшины башкир «поставили старую пластинку» и стали жаловаться на притеснения и обиды, что творили им царские люди. А они, верные подданные Петра Алексеевича… самые преданные…

– Настолько преданные, что у вас под боком напали на его наследника?

– Это случайность! Да и мы тебя сразу же отбили!

– То, что вы меня отбили – вот где случайность. Откуда и узнали?

– В степи немного тайн. – возразил первый старейшина.

– Велика степь, а все видно. – добавил второй старейшина.

– Вот как? Занятно. Значит то, что эти пришлые затеяли, вы не приметили. А как они пакость учинили и людей, мне служащих, побили, сразу все прознали? Очень интересно. Очень. Впрочем, давайте вернемся к притеснениям. Какие со стороны царевых людей нарушения вы уже назвали. Их нужно проверять, но, допустим все так и есть. Люди слабы, и я легко поверю, что, дорвавшись, творят пакости. Как говорится – до царя далеко, до Бога высоко. Однако же нарушения идут не только с их стороны. Вы тоже нарушаете.

– Мы?

– В принципе у царя к вам есть два вопроса. Первый заключается в том, что договор с Иоанном Васильевичем заключали одни племена. А теми привилегиями кто пользуется? Разве только они? Вон вас ныне сколько. И все – на особом положении[1]. Разве же это правильно?

– Но царь никогда нам в том не пенял.

– А вы и рады пользоваться его добротой и человеколюбием! Отчего все больше владений под вашу руку уходит. Вон – уже с калмыками сомкнулись землями и бузу бузите. Поговаривают, что как бы вы войной друг на друга не пошли. А начиналось же совсем с других земель и иных племен. Через что вы грубо нарушали заключенный договор.

Его собеседники промолчали.

Большая часть присутствующих старейшин как раз и относилась к тем самым племенам, которые самостийно присоседились. Приписались в башкиры. Многие из них имели на то этнические основания, но не все. Далеко не все. Да и основания основаниями, а договор все же не с ними заключался. На что им прямо и указали.

– Второй вопрос заключается в восстаниях. Вы поднимали два больших восстания. Очень, очень странных. Первое как произошло? В то самое время, когда Россия вела тяжелую войну на западе с ляхами да литвинами. Очень вовремя, не находите? Ни до, ни после царские люди вас особливо не притесняли, а тут… прям так стали притеснять, что терпеть нет никакой мочи? И челобитную не пошлешь и с жалобой не поедешь, не так ли? Только за оружие хвататься и остается. Беда-беда. А второе? Так опять война шла, притом вновь непростая. В этот раз с османами. Совпадение? Не находите, что оно очень подозрительное? Самые верные и преданные подданные русского царя дважды били ему в спину в момент трудностей великих. Как-то не стыкуются поступки со словами.

– Это просто совпадение! – поспешно воскликнул кто-то, а остальные поддакнули.

– Два подряд? – улыбнулся царевич, когда они утихли. – А вот в Москве думают, что вам кто-то заносил денег и помогал восстать. И то не восстания были, вызванные порухой прав, а обычная измена. И чем дальше, тем более громче звучат эти голоса. Ведь в иные годы вы как-то мирились с теми притеснениями, о которых говорили мне тут. Тем более, что многие из них проводились не без участия местной знати. И царевы люди без вашей же поддержки всего этого и не сделали бы. Не так ли?

Помолчали.

Недовольно.

Очень недовольно. Но промолчали. Переглядываясь.

– Как вы видите – на лицо вопрос с доверием друг другу. Ради этого я и ехал к вам. Старый договор, в сущности, уже давно потерял всякий смысл. И нам нужно подписал новый.

– И какой он будет?

– А вот это давайте обсуждать. Но сразу скажу – терпение Москвы не бесконечно. И мы устали от «странных совпадений». Вы либо верные подданные царя, либо нам нужно вводить войска и наводить порядок своими силами. Тем более, что вы совсем мышей не ловите и у вас под боком на наследника какие-то пришлые нападают…

Договор, разумеется, он использовал как повод для другой темы, которая упиралась в разработанную им обширную экономическую программу развития региона. В частности, внедрение новых пород коз, овец и даже альпак для масштабного производства качественной шерсти. Являясь отличным решением для развития восточной части башкирских владений. Ну и на земледелие налегал, рассказывая о том, что новые сельскохозяйственные предприятия позволяют с малого количества рабочих рук получать высокую урожайность. Что отлично подходило для западных земель башкир. А также вопросы транспорта, логистики и прочего…

То есть, разговор, в сущности, был о деньгах.

Об очередных «Новых Васюках», которые царевич довольно лихо уже наловчился рисовать. Опыт сказывался. В конце концов убеждать московских аристократов было не в пример сложнее. Местные же, не испорченные «сказками про белого бычка» уже через пару часов размякли в должной степени, чтобы новый договор оказался куда более удобным для интеграции башкир в состав России.

Собственно Алексей быстрее бы справился. Но пару раз обжигался, выходя на тему – кто и зачем его похищал. Очень уж интересно было. Эти явно или знали, или догадывались, но говорить не спешили. Отчего приходилось начинать их агитировать если не заново, то с новой силой, теряя расположение и настрой.

Впрочем, он не врал.

И не обманывал.

И даже не лукавил.

Просто правильно подбирал слова. Ему действительно требовался много качественной шерсти. Да и большое производство еды в этих краях позволяло решить много уральских и сибирских вопросов с меньшим плечом логистики. И очень желательно это провернуть было своими силами. Чтобы сами справились, а он лишь подсказал да поддержал семенами там, инвентарем и прочим по мелочи…

* * *

– Что с кордонами? – устало спросил Петр Алексеевич у вошедшего Ромодановского.

– Все в порядке. Стоят. Да люди и сами не бегают. В Крыму тоже их выставили. Уже сами. Даже вперед хана. Отгородили Кафу.

– Думаешь обойдется?

– Бог даст пронесет лихоманку мимо, – перекрестился Федор Юрьевич.

– Славно… славно…

– Но…

– Что⁈ – напрягся царь.

– У людей, что дорогу на Смоленск чугунную строят, тиф начался. В двух днях пути от Москвы.

– ЧТО⁈ – рявкнул Петр Алексеевич, вскакивая.

– Их свои же приказчики кордонами обложили. Да и я уже распоряжения отдал.

– Твою же… Боже! За что?

– Да дурьи головы! – махнул рукой Ромодановский. – Это с подачи Ляксея мы о людишках печемся, что на стройках трудятся. А эти, обормоты, развели там голод и грязь. Вот тиф и появился. Он всегда в таких местах заводится. Любит он подобное.

– Твари… – процедил царь.

– Как есть твари, – согласился Федор Юрьевич. – Так уже несут убытки. Всевышний уже начал их наказывать.

– А работников? Их-то в чем вина? В том, что у этих бестолочей вместо головы жопа? У нас и так острая нехватка работников, а эти… – начал говорить Петр Алексеевич и в этот момент от излишнего волнения у него начался припадок. Эпилепсия. Каковой он страдал.

Сразу вокруг все пришло в движение.

Сразу люди засуетились.

Да и Федор Юрьевич никуда не ушел. Он рядышком сел да стал про корабли рассказывать. И только лишь хорошее. Например, о том, что первый большой четырехмачтовый корабль, натурально клиппер, построенный на московской верфи, достиг Павлограда.

Порожняком.

Без мачт и прочего.

На буксире.

Но его протащили. И теперь под Павлоградом оснащают к полноценным испытаниям на Балтике.

Рассказывал о том, его как тащили. Про Вышневолоцкий путь и каскад плотин да небольших водохранилищ, сиречь больших прудов. Про то, что местами клиппер проводили на понтонах, а местами волоками тащили. И что еще, даст Бог, два-три года, и можно будет проводить там подобные корабли спокойно. Без особых выкрутасов.

Про то, что в Москве на верфи, строится уже разом четыре новых галеаса. Однотипных с тем, что уже бороздил просторы Балтики. И на новый год готовятся заложить новый большой четырехмачтовый корабль закладывать. Или даже два – тут как пойдет и успеют ли все подготовить. Ну и испытания нужно посмотреть, что покажут.

Петр Алексеевич же слушал все это, слушал и ему легчало. Все-таки любил он море и корабли. И благостные новости о них душу его согревали. Под сказки эти он и задремал, когда его окончательно отпустило…

– Что делать то, Федор Юрьевич? – тихо спросил один из аристократов, что были виновны во вспышке тифа на строительстве Смоленской дороге, когда князь-кесарь вышел от царя. – Он ведь как в себя придет и нам несдобровать.

– Головы вам оторвет и поделом будет.

– Ты уж подскажи, мы уважим.

– Уважите… – фыркнул Ромодановский. – С покаянием идите. Да нагайку захватите, чтобы он вас ей и отходил. Больно, да не смертельно. Зато гнев уйдет. И сразу предлагайте, как эту беду будете решать. Если мямлить станете – не пощадит. Если оправдываться начнете или попытаетесь указать кого-то иного виновным – не простит. Кайтесь и молите о пощаде, прося возможность все исправить и отработать.

Они промолчали.

Насупившись.

Слова его им очень не понравились.

– Балбесы… – буркнул Федор Юрьевич. – После новостей о чуме умудрились тиф под Москвой завести. Молодцы. Нечего сказать. От глубины вашего раскаяния зависит ваша судьба. Петр Алексеевич повинную голову не сечет. Тем более, что дорогу вы сами изволили строить. За свой счет и своими людьми. Но тиф… боже… откуда вы такие беретесь… сметану на говне решили собрать? Вот уж придурочные… – он махнул рукой и вышел, оставляя этого аристократа и нескольких его соратников мрачно хмуриться…

[1] Здесь Алексей поднял тот неприятный вопрос, что в те года, за ради привилегий башкирами начинало зваться много разных людей. Далеко не все из которых являлись башкирами. Отчего уже в начале XVIII века башкиры как этноним описывал не некий этнос, а скорее более широкую группу, находящуюся в определенных привилегированных условиях. Дальше это проявлялось сильнее.

Часть 1

Глава 9

1708 год, август, 25. Тенкодого – Пермь – Москва

После нападения на берегу реки русское посольство никто не трогал. Вообще. Подчеркнуто.

Видимо новости о нем бежали впереди. Расходясь как круги по воде. А сил, подходящих для того, чтобы раздавить отряд, Ашанти выставить явно не успевали. В конце концов этот речной путь находился на одной из границ их обширных владений. И им требовался месяца два-три, чтобы их собрать. А потом еще какое-то время, чтобы довести до места предстоящего сражения.

Рисковать же и нападать ресурсами местной администрации они более не решались. Что почти сразу же отразилось буквально на всем. Например, местные жители стали заметно покладистее.

Прям вот очень.

Не в пример первых дней, когда, очевидно, они знали о предстоящем нападении и видели в посольстве смертников. Даже в королевстве Дагомба, вассале Ашанти, к ним отнеслись достаточно покладисто. Их король, понятно, к ним не вышел, опасаясь последствий. Но кое-кто из аристократии подошел и переговорил с Ньёньосс, которую таки узнали.

И все на этом.

Никаких вопросов. Никаких претензий. Никаких сложностей. Хотите торговать? Торгуйте. Хотите проходить? Да пожалуйста. Мы даже лошадей можем дать, если потребуется. Тенкодого ведь не на берегу Белой Вольты стоит.

В общем – красота.

Оставшаяся дорога до дома Ньёньосс дорога оказалась проста и спокойна.

И вот он дом.

Место, куда женщина уже и не надеялась вернуться.

Место, которое ей снилось…

Отец, признаться, был шокирован, увидев дочь. Да еще в таком окружении. Для всех она умерла несколько лет назад, сразу как ее захватили в плен и увели в рабство, увезя за большую воду. А тут – вернулась. Словно бы с того света.

– Мне сложно поверить в то, что ты говоришь, – тихо произнес отец, буравя дочь глазами.

– Ты умерла… ты для нас всех умерла, – также тихо добавила мать.

– Но я выжила и вернулась.

– Кто эти люди? – кивнул отец на русских.

– Они служат одному белому вождю. Вроде тех, о которых мы раньше слышали. Португалия, Англия, Голландия и прочие. У них земли у большой воды.

– Этот вождь тоже водит людей за большую воду на продажу?

– Нет. Он вообще людьми не торгует. В его землях это запрещено.

– Как это запрещено?

– В России нельзя торговать людьми. В плен можно брать. Выкуп требовать. Отправлять отрабатывать свою еду. Но не торговать. На них самих раньше часто в набеге годили. И угоняли в рабство.

– Белых? – удивился отец.

– Да. Я сама была сильно удивлена. Ими раньше торговали. Сейчас они разбили всех, кто ходил на них в набеги. И сейчас очень сильны. Совсем недавно они победили союз из двух крупных белых держав, разбив их армии наголову.

Местные переглянулись.

Эти слова Ньёньосс легки на благодатную почву. Жителей Тенкодого, равно как и всех мосси очень сильно злило то, что на них ходят в набеги и угоняют в рабство. А тут считай родственные души, да еще из числа белых людей.

Удивительно… просто удивительно…

– И что они хотят? – спросил один из присутствующих.

– Помочь нам.

– Но зачем им это делать? – напряженно поинтересовался отец Ньёньосс. – Насколько мне известно белые люди покупают нас на побережье и увозят за большую воду, где замучивают тяжелым трудом. Русские другие? Почему я должен в это поверить?

– Я наложница наследника их вождя. Родила ему сына. И тот захотел сделать мне приятное.

– Наложница? – удивился не только ее отец, но и все окружающие, что пришли на эту встречу.

– Наследник пока выбрал себе жену. И мой сын у него старший. Если жена не сможет родить ему мальчиков, то мой ребенок может унаследовать своему отцу.

– Белое королевство?

– Да.

Наступила звенящая тишина.

Здесь собралась вся аристократия Тенкодого. И никто из них не был наивным человеком, прекрасно представляя, что происходит вокруг. Равно как и прекрасно зная о том, что белые люди в основном их, чернокожих, даже за людей не считают. Покупая и используя как говорящий скот.

А тут такое.

Верилось с трудом. Строго говоря, вообще не верилось. Однако почти полторы тысячи воинов в отличных доспехах стояли невдалеке. И новости о том, как они побили Ашанти, уже дошли до Тенкодого. Само собой, обрастая массой всяких подробностей. В которых там даже не люди, а какие-то колдуны дрались.

И вот этих самых бойцов привела дочь вождя. Младшая. Та, которую уже считали мертвой и даже провели ритуал погребения. Вотивный. Прощаясь, словно бы она погибла.

Как все это воспринимать они не знали.

Радоваться? Пугаться?

Как?

Произошедшее выходило за границы их парадигмы мышления. Словно бы деревья заговорили или камни начали танцевать какую-нибудь джигу-дрыгу.

– Почему отец наследника поддержал это его желание? – спросила мать Ньёньосс. – Только из любви к нему?

– Не только. Если Тенкодого укрепится, то набеги прекратятся. И торговля людьми с вывозом их за большую воду если не остановится, то очень ослабнут. Это ударит по доходам некоторых белых держав, которые с этого жили. Они враждебны России. Поэтому поддержка Тенкодого выгодна для нее. Равно и развитие торговли, дружбы и сотрудничества. Главное – остановить поток рабов, вывозимый за большую воду.

Местные вновь переглянулись.

Резон.

Вполне себе. О том, что белые промеж себя грызутся, они знали. И то, что сказала мертвая дочь вождя выглядело очень здраво. Более того – им самим очень хотелось бы остановить набеги, дабы мосси не угоняли в рабство и не увозили за море. А тут такие замечательные обстоятельства…

– Вождь России передал тебе подарки. – произнесла женщина.

Отец кивнул.

И Ньёньосс начала что-то говорить по-русски, который местные не понимали. Все пришло в движение и перед Сигри появились какие-то ящики. Не очень большие, но явно тяжелые. Их вскрыли, а внутри оказались металлические пластинки. Много одинаковых металлических пластинок.

– Что это? – удивился он.

Вместо ответа женщина махнула рукой и с одного из подошедших русских спутников сняли накидку. Под ней он был доспехах. Как раз собранных из вот таких пластинок.

Вождь и окружающие оценили мгновенно.

Ньёньосс же пояснила.

– Мы долго думали, что могло бы стать действительно полезным подарком. И пришли к выводу, что доспехи. Их ведь нам всегда так не хватало. Из-за чего гибли наши лучшие воины.

– А почему не такие? – указал Сигри на латные трехчетвертные доспехи русской пехоты.

– Их можно было привести. И Петр, вождь России, их привезет, если потребуется. Но они требуют сложного обслуживания. Ремонта, подгонки. Всего этого у нас тут нет и быстро не создать. Мы даже думали о том, чтобы и этих воинов одеть в вот такие доспехи. Их ведь очень легко ремонтировать. Даже в походе. Нужны только запасные пластинки и кожаные шнурки.

Сигри встал.

Подошел поближе и стал осматривать, вдумчиво изучая то, что ему принесли…

Алексей остановился на так называемых ламеллярных доспехах с основой. Это когда пластинки не просто связывались между собой шнурками, а пришивались к какой-то основе. Обычно кожаной или тканевой. Подобные доспехи нередко называли пришивной чешуей. И в чем-то это правильно. Только вот пластинки шли не так, как обычно, а по ламеллярному обычаю. То есть, их слои позволяли соскальзывать ударам, идущим снизу вверх, а не как у чешуи – сверху вниз. Отчего лучше подходили для кавалерии.

Получалось что-то в духе восточно-римских доспехов VIII-X веков. Обильно представленных в изобразительном искусстве. Собственно, со старых икон Алексей эти доспехи и «срисовал». Сделал. Протестировал. И результат его удовлетворил.

Комплект надевался на стеганный халат.

Его основа – этакая кираса, состоящая из грудной и спинной кусков толстой бычьей кожи с пришитыми на них ламеллярных чешуек. А также плечевых лямок. Надевался он, накидываясь сверху, как вполне обычный бронежилет – через голову, и затягиваясь по бокам. Через что «ставился на бедра». Плечи, бедра и руки защищались отдельными элементами, которые крепились либо к халату, либо к самой «кирасе».

И все это собиралось быстро и достаточно просто из стандартных пластин универсального типа. Их в Кашире наладились делать штамповкой из пудлингового железа. С последующим науглероживанием и закалкой, отчего они получались достаточно жесткими и прочными.

Со шлемами вопрос решался сходным образом. Их основой стала чашка от мисюрки, к которой цеплялась развитая бармица из таких вот ламеллярных пластин.

Да – не бог весь что. Но от стрел из местных луков подобные доспехи вполне защищали. И очень неплохо. Ну и копье держали. Конечно, таранный удар кавалериста довольно легко их пробивал, но от подачи с руки они легко прикрывали.

Ну и все.

Что еще надо?

В остальном же эти доспехи являлись девизом максимальной практичности и ремонтопригодности. В крайнем случае, если запасные пластинки закончились бы, можно было бы пустить один из собранных комплектов на разбор. В качестве донора. И продлить жизнь многим другим комплектам.

Все собрание аристократов Тенкодого это оценило. Высоко. Очень. Вон как глазки разгорались.

Разумеется, Ньёньосс рассказывала, что эти доспехи – временная мера. Когда у Тенкодого появится возможность русские привезут им более совершенные защитные комплекты. Вплоть до вот таких трехчетвертных лат. Только нужно будет часть местных отправить на учебу в Россию. Как военных аристократов, так и ребят, что будут хозяйством заниматься. Это позволит подготовить базу для использования латных доспехов и вообще – сильной военной модернизации.

Но это особо и не интересовало никого. Во всяком случае в моменте. Когда это еще будет? А эти ящики с пластинками вот они. И готовый образец, чтобы понять, как это собирать, тоже под рукой. И несколько человек, которые это умеют делать, дабы научить местных.

– Сколько воинов мы сможем облачить в такие доспехи?

– Три тысячи. Мы рассчитывали на столько комплектов. С небольшим запасом. Хотя как пойдет дело – неизвестно.

Вновь установилась звенящая тишина.

Местные аристократы, бывшие по совместительству военной элитой, переглядывались выпученными глазами. И не знали как реагировать.

Наконец Сигри смог взять себя в руки и произнес:

– Только великий вождь мог позволить себе такой щедрый подарок!

Женщина перевела.

И глава посольства благодарственно кивнул.

– И да, отец, эти солдаты могут на один-два года задержаться здесь. Чтобы помочь тебе. Если ты не против. В противном случае, они немедленно удалятся.

– Помочь?

– Петр рассчитывает, что ты силой оружия сумеешь установить контроль над рекой. И русские смогут начать торговлю с твоей державой.

Взгляд Сигри вспыхнул.

Предвкушающе.

И в чем-то даже жутковато.

– Разумеется. Я буду рад, если эти воины станут сражаться с нами плечом к плечу. Я наслышан об их успехах на реке.

– Но они мужчины и им нужны женщины.

– Наложницы?

– Или жены. Только воины эти христиане, и ежели кто пожелает ожениться, то женщину надо будет в христианство крестить.

– Не думаю, что с этим будет сложность…

В Тенкодого держались традиционных африканских верований. И относились со скепсисом к исламу, с распространением которого боролись. А тут – христианство… Но учитывая контекст ситуации особого противодействия подобный шаг не должен был вызвать.

На что царевич и рассчитывал, пытаясь создать в этой стране общину христиан с опорой на самую влиятельную прослойку – военных. Прекрасно понимая, что если христианство станет их верой в подавляющей массе, то и остальное население подтянется. Через что получится в перспективе на западе Африки крупное, дружественное России христианское государство. Более того – православное…

* * *

Из Уфы царевич направился в Пермь с большим эскортом. От греха подальше. Во всяком случае башкиры выделили ему воинов для обеспечения безопасности парохода. Много. Сначала во время его движения по реке Белой, а потом и далее – до Перми. Это оказалось непросто, так как корабль имел явно больше среднесуточный ход, чем могли себе позволить всадники. А медленно ползти «прогулочным шагом» не хотел уже царевич. Поэтому, мобилизовав многих местных, их сразу отправили на разные участки. Напрямки. А где-то и с целым табуном коней, чтобы менять их постоянно для поддержания темпа движения. Сделав так, чтобы это племя контролировало этот участок, а то – вон то.