Текст книги "Князь... просто князь (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Совет твой нужен.

– Чем смогу, помогу.

– Что на днях было сам знаешь. И мне это не по душе.

– Так такие дела – завсегда так. Каждая лягушка свое болото хвалит…

– Это чуть не закончилось резней этих самых лягушек.

– Но не закончилось же.

– А если бы закончилось? Представляешь, какие бы проблемы получились?

– Ты что-то задумал?

– Хочу судебник предложить людям.

– Судебник – это что?

– Свод писанных правил, которые нужно соблюдать всем. Вошел на территорию Гнезда – изволь следовать этим правилам. А если нарушаешь – то ясно описанное наказание получаешь.

– Да не, – махнул рукой Мал. – Пустое это. Людям это не нужно. Отродясь жили по обычаям дедовским и все было хорошо.

– Но ведь нашлись те, кто посчитали меня неправым в этом споре.

– А ты думаешь, если за писаные слова спрячешься – тебя посчитают правым? – Усмехнулся Мал. – Правота не в правде, а в том, насколько тебя уважают окружающие. Будь ты хоть трижды прав, если веса не имеешь, то и слова говорить не моги. Ибо без толку. Что ветер в ветвях шумит, что твоя речь звучит. Никому нет дела.

– А если я заболею или умру?

– Твое место займет другой, – пожав плечами, заявил Мал.

Ярослав замолчал. Задумался.

Пелагея родила ему ребенка. И ему не хотелось, чтобы он оказался предоставлен сам себе в этом весьма агрессивном и непростом мире бушующего варварства. Но как ему по наследству передать свое положение? Ведь эти люди уважали его и только его. И традиции наследного владения или наследных должностей пока еще не существовало. Да, сын конунга скорее всего становился новым конунгом. Но только потому, что отец с детства его к этому готовил. И он мог это место занять в относительно честной конкурентной борьбе. Но это совершенно не обязательно. Желающих будет много, тем более на занятие столь сытного и хлебного места. Не говоря уже о том, что вряд ли конкуренция будет честной. Не тот приз.

Введение в практику судебника и кое-каких юридических понятий из более современного общества открывало для Ярослава такой механизм как наследование. Но, судя по всему, вопрос это будет долгий. Очень долгий. Придется записывать решения тинга и свои судебные разбирательства, дабы сформировать традицию. И апеллировать к ней при любом случае. Чтобы люди привыкли. А потом, годы спустя, все и оформить. Если успеет.

Сейчас же… сейчас нужно было менять тему, чтобы Мал не подумал, будто он к нему только из-за этого приходил. Это может вызвать лишние пересуды. Ярослав частенько у людей спрашивал мнение о тех или иных идеях. Но редко акцентировал внимание на них, если не видел живого отклика или не желал мысль свою в дело претворять любой ценой. Эту его привычку уже многие заметили. Своего рода «ромейскую манеру».

– Как у тебя поковкой наконечников для копий дела идут? Все ли ладно?

– Все, как мы и задумывали. Все, кто может ковать – все стоят. Даже те троя, что нам сюда ромеи прислали. Хотя с ними сложно. Они по-нашему почти не разумеют. Вечно с ними жрец какой-нибудь вертится и всюду свой нос сует. Но без него ими управляться было бы никак нельзя.

– Значит семь человек у тебя на поковке копейных наконечников стоит.

– Все так. Я сам, трое учеников моих да трое ромейцев.

– А новые ученики, что ты набрал, когда в дело встанут?

– Через год-два не раньше. Слабы еще очень. И навыка нет пока никакого. А чего ты спрашиваешь?

– Есть у меня задумка одна, как силами пареньков необученных пользы много извлекать… – начал говорить Ярослав с хитрым прищуром.

Малу было не принципиально что ковать. Он в этом деле к осени 861 года всецело доверился Ярославу. Тот прекрасно уже себя зарекомендовал как человек понимающий не только в кузнечном ремесле, но и разбирающийся неплохо в торговле. По крайней мере, заметно лучше Мала соображал в таких делах. Просто потому, что варился в XXI веке и многие совершенно очевидные и обыденные для своей эпохи вещи знал, пусть и на базовом уровне. И этот уровень категорически превосходил многие аспекты века IX. Смешно сказать, в эту эпоху не существовало даже приемов ведения бухгалтерии и сведения баланса. Не придумали еще. Про остальное – аналогично. Все на глазок. Все по наитию. А выгода от торговли достигалась за счет категорически чудовищной наценки. Купил за денарий, продал за десять – в лучшем случае, затратив на транспортные издержки хорошо если четвертую часть денария. В общем – дельцы из 90-х умерли бы об завести.

Но если Малу не было дела до выбора того, над чем работать, то Ярослав разрывался в потоке противоречивых задач. Прежде всего, между заказом поковки коммерческих изделий и общественно полезных, то есть, нужных для непосредственного развития Гнезда. Тех же наконечников копий. Почему разрывался? Потому что рабочих рук категорически не хватало. Отчаянно. Особенно квалифицированных.

Ремесленников, что прибывали в Гнездо из Византии Ярослав направлял по возможности на профильный или близкий к нему труд. Да, они все были осужденные, выбравшие добровольно замену смертной казни или увечья на ссылку. И изначально рассчитывал увидеть прожженных головорезов. Но, на удивление, собственно злодеев к нему ни разу и не присылали. Почти все они были достаточно молодыми подмастерьями, которые так или иначе подставились по юности лет. Мастерства особенного они еще не обрели, да и жить толком не пожили. Кроме того, специалистов по каким-то действительно редким и интересным профессиям в Гнездо не прибывало.

Таким образом Вардан с одной стороны давал шанс молодым парням выжить. Скорее всего за денежку немалую, поступающую от их родственников в качестве взятки. Во всяком случае на это указывали результаты опросов. Ребята явно были не голодранцами и имели по жизни не самые плохие перспективы. С другой стороны, не снабжал Ярослава настоящими мастерами своего дела, а также специалистами по редким и ценным профессиям. От греха подальше.

Каменщики, портные, сапожники, кожевники, повара и прочее, прочее, прочее. Был даже один парнишка по выделке головных уборов. И все они в Гнезде были при деле. Всем Ярослав смог так или иначе найти продуктивное занятие. И не только им. Например, прибывающие из племени «рабочие руки» были не квалифицированными. Но они могли выполнять действительно тяжелую работу. А ее хватало. В самом Гнезде такие ребята тоже имелись. Но их совокупно все равно имелся острый дефицит. Хватай больше, кидай дальше. Такой работы в условиях раннего средневековья было так много, что Ярослав диву давался. Строго говоря, положа руку на сердце, работы любой было прорва. А вот с людьми беда. И с едой для них. Но не суть…

Единственным неосвоенным трудовым ресурсом у него под руками были подростки. Их, правда, Ярослав и так уже использовал. Для шпионажа. За еду. Они каждый вечер приходили и рассказывали – где что видели, кто с кем, о чем говорил и так далее, а он их сытно кормил. Еды в эту эпоху не хватало постоянно и почти всем. Хорошо если один процент населения не голодал хотя бы эпизодически. Большинство же имело определенные проблемы с питанием постоянно. Разной степени тяжести. Поэтому родители охотно отпускали своих детей на подработки, тем более к такому уважаемому человеку. Поэтому Ярослав и не стеснялся их использовать как Шерлок Холмс – для разведки. Ведь на детей внимания обычно не обращают, и они очень пронырливы.

Ну так вот. Квалификации они не имели. Тяжелого труда выполнять пока еще не могли. А есть хотели. И мотивацию имели достаточно высокую, готовые взяться практически за любой труд.

Как их применить более полезным образом? Ярослав долго думал. И в голову ему пришла только идея, близкая к философии Генри Форда, как бы это странно не звучало. Простые задачи. Простые операции. В большинстве случаев они не требовали ни значимой квалификации, ни большой физической силы. Но чтобы реализовать эту задумку Ярославу требовалась оснастка. Вот о ней он и решил поговорить к Малом.

– Видимо тебе придется ребят с наконечниками копий попридержать.

– За этим и пришло? – Усмехнулся Мал. – А ведь говорил – наконечники важны. Пока их не сделаем на всех – все откладывать.

– Важны, – кивнул Ярослав. – Но есть у меня задумка, как мелюзгу к делу поставить. И товара больше на обмен сделать. Просто железом торговать не лучший вариант.

– Но ведь его берут. А ты в своих печах его печешь как горячие пирожки.

– У всего есть предел, – тяжело вздохнул наш герой. – И предел печей. И предел покупателей. Его кому берут? Богатым аристократам на мечи. Много ли их? Не думаю, что очень много. Да и времена нынче тяжелые. Люди живут бедно. Трудно. И разбоем многие озоруют. Поэтому сначала мы соберем сливки с продажи. А потом цены скидывать придется, чтобы люди победнее смогли себе позволить наше персидское железо.

– Так что тебе не нравится? На наш век хватит.

– Я всегда хочу большего, – расплылся в улыбке Ярослав. – Кроме того у меня довольно много плохого железа получается. Хрупкого или еще с какими проблемами. Оно на мечи не пойдет. Куда его девать?

– Так топоры делать, ножи и прочее.

– Вот! И я так думаю. Но для всего это требуется кузнец, а лучше – несколько, чтобы по мере уставания подменяться. А придумал, как силами недорослей полезного товара выделывать в знатном количестве.

Мал быстро оглянулся, смотря, чтобы никто их не подслушивал. После чего наклонился вперед и голосом заговорщика произнес:

– Я тебя внимательно слушаю…

И Ярослав рассказал. И вновь – ничего сложно. Ему требовалось два рычажных пресса. Больших, да. Но достаточно простых в изготовлении.

Первый для поковки небольших заготовок в прутики. Прогрели – обжали. Прогрели – обжали. И так пока заготовка по упорам не осядет, вытянувшись в калиброванный прутик. Второй пресс для формовки из этих прутиков наконечников для стрел самой обычной формы. Притом не с втулкой для посадки, а с черешковым креплением. Разогрели прутик и обжали.

Конечно, потребуется пресс-форма. Но она была несложной и можно было ее изготавливать по отпущенному, самому мягкому железу. Про поверхностное науглероживание в емкости с углем и последующую одностороннюю закалку с разогревом только одной стороны заготовки в потоке горячего воздуха Мал уже знал. Ярослав подсказал, а он опробовал.

Таким образом небольшая бригада из дксятка недорослей любого пола может довольно продуктивно трудиться, изготавливая наконечники для стрел. Одинаковые наконечники! Считай один к одному. Такие обычном способом и опытный мастер не сделает. Их можно будет даже в Византию отправлять на реализацию. И они там на рынке окажутся вне конкуренции. Не потому что такие замечательные, а потому что у них повторяемость очень высокого уровня. А значит стрелы будут иметь меньший разброс по весу и лететь станут более предсказуемо. Стрелки оценят. Да, крепление не через втулку. Чуть больше возни при установке. Ну так и что? Наконечники-то хорошие.

Мал прямо ожил. День-два возни с прессами и пресс-формами. И можно снова возвращаться к наконечникам копий. А рядом под его началом уже целая бригада малолетних ловкачей станет большую пользу приносить.

Потом поговорили про доспехи.

Все эти клееные бакелитовые шапки, конечно, решение хорошее. Но стальные шлемы и корпусные доспехи все одно делать придется. И тут так просто, как с наконечниками для стрел, провернуть ситуацию не получится.

Да, технически можно было бы. Те же чешуйчатые или ламеллярные доспехи вполне можно изготавливать таким образом. Но были нюансы.

Только здесь, в IX веке Ярослав понял, почему в степи были так популярны именно ламеллярные доспехи. Там, в XXI веке бытовало мнение о том, что степь их ценила из-за того, что она была конной. А пластины на ламеллярах располагались таким образом, чтобы колющий удар, идущий снизу-вверх соскальзывал.

Увы, это оказалось не так. Да и вообще все упиралось совсем в другой фактор.

Ламеллярный доспех обладал категорически слабой стойкостью к колющим ударом. Разве что стрелы хорошо держал, да и то – не в упор. Причина банальна до ужаса. Пластины были маленькими и имели большой люфт. Из-за этого, с какой бы стороны ты не ударил копьем – в лоб, с низу или сверху – результат был один: пластины или разворачивались в мягкой связке, или раздвигались, или и сдвигались, и поворачивались одновременно, достаточно свободно пропуская даже не очень сильный копейный удар.

Почему же он был популярен?

Потому что держал стрелы и рубящий удар мечом или саблей. Намного лучше кольчуги. Из-за чего в скоротечных конных сшибках его владелец чувствовал себя намного «суше и комфортнее», чем тот, что использовал кольчуги. Не потому что стрела пробивала, а меч разрубал кольчугу. Нет. Просто кольчуга никак не распределяла ударную нагрузку. И даже без пробития доспеха можно было легко получить тяжелую травму. Перелом ребра, отбитый ливер или еще какую мерзость.

Почему же именно ламеллярный доспех, а не, например, чешуя? Ведь, как известно, древние скифы, парфяне и многие другие народы использовали чешуйчатые доспехи и в конном бою без каких-либо рефлексий. Потому что ламеллярный доспех легко ремонтировался своими силами в полевых условиях. Для этого требовалось несколько запасных пластинок и какое-то количество шнурков, выступающих расходным материалом. В крайне случае можно было поправить камешком погнутую или поврежденную пластинку. И ничего особенного для этого не требовалось. Можно было в поле, на корабле, в лесу… да где угодно починить доспех. А с чешуей так не получится. Для чешуи требовалось мастерская, хотя бы походная. К тому же ламеллярные доспехи легко подгонялись по фигуре, а чешуя – нет.

Но то – в степи.

Чем же Ярослава смущала идея чешуи?

Двумя факторами. Прежде всего, она довольно трудоемко подгонялась под фигуру. Во всяком случае легко изготовляемая – обычная, пришивная или клепанная. А у него была задача вооружить и снарядить толпу. То есть, сделать что-то максимально удобное в плане эксплуатации. Одного убили – второй надел и пошел в бой. С арсенала получил, надел и в дело. И так далее. Это раз. И прикрытие сложных зон – это два. Прежде всего плеч, которые оказывались под акцентированной угрозой в бытующем стиле боя.

Самым удобным в плане именно армейской эксплуатации оказалась, как это ни странно, кольчуга. Два-три размера если гнать – ничего по фигуре подгонять не требовалось. Сложные зоны прикрыты. Легко перевозить. Легко хранить. Относительно легко ремонтировать в полевых условиях, для чего требовался просто запас колец с заклепками и специальные клепальные клещи.

Но были и минусы.

Удар по телу она не распределяла совершенно. Однако в сочетании с толстой, хорошо простеганной поддоспешной одеждой, начавшей активно распространяться только в XI–XII веках, эта проблема отчасти компенсировалась. Например, стрелы она в таком виде начинала держать очень хорошо. Да и не только их. Копье по-прежнему оставалось бедой, способной превратить твои внутренние органы в кизяк одним удачным ударом. Но копье – это вообще «оружие победы», с ним сложно спорить.

Главным же недостатком кольчуги была трудоемкость изготовления. Да, она была проста. Да, ее по сути мог сделать любой кузнец. Ему ведь даже протягивать проволоку для этого не требовалось. Маленькие, тоненькие прутики для навивки десятка-другого колец за раз можно было делать простой поковкой. Точно также, как проволоку изготавливали в каком-нибудь Древнем Египте. Но простота компенсировалась очень большим количеством человеко-часов. Просто чудовищным количеством человеко-часов. А их у Ярослава не было.

Так или иначе – он много думал над этим вопросом. И никак не мог придумать его разрешения. Пока не мог. Но он был уверен – справится. Тем более, что сейчас он был больше заморочен вопросом изготовления нормальных шлемов. А там все более-менее было понятно. Хотя и требовало концентрации усилий всех имеющихся у него кузнецов. Но сначала наконечники для копий…

Глава 9

861 год, 19 октября, Гнездо

Ярослав стоял у крыльца и раздраженно потирал лицо.

Новая напасть – и вновь болезнь. Дизентерия или что-то очень похожее. Но, в этот раз она поразила не его самого, а все поселение. Считай без малого тысяча человек была вынуждена отчаянно сраться, мучаясь с животом. Они и в обычное время находились под непрерывным прессингом этой угрозы. А тут вообще какой-то кошмар начался.

Несмотря на все усилия нашего героя уровень гигиены в Гнезде был на достаточно низком уровне. Сам он и его ближайшее окружение мыли руки и тщательно следили за чистотой. Но все вокруг считали это капризом избалованного ромея. Внебрачный сын самого Василевса! А потому либо совсем не обращали на гигиену внимания, либо не сильно напрягались по этому вопросу. Те же рекруты при любом возможном случае старались откосить от обязательного мытья рук перед приемом пищи. Про остальных и речи не шло.

И тут какой-то умник занес возбудителя дизентерии…

В таких сказочных условиях болезнь поразила почти все поселение в считанные дни. Как сам Ярослав не заболел – он сам не понимал. Но был уверен – этого не избежать. Не сегодня, так завтра. Обязательно заразят. Хоть он и старался изо всех сил. Слишком уж опасным было общение с такими бактериями…

Но если бы эта неполная тысяча жителей просто гадила по углам. Это было бы полбеды. Как всегда, нашлись те, кто начал обвинять соседей в отравлении. И понеслось. Язычники обвинили христиан. Христиане язычников. Ариане никейцев. Никейцы ариан. Скандинавы византийцев. Кривиче радимичей. И так дальше. Ругань стояла до небес, перемежаясь массовыми приступами диареи. И эти конфликты, время от времени переходящие в драки, которые Ярославу приходится разнимать. И грязь… грязь… грязь… Словесная и не только. Казалось, будто бы создатели легендарного кинофильма «Викинг», включили штатный распылитель грязи. Да и общее переутомление сказалось. Дня не проходило, чтобы Ярослав не был вынужден вместо дела заниматься всей этой непонятной мышиной возней. И вот опять. Прибежал паренек лет десяти и сообщил, что у подворья гончаров драка.

Выдвинулись.

С десятком дружинников. Тех, кто был здоров и в доспехах.

Подошли.

Так и есть – драка.

Двое мужчин пререкались и пихались, норовя разбить морду из-за какой-то ерунду.

– Что здесь происходит?! – Громогласно поинтересовался Ярослав.

– Не твое дело! – Окрысился на него один из гончаров. – Проваливай!

– Думай, что говоришь конунгу! – Рявкнул дружинник, тот, что был из присланных волхвом Перуна. Молодой парень, но горячий. И его явно задело то, как этот гончар, совершенно ничтожный в его мировоззрении человек, обратился к лучшему воину из всех, что он встречал или даже слышал. Поэтому он не только жестко ответил дебоширу, но и шагнул вперед, обозначая агрессию.

– Погоди, – остановил Ярослав жестом дружинника. А потом обратился к гончару. – У вас спор…

– Не тебе нас судить! – Перебил его гончар, глаза которого блестели нездоровым блеском.

– Ты оспариваешь мое право судить?

– ДА!

– Готов бросить мне вызов?

– Остынь! – Обратился к гончару второй спорщик. – Ты чего творишь?!

– А ты что, в штаны наложил? Всем известно, что этот ромей заговор знает. Но и я заговоренный. А копьем орудую не хуже.

– Уймись! Дурень! – Рявкнул на него его старший коллега, тоже гончар.

– А что уймись? Ходит тут важный. Указывает мне.

– Ты понимаешь, с кем говоришь? – Вкрадчиво и спокойно поинтересовался Ярослав.

– С избалованным неженкой, – оскалившись выплюнул визави. – Привык у себя во дворцах ко всякому. Что, я думаешь, не бывал в Городе[1]? Бывал. Ходил. Дворцы ваши видел. Расфуфыренных вельмож. Тьфу ты мерзость. А теперь твоя гадкая рожа еще тут мельтешит. Что мальчик? Хреново вдали от мамкиной юбки? Тяжело без толпы слуг?

– Он себя хорошо чувствует? – Спросил Ярослав его старшего коллегу.

– Ты с кем разговариваешь?! Со мной говори! Щенок! – Рявкнул этот неадекватный гончар со странно блестящими глазами.

– А то что? – Холодно спросил Ярослав.

– В круг! Я вызываю тебя! Щенок!

– Дурак… – только и процедил его старший коллега. После таких слов уже что-то добавлять было лишено смысла.

Кто-то вынес этому парню щит и копье. Не из арсенала. Личное. Шлема у него не было, но его это и не волновало.

Ярослав был в своих доспехах. И он хотел было их снять для соблюдения правил поединка, но этот парень не дал. Сходу сделал выпад копьем. Еще до того, как наш герой взял в руки свой щит с копьем. Не попал. Точнее попал бы, если бы рука в наруче удар не отвела.

– Ты чего творишь?! – Рявкнул кто-то из толпы.

Но этот обезумевший проигнорировал выкрик и сделал новый выпад. Ярослав вновь отвел удар. Но в этот раз шагнул вперед и с подшага врезал ему кулаком в челюсть. Он ведь глубокий выпад сделал, отведя щит в сторону. И лицо его поэтому было ничем не прикрыто.

Тот отскочил на пару шагов назад. Захлопал глазами.

И вновь получил кулаком по лицу. Только теперь уже в нос. И тоже хороший удар, в который Ярослав вложился корпусом.

Гончар попытался отмахнуться от него копьем. Но вяло. Наш герой перехватил древко, дернул на себя и, выхватив копье из рук противника, сломал о колено. После чего отбросил.

Гончар зарычал и попытался ударить его щитом. Наотмашь. С размаху.

Шаг назад.

Достаточно тяжелый щит погудел рядом, но мимо. И по инерции развернул парня спиной к Ярославу. И он, не растерявшись, дал гончару пинка от всей души. От чего тот полетел вперед. Споткнулся. И рухнул в грязь.

– Тварь! – Прорычал гончар, пытаясь встать. Заодно нащупывая вылетевший из рук щит.

Ярослав молча наблюдал. И не мешал.

Наконец тот встал. Потряс головой, приходя в порядок. И тут же получил в челюсть. Хороший такой удар. Смачный. Отчего всплеснул руками, отступая назад и снова потерял щит, вылетевший из рук.

– Успокоился? – Холодно поинтересовался Ярослав, рассматривая как его противник размазывает по лицу грязь с кровью.

– Убью! – Взревел гончар вместо ответа и, выхватив из-за пояса небольшой, грубо сделанный нож, бросился на нашего героя.

Но ничего не вышло. Этот бедолага шагнул вперед. Поскользнулся на какой-то субстанции и рухнул лицом в грязь. Причем очень неудачно рухнул. Он пытался выставить перед собой руку, ту самую, что была с ножом. И…

В общем рухнул. Вздрогнул. Зарычал. Засучил ножками. И перевалившись на бок выдернул из груди нож. Скрючившись. Захрипел. И, наконец, затих.

– Что с ним было? – Спросил Ярослав у старшего гончара. – Он словно наркотиков объелся.

– Что такое наркотики?

– Еда такая. От которой мир меняется. Ты можешь без повода безудержно веселиться, плакать, пугаться видений, бегать за несуществующими грезами. Опасная вещь.

– Дурман трава? – Спросил, стоящий рядом незнакомый волхв, недавно прибывший откуда-то с запада. Тут иногда такие приходили.

– Да. Но там не только дурман трава. Разное встречается. Например, молочко одних южных цветов, сок определенных деревьев или корешки. Даже те же грибы, мухоморы.

– Понятно, – кивнул он с явным интересом в глазах. – Но не думаю, что это был дурман. Он второй день словно одержим.

– Да, да, – начали этому волхву вторить другие.

– Бесновался. – Веско отметил грек-священник.

– Так сын у него умер.

– И что? – Воскликнул кто-то из толпы. – У меня и сын, и дочь умерли. Тоже от этой заразы. Но я же на людей не бросаюсь.

И защебетали словно галки у ювелирного магазина.

– ТАК! – Громко произнес Ярослав. – Вы все видите – болезнь людей с ума сводит. Кто посильнее духом – тот держится. Кто слабее – ума лишается. Это плохо.

– Так кто же спорит? – Кто-то крикнул из толпы.

– Конечно плохо. – Вторил ему еще один.

– Чего от болезни радоваться то? – Спросил тот самый волхв.

– Поэтому болезнь нужно прекращать, – жестко и веско произнес Ярослав.

– Так как ее прекратить-то? – Спросил кто-то.

– На все воля Бога! – Назидательно произнес священник. – Болезни только по их воле приходят и уходят. Это кара за грехи наши!

– А свобода воли у нас на что? – Холодно поинтересовался Ярослав. После чего развернул бурную деятельность по противодействию распространения инфекционной эпидемии. Все что знал. Знал он немного, но явно больше, чем окружающие. И сильно больше. Точнее сказать, попытался развернуть бурную деятельность. Люди, как и прежде, оказались не готовы были принимать ни нормы санитарии, ни прочие нюансы. Но Ярослава побаивались. Слишком уж показательным был поединок с гончаром. Он явно говорил о том, что Боги на стороне конунга. Причем явно.

Так что худо-бедно общая гигиена стала подтягиваться. Во всяком случае Ярослав стал прогонять через баню все население дважды в неделю. Плюс поднялась частота мытья рук и кипячения воды. Не так, чтобы стать повальным явлением. Нет. Но на волне страха за свое здоровье люди стали охотнее подчиняться странным требованиям. И это достаточно быстро стало сказываться на общей ситуации. Хотя, возможно, сказался еще и тот фактор, что болезнь пошла на спад в силу того, что ей уже переболело большая часть населения. И какой-никакой, а иммунитет к этой заразе выработался.

Больше всего Ярослава напрягало то, что поражение случилось в конце октября, когда урожай уже был собран. Он просто не помнил ничего о том, сколько времени сколько эти бактерии живут на продуктах для питания[2]. Конечно, тоже зерно сырым не ели. Его варили. Но перед варкой с ним контактировали. И оно могло выступить как источник вторичного заражения… и даже третичного. Поэтому он так настаивал на мытье рук.

Урожай…

Для Ярослава это была боль… настоящая боль…

В чем, в сущности, заключалась проблема?

Метод хозяйствования, который наблюдался в этих краях в середине IX века мало отличался от такого же времен неолита. То есть, представлял собой характерный такой формат раннего земледелия подсечно-огневого типа. Выжигался участок леса. Кое-как расчищался. Рыхлился мотыгами. После чего засеивался самым примитивным образом. На следующий год заново. Потом еще. Потом выжигали новый участок. При этом для засева использовали только весьма ограниченные по площадям речные террасы. Водоразделы же и удаленные от рек земли практически никак не использовались из-за проблем с логистикой и сложностей в освоении.

Как несложно догадаться, ни плуга, ни сохи при таком методе хозяйствования не применялось. Да и с тягловой живностью были проблемы, что только усугубляло проблемы с логистикой. Ведь пастбищ особенных то и не имелось из-за острого дефицита территорий. Лес, посевы да подлески. Просторные поля для вольного выпаса практически полностью отсутствовали. Разве что поймы рек, но много ли там прокормится?

Да, теоретически можно было бы попытаться внедрить и тягловую скотину, и соху, и даже плуг. Что резко бы увеличило эффективность труда. Но это влекло за собой другую проблему. Все дело в то, что выжженные от леса территории требовалось расчищать от пней да корней. Для чего была нужна достаточно высокая концентрация рабочих рук, мотивация и инструменты. В общем – та еще задача. Особенно при сохранении посечно-огневого земледелия, которое вынуждало очищать новые участки каждый несколько лет. А старым давать вновь зарастать лесом. Тот еще мартышкин труд.

Как следствие местное хозяйство давало очень мало прибавочного продукта. Что, кстати, и тормозило естественное автохтонное зарождение государства. Не с чего. Из-за паталогической нищеты имущественного разложения в племени не происходило. Что не давало специализации и какого-то значимого количества освобожденных от добывания еды людей, без которых формирование государственных институтов технически невозможно.

Низкая эффективность хозяйства вела к низкой плотности населения. Да, радикально большей, чем у охотников-собирателей. Но все равно, Гнездо с его неполной тысячей голодных ртов выступало феноменом региона. Ведь в него требовалось свозить продовольствие с очень большой территории. По чуть-чуть. И не потому, что люди не хотели продавать или обменивать его на ремесленные товары. Нет. Они бы и рады, но у них просто самим не хватало еды, вынуждая с голода перебиваться на недоедание.

Казалось бы, у Ярослава были тузы в рукаве: картофель, подсолнечник, кукуруза, современные сорта пшеницы, ячменя, овса и гороха. Он все что мог высадил в первый же год и как мог культивировал. Но с тех трех клубней, что он поначалу высадил в импровизированные кадки, сейчас, спустя три года у него имелось менее двадцати килограммов картофеля. А кукуруза едва вызревала. Да, на дворе был средневековый климатический оптимум с его достаточно мягким климатом. Но все равно – вызревала она очень плохо из-за чего семена всходили слабо в условиях верхнего течения Днепра.

Безусловно, все эти культуры были настоящим откровением для местных. Даром небес. И он даже устраивал им демонстрацию, угощая старейшин и картофелем, и горохом, и кукурузой и прочим. Но дело это никак не двигало.

В чем была загвоздка?

В рабочих руках. Современные сорта очень недурно истощали почву и требовалось вводить севооборот. Это Ярослав знал предельно ясно. Но для севооборота нужно было расчищать большие площади леса. От корней, пней и прочего, делая почву мягкой и пригодной для нормальной обработки. И вот это уже было проблемой. Рук рабочих не хватало. А жители Гнезда не хотели рисковать, меняя проверенные праотеческие методы и культуры на что-то новое. Ведь платой за ошибку была жизнь. И не только их самих, но и близких им людей. А ставить на кон жизнь детей и любимых никто не желал. Единственный человек, который мог себе позволить экспериментировать, был Ярослав. Но у него и других забот хватало. Та же крепость ему виделась куда более важным проектом, чем расчистка полей. Пока во всяком случае. Конечно, вопрос продовольствия стоял очень остро. Но не настолько, чтобы пренебрегать безопасностью. Поэтому все эти перспективные культуры держались пока в законсервированном виде, высаживаясь малыми порциями и вручную отбираясь по осени, дабы отбраковывать слабый семенной фонд.

Немного спасала рыбалка. Но несильно. Сказывалось и несовершенство инструментов промысла, и весьма ограниченная емкость рыбы в водоеме. Реальная старина ведь не сказка о молочных реках и кисельных берегах. Да, рыба была. Но ее было не так, чтобы уж очень много. Кормовые пределы реки достаточно жестко очерчены. Это ведь не прудовое хозяйство с подкормкой.

С охотой дела обстояли еще хуже. Живности по сравнению с XXI веком имелось заметно больше. Но кормовые возможности леса были далеко не сказочными. А возможности охотников на порядки уступали тем, какими обладали их коллеги из будущего. Какую-то мелюзгу довольно регулярно можно было ловить в силки в небольших количествах. Но что-то значимое было редкостью. Ведь животные постоянно мигрировали, как и хищники, двигающиеся вслед за ними. В реальности охотники-собиратели также бродили вслед за стадами, непрерывно балансируя на грани выживания. И регулярно голодая по два-три дня и более из-за далеко не всегда удачной охоты.