Текст книги "Западная война (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Часть 1. Глава 8

Глава 8

1914, апрель 17, Пиллау

Ефрейтор Дранкель поежился и поправил воротник своей шинели, скосившись на рядового Шранкеля, что стоял рядом и с наслаждением жевал галеты. Где он их только брал? И этот мерзкий, прохладный туман, буквально залезающий за шиворот, казалось, его совершенно не смущал. Вон какой бодрый и радостный. А ему, честному воину Рейхсхеер[1], требовалось терпеть и мучиться, ибо жрать на посту галеты было можно, а выпивать – нет.

– Что это? – Тихо, охрипшим голосом поинтересовался Дранкель, прислушиваясь.

– Галеты. – С удовольствием чавкая, ответил Шранкель.

– Болван! Что это в море за звук?

– Звук? – Переспросил ненасытный визави и замер, прислушиваясь. – И верно. Звук.

Не говоря более не слова, они развернулись и побежали к дежурному. Тот имел наглость сидеть в тихом и уютном месте, избегая плотного общения с этим мерзким туманом.

– Что у Вас? – Сонно потирая глаза, спросил лейтенант Шмульке, когда эта «сладкая парочка» ввалилась на командный пункт. Что они явились вместе он, в общем-то не возражал. Привык. Но явились же. Эти двое по возможности обходили начальство стороной, предпочитая кухню, а значит просто так прийти не могли. Что-то явно произошло.

– Шумы, господин лейтенант.

– Много, господин лейтенант.

– С моря, господин лейтенант.

Наперебой, явно нервничая, начали рассказывать они. Дверь осталась открытой, поэтому Карл прекрасно услышал тот звук, о котором говорили они.

– Гарнизон к бою! – Перебив их, жестко гаркнул Шмульке, обращаясь к остальным присутствующим. – Передать в штаб о шумах. Подозрения на десант. –

– Слушаюсь, – козырнул уже немолодой фельдфебель.

– Исполнять! – Излишне жестко произнес лейтенант, а потом встал и быстрыми шагами отправился будить герр Майора. Ситуация явно выходила из-под контроля. Но было уже поздно… слишком поздно…

Выйдя из плавучего дока больших десантных кораблей легкие десантные баржи устремились к берегу, неся туда бойцов морской пехоты Российской Империи. Плоскодонные, тупоносые с передней аппарелью. Они двигались, как и опытные торпедные катера в Русско-Японской на воздушной тяге, то есть, приводились в движение парой воздушных винтов, крутящихся в противоположные стороны. Из-за чего эти относительно легкие катера носились по воде очень быстро, глиссируя. И на берег выскакивали целиком, вполне уверенно ползая по песчаному пляжу.

Грузоподъемность таких сверхлегких десантных барж была невелика. Но их задача и не заключалась в том, чтобы доставить все и сразу. Они должны были перевозить авангардные подразделения, которые бы высаживались первыми и захватывали плацдарм. А уже следом следовать баржи покрупнее, такие, которые бы уже и пушки перевозили, и прочие тяжелые виды вооружения. Но и те, впрочем, тоже теперь были на воздушной тяге, дабы пролезать по мелководью и выползать на самый берег по возможности.

Сверхлегкие десантные баржи выскакивали на песчаный берег. Протягивали по песку. Откидывали аппарель. И тяжеловооруженные бойцы морской пехоты высыпали из нее, устремляясь вперед.

Ручные и станковые пулеметы, 37-мм гранатометы, 60-мм минометы, 20-мм крепостные ружья, карабины Браунинга, самозарядные легкие карабины Маузера, самозарядные пистолеты Люгера, штурмовые ружья и гранаты, гранаты, гранты… целое море гранат. И даже несколько бойцов с легкими ранцевыми огнеметами выбежало. Причем вся морская пехота была в стальных шлемах и легких противоосколочных жилетах, увешанная достаточно прогрессивной разгрузкой, позволяющей тащить с собой в бой максимум боеприпасов.

Топот.

Стрельба. Рваная, отрывистая, эпизодическая.

Редкие взрывы.

Крики. Постоянные крики. На русском и немецком. Сонные укрепления Пиллау пробуждались самым решительным образом…

Понимая, что воевать придется больше с русскими, чем с французами, в Берлине начали после Русско-Японской войны заниматься укреплением именно восточного направления. Сооружая целые крепостные системы в Кёнигсберге и подходах к нему, Данциге и прочих важных направлениях. Особенно они укрепляли Кёнигсберг, который к 1914 году в этом варианте истории мог бы вполне посоперничать с собой же образца 1944 года из оригинальных событий.

Железобетон. Много железобетона. В самом городе мощнейший комплекс защитных сооружений. Вокруг него – сеть фортов и малых укреплений, прикрывающих их. Плюс – Пиллау. О! Эта стрелка была буквально забетонирована. Это была, наверное, самая укрепленная позиция в мире. Ничего сильнее и крепче ее нигде и не было. Да и быть не могло, ибо ни для кого в мире больше значения не имело столь незначительный клочок земли, чем для немцев здесь. Ведь Пиллау – морской ключ к Кёнигсбергу. Удержать эту косу значит не пустить к городу боевые корабли с их чудовищными орудиями.

Город же для Германии этот был очень важен. Город королей. Место коронации очередного короля Пруссии, который правил в Рейхе, выступая Кайзером. Грубо говоря Кайзером Германии был король Пруссии. Поэтому этот город выступал идеологическим центром всей Германии. Этаким аналогом Ленинграда для большевиков. Поэтому, понимая грядущую угрозу, немцы его постарались укрепить максимально, не жалея ни железа, ни бетона, ни кирпичей. Город-крепость… или даже крепость городского типа.

Вот бойцы рейхсхеер заперлись в небольшом доте. Мощная стальная дверь была заперта. Не войти. Но и в тылу нельзя их оставлять. Не ровен час, выйдут и спину начнут стрелять. Поэтому огнеметчик осторожно подкрался к пулеметной бойнице и, сунув туда дуло и нажал на спуск. Холостой патрон выбросил внутрь порцию горючей смеси, поджигая ее.

Внутри раздались истошные крики и вопли.

– С дымком! – Довольно хохотнув, отметил огнеметчик. Перезарядился и отправил еще одну порцию горючей смеси в этот небольшой дет. Неизвестно, был ли он соединен переходами с чем-то еще. Скорее всего да. Однако, бойцы не отходили, готовясь защищаться. Вот и попались…

Тем временем саперы морской пехоты установили на двери взрывчатку с электродетонатором. Подцепили к последнему провода. Отбежали за угол. Крутанули ручку динамо-машинки и нажали ручку спуска.

Бабах!

Жахнул достаточно крупный заряд тротила, выламывая мощную стальную дверь.

И сразу же вперед устремились бойцы морской пехоты со штурмовыми ружьями. Те были сделаны по аналогии с карабинами браунинга. Такие же lever-action конструкции. Такие же быстросменные коробчатые магазины. Такие же легко разбираемые для чистки и ремонта ствольные коробки и затворы. Только стволы покрупнее. Аж двенадцатого калибра. Вот с них картечью ребята и долбили в закрытом помещении. В ту степь. Просто по силуэтам.

И вперед. Вперед. Вперед. Не давая никому очухаться.

Кое-где возникали короткие перестрелки. Это гарнизон укреплений пытался контратаковать. Но куда им?

По сути ведь немцы тех лет представляли только легкую пехоту. Шинель, пикхельм и винтовка или пистолет. И все. А много ли с полноразмерной винтовкой в таких условиях навоюешь? Тем более, традиционного для тех лет формата с несменяемым магазином на пять патронов, снаряжаемый из обоймы. Длинная, неповоротливая с низкой скорострельностью – такая винтовка была хороша в стрельбе на большие дистанции. Желательно лежа и по неподвижным целям. Но никак не в скоротечном бою накоротке.

Русская морская пехота одними только своими карабинами могла своих противников просто задавливать огнем. Превосходя их по боевой скорострельности в несколько раз. Про удобство и разворотистость более компактного и удачнее сбалансированного оружия и речи не шло. Оно было просто не сопоставимо.

А ведь там были еще и легкие карабины маузера, которые были разработаны собственно германским оружейником для нужд России… и выпускались на российском заводе этого дельца, построенном для этих целей. Этот вариант оружия представлял собой вариант самозарядного пистолета С96, которому сделали нормальный откидной приклад, цевье, переднюю ручку и быстросъемный магазин. Ну и приспособили под патрон .360 Mars[2], сделав куда мощнее и действеннее, чем оригинальный пистолет…

Контратаки у немцев не получались раз за разом натыкаясь на категорическое огневое превосходство. Они в таких вылазках получали словно лопатой по лицу – настолько сокрушительным был плотный огонь русской морской пехоты. Тяжелой и вооруженной до зубов.

А спустя три часа после начала штурма Пиллау, от Кёнигсберга подошла целая пехотная бригада для парирования действия русских. То есть, говоря по-простому, пытаясь сбросить их в море.

Но тут же, сходу буквально, столкнулись с другой стороной этой пресловутой «тяжести» морской пехоты России – насыщенность коллективным оружием. Если ручные пулеметы работали на штурме, то станковые стояли в обороне, как и 37-мм гранатометы и 60-мм минометы.

Более того, их уже подпирали 65-мм и 92-мм десантные гаубицы, сделанные на основе горных орудий. А это было уже очень серьезно. Крайне серьезно. Потому что немцы планировали ударить как можно скорее и перебрасывали железнодорожными составами просто пехоту. Легкую. Как и всегда. Просто мужиков в шинелях с винтовками в руках. Много ли такие могут навоевать? Если против таких же, то почему нет? Вполне действенное средство. Но здесь, увы, им пришлось столкнуться с пехотой совсем другой эпохи, для которой такие вот противники просто корм… обычный корм…

Чуть попозже, когда удалось подавить все противокорабельные батареи в основании линии укреплений, в дело вступили эсминцы и корветы. Это окончательно переломило ход боя с германской пехотной бригадой в нужную сторону. Все-таки 127-мм и 152-мм орудия – весомый аргумент в любом сухопутном споре. Тем более, примененные в таком количестве.

Командование в Кёнигсберге попыталось усилить давление. Но безрезультатно. Ее пехотные части просто не смогли пробиться через кордон тяжелой морской пехоты, поддержанной легкими силами флота. Так, не солоно нахлебавшись, им пришлось отойти и начать спешно копать траншеи, подготавливая оборонительные позиции.

К вечеру окончательно все закончилось и на укреплениях косы.

Дольше всего немцы держались в центральном бункере и на артиллерийских складах. Самые хорошо укрепленные и продуманные комплексы. Их нельзя было просто взять и «продуть» огнеметом или закидать гранатами. Даже тяжелой корабельной артиллерией не вскрыть просто так из-за слишком толстых железобетонных перекрытий.

Поэтому командование корпуса морской пехоты привлекло своих технических специалистов для решения этой задачи. И те не придумали ничего лучше, как организовать обычное выкуривание газом.

Они притащили с кораблей баллоны с углекислым газом, который там использовался для систем пожаротушения в отсеках с автоматическими жидкостными котлами высокого давления. И начали просто его стравливать. Углекислый газ был в полтора раза тяжелее воздуха. Поэтому он стелился по земле и легко проникая в щели, затекал в бункер через вентиляционные отверстия. И там опускался вниз… все ниже и ниже… вытесняя кислород.

Сначала задохнулись те, кто закрылся в главном подземном хранилище артиллерийских боеприпасов. А потом и те, кто защищал центральный бункер. Что позволило уже ближе к вечеру взорвать двери и начать вентиляцию помещений. Не очень красиво. Да. Но что поделать? Цель ведь была не благородство проявить, а захватить наиболее укрепленную косу в мире. И, так или иначе, но большинство защитников все равно погибло бы…

Тем временем в Свежский пролив начали входить морские силы Российского Императорского флота. Для этих нужд из Вислы перебросили часть флотилии бронекатеров, а из-под Данцига все тяжелые мониторы. И вот они, под прикрытием эсминцев и корветов начали продвижение внутрь акватории.

Конечно, им попытались помешать. Но силы были слишком не равны, поэтому с утра 340-мм орудия тяжелых мониторов открыли огонь по укреплениям Кёнигсберга. Что означало одно – город был обречен.

Это там, в Данциге у русских просто не было сил для штурма, потому что армия была вынуждена прикрывать довольно широкий фронт ограниченным контингентом войск. А здесь, в Кёнигсберге, армия была всецело сосредоточена против крепости. И начало массированного обстрела укреплений носило не только психологический характер, но и военно-тактический.

Одновременно с этим над городом стали нон-стоп барражировать дирижабли, непрерывно поливая его либо многими тоннами флешетт, либо бомб. Флешетты больше просыпались на центральную часть города, стремясь увеличить нервозность и количество жертв в личном составе. А бомбы сбрасывались на укрепления, куда мониторы или не доставали, или им было не до того. Причем не только «пятисотки» летели вниз, но и «подарки» более увесистого формата, те же «двушки» и даже «десятки». То есть, двух и десятитонные бомбы, разрушительность которых была колоссальной. Просто чудовищной. И совершенно ни с чем не сравнимой. Тем более, что их сбрасывали не по одной штуке, а сразу заходом, вываливая на позиции до сорока-пятидесяти тонн таких чушек…

Крепость Кёнигсберга затрещала по швам, норовя развалиться без всякого штурма...

[1] Рейхсхеер – краткое название сухопутных войск Кайзера (Reichsheer), дословно переводится как Имперская армия. Полное название Deutsches Kaiserliches Heer. Heer – это, собственно сухопутные войска.

[2] .360 Mars (9х26) был разработан в конце 1890-х в Великобритании для экспериментального тяжелого пистолета Mars. По своим боевым характеристикам был сопоставим с американским .30 Carbine, представляя собой по сути уже скорее легкий промежуточный патрон, чем тяжелый пистолетный.

Часть 1. Глава 9

Глава 9

1914, апрель 21, Кёнигсберг и его окрестности

Герр майора кто-то потянул за шкирку, вытаскивая из завала. Откатил куда-то и перевалил на спину. Тот кое-как протер глаза и… заорал самым, что ни на есть истошным голосом. И было с чего. В этом сумраке бункера на него смотрели оскалившиеся белые зубы и глаза, словно зависшие в воздухе.

– Сашка, ну тебя к черту! – Произнес его напарник. – У трех последних разрыв сердца. А скажут, скажут, что мы их тут сапогами забиваем насмерть.

– Да чего они такие малохольные? – На неплохом русском, почти без акцента произнес негр.

– Кто же их знает? – Пожав плечами ответил морпех из Рязани, своему сослуживцу, рожденному где-то на берегах озера Виктория.

– Зулу? – Наконец, прооравшись, выдавил из себя герр майор.

– Зулус, зулус, – устало вздохнув, произнес Александр и подняв за шкирку этого немецкого офицера обыскал его на наличие оружия и поволок на выход. Он уже смирился, что каждый немец почему-то считал его зулусом. Видимо, про войну англичан с зулусами слышали, а больше – нет. Как и о том, что в Африке было очень много разных народов.

Морская пехота России. Негры.

Чудачество?

Нет. Просто прямое следствие политики Императора.

Николай Александрович твердо усвоил правило «We're all living in Amerika». Да и слова Ганди он тоже помнил…

В Абиссинии у него были династические и экономические связи, которые он всецело развивал через свой морской портал – Джибути. Железная дорога от порта Джибути до столицы Абиссинии была построена еще в 1898 году. К 1914 году она продлилась до озера Туркан и обзавелось десятком вспомогательных веток, что дало феноменальный экономический эффект для региона. Абиссиния не стала промышленным центром мира, но ее сельское хозяйство заиграло совсем другими красками. Просто за счет резкого роста транспортной доступности. Ну и денег Россия немного вложила, стимулируя выращивание кофе, сахарного тростника и хлопка, а также шерстяного овцеводства и разведения крупного рогатого скота.

Экономика – да. Так поступали, наверное, все страны в регионах, которые считали своими колониями. Однако Император дополнил эту схему комплексом мер культурно-образовательного характера. Он развернул в Абиссинии пусть и умеренную, но сеть начальных бесплатных школ, через которые искал толковых местных ребят. И тех, кто не только теоретически мог, но и хотел, то есть, старался, тащил дальше… вывозя в Россию для обучения. Те, кто оплачивали обучение сами, могли вернуться обратно в свои земли без ограничений. А те, кто не мог, отрабатывали, служа в России. В том числе и в вооруженных, если получал военное образование.

Таким образом он стремился сформировать русскую элиту в этих удаленных регионах. Русскую не этнически, а в плане культуры и менталитета. И учитывая фактически открытые границы в этих далеких африканских землях, то в данном процессе участвовали отнюдь не только жители Абиссинии, но и всех прилегающих регионов. Поэтому даже в том же Найроби – столице Британской Восточной Африке к 1914 году уже встречались негры с высшим образованием, бегло говорящие по-русски. Как несложно догадаться к местным властям они были настроены по меньшей мере скептически, в отличие от России, давшей им «путевку в жизнь».

Аналогичные дела происходили и в других ассоциированных регионах. В Персии, Японии, Филиппинах, Новой Каледонии, русской Гвиане, Кубе, Панаме и даже в Испании, состояние образование которой к началу XX века совершенно просело. В России же этот подход привел к качественному и количественному росту образовательных заведений просто взрывным методам, увеличив за 1890-е и 1900-е годы количество учебных заведений в несколько раз. А местами и в несколько десятков раз, ведь и в самой России шла «борьба с безграмотностью», которую с 1888 года вел Император[1]. Резко, фундаментально выросли тиражи учебных[2] и научно-популярных книг. Появилась обширная сеть публичных библиотек, доступных для любого и каждого. Скромных. С очень небольшим количеством книг. Но она появилась…

Александр потащил герр майора на улицу и едва не столкнулся в дверях с полковником связи – Петром Ильичом Кузьмина.

– Господин полковник, туда пока нельзя.

– Много еще?

– Не могу знать.

– Сколько вы помещений проверили? – Нахмурился Кузьмин.

– Семь. Дальше сильно задымление пока. Проветриваем. Но ходить туда пока опасно. Может немец задохнулся, а может и без сознания лежит. Вдруг очнется и палить станет?

– Ясно, – недовольно кивнул Петр Ильич и отправился в полевой лазарет со своими бойцами. Выполнение задания пока откладывалось. Поэтому он надумал супругу свою навестить, Изабеллу.

Тихо прошелся, прислушиваясь к канонаде. И изредка поглядывая на два воздушных шара, откуда его бойцы корректировали огонь флота и присматривали за обстановкой. Вон, где-то высоко в небе пролетело три дирижабля в кильватерном строю. Огромных. Он-то их вблизи видел и не раз. В этой кошмарной раскраске оскалившейся небесной акулы.

– Осторожнее господин полковник! – Окрикнул его кто-то со спины. Петр Ильич оглянулся и тут же отошел в сторону, пропуская бойцов, которые несли носилки с наспех перевязанным раненым. А следом еще. И с ним медбрат с увесистой сумкой через плечо. В каждом взводе такой был. Не медсестра, а именно медбрат – физически очень крепкий парень, способный легко таскать раненых. Медсестры они были только в тылу, пусть и ближайшем.

Петр Ильич покачал головой, проводя взглядом этих ребят с носилками. Скосился на тихо о чем-то болтающих двух девчонок в форме. И с винтовками в руках. Да-да. В армии были девчонки. Не очень много и на специфических ролях, но и это уже его раздражало. Хотя, чья бы корова мычала?

Наконец, дойдя до лазарета он прошел внутрь. Минул импровизированный кордон и вошел в одну из палаток.

– Как ты? – С порога спросил он у Изабеллы, что лежала с мрачным видом на койке.

– Глупо.

– Но жива же.

– Надо было так напороться?

– Ты жива – и это главное, – с нажимом произнес Петр и Изабелла тяжело вздохнув улыбнулась.

В конце Русско-Японской войны, опасаясь захвата этих сведений, японская сторона уничтожила всю свою документацию по агентуре в России. А вместе с тем и всех причастных. Чтобы и не болтали, ну и за дело, так как объективных разведывательных сведений они не предоставили, втянув страну в самоубийственную войну. Поэтому Дамоклов меч, что висел над головой Изабеллы пропал. Однако она не отвернулась от Петра, не ушла от него, скрывшись в закате. Нет. Она осталась. Слишком сильным потрясением для нее оказались события тех дней. Да и парень смог произвести на нее впечатление.

Вот семья Изабеллы Петра приняла странно. Русский, да еще и из крестьян. Как их дочь опустилась до такой низости? Особенно орал ее отец, когда они пришли знакомиться. Но, получив в челюсть от Пети, заткнулся.

– Еще раз повысите на мою жену голос, и я вам ноги переломаю, – прорычал он. – Медленно. Одну за другой. Каждую кость по очереди.

Отец осекся, удивленный реакцией парня и только сейчас заметил две нашивки за ранение и боевые награды. Боевые, которые могли вручать только за участие в настоящих делах, а не за тыловое сидение. А ведь он был представлен именно так – как «тыловая крыса».

– Извините, – пошевелив рукой челюсть, произнес отец Изабеллы. И улыбнулся.

Тепла этот удар в их отношения не добавил, но, по крайней мере, его стали не то уважать, не то побаиваться. И при нем голоса не повышать. Особенно после того, как Петр заявился на один из семейных вечеров со своим другом – известным российским поэтом – Александром Блоком и его очаровательной супругой. Той самой Норико, от которой и у мужа иной раз холодок по спине пробегал. Надо ли говорить, что после такого ужина, к Кузьмина в семье Изабеллы именовали не иначе как Петр Ильич и посмотреть косо боялись, не то, что выразить свое неуважение.

Эти две парочки познакомились случайно и совершенно дурацким образом. Под конец Русско-Японской войны. В одном из домов Кореи. Норико по какой-то причине знала часть условно-русской агентуры и, в частности, Изабеллу. Та ведь и японским языком владела, и в Японии бывала, будучи завербованной еще до войны. В конце концов, красивая девушка европейской внешности в Японии на виду, такую не спрятать. Да и племянница известного генерала – тоже фигура видная.

Вот они и «раскорячились» в одном из особняков Кореи, наставив друг на друга свои пистолеты. Норико на Изабеллу. Петр на Норико. Александр на Петра. А Изабелла на Александра. Общение получилось сложным. Но очень ярким и запоминающимся. И вот, год спустя, они вновь пересеклись. В этот раз уже в Летнем саду Санкт-Петербурга. Блок вернулся домой, а Петр отправился к новому месту службы. Супруги же последовали за ними. Так и начали общаться, а потом и дружить. Семьями.

Изабелла же пристроилась в Имперскую контрразведку трудиться. Имея за плечами неплохой опыт собственной работы резидентом, своих было довольно легко охотится на своих бывших коллег. Да и авантюрный характер сказывался, из-за чего она проявляла чудеса изобретательности. Вот, с войсками и выступила вперед, чтобы быть поближе к мужу. Тут то ее и подстрелили. Пуля прошла ногу на вылет, не задев ни кость, ни артерию. Повезло. Но на какое-то время она капитан Имперской контрразведки была вынуждена вот так сидеть в лазарете и бездействовать.

– Стреляют… – тихо произнесла она, прислушиваясь. – Размеренно стреляют. На штурм еще не пошли? Просто обрабатывают выявленные цели?

– Завтра с утра должны начать.

– Ты уж не лезь на рожон.

– Без тебя?

– Без меня, – вяло улыбнувшись, ответила супруга.

– Ты знаешь, у меня работа тихая. Под пулями бегать не нужно.

– У меня тоже, – кивнул на ногу, возразила она.

– Мне тут шепнули, что тот немец не зря в тебя стрелял. Ты там что-то интересное нашла.

– Что там может быть интересного? – Отмахнулась Изабелла. – Просто перепуганный, загнанный в угол мышонок. Он стрелял потому что боялся. Просто боялся. Он не выглядел грозным защитником.

– Я видел его труп. Обычный военный чиновник. Если этот человек осмелился стрелять, да еще в женщину, значит все было совсем не просто.

– Пусть, – отмахнулась супруга с улыбкой. – Хочешь потешить мое самолюбие? Пожалуйста. Я не против. Ну же, рассказывай, что я там нашла? Королевские регалии Пруссии? Ничего ценнее, полагаю, в Кёнигсберге просто не было.

– Ты зря смеешься.

– А, оставь, – махнул она небрежно рукой.

Так и болтали. Петр старался отвлечь ее и развеселить, отвлекая от грустных мыслей о бездействии. Он специально утаил от нее то, что штурмовые группы уже начали взламывать оборону Кёнигсберга.

Имперская гвардия и так являлась классической тяжелой пехотой нового времени. Штурмовые же группы были тяжелыми даже по сравнению с гвардией. В них отбирали самых физически крепких, но невысоких ребят. Этаких дварфов с ломовым размахом в плечах и мощной, специально прокачанной мускулатурой. Надевали на них стальные кирасы из высоколегированной стали, шлемы из такого же материала, а потом вооружали буквально до зубов.

Например, здесь использовались новейшие легкие штурмовые карабины – новое детище Браунинга, сделанное под заказ Императора. Этакие ППШ-41, только с рядом нюансов, изрядно усложнивших их конструкцию.

Автоматика осталась прежней, основанной на свободном затворе. Только выстрел производился с переднего шептала, а не заднего, что кардинально поднимало точность одиночной стрельбы. Появился довольно сложных трехпозиционный переключатель, позволяющий вести огонь одиночными, «тройками» и непрерывной очередью. Темп стрельбы, как и у оригинального ППШ был высот. Он получился даже выше, чем у оригинала, за счет чего плотность очереди из такого агрегата изрядно повысилась. Использование патронов .360 Mars, приближающихся по своим характеристикам к знаменитому немецкому 7,92x33 Kurz, существенно подняло дальность и действенность боя. Конечно, не «штурмгевер» вышел, но уже далеко и не классический пистолет-пулемет. На 400 и даже 500 метров он мог вполне уверенно работать одиночными выстрелами, в режиме самозарядного карабина. А на дистанциях до 300 метров уже им можно было продуктивно оперировать как автоматическим оружием.

Т-образный трубчатый приклад регулируемой длинны, наклонная пистолетная рукоятка, перфорированный кожух ствола, дульный тормоз-компенсатор, передняя рукоятка и большой «барабан» патронов завершали образ. Такая тяжелая «пушка». Плюс обвес, штатным из которых был специальный фонарик, облегчавший зачистку затемненных помещений. Суровая машинка. Серьезная. По тем годам уж точно. И ей была вооружена добрая половина бойцов штурмовых групп…

Штурм велся без излишнего героизма.

Осторожно.

Аккуратно.

При подавляющем огневом превосходстве, создаваемом локально. Пулеметы и 37-мм гранатометы долбили по окнам и бойницам, вынуждая противника отойти или укрыться. Под прикрытием этого огня подходили штурмовики и это становилось началом конца. Гранаты чередовались с плотным огнем из скорострельного личного оружия. Пленные были не нужны, как и лишние потери. Поэтому зачистка зданий и помещений превращались в одну сплошную череду взрывов гранат, прерываемых кратковременными всплесками перестрелок. Очень кратковременных. Обычно просто одиночным выстрелы по контуженым, раненым или убитым. На всякий случай. Для контроля. Из-за чего на фоне канонады, которую устраивали 340-мм орудия тяжелых мониторов, не только Изабелла, но и многие не замечали штурма…

Тем временем в Санкт-Петербурге был очень непростой разговор:

– Ваше Императорское Величество, – не унимался Ренненкампф. – Вы играете с огнем!

– Друг мой, вы излишне переживаете.

– Это война! Большая и серьезная война! И для победы в ней нужно использовать все возможные ресурсы!

– Война – это продолжение политики иными средствами. Это просто инструмент для решения тех или иных экономических или хозяйственных задач. Не более.

– Что вы такое говорите?!

– И я не хочу, чтобы после победы от моей страны остались одни руины. Зачем мне нужна такая победа? Вам – понятно. Вы раб лампы и мыслите категориями войны. Но еще Талейран говорил, что война слишком серьезное дело, чтобы доверять ее военным. Вы слишком увлекаетесь! Вы превращаете все в войну ради войны. А это недопустимо.

– А допустимо будет, если немцы все-таки проведут мобилизацию и раздавят нас как лягушек паровым катком?

– Вы настолько не верите в нашу армию? Серьезно? Или вы столь высоко оцениваете германскую?

– Я не пренебрегаю численным превосходством, Ваше Императорское Величество. Бог на стороне больших батальонов.

– При прочих равных.

– Что, простите?

– Я говорю, что бог на стороне больших батальонов при прочих равных. Чтобы компенсировать недостаток численности применяют разные ухищрения от занятия выгодной позиции, до лучшего вооружения личного состава. Самым известным примером правильно занятой позиции являются триста спартанцев. Это, всего лишь легенда, но она прекрасно иллюстрирует, насколько ничтожным может оказаться даже категорическое численное превосходство, если ты грамотно используешь рельеф и свои сильные стороны. Второе же не менее ярко демонстрирует сражение у Роркс-дрифт.

– Но там были дикари!

– А чем дикари в том случае отличались от цивилизованных людей?

– Всем!

– Это не верное утверждение. И там были мужчины, и там. То есть, как минимум анатомически в своей основе они не отличались.

– Вы же поняли меня.

– Понял. Именно поэтому и пошутил. Битва при Ляо-Яне, где вы сами командовали тоже, я полагаю, не в счет?

– Там же были японцы!

– А потом, во время второй битвы у Ялу что, тоже были японцы?

– Нет, но…

– Что «но»? Чем цивилизованные люди отличаются от дикарей? Отличие базируется на трех китах: организация, выучка и снаряжение. Так? Так. Дай дикарям организацию, выучку и снаряжение как у цивилизованных людей, и ты их не отличишь.

– Есть национальные различия…

– Которые лишь слегка корректируют ситуацию, но не более. Главное же заключается в другом. Мы в плане организации, тактики, выучки и снаряжении существенно превосходим немцев и австрийцев. Бои первых дней показали это в полном объеме. И я не вижу смысла в том, чтобы в угоду миражам рушить экономику России. Или вы забыли про экономику? Пусть катиться колбаской по Малой Спасской! Ведь голод будет потом. И разруха тоже. Потом. Зато сейчас мы людей спасем немного. Так что ли? Ну а что? Люди же погибнут! Уже сейчас. А то что будет потом не важно. Даже если в десять раз все хуже – это произойдет потом. А слеза ребенка вот она, уже катится. Как же вы можете пройти мимо? Вы что, бессердечный человек?

– Нет, – нахмурился Ренненкампф. – Я не это имел в виду.

– А что вы имели в виду? Золотое правило разумности – не делать того, что приведет к еще большим проблемам. Не поддаваться эмоциям. Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Но зато с них и спрос выше. Обыватель может себе позволить простые человеческие эмоции, сострадание и прочее. А тот, чьи решения определяют судьбы миллионов, такой роскошью не обладает[3]. Он должен уметь спокойно смотреть на гибель тысяч, если понадобится, сотен тысяч, чтобы спасти миллионы. Ибо Империя – превыше всего. Империя. А не его ничтожные страсти, которым он жаждет уступить и побежать творить всякую фигню.