Текст книги "Безумный Макс. Поручик Империи (СИ)"
Автор книги: Михаил Ланцов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 7
27 августа 1914 года, где-то в Восточной Пруссии
Дела в этом небольшом городке закончились только после того, как удалось нормально обработать рану полковника и перевязать его чистыми бинтами. И пока это делали, Максим смог не раз и не два чертыхнуться. Ругая себя за то, что сразу не глянул. Ведь Андрея Петровича фактически бросили умирать, даже не потрудившись по-человечески перевязать.
– Что вы такой хмурый? – Поинтересовался полковник после того, как Максим с трудом снял перевязку. Андрею Петровичу даже пришлось зажать палку между зубами и терпеть. Отдирать присохшие бинты от раны – то еще удовольствие. А обезболивающих нет. Так – влили стакан водки и дали сочную, свежую палку на закуску.
– Вас же бросили умирать, да?
Тот нервно дернул глазом, но ничего не ответил.
– Не забудьте им в лицо плюнуть, при случае. Если бы мы сейчас не озаботились, вы бы почти наверняка воспаление подхватили бы. Они рану даже не пытались чистить. Лучше бы пристрелили. Смерть в горячке – поганая смерть.
А вот дальше выяснилось, что Максим тот еще садист. И, если бы бойцы не держали Андрея Петровича, пришлось бы выдавать тому порцию наркоза кулаком в ухо. Возможно даже не один раз. Ну а что прикажете делать? Осколком в рану занесло куски мундира. Да-да, именно крупным осколком, а не пулей, как сам раненый говорил.
Вот поручик и полез со свиным рылом в калашный ряд. Предварительно отмыв в спирте найденные у коменданта инструменты эскулапа. Не оперировать, конечно. Нет. Рану чистить. Заодно и до осколка дотянулся и смог его вытащить. Крупный он был и зашел неглубоко. Потом промыл рану. Стараясь кипяченой водой, сдобренной спиртом, вымыть из нее всякий мелкий мусор. Для чего приспособил банальную клизму, только маленькую. Не факт, что он все делал правильно. Не его профиль. Так – действовал больше по наитию.
Максим Федорович серьезно рассчитывал на то, что Андрей Петрович потеряет сознание от боли и можно будет уже спокойно все сделать. Однако не вышло. Полковник держался. Выл жутко, скорее даже больше мычал, чем выл. Грыз зажатую палку нещадно. Дергался, да так, что дюжие солдаты едва удержали. И даже под себя сходил комплексно. Но не отключился. Крепкая у него была психика. Поручик же, с самым невозмутимым видом продолжал делать свое дело. Зачем? Да черт его знает. Видимо сказывались его слегка «протекающая крыша». Ведь полковник мог умереть от болевого шока. Но в тот момент Максим о том не думал… ему почему-то хотелось покопаться металлическими предметами в ране…
Завершил чистку. Швов накладывать он не умел, да и нечем было. Так что ограничился плотной повязкой. Влил в полковника еще один стакан водки. Не подействовало. Еще один. Отключился. Теперь можно было позволить солдатам привести тушку полковника в порядок и загружать ее в грузовик. Обмыть там и портки сменить.
– Вы учились на врача? – Спросил поручика Хоботов, когда они уже погружались в грузовик.
– Нет. А почему вы спрашиваете?
– Вы… вы хоть понимали, что делали?
– Лев Евгеньевич, я же вам говорил уже – у меня контузией выбило из головы всю личную информацию. Знания, умения, навыки – остались. И прочая белиберда вроде песенок или анекдотов, тоже. А где я учился – увольте, не знаю.
– Но…
– Увидел рану и понял, что нужно делать. Хотя уверенности в руках не чувствовал. Видимо это не то, чем я обычно занимался. Но если бы оставил все как есть, у полковника началось бы воспаление, и он в течение нескольких дней скончался бы. Теперь, думаю, если повезет, выживет. Мужчина он крепкий, должен выдержать.
– Извините, – буркнул Хоботов и полез в грузовик.
Ну а что прикажете делать? Говорить, что видел операции только в видео записях? Что были знакомые, не раз и не два рассказывающие байки? Что он импровизировал, опираясь на свои невеликие знания и навыки? Зачем? Пусть лучше думают, что действительно что-то умеет и надеются на лучшее. С этими мыслями поручик и пошел к кабине, где его поджидал чех.
Постояв немного возле кабины, Максим плюнул и приказал пятерке всадников тоже забираться в грузовик, бросая лошадей. Да, им удалось захватить еще один автомобиль. Однако очень уж был компактным Ford T. Да и носилки с раненым полковником занимали прилично места. Рискованно получалось. Слишком рискованно. Вплотную просто. Но оставлять в отряде лошадей Максим не решился. Они радикально снижали скорость движения отряда. Он радикально терял мобильность и маневр. Тем более, что лошади даже рысью больше четырех-пяти километров идти не могут без чрезмерного утомления. Точнее могут, но только в фильмах и книгах художественного содержания. В этом деле его уже просветили солдаты, призванные из села.
Поручик тяжело вздохнул и полез в кабину. Его ждали великие дела. Только уж больно все карикатурно пока получалось…
Без лошадей поехали намного бодрее. Благо, что ровная дорога из уплотненного щебня вполне позволяла уверенно двигаться со скоростью в тридцать-тридцать пять километров в час, а местами и быстрее. Даже на этих колымагах.
Короткий рывок. И вот, уже через какие-то четверть часа два автомобиля подъехали к временному полевому складу трофеев. Тот находился точно там, где его комендант и указывал.
– К бою! – Крикнул поручик, на подъезде.
Дистанция стремительно уменьшалась. Впрочем, приближение двух автомобилей обывателей этого временного склада не смущала. Вон – один грузовик и так стоял чуть в стороне. И пара мужчин, приподняв его домкратом, возились с передним колесом.
– Тормози! – Рявкнул Максим чеху, когда до противника оставалось шагов тридцать-сорок. А потом остальным скомандовал: – Огонь!
Застрекотал пулемет, дав длинную очередь по скоплению противника. Заухали винтовки. На этой дистанции можно было бы и из пистолетов стрелять, но солдаты, привычные к длинноствольному оружию, работали именно им.
Отряд Максима действовал очень дерзко и довольно глупо.
Ни разведки, ни рекогносцировки он не проводил. Сколько здесь было войск знал только примерно и со слов коменданта. А вдруг тот соврал? Или не владел точными сведениями?
Немцы попытались отвечать. Но здесь были не молодые резервисты и не регулярные части. Сюда в охрану выдвинули ландвер, по возрасту уже почти что ландштурм, который оказался психологически не готов к такому столкновению. Они относились как раз к тому поколению, которое служило после франко-прусской войны, а потому они не имели ни внятного боевого опыта, ни современных навыков. Крепкие служаки мирных дней… давно минувших и совершенно непригодных, неприменимых к окружавшейся боевой обстановке.
Бой был скоротечным.
Расстреляв ленту с пулемета Васков, а за агрегатом стоял именно он, принялся ее спешно менять. А остальной личный состав продолжил ухать винтовками, добирая визуально наблюдаемые мишени. Но только тех, кто бегал с оружием в руках.
– Пошли! Пошли! Пошли! – Крикнул поручик.
Он уже сам к тому времени выскочил из грузовика и, прикрываясь капотом, вел огонь из пистолета. Чех же, лежал на полу кабины и старался не отсвечивать.
Васков остался с одним бойцов у пулемета. Остальные стали стремительно продвигаться по территории полевого склада. Всех, кто оказывал сопротивления, убивая на месте, остальных сгоняя к грузовику и связывали. Впрочем, работники, возящиеся на территории склада, при первых же звуках перестрелки, бросились кто куда. Здесь хватало гражданских. Так что зачистка носила больше формальный характер.
Удалось захватить и тех двух мужчин, что возились с колесом грузовика. Опять гражданские и опять реквизированный автомобиль. В этот раз поляк и немец. Причем поляк по-русски разумел.
– Так, Васков, – крикнул поручик, когда все затихло и пленных связали.
– Я!
– Пусть Йозеф грузовик немного повернет. А ты приготовься и контролируй вон ту дорогу, – указал он младшему унтер-офицеру. – Если появится кто – подпускай шагов на сто и срезай очередью. Понял?
– Так точно! – Произнес Федот Евграфович и повторил приказ.
– Исполняй!
А сам, поставив еще двух бойцов в охранение, остальных увлек за собой потрошить добычу.
Что собой представлял такой временный полевой склад?
Это был своего рода накопительный пункт с предварительной сортировкой. Трофейные команды лазили по разбитым позициям и стаскивали сюда все, что было похоже на оружие, боеприпасы, амуницию и что-то хоть как-то похожее на полезные военное имущество. Даже шинели с сапогами, и те для первичной сортировки свозили сюда. Подводами, преимущественно. Грузовиков в 1914 году в германской армии практически не имелось. Только с началом войны на местах их стали активно реквизировать для решения транспортных проблем.
Чего тут только не было… даже пушки с пулеметами! Но главное – гранаты!
О да! Гранаты!
Максим прекрасно знал о том, что в 1912 году на вооружение Русской Императорской армии поступила ручная граната Рдултовского известная также как РГ-12. Увесистая такая жестяная коробка прямоугольной формы, да с крепкой ручкой и взрывателем с ударником и замедлителем. В общем – классика, пусть и невероятно уродливая на вид. Ну а что вы хотите от самых первых серийных конструкций?
Собственно, ручные гранаты массово на начало войны имелись только в русской и германской армии. Одна беда – их никто и не воспринимал как средство для полевых сражений. Они находились на складах в крепостях и имелись у саперных подразделений, предназначаясь строго для крепостной войны. Грубо говоря – практику и тактику полевого применения гранат в годы Первой мировой войны и придумали. Если не считать старинные опыты XVI-XVIII веков. Поэтому радости Максима при виде этих четырех ящиков с РГ-12 его бойцы не оценили. Не осознали пока они еще своего счастья.
Три часа. Долгих три часа шла возня возле этого склада. Васкову даже разок пришлось пустить в дело пулемет, расстреляв подводу трофейной команды.
– Ваше благородие! – Обратился к подошедшему поручик младший унтер-офицер и, указав на дорогу, добавил. – Еще едут.
Максим глянул в указанную сторону и грязно выругался. Это было не одна и не две подводы, а целый караван из семи штук. Да человек при них с неполные две дюжины.
– Дистанция триста, – произнес он для Васкова, рассматривая гостей в бинокль. – Длинной очередью – бей!
– Есть! – Бодро ответил унтер и высадил все две с половиной сотни патронов ленты в сторону колонны гужевого транспорта. Люди при первых же выстрелах бросились в придорожные лопухи, благо, что их хватало. А вот лошадей поубивало на месте.
Ба-Бах!
Что-то взорвалось на предпоследней подводе. Гранаты или может быть снаряды везли.
– Прокрути-ка им еще одну ленточку Федот Евграфович, – произнес поручик, когда Васков перезарядил пулемет. – Только короткими очередями, да по тем лопухам, что у дороги. Пусть уже в лес бегут, если выжили. А то, не дай Бог, постреливать из винтовок в нас вздумают. Нечего дурными мыслями им голову забивать.
Тот гаркнул уставной ответ и начал работать осторожными, экономными очередями по три-пять патронов. Боеприпасы теперь можно было не беречь.
– Что у вас? – Поинтересовался Максим, подходя ко второму грузовику. Тому самому, что ремонтировали по их прибытию.
– Все готово, Максим Федорович, – доложился Хоботов. – Колесо заменили, пулемет установили.
– Водитель готов с нами с нами сотрудничать?
– Разумеется.
– Что, поляк вот так взял и согласился?
– Ваше благородие, – подал голос водитель. – А что поляк?
– Так вы же русских не любите!
– И что? Вы думаете я немцев люблю? – Криво усмехнулся этот уже видавшие виды мужчина. Помятая, пропитанная машинным маслом и бензином одежда. Трехдневная щетина. Уставший, злой взгляд.
– Так зачем признался, что водитель? Сдался бы просто так в плен. Мы бы уехали, а тебя этим бы развязали. И все. Свободен.
– Максим Федорович, а что вам так поляк не глянулся? Вы его узнали? Где-то раньше видели?
– Нет. Вижу его первый раз. Или ты забыл, что я тебе сказывал совсем недавно? Знаю, только, что среди поляков много борцов за независимость. Им претит быть в составе Империи. Им хочется лежать на обочине. Пусть в полном ничтожестве, но незалежно и самостийно.
Поляк промолчал, ничего на это высказывание не ответив. А поручик продолжил, обращаясь к Хоботову.
– Или ты не знаешь, что ядро кавалерии армии Наполеона составляли поляки? Той самой, что сражалась под Бородино и входила в Москву.
– Поляки?
– Шляхта. И тогда охотно к врагам нашим пошли. И сейчас, не удивлюсь, что пойдут. Уже тогда они показали, что им хоть с чертом целоваться, лишь бы не с русскими дружить. – А потом, чуть покачав головой, добавил. – Не нравится он мне.
– Так и застрели, – сплюнув, произнес водитель, переходя на «тыканье». – Коли не нравлюсь. Или повесь.
– А сам застрелишься? – Присев и внимательно посмотрев поляку в глаза, спросил Максим. – Я тебе и пистолет дам с одним патроном.
– Нет. Сам не застрелюсь.
– Боишься?
Вместо ответа поляк просто достал крестик. Самоубийство у христиан – смертный грех. Максим это знал, но как-то не учитывал. Для глубоко бездуховного поручика религиозные маркеры были слишком незначительны. В общем – этот аргумент поручика смутил. Тем более, что по глазам видел, что поляк не боится…
– Откуда родом?
– Из Варшавы.
– Так ты подданный Его Императорского Величества?! А тут что делал?
– По делам ездил. Как началась война, так и задержали. Две недели продержали взаперти, пока не посадили за руль моего же автомобиля. С тех пор на них и работаю. За еду.
– Жена, дети есть?
– И жена, и две дочери. В Варшаве остались.
– В церковь ходишь?
– Хожу.
– По доброй воле? Или чтобы люди что дурного не сказали?
– Ваше благородие… – с укоризной произнес поляк.
– Хорошо. Целуй крест, что верно служить будешь. А как доберемся до своих – я тебя отпущу.
– А автомобиль?
– Не обещаю. Война. Если получится – отдам. Главное – к семье вернешься. Уверен, что им там без кормильца тяжело.
Поляк с минуту думал, твердо смотря в глаза поручика, потом достал крест и поцеловал. И завертелось.
Следующие десять минут возились с загрузкой этого грузовика. Водителя-то до того не было, вот и не знали, что делать. Максим сам уже хотел садиться за «баранку». Но удалось договориться. К Яну сел Васков. Больше заслуживающих уважение людей с головой на плечах у поручика не было.
Завершив формирование колонны Максим Федорович вышел и придирчиво осмотрел ее.
Головным шел грузовик Йозефа. На его широкой крыше расположилось два курсовых станковых пулемета. Из-за чего плотность курсового огня возросла чрезвычайно. Причем пулеметов новых, нормальных. Муха не сидела. Во всяком случае, на вид.
За ним стоял Даймлер Яна. Тот был более ранней модификации и закрытой кабины не имел. Водитель сидел как на козлах. Из-за чего и вооружить грузовик не было возможности. Поэтому в него перенесли носилки с полковником и ящики с боеприпасами. И даже прицепили к нему трофейную трехдюймовку, благо, что их тут стояло аж девять штук в относительно целом состоянии. А две – так и вообще – в отличном, одну из которых и решили экспроприировать. Зачем прихватили? Так кто его знает? Мало ли пригодится? Кое-как прицепили передок, а уж за него и пушку. Причем содержимое зарядного ящика передка знатно потрясли, загрузив практически полностью фугасами. Из тридцати шести выстрелов оставили только четыре шрапнели. На всякий случай. Так-то фугасы будут попроще в употреблении и в деле более универсальны.
Замыкал колонну Форд Синичкина. Этот пикап все же обзавелся курсовым станковым пулеметом на крыше.
Довольно кивнув, Максим забрался в кабину к Йозефу, и колонна тронулась вперед.
Конечно, оставлять просто так этот важный полевой склад трофеев было нельзя.
– Взорвать бы тут все, – незадолго до отъезда заметил Васков.
– Взорвем. Обязательно взорвем. Но потом.
– Потом?
– Конечно. И не мы.
– Ваше благородие, я вас не вполне понимаю, – напрягся унтер.
– Ничего страшного. Говорить не хочу – боюсь сглазить. Комендант поделился сведениями не только об этом дивном местечке. Или ты думаешь, что я три десятка трехлинеек просто так велел положить в грузовик?
– Так про запас, ваше благородие, – развел руками Васков. – Разве нет?
– Хуже, Федот Евграфович, много хуже…
Глава 8
27 августа 1914 года, где-то в Восточной Пруссии
Дальше ехать пришлось медленнее. Пушка и ее передок были оснащены деревянными колесами без всяких рессор, а потому свыше десяти-пятнадцати километров в час двигаться оказалось опасно. Нет, конечно, можно и больше разогнаться. Да вот беда – колеса у них развалятся. В лучшем случае…
– Подъезжаем… – буркнул себе под нос Максим, посматривая на карту. А потом чеху: – Тормози.
Колонна остановилась.
Поручик вышел и, встав так, чтобы его хорошо было видно всем, громко заявил.
– За лесом лагерь для военнопленных. Временный. Сколько там людей – неизвестно. Сколько их людей защищает – тоже неизвестно. Их освобождение – риск и авантюра. Но это нужно сделать. От вас жду собранности, внимательности и готовности действовать решительно. Наша задача – перебить охрану и освободить людей. Потом мы уходим.
– Почему? – Выкрикнул кто-то, не показываясь, но не узнать Хоботова было сложно.
– Потому что мы не можем действовать вместе с ними. Мы – моторизованное подразделение. Мы быстры. Мы подвижны. Мы можем за пару часов проезжать столько, сколько пехота идет сутки. Оставшись с ними, мы потеряем все наши преимущества практически ничего не дадим им…
Митинг получился короткий. Не больше пяти минут. Не в традиционном русском смысле митинг, а в англосаксонском – просто рабочее собрание . Слово-то в свое время заимствовали, да как обычно, с творческой обработкой известным местом. Поручик инструктировал людей, объясняя не столько их конкретные задачи, сколько общую идею и формат действий. Что было там за поворотом – загадка. Требовалось импровизировать. Добился понимания. И только после этого вернулся в кабину грузовика, приказав трогать.
Полковник спал. К счастью, полковник крепко спал. Максим сильно переживал, что тот начнет возражать и что-то требовать. Или того хуже – приказывать.
В принципе, можно было бы остаться и с пленными, качественно их усилив. Но поручик не хотел идти ни к кому в подчинение. И потому, что это прямо противоречило его оперативным интересам. И потому, что немало сомневался в способностях местных командиров. За время увлечения реконструкцией наслушался всякого. Да и вообще…
Медленно, километрах на семи-восьми в час колонна грузовиков выехала из-за поворота лесной грунтовки. Моторы подвывали. Максим нервно вертел в руках пистолет, потирая рифленую щечку рукоятки.
Пленных согнали в загон для скота, позволив укрыться под навесами. Конвоиры же заняли два домика рядом. Ну и на крыше троих наблюдателей посадили дабы предупредить бегство заключенных. Да, загон был обнесен колючей проволокой, но все одно – могли просочиться.
Дистанция полсотни шагов.
Пленники подошли к забору и тоже любопытствуют. Появление грузовиков могло означать всякое. В том числе и то, что их, наконец, покормят. Наверняка ведь не кормили еще… с момента пленения.
– Проклятье… – прошипел Максим, а потом, набрав в легкие воздуха, что было силы заорал: – Ложись!
Это был условный, оговоренный сигнал для начала атаки.
Застрекотали оба пулемета. Захлопали винтовки. Две секции немецкого пехотного взвода, которые располагались перед воротами, положили очень быстро. Настолько, что с их стороны только два и ли три выстрела прозвучало. Да и те непонятно куда. Они были не готовы. Жарко же. Тыл. Ландвер. Вот бойцы и сидели под навесом, тем, что повернут к дороге, а не к пленникам. Кто просто дремал. Кто жевал чего-то. Кто пытался писать то ли письмо, то ли черкать что-то в записной книжке. Ну а что? Около восьмидесяти процентов личного состава немцы старались набирать из горожан. Поначалу, во всяком случае. Поэтому уровень образования их был не так уж и плох.
Бой кончился быстро. Точнее расстрел. Минуты не прошло как все затихло.
Максим спрыгнул с грузовика на землю. Оправил форму. Сделал несколько шагов вперед. И тут из левого домика выскочило трое заспанных бойцов.
Поручик отреагировал быстрее, чем пулеметчик. Плавным шагом он ушел чуть в сторону, перехватывая пистолет двойным хватом.
Бам! Бам! Бам!
Три пули – три пораженные тушки. На дистанции в пять-шесть метров скоростная стрельба по таким крупным мишеням была чистой забавой. Во всяком случае для Максима.
Двое быстро затихли. А третий никак не мог отойти, захлебываясь собственной кровью.
Бам!
Выстрелил поручик, пуская ему контрольную пулю в голову. Сменил магазин в пистолете и начал отдавать распоряжения.
Замок с ворот сбили очень просто. Велели пленникам отойти от ворот и прошлись по этому висячему «дружку» очередью, разворотившей не столько замок, сколько его крепление. Очень популярный прием в кино, подвергаемый жесткой критике. Ведь пули с твердым сердечником очень легко рикошетят от твердых поверхностей. Да вот беда. На 1914 год на вооружение русской армии было только два типа пуль: тяжелая тупоконечная и легкая остроконечная. И обе они представляли собой кусок свинца в мельхиоровой оболочке. То есть, пустить эти легко сминаемые пули в рикошет было практически невозможно. Чем поручик и воспользовался. Искать ключ или возится с тросом было слишком долго.
– Кто здесь старший? – Обратился Максим к пленным.
Из толпы вышел мужчина лет за сорок с богатыми, пышными усами. Мундир полковника. На груди Владимир с мечами четвертой степени и пара других, менее значимых в текущей обстановке наград.
– Здравия желаю, – козырнул поручик. Сделал пять шагов и, достав из планшета карту, сразу перешел к делу. – Мы вот здесь, указал он на точку карте. Вот тут – временный полевой склад трофеев. Там есть несколько пушек и пулеметов. Много боеприпасов. Отсюда, если по прямой, верст шесть. По дороге, конечно, больше. Я вам оставлю тридцать винтовок, один пулемет и десять ящиков с патронами. Дальше уже сами. Вопросы?
Полковник промолчал, буравя взглядом Максима. Тот вел себя слишком дерзко. Даже для столь неоднозначной обстановки.
– Могу оставить ящик гранат. РГ-12. – После небольшой паузы, добавил поручик, как ни в чем ни бывало, смотря в глаза полковнику. С абсолютной уверенностью и даже какой-то легкостью.
Тишина.
– Ну, как знаете, – пожав плечами ответил Максим и, развернувшись к своим крикнул. – Васков!
– Я!
– Разгружай! Пулемет, тридцать винтовок и десять ящиков патронов.
– И гранаты, – наконец, произнес полковник.
– И гранаты! – Крикнул поручик, едва заметно улыбнувшись уголком рта. Но, лишь вернув себе невозмутимость, повернулся к полковнику и продолжил. – Охрану лагеря мы перебили. В основном. Кое-кто разбежался. Большей частью технический персонал. На подходе к полевому складу мы расстреляли конвой из семи подвод. Кто-то из личного состава мог уцелеть. В общем, желаю успеха. И да – постарайтесь не медлить. Мы, конечно, пошумим в сторонке, отвлекая внимание и давая вам шанс спокойно добраться до склада. Но черт его знает, как все выгорит. Честь имею! – Козырнул Максим, щегольски щелкнув каблуками, развернулся и направился к грузовику. – По машинам! – Рявкнул он с подножки, возвращая бойцов охранение в чрево грузовиков.
Полуминутная задержка и вот уже автомобили, взревев мотором на перегазовке, начали разворачиваться. Благо, что лужайка перед воротами вполне это позволяла.
– И что это было? – Озадаченно спросил полковник, когда последний автомобиль скрылся за поворотом лесной дороги.
– Хорошо стреляет, – невпопад отметил капитан, стоявший все это время рядом. Временный пункт накопления пленных еще не претерпел сортировки. Не успели раскидать людей. Вот офицеры вперемежку с нижними чинами и находились.
– Господа, – произнес второй капитан, – а вы не заметили нашего Льва Евгеньевича?
– Хоботова?
– Так точно-с. Он в первом автомобиле за левым пулеметом стоял. И стрелял.
– Лев Евгеньевич?! – Удивился полковник. Этот военный философ был достопримечательностью корпуса. О нем многие офицеры знали. Да и сидя по штабным делам – примелькался.
– Да. Точно-с. Стрелял. И глаза такие… стеклянные. Словно и не он вовсе. А потом гляжу. Нет. Он.
– Невероятно! – Покачал головой полковник.
Причем, что любопытно, перед ними на земле лежало оружие, но никто так и не вышел. В ступоре пребывали. И лишь спустя долгую минуту, увлеченные приказом полковника, пленные… бывшие пленные зашевелились. Все произошедшее выглядело очень неожиданно и не укладывалось у них в голове.
Максим тем временем двигался дальше.
Проскочили маленький, ничем не примечательный не то городок, не то поселок. Прямо вот так, не сбавляя ход. Миновали развилку. Мост через не то ручеек, не то речушку. Выехали на небольшую возвышенность и остановились. Вдали – почти у самого горизонта двигалась большая маршевая колонна, как бы и не батальона. Все было при ней. И передовой дозор, выдвинутый на пятьсот метров. И фланговые «бедолаги», идущие по полям. И обоз имелся, плетущийся в хвосте.
Поручик вышел из автомобиля и с минуту изучал эту пехотную колонну в бинокль.
– Васков!
– Я!
– Отцепляй пушку.
– Есть!
– Максим Федорович? – Подал голос Хоботов. – Что вы задумали?
– Да пошумим маленько. Надо ребятам помочь. И, Лев Евгеньевич, подайте мне, пожалуйста, ту книжицу, что я просил вас прихватить.
– Таблицы стрельбы?
– Да.
Минут через пять тяжеленную трехдюймовку отцепили от передка и, развернув, выкатили рядом с первым грузовиком. Но так, чтобы она была в тени грузовика и в глаза издалека не бросалась.
– Васков. Распорядись доставить все четыре шрапнельных снаряда. И ключ установки дистанции.
– Есть! – Козырнул он и ускакал с парой бойцов к зарядному ящику.
– Так-так… – задумчиво пробубнил себе под нос Максим, напряженно воспоминая из своего учебного курса методы определения дистанции без дальномера. – Дистанция… дистанция около шести километров. Мда. Лев Евгеньевич, что скажите? Сколько до противника?
Хоботов с полминуты молчал, изучая противника в превосходный германский бинокль. А потом произнес.
– Не могу сказать, Максим Федорович. Не силен. Да, где-то около шести верст. Очень похоже на то. – Произнес Хоботов, в очередной раз вызывая у поручика понимание – опять прокололся. Километры-то, конечно, в России до революции вполне употребляли. Но не официально. А так-то в ходу были версты, употреблявшиеся в разговорной речи не одно десятилетие даже после ввода официальных километров.
– Васков поставь к каждому выстрелу по бойцу. Пусть на руках его держит, снарядом вверх. И еще одного – с ключом. По команде… – начал инструктировать поручик своих подчиненных.
Ничего хитрого и сложно от людей не требовалось. Каждому была поставлена своя, предельно простая, можно даже сказать, примитивная задача. Боец держал выстрел и ждал, когда установщик задержки, ключом повернет бегунок на нужную отметку. Накинул ключ по посадочному гнезду и повернул до нужной цифры на отметке. Что может быть проще? После чего выстрел требовалось запихнуть в зарядную камору пушки. А тут уже и сам Максим был вынужден помочь, открывая-закрывая затвор. Он, в свое время, пробовал несколько раз на реконструкции. И наводить, и заряжать, и стрелять, холостыми, правда, ну да неважно.
Главное в этом деле – действовать быстро, пока противник не разбежится по полю. У трехдюймовки очень уж узкий пучок шрапнели. Более-менее толково работает только по таким вот колоннам. Очень специфическое орудие, рожденное в эпоху «кокаиновых грез».
Пока возились, противник сколько-то прошел пешком. Метров двести-триста. Но при изначальной оценке по схеме плюс-минус лапоть это мало влияло на оценку дистанции. Где-то около шести километров.
Максим еще раз посмотрел в бинокль. Сверился с данными из таблицы стрельбы. И, наведя орудие, скомандовал заряжать.
Лязгнул затвор, захлопываясь за гильзой снаряда.
Поручик демонстративно перекрестился и, буркнув:
– Прими за лекарство, – выстрелил, дернув за «шнурок».
Шесть тысяч метров снаряд классической трехдюймовки образца 1902 года летит около восемнадцати-девятнадцати секунд. Поэтому наш герой успел, не только открыть затвор, выбрасывая гильзу, но и встать, прильнув к биноклю.
С небольшим недолетом в воздухе вспухло белое облачко шрапнельного взрыва.
– Заряжай! – Крикнул Максим, стоящему рядом бойцу со снарядом.
После чего, не корректируя, выстрелил еще раз. Еще. И еще. Благо, что все четыре снаряда были выставлены на одинаковое замедление. А терять время и ловить миллиметры ему сейчас не хотелось.
– Васков.
– Я!
– Пару фугасов принесите.
– Есть! – Козырнул младший унтер-офицер и резво ускакал с каким-то рядовым «под мышкой». А поручик тем временем изучал результат стрельб.
С дистанцией они немного промахнулись, судя по всему. Взяли с небольшим недолетом. Но узкий и плотный пучок шрапнели сделал свое дело. Должен был сделать. Так и не понять. Пехота противника залегла. Кто убит, а кто просто валяется – не разобрать.
Принесли и зарядили фугас. Небольшая корректировка угла возвышения и выстрел. Еще корректировка. Еще выстрел. Нужно было и по обозу пройтись. Оставить, так сказать, свой след.
– Ну все. Сворачиваемся, – скомандовал поручик. – Васков. Орудие вернуть на передок.
Люди засуетились. А сам он так и стоял, наблюдая в бинокль за тем, что происходит там, на другой стороне поля. Наконец ему отчитались о готовности. Он спокойно убрал бинокль в чехол, сел в грузовик и развернул колонну в обратную сторону.
Минули мост. Достигли развилки. Повернули на новое направление, избегая встречи с отрядом освобожденных пленных. И проехав всего с километр остановились в лесу. Прямо на дороге. Оправиться. Покурить. Перекусить. И подумать.
Что делать дальше? Вот также бесцельно шляться по округе и хулиганить? Нет, конечно, подход «Соловья разбойника» хорош. Если в основе твоей стратегии лежит отсутствие всякой стратегии и хоть сколь-либо вменяемой логики, то предсказать твои поступки крайне сложно. Ты ведь в этом плане мало чем отличаешься от обезьяны с гранатой. Но Максима это не устраивало. В нем проснулся азарт. Глупый, опасный и бессмысленный азарт. У него ведь получалось. Получалось! А вместе с азартом пробудилось и тщеславие, не реализованное в прошлой жизни. На уровне эмоций. И не только оно…
Он посмотрел, как бойцы вытащили полковника и чуть оттащили его в сторону, дабы тот мог оправиться. Пьяный после операции. Бузил слегка. Сам хотел. Стыдился своей немощи. Вот солдатики и подсобили. Перевел взгляд на какой-то шум. Младший унтер-офицер Васков проверял повязку портянок у рядового Игнатюка. Тот опять их неправильно нацепил, вот под руководством унтера и исправлялся. Хмыкнув, поручик поискал взглядом Хоботова. Лев Евгеньевич о чем-то увлеченно беседовал с поляком и.. чехом. На немецком языке. Вполне доброжелательно, надо заметить.
