Текст книги "Фельдмаршал. Отстоять Маньчжурию! (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7

8 мая 1904 года, Санкт-Петербург

Великий князь Николай Михайлович нервно постукивал пальцем по небольшому декоративному столику и курил сигарету за сигаретой. Скорее даже прикуривал, делал одну-две затяжки и тушил почти целую «цыгарку» весьма импульсивным жестом. Из-за чего вокруг пепельницы творился настоящий хаос и бардак.

Его собеседник вошел в эту небольшую комнату и брезгливо поморщился. Ему никогда не нравилось, когда люди демонстрируют свое душевное состояние окружающим. А выдержка и умение держать «poker face» считалось им не столько добродетелью, сколько нормой для любого серьезного мужчины.

– Что-то случилось? – Поинтересовался он после минутной паузы, ибо Великий князь так и не заметил его прихода, полностью погрузившись в свои мысли. Тот вздрогнул, закашлялся, ибо вопрос пришелся на затяжку, и слегка затравленно посмотрел в ту сторону, откуда доносился голос. Пришел в себя. Потушил еще одну сигарету и ответил, почти что, выкрикнув свои слова:

– Все пропало! Все!

– Поясни, – все также спокойно поинтересовался собеседник, присев и принявшись за извлеченную им из футляра сигару. Это мельтешение с сигаретами он не любил и не понимал. Сигара и трубка – то дело. Обстоятельно, внушительно, фундаментально, да и много приятнее, куда уж без этого.

– Куропаткин… – произнес Великий князь и замолчал, собираясь с мыслями.

– И что Куропаткин? Он внезапно заболел?

– Вроде того, – нервно усмехнулся Николай Михайлович. – Мы потеряли контроль над ситуацией.

– Он отказался с нами работать? Почему? На него это совсем не похоже.

– В том и дело, что нет, не отказался. Он продолжает присылать письма и телеграммы. Если их почитать – все радужно. Даже более того – предложил несколько новых интересных ходов.

– И что тебя смущает? Ведь все хорошо.

– Только на словах. В этом и беда! Адмирал Алексеев развил очень бурную деятельность. Производство ручных гранат, блиндированных составов и масса возни с моряками во Владивостоке. К счастью в Порт-Артуре по морской части дела успешно саботируются, но, я думаю, это вопрос времени. Рано или поздно он и туда доберется.

– И что с того? – Перебил его собеседник.

– Ты считаешь это нормально? По инициативе Алексеева для флота заказаны во Франции большие партии фугасных снарядов под 75-мм морские пушки . Прямо со складов. Их там хватает. Начались какие-то движения по перевооружению миноносцев. В мастерских возятся с взрывателями Бринка, переделывают. Алексеев лично приехал во Владивосток и накрутил всем хвосты…

– Я уже слышал, – перебил его собеседник. – И считаю, что это в любом случае мало на что повлияет. На мой взгляд, Куропаткин очень удачно нейтрализовал адмирала. Не знаю, что он ему там сказал, но увлек делом и вынудил самоустраниться. До Порт-Артура и особенно Балтики тот не дотянется, а с Владивостокским отрядом пускай развлекается. Ничего опасного в этом нет. Про гранаты не переживай – это такие убожества, что и говорить про них стыдно. Даже не представляю, как Куропаткин убедил Алексеева наладить их выпуск. Уродцы. Да и толку с них в полевых сражениях ? А ничего штурмовать мы, насколько я знаю, не собираемся. Что же до блиндированных поездов, то никакой угрозы они не представляют на театре боевых действий. Их удел – тыл от хунхузов вдоль путей прикрывать и не более того. То есть, все, чем так увлеченно занимается Алексеев – это хорошо, но совершенно бесполезно для победы.

– Ты слышал про то, что на Дальнем Востоке японцы режут наших офицеров? – Мрачно поинтересовался Николай Михайлович.

– Об этом вся столица только и говорит, – пожав плечами, ответил собеседник.

– Все убитые офицеры были в деле. Ни одного лишнего. Удивительная избирательность для японцев, не так ли?

– Серьезно? – Повел бровью встревоженный собеседник. – Не знал.

– Начальник Квантунского укрепленного района Стессель и его генералы – были нашими ключевыми фигурами в районе Порт-Артура. Кое-кто, конечно, остался. Но они моряки и на суше мало что сделают. Да и связи с ними нужно налаживать. Общую координацию осуществлял Анатоль.

– Плохо, – после паузы констатировал визави.

– Мой человек, – продолжил Великий князь, – неизвестный Куропаткину, проник из Харбина в Ляоян. Потом тихо вернулся и телеграфировал. Его выводы неутешительны. Генерал на полном серьезе готовится к бою. В пригороде непрерывно ведутся обширные земляные работы. Настроения в самом городе благоприятные – обыватели считают, что русские войска защищают их от кровожадных японцев, что хотят их убить. А потому оказывают тем всемерную поддержку.

– И что Куропаткин пишет по этому поводу?

– Ничего внятного. Будто бы он развил бурную деятельность напоказ, дабы освоить большое количество денег.

– Кстати, насчет денег. Он уже что-нибудь перевел?

– Телеграфировал, что передал курьерам несколько дней назад. Но те как в воду канули. В Харбине мои люди ответили, что из Ляояна те не вернулись. Куропаткин только руками развел, дескать, могли по неосторожности ляпнуть кому и нарваться на хунхузов. Деньги-то большие. Соблазнительные.

– И сколько там было?

– По его словам он передал курьерам сто тысяч мелкими и средними банкнотами, упакованными в четыре кофра.

– Странная ситуация, – после долгой паузы констатировал собеседник. – Он вполне может быть прав. Места там дикие. Курьеров могли перехватить, если языком болтали лишнего. Ты им охранение дал?

– Двух человек.

– Всего двух?

– Слишком большая группа привлекла бы внимание.

– Хм. А с битвой на Ялу что? Тоже допустимо второе дно?

– Нам он написал все честно и очень точно описал ход боя. Во всяком случае, наши друзья в Токио все подтвердили. Он забыл только одну деталь – потери. Он нанес японцам ОЧЕНЬ большие потери для такой стычки. Они оказались настолько существенные, что Куроки вечером того дня, получив рапорты, оказался обескуражен. И только донесения разведки, подтвердившей факт отхода русских войск, заставил его возобновить продвижение.

– А у нас несколько сотен. Хм.

– Хуже того, что эта датская стерва чрезмерно возбудилась.

– Дагмара ? А что она такого сделала? Я пока ничего не слышал.

– На днях ее навещал Витте. О чем они беседовали – неизвестно. Но вечером того же дня он сделал кучу запросов, в том числе в ГАУ и на ряд заводов. Очень опасных надо сказать и неловких.

– Насколько опасных?

– Может полететь много голов. Эта стерва давит как паровой каток с разных сторон. Витте – не единственный, кто стал задавать неудобные вопросы. Их как-то внезапно стало слишком много. Все тихие и аккуратные, но не отмахнешься. Дошло до того, что сам Ники поинтересовался ходом дела с опытами по армейским гаубицам, заказы на которые были откровенно саботированы. Вот уж кому эти орудия недосуг, но и его она подключила. Хотя, конечно, скандал пока еще не разразился. Однако я уверен – это вопрос времени. Дней, может быть недель. Тучи стремительно наливаются свинцом. Алексей Александрович  не переживает?

– А когда и о чем он переживал? – Удивился собеседник. – Шлюхи, вино, кокаин, французский стол и увеселения никуда не делись. А значит все хорошо. Что ему еще для жизни нужно? Босяк-с. Его и на эшафот поведут – не сразу заметит. Надо проверить, может быть в делах флота «внезапно» образовались проблемы. На Либаву ведь треть средств, выделенных для Порт-Артура, он позволил переводить, есть к чему придраться. Если эта стерва начала копать, то и туда может заглянуть. Да чего уж там – определенно заглянет. А там такое…

– По отдельности все выглядит неоднозначно, но терпимо. Совокупно же – это кошмар! Катастрофа! Все пропало! Куропаткин сменил партию!

– Успокойся! – С легким раздражением воскликнул собеседник. – Сначала все нужно проверить. Сам сиди тут. С твоей импульсивностью еще дров наломаешь.

– А вдруг все плохо и Куропаткин сменил партию? Что нам делать? Начинать беспорядки раньше срока?

– Без денег? Не смешно.

– Мы можем вложить свои.

– А если дело не выгорит? Если тут нас ждет какой-то подвох? Или есть уверенность в этом Гапоне  и прочих ухарях? Думай сам, но если окажется, что нас предал Куропаткин, человек, в котором мы были более чем уверены, то есть ли доверие им?

– Но…

– Мы живем слишком на виду. Всю нашу бухгалтерию довольно несложно отследить. Мы не можем совершить крупные платежи, не вызвав этим внимание к себе. А если та же Дагмара узнает, чем мы занимаемся, наша судьба окажется незавиднее, чем у Николая Константиновича  или того хуже.

– Не надо меня пугать! – Воскликнул Николай Михайлович, смахнув в сердцах пепельницу на пол.

– Уймись! – Прорычал собеседник. – Не все так плохо, как тебе кажется. Если эта стерва еще не начала на нас наступление, значит, ей неизвестно, кто ее противник. Поверь, она не из тех, кто будет ждать у моря погоды. А значит, у нас еще есть время. И совсем не обязательно, что предатель Куропаткин. Может это еще кто-то. Да и вообще – все что угодно могло всплыть. Дело сложное с множеством участников.

– Тогда почему его не убили?

– Он все время на виду. Это непросто. Да и кто знает, может быть, он прямо сейчас уже мертв.

– И все же, – настаивал Николай Михайлович. – Что нам делать, если предатель он?

– Обратимся к Евгению Филипповичу . В конце концов, если в Маньчжурии японцы убивают русских офицеров, то, почему бы им не убить еще одного? Или хотя бы ранить. Ранение же станет вполне подходящим поводом для снятия Куропаткина с должности. На лечение. А уж тут мы его долечим… – холодно усмехнулся собеседник.

Глава 8

21 мая 1904 года, Ляоян

Несмотря на прямой запрет соваться на Дальний Восток, Великий князь Николай Михайлович все-таки вышел из положения. Напился. Проспался. Пришел в себя и уже в спокойном состоянии убедил своего непосредственного шефа в разумности такого поступка. Ведь, если Куропаткин предатель, то он все равно не рискнет что-то делать с Великим князем, понимая, что это для него конец. Такое ему просто никто не простит. И так далее и тому подобное. В общем, вышло вполне убедительно. Поэтому, не медля более ни дня, Николай Михайлович отправился в Харбин, а оттуда в Ляоян. Как частное лицо, разумеется.

Особая приятность заключалась в том, что на службе он не состоял, и о своем путешествии уведомлять никого не требовалось. Даже Императора. А вот Куропаткину он телеграфировал о своем желании «навестить родственника», несущего службу как раз в Ляояне. Прозрачно намекая – готовь деньги.

Великий князь Борис Владимирович был Николаю Михайловичу троюродным братом. Отступив в марте из Порт-Артура , протирал штаны в ставке командующего армией. Никаких дел командующий ему доверить не мог из-за хронического недостатка ответственности, но и выгнать не имел права. Все-таки Великий князь, двоюродный брат самого Императора. Тяготился этим обществом и выкручивался, как мог. А тут еще один приезжает. Грусть-тоска. Да еще какая! Увидит же этот кадр все своими глазами и поймет, как его прокатили с ветерком в обещаниях. Ведь командующий тратил все выделяемые ему средства на дела и хищениями не занимался в отличие от увещеваний.

Войска всецело готовились к боям. Укрепления строились ударными темпами. Снабжение налаживалось, включая опорные склады, как в самом городе, так и на полевых позициях. Люди сыты, довольны, обихожены и вполне уверены в себе и своем командире. На все это требовались деньги. Он и так выкручивался, умудряясь обойтись теми скромными суммами, что ему выделяли. Ведь большая часть средств, которые Россия тратила на войну, уходила отнюдь не на непосредственное финансирование полевой армии. Иными словами – денег, так нужных для организации беспорядков в Центральной России у него не было, и быть не могло. Совсем.

«Приплыли…» – констатировал про себя Куропаткин и, после недолгой паники, перешел к организации «операции Ы» в весьма извращенном формате. Сдаваться просто так он не собирался. Ведь если Николай Михайлович узнает, что Куропаткин даже не пытался действовать в их интересах, то приложит все усилия к его снятию или устранению. Любой ценой. Командующий слишком много знал, чтобы вот так выйти из дела живым и невредимым. Вплоть до попытки пристрелить его на месте, сославшись на какой-нибудь формальный и нелепый повод. Например, из-за девушки или еще какой-то фикции. Пусть лучше Император осудит троюродного брата за вздорность и импульсивность «ради любви», чем за измену. Тем более что Николай II и сам в свое время ради любви совершил немало глупостей. Домыслы? Может быть. Но кто его знает, как поступит довольно импульсивный Великий князь?

Раннее утро на вокзале.

Куропаткин знал – организовывать торжество с оркестром не нужно. Николай Михайлович же едет как частное лицо. Но просто встретить все одно требовалось. Как-никак Великий князь. Да и его непосредственный куратор в весьма щекотливых делах. Жаль только, что непосредственного руководителя планируемой комбинации он не знал…

Встретились.

Посмотрели друг другу в глаза.

Куропаткин, желая продемонстрировать главенство Николая Михайловича, после небольшой паузы их отвел и горячо поприветствовал того на этой «дикой окраине Империи». Он ведь продолжал играть партию покладистого и ведомого подельника.

Пожали руки.

Сели в автомобиль.

Ехали молча.

Великий князь смотрел по сторонам и думал. А Куропаткин не желал разговаривать лишний раз, опасаясь «спалиться». Кроме того, у них было крайне мало точек пересечения и общих тем. Да, Николай Михайлович тоже был офицером от пехоты, как и Алексей Николаевич. Целым генерал-майором. Только другим генералом, нежели его визави. Совсем другим. Там где командующему приходилось «хлебать» проблемы и «прорываться с боями» этот мужчина получал все бесплатно, просто в силу своего рождения. А потому толком и не разбирался в своем деле, не горел им, не интересовался. Насколько Куропаткину хватало знаний о личности своего шефа, тот всегда был очень поверхностным человеком. Увлекающимся, но недалеко, неглубоко и недолго. А главное – большим любителем либеральных ценностей. На словах, разумеется. Там и тогда, где дела касались его интересов, ни о чем подобном он и не помышлял. Этакий модник-оппозиционер, говорящий то, что приятно слышать прогрессивной общественности.  Он и в заговор-то этот залез скорее ради красивой позы и неудовлетворенности своим положением, нежели от острого желания благоустроить Россию или добиться личной власти. И этим он разительно отличался от своего родного брата – Сандро, пославшего их куда подальше, когда ему в «девяностые» не позволили плотно заняться «благоустройством флота»…

Прохожие, заметив автомобиль командующего, вполне приветливо махали руками, улыбались и прочим образом выражали свое расположение. Это выглядело странно. Николай Михайлович, замечая эту необъяснимую симпатию, мрачнел на глазах. Просто не понимая, зачем все это и как достигнуто, подозревая худшее.

«Плавный» поворот напряженно скрипящего автомобиля. Вдали показался уже небольшой особняк, который горожане выделили командующему армии для проживания. Туда-то они и направились. Куропаткин предложил Николаю Михайловичу поселиться у него, ссылаясь на то, что в городе из-за наплыва офицеров уже совершенно нет мест. Великий князь не возражал, ведь это прекрасно отвечало их общим интересам, открывая возможности для проведения приватных разговоров.

Взрыв!

Он был настолько неожиданный, что Николай Михайлович даже икнул как-то нервно. И было от чего. Когда до особняка оставалось метров сто, тот жахнул и сложился, словно карточный домик, обрушив свои хлипкие стенки и крышу. Командующий изначально выбирал особнячок исходя из того, что им придется, возможно, пожертвовать. Вот – пригодился.

– Ничего святого, – холодно процедил Куропаткин.

– Что вы говорите? – Переспросил чуть ошарашенный Николай Михайлович.

– Говорю, что это уже пятое покушение. Слава Богу, с адскими машинками толком дикари не разобрались. Да и они, как сказывают минеры, не самое надежное средство. Осечки и промашки дают постоянно. Вон, – махнул он на загоревшиеся руины особняка. – Если бы не счастливый случай, нас бы обоих там и завалило. А потом и пропекло.

– Пятое покушение? – Удивленно уточнил Великий князь. Он-то о них ничего не слышал, считая, что Куропаткина обходят стороной. Генерал, конечно, врал, но проверить это Николай Михайлович был не в состоянии. Во всяком случае, не здесь и не сейчас.

– Пятое. Но ранее просто пытались подловить с кинжалом или револьвером. Впрочем, я довольно осторожен и сделал выводы сразу, как они по ошибке отравили моего адъютанта. Охраной обзавелся. Стал вертеться. Но и они не унимаются. Вон – поглядите. Хороший дом взорвали. Ничего святого.

– Вы так спокойно об этом говорите…

– Так привык уже. Да и война, Николай Михайлович, она стала новой. Стреляют не только на линии фронта, но и в тылу. И если там, в боях, больше простые солдаты гибнут, то здесь страдаем мы – командиры. Я навел справки. Оказывается для Востока такой стиль – обычное дело. У них даже свои теоретики были, считавшие, что убить одного толкового генерала дешевле и проще, чем выиграть большое сражение.

– Вы серьезно?

– Более чем, – кивнул Куропаткин. После чего похлопал по плечу водителя и произнес, – в штаб армии поехали. Здесь нам делать нечего. – И, повернувшись к Великому князю, продолжил. – Еще не дай Бог кто с винтовкой караулит начальство в соседнем доме. Оно ведь любит слетаться как мухи на такие дела. А мы поступим умнее. При штабе есть гостевые комнаты. Там и поселимся. Все лучше. Да и под охраной. В штаб случайные люди и пройти-то не могут.

Вновь заскрипел автомобиль, трогаясь с места, и нехотя разгоняясь, побежал по улицам небольшого городка. Но недалеко. Штаб находился в десяти минутах пешей прогулки.

Великий князь молчал.

Медленно, но до него доходило, что он едва избежал глупой и бесславной гибели. Раз. И все. От осознания этого обстоятельства Николай Михайлович довольно качественно побледнел и покрылся испариной. Ведь умирать скопом – пустяки, даже пошутить можно, а в одиночестве страшно. Так вот – для него там, возле особняка, смерть показалась очень индивидуальной и личной. Скопом? С кем скопом? С этим расходным материалом? Человеком, что кладет свою карьеру на алтарь его развлечений. Для Николая Михайловича Куропаткин был пустым местом, а водитель и сопровождающие их чины казались ему так и вообще декоративной массовкой. О том, что эти люди трудом и усердием достигали своего положения он и не пытался думать. Ему легко далось и остальным, значит, тоже. Посему Великому князю стало жутко одиноко и страшно…

Доехали.

Зашли в особняк.

Куропаткин поручил Николая Михайловича дежурному, а сам занялся более насущными вопросами. Требовалось срочно создать видимость напряженной работы по поиску виновников фейерверка. Совместно с Дин Вейронгом, который все это и сотворил. Впрочем, тот его уже поджидал, подготовив план мероприятий по поиску злоумышленников…

Час спустя.

Алексей Николаевич зашел к Великому князю с мрачным видом.

– Выпьете? – Поинтересовался слегка захмелевший Николай Михайлович.

– Борис Владимирович мертв.

– Кто? Что? – Не понял собеседник.

– Мне только что доложили. Великий князь Борис Владимирович заживо сгорел по месту жительства.

– КАК?! – Выкрикнул Николай Михайлович, вскочив и едва не снеся стол.

– По горячим следам СМЕРШ смог установить только то, что неизвестный, проходя под окнами, кинул туда бутылку, заткнутую тряпицей, предварительно подпалив ее. Вероятно, там был бензин, керосин или еще какая-нибудь горючая жидкость. Но комнату пламя охватило очень быстро. Прислуга ничего не успела сделать. Когда открыли дверь – там уже полыхало так, что не войти.

– А Борис? Почему сам не выскочил?

– Он был пьян. Часа не прошло, как его уложили. Он минувшей ночью в карты с офицерами играл. Вот они и набрались изрядно. Разошлись только утром. Я с них обязательно взыщу за то, что развращали Великого князя и приучали к непотребству. Слуги донесли его и уложили почивать. Вероятно, так во сне и отошел в мир иной.

– Огонь уже потушили?

– Пожарных служб в городе толком нет. Особняк горит. Единственная в городе пожарная команда борется с тем, чтобы на другие особняки огонь не перекинулся.

– Что же это…

– Война… – пожав плечами, ответил Куропаткин максимально нейтральным тоном. – Восток – дело тонкое. Тут даже войны не как у людей. Вы бы не задерживались тут надолго. Сами видите, с какими дикими зверьми дело имеем.

– Да уж… – покачал обреченно головой, ответил Николай Михайлович. – Уехать – это выход. Но я приехал за деньгами.

– Они в особняке.

– В каком?

– Том, который сначала взорвали, а потом пожаром оказался охваченный. Вы же сами видели.

– Что?! Сколько там было?

– Почти полмиллиона. Четыреста восемьдесят тысяч, если точно. Да и где мне их хранить? В банке? А ну как вопросы у кого появятся? Там и хранил, потихоньку накапливая. Что с ними – не ясно. Нужно дождаться пока пожар потухнет и все осмотреть. Я их держал в неприметном чемодане в своем кабинете на втором этаже, что стоял в шкафу. Кто его знает? Может и не сгорят. Хотя я бы не особо надеялся. Сами видели, как полыхало. Там в подвале был запас топлива для автомобиля, плюс оперативные склады медицинского спирта. Госпиталь пока разворачивается и я выделил свой особняк под оперативный склад, опасаясь, что в противном случае солдаты все растащат и выпьют. Так что… – развел он руками.

– Проклятье! Ну что за чертовщина! – Николай Михайлович в сердцах хватил графином с коньяком прямо о пол. Вбежал слуга, но командующий взмахом руки его отправил за дверь.

– Мы немного недооценили характер этой войны… и этих людей.

– Немного?! Это вы называете немного?!

– И еще, – продолжил Куропаткин, игнорируя припадочное состояние Николая Михайловича. – Какие у нас сейчас отношения с Витте?

– А что?

– Три недели назад появились его люди, которые суют свои носы не туда, куда нужно. Возможно и раньше, но я их заметил только три недели назад. Помощников у меня повыбили, так что я сам немало рисковал, собирая деньги. Если они работают не на вас, то у нас могут быть проблемы.

После этих слов Великий князь Николай Михайлович посмотрел на командующего каким-то особенно пронзительным взглядом.

– Что они могли узнать?

– Не знаю. Предполагаю, что о пропавших курьерах они знали. Во всяком случае, их видели вместе несколько раз, как я смог выяснить. Это могло быть совпадением, но курьеры пропали. А значит, хунхузам кто-то сообщил о них. Кроме того, ко мне самому повышенный интерес. Слежка идет практически непрерывно.

– Ясно, – как-то резко протрезвевшим голосом ответил Николай Михайлович. – С деньгами пока не спешите. И вообще – будьте как можно осторожнее.

– Но вы же говорили, что в полиции и жандармерии все улажено, – напоказ обеспокоился Куропаткин. – Или это уже не так?

– Там все в порядке. А вот с Витте и его покровителем – нет.

– Понял, – насторожено кивнул Куропаткин. – И насколько осторожничать?

– В любых пределах. Главное – не подведите меня. Я не хочу по вашей милости объясняться с Ее Императорским Величеством вдовствующей Императрицей Марией Федоровной. И если она узнает про меня – знайте, я все буду отрицать и ото всего стану открещиваться. Вам придется остаться с ней один на один.

– Если все так серьезно, то я бы хотел просить вас о помощи.

– Помощи? – Искренне удивился Великий князь.

– Я изъял из бюджета армии шестьсот тысяч. Если люди Витте начнут копать, то найдут эти хищения. Подставной фигуры в лице Ухач-Огоровского у нас больше нет.

– И?

– Надо бы компенсировать растраты.

– Вы просите у меня денег? – Еще сильнее удивился Николай Михайлович.

– Да. Шестьсот тысяч. Витте не должен найти хищения. Ну, разве что какие-то неопределенные операции. Главное, чтобы бухгалтерия войны была в порядке, а дебет сводился с кредитом.

– Ну, вы и наглец… – покачав головой, заявил Великий князь.

– Я не настаиваю. Но в деле не только я участвовал. И не все люди склонны молчать.

– Вы о ком? – Холодно осведомился визави.

– Не забывайте, кто-то перехватил курьеров. Мне их судьба не известна. Конечно, могли и перебить при нападении, но могли и захватить, да поговорить вдумчиво. Под пытками они выболтают все что знают и даже более того. Все зависит от заказчика нападения.

– Черт! – Воскликнул Николай Михайлович и в сердцах ударил кулаком по столу, разнеся в дребезги керамическую тарелку и порезавшись.

– Вы же сами рекомендуете быть осторожным. А оставить все как есть – это крайне неосмотрительно. Сам я такими деньгами не владею и не в состоянии покрыть недостачу.

– Я подумаю над вашей просьбой, – хмуро ответил Николай Михайлович, понимая, что вариантов действительно немного. Ведь если допустить, что люди Витте действительно перехватили курьеров, то все плохо, все очень плохо и нужно как-то выкручиваться.

– И да, важно чтобы деньги были переданы неофициально. Всякие пожертвования сложно будет пустить на покрытие хищений.

– Понимаю, – небрежно кивнул Великий князь, погрузившийся в свои мысли. А они становились все более и более безрадостными. И даже больше. Во всяком случае, роль Витте в этой истории, кардинально менялась. Да и что в этом удивительного? Сергей Юльевич на протяжении последнего десятилетия мог без особенных усилий наблюдать различные аспекты ведущейся игры. Почему он донес сведения до Марии Федоровны лишь совсем недавно? Вопрос. Большой вопрос. Возможно, копил компромат и искал какие-то убойные аргументы, ведь речь шла не о ком-то с улицы, а о Великом князе…

Только сейчас, сидя здесь в Ляояне, Николай Михайлович, наконец, осознал, насколько жестоко он подставился. Конечно, все это нужно еще доказать, что непросто. Он будет все отрицать, а никаких бумаг Великий князь не подписывал – дела делались очень аккуратно и, в переписке преобладала иносказательная форма, позволяющая легко оправдаться. Но все равно, до конца быть уверенным в подобных вещах никогда невозможно. Мало ли?

Куропаткин же старательно делал скорбно-печальный вид на лице и внимательно следил за игрой эмоций на лице Великого князя. А еще он сожалел, что не имеет никакой звукозаписывающей аппаратуры из будущего. Это было бы так удобно и своевременно…