Текст книги "Цесаревич"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Ранним утром следующего дня

– Ты чего? – поглаживая рыжие кудряшки Анны, спросил царь, когда почувствовал слезы, капающие на его грудь. – Я тебя обидел?

– Нет, что ты… – резко оживилась девица, полезшая сразу целоваться. – Я просто боюсь… жутко боюсь, что ты поедешь дальше, оставишь, забудешь меня…

– Глупости, – взяв ее лицо в свои ладони, произнес Петр. – Вместе доедем до озера. Все там осмотрим. А потом я заберу тебя в Преображенское. Если сама захочешь, конечно.

– Да как же я могу не захотеть? – вскинулась Анна.

– Но сразу говорю – про женитьбу ни слова. Я царь и себе не принадлежу. Если интересы державы потребуют, возьму в жены ту, которую потребуется для дела. Пусть она трижды ненавистна и уродина. – От таких слов Анна поджала губки и слегка напряглась. – Впрочем, это не будет мешать нашим чувствам. Даже взяв себе жену, никуда тебя не погоню. Готова ли ты к этому?

– Быть рядом, но не иметь на тебя никаких прав? – чуть подумав спросила она.

– Да, – по-доброму улыбнулся Петр. Ему нравилась ее смышленость.

– Ты разве оставил мне выбор? – ответила Анна и, обняв Петра за шею, впилась в него поцелуем.

Глава 9

5 февраля 1686 года. Москва. Кремль

Софья с задумчивым видом сидела в кресле и смотрела в окно, за которым кружил снег.

– Душа моя, – Василий с печальным видом смотрел на задумчивую возлюбленную, – посланцы Австрии и Венеции требуют от нас не затягивать с выступлением против османов. Я у них выторговал год на подготовку, ссылаясь на нехватку денег, но даже это их сильно раздражало.

– То есть на подготовку у нас только год, – все так же задумчиво произнесла Софья, выстукивая какую-то мелодию пальцами по столу.

– Тебя тревожит Петр? – наконец не выдержал Голицын, подняв нелюбимую тему царевны.

– И с каждым годом все больше…

– Но стрельцов и полки нового строя мы крепко держим в своих руках. А вернувшись с победой, так и вообще получим их преданность на многие годы. Я обещаю – мы официально венчаем тебя на царство!

– Сколько у Петра сейчас войск? – как будто не услышав его, спросила царевна.

– Сложно сказать, – с легким раздражением хмыкнул Василий. – Официально – девять рот: шесть пехотных, две конные и одна артиллерийская. То есть около пятнадцати сотен человек. Однако кроме них у него есть еще люди вооруженные и при деле.

– И сколько же на него работает человек?

– Без малого пять тысяч, с учетом ткацкой, лесопильной, корабельной и двух сельских мануфактур, а также двух десятков мастерских и десяти придорожных фортов. Сама видишь, не так и много. У иного боярина больше.

– Но Петр – не боярин, – отрезала Софья. – Ты все узнал о его планах на ближайший год?

– Их много, но все они связаны с деньгами. Государственные дела он как будто бы полностью игнорирует, по крайней мере, напрямую. Даже воинства уже мог держать много больше.

– Больше?

– Доходов от ткацкой, лесопильной и двух сельских мануфактур ему хватит, чтобы сытно содержать тысяч двадцать, а то и двадцать пять. Однако он не спешит нанимать и вооружать людей. Сейчас их не более чем нужно для защиты от разбойников его торговых и заводских дел.

– Ты уверен? – скептически глянув на Василия, переспросила царевна.

– Да, душа моя, – кивнул Голицын. – Не царевич, а купец какой-то или заводчик. Все помыслы лишь о прибыли да производстве.

– Хорошо бы, – усмехнулась Софья. – Он помешает нам в этих походах?

– Напротив, – улыбнулся фаворит. – Мне стало известно, что свою дорогу, проложенную от Преображенского до Переславля, Петр решил тянуть дальше не только на север до Ярославля через Ростов, но и на юг до Тулы. Для чего сейчас проводит сбор средств. Впрочем, своих сил ему и без помощников хватит.

– А зачем ему Ярославль и Тула?

– Про Ярославль толком не знаю, слухов много, но по делу никто ничего не говорит. В Туле же его заинтересовали железоделательные заводики. Вон один заводчик из числа бывших государевых крестьян к нему уже три раза приезжал.

– Кто таков?

– Никитка Ануфриев сын Демидов. Ничем особым не отметился, и почему выбор Петра пал на него, мне неведомо. Полагаю, что случайно.

– У братика и случайно?

– Все может быть, – пожал плечами Василий. – В конце концов, несмотря на всю его разумность, ему всего шестнадцатый год идет. Так что все возможно. Нам же эта затея только на руку. До Тулы он, может, дорогу и не дотянет за нынешний год, а вот с мостом через Оку может успеть. Он ведь его хочет деревянным поначалу делать, а потом рядом не спеша каменный строить. А без даже деревянного моста нам много возиться придется – наплавную переправу делать.

– Это да, это хорошо, – кивнула Софья. – Ты только смотри да подгадывай так, чтобы все войска с собой не прихватить.

– Опасаешься, что попытается силой власть взять?

– Опасаюсь, – кивнула царевна. – Вон и шалаву себе рыжую завел. В постель затащил. Как бы намекая, что в любой момент жениться может. А значит, заявить о себе как о взрослом муже, которому регент не нужен.

– Так безродная же девица! – возмутился Василий. – Не посмеет он на ней жениться. Держит для утех, да и только.

– Так открыто? – улыбнулась Софья. – Мы вон с тобой людям не открываемся, чтобы лишнего чего говорить не стали, а братик взял себе эту рыжую бестию и живет с ней, ничего не стыдясь. Зачем? Он ведь ничего просто так не делает.

– Влюбился он. Вот страсти голову и морочат.

– Возможно… – кивнула царевна. – Но если влюбился, то отчего в жены ее не берет? Мне доносили, что она уже от него понесла, из-за чего братик мой развел беготню. Все это неспроста. Чую – дразнит он меня.

– Душа моя, – улыбнулся Василий, – я говорил с Натальей Кирилловной по этому вопросу. Она ведь и сама переживает из-за этой безродной кошки.

– И что она сказала?

– Что у нее с Петром был разговор, и он-де чуть ли не грубым манером ей ответил, ссылаясь на то, что с возрастом ума лишаться стала.

– Вот как? – удивилась Софья.

– Именно. Петр ей пообещал, что никаких намерений жениться на Анне у него нет, и та об этом знает. У них просто любовь, которой ему не хочется стыдиться. Вероятно, лавры Людовика XIV Французского прельщают. Уверен, что Франц Лефорт, ныне служащий ему, поведал вашему брату о Париже не меньше, чем мне. А там много изысканных и утонченных отношений вне банального и пошлого брака.

– То Петр, а это рыжая шалава? Ведь если родит, да ребенок выживет, может и уломать братика. Особенно если мальчика.

– Наталья Кирилловна и с ней беседовала, после чего успокоилась, – усмехнулся Василий. – Твой братец, как оказалось, еще в первую ночь все доходчиво объяснил.

– И она согласилась?

– А чего ей не согласиться? Царевич ведь. Прижить от него детей – благое дело. Тем более что он ее полностью на содержание взял и пылинки сдувает.

– Да уж… – покачала головой Софья. – А что еще кроме дороги он затевает в нынешнем году?

– Ничего особенного. Затевает новую лесопильную мануфактуру в Переславле, купил пороховые мельницы и бумагоделательную мануфактуру на Яузе, стекольный заводик в Измайлово и так далее. Какая-то совершенно безобидная возня.

– Погоди, – напряглась Софья. – Ведь завод стекольный в Измайлово был казне приписан. Как он его купил?

– Он предложил за него хорошие деньги. А они нам нужны в предстоящем деле. Тем более что заводик был захудалым. Чего бы и не продать? Пусть лучше заводами занимается да дороги с мостами сооружает, чем с нами бодается за право сидеть на престоле. И нам польза, и ему занятие.

– Что правда, то правда, – усмехнулась Софья. – Только не нравится мне это все. Не знаю почему, но не нравится. Вроде делом хорошим занимается и со мной он вежлив, но… что-то во всем этом не так. Взгляд у него совершенно недетский. Пугающий.

– Душа моя, так и что с того? Пока он слишком слаб. Бояре на нашей стороне, даже те, что хотели бы Нарышкиных поддержать. Ведь мал еще братик твой, мал. Да вон с рыжей учудил. Даже союзники Нарышкиных обиделись, так как надеялись, что кого из их рода Петр возьмет в жены. А потом воинская слава да надежные войска позволят венчать тебя на царство, и никто этому уже помешать не сможет.

– Твои слова да Богу в уши, – тяжело вздохнув, произнесла Софья. – Ты уверен, что братец эту рыжую шалаву в жены не возьмет?

– В таком деле нельзя быть абсолютно уверенным, – уклончиво ответил Василий. – Но…

– Тогда вот что, – потерев переносицу, перебила его Софья. – Поговори с боярами. Расскажи им по секрету, что Петр собирается на этой рыжей жениться да католичество принять.

– Так она же протестантка, – поправил возлюбленную Василий.

– Скажи, что протестантка. А потом попугай о том, как их веру и интересы будут после этого ущемлять.

– Душа моя, – настороженно спросил Василий. – А ты уверена, что нам нужно все это затевать? Вдруг бояре начнут переживать и сделают чего Анне. Петр ведь не простит. Это он с мануфактурой да фортами закрыл глаза на то, что мы слегка шалим. Ему и допрашивать не нужно было, так все понял. А с этой рыжей у него любовь. Погоди пару лет. Вот вернусь с победой, тогда и видно будет. А после твоей коронации и подавно. Не спеши. Мы еще свое возьмем. Негоже так рисковать в канун великого дела.

Глава 10

7 ноября 1687 года. Преображенское

Для обеспечения определенного удобства работы Петру уже на второй год своей обновленной жизни потребовалась личная резиденция. И деревянный дворец, выстроенный еще при Алексее Михайловиче, его отце, был совершенно для такого непригоден. Посему уже в начале лета 1684 года, получив источник стабильных доходов в лице действующей ткацкой мануфактуры, юный царь принялся строить Малый дворец в Преображенском.

Мощные кирпичные стены довольно компактной постройки терялись за внешней эстетикой, близкой к неопалладинизму лорда Берлингтона, напоминая во многом его виллу в Чизвике, которую он должен будет построить только спустя четыре десятилетия. Не копия, конечно, но общий вид и пропорции вполне выдержаны. Разве что использование для покрытия крыши красной глиняной черепицы и внешней облицовки стен из песчаника слегка контрастировало с идеями Берлингтона. Впрочем, при внешней схожести отличий было немало, но крылись они прежде всего в совершенно иной внутренней планировке и обширном подвале с помещениями самого функционального характера.

В общем и целом к лету 1687 года строительные работы были завершены, и оставалась только мелочевка внутренней отделки, так что Петр со своей фавориткой и слугами смог въехать в свою новую резиденцию – Малый дворец, стоящий буквально на берегу Яузы. Освободив старый дворец Алексея Михайловича в Преображенском, передавая его полностью в распоряжение мамы. Да и для Федора Юрьевича Ромодановского, проживавшего с ними, тоже места выделили больше. Чай не мальчик в трех комнатах ютиться.

– Поражаюсь я тебе, – произнесла Анна, томно развалившись на мягком диване в комнате отдыха Малого дворца. – Столько всего знаешь, умеешь… – на этом слове она слегка осеклась и покраснела, – а лет меньше, чем мне.

– Хочешь поговорить о легенде, что блуждает по Москве? – усмехнулся Петр. – Разве в ней не говорится, что я не горю желанием общаться на эту тему?

– Говорится, – кивнула Анна. – Но мне безумно любопытно. Понимаешь, я всегда рядом и вижу, что ты совсем не такой, как все. Совсем. Ты словно из иного мира.

– Тебя распирает любопытство и желание приоткрыть завесу священной тайны? – спросил Петр, внимательно смотря в глаза своей возлюбленной.

– Мне просто хочется лучше понять тебя, – совершенно серьезно произнесла Анна, твердо и спокойно смотря в глаза. – Ведь я всегда рядом. И чем лучше я тебя знаю, понимаю, тем больше будет пользы от моей помощи.

– Разумно, – кивнул царь и взял долгую паузу, рассматривая свою фаворитку. Можно ли ей доверять? Да, их сильная страсть перешла в крепкую любовь, причем сильную и обоюдную. Общий ребенок. Но что дальше? – Ты помнишь, как поступила моя мама, разболтавшая по секрету всему свету про апостола Петра? Хотя я просил ее помалкивать.

– То есть то, что я за два года, что мы вместе, ничего лишнего на сторону не сболтнула, для тебя не важно? Или ты не со мной несколько недель перебирал серебро и золото в подвале, не доверяя никому вокруг? А может быть, это не я была в курсе всех твоих сделок и их подноготных? Неужели такая верность для тебя ничего не значит?

– Поверь, все это для меня очень важно. У меня мало верных и преданных людей… тем более таких прекрасных и безукоризненных, как ты.

– Тогда что тебя останавливает? – надула губки Анна. – Ты пойми, я же вижу, что с тобой что-то не так. Днем и ночью вот уже на протяжении двух лет я рядом. Делю с тобой ложе, дела, жизнь. Я даже жизни без тебя не мыслю и делаю все, чтобы помочь тебе в твоих начинаниях. А потому прекрасно замечаю просто кричащие отличия тебя от всех остальных людей. Ты как будто… я не знаю даже… Помнишь, ты мне рассказывал легенду о Фаэтоне? Вот. Ты как будто с Фаэтона пришел. Иногда мне кажется, что ты знаешь если не все, то практически все. Совершенно иначе думаешь, причем эта особенность приводит тебя неуклонно к успеху и правильным выводам. – Она тяжело вздохнула и как-то осела. – Я уже не знаю, что думать. И если ты боишься, что я сболтну чего лишнего, то не говори мне ничего. Если, конечно, считаешь, что будет лучше мне самой все придумать.

– Ну что ты так завелась?

– Ты думаешь, я не знаю, что этот вопрос тебе не хочется обсуждать? Но я уже совершенно извелась, выдумывая себе какие-то бредни…

– Дело в том, моя любимая и ненаглядная Анечка, что принятие на себя этого секрета возлагает на тебя бремя ответственности совершенно иного порядка. Это мне ты можешь пообещать, а потом по секрету сболтнуть кому в надежде, что я не узнаю. Данная же тайна связана с самыми сокровенными основами мироздания, и взыскивать за нее буду не я, совсем не я.

– Апостол Петр? – с серьезным видом спросила Анна.

– Ты все-таки хочешь все узнать? Готова к тому, что из просто возлюбленной ты окажешься обязана до самого своего вздоха следовать за мной и помогать мне в той миссии, ради которой я тут? И если изменишь, предашь или дашь слабину, то держать ответ будешь перед Всевышним в самом прямом смысле этого слова. Готова?

– Петь, я и так уже это делаю и не мыслю свою жизнь без тебя. Ни сейчас, ни в будущем. Ты меня хочешь испугать уже сделанным мной выбором? – Царь внимательно на нее посмотрел. Глаза в глаза. Сильная, энергичная натура его «рыжей кудряшки» была полна твердости и уверенности. Да и вела она себя эти два года словно дворняжка, подобранная на улице, по сути такой и являясь. Простолюдинка, получившая шанс оказаться рядом с правителем огромной и могущественной державы, которой откровенно завидовали «записные красавицы» тех лет, не понимая, что Петр в ней нашел. Ведь по местным меркам Анна была слишком худа и изящна для красотки. И что удивительно – она отлично все понимала, отчетливо осознавая, что ее жизнь будет идти буквально на часы после гибели или свержения ее Пети. Хотя, к слову сказать, образование она получила неплохое, так как выросла в семье пусть и не очень состоятельного, но толкового корабела. То есть и питалась нормально, и поучиться удалось. Чтение, письмо, счет, основы физики, химии и навигации. Для юной девицы столь низкого происхождения в те времена – весьма солидный багаж знаний. Да еще и Петр ее непрестанно учил последние два года математике и финансам, к которым она питала слабость и особый интерес.

Пауза затягивалась. Но Анна и не думала сдаваться, стойко перенося взгляд своего возлюбленного. Лишь слегка подрагивая от напряжения и, возможно, страха. «В конце концов, кто ей поверит, если она постарается разболтать легенду? – пронеслось у Петра в голове. – Тем более что ее можно немного подкорректировать. Заодно и проверку еще одну моей «кудряшке» сделаю».

– Тот мужчина, которого видела моя мама, – после пяти минут таких гляделок произнес царь, – был не апостол Петр. Его имя – Адонай. В этом мире никого могущественнее его нет. Именно его в христианстве называют Богом-отцом.

– То есть Святая Троица…

– Ань, – перебил ее Петр. – Ему абсолютно все равно, поклоняются ли ему люди или нет. И уж тем более плевать на то, какие для этого они себе выдумывают ритуалы. Абсолютно. Мы для него муравьи. Один из многих видов живых существ и далеко не единственный вариант разумных. И вся эта возня разных церковных иерархов – это просто возня простых людей, и ни на йоту больше.

– Но как же тогда быть с Раем и Адом?

– Понятия не имею, – пожал плечами Петр. – Несмотря на то что я дважды умирал, каждый раз я продолжал жить в новом месте. – Анна подвисла. Серьезно. Качественно. Надолго. Впрочем, юный царь этого и ожидал, зная, что, несмотря на все его усилия по раскрепощению и развитию и без того не по эпохе продвинутой девушки, она все же оставалась дитем своего века. А потому Анне требовалось время и весьма солидные умственные усилия, чтобы услышанную информацию переварить и осознать, приняв как данность. Так что Петр, оценив возникшую перегрузку сознания у своей возлюбленной, решил ей не мешать, а потому налил себе чая и развалился с пиалой в руке на мягком диване – ждать возвращения девушки на землю.

– Три жизни, – медленно, буквально по слогам произнесла Анна минут через пятнадцать тяжелого раздумья. – А я-то гадала, отчего чувствовала себя рядом с тобой так, словно не я старше, а ты. Причем сильно. Будто юная девица с опытным мужем… Сколько же тебе лет?

– В общей сложности?

– Да, – сказала девушка, уже совсем ожив и буквально заблестев глазами.

– Совокупно сто восемьдесят семь.

– Сколько?! – дико округлив глаза, переспросила Анна.

– Почти два века. И полагаю, что в этой жизни, если не наделаю ошибок, отметку в двести лет я пересеку.

– Боже! Это просто невозможно! Как?! – Она вскочила с дивана и забегала по комнате, пытаясь дать выход пошедшим из нее эмоциям. – Невероятно!

– Анют, любимая, иди ко мне, – поманил он девушку, помня о том, что в теплых объятиях она намного спокойнее воспринимает многие вещи, да и успокаивается скорее. Так оно и вышло. Хотя первые минуты две она продолжала подрагивать от возбуждения и переполнявших ее эмоций.

– Сто восемьдесят семь лет… получается, что ты меня старше больше чем в десять раз… Боже! Да даже мой отец тебе в праправнуки годится!

– Разве тебя не устраивает мое старческое тело? – шепнул Петр и чуть прикусил ей мочку да сильнее прижал к себе.

– Нет… конечно, нет. Ты же и сам об этом знаешь…

– Ты сама хотела все узнать, – произнес, чуть дернув плечом, Петр.

– Не обижайся, милый, – почувствовав, что она сказала что-то не то, Анна вывернулась всем телом у него в руках и, заглянув в глаза, принялась его покрывать поцелуями.

– Ань, – взял ее за плечи Петр. – Успокойся. Я понимаю, что тебя все эти сведения приложили и неслабо, но, поверь, их лучше принять как есть, как данность, а не пытаться придумать объяснение.

– Хорошо, любимый, – покладисто кивнула головой Анна. – А ты расскажешь мне о том, как ты жил в прошлом? Кем был, чем занимался?

– Хочешь послушать о моих женщинах? – усмехнулся Петр, а девушка чуть поджала губки и смутилась. – Мы не будем об этом говорить. Ты поняла? Потому что все это осталось в других жизнях. И уверяю тебя, ты не сможешь встретиться ни с одной из моих женщин просто потому, что они еще не родились.

– То есть? – опешила от такого заявления Анна.

– Сейчас на дворе, если верить григорианскому календарю, 1687 год. Верно?

– Да.

– Так вот. Первый раз я умер в 1909 году после шестидесяти четырех лет жизни, а второй – в 2082, прожив сто восемь лет.

– Так это же будущее…

– Верно, – улыбнулся Петр. – Будущее. Причем весьма далекое.

– Расскажешь?! – спросила Анна с каким-то особым жаром, а ее глаза загорелись, словно у маленького ребенка, увидевшего любимую конфетку.

– Конечно, расскажу, – ласково улыбнулся царь. – Затем и поддержал этот разговор.

– Кстати… – замерла Анна. – А как же твои изобретения?

– В основной массе – это воспоминания о том, как делали в далеком прошлом… для тех жизней. Кроме всего прочего, я за год до своей смерти узнал о том, в каких временах и местности буду жить в дальнейшем. Так что смог немного подготовиться. Помнишь, как ты удивлялась моему решению выкупить пару сотен десятин земли под Можайском? Дескать, бурьян, неудобья да лес сплошной.

– Это где ты клад нашел?

– Именно. На самом деле я просто знал, что он там, – улыбнулся Петр. – Во второй половине двадцать первого века уровень человеческих возможностей был уже таким, что спрятать что-то металлическое под землей оказалось просто нереально. Поэтому незадолго до моей второй смерти мир услышал сотни удивительных новостей о том, что находились один за другим давно забытые легендарные сокровища. Так, например, мне было хорошо известно, где зарыл свой клад Сигизмунд III[20]20
  Клад Сигизмунда III включал 973 подводы с разным добром: золотом, серебром, драгоценными камнями, жемчугом и мехами. Общий вес добра – около 380 тонн, из которых примерно половина – золото и серебро в виде монет, слитков, посуды, окладов икон, церковной утвари и прочего.


[Закрыть]. А еще я знаю, где хранится золото последнего хана Казани, оба золотых коня Батыя, клады тверских князей и так далее. Все самые вкусные «кубышки». Даже более того, знаю, где через тридцать лет один испанец закопает восемьсот тонн золота…

– Но как ты это все помнишь? – удивилась Анна.

– Очень просто. Я готовился. Изучал все материалы, что могут пригодиться, и тщательно их запоминал, используя методики конца двадцать первого века. Получалось, конечно, не очень хорошо, но лучше, чем у многих. По крайней мере, обычным способом так не запомнишь.

– Поразительно… – покачала головой Анна. – Получается, – продолжила она, сменив тему, – что все эти бюстгальтеры, трусики, прокладки и прочие безумно полезные вещи ты просто вспомнил?

– Да, – важно кивнул Петр. – И постарался воплотить в жизни в нашей исторической местности. Мне хотелось сделать тебе приятно, вот я и вспомнил приспособления для облегчения жизни женщинам. А то, что теперь их продаю, так… эм… сама виновата. Уж не знаю, где ты демонстрировала эти предметы дамского туалета своим подругам, но шуму наделала изрядно. Я тебе не рассказывал, но меня моя собственная мама отчитывала за то, что я забыл про нее. Ну и сестра, само собой.

– Да чего уж тут верить? Слухи о тех разговорах до сих пор пересказывают по углам на приемах… – улыбнулась Анна. – Кстати, а одежда…

– Что, одежда? – напрягся царь.

– Ты ведь видел много новых, интересных фасонов одежды, которые в наши дни еще даже не придумали.

– Видел.

– И ты, я полагаю, хочешь, чтобы я их надела? – хитро улыбнувшись, прижалась к нему Анна.

– А ты рискнешь? – усмехнулся Петр. – Ты ведь даже не видела, как они выглядят. По нашим временам многие из них станут почитаться слишком откровенными. Пошлыми. Развязными.

– Слушай, я видела, как ты одел своих солдат и рабочих. Ничего такого в их одежде нет.

– Ань, рано еще… потерпи. Потом будем вместе вводить новую моду. И красивую женскую одежду тоже.

– Чего потерпеть? – спросила она, демонстративно надув губки.

– Оформления моей победы над Софьей.

– Когда она еще будет… – махнула рукой девушка. – Вон за нее все полки и бояре. Победи такую.

– Любимая, – улыбнулся Петр. – Это хорошо, что ты так оцениваешь. Значит, и остальные ничего не подозревают.

– Чего?

– Того, что я уже выиграл, – еще шире улыбнулся Петр.

– Не понимаю, – покачала головой Анна, хмуря лобик.

– Вот ты говоришь, что бояре за Софью. Но давай посмотрим на ситуацию по-другому. Помнишь, ты возмущалась, когда я набирал долгов, держа в подвале клад серебра, золота да каменьев? Помнишь?

– Как такое забыть?

– Так вот. Я смог взять в долг на десять лет у примерно семидесяти процентов бояр, стоящих в Думе или имеющих вес в Москве. Да не просто так, а под солидные проценты. К исходу этих десяти лет они получат не только свои деньги обратно, но и процентами еще три раза по столько. Причем, что важно, проценты я им выплачиваю каждый год. Как ты думаешь, выгодно ли им такое дело?

– Выгодно, конечно, – уверенно кивнула Анна. – Даже за десять лет такой доход – солидный прибыток. Не каждый удачливый торговец так приумножает свои деньги.

– Вот, – демонстративно поднял Петр палец. – Я им нужен, чтобы вернуть деньги. И о кладе они не знают, я ведь все специально тайком делал. Поэтому считают, что я их зарабатываю. А Софья, если решится выйти против меня, обязательно от меня избавится: или убьет, или в монастырь посадит. В любом случае деньги свои они не получат. А потому будут поддерживать меня до тех пор, пока я, во-первых, выплачиваю им проценты, а во-вторых, не иду сам против них. Так что бояре, конечно, идут за Софьей как официальным регентом и лидером. Но ровно до того момента, как она против меня рот не откроет. Ведь для бояр я – источник дохода, а она – головная боль и убытки. Вывод, как говорится, очевиден. Не уверен, что сестрица вообще успеет что-то предпринять, как ее холодным молочком напоят.

– А армия?

– А что армия? – усмехнулся Петр. – Все мало-мальски толковые и уважаемые офицеры оттуда уволились по здоровью и теперь в значительной степени работают на меня. То есть сама по себе армия уже сейчас совершенно не способна к военным делам. Нет, конечно, формально Василий Голицын держит ее в повиновении и почитании Государыни Софьи Алексеевны. Только в скором времени они пойдут в поход. Из самого Васьки полководец, как из говна пуля. И организовать толком марш да обоз он не сможет. А это значит, что к Крыму войска подойдут с сильными потерями от болезней и усталости. И хорошо, если этот воевода догадается ничего не брать приступом или штурмом. В любом случае авторитет в глазах солдат он потеряет просто невероятно. И как следствие, Софья. Солдаты ведь не любят неудачливых командиров.

– Хм… и то верно, – кивнула Анна. – Тем более что все офицеры, которых они уважали, тебе служат.

– Вот видишь. – Петр улыбнулся, словно кот, объевшийся сметаны. – Я уже победил. Кто такая будет Софья после возвращения Голицына? Впрочем, я спешить не буду и дожму ее, постаравшись обойтись без лишней крови.

– Если честно, то в таком разрезе я о проблеме не думала. Паутину вроде как не плетешь, а опутал ее так, что и дернуться уже никуда не может. Вроде живет человек, дышит, радуется, строит планы. А все потому, что еще не знает о том, что уже умер. Сказать ему о том позабыли. Хм… И что ты с ней делать будешь после победы? Казнишь?

– Помнишь, пару месяцев назад ко мне приезжали монахи из монастыря Михаила Архангела, что на Северной Двине стоит? Так вот я им тогда пожертвовал деньги под обещание основать на острове, что лежит к северу от Белого моря[21]21
  Имеется в виду архипелаг Новая Земля.


[Закрыть], две пустыни монашеские. Мужскую и женскую. Да не позднее ближайшего лета. А потом поддерживать их молитвой и материальной помощью, шепнув, что буду отправлять им туда на исправление заблудших овец и баранов. Да пояснил, что в южной части того острова есть свинец, цинк, марганец и прочие очень полезные для всего православного люда металлы. Да не просто так, а карту нарисовал и договорился о закупочной цене на концентрат руды.

– Ты настолько ее ненавидишь? – спросила Анна после небольшой паузы.

– А как ты думаешь? – грустно улыбнулся Петр. – Представь, что она впустила в твой дом пьяных до беспамятства, опустившихся людей с оружием, которые с криками и улюлюканьем вытаскивают за ноги твоих родичей на улицу, чтобы кровью ее любимый ковер не залить. А она стоит и улыбается, наслаждаясь тем, как их унижают, как над ними измывается толпа пьяных, озверевших животных, чтобы после того убить в мучениях. Можно ли такое простить? – Петр замолчал на несколько секунд, перебирая доставшиеся ему от мальчика чувства к сестре. – Если бы Софья не стала устраивать ту кровавую феерию, то я бы просто сместил ее, аккуратно отстранив от власти, обеспечив спокойной жизнью до самой старости. Ей нравится писать стихи и пьесы? К чему ей мешать в столь благом деле? Но… так могло бы случиться, если бы она сама не оказалась…

– Тогда почему ты ее не хочешь казнить? Четвертовать. Сварить заживо в котле. На кол посадить, в конце концов, – пожала плечами Анна. – У нас в Шотландии и за меньшие обиды пускают кровь.

– Брат, убивающий собственную сестру, пусть и трижды заслуживающую смерти, не может выглядеть в глазах простых крестьян и мещан милостивым царем, который защищает простых людей от ненасытной алчности и произвола боярства, – произнес Петр и с наигранной скромностью потупил глаза. – Или ты думаешь, что я собираюсь им платить за лояльность до второго пришествия? После смещения Софьи мне предстоит большая битва с боярами, дабы облегчить участь своего народа. Я ведь хочу отменить крепостное право, почитая его за страшный грех. Но прекрасно понимаю, что бояре, пока они в силе, никогда не пойдут на это. Кроме того, убить сестру, даже самым жестоким способом, – недостаточное наказание за то, что она сделала. Я хочу заставить ее страдать. Мучиться. Испытывать чувства бессилия и унижения. Как-никак царевна, практически государыня, а кайлом машет под присмотром надзирателей. Кхм. То есть совершает подвиг во имя Господа нашего Иисуса Христа в женской пустоши. Ну и холодно там. Что, как ты понимаешь, приятных ощущений вряд ли добавит.