Текст книги "Цесаревич. Корона для "попаданца""

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Смысл доведения до рабочей кондиции студентов сводился к очень простому шагу – Александр решил составить общее письмо к Его Императорскому Величеству, в котором изложить то, как их подкупами да угрозами и прочими нелицеприятными действиями склоняли к участию в беспорядках агенты французов. Там же они просили простить их за все, что они сделали и божились в искреннем раскаянии. После завершения составления этой знаменательной бумаги, Петр Павлович зачитал ее перед студентами и предложил каждому, своей рукой, вписать в нее кто он, где учиться и поставить подпись. Согласись не все. Пятнадцать «товарищей» стали выступать, поливая Александра бранными словами. Саша кивнул Зарубаеву, тот с ребятами вытащил этих, туго соображающих товарищей из группы, отвел чуть в сторону и расстрелял. Так как это все было на глазах у остальных, то степень рвения и покладистости сотрудничать стала просто зашкаливающей. Так что, уже через полчаса письмо оказалось очень аккуратно подписано. Поэтому, этих студентов Саша тоже отпустил, пообещав «глаз на жопу натянуть», если они еще хоть раз подобными глупостями надумают заниматься.

А вот настоящих французских агентов, которых было десять человек, включая самого Людвига, бойцы Александра просто связали, заткнули рты кляпами, погрузили на подрессоренные коляски и повезли в Варшаву. На все про все ушло около двух часов.

Больше, до самой Варшавы, засад не встречалось. Видимо Людвиг не надеялся на ударную мощь своих людей, а потому желал сосредоточить их как можно большое количество, дабы скомпенсировать недостаток качества.

Недалеко от Варшавы перестроились в колонну, приведя заодно в порядок свою черную форму с белой оторочкой. Авангардом шла знаменная группа, потом, пять пар верховых, а далее коляски, между которыми по одному – два ряда располагались бойцы верхом на лошадях. Ну и арьергард из оставшихся бойцов.

Рота практически влетела в город быстрой рысью со стороны железнодорожного вокзала, распугивая обывателей. Эффект был достаточно шокирующий. Тут не было принято так гонять. А как вышли на мост через Вислу, Александр приказал еще и петь. Да, Николай умирал, но нельзя было вот так, молча ехать. Никто во всей округе не должен был даже и мысли допустить, что Россия оставит этот город. К тому же, необходимо было дать выхлоп тем мукам во время морских переходов, когда бойцы великого князя заучивали разнообразные песни. Ведь Александру было скучно в дороге, а потому он, дабы хоть как-то себя занять, занимался вспоминанием песен, стихов и прочих полезных в будущем поделок.

В конкретно этом случае солдаты запели знаменитую «Марусю» из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию». Полторы сотни глоток грянули одновременно: «Зеленою весной, под старою сосной, с любимою Ванюша прощается, кольчугою звенит и нежно говорит: Не плачь, не плачь – Маруся-красавица!»

До Варшавского замка, в котором находил Николай и, по совместительству, все местное руководство, оставалось немного. По существу рота его объезжала, поэтому получилось совместить завершение песни с окончательным въездом на Замковую площадь. Так сказать – подъехали с музыкой.

Хоть и стоял полдень, однако, никто не бежал их встречать. Лишь несколько лакеев испугано выглядывало из-за ворот. Это Саше очень не понравилось.

– Николай, занимай круговую оборону. Тачанки в круг. Этих, – Александр кивнул на пленников, – в центре положите на землю. Виктор, бери своих ребят и пошли за мной.

Лакеи попробовали оказать какое-то сопротивление, дескать, пускать не велено, но четкий удар кулаком прямо в смотровое окошко ворот решило эту проблему. Фон Валь уже набрался от великого князя правильных методов работы. Поэтому уже минуту спустя все четыре десятка солдат бежали по коридорам в сторону покоев цесаревича. Интенсивный «массаж» челюсти одного лакея сделал остальных разговорчивыми и покладистыми. Настолько, что парочка даже бежала впереди солдат, показывая дорогу. На ходу объясняя ситуацию.

Оказывается, великий князь Константин Николаевич отбыл с практически всем местным бомондом на вокзал, так как пришла телеграмма из Вильно, будто Александр прибывает по железной дороге сегодня. Само собой, большая часть охраны Старого замка убыла вместе с встречающими. Этим и воспользовались революционеры, которые, по всей видимости, телеграмму и прислали.

Вдоль коридоров, местами были видны трупы одиночных охранников и следы борьбы. Несколько выломанных дверей. В общем – классические следы решительного штурма.

Возле дверей в покои цесаревича стояло трое молодых людей в гражданской одежде с капсюльными однозарядными пистолетами в руках. Не останавливаясь, прямо на бегу люди Виктора фон Валя открыли огонь из револьверов. И, не снижая темпа, в четыре плеча вломились в дверь, которая от такого обращения не то что открылась, а просто слетела с петель, упав внутрь. Первый ряд тут же залег у выбитых дверей и ребята, бегущие следом, просто перепрыгивали через них, стремительно врываясь в покои. Причем не просто так, а стреляя на ходу во всех, у кого в руках окажется оружие или тех, кто пытался его достать. Опыт индийской кампании сказался очень хорошо. Такой стремительный напор, заставший революционеров врасплох, принес свои плоды – ни один из них даже не успел выстрелить ни разу. Что же касалось Николая, то они успели только с горем пополам пристроить веревку на крюк от люстры и как раз пытались совершенно обмякшее тело цесаревича поместить в петлю. Впрочем, не успели.

Выжило после контратаки бойцов Александра только три человека – Ярослав Домбровский, Оскар Авейде и Агатон Гиллер. Их разоружили, связали и вывели к остальным пленным, которых охранял Николай Зарубаев. Николая Александровича же, аккуратно уложили обратно на постель. Он был очень плох. Медики во время нападения революционеров сбежали, поэтому ситуация ухудшалась с каждой минутой. Николай не мог уже разговаривать – слишком ослаб. Цесаревич молчал и смотрел на своего младшего брата добрыми глазами, время от времени перекашиваясь от боли. Самым гадким для Саши в этой ситуации было то, что он должен просто так сидеть и смотреть, будучи абсолютно бессильным.

Когда, через полчаса в комнату буквально вбежал в совершенно растрепанном виде Константин Николаевич, Коля уже почти не реагировал на окружающих и лишь рассеяно водил глазами. Так он и умер буквально у Саши на руках.

После произошедшего все руководство Царства Польского было в полнейшей растерянности, включая великого князя Константина Николаевича. Никто не знал, что делать дальше, так как совершенная ошибка явно поставила крест на карьере практически всех. Хорошо еще если за содействие восстанию в Сибирь не сошлют. В связи с чем, Александр имел карт-бланш на решительные действия практически любого характера. Чем он и воспользовался.

Передав тело брата дяде, которому надлежало проследить, чтобы его в целости и сохранности доставили в Санкт-Петербург, сам принялся за наведения порядка. Конечно, никаких официальных полномочий у Саши не было, но ему было плевать. Тем более, действовать он намеревался совсем иначе, нежели раньше пытались вести дела наместники Царства Польского.

Вечером того же дня его «добровольно» посетили владельцы всех Варшавских газет, хоть как-то связанных с освещением политических новостей и им было «позволено» искренне негодуя выразить свое неудовольствие новыми деталями восстания.

– Вы же понимаете, господа, что действуете во благо польского народа. Зачем же в этом случае такие кислые мины?

– Ваше императорское высочество, но чему же нам радоваться? Вы же давите на нас. А мы свободная пресса, которая хочет честно и объективно освещать происходящие события.

– Вы все так считаете? – Александр обвел взглядом присутствующих, наблюдая за тем, как они согласно кивают и подтверждают слова своего коллеги. – Отменно. Значит, наша встреча очень своевременна. Давайте я вам объясню ситуацию с моей точки зрения. Итак. Французское правительство, силами своих агентов занимается организацией беспорядков во владениях моего отца – императора Российской Империи. Это уже достоверно известно. При Лапах я разбил один отряд повстанцев, который попытался атаковать меня. И знаете, я там увидел совсем не борцов за народное счастье. Основную массу личного состава этой банды составляли обычные люмпены – алкоголики, бродяги, беднейшие крестьяне и горожане, да и просто разбойники. Этих «кадров» была львиная доля. Подобный контингент во все времена составлял основную массу бунтующих, так как им терять уже нечего, а в случае успеха их может ждать неплохой куш. Правда, тут есть один подводный камешек. В случае успеха восстания, эти люмпены разграбят все, до чего только смогут дотянуться. Думаю, это очевидно и без моих пояснений. Вторую по численности группу революционеров составляли студенты и молодые разночинцы. Как вы понимаете – самые впечатлительные и самые глупые. Почему глупые? Все просто. Эта молодежь являет собой восторженных идеалистов, которые хотят построить идеальное общество. И ради этих бредовых идей они готовы, не только убивать, но и идти на смерть. Вы все здесь взрослые, серьезные люди. Думаю, вам не нужно объяснять тот факт, что идеальное общество можно построить только при одном условии – наличии идеальных людей.

– Но ведь вопросом создания справедливого общества заняты не только студенты!

– Действительно. Некоторые взрослые мужи не выходят из детства до самой старости. И дело не в идеализме, который, безусловно, очень плох в любом виде, а в том, что их идеи, полностью оторванные от реальности, они пытаются воплотить в жизнь. Все вы хорошо знаете о том, какие события творились во Франции в конце XVIII века. Великая Французская Революция. Чем все закончилось, помните?

– Но Франция, все-таки, даже после провала революции, оказалась сильнее России.

– Вы имеете в виду Восточную войну?

– Да.

– Очень хороший пример. Он как раз показывает то поле битвы, на котором Франция и Англия смогли победить Россию. В первую очередь из-за ее попустительства. Но вначале, я хотел бы закончить мысль о контингенте революционеров. Так вот. Помимо люмпенов и восторженных юнцов, в среде революционеров действуют агенты иностранных разведок. Вы же должны понимать, что самостоятельно широкие массы населения организоваться не в состоянии. Анархия, знаете ли, хороша только на бумаге, а для дела нужен центр, который и руководит всеми делами. В нашем случае этим центром является Франция, а точнее орган, созданный правительством Наполеона III, который осуществляет реальное руководство восстанием поляков. Провоцируя и координируя беспорядки. Как вы видите, полезных для общества людей там нет. Как же можно таким людям доверить свое будущее? А вы их преподносите как цвет нации. Вам не стыдно?

– Мы поняли вашу мысль Ваше Императорское Высочество, но проясните, пожалуйста, вопрос с Восточной войной. Вы нас заинтриговали.

– Да. Конечно. Какие цели ставила коалиция в этой войне? Вы, наверное, в курсе того, что лорд Пальмерстон не стесняясь, озвучивал интересы союзников, а именно: отторжение Финляндии, Польши, Крыма и Кавказа от России. И чего они добились? Везде где им приходилось сражаться с русским солдатом, они превосходили его как числом, так и качеством оружия. И практически везде были разбиты. Беломорские земли, Балтика, Балканы, Кавказ, Дальний Восток. На этих театрах боевых действий русский солдат смог даже плохим оружием разбить превосходящие силы. Только в Крыму, благодаря чрезвычайным усилиям, союзники смогли вынудить русский корпус оставить Севастополь и отступить. При этом сами оказались в том состоянии, при котором войну продолжать просто невозможно. Но мы, все-таки проиграли. Каким образом? Так вот, докладываю вам. Основным полем боя были газеты, которые акцентировали свое внимание на единственный провал русской армии, и раздували из него трагедию вселенского масштаба. В то время как успехи, в том числе и серьезные, игнорировались. Именно газеты выставляли Россию, желавшую в той войне помочь славянам на Балканах, как вселенское зло. Впрочем, что для Англии, что для Франции помочь любым славянам – это и есть злодеяние, не имеющее оправданий. Вот Россию и поливали журналисты всей Европы грязью. И вы, господа, также причастны к этому поражению, так как старались от всей души. Вы понимаете, на что я намекаю?

– Не совсем.

– Хорошо. Скажу прямым текстом. Своими действиями, освещая предвзято и недостоверно события, вы подрываете доверие граждан империи к своему правительству. Что тогда, во время войны, что сейчас. Иными словами, поддержка вашими изданиями действий повстанцев, будет отныне рассматриваться как бунт против империи. А я не Николай Александрович и не мой августейший папа. – Александр сделал паузу. – Вы, наверное, уже слышали, что случилось в Вашингтоне с журналистами, которые пытались писать гадости против честных людей?

– Говорят, что они исчезли.

– Слухами земля полнится, но не всегда они достоверны. Большинство из них утопились с горя, хотя были и такие оригиналы, которые повесились. Некоторые даже застрелились. Муки совести, знаете ли, смертельно опасная вещь, – сказал Александр и обвел окружающих спокойным, внимательным взглядом. После подобного прояснения политика редакций резко перешла в конструктивное русло и нужды, проводить вновь «политинформацию» у великого князя больше не было. В ключевых изданиях были напечатаны копии открытого письма польских студентов царю с указанием перечня подписавшихся. Более мелкие газетенки довольствовались просто пламенными текстами негодования. Дескать, это не поляки борются за свою свободу, а французы воду мутят, пытаясь испортить жизнь честным обывателям беспорядками. Газеты, все-таки, смогли правильно изложить нужную версию событий. Это был первый шаг.

Вторым стало то, что всех захваченных в плен уже через полчаса после смерти Николая активно кололи в подвалах Старого замка Варшавы. Цель была проста – требовались списки польской шляхты и финансовых воротил, которые хоть каким-то боком были причастны к восстанию. Набившие руку еще в Вашингтоне, ребята Виктора фон Валя действовали очень результативно, поэтому, первые ночные визиты случились в ту же ночь. Схема была простейшая. К нужному дому ночью подъезжали три кареты черного цвета о двух конях. Из них выходили люди с черными, вязаными масками на головах и при револьверах. Через несколько минут в одну из карет загружали «клиента» в связанном виде и с кляпом во рту. После чего уезжали в неизвестном направлении.

Пленных собирали в подвалах Старого Замка, завозя их туда тайно, что достигалось посредством перегрузок из черных карет в обычные, неприметного вида повозки, коими обычно завозились дрова и продовольствие. Само собой въезжали они не пустыми, а загруженными, в то время как пленники, туго связанные, прятались меж полезного груза.

В отличие от пленных революционеров с этими подозреваемыми общение носило менее физиологичный характер. Особенно с представителями еврейской диаспоры в Польше, так как настраивать против себя значительную часть мировой финансовой олигархии Александр считал преждевременной. То есть, пытки носили, прежде всего, психологический характер. Людей помещали в маленькие одиночные камеры – практически карцеры. Соответственно, справлять естественную нужду им было не куда, так что «счастливым» клиентам приходилось справлять нужду буквально под себя. Мыться не давали. Кормили скромно и специфической едой, например, приносили огурцов и молока. Время от времени заключенных вызывали на допросы в шикарно отделанные комнаты с буквально зеркальным от чистоты полом. Само собой, по несколько человек. Чтобы ребята могли «на других посмотреть и себя показать». То есть, больнее ударить по гордости и самолюбию. Самым стойким «борцам за народное счастье» в камеру подсыпали больших, жирных тараканов. Чтобы им не одиноко было. В общем, через неделю такого содержания, эти аристократы были готовы даже на пулю, лишь бы прекратить унижения. Само собой обработка «товарищей» шла не только в плане подобного содержания. Грамотный психологический прессинг только усиливал действие жутких условий.

Как и выяснилось – дыма без огня не бывает. Каждый доставленный «кадр» имел отношение к восстанию и смог дать массу весьма полезных показаний. Которые были тщательно записаны и заверены подписью, чтобы потом использоваться в качестве шантажа. После чего «клиентов» отмывали, хорошо одевали и фотографировали в приятной деловой обстановке во время добровольного сотрудничества со следствием. А далее их с мешком на голове высаживали из вышеупомянутых черных карет недалеко от дома. Дескать, ничего и не случилось. Само собой – товарищи освобождались с полным пониманием того, что если они попытаются сбежать из России или попробовать продолжить сотрудничать с революционерами, то всю их семью ждет тесное общение с людьми Александра. И, судя по милейшей улыбке, которой буквально сиял Саша, для родственников это гостеприимство будет носить летальный характер. Таким образом, цесаревич прощал этих предателей и вредителей в первый и последний раз. Но «товарищам» и пережитого хватило настолько, что испуганные обстоятельствами, они стали активно и добровольно сдавать жандармам активистов восстания.

Третьим шагом стало то, что используя в качестве ударной силы роту сопровождения, Александр занялся методичной ликвидацией конспиративных квартир и их держателей. Причем, пользуясь тем, что все руководство Варшавы принципиально не желало видеть того грубого нарушения законов империи, которые чинил Саша, а отпущенные шляхтичи и бизнесмены даже не рыпались дать делу ход, то проблем особых не было. Так что, уже через две недели, после гибели Николая, подобные меры привели к тому, что восстание практически угасло. Об этом стало просто неприлично говорить, даже в приватных разговорах.

Причем сражений с восставшими не понадобилось, так как резко сократившееся финансирование этих групп привело к тому, что «революционеры» стали сами искать пропитание. То есть перешли к грабежам, которые решительно настроили против них широкие слои крестьянства. Что, в свою очередь, привело к массовому дезертирству и рассеиванию партизанских отрядов естественным образом. А те немногие мелкие шайки, что получились, стали головной болью местной жандармерии. Само собой, к исходу второй недели этот процесс только начался, но у великого князя были все основания полагать, что зиму бунтовщики не переживут.

И Саша успел как раз вовремя. 15 сентября 1863 года пришла телеграмма, согласно которой Александр Николаевич требовал скорейшего прибытия Александра в Санкт-Петербург, так как тело Николая врачи уже более не могут поддерживать в надлежащем виде. Император понимал, чем занимался Саша в Варшаве, потому дал ему немного времени, но его присутствие на похоронах брата посчитал обязательным. Впрочем, больше задерживаться в Польше Александру действительно не имело смысла, так как дальше требовалась только тщательная, рутинная работа полиции и жандармерии. Так что, назначив на 8 часов утра 16 сентября публичную казнь тех самых революционеров, захваченных в битве при Лапах и в Старом замке, Цесаревич Александр Александрович Романов уже на 9 часов запланировал свой отъезд.

Казнь была необычной. Эти «молодцы» перед тем как их повесят, должны были публично перед людьми покаяться в содеянных преступлениях. В плане пыток они прошли через настоящий ад, который, впрочем, не отразился на их «товарном виде». Само покаяние объяснялось очень просто – это была плата за жизнь и здоровье их родственников. Александр ближе к финишу очень просто и доходчиво им объяснил, что если ребята не хотят, чтобы он занялся плотно их родней, то скажут все, что нужно. К сожалению, когда начались ночные пропажи активистов восстания, серьезные агенты французской разведки сообразили, что пора «делать ноги» и сбежали в Австрию и Пруссию. Поэтому их захватить не удалось. Однако варшавские газеты пестрели заголовками, в которых назывались не только их имена, но и приписанные им злодеяния. Вот на этих агентов, осужденные и должны были пенять, рассказывая, как те угрожали расправой над родными и близкими, если они не будут им помогать.

В общем, в 9:00 16 сентября 1863 года Александр, вместе со своей ротой, отбыл в Санкт-Петербург на поезде.

Вечером того же дня на квартире отставного полковника русской армии Ромуальда Траугутта произошло небольшое собрание.

– Господа, что дальше делать будем? За минувшие две недели силами этого варвара восстание практически подавлено. Причем, без особой крови.

– Вы хотите продолжить? Вам Старого замка не хватило? Вы разве не поняли, что этот князь совсем из другого теста? Он тут был всего только с ротой верных солдат и вся Польша содрогнулась. А если он вернется с полком? Или с корпусом?

– И что он сделает? Начнет бойню?

– Зря шутите, вы уже в курсе, почему наши французские друзья так поспешно бежали?

– Он вышел на них?

– Все намного печальнее. Я тут навел кое-какие уточняющие справки и ужаснулся. Люди Александра методично вырезали значительную часть сети наших конспиративных квартир и явок. Причем очень быстро! В день бралось по два-три десятка квартир. Не знаю как вы, я не желаю с этим человеком играть в подобные игры.

– Боитесь?

– Да, господа, боюсь. Вы разве не поняли, с чем мы столкнулись? Две недели господа! Две недели! Он малыми силами разрушил за две недели то, что мы готовили несколько лет. И у меня есть все основания полагать, что Александр еще оглядывался на отца.

– Оглядывался? Куда там! Он творил какое-то жуткое беззаконие! Если Его Императорское Величество узнает о том, что Александр тут вытворял, еще неизвестно, кто кого бояться будет!

– Вы в себе?

– А что?

– Во-первых, императору на руку подавление восстания, то есть, никакого наказания не будет. Во-вторых, через некоторое время в Польшу приедет несколько конных экипажей и виновные в подобном демарше вымрут вместе со своими родами. Александр же ясно дал понять, чем нам грозит непослушание.

– Тогда нужно Александра убить!

– Верно. Но как? Это же не Николай. Вы его видели.

– А я и не говорю, что будет просто. Мы повторим тактику, которая дала успех с Николаем – будем устраивать регулярные покушения в надежде, что одно, по счастливой случайности, достигнет намеченной цели.

– Не боитесь, что его люди смогут выйти на нас?

– Кто не рискует, тот не пьет шампанского! По крайней мере, мы попробуем, ибо пока Александр жив, Польша никогда не обретет независимость.

– Кто не рискует, тот не пьет шампанского, но и не заедает горе луком. Хотя, наверное, вы правы. Нам нужно попробовать избавиться от него. Но меня тревожит характер этого человека. Что-то мне подсказывает, что ошибись мы один раз, и обретать независимость будет уже нечему.

Тысячу верст от Варшавы до Санкт-Петербурга состав преодолел очень быстро. Дело в том, что на каждой станции отправлялась далее телеграмма, а потому заранее освобождались пути для особого поезда. Причем за время следования паровозы меняли четыре раза – и каждый раз они ждали под парами. В общем, железнодорожные служащие старались, как могли, облегчая путь составу. Поэтому, он шел стремительно по меркам того времени. То есть, выехав в 9 утра 16 сентября из Варшавы, уже полдень следующего дня, Цесаревич Александр Александрович сошел в Санкт-Петербурге.

Прощаться с братом можно уже было только при закрытой крышке гроба, но даже через нее немного пробивалось напоминание того, что пора бы уже закапывать. Причем, попытка бальзамирования оказалась не очень успешной. Она, конечно, сильно помогла в сохранении тела в течение столь длительного времени, но медики объективно с задачей не справились, а потому тело стало портиться. Да и жара стояла сильная. Видимо по этой причине Александр Николаевич и отправил телеграмму с требованием немедленно прибыть Саше в столицу.

Больше всего из-за Николая переживала, конечно, Мария Александровна, которая ранее в нем души не чаяла. Настолько, что даже немного искоса поглядывала на Сашу, который имел наружность весьма специфическую. Выбритая налысо голова с обветренным лицом и загорелой кожей. Пронзительные голубые прищуренные глаза, плотно сжатые крепкие губы и аккуратный, слегка кривой шрам на левой щеке. А движения крепкого тела – экономные, мягкие, мощные. Он всем своим видом разительно отличался не только от своего брата, но и от абсолютного большинства других аристократов. И хотя Мария Александровна была признательна Саше за то, что он смог так быстро наказать тех, кто погубил ее мальчика, но все равно, некое чувство раздражения Александр у нее вызывал. Причем это не скрывалось.

Целую неделю пришлось цесаревичу провести в бесцельной трате времени в Санкт-Петербурге. Да, Александр, конечно, был расстроен гибелью брата, так как она его связывала по рукам и ногам, не давая «чудить», но «пускать слезу» он не умел. У него вообще с эмоциями была беда – сторонние наблюдатели не раз замечали, что они у Саши как будто зажаты в тиски и практически не проявляются. Кто-то считал это потрясающим самоконтролем железного человека, кто-то – обычной бесчувственностью и грубостью. Мария Александровна относилась ко второй группе, из-за чего ее отношения с сыном стали стремительно ухудшаться. Что привело Сашу к необходимости действовать, дабы не получить какой-нибудь неожиданный сюрприз.

– Папа', я хотел бы с тобой поговорить, – Александр заглянул в кабинет, где его отец в тишине и покое занимался чтением прессы. – Я тебя не сильно отвлекаю?

– Ничего страшного, газеты подождут. Мы с тобой уже толком не разговаривали полтора года. Столько воды утекло. Проходи, не стой в дверях. Что ты такой квелый? – Саша, чуть помявшись, вошел и сел в кресло рядом с отцом.

– Я сильно переживаю. Понимаешь, мне кажется, что Мама' считает, что я виноват в гибели Никсы. По крайней мере, она на меня так смотрит и молчит, что мне кажется, что лучше бы я там погиб, когда штурмовал этих бунтовщиков.

– Саша, не бери в голову. Она просто очень любила Колю и была к нему крайне привязана. А тебя Мама' немного дичится, ибо ты изменился за последние восемь лет разительно. Зрелый мужчина в теле недоросля выглядит несколько странно.

– Так ты ей не сказал?

– Конечно. Я ведь обещал. Может быть я не академик, но подобные простые вещи мне хорошо понятны.

– Папа', что будет дальше? – Александр задумчиво почесал гладко выбритую макушку. – Если честно, то я в растерянности из-за гибели брата. У меня за эти полтора года появилась масса планов и заготовок по укреплению нашего экономического благосостояния, но теперь, что мне со всем этим делать?

– Реализовывать. Твое кругосветное путешествие эхом отозвалось по всей Европе. Бомонд ключевых стран мира оказался удивлен тобой. Признаюсь, я и сам под впечатлением. Ходят слухи, что за эти полтора года ты смог сколотить огромное состояние. Это так?

– Я бы не стал доверять слухам. Сто миллионов рублей не такие уж и большие деньги. Тем более что большая их часть расположена в различных активах низкой ликвидности. Продать долю в хлопковой ферме где-то в КША, я думаю, не так-то и просто.

– Саша, сто миллионов за полтора года – это поразительный результат! А ты вроде говорил, что никогда коммерцией не занимался?

– Так и есть, просто занимаясь армией, я очень быстро пришел к выводу о том, что ее качество всецело связано с экономикой. Причем, не вообще, а конкретно с производством промышленных товаров. Без них мы как без рук. Я хорошо помню, как та Русско-Турецкая война выявила, казалась бы смешную вещь – винтовкам не хватало банально патронов, а артиллерии – выстрелов.

– Опять ты за свое?

– Да. Опять. Потому как это очень важно. Что же касается денег, которые мне получилось собрать, то всему виной случайность. Да и, если говорить откровенно, я был далеко не везде честным дельцом. Ты, наверное, догадываешься, что панику на Лондонской бирже устроил я?

– Да. Об этом вся Европа догадывается. Но свести концы с концами не могут. Ведь все твои люди были с тобой.

– Папа', несколько взяток в порту Гаваны и корабль, который должен был числиться утонувшим, спокойно поменял свое название и поплыл по своим делам.

– Все настолько просто?

– Конечно. На любые вопросы, какими бы они сложными ни были, всегда есть простые ответы.

– Любопытно.

– Именно поэтому, я хочу прояснить свою дальнейшую судьбу. Если честно, то я хотел бы отбыть в Москву. Александр Николаевич прикурил сигару, обдумывая слова Саши, несколько раз задумчиво хмыкнул, внимательно посмотрел на него и спросил:

– Ты хочешь дальше возиться со своими солдатиками?

– Не только. Я думаю, что Мама' должна немного отойти от гибели брата, а мое присутствие этому только мешает.

– Саша, зачем ты ищешь оправдания? – император улыбнулся, – Я же не против этих игр, особенно сейчас, когда никто не сможет упрекнуть тебя в том, что ты готовишь «потешные войска» для свержения брата. Но мне хотелось бы немного прояснить ситуацию по поводу твоих планов.

– Что я хотел бы в идеале?

– Да.

Саша откинулся на кресло и задумчиво посмотрел в потолок, выбирая небольшую паузу:

– Во-первых, я хочу превратить Москву и ее окрестности в промышленный центр Российской Империи. Что-то в духе Рурской области. Это ключевая задача. Во-вторых, создать мощный учебный и научно-исследовательский центр. Само собой инженерно-технического профиля.

– Хм. Какие у тебя аппетиты! Ты думаешь, это реально?

– Да. Вполне. Но для этого мне нужна определенная свобода действий, время и большее количество войск, нежели я имею сейчас.

– Войск!? – Император недоуменно приподнял бровь.

– Наша армия не готова к перевооружению, психологически. Начав в войну с турками в конце 70-х годов, мы выступим с нарезным оружием и гладкоствольными головами. Это быстро не исправишь. Особенно у офицеров, многие из которых так и остались мыслями в Наполеоновских войнах.

– И? – Александр положил раскуренную сигарету на край пепельницы, не туша, параллельно с этим выпуская струю дыма, после чего вопросительно уставился на Сашу.

– Сергей Семенович Урусов, уже представил свой отчет? Отлично. Так вот. Эксперимент по созданию полка нового типа дал отменный результат. Я хотел бы получить возможность развернуть на базе Московской губернии экспериментальный корпус полностью нового образца: от вооружения и формы, до системы организации и званий. Примерно в том же ключе, как в свое время, Петр Великий создавал полки нового строя.