Текст книги "Русский Медведь -2 (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 3

21 июня 1702 года. Крепость Орешек

– Русские! Русские! – Вбежал с криком адъютант.

– Ты спятил!? – Заорал на него в ответ Густав Вильгельм фон Шлиппенбах, комендант крепости Нотебург, которую русские называли Орешек. – Почему без стука?!

Но именно в этот момент раздался раскатистый звук тяжелого выстрела и спустя совсем небольшой промежуток времени – страшный взрыв, от которого, казалось, все зашаталось вокруг…

– Какого черта!? – Возмутился было комендант, но тут же осекся и, прихватив со стола шпагу, ринулся на стены.

Выбежав, вслед за адъютантом Густав Вильгельм быстро достиг невысокой крепостной стены, сложенной из камня, и стал разглядывать в зрительную трубу корабли, приближавшиеся с востока. Во главе эскадры шли четыре странных 'утюга'. Тяжеловесные, широкие, приземистые. Даже отсюда было видно, что построены они очень добротно и прочно. По бортам этих кораблей располагались вывешенные банки с огромными веслами – по восемь гребцов на каждое. Что еще больше увеличивало визуальную ширину судна. Но главное – спереди стояла одна довольно массивная пушка с какими‑то непонятными приспособлениями вокруг.

И вот эти чудные корабли, имевшие едва ли три узла хода, остановились примерно в миле от крепости и начали заводить якоря. В самом же Нотебурге все стояли на ушах, готовясь к обороне. Ведь чуть вдали отчетливо проглядывал десяток легких галер, забитых под завязку солдатами. Что говорило о вероятном штурме, причем скором.

Однако дальше все пошло не так, как ожидали шведы. Могучие двухсотмиллиметровые нарезные пушки оказались чем‑то поистине чудовищным в представление Шлиппенбаха, легко и просто простреливали все невеликое пространство острова. И перекапывая его восьмидесятикилограммовыми бомбами, которые, к удивлению, взрывались сразу, от удара, а не как обычно, пошипев запальной трубкой. Особенно страшно становилось, когда такие вот гостинцы попадали в немногочисленные здания Нотебурга, буквально разнося их в щебенку.

Прошли тридцать минут, которые, казалось, никогда не кончатся.

Густав Вильгельм выбрался из воронки и огляделся. Крепости больше не было. Кое – где все еще высились небольшие участки стены, но в целом в руинах лежало все, что только могло лежать. Ну и воронки… казалось, они были везде.

Он снял с головы парик, почерневший от грязи, и попытался его вытряхнуть. Безрезультатно. Впрочем, ему это было и не нужно. Густав Вильгельм хотел себя хоть чем‑нибудь занять, хотя бы такой глупой и бесполезной работой. А эти страшные корабли, потихоньку снялись с якорей и двинулись в сторону Невы, вероятно, намереваясь повторить свой успех в Ниеншаце. Разве что от кавалькады, что сопровождала канонерские лодки, отошли две малые галеры и устремились к Ореховому острову. Вероятно, чтобы добить остатки гарнизона.

В то же время. Копенгаген

Король Дании встревоженно вышагивал по залу.

Сведения об исходе Минского сражения будоражили его воображение. Карл мертв, как и большинство руководителей коалиции. Из‑за чего разразилась натуральная истерия династических кризисов, поразившая побережье Балтики. Единственным руководителем коалиции, пережившим то сражение, оказался Станислав Лещинский, который не отличался особыми талантами. Кроме того, он бился в панике, собирая войска всеми правдами и неправдами. Страшный русский медведь его так напугал, что даже сто двадцать тысяч штыков, собранных со всей округи под обещания чуть ли небесного царствия, не внушали ему уверенности….

– Посол России – Петр Шафиров! – Возвестил секретарь, слегка перепугав своим голосом датского короля, явственно так вздрогнувшего.

Недолгая церемония приветствия закончилась очень быстро, так как Фредерика просто распирало от любопытства.

– Ты был там?

– Увы, – покачал головой Петр Павлович.

– Жаль, очень жаль. А что, говорят, у царя появились новые пушки совершенно разрушительной мощи?

– Его личное изобретение, – с довольным лицом кивнул Шафиров. – А еще очень интересные винтовки. Замечательная вещь, скажу я вам. Что в бою, что на охоте. На пятьсот шагов прицельно бьют!

– Ого! А пушка?

– На три морские мили примерно. Причем снаряжается она исключительно бомбами с ударным запалом. Как о землю ударилась, так и взорвалась без промедления. Разрушения от такого взрыва совершенно чудовищные. Говорят, что шведские батареи они просто смахнули как назойливых мух с плеча.

– Потрясающе! А продаст ли их брат мой Петр?

– К сожалению этих пушек и винтовок пока очень мало…

– Но в будущем, полагаю, подобное станет возможно?

– Разумеется, – кивнул Шафиров. – Однако я не могу ничего конкретного вам обещать.

– Вот как? Но вы ведь пришли на аудиенцию не просто так?

– Мой Государь Петр Алексеевич предлагает Дании вернуться в лоно союза. Англия и Голландия в этот раз не помешают.

– Вы уверены? – Подозрительно покосившись, поинтересовался Фредерик.

– Во – первых, они вовлечены в серьезную войну с Францией. Настолько, что в сложившейся обстановке не рискнут сталкиваться еще и с Данией. Ведь у нее довольно внушительный флот. А им и французов за глаза хватает. Во – вторых, их объединяющая сила – Вильгельм – почил несколько месяцев назад, так что теперь Англия и Голландия не объединены личной унией. То есть, могут действовать самостоятельно. В – третьих, в войну со Швецией вступил Петр – надежный торговый партнер Амстердама, владеющий немалой долей Голландской Ост – Индской компании….

– Все это домыслы, – скептически отметил король.

– Ваше Величество, я прибыл к вам после консультаций с нашими голландскими партнерами. При соблюдении Данией определенных условий, они вмешиваться не станут.

– Вот как? Тогда это становится действительно интересно, – оживился Фредерик.

– Именно поэтому Петр и предлагает вам вернуться. Вы ведь хотите окончательно подчинить себе Гольштейн – Готторп? В случае победы над Швецией, которая теперь уже очевидна, он обещает вам эту землю в наследное правление.

– А Скорне?

– К сожалению, голландцы настаивают на том, чтобы Датские проливы контролировали как минимум два государства. Тем более что вы присоединяетесь к коалиции в тот момент, когда совершенно ясно кто победил в ней.

– Карл погиб, его армия разбита, но не Швеция.

– Это вопрос времени, – пожал плечами Шафиров. – Впрочем, решать вам. Петр рассчитывает, что ваш флот позволит скорее разбить шведов. Но это не значит, что он не сможет ее окончательно разбить без вас. Правда, в этом случае вы не получите герцогство…

– Я не сказал нет, – лукаво улыбнувшись, парировал король.

– Разумеется, – кивнул Шафиров. – Понимая сложность вашего финансового положения, мой Государь предлагает вам сделку. Ведь вам нужны деньги на войну, не так ли?

– Я весь внимание.

– Полагаю вам известно, что Датская Ост – Индская компания находится на грани разорения.

– Да, она переживает не лучшие времена, – грустно произнес Фредерик.

– Восемьдесят две тысячи талеров долга, который с каждым годом увеличивается. И никаких шансов его погасить нет. Для нужд Дании просто не нужно такого объема товаров, который позволял бы компании не нести убытки. А торговля с другими странами затруднена из‑за конкуренции с, более оборотистыми Ост – Индскими компаниями. По нашим оценкам, Датская Ост – Индская компания в дальнейшем будет только ухудшать свое положение.

– Допустим. И что вы предлагаете?

– Мой Государь предлагает выкупить компанию в свою личную собственность.

– Но ведь компания принадлежит не мне. Как я получу с этого доход?

– Вы, как король Дании, можете санкционировать процедуру банкротства. Государь же, не только обязуется покрыть все долги компании, то есть, упомянутые восемьдесят две тысячи талеров, но и выплатить лично вам еще двести тысяч, если после процедуры банкротства, компания, вместе со всем движимым и недвижимым имуществом отойдет ему.

– Каковы сроки платежей? – Оживился король.

– Упомянутые двести восемьдесят две тысячи талеров я уполномочен передать вам сразу после выправления всех документов. То есть, эти сроки упираются в скорость работы законников, ибо деньги у меня с собой.

Нужно ли и говорить, что не прошло и недели, как Петр Павлович Шафиров расстался с обозначенной суммой, получив в свои руки с максимальным радением выправленные документы.

Спустя три недели. Амстердам

– Итак, господа, – произнес секретарь, начав совет директоров Голландской Ост – Индской компании. – К нам поступило предложение от царя Петра, представленное нашим гостем – господином Шафировым. Прошу вас, – он кивнул Петру Павловичу.

– Мой Государь приобрел Датскую Ост – Индскую компанию в свою личную собственность. Думаю, вам это уже известно. В связи с чем, он просит принять ее как его вложение в дело компании.

– И насколько он рассчитывает? – Поинтересовался один из руководителей.

– На четыреста тысяч талеров. То есть, хочет увеличить свою долю в общем деле до семисот тысяч.

– А земля?

– Она также отходит во владение компании. Купчая с перечнем движимого и недвижимого имущества Датской Ост – Индской компании прилагается. Согласно нашим подсчетам, не считая земли, это все можно продать не меньше чем за семьсот тысяч.

– Зачем же тогда Петр так дешевит?

– Он знает о ваших опасениях относительно увеличения своей доли, поэтому желает продемонстрировать определенную лояльность интересам компании. Авансом.

– У него есть какие‑либо дополнительные условия?

– Присутствие в Амстердаме постоянного его поверенного для координации и открытие представительств компании в Москве и в Софии – на – Сахалине.

– Еще у кого вопросы есть? – Поинтересовался секретарь, после трехминутного молчания, в ходе которого участники совещания прикидывали выгоды и риски. – Тогда предлагаю голосовать по данному вопросу. Так. Так… Отлично. Господин Шафиров, я рад вам сообщить, что озвученное вами предложение принято. В течение недели, полагаю, мы сможем выправить все бумаги.

– Замечательно, – кивнул Петр Павлович. – В таком случае я уполномочен Государем передать компании приглашение на испытание нового транспортного средства – железную дорогу.

– Можете пояснить, что это такое? – Поинтересовался совершенно бесстрастно секретарь.

– Это будет особая дорога, позволяющая перевозить тяжелые грузы от устья Невы до устья Дона. Средний путь состава, грузоподъемностью как у флейта, по нашим расчетам составит около 4 суток. Впрочем, особых подробностей я не уполномочен раскрывать. Государь не желает огласки раньше времени….

Глава 4

8 августа 1702 года. Окрестности Бреста

Станислав Лещинский, потер шрам на щеке, оставленный пулей в битве под Минском, и слегка вздрогнул. Перед ним вновь, как и тогда размещались редуты и люнеты. Жуткие, страшные. Но, к счастью, вдали не проступали те грозные пушки, натворившие столько бед. Да и вообще – русских было едва ли десять тысяч.

Король Речи Посполитой оглядел свое воинство, изготовившееся к сражению. Сто пятьдесят тысяч. В былые времена такое превосходство не могло вызвать даже тени сомнения в успехе. Но сейчас, ему было не по себе. Хотя он радовался. Сильно радовался тому, что Петр разделил свои невеликие силы и, по донесениям, направился в Ливонию, надеясь, что и десяти тысяч хватит для завершения дела в Речи Посполитой. 'Удача!' – пульсировала у него в голове. 'Ведь это настоящая удача!'

Но тянуть далее не было нужды, поэтому Станислав кивнул, и пехота двинулась на редуты, стоящие небольшим уступом.

Полковые пушки русских заработали с тысячи шагов, открыв огонь ядрами, но с весьма скромным успехом – низкая начальная скорость не давала им пускаться вскачь, прыгая по земле. Что внушало уверенность и радовало. Однако примерно с пятисот шагов открыла огонь пехота из своих грозных винтовок, ощутимо начав прореживать шеренги наступающих войск. А с трехсот – ударили картечи, прорубающие целые просеки….

Станислав предпринял три попытки штурма укрепленных позиций русских, но его войска неизменно отходили с колоссальными потерями. Даже до редутов дойти не смогли.

Смеркалось.

Лещинский с грустным видом сидел в своей палатке и думал о том, как ему выкручиваться. По предварительным оценкам его армия потеряла около пятнадцати тысяч человек, оставшимися лежать на подступах к редутам. И нужно было что‑то срочно придумывать, дабы не сточить всю армию об этот крошечный камешек.

А рядом несколько старших офицеров подбивали его завтра учинить дуэль артиллерийскую, благо, что пушки у него есть. Причем не просто так, но в качестве отвлекающего маневра, чтобы войскам скрытно обойти позиции русских, зайти им в тыл и решить все дело решительной атакой.

– Но ведь там только узкая дорога и неудобья сплошные!

– Даже если несколько рот пройдет, это вызовет переполох у них и позволит нам атаковать во фронт без столь ужасного и губительного обстрела. Предлагаю послать кавалерию. Атаковать редуты во фронт все равно ей нельзя.

– Хотите дать возможность нашим гусарам взять реванш за позор под Минском? – Усмехнулся Лещинский.

– Почему нет? Они с радостью поквитаются за обиду…

В общем, наутро, после того, как туман рассеялся, сто семнадцать пушек начали обстрел редутов. Войска же отдыхали. Лишь ближе к полудню доложился артиллерийский офицер – русские себя очень странно вели – не отвечали, хотя могли.

Послали лазутчиков.

– Проклятье! – Взревел Лещинский, когда ему донесли о том, что полдня его канониры жгли порох, расстреливая муляжи и земляные валы, в то время как русских на позициях нет и, судя по всему с ночи. А ведь сводная армия коалиции уже расположилась лагерем, полагая простоять как минимум трое суток. Нужно было срочно срываться и догонять.

Как несложно догадаться это обстоятельство породило беспорядки, которые всегда происходят при попытке резко поменять планы. Да что беспорядки. Натуральный бардак! Ведь его армия состояла во многом из совершенно не дисциплинированных войск Речи Посполитой, портящих своим присутствием даже дисциплинированную прусскую пехоту. Так что лишь на утро следующего дня удалось организовать преследование.

И сразу же начали неприятности.

Оказалось, что, отступая, русские раскидывали по дороге 'чеснок ', да не сплошными полями, а маленькими островками. То тут горсть этих маленьких вредителей бросят, то там. Из‑за чего резко снизилась скорость движения войск. Станислава это обстоятельство привело в натуральное бешенство. И, казалось бы, вновь ухватившись за хвост удачи, он с раздражение ощутил в руке несколько куриных перьев.

Дальше – больше!

Ближе ко второй половине дня, начали встречаться совершенно ужасные вещи – направленные фугасы. Хотя, конечно, никто не знал, как это правильно называется. Так вот – некоторые холмы и склоны рядом с дорогой иногда взрывались, осыпая преследовавшие русских войска, градом мелкого камня. Потери это причиняло невысокие. Все‑таки войска довольно сильно растянулись. Но нервировало это неимоверно. Особенно в связи с тем, что никак не получалось узнать, как это все работало. Тайники в земле, где отсиживались подрывники до наступления темноты надежно хранили свои секреты.

Взрывы, чеснок и безумная медлительность выводили Лещинского из себя. Он даже заснуть не мог, дергаясь и переживая. Пропал его знаменитый аппетит.

Станиславу жутко хотелось догнать эту ничтожную группу русских и втоптать в землю. Но он не мог. Физически не мог. Слишком мало в этой округе достойных дорог. Леса да болота. Вот и приходилось ему топтаться на месте под мелкими, пакостными ударами русских.

Но наконец, на седьмой день преследования, когда не только король, но и вся армия уже были доведены до белого каления, началось поле, которое запирали редуты с теми самыми войсками. Надо ли говорить о том, каких усилий стоило Лещинскому накопить войска перед началом атаки, не допуская горячие головы в бой сразу же.

И вот – знаменательный день, точнее утро шестнадцатого августа!

Сто тридцать тысяч солдат и офицеров выстроились напротив русских редутов с единственным намерением – пленных не брать. Вообще. Они хотели отомстить за эту жуткую неделю, унесшую порядка пяти тысяч человек и те страхи, которых они натерпелись.

Станислав важно кивнул, понимая, что теперь его пехота не остановится, и началась атака.

Не желая выделять какие‑либо резервы, он двинул вперед сразу всех мушкетеров и фузилеров, широким фронтом приближающихся к позициям противника. Стремясь, как бы их охватить. Зайти во фланги, которые как будто специально выглядели такими беззащитными…. Сто тысяч в едином порыве двинулись вперед.

Дистанция восемьсот шагов. Земля вспучивается от серии взрывов и в лицо наступающим войскам летят камни направленных фугасов, выкашивая целые роты. Но это только добавило бешенства. Ненависти.

Пятьсот шагов. Новая волна взрывов направленных фугасов.

Вот заработали винтовки русских.

Вот стали ухать картечи.

Но наступление продолжается.

Ненависть. Бешенство. Ужас. Все перемешалось в солдатах. Они хотели только одного – дотянуться до своих врагов. Их нежных тел, что так стыдливо укрывались редутами. И рвать их, раздирать голыми руками, зубами…. Наслаждаясь болью и смертью.

Сто шагов – новая, сдвоенная волна взрывов, идущая по отметке ста и двухсот шагов…. Но дым развеялся и, к удовлетворению Лещинского, его пехота продолжила наступление, несмотря ни на что.

И тут случилось то, чего он боялся больше всего – на его батареях, развернутых больше для порядка, начались рваться снаряды. Да, да. Те самые снаряды, поставившие жирную точку в Минском сражении.

Станислав затравленно оглянулся и с ужасом увидел, как по дороге, с которой еще недавно втягивались его войска, движутся русские. Теми самыми непривычными колоннами и явным намерением атаковать.

Бах! Бах! Бабах! Ухали тяжелые разрывы, обильно осыпая остатки батарей и кавалерийские порядки землей с осколками.

Бух! Рванул снаряд совсем недалеко от короля и что‑то толкнуло его в шею. Не очень сильно. Вроде как ком земли. Он потянул руку его стряхнуть и замер… поняв, что в руку бьет пульсирующая струя крови. Смерть…. Потекли его последние секунды. Но никаких мыслей не посетило его в этот момент. Ни сожаление, ни воспоминания о прожитых, наиболее ярких моментах жизни. Только цепенящий ужас, парализовавший все его волю. Стремительно нарастала слабость, вялость. А потом, когда стало темнеть в глазах, король усмехнулся, поняв, что это – конец. Совсем. Окончательно….

Август стоял с Петром на небольшой наблюдательной площадке, сооруженной на дереве, и наблюдал за ходом сражения. Теперь, после Минска, он уже не сомневался в победе. Даже не понимая, как этого добьется союзник. А потому ему было очень любопытно.

Вот прозвучал сдвоенный взрыв фугасов, приласкавших пехоту противника с фронта и тыла. Вот открыл огонь дивизион тяжелой артиллерии, накрывая ставку, кавалерию и батареи. Вот зашипели легкие пусковые установки, отправляя в воздух сотни небольших ракет, ставшие последней каплей в разгроме наступающей пехоты коалиции. Их взрывы были ничтожны. Но дымный след и звук полета добили психику союзной пехоты окончательно. Они побежали. Правда, вот еще не решили куда. Вокруг поля густой лес, болота, да россыпи чеснока по опушке. А обе дороги запирают русские войска, и кавалерия Петра, готовящаяся завершить разгром….

Глава 5

21 августа 1702 года. Варшава. Королевский дворец

Петр стоял у окна и смотрел на проплывающие где‑то вдалеке кудрявые облака. Его переполняла радость, хоть и приходилось сдерживать всемерно. Шутка ли – две тяжелейшие битвы против значительно превосходящего противника удалось с блеском выиграть!

– До сих пор не могу поверить, что мы победили. – Произнес Август, сидящий в кресте, за спиной царя. – Слишком несоразмерны были силы….

– Но все же, мы смогли это сделать, – усмехнулся Государь, присаживаясь напротив.

– Уже известны потери? – Поинтересовался курфюрст Саксонии. – Признаться, мне каждый раз казалось, что у тебя какие‑то заговоренные солдаты, которых ни сабля, ни пуля не берет.

– К сожалению, это не так. Шестьсот двенадцать убито. Триста семьдесят покалечено. И четыре тысячи сто пятьдесят ранено. Полагаю, что они вернутся в строй в течение года, максимум двух.

– Учитывая масштаб сражений, это, можно считать, что и не было потерь…

– Да, но по деньгам это бьет солидно. Вдов на пенсион необходимо взять, да стариков с детьми. Увечных пристроить на какие‑либо должности, чтобы прокормить себя могли. Но тут проще – фортов у меня много, рабочих мест в достатке, особенно на удаленных рубежах. Да и просто раненых нужно толком вылечить, да восстановить, полностью оплатив все без жадности и крохоборства.

– Но для чего такая забота? – Удивился Август.

– Богоугодно это. Он, – Петр посмотрел на потолок, – ведь все видит. И если ты не заботишься о своих людях, то запросто может лишиться удачи в бою и делах. А это – последнее дело. Поэтому я таким правилам следую неуклонно.

– А откуда ты это знаешь?

– Ты разве не слышал, кто был моим учителем? – С удивлением выгнул брови царь.

– Но ведь легенда… – слегка опешил курфюрст.

– Отнюдь. Другой вопрос, что кричать об этом на каждом углу я не спешу. Но ведь ты – мой брат и друг. Тебе сказать можно.

– И какой он? – После пары минут задумчивости спросил Август.

– Очень спокойный и мудрый. Тогда мне казалось, что его из внутреннего равновесия даже всемирный потоп не выведет.

– А… – начал говорить курфюрст и осекся, так как понял, что не может подобрать слова.

– Ты хочешь узнать, какое христианство он назвал истинным? – Усмехнулся Петр.

– Да. – Несколько растеряно произнес его собеседник, явно переживая.

– Не волнуйся, он отметил, что мы все тут занимаемся ерундой. Все отличия – это не более чем условности, нагроможденные духовенством. Там, наверху на подобные игрища смотрят с умилением. Поэтому я постарался максимально дистанцироваться от всех этих духовных ристалищ. Вон у меня в православии натуральный раскол. Одна толпа фанатиков пытается выдрать бороды другой. И мне, если честно, нет до этого никакого дела. Пусть хоть все волосенки друг другу выщиплют.

– Но ведь нельзя же вообще уйти в сторону. Они обязательно развяжут бойню!

– Верно, – кивнул Петр с улыбкой. – Поэтому я отнял у них острые предметы и приказал договариваться, выступив гарантом того, что никто никого убивать не станет.

– Не просто это все…

– А кому и когда было просто? – Усмехнулся царь. – Вот нашим врагам, к примеру. Мои потери ты уже знаешь. Капля в море, хоть и дорого. Шведская же коалиция только усопшими потеряла девяносто две тысячи человек. Ты представляешь? Ужас! Почти сто тысяч легло в могилу!

– Боже…

– Вот им теперь по – настоящему сложно. Ведь вместе со столь значительной армией погибло все их высшее руководство и практически все офицеры. Кому у них теперь собирать под свои знамена полки ума не приложу. И это только убитые. А еще почти тридцать тысяч пленных…. Да по лесам окрестным неизвестно сколько сгинет. Это не считая почти двухсот пушек, свыше ста пятидесяти тысяч ружей, огромные запасы пороха, свинца, ядер, картечи, провианта и так далее. Очень страшный удар.

– Скажи мне пару лет назад о подобном – не поверил бы, – покачал головой Август.

– Нам же сейчас главное – не получить головокружение от успехов. У меня считай двадцать тысяч. При этом они охраняют тридцать тысяч пленных, почти поголовно солдат. Плюс ловят по округе 'шатунов'. А ведь ты без армии вообще. Нужно идти Саксонию и Пруссию вызволять, снимая шведские гарнизоны. Да к Ливонии приступать. Все не так уж и радужно. Слишком мало людей.

– Насчет Саксонии не переживай. Если дашь мне эскорт, то я довольно быстро восстановлю там власть.

– Полка гусар хватит? Они мне тут особенно не нужны, а выглядят внушительно.

– Вполне, – уверенно кивнул Август, уже прикидывая свой маршрут….

Не откладывая в долгий ящик, уже на следующий день курфюрст Саксонии отбыл с эскортом в родные пенаты. А Петр остался на хозяйстве в самом прямом смысле этого слова. Спешить ему было уже некуда. Теперь, после этого разгрома требовалось, чтобы слухи в стремительно обрастающих подробностях, добрались до вражеских гарнизонов. Ну а потом это блюдо должно было немного потомиться под крышкой на малом огне, доходя до готовности сдаться при первом появление русских войск. В таком деликатном деле спешить было совсем не нужно.

Ну а пока, царь решил сделать ход конем в отношении военнопленных.

Отпускать по домам их было нельзя – тридцать тысяч солдат, на его взгляд, казалось слишком щедрым подарком врагу. Но и держать такую прорву людей во временных концентрационных лагерях – не лучшая идея. Тем более что скоро зарядят дожди и начнутся холода. И так уже слишком многие умерли на этой войне, чтобы приносить в жертву еще и этих бедолаг. Поэтому он сделал им предложение, от которого они не смогли отказаться, то есть, предложил выбор. Всего два варианта. Первый – они так и остаются в концентрационных лагерях до конца войны. Второй – они присягают ему на верность, после чего пять лет работают на строительстве канала, уча русский язык. После чего получают не самые малые земельные наделы в новых владениях России, что раскинулись к северу от черноморского побережья. Да все необходимое для освоения на месте, но не бесплатно, а в лизинг. То есть, аренду с возможность выкупить в рассрочку. Ну и, само собой, во время работ на канале он обязуется их нормально кормить, одевать, лечить и прочими способами оберегать. Как‑никак – они становятся его подданными.

Надо сказать – очень щедрое предложение. Практически никому из этих солдат в их 'старой жизни', то есть, до плена, ничего подобного не светило даже в перспективе. Так что степень воодушевления бывших пленников оказалась очень велика. Ладно они теперь служили самому победоносному правителю мира, как они считали, так ведь и весьма щедрому. Вкупе это дало возможность отправлять их в Ладогу по мере формирования строительных рот практически без охраны. Один – два переводчика – инструктора и все. Люди не то, что разбежаться или взбунтоваться не желали, они рвались заслужить свою землю. Они стремились к своей мечте, которая вот – вот окажется у них в руках. Поэтому, даже если бы шведские войска попытались их освободить, то еще неизвестно, кто больший дал бы им отпор, русские войска, и пленники, почувствовавшие, что у них пытаются украсть мечту.

Впрочем, были и те, кто гордо отказался. С ними Петр особенно церемониться не стал, сформировал особый лечебно – оздоровительный отряд и отправил в свинцовые рудники Новой Земли. Им ведь никто не обещал, что отбывать свой срок они будут в июле и обязательно в Крыму.

Разрулив таким изящным образом проблемы с огромной массой пленных, к вящему удивлению своего окружения. Шутка ли – пленники, уходящие на изнурительные строительные работы, радостно приветствовали Государя. Искренне. Так вот. После отправления последней роты, Петр занялся 'духовным обогащением' России вообще, и Москвы в частности. А именно грабежу.

Конечно, он старался прикрывать столь благородное дело изящными манерами. Ну там выправляя купчие и дарственные. Но не будем лукавить. Петр нагло и бессовестно обдирал великопольское дворянство и духовенство. Скульптуры, картины, гобелены, древние книги, необычные всякие сундучки, кубки, древние доспехи и так далее. В общем – все, что могло составить экспозицию музеев. Исключением оказались разве что иезуиты, которых Петр демонстративно не трогал. А те, за определенную мзду помогали укрывать ценности. И, само собой, половина взносов отправлялась в Москву… на укрепление дружбы между орденом и русским царем.

Не всем пришелся по вкусу этот грабеж. Но шляхта помалкивала, не смея даже вслух озвучить свои мечты, даже в кругу друзей. Минская, а затем и Брестская битва очень красочно все расставила точки над 'i'. Мало того, в Варшавской среде появилось немало тех, кто стремился поквитаться со своими старыми врагами, натравливая на их богатства Петра.

Августу такое положение дел было известно, но он только лишь усмехнулся. Слишком сильна была его обида на шляхту за свинское отношение к нему во время выборов короля. Париж отсыпал чуть – чуть звонких монет и все – эта продажная кодла оказалась готова на все…. Кроме того, он не собирался переносить столицу своего будущего королевства из Дрездена. А потому был благодарен Петру за то, что тот подсказал, что нужно сделать с этими 'подданными', когда они таки окажутся в его власти. Дрезденский музей, безусловно, будет достоин того, чтобы ради экспозиции ободрать до нитки этих проклятых магнатов и заносчивых шляхтичей. Ну, то есть, забрать все то, что не успеет вывезти Петр. Да и иезуитов он щадить не станет, так как лично у него с ними никакой дружбы нет…