Текст книги "Десантник на престоле. Из будущего - в бой. Никто, кроме нас!"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Александр, откуда такие странные мысли? Тебя никто не использует. Мы прибыли для охраны тебя и твоего предприятия. Тебе кто-то сказал что непотребное?

– Значит, не скажете. – С этими словами Саша развернулся и твердой походкой пошел к двери. А в голове пронеслись мысли: "Теперь ясно, чего это отец так раздобрился и ввязался в странную авантюру с рыцарским братством. Ну да ладно, эта новость, конечно, скверная, но нужно будет получить и с нее выгоду. Они хотят ловлю на живца? Они ее получат. Главное, чтоб не подавились". Последующие часы напряжение не спадало. Александр посматривал на сотрудников третьего отделения волчонком и обдумывал свои шаги и пределы своих возможностей. После обеда прибыл митрополит и несколько оживил обстановку, но видя, что она продолжает накаляться, настоял на немедленном выезде на выбранную им площадку под особый кадетский корпус.

Незадолго до приезда великого князя московский митрополит Филарет, после консультаций с Закревским, решил, что наилучшим образом соответствует поставленным задачам, поставленным перед ним императором только Ходынское поле, которое, впрочем, занимали хозяйства московских извозчиков. Раньше времени их выселять не спешили, так как это решение нужно было согласовать с Левшиным, да и мнение малолетнего Александра, который уже проявил себя мальчиком довольно деятельным и не лишенным трезвого разума, тоже было важно. Ведь ему там было строить какие-то свои поделки, так одобряемые Алексеем Ираклиевичем и лично Его величеством. Именно на Ходынку вся делегация и поехала, ибо пробежавшая черная кошка между Александром и Левшиным грозила перерасти в события совершенно непредсказуемого характера. Да, Александр был еще только мальчиком, но от него многое зависело в этой авантюре, а потому он легко мог все порушить одним лишь своим неадекватным поведением. Или, как вариант, отказом во всем этом участвовать. В ходе пути, совмещая прыжки на ухабах с общением, Филарет смог выяснить весьма впечатлившую его информацию о раскрытии Александром плана, пусть и не в деталях, так что теперь использование его "втемную" становится очень сложным, если вообще возможным. В ходе поездки великий князь, хоть и злился на то, что дал так легко себя обмануть, но посматривал по сторонам, пытаясь отвлечься и приметить знакомые места. К сожалению, этого практически не происходило. Его родной город за полтора столетия изменился колоссально и вообще не походил на себя образца начала XXI века. Больше всего он напоминал Зарайск в том виде, в котором застал его Александр в 2007 году, посещая музей одного из самых удивительных офицеров времен Великой Отечественной войны дважды героя Советского Союза Виктора Леонова. Так вот, городок был практически не искорежен временем, и если не считать нескольких зданий, построенных в XX веке, вполне отражал уровень городской архитектуры московских двориков середины XIX века. Три этажа были редкостью и группировались ближе к центру. Много деревянных домиков с отгороженными дворами. Белье, сохнущее на веревках прямо во дворе, дымки от печей, поднимающиеся то там, то тут, а также прочие, не укладывающиеся в голове Александра детали, совершенно выбивались из рушащегося на глазах образа второй столицы. Да, он еще не посещал другие крупные города своего нового времени, но если так выглядит "первопрестольная", то какой же ужас творится в остальных местах?

Ужас? Разве пасторальные виды не должны умиротворять человека, а большая близость с природой его успокаивать? Возможно, но, по всей видимости, не всех. Александр родился и вырос в гудящих как трансформаторная будка джунглях из бетона, стекла и металла, а потому подобная обстановка казалась ему неестественной и чуждой. Если конкретизировать, то, в принципе, неудовольствие великого князя и, по совместительству, гостя из нашего времени, можно свести только к двум аспектам: технологическому уровню и динамики жизни. Пойдем по порядку. Итак, технологический уровень. С точки зрения человека, который жил полной жизнь жизнью в мегаполисе начала XXI века, его не было. Точнее он был, но совершенно смехотворный – "хуже захудалой деревушки". Конечно, технологии находились на подобном уровне, а то и ниже, в середине XIX веке, по всей планете, но это Александра не сильно успокаивало. Ему остро не хватало мобильных телефонов, компьютеров, интернета, скоростного транспорта, асфальтовых дорог, нормальной сантехники и прочего, прочего, прочего. И если проживание в Санкт-Петербурге, он больше воспринимал как большой дебош в музее, то тут, в Москве, он оказался просто на гране паники. Только здесь и сейчас великий князь смог понять, что он на самом деле очень далеко в прошлом и что всего того, к чему он привык, в его жизни быстрее всего больше не будет. Вторая беда, которая его угнетала, заключалась в ритме жизни. Все протекало невыносимо медленно. Это вызывало у него психологический диссонанс с реальностью. Для него как для человека, привыкшего жить и работать в суровом напряжении и спешке, подобная неторопливость и общая расслабленность вызывало зудящее желание начать давать подзатыльники и орать "Шире шаг!". Даже там, в той жизни, он умудрялся быстро ковылять на протезах, раздражаясь от медленно ползущих "пьяных чебурашек", которые прогулочным шагом еле плелись по дороге, мешая его ритму движения. Но там и тогда их всегда можно было обойти. А тут таким был весь народ. Вообще весь. Причем, по всей видимости, по всему миру. "Да уж. Только отсюда и поймешь, какой титанический труд пришлось проделать большевикам по переводу этой спящей местности на промышленные и деловые рельсы. Только здесь и начинаешь по-настоящему ценить и уважать их успехи. Это не смешные либералы-болтуны, которые максимум на что способны, так это разглагольствовать о каких-либо умозрительных фикциях и ругаться. Здесь работы непочатый край. Да такой работы, что пупок развязаться может. А поди ж ты – сделали". Мысли бурлили в голове великого князя могучими потоками, зля и напрягая его молодое тело. Ему предстояло большая работа – подобно большевикам, которых так нежно "обожали" либералы, поднять с практически абсолютного нуля могучую промышленность его Отечества. От таких мыслей депрессия только усиливалась, а он сам сжимался и представлял себя небольшой озлобленной блошкой, которая вознамерилась повернуть естественный ход событий. Да, шансов у него было мало, но уступить и просто плыть по течению он не мог, совесть не позволила бы.

Особый кадетский корпус, посвященный архистратигу и, по совместительству архангелу Михаилу, решили строить на Ходынском поле, которое, впрочем, в полном объеме отходило к его территории. Название корпуса, предложенное Филаретом, было продиктовано не только определенными культурно-религиозными традициями, но и наличием весьма древнего Архангельского собора в Кремле, с которым можно было связать наиболее торжественные действия данного учебного заведения. Впрочем, длительная тирада митрополита была лишней, так как всех заинтересованных лиц вопрос о том, кому посвящать и в честь кого называть кадетский корпус, совершенно не волновал. Их больше интересовала территория, на которой все разместится, и, собственно по поводу нее и спорили. В конце концов, остановились на Ходынском поле, как наиболее удобном в географическом плане, так и наименее проблемном в плане разворачивания комплекса. Единственным затруднением были извозчики, для которых эта самая территория являлась одним из источников кормов для лошадей. Но критичной подобную проблему называть было нельзя, тем более что поле им не принадлежало. Первым шагом, обозначенным Левшиным прямо при осмотре поля, стало создание так называемого "периметра". Конечно, Алексей Ираклиевич не знал подобного слова, да и в практику такие поступки не вошли, но где-то на уровне подсознания такой шаг показался ему единственно верным. Впрочем, не только ему, так как весь совет, в который входили помимо него еще Закревский и Филарет, признали важность и нужность данного действия, дабы упростить охранные мероприятия. Собственно сам периметр был представлен обычной каменной стеной с прогулочной дорожкой с внутренней ее стороны. А дальше заморосил мелкий, прохладный дождик и вся кавалькада решила продолжить обсуждение в Николаевском дворце, благо, что Арсений Андреевич загодя обеспокоился подробной картой поля.

Добравшись в половине пятого до Кремля и отужинав, уже упомянутая триада из Левшина, Закревского и Филарета уединилась, дабы обсудить ряд вопросов, связанных с организационными и проектными делами, касающихся особого кадетского корпуса. Александра само собой не пригласили – зачем нужен подросток, когда думают солидные мужи? Но, в ходе обсуждения митрополит поднял вопрос об утреннем прецеденте, дабы решить, как быть дальше. После двух часов напряженного спора, в ходе которого пару раз чуть не дошло до рукоприкладства, решили, что Александра нужно привлекать к делам организации и развития корпуса. Они посчитали, что подобный шаг позволит потешить самолюбие и амбиции великого князя, а также отвлечь его от шпионских игр, максимально вовлекая его в большую игру другого плана. Само собой, не отпуская в свободное плавание, но давая определенную свободу. В связи с чем, Филарет решил лично пригласить Александра на совет, а заодно и поговорить, прощупывая степень его раздражения от утреннего прецедента. Это было нужно, чтобы аккуратнее выстроить дискуссию после прибытия на совет этого во всех отношениях необычного мальчика. Без четверти семь он зашел в обширный кабинет, который великий князь временно использовал в качестве атлетического зала и застал там весьма необычную для его взгляда картинку. Дабы утолить все усиливающееся напряжение Александр решил устроить тренировку, но не только для себя, а для всего отряда. Вот за синхронным отжиманием с очень узким упором (для прокачки трицепсов и дельтовидных мышц) он и застал всех новоявленных рыцарей. При этом, эти двенадцать подростков хором, речитативом в ритм жимам, читали стихотворение: "Я – узнал – что у – меня – есть – огромная – семья – и тропинка – и лесок – в поле – каждый – колосок – речка – небо – голубое – это все – мое – родное – это – Родина – моя – всех – люблю – на свете – я!". Учитывая, что подобных упражнений митрополит никогда в своей жизни не видел, да и не слышал ни о чем подобном, то был серьезно впечатлен. Так и стоял у двери, пока это упражнение не закончилось, и Александр не поднял ребят и не перешел к легким аэробным упражнениям, дабы вывести избыток молочной кислоты из мышц.

Первые минуты совета с молодым великим князем проходили весьма необычно. Солидные люди надували щеки как могли, пытаясь произвести эффект необычайной важности совершенно пустяковых вопросов, которые они договорились обсуждать при Александре. И действительно – если бы на месте нашего "вселенца" был оригинальный Александр Александрович Романов, то эффект был бы поразительный. Но им не повезло. Надували щеки они перед весьма опытным и достаточно ушлым кадром, который прошел и огонь, и воды, и медные трубы, да в такой обстановке, что им и не снилось. Никто не умаляет достоинств наших предков, просто уровень напряженности, который в те времена вызывал психические срывы и переутомления в наши дни совершенно обычен. Так вот, постоял Александр минут с десять, внимательно слушая их умилительный бред, и вспоминая, как что-то аналогично бессмысленное ему лепетали там, в 1995 году, перед первым боем, но под конец не выдержал:

– Господа, вы случаем не захворали? – Великий князь выдержал паузу, смотря, как осеклись окружающие его "надутые индюки" – Я надеюсь, что это не так и вы попросту решили разыграть для маленького мальчика небольшую театральную миниатюру. Я не хочу допускать мысли о том, будто вы искренне надеетесь на то, что я завизжу от радости и захлопаю в ладоши, от чувства собственной важности, слушая всю эту ничего не значащую чепуху, которую вы мелете с таким солидным видом. – Вновь сделав паузу Александр, обвел злющим взглядом эту троицу, лица которых очень явственно говорили о только что тщательно разжеванных и проглоченных фекалиях. – Так что, господа, если вы хотите делать со мной дела, я надеюсь, в будущем, таких розыгрышей не будет, ибо я их очень не люблю. Давайте проясним. Вы здесь, для того, чтобы используя меня и мое предприятие в качестве наживки, дабы максимально потрепать шпионскую сеть, по всей видимости, Великобритании. Это ваша задача. Я здесь для того, чтобы развернуть особый кадетский корпус как опорное учебное заведение Братства. Вы можете рассчитывать на мою поддержку в ваших делах. Но! – подросток поднял указательный палец вверх, выдерживая небольшую паузу. – Только в той мере, в какой я могу рассчитывать на вашу помощь в реализации моей задачи. Вопросы есть? – Александр снова обвел троицу с совершенно шокированными лицами максимально суровым взглядом, который могла скорчить его молодая физиономия, и ждал их реакции. Этим горе-манипуляторам нужно было время, чтобы понять произошедший конфуз и осознать, как им действовать дальше. Первым пришел в себя митрополит.

– Ваше императорское высочество, вы нас не так поняли…

– В чем я вас не так понял? – Александр продолжая хмуриться, упер руки в боки и посмотрел в глаза Филарету. Игра в "гляделки" получилась милейшей. Отвернуться было нельзя ни при каких обстоятельствах, как и выиграть. Время замедлилось, а в районе спины стала чувствоваться какая-то пустота, тянущая за собой все тело в желании отступить и уступить. Неизвестно чем бы все это закончилось, если бы Алексей Ираклиевич не прервал эту затянувшуюся паузу, войдя между обоими "насупившимися баранами" разрывая зрительный контакт и вступая в дискуссию.

– Господа, давайте не будем накалять обстановку. Мы действительно думали, что вы, ваше императорское высочество, не понимаете всех обстоятельств и тонкостей нашего дела. Но мы всего лишь люди, и нам всем свойственно время от времени ошибаться. Надеюсь, вы не в обиде на нас за это?

Сказать, что Левшин, Закревский и Филарет были шокированы произошедшим событием – ничего не сказать. Пока Александр вел разговор преимущественно с Арсением Андреевичем, Алексей Ираклиевич обдумывал произошедший инцидент. "Какой, однако, необычный ребенок. Если не считать двух эпизодов, списанных на хорошую наблюдательность, то он был вполне обычным мальчиком, укладывающийся в свой возраст. Конечно, очень замкнутым парнем, проявлявшим устойчивое, сильное рвение к учебе и к реализации своих дел, но это лишь похвально. Однако сегодня он раскрыл себя с совершенно новой стороны. Впервые он потерял самообладание и взорвался. Да как! В обычной обстановке они с Арсением только бы улыбнулись, смотря как ребенок куражится, но в той ярости, которая выплеснулась из Александра и ощущалась буквально кожей, было что-то пугающее. Эти мощные, тяжелые эмоции, которые, как будто поднялись с самого дна и рвались наружу, сдерживаемые лишь усилием воли. И самое ужасное было в том, что великий князь, по всей видимости, все понимал. Каждый шаг, который совершался, в том числе для пускания ему пыли в глаза. Стыдно и страшно". Совет дальше шел очень вяло, так как все его участники чувствовали себя "не в своей тарелке" после произошедшего. Видя это, Александр попросил время на обдумывания своих предложений по особому кадетскому корпусу и удалился с копией карты Ходынского поля.

На следующий день, по раннему утру, Левшин поехал к митрополиту дабы обсудить весьма непростую обстановку с великим князем. Алексею Ираклиевичу повезло – он поймал митрополита, выезжавшего на бричке в сторону Кремля. Тому, как выяснилось, также не терпелось пообщаться. В общем, минут через двадцать после встречи, они уже завтракали в резиденции митрополита. На повестки дня было три вопроса. Во-первых, тот ли это Александр и не подменили ли его случаем? Во-вторых, если не подменили, то отчего он себя так странно ведет, не бес ли в него вселился? В-третьих, что им всем делать теперь? Завтрак затянулся до обеда, к которому подтянулся Арсений Андреевич. Вечером, окончательно решили, что подмена исключена, так как великий князь был все время на виду и, кроме постепенно появлявшихся странностей, вел себя вполне нормально. Поэтому остановились на неком стороннем вмешательстве: или божественном, или дьявольском. Люди они были неискушенные в таком вопросе, а потому решили простым путем и скопировать церковную часть посвящения в рыцари у католиков, благо, что она совершенно не противоречия православным традициям. Поэтому Александру решили предложить публичное благословение московского митрополита, но перед этим он должен совершить определенный ритуал, который заключался во всенощном бдении с молитвой возле алтаря, переходящее утром в службу, которая перетекала в исповедь и последующее причастие. И только по исполнении подобных действий митрополит мог публично благословить его с товарищами на ратные подвиги во славу Отечества, беря, таким образом, братство созданное Александром, под покровительство РПЦ. Не очень красиво, да и Синод не факт, что одобрит, но зато замечательный повод проверить факт вселения беса в великого князя, да без лишних подозрений. Так что Его Величество простит митрополиту такую самодеятельность, ибо и проверил душевное здоровье сына, и подозрений не навел никаких. А то ведь потом, ежели приглашать из Киевской лавры специалистов по изгнанию вселившихся бесов, то можно поставить под удар всю императорскую фамилию, а оно было не только смертельно опасно, но и совершенно лишним. Для ритуала выбрали Архангельский собор Кремля. А что делать дальше покажет результат проверки.

В это время Александр, пользуясь определенным затишьем, решил выяснить торговую и финансовую обстановку в Москве, то есть – на что он может рассчитывать при проектировании комплекса учебной военной базы, то есть особого кадетского корпуса. Для этой цели был остро необходим какой-либо опытный человек, хорошо сведущий в вопросах "товаров и цен". И именно такого Александр застал в приемной Арсения Андреевича, уехавшего без предупреждения куда-то ближе к обеду и оставившего в ожидании посетителей, пришедших к нему на прием по разным вопросам. По рекомендации секретаря Закревского великому князю представили известного московского текстильного фабриканта и торговца Солдатенкова Козьму Терентьевича, с которым Александр и уединился. Разговор получился, в принципе достаточно познавательный для "вселенца", так как этот фабрикант не только бизнесом занимался, но и меценатством, а потому неплохо разбирался в искусстве и его текущих тенденциях. Точнее сказать, разговор был несколько неоднородным и состоял из двух частей. В первой, которая длилась не более часа, Александр задавал конкретные вопросы о поставщиках строительных материалов, их ассортименте, ценах, возможных объемах и сроках поставок, известных строительных артелях и прочих чисто деловых вещах. Большую часть подобных сведений он записывал в небольшую тетрадь, дабы не забыть. Вторая же часть разговора началась после того, как в разговоре было упомянуто издательство, открытое Солдатенковым в текущем 1856 году. В помещение оного Козьма предварительно проводил, в том числе и ремонт, и на этом примере объяснял сроки и цены отделочных работ. Александра же в примере больше заинтересовало издательство, на чем и был сделан акцент. Всплыло несколько фамилий из школьного курса литературы. Знаний Александра о том же Виссарионе Белинском, в силу весьма прохладного отношения к литературе в школьные годы, было немного, но их хватило для того, чтобы разговор стал развиваться в совершенно новом ключе. Солдатенков был удивлен и поражен этим удивительным подростком, который в столь юном возрасте имеет такой широкий круг интересов. Особенный переход случился, когда Александр откопал в своей памяти воспоминания из университетского курса философии о диалектике Гегеля. Тут-то Козьму Терентьевича и понесло. Великий князь лишь изредка задавал наводящие вопросы и слушал, слушал, слушал, в то время как фабрикант, прибывавший в уже зрелом возрасте, с азартом мальчишки рассказывал о своем увлечение литературой и живописью. Он, то вскакивал и начал вышагивать по комнате, размахивая руками, то буквально падал на диван и с отрешенным видом продолжал рассказ почти шепотом. Александру остро не хватало гуманитарного кругозора для полноценного участия в такой беседе, но оно и не требовалось, так как Козьме Терентьевичу хотелось просто выговориться. Ничего супротив Его Величества или местных чиновников он не говорил, так как был не дурак и понимал, кто его слушатель. Однако вот уже несколько месяцев мог беседовать на подобные темы только с письмами, а тут такой подарок. В общем, им пришлось прерваться только потому, что Александру прибыл курьер от секретаря Закревского, сообщающего, как то и было договорено, о возвращении Арсения Андреевича.

Новость о желании загладить свою непомерную вспыльчивость и гордыню, неприличную сану священнослужителя и в лучших традициях христианства благословить дело великого князя на ратные подвиги, принес Александру утром следующего дня лично митрополит. Разговор вышел недолгим. Великий князь искренне поблагодарил митрополита за его поддержку, но после того, как узнал о необходимой процедуре с всенощным бдением, скис, хоть и не показывая этого внешне, даже напротив, и довольно быстро откланялся, желая рассказать об этой прекрасной новости ребятам. Он еще вчера вечером серьезно призадумался о том, что он творит и что на грани фола. А сегодня ему вообще чуть дурно не стало, когда ему показалось, будто он не с митрополитом московским Филаретом разговаривает, а с весьма довольным собой Леонидом Броневым, выступающем в роли группенфюрера СС при соответствующем костюме. Он аж холодным потом покрылся от радости встречи. Но, к счастью, подобных наваждений больше не было. Так что весь разговор с митрополитом где-то на краю сознания звучал до боли знакомый голос Копеляна: "В этот день Штирлиц как никогда был близок к провалу". И так по кругу, как заевшая пластинка в граммофоне. Естественно, дабы не вызывать подозрений он обрадовал ребят желанием митрополита, а после, ближе к обеду, отправился лично осматривать Архангельский собор, который до того еще ни разу не посещал. Александр сразу понял, что этот хитроумный старичок что-то задумал, по всей видимости, проверить одержимость бесами его Александра. То есть, пробует вставлять палки в колеса. Поэтому нужно было пресечь все эти вредные и деструктивные шевеления сразу и навсегда. В соборе не было ни души. Да и кому нужно было туда ходить, кроме слуг для уборки? Большой склеп с древними костьми, в котором уже давно даже службу не вели. Точнее вели, но лишь изредка – по большим праздникам. Так что, войдя внутрь, Александр оказался в тускло освещенном помещении совершенно один. Колеблющееся пламя от немногочисленных толстых свечей, зажженных рано утром, создавал причудливые тени по всему зданию, а свет от немногочисленных узких окон лишь слегка рассеивали полумрак. Иными словами – сонно-мистическое царство, перед которым Александр, как искренне неверующий человек, не испытывал ни малейшего трепета. Именно здесь ему и предстоит совершить чудо. Подстроить, конечно. Однако для сторонних наблюдателей это не должно быть понятно. После некоторых раздумий великий князь пришел к выводу о том, что этим чудом должен стать относительно сфокусированный луч света, который осветит его на рассвете. Прилепить зеркальце в нужном месте было небольшим трудом, но, во-первых, его могли обнаружить до или после "чуда", а во-вторых, его не только могли, но и обнаружили бы непременно. Так что простая геометрическая задачка по пусканию солнечного зайчика серьезно осложнилась.

После пары часов лазанья по территории собора Александр обратил внимание на то, что толстенные стекла в рамах не только слегка мутноваты, но и весьма грязны как снаружи, так и изнутри. Иными словами, если их правильно протереть в нужных местах, можно получить жиденький и несколько рассеянный, но луч света, идущий от стекла под определенным углом. Дальше все было делом техники – замеры "на глазок", расчеты углов и подготовка меток, чтобы в последний вечер провернуть подобную операцию. В общем, рассеянность лучей играла даже на руку великому князю, так как по его расчетам позволяла подсветить не какое-то малое пятно, а приличный фрагмент пола перед алтарем. Как раз то место, которое было обозначено митрополитом для всенощного бдения. Дело в том, что Александр предложил оформить сей процесс благословения на бумаге, потомкам на память и последующим членам братства в качестве инструкции. И митрополит отказаться от подобного дела не мог, равно как и Александр от самого ритуала. А в ходе записывания пришлось вполне четко и конкретно регламентировать весь ритуал, дабы путаницы не возникало. Опять же по настоянию Александра, дотошность которого в этом деле несколько раздражала Филарета. Откладывать задуманную митрополитом процедуру не стали, так что уже 26 сентября, в субботу, после обеда Александр сделал задуманное и подготовил собор к чуду. Само собой – тайно. А вечером того же дня все представление торжественно и началось. Причем всенощное бдение членов братства проходило при службе, проводимой лично митрополитом при шести помощниках. Он лично хотел проконтролировать поведение великого князя и убедиться в его чистоте перед Богом. Помимо указанных людей в соборе находилось десятка два всякого рода слуг и служек. В общем – получилось вполне людно. К счастью никаких крупных праздников на эту ночь не приходилось, потому и особых проблем в это не было. Так что, когда с первыми лучами солнца в церковном полумраке весьма ярко подсветилось то самое место, на котором стоял Александр, Филарет чуть не подавился собственным языком, будучи удивленным, испуганным и вдохновленным одновременно. Этот ступор длился минут пять, причем у всех присутствующих, включая остальных членов Братства. Получилось даже лучше, чем на то рассчитывал великий князь. Он сделал так, что от каждого окна в нужную сторону шло много малых и узких лучей, которые через 2–3 метра смешивались из-за рассеивания их стеклом, а потому с некоторого удаления казалось, что светятся окна целиком. Так что прошло все в лучшем виде. После завершения всех процедур в соборе Александр обратился к митрополиту с просьбой привести собор в надлежащее состояние, дабы Братство в нем могло молиться, то есть отдраить в нем все, включая жутко грязные стекла, которые лишь после Божественного вмешательства смогли пропустить толику света. Филарет грозно глянул на служек, которым было поручено следить за чистотой в этом храме, а те, в ответ, еле дрожащими от испуга голосами, запричитали о том, что все будет исполнено в лучшем виде и уже сегодня. После чего, митрополит с видом "лихим и придурковатым", от полученного шока, двинулся в сопровождение великого князя Александра с остальными членами братства, к Николаевскому дворцу, завтракать.

Уже вечером того же дня вся Москва знала о случившемся чуде, которое стало ключевой темой для досужих разговоров на ближайшее время. В связи с чем, митрополит, как, впрочем, и Закревский с Левшиным, оказались своего рода заложниками подобного обстоятельства, ибо народная молва договорилась до ангелов, спустившихся с небес, дабы благословить великого князя с товарищами на ратные дела. Глупость, конечно, но опровергать ее было совершенно не в интересах, как православной церкви, так и императорской фамилии. Даже более того, если бы кто-либо из свидетелей попробовал это сделать, то имел бы весьма неприятные последствия. С другой стороны, митрополит, как человек хоть и весьма умный, но, все же, воспитанный в православном обществе, был более чем озадачен случившимся. С одной стороны это могла быть чистой воды случайность, но уж больно она оказалась вовремя. В общем, после некоторых раздумий, Филарет принял решение не искушать судьбу, тем более, что было очень похоже на то, что Александр действительно находиться под какой-то опекой божественных сил, явно обозначивших свое присутствие. Сделав соответствующие выводы и поделившись оными с Левшиным и Закревским, Филарет успокоился, надеясь на то, что дела вошли в спокойное русло и потрясения закончились. И очень даже зря, так как Александр, поняв, что товарищи наживку заглотили, решил делать следующий ход и развивать успех, как говориться "не отходя от кассы". Задумка была проста и нетривиальна. Великому князю нужно было продвинуть свое виденье учебной базы, но знать целую массу деталей и фактов он мог по определению, так что проект в обычной его форме (то есть бизнес-план) был исключен. Однако, успешно проведенная операция "Чудо" позволила ссылаться на то, что он видел во сне то, что нужно строить и изобразить все это в эскизах и набросках с пояснениями. Чем он и занялся. А 8 октября 1856 года, то есть спустя две недели после приезда в Москву, по инициативе великого князя был вновь собран совет, на котором Александр предоставил свои пожелания касательно особого кадетского корпуса. Собственно совета толком и не было, так как собравшиеся внимательно изучали целую папку эскизов, в которых полторы недели великий князь выражал свои мысли. Получилось весьма и весьма неплохо – даже невооруженным глазом было видно, что при некотором обобщении эта папка представляет собой весьма план поэтапного развертывания мощной армейской учебной базы. Учитывая, что ни Левшин, ни Закревский, ни Филарет ничего подобного не видели, то они, разгребая папку, все больше и больше поражались и не только проекту, но и происходящему вообще. А ближе к концу совета Алексей Ираклиевич был уже полностью убежден в том, что именно этот необычный мальчик виновник того, что вообще вся эта каша заварилась. То есть у Александра шла своя игра и весьма успешная.

Но вернемся к проекту. Согласно мыслям, изложенным на бумаге, особый кадетский корпус может быть запущен в функционирование в минимальном режиме уже через два месяца, то есть до наступления Нового года, а полное развертывание должно было завершиться летом 1861 года. В проекте были учтены самые разные детали, которые являлись как обыденными для существующего периода истории, так и новаторскими, а местами и вовсе – революционными. После полноценного ввода в эксплуатацию учебный комплекс должен получить четыре однотипных трехэтажных казармы для полного интерната учащихся числом до 1200 человек, то есть по 300 на корпус. В каждой казарме было по два десятка душевых кабин, умывальников и туалетов. Туалеты, само собой, были далеки от современного нам состояния, и располагались в качестве небольшой пристройки, над выгребной ямой, прилегающей прямо к зданию. Помимо этого, был предусмотрен пятый особнячок, где имелось 80 довольно просторных однокомнатных квартир для служебного пользования и еще столько же для размещения гостей. Учебных корпусов было четыре, в которых имелось шесть больших лекционных, восемь десятков малых и два десятка особых аудиторий, а также два малых танцевальных зала, три музыкальных класса и большой актовый зал. В общем, весьма и весьма обширные площади, позволяющие обучать до двух тысяч человек в одну смену. Кроме этого имелась отдельная столовая и не меньшая баня, небольшая мастерская для ремонта стрелкового оружия и снаряжения патронов, конюшни, склады, а также весьма обширный спортивный комплекс. Последний включал в себя закрытый, отапливаемый бассейн с подогревом воды, стрельбище, пеший и конный плацы, несколько разнотипных полос препятствия, атлетический зал и площадку, игровой зал и площадку (для игры в кирм), беговые дорожки и многое прочее. В общей сложности на территории учебной базы планировалось возвести более шести десятков различных крупных объектов, а также, полторы тысячи таких мелочей, как фонари уличного освещения, скамейки, урны и прочее. Короче, весьма масштабное дело, в планировки которого, просматривался явный запас на дальнейшее развитие. Спустя три часа, Александр, ссылаясь на важные и неотложные дела, оставил своих фактически опекунов и отбыл на запланированную тренировку. Те же, в свою очередь отбыли, спустя час в резиденцию митрополита, разослав предварительно более десятка гонцов. Не считая некоторых разногласий, Левшин, как самый старший в чине между Филаретом и Закревский постановил проект реализовывать, ибо он хоть и необычен, но очень любопытен. До прибытия в феврале следующего года Его Величества, все равно много не получиться реализовать, а дальше будет видно, тем более, что по предварительным подсчетам, до указанного отчетного момента общий расход на развертывания особого кадетского корпуса для великого князя легко укладывалось в десять тысяч рублей, что было вполне допустимо.