Текст книги "Форель разбивает лед (Стихи 1925-1928)"
Автор книги: Михаил Кузмин
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Кузмин Михаил
Форель разбивает лед (Стихи 1925-1928)
Михаил Кузмин
Форель разбивает лед
Стихи 1925-1928
I
501-515. ФОРЕЛЬ РАЗБИВАЕТ ЛЕД
А. Д. Радловой
1
ПЕРВОЕ ВСТУПЛЕНИЕ
Ручей стал лаком до льда:
Зимнее небо учит.
Леденцовые цепи
Ломко брянчат, как лютня.
Ударь, форель, проворней!
Тебе надоело ведь
Солнце аквамарином
И птиц скороходом – тень.
Чем круче сжимаешься
Звук резче, возврат дружбы.
На льду стоит крестьянин.
Форель разбивает лед.
2
ВТОРОЕ ВСТУПЛЕНИЕ
Непрошеные гости
Сошлись ко мне на чай,
Тут, хочешь иль не хочешь,
С улыбкою встречай.
Глаза у них померкли
И пальцы словно воск,
И нищенски играет
По швам жидовский лоск.
Забытые названья,
Небывшие слова...
От темных разговоров
Тупеет голова...
Художник утонувший
Топочет каблучком,
За ним гусарский мальчик
С простреленным виском...
А вы и не дождались,
О, мистер Дориан,
Зачем же так свободно
Садитесь на диван?
Ну, память-экономка,
Воображенье-boy,
Не пропущу вам даром
Проделки я такой!
3
ПЕРВЫЙ УДАР
Стояли холода, и шел "Тристан".
В оркестре пело раненое море,
Зеленый край за паром голубым,
Остановившееся дико сердце.
Никто не видел, как в театр вошла
И оказалась уж сидящей в ложе
Красавица, как полотно Брюллова.
Такие женщины живут в романах,
Встречаются они и на экране...
За них свершают кражи, преступленья,
Подкарауливают их кареты
И отравляются на чердаках.
Теперь она внимательно и скромно
Следила за смертельною любовью,
Не поправляя алого платочка,
Что сполз у ней с жемчужного плеча,
Не замечая, что за ней упорно
Следят в театре многие бинокли...
Я не был с ней знаком, но все смотрел
На полумрак пустой, казалось, ложи...
Я был на спиритическом сеансе,
Хоть не люблю спиритов, и казался
Мне жалким медиум – забитый чех.
В широкое окно лился свободно
Голубоватый леденящий свет.
Луна как будто с севера светила:
Исландия, Гренландия и Тулэ,
Зеленый край за паром голубым...
И вот я помню: тело мне сковала
Какая-то дремота перед взрывом,
И ожидание, и отвращенье,
Последний стыд и полное блаженство...
А легкий стук внутри не прерывался,
Как будто рыба бьет хвостом о лед...
Я встал, шатаясь, как слепой лунатик,
Дошел до двери... Вдруг она открылась...
Из аванложи вышел человек
Лет двадцати, с зелеными глазами;
Меня он принял будто за другого,
Пожал мне руку и сказал: "Покурим!"
Как сильно рыба двинула хвостом!
Безволие – преддверье высшей воли!
Последний стыд и полное блаженство!
Зеленый край за паром голубым!
4
ВТОРОЙ УДАР
Кони бьются, храпят в испуге,
Синей лентой обвиты дуги,
Волки, снег, бубенцы, пальба!
Что до страшной, как ночь, расплаты?
Разве дрогнут твои Карпаты?
В старом роге застынет мед?
Полость треплется, диво-птица;
Визг полозьев – "гайда, Марица!"
Стоп... бежит с фонарем гайдук...
Вот какое твое домовье:
Свет мадонны у изголовья
И подкова хранит порог,
Галереи, сугроб на крыше,
За шпалерой скребутся мыши,
Чепраки, кружева, ковры!
Тяжело от парадных спален!
А в камин целый лес навален,
Словно ладан, шипит смола...
Отчего ж твои губы желты?
Сам не знаешь, на что пошел ты?
Тут о шутках, дружок, забудь!
Не богемских лесов вампиром
Смертным братом пред целым миром
Ты назвался, так будь же брат!
А законы у нас в остроге,
Ах, привольны они и строги:
Кровь за кровь, за любовь любовь.
Мы берем и даем по чести,
Нам не надо кровавой мести:
От зарока развяжет Бог,
Сам себя осуждает Каин...
Побледнел молодой хозяин,
Резанул по ладони вкось...
Тихо капает кровь в стаканы:
Знак обмена и знак охраны...
На конюшню ведут коней...
5
ТРЕТИЙ УДАР
Как недобитое крыло,
Висит модель: голландский ботик.
Оранжерейное светло
В стекле подобных библиотек.
Вчерашняя езда и нож,
И клятвы в диком исступленьи
Пророчили мне где-то ложь,
Пародию на преступленье...
Узнать хотелось... Очень жаль...
Но мужественный вид комфорта
Доказывал мне, что локаль
Не для бесед такого сорта.
Вы только что ушли, Шекспир
Открыт, дымится папироса...
"Сонеты"!! Как несложен мир
Под мартовский напев вопроса!
Как тает снежное шитье,
Весенними гонясь лучами,
Так юношеское житье
Идет капризными путями!
6
ЧЕТВЕРТЫЙ УДАР
О, этот завтрак так похож
На оркестрованные дни,
Когда на каждый звук и мысль
Встает, любя, противовес:
Рожок с кларнетом говорит,
В объятьях арфы флейта спит,
Вещает траурный тромбон
Покойникам приятен он.
О, этот завтрак так похож
На ярмарочных близнецов:
Один живот, а сердца два,
Две головы, одна спина...
Родились так, что просто срам,
И тайна непонятна нам.
Буквально вырази обмен
Базарный выйдет феномен.
Ты просыпался – я не сплю,
Мы два крыла – одна душа,
Мы две души – один творец,
Мы два творца – один венец...
Зачем же заперт чемодан
И взят на станции билет?
О, этот завтрак так похож
На подозрительную ложь!
7
ПЯТЫЙ УДАР
Мы этот май проводим как в деревне:
Спустили шторы, сняли пиджаки,
В переднюю бильярд перетащили
И половину дня стучим киями
От завтрака до чая. Ранний ужин,
Вставанье на заре, купанье, лень...
Раз вы уехали, казалось нужным
Мне жить, как подобает жить в разлуке:
Немного скучно и гигиенично.
Я даже не особенно ждал писем
И вздрогнул, увидавши штемпель: "Гринок".
– Мы этот май проводим как в бреду,
Безумствует шиповник, море сине
И Эллинор прекрасней, чем всегда!
Прости, мой друг, но если бы ты видел,
Как поутру она в цветник выходит
В голубовато-серой амазонке,
Ты понял бы, что страсть – сильнее воли.
Так вот она – зеленая страна!
Кто выдумал, что мирные пейзажи
Не могут быть ареной катастроф?
8
ШЕСТОЙ УДАР / Баллада
Ушел моряк, румян и рус,
За дальние моря.
Идут года, седеет ус,
Не ждет его семья.
Уж бабушка за упокой
Молилась каждый год,
А у невесты молодой
На сердце тяжкий лед.
Давно убрали со стола,
Собака гложет кость,
Завыла, морду подняла...
А на пороге гость.
Стоит моряк, лет сорока.
– Кто тут хозяин? Эй!
Привез я весть издалека
Для мисстрис Анны Рэй.
– Какие вести скажешь нам?
Жених погиб давно!
Он засучил рукав, а там
Родимое пятно.
– Я Эрвин Грин. Прошу встречать!
Без чувств невеста – хлоп...
Отец заплакал, плачет мать,
Целует сына в лоб.
Везде звонят колокола
"Динг-донг" среди равнин,
Венчаться Анна Рэй пошла,
А с нею Эрвин Грин.
С волынками проводят их,
Оставили вдвоем.
Она: – Хочу тебя, жених,
Спросить я вот о чем:
Объездил много ты сторон,
Пока жила одной,
Не позабыл ли ты закон
Своей страны родной?
Я видела: не чтишь святынь,
Колен не преклонял,
Не отвечаешь ты "аминь",
Когда поют хорал,
В святой воде не мочишь рук,
Садишься без креста,
Уж не отвергся ли ты, друг,
Спасителя Христа?
– Ложись спокойно, Анна Рэй,
И вздора не мели!
Знать, не видала ты людей
Из северной земли.
Там светит всем зеленый свет
На небе, на земле,
Из-под воды выходит цвет,
Как сердце на стебле,
И все ясней для смелых душ
Замерзшая звезда...
А твой ли я жених и муж,
Смотри, смотри сюда!
Она глядит и так и сяк,
В себя ей не прийти...
Сорокалетний где моряк,
С которым жизнь вести?
И благороден, и высок,
Морщин не отыскать,
Ресницы, брови и висок,
Ну, глаз не оторвать!
Румянец нежный заиграл,
Зарделася щека,
Таким никто ведь не видал
И в детстве моряка.
И волос тонок, словно лен,
И губы горячей,
Чудесной силой наделен
Зеленый блеск очей...
И вспомнилось, как много лет...
Тут... в замке... на горе...
Скончался юный баронет
На утренней заре.
Цветочком в гробе он лежал,
И убивалась мать,
А голос Аннушке шептал:
"С таким бы вот поспать!"
И легкий треск, и синий звон,
И огоньки кругом,
Зеленый и холодный сон
Окутал спящий дом.
Она горит и слезы льет,
Молиться ей невмочь.
А он стоит, ответа ждет...
Звенит тихонько ночь...
– Быть может, душу я гублю,
Ты, может, – сатана:
Но я таким тебя люблю,
Твоя на смерть жена!
9
СЕДЬМОЙ УДАР
Неведомый купальщик
Купается тайком.
Он водит простодушно
Обиженным глазком.
Напрасно прикрываешь
Стыдливость наготы
Прохожим деревенским
Неинтересен ты.
Перекрестился мелко,
Нырнул с обрыва вниз...
А был бы ты умнее,
Так стал бы сам Нарцисс.
И мошки, и стрекозы,
И сельский солнцепек...
Ты в небо прямо смотришь
И от земли далек...
Намек? Воспоминанье?
Все тело под водой
Блестит и отливает
Зеленою слюдой.
Держи скорей налево
И наплывешь на мель!..
Серебряная бьется
Форель, форель, форель!..
10
ВОСЬМОЙ УДАР
На составные части разлагает
Кристалл лучи – и радуга видна,
И зайчики веселые живут.
Чтоб вновь родиться, надо умереть.
Я вышел на крыльцо; темнели розы
И пахли розовою плащаницей.
Закатное малиновое небо
Чертили ласточки, и пруд блестел.
Вдали пылило стадо. Вдруг я вижу:
Автомобиль несется как стрела
(Для здешних мест редчайшее явленье),
И развевается зеленый плащ.
Я не поспел еще сообразить,
Как уж смотрел в зеленые глаза,
И руку жали мне другие руки,
И пыльное усталое лицо
По-прежнему до боли было мило.
– Вот я пришел... Не в силах... Погибаю.
Наш ангел превращений отлетел.
Еще немного – я совсем ослепну,
И станет роза розой, небо небом,
И больше ничего! Тогда я прах
И возвращаюсь в прах! Во мне иссякли
Кровь, желчь, мозги и лимфа. Боже!
И подкрепленья нет и нет обмена!
Несокрушимо окружен стеклом я
И бьюсь как рыба! "А зеленый плащ?"
– Зеленый плащ? Какой? – "Ты в нем приехал".
– То призрак, – нет зеленого плаща.
Американское пальто от пыли,
Перчатки лайковые, серый галстук
И кепка, цветом нежной rose champagne,
"Останься здесь!" – Ты видишь: не могу!
Я погружаюсь с каждым днем все глубже!
Его лицо покрылось мелкой дрожью,
Как будто рядом с ним был вивисектор.
Поцеловал меня и быстро вышел,
Внизу машина уж давно пыхтела.
Дней через пять я получил письмо,
Стоял все тот же странный штемпель: "Гринок".
– Я все хотел тебе писать, но знаешь,
Забывчивость простительна при счастье,
А счастье для меня то – Эллинор,
Как роза – роза и окно – окно.
Ведь, надобно признаться, было б глупо
Упрямо утверждать, что за словами
Скрывается какой-то "высший смысл".
Итак, я – счастлив, прямо, просто – счастлив.
Приходят письма к нам на пятый день.
11
ДЕВЯТЫЙ УДАР
Не друзей – приятелей зову я:
С ними лучше время проводить.
Что прошло, о том я не горюю,
А о будущем что ворожить?
Не разгул – опрятное веселье,
Гладкие, приятные слова,
Не томит от белых вин похмелье,
И ясна пустая голова.
Каждый час наполнен так прилежно,
Что для суток сорок их готовь,
И щекочет эпидерму нежно
То, что называется любовь.
Да менять как можно чаще лица,
Не привязываться к одному.
Неужели мне могли присниться
Бредни про зеленую страну?
– Утонули? – В переносном смысле.
– Гринок? – Есть. Шотландский городок.
Все метафоры как дым повисли,
Но уйдут кольцом под потолок,
Трезвый день разгонит все химеры,
Можно многие привесть примеры.
А голос пел слегка, слегка:
– Шумит зеленая река,
И не спасти нам челнока.
В перчатке лайковой рука
Все будет звать издалека,
Не примешь в сердце ты пока
Эрвина Грина, моряка.
12
ДЕСЯТЫЙ УДАР
Чередованье милых развлечений
Бывает иногда скучнее службы.
Прийти на помощь может только случай,
Но случая не приманишь, как Жучку.
Храм случая – игорные дома.
Описывать азарт спаленных глаз,
Губ пересохших, помертвелых лбов
Не стану я. Под выкрики крупье
Просиживал я ночи напролет.
Казалось мне, сижу я под водою.
Зеленое сукно напоминало
Зеленый край за паром голубым...
Но я искал ведь не воспоминаний,
Которых тщательно я избегал,
А дожидался случая. Однажды
Ко мне подходит некий человек
В больших очках и говорит: – Как видно,
Вы вовсе не игрок, скорей любитель,
Или, верней, искатель ощущений.
Но, в сущности, здесь – страшная тоска:
Однообразно и неинтересно.
Теперь еще не поздно. Может быть,
Вы не откажетесь пройтись со мною
И осмотреть собранье небольшое
Диковинок? Изъездил всю Европу
Я с юных лет; в Египте даже был.
Образовался маленький музей,
Меж хламом есть занятные вещицы,
И я, как всякий коллекционер,
Ценю внимание; без разделенья,
Как все другие, эта страсть – мертва.
Я быстро согласился, хоть по правде
Сказать, не нравился мне этот человечек:
Казался он назойливым и глупым.
Но было только без четверти час,
И я решительно не знал, что делать.
Конечно, если разбирать как случай
Убого было это приключенье!
Мы шли квартала три; подъезд обычный,
Обычная мещанская квартирка,
Обычные подделки скарабеев,
Мушкеты, сломанные телескопы,
Подъеденные молью парики
Да заводные куклы без ключей.
Мне на мозги садилась паутина,
Подташнивало, голова кружилась,
И я уж собирался уходить...
Хозяин чуть замялся и сказал:
– Вам, кажется, не нравится? Конечно,
Для знатока далеко не товар.
Есть у меня еще одна забава,
Но не вполне закончена она.
Я все ищу вторую половину.
На днях, надеюсь, дело будет в шляпе.
Быть может, взглянете? – Близнец! – "Близнец?!"
– Близнец. – "И одиночка?" – Одиночка.
Вошли в каморку мы: посередине
Стоял аквариум, покрытый сверху
Стеклом голубоватым, словно лед.
В воде форель вилась меланхолично
И мелодично била о стекло.
– Она пробьет его, не сомневайтесь.
"Ну, где же ваш близнец?" – Сейчас, терпенье.
Он отворил в стене, с ужимкой, шкап
И отскочил за дверцу. Там, на стуле,
На коленкоровом зеленом фоне
Оборванное спало существо
(Как молния мелькнуло – "Калигари!"):
Сквозь кожу зелень явственно сквозила,
Кривились губы горько и преступно,
Ко лбу прилипли русые колечки,
И билась вена на сухом виске.
Я с ожиданием и отвращеньем
Смотрел, смотрел, не отрывая глаз...
А рыба бьет тихонько о стекло...
И легкий треск и синий звон слилися...
Американское пальто и галстук...
И кепка цветом нежной rose champagne.
Схватился з_а_ сердце и дико вскрикнул...
– Ах, Боже мой, да вы уже знакомы?
И даже... может быть... не верю счастью!..
"Открой, открой зеленые глаза!
Мне все равно, каким тебя послала
Ко мне назад зеленая страна!
Я – смертный брат твой. Помнишь, там, в Карпатах?
Шекспир еще тобою не дочитан
И радугой расходятся слова.
Последний стыд и полное блаженство!.."
А рыба бьет, и бьет, и бьет, и бьет.
13
ОДИННАДЦАТЫЙ УДАР
– Ты дышишь? Ты живешь? Не призрак ты?
– Я – первенец зеленой пустоты.
– Я слышу сердца стук, теплеет кровь...
– Не умерли, кого зовет любовь...
– Румяней щеки, исчезает тлен...
– Таинственный свершается обмен...
– Что первым обновленный взгляд найдет?
– Форель, я вижу, разбивает лед.
– На руку обопрись... Попробуй... встань...
– Плотнеет выветрившаяся ткань...
– Зеленую ты позабудешь лень?
– Всхожу на следующую ступень!
– И снова можешь духом пламенеть?
– Огонь на золото расплавит медь.
– И ангел превращений снова здесь?
– Да, ангел превращений снова здесь.
14
ДВЕНАДЦАТЫЙ УДАР
На мосту белеют кони,
Оснеженные зимой,
И, прижав ладонь к ладони,
Быстро едем мы домой.
Нету слов, одни улыбки,
Нет луны, горит звезда
Измененья и ошибки
Протекают, как вода.
Вдоль Невы, вокруг канала,
И по лестнице с ковром
Ты взбегаешь, как бывало,
Как всегда, в знакомый дом.
Два веночка из фарфора,
Два прибора на столе,
И в твоем зеленом взоре
По две розы на стебле.
Слышно, на часах в передней
Не спеша двенадцать бьет...
То моя форель последний
Разбивает звонко лед.
Живы мы? и все живые.
Мы мертвы? Завидный гроб!
Чтя обряды вековые,
Из бутылки пробка – хлоп!
Места нет печали хмурой;
Ни сомнений, ни забот!
Входит в двери белокурый,
Сумасшедший Новый год!
15
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
А знаете? Ведь я хотел сначала
Двенадцать месяцев изобразить
И каждому придумать назначенье
В кругу занятий легких и влюбленных.
А вот что получилось! Видно, я
И не влюблен, да и отяжелел,
Толпой нахлынули воспоминанья,
Отрывки из прочитанных романов,
Покойники смешалися с живыми,
И так все перепуталось, что я
И сам не рад, что все это затеял.
Двенадцать месяцев я сохранил
И приблизительную дал погоду,
И то не плохо. И потом я верю,
Что лед разбить возможно для форели,
Когда она упорна. Вот и все.
1927
II
516-523. ПАНОРАМА С ВЫНОСКАМИ
1. ПРИРОДА ПРИРОДСТВУЮЩАЯ И ПРИРОДА ОПРИРОДЕННАЯ
(Natura naturans et Datura naturata)
Кассирша ласково твердила:
– Зайдите, миленький, в барак,
Там вам покажут крокодила,
Там ползает японский рак.
Но вдруг завыла дико пума,
Как будто грешники в аду,
И, озирался угрюмо,
Сказал я тихо: "Не пойду!
Зачем искать зверей опасных,
Ревущих из багровой мглы,
Когда на вывесках прекрасных
Они так кротки и милы?"
2. ВЫНОСКА ПЕРВАЯ
Скок, скок!
Лакированный ремешок
Крепче затяни,
Гермес!
Внизу, в тени
Лес...
Дальше – м_о_ря,
С небом споря,
Голубеет рог чудес.
Следом
За Ганимедом
Спешит вестник,
А прыгун-прелестник
Катит обруч палочкой,
Не думая об обрученьи,
Ни об ученьи.
Неужели ловкий бог,
Идол беременных жен,
Не мог
Догнать простого мальчика,
А пришел
Хохлатый орел
С гор?
Совка, совка, бровь не хмурь,
Не зови несносных бурь!
Как завидишь корабли
Из Халдейской из земли,
Позабудешь злую дурь!
3. МЕЧТЫ ПРИСТЫЖАЮТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
Есть ли что-нибудь нелепей,
Когда в комнатке убогой
От земных великолепий
Разбегаются глаза?
По следам науки строгой
Не излечит и Асклепий,
Если висельник двурогий
Заберется вам в глаза.
Комфортабельны покои,
Есть и выезд, и премьеры,
Телефоны и лифтбои,
Телеграммы, вечера.
Всех мастей и всякой меры,
То гурьбою, то их двое,
Молодые кавалеры
Коротают вечера.
Приглашенья и изданья
На веленевой бумаге,
От поклонников признанья,
Путешествия, моря,
Легкомысленной отваги
Мимолетные свиданья,
И сверканья резвой влаги
Разливаются в моря...
Летний сад, надутый гений,
Бестолковый спутник Лева,
Иностранных отделений
Доморощенный Вольтер.
Грузно скачет Большакова...
От балетных сновидений
Впечатленья никакого,
Будто прав мосье Вольтер.
А поэмы, а романы,
Переписки, мемуары,
Что же, это все обманы
И приснилось лишь во сне?
Поэтические пары
Идиотские чурбаны?
И пожары, и угары
Это тоже все во сне?
Право, незачем портрету
Вылезать живьем из рамок.
Если сделал глупость эту
Получилась чепуха.
Живописен дальний замок
Приближаться толку нету:
Ведь для дядек и для мамок
Всякий гений – чепуха.
4. УЕДИНЕНИЕ ПИТАЕТ СТРАСТИ
Ау, Сергунька! серый скит осиротел.
Ау, Сергунька! тихий ангел пролетел.
Куда пойду, кому скажу свою печаль?
Начальным старцам сердца бедного не жаль.
Зайду в покоец – на постели тебя нет,
Зайду в борочек – на полянке тебя нет.
Спущуся к речке – и у речки тебя нет.
На том песочке потерялся милый след,
Взойду на клирос и читаю наобум.
Ударь в клепало – не отгонишь грешных дум.
Настань, страдовая пора.
Столбом завейся, мошкара!
Конопатка-матушка,
Батюшка-огонь,
Попал_и_ тела наши,
Души успокой!
Что стыдиться, что жалеть?
Раз ведь в жизни умереть.
Скидавай кафтан, Сережа.
Помогай нам, святый Боже!
Братья все дивуются,
Сестры все красуются,
И стоим мы посреди,
Как два отрока в печи,
Хороши и горячи.
Держись удобней – никому уж не отдам.
За этот грех ответим пополам!
5. ВЫНОСКА ВТОРАЯ
Дымок сладелый вьется,
На завесе – звезда.
Я знаю: друг мой милый
Потерян навсегда.
Один у нас заступник,
Он в длинном сюртуке,
Мешает тонкой палочкой
В грошовом котелке.
Заплачено за помощь
(Считал я) пять рублей,
А сердце бьется верою
Быстрей и веселей.
Мяукает на печке
Какой-то пошлый кот.
Помощник остановится,
Отрет платочком пот...
И дальше зачитает.
Тоска, тоска, тоска!
Прозрачней с каждым словом
Сосновая доска.
Тошнотное круженье...
В руке пустой бокал...
За сердце я схватился
И друга увидал.
6. ТЕМНЫЕ УЛИЦЫ РОЖДАЮТ ТЕМНЫЕ ЧУВСТВА
Не так, не так рождается любовь!
Вошла стареющая персианка,
Держа в руках поддельный документ,
И пронеслось в обычном кабинете
Восточным клектом сладостное: – Месть!
А как неумолим твой легкий шаг,
О кавалер умученных Жизелей!
Остановился у портьер... стоишь...
Трещит камин, затопленный весною.
Дыханье с той и с этой стороны
Непримиримо сталкивают искры...
Имагинация замкнула круг
И бешено спласталась в голове.
Уносится тайком чужой портфель,
Подносится отравленная роза,
И пузырьками булькает со дна
Возмездие тяжелым водолазом.
Следят за тактом мертвые глаза,
И сумочку волною не качает...
Уйди, уйди, не проливалась кровь,
А та безумица давно далеко!
Не говор – шепот, эхо – не шаги...
Любовь-сиротка, кто тебя калечил?
Кто выпивает кровь фарфорных лиц?
Благословение или заклятье
Исходит волнами от тонких рук?
Над девичьей постелью в изголовьи
Висит таинственный знакомый знак,
А колдовские сухожилья Винчи
Люциферически возносят тело
И снова падают природой косной.
Где ты, весенняя, сквозная роща?
Где ты, неломленная дико бровь?
Скорей бежать из этих улиц темных:
Поверь, не там рождается любовь!
7. ДОБРЫЕ ЧУВСТВА ПОБЕЖДАЮТ ВРЕМЯ И ПРОСТРАНСТВО
Есть у меня вещица
Подарок от друзей,
Кому она приснится,
Тот не сойдет с ума.
Безоблачным денечком
Я получил ее,
По гатям и по кочкам
С тех пор меня ведет.
Устану ли, вздремну ли
В неровном я пути
Уж руки протянули
Незримые друзья.
Предамся ль малодушным
Мечтаньям и тоске
Утешником послушным,
Что Моцарт, запоет.
Меж тем она – не посох,
Не флейта, не кларнет,
Но взгляд очей раскосых
На ней запечатлен.
И дружба, и искусства,
И белый низкий зал,
Обещанные чувства
И верные друзья.
Пускай они в Париже,
Берлине или где,
Любимее и ближе
Быть на земле нельзя.
А как та вещь зовется,
Я вам не назову,
Вещунья разобьется
Сейчас же пополам.
8. ВЫНОСКА ТРЕТЬЯ
По веселому морю летит пароход,
Облака расступились, что мартовский лед,
И зеленая влага поката.
Кирпичом поначищены ручки кают,
И матросы все в белом сидят и поют,
И будить мне не хочется брата.
Ничего не осталось от прожитых дней...
Вижу: к морю купаться ведут лошадей,
Но не знаю заливу названья.
У конюших бока золотые, как рай,
И, играя, кричат пароходу: "Прощай!"
Да и я не скажу "до свиданья",
Не у чайки ли спросишь: "Летишь ты зачем?"
Скоро люди двухлетками станут совсем,
Заводною заскачет лошадка.
Ветер, ветер, летящий, пловучий простор,
Раздувает у брата упрямый вихор,
И в душе моей пусто и сладко.
1926
III
524-530. СЕВЕРНЫЙ ВЕЕР
Юр. Юркуну
1
Слоновой кости страус поет:
– Оледенелая Фелица!
И лак, и лес, Виндзорский лед,
Китайский лебедь Бердсли снится.
Дощечек семь. Сомкни, не вей!
Не иней – букв совокупленье!
На пчельниках льняных полей
Голубоватое рожденье.
2
Персидская сирень! "Двенадцатая ночь".
Желтеет кожею водораздел желаний.
Сидит за прялкою придурковато дочь,
И не идет она поить псаломских ланей.
Без звонка, через кухню, минуя швейцара,
Не один, не прямо, прямо и просто
И один,
Как заказное письмо
С точным адресом под расписку,
Вы пришли.
Я видел глазами (чем же?)
Очень белое лицо,
Светлые глаза,
Светлые волосы,
Высокий для лет рост.
Все было не так.
Я видел не глазами,
Не ушами я слышал:
От желтых обоев пело
Шекспировски плотное тело:
– "За дело, лентяйка, за дело".
3
О, завтрак, чок! о, завтрак, чок!
Позолотись зимой, скачок!
Румяных крыльев какая рань!
Луком улыбки уныло рань.
Холодный потик рюмку скрыл,
Иголкой в плечи – росточек крыл.
Апрель январский, Альбер, Альбер,
"Танец стрекоз", арена мер!
4
Невидимого шум мотора,
За поворотом сердце бьется.
Распирает муза капризную грудь.
В сферу удивленного взора
Алмазный Нью-Йорк берется
И океанский, горный, полевой путь.
Раскидав могильные обломки,
Готова заплакать от весны незнакомка,
Царица, не верящая своему царству,
Но храбро готовая покорить переулок
И поймать золотую пчелу.
Ломаны брови, ломаны руки,
Глаза ломаны.
Пупок то подымается, то опускается...
Жива! Жива! Здравствуй!
Недоверие, смелость,
Желание, робость,
Прелесть перворожденной Евы
Среди австралийских тростников,
Свист уличного мальчишки,
И ласточки, ласточки, ласточки.
5
Баржи затопили в Кронштадте,
Расстрелян каждый десятый,
Юрочка, Юрочка мой,
Дай Бог, чтоб Вы были восьмой.
Казармы на затонном взморье,
Прежний, я крикнул бы: "Люди!"
Теперь молюсь в подполье,
Думая о белом чуде.
6
На улице моторный фонарь
Днем. Свет без лучей
Казался нездешним рассветом.
Будто и теперь, как встарь,
Заблудился Орфей
Между зимой и летом.
Надеждинская стала лужайкой
С загробными анемонами в руке,
А Вы, маленький, идете с Файкой,
Заплетая ногами, вдалеке, вдалеке.
Собака в сумеречном зале
Лает, чтобы Вас не ждали.
7
Двенадцать – вещее число,
А тридцать – Рубикон:
Оно носителю несло
Подземных звезд закон.
Раскройся, веер, плавно вей,
Пусти все планки в ход.
Животные земли, огней,
И воздуха, и вод.
Стихий четыре: север, юг,
И запад, и восток.
Корою твердой кроет друг
Живительный росток.
Быть может, в щедрые моря
Из лейки нежность лью,
Возьми ее – она твоя.
Возьми и жизнь мою.
1925
IV
531-537. ПАЛЬЦЫ ДНЕЙ
О. Черемшановой
1. ПОНЕДЕЛЬНИК / Луна
Прикосновенье лунных пальцев...
Вставай, лунатик, в путь-дорогу.
Дорога – чище серебра,
Белеет Ева из ребра,
Произрастают звери, птицы,
Цветы сосут земную грудь.
Все, что свечой в субботу снится,
Ты можешь в небо окунуть.
Закладка. Радуга. Молебен.
Ковчег строгает старый Ной,
И день простой уже не беден
Играет радостью иной.
В окошко зорю мирозданья
Пронзает школьникам петух.
О, первых почек клейкий дух,
О, раннее в росе свиданье!
2. ВТОРНИК / Марс
Приземисто краснея, глаз
Траншеи тускло озаряет.
Какой неслыханный рассказ
Глухая пушка повторяет?
Висит туман янтарево,
Столбом тускнеет зарево,
Клокочет в колбе варево,
Из-за моря нам марево.
Свары, ссоры,
Схватки, своры,
Шпоры, шоры
И барабан, барабан, барабан...
А люди тонки и стройны,
Неколебимы и высоки,
Как будто стеклами войны
Стекли бушующие соки.
Гляди в продольные глаза:
Не в сером вечере гроза,
Блестит каюта на востоке.
Когда вы сидели на кресле, я думал, я думал,
я думал:
Зачем этот стан, эти ноги и ребра не могут
прижаться,
Зачем не могу я погладить затылок, и плечи, и щеки,
Зачем не измерить, целуя, длину протянувшего тела,
Не вычерпать воду озер, где испуганно "да"
рассмеялось?
И в город – начало конца – лазутчики тихо
вползали.
3. СРЕДА / Меркурий
Меркурий, Меркурий,
Черных курей зарежем.
Рудокоп с ногами крылатыми,
Рулевой задумчиво-юный,
Ходок по морям и по небу,
Безбородый Никола,
Офеня небесный,
Без брони, без пики архангел,
Шапка есть у тебя невидимка,
Посошок волшебный,
Учишь купцов торговать,
Корабельщиков плавать,
Поэтам нагоняешь сон,
Развязываешь воображенье,
Связываешь несвязуемое,
Изобретать ты учишь,
Выходить из положения,
Отталкиваться от земли
И снова к ней прикасаться.
Покой тебе ненавистен,
Умершим ты даешь мудрость.
В любви ты учишь уловкам,
Ревности, нежности,
Ссорам и примиренью,
Переходам к последней победе.
Ты переменчив, как радуга,
Твой день – посереди недели,
Катись в любую сторону.
Серо ивы клонятся,
Сиро девы клонятся,
Прошуршала конница
Шумом бесшумным.
Ветер узаконится,
Крылья узаконятся,
Веди, бледноколонница,
К думам бездумным.
Пастух и хранитель серебряных полей,
На горячую маковку молоко пролей!
4. ЧЕТВЕРГ / Юпитер
Довольно. Я любим. Стоит в зените
Юпитер неподвижный. В кабинет
Ко мне вошел советник тайный Гете,
Пожал мне руку и сказал: "Вас ждет
Эрцгерцог на бостон. Кольцо и якорь".
Закрыв окно, я потушил свечу.
5. ПЯТНИЦА / Венера
Кто скрижали понимает,
Кто благую весть узнает,
Тот не удивляется.
По полям пятнистым идя
И цветущий крест увидя,
Сердцем умиляется.
Разомкнулись вес и мера,
У креста стоит Венера,
Очи томно кружатся.
По морю дымятся флоты,
Пташек мартовских полеты
Раздробила лужица.
Нисхожденье – состраданье,
Восхожденье – обладанье
Огибают струями.
О, святейший день недели,
Чтоб не пили и не ели
Жили поцелуями.
6. СУББОТА
Беременная Рая,
Субботу приготовь:
Все вымети,
Все вычисти,
Чтоб оживились вновь
Мы запахами рая.
О, елка, о, ребята.
О, щука, о, чеснок.
Не выразить,
Не высказать,
Как жребий наш высок,
Как наша жизнь богата.
Ну, опустите полог.
Считай: рабочих шесть,
А день седьмой,
А день святой
На то у Бога есть,
Чтобы покой был долог.
Теперь гут нахт, тушите свечи
До деловой, житейской встречи.
7. ВОСКРЕСЕНЬЕ
Только колоколам работа.
Равны рабы Божий.
Паруса опустились.
Штиль, безмолвие.
Если я встречу вас
Не узнаю.
На всех крахмальные воротнички
И шляпы, как на корове седло.
Бездействие давит воочию.
Все блаженно растекаются
В подобии небытия.
Сердце боится остановок
И думает, что это сон,
Выдуманный Сера и Лафоргом.
Подходило бы, чтобы у соседей
Непрерывно играли гаммы
И гуляли приюты,
Изнывая от пустоты.
Точка, из которой ростками
Расходятся будущие лучи.
1925
V
538-547. ДЛЯ АВГУСТА
С. В. Демьянову
1. ТЫ
Так долго шляпой ты махал,
Что всем ужасно надоел.
Взяла брюнетка на прицел,
Подруга вставила "нахал".
И долго крякал капитан,
Который здорово был пьян.
Махал, махал, и, наконец,
Когда остался ты один,
Какой-то плотный господин
Тебя уводит как отец.
В одной из светленьких кают
Уж скоро рюмки запоют.
Ты треугольник видишь бри
И рядом страсбургский пирог...
Тут удержаться уж не мог,
Подумал: "Ах, черт побери!
Я никогда их не едал,
У Блока кое-что читал".
Отец нежданный стороной
Заводит речь о том, о сем:
Да сколько лет, да как живем,
Да есть ли свой у вас портной...
То Генрих Манн, то Томас Манн,
А сам рукой тебе в карман...
Папаша, папа, эй-эй-эй!
Не по-отцовски вы смелы...
Но тот, к кому вы так милы,
Видавший виды воробей.
Спустилась шторка на окне,
Корабль несется по волне.
2. ЛУНА
А ну, луна, печально!
Печатать про луну
Считается банально,
Не знаю почему.
А ты внушаешь знанье
И сердцу, и уму:
Понятней расстоянье
При взгляде на луну,
И время, и разлука,
И тетушка искусств
Оккультная наука,
И много разных чувств.
Покойницкие лица
Ты милым придаешь,
А иногда приснится
Приятненькая ложь.
Без всякого уменья
Ты крыши зеленишь
И вызовешь на пенье
Несмысленную мышь.
Ты путаешь, вещаешь,
Кувыркаешь свой серп
И точно отмечаешь
Лишь прибыль да ущерб.
Тебя зовут Геката,
Тебя зовут Пастух,
Коты тебе оплата
Да вороной петух.
Не думай, ради Бога,
Что ты – хозяйка мне,
Лежит моя дорога
В обратной стороне.
Но, чистая невеста
И ведьма, нету злей,
Тебе найдется место
И в повести моей.
3. А Я...
Стоит в конце проспекта сад,
Для многих он – приют услад,
А для других – ну, сад как сад.
У тех, кто ходят и сидят,
Особенный какой-то взгляд,
А с виду – ходят и сидят,
Куда бы ни пришлось идти
Все этот сад мне по пути,
Никак его не обойти.
Уж в августе темнее ночи,
А под деревьями еще темнее.
Я в сад не заходил нарочно,
Попутчика нашел себе случайно...
Он был высокий, в серой кепке,
В потертом несколько, но модном платье.
Я голоса его не слышал
Мы познакомились без разговоров,
А мне казалось, что, должно быть, – хриплы!
– На Вознесенском близко дом...
Мы скоро до него дойдем...
Простите, очень грязный дом.
Улыбка бедная скользит...
Какой у Вас знакомый вид!..
Надежды, память – все скользит...
Ведь не был я нисколько пьян,
Но рот, фигура и туман
Твердили: – Ты смертельно пьян!..
Разделся просто, детски лег...
Метафизический намек
Двусмысленно на сердце лег.
4. ТОТ
Поверим ли словам цыганки,
До самой смерти продрожим.
А тот сидит в стеклянной банке,
И моложав, и невредим.
Сидит у столика и пишет,
Тут каждый Бердсли и Шекспир,
Апрельский ветер тюль колышет,
Сиреневый трепещет мир,
Звенят, звенят невыносимо