Текст книги "Коллапс Даймонда (СИ)"

Автор книги: Михаил Черевко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Черевко Михаил Алексеевич
Коллапс Даймонда

Коллапс Даймонда

В этом году мне попалась книга Джареда Даймонда «Коллапс», изданная в русском переводе в 2010 году. Написал ее умный человек, и мне книга понравилась. Возможно, даже один из самых умных. В других моих текстах, что на этом сайте, я пытаюсь обратить внимание, что наш биовид достиг такого прогресса благодаря доставшемуся только нам одним из всех животных самому развитому мозгу. Мозгу, который обладает кучей возможностей, отсутствующих у остальных даже самых продвинутых животных, возможностях, о которых мы сейчас не знаем, но узнать их могут наши потомки, если им повезет жить в настоящем сложном и огромном человеческом обществе. Некоторые из нас, правда, которых очень немного, результатами своего мозга, переданными очень большому числу других людей, позволили нам объединиться, создав каждому из нас более интеллектуальное окружение и обеспечив подавляющему большинству намного более удобную жизнь, чем у животных. Вообще, передача другим удачных результатов – это какой-то глобальный процесс. Например, я думаю всем известно обмывание подачек японскими макаками. В понравившейся мне книге Даймонд приводит другой пример такой дистанционной передачи опыта. Возможно, это один из приемов накопления информации в биологических структурах, жаль, что очень экзотичный. Развитие – это накопление информации. Конечно, которую надо добыть. Добыть из более сложных структур, а дальше комбинировать по допустимым правилам в новую годную к использованию информацию. Многие считают, что эта информация нужна для создания материальных объектов собственности, число которых за последнее столетие умножилось во много раз, и все они предназначены для нас любимых. Наверно, большинству это покажется странным, но для нас более важным является увеличение поступающей в нас мозг информации. Мы это должны уже чувствовать из-за потребности в книгах, зачастую совсем не имеющих практического смысла, фильмах, болтливых людях в телевизоре, не говоря о роли общения через интернет для молодежи и не только. Любая информация доступная людям находится на носителях. Хоть люди и пользуются двумерными или трехмерными носителями, но автоматизирована обработка только на одномерных. Природа в своих объектах пошла дальше, записав информацию на многомерных носителях. Наиболее сложные из них – это биологические, а из них самый сложный – наш мозг. Пригодность носителя для информации определяется его способностью создавать внутренние неоднородности. Например, требование к носителю цифровой информации определяется его способностью удерживать разделенными два типа неоднородностей. Внутренние возможности биологических конструкций обладают большим разнообразием и позволяют разделять в пространстве и во времени неоднородности многих типов. Конструкция биологического организма построена в основном из трех достаточно распространенных атомов с очень небольшой добавкой всех остальных, предназначенных для создания неоднородностей. Комбинации всех этих атомов создают несколько уровней, позволяя записывать огромное количество информации. Не стоит думать, что эту информацию можно конвертировать в одно или двумерную воспринимаемую нами информацию. Для развития каналов связи предназначено именно объединение людей, а задача людей создавать в нем все больше и больше устойчивых и разделенных неоднородностей, а не замораживать мир людей в ожидании неизменности внешнего окружения. Если первые люди получали большую часть информации из внешнего неживого и живого мира, то современный человек получает ее в основном от своего общества. Объем информации, что может быть заложена в человеческое объединение, зависит от его цельности. Если для небольших объединений нарушение цельности временно допустимо и знаний людей по восстановлению цельности хватает, то рост числа людей и/или рост структуры материализующей объединение требует решать задачу сохранения цельности с обязательным добавлением организующей информации. Общество людям нужно не столько как материальный физиологический ресурс – это тривиальная его функция – сколько для обеспечения мозга необходимой информацией. Развитие можно определить как совершенствование носителя информации для ее большего хранения. Сохранение, а тем более использование какого бы ни было конфликта в социальной среде, всегда ведет к потере структурной информации и деградации. Поэтому невозможно разделить понятия развитие человека и развитие социальной среды. Потеря социальной средой структурной информации ведет к деградации людей и потере ими знаний, и наоборот – потеря знания людьми ведет к деградации социальной среды. При развитии волей-неволей происходит усложнение связей. Есть развитие, которое вызвано внесением новой информации, позволяющей комбинировать новые конструкции. Оно кажется революционным, но я не хотел бы к такому процессу применять это слово. И есть развитие, связанное с комбинационным ростом. Его называют словом эволюция, а ее результат заметен в росте числа модулей и связей между ними, что и есть усложнение структуры. Но усложнение может быть само по себе без развития. Это, и усложнение структуры холостыми связями, рост которых ведет к краю и распаду, и создание хаоса, воспринимаемого проблемой выбора. У Ленина я читал о мучительности выбора для интеллектуала. Для интеллектуала хаос представляет собой задачу и потребность подумать и найти решение. Для харизматиков в политике выбор идет по ближайшей метке и со 100 процентной гарантией ведет к краю, если число таких последовательных выборов с «делать без думать» приближается к критическому значению. После критического значения – гибель. Даймонд описывает именно такую ситуацию во всех случаях гибели структур объединенных людей и людей. Именно поэтому сценарию погибла структура Советского Союза, где метками в технологии стал завод, а в политике – совсем неактуальная игра с внутренними врагами социализма, борьба с сомнениями в «марксизме-ленинизме-сталинизме». А также неявная борьба с интеллигенцией как врагом общинного менталитета и врагом простым представлениям главаря разбойников. Собственно, последнее мы видим во всех слаборазвитых странах или тех, которые туда идут. А если писать о том, что ближе к нам, то весь этот Советский Союз последовательно продолжается в постсоветских странах дополненный говорильней, нейтрализующей полезную информацию. Обобщая, здесь проявляется общая позиция всех без исключения политиков во все времена и во всех странах, не исключая политиков «первого мира», неспособных проверять предлагаемые представления. Это говорит об ограниченности картины мира их мозга. Тут налицо конфликт меду добытчиками информации и организаторами социальных сред. Этот конфликт будет исчерпан только в предельном случае, когда социальная среда найдет способы привлечения интеллектуалов в «политику». Если экстраполировать прошлый опыт из технологических структур, то такое возможно только при успешной формализации требований к политикам. Увы, сейчас они возникают из системной ошибки выбора политиков из ограниченной среды и из хаоса, откуда ничего приличного никогда не возникало. На острове Пасхи в принципе все то же самое, что и с Советским Союзом, но технологической меткой было изготовление истуканов, а политической – борьба с сомнениями об их необходимости. Вообще, необходимость в технологиях: ремесленничестве, церковных строениях или пирамидах, как средств расширяющих информацию и средств объединения людей, является простейшим из осознанных даже несложными людьми требований мозга. Проблема возникает, когда это требование гипертрофируется верхами и истуканы, пирамиды, автомобили или самолеты для путешественников раздавливают людей и общества, приводя второй волной к экологическим проблемам. По историческим меркам не так давно мозг создал в себе структуру сознания, которая позволяет каждому из нас себя осознавать на фоне внешнего социального и остального миров, сделав каждого из нас центром Вселенной – недаром сразу после появления сознания в социальном знании появилась геоцентрическая система. Отмечу, что для мозга главной потребностью, а, может, и единственной, есть потребность в информации, без которой ему и пища не нужна, а тем более деньги. Достаточно проследить за верхушками любой страны. Европа стала лидером человечества, скорее всего потому, что верхи составляли более молодые люди с не угасшей потребностью в информации или, как некоторые считают, люди к старости сохранившие такую потребность. В остальном мире, где скрытая, а где и прямая власть стариков, потерявших интерес к новой информации, или подростков-переростков с низким уровнем потребности в информации, влияла на верхи, которые искали стабильность в сохранении технологических или культовых ритуалов. Даймонд тоже склоняет к сохранению экологической стабильности, увлеченный культом экологии говорливой и не интеллектуальной интеллигенции. Если судить по публикациям и фильмам, у меня создалось впечатление, что возведшие себя в ранг элиты, интеллигенты подсознательно ощущают неуправляемость происходящих процессов, разуверились в верхушке своего общества, организация которой им также не подчинена, и боятся интеллектуалов с их необычными взглядами и непредсказуемыми мыслями. Если это так, то у интеллигентов есть искры интеллекта. Современные западные технологии нестабильны и в целом стабилизируются за счет варварского отношения к среде, как окружающей, так и людской. Естественно, сокращение внешних ресурсов всегда приводило к изменению отношения к людям. Именно к этому призывает Даймон – придавить людей в третьем мире для сохранения стабильности запада. Все это тупиковый путь. Надо менять и верхи, и технологии. Вернее верхи дополнять интеллектуалами, а технологии дополнять новыми знаниями. Любая революция снизу разрушительна и гибельна. Революционным изменениям в среде людей должны предшествовать революционные изменения модели среды. Модель западной среды сложилась наверняка более 12-ти тысяч лет тому, усложнилась, ползая от одного общества к другому, в каждом из них дополняясь. Запад сейчас несет флаг этой модели. Ленин мечтал, что его работа заменит этот флаг. Но для этого, возникшего в древности, неоднородного и многослойного по отношению людей процессу всегда есть предел, к которому мы подходим или уже подошли. Появление работ Маркса, которые хоть и не дают массе людей инструкций, но говорят о приближении к пределу феодальных организационных отношений, вполне закономерно. Это почувствовал Ленин, поверил нереальной модели Маркса и попытался провести через ноль Россию. Получилась революция снизу. Но получился и эксперимент. Этот эксперимент оказался не бесполезным и для запада, добавив еще немного информации и способствовав порождению индустрии обработки информации, и для его интеллектуального анализа, к сожалению запачканного чуть ли не на 100% охотниками за деньгами, использующими метод борьбы. В данном случае с каким-то мифическим «коммунизмом», а не деле просто с другими людьми, которые денежный мешок считает своими врагами – у борцов вряд ли хватает ума разобраться, где котлеты, а где мухи – у них одни мухи. Над образом врага западных верхов часто смеются, но стоит задуматься. В последние десятилетия мир отдельных людей стал информационно намного более насыщенным. Наверняка это должно породить среди молодежи интеллектуалов, включающих в круг своих интересов собственные попытки разобраться с социальной средой. Вернее, пытающихся создать в своем мозгу модель сбалансированного мира, отличного от существующего вот уже более десятка тысяч лет мира людей ориентированного на материальную и информационную избыточность для 5-ти, 10-ти или в лучшем случае 20-ти процентов «элиты» за счет спартанской и укороченной жизни остальных людей. В западной Европе 17-го века избыточностью стало образование и наука, проникшие в наш мир через черный ход религиозности и желания отличаться от черни, что в конечном итоге создало технологический порыв, но не организационный, все еще остающийся таким, как в древности. В советские времена информационной избыточностью «элиты» были западные развлекательные книги, фильмы и телевизионные программы, путешествия в другие страны, закрытые спектакли. И ничего больше. В основе теорий Маркса и деятельности Ленина лежали именно организационные, а не технологические моменты. Технологические реформы России подразумевались в фоне. Они и были восприняты Сталиным с его окружением с потерей важности пусть робкой модели социальных отношений. Более того, вместо организации работы над такими моделями он настроил своих наследников на борьбу с любой деятельностью на исправление и дополнение Маркса. Интересно, что на западе тоже так называемую теорию Маркса воспринимают, как неизменную, и некоторые пытаются по ней создавать экономические инструкции, которые неизменно терпят крах. Это, конечно, забавно, но оно говорит о полной глухости к развитию структуры социальной среды. Но при потере царской организации, при бестолковости и нецентрализации внезапно возникших «бизнесменов», ведь именно это толкнуло Россию на проблемы и революцию 1917 года. Октябрьская революция была серьезной попыткой решить проблемы развития. Она заставила по-новому взглянуть живших тогда во всех странах интеллектуалов на сохраняющееся с древности социальное устройство мира людей, продолженного западом с помощью технологий и эксплуатирующего материальное осознание этого мира подавляющей массой людей, которые в конечном итоге формируют саму социальную структуру. Вот это материальное удовлетворение масс и расположило их к западному капитализму, но далеко не всегда к самому западу. Капитализм – это технологическое устройство, обеспечивающее материальное функционирование общества. Это один из возможных вариантов такого функционирования. Капитализм укрепился на основе феодальных межличностных отношений и усложненных структурированных и все еще феодальных норм распределения произведенной продукции. Запад кроме капитализма включает и организационные приемы использования людей, ориентируясь только на технологии, а не на интеллект каждого человека. Положительные результаты Октябрьской революции, декларирующей смену социальной организации, оказались погребенными по повторенной в Советском Союзе феодальной организационной схемой. Понятно, что ничего нового простолюдины придумать и не могли, а зависимое развитие страны по западной схеме индустриализации требовало достаточной в данном случае иерархической организации. Простейшая реализация иерархии использует прямое и скрытое физическое и психологическое насилие, хитрость для подавления некоторых видов интеллектуальной деятельности, пропаганде первичности животных физиологических потребностей в виде обещания материальной обеспеченности в коммунизме. Так называемые коммунистические репрессии не несут себе ничего нового из того, что создано раньше. Люди, которых он возвеличил Сталин дал им возможность для физических и других упражнениях над их жертвами, это в большинстве случаев сельские лентяи, ищущие легкий хлеб. Он и сам их описал в 20-е годы, причем далеко не с позитивной точки зрения, но потом их же использовал, упростив ими социальный верх. Это был импульс, за который мы расплачиваемся сегодня. Вот, это уже совковость. Эти специалисты новой формации, не развив в себе других способностей, делали и делают то, на что они способны и что делали до них все остальные, оружием и методами, которые им дал запад. Даймонд описывает массу примеров репрессий и геноцида уже после окончания явных советских репрессий, давно ставшими известными западным политикам и интеллигентам, уже после исчезновения «коммунизма», репрессий, что произошли в Азии, Африке и даже Европе. Западные политики, спецслужбы и армии могли без проблем отрубить корни этих событий, могли без особых расходов их предотвратить. Но они поступили так же, как английская королевская верхушка поступила с умирающими без картошки то ли шотландцами, то ли ирландцами, но я думаю, что нам все равно кем из них, угробив голодом больше миллиона человек, не оказав им вполне доступную и имеющуюся в их распоряжении помощь. В наше время легко управлять слаборазвитыми странами, манипулируя в этих странах верхушками. Но все та же английская политика, все тот же выбор любителей денег, а в слаборазвитых странах – западных купюр и уж никак не своих или своих денег в третью очередь. Сейчас мы эту политику ощущаем на своей шкуре.

Мне нравится классификация морали по трем типам. Первый тип – детская мораль, такой двуполярный мир: хорошо, если мне хорошо, плохо, если мне плохо. Это мораль простых людей, которые осознают в основном свои материальные потребности. Но они люди и уже научены верхами смотрят в будущее, чтобы чувствовать себя крысами в бочке, поэтому, если их не хотят удовлетворить, то вполне достаточно пообещать. Это неплохо работает, и используется политиками для народных масс. Но есть особый случай, когда обещания превращаются в свою противоположность. Он реализовался в Советском Союзе. Советская верхушка напористо пропагандировала коммунизм с его полным в будущем удовлетворением материальными потребностями, так желаемыми простыми людьми. Для этой верхушки, как и для всех остальных, материальные потребности – верх человеческого совершенства, особенно, если в стране нехватки. Одновременно в Союзе массово публиковали информацию о материальных возможностях обычных западных жителей. Уже в начале 90-х у советских людей сформировалось стойкое убеждение, что запад это коммунизм, что достаточно повторить западный капитализм, чтобы жизнь стала идеальной, а теоретические работы западных экономистов рисовали простые пути такого повторения. Тем более, что уже примерно к 1977 году верхушка перестала быть централизованной, а генсек и ЦК стали чем-то вроде королей в Англии. Фактически влияние стало переходить к отраслевым боссам, так я их назову для краткости. Западные теории нечего не давали и не дают с точки зрения макроэкономики. Это пропаганда, которой нельзя верить. Советские отраслевые боссы не были интеллектуалами, они были и остаются доверчивыми, чем-то вроде непуганых крупных животных, о которых пишет Даймонд. Тем более, что в них это сочеталось с преступными наклонностями – все воспитаны на небольшом воровстве, как это было, а может и есть у запада. Естественно, что в таких условиях любой референдум, тем более организованный такими боссами, даст однозначный результат. Но тут и референдума не понадобилось. Законность развала Союза была оформлена, скорее всего, технически службами, путем обещаний о быстрой трансформации в капитализм отдельно в каждой советской республике, через референдумы о независимости. Правда, со второй попытки – службы совершенствовались. Сталин не подготовил спортивные соревнования за должность генсека, а боссы были мелкими людьми, что готовы быть маленьким князьком типа председатель колхоза или сельсовета, только бы быть им и ездить на западном авто покруче. Сталин не понимал разницу межу выборами на западе, где соревнования за роль главаря, и выборами после Октябрьской революции, которая должна была внести структурные правила, уже немного встроенные в мозги россиян, и формально скопировал западную избирательную систему. Большинство существующих стран – это маленькие или большие империи, а может, и все, как посмотреть. Империя обязательно должна иметь четкий центр. В феодальные времена таким центром был царь, а правила наследования представляют схему сохранения централизации. Сейчас феодами является промышленная и другая частная собственность. Это тоже организационная схема феодализма. Ей есть альтернатива, и чуть-чуть она присутствует в догадках Маркса. В Советском Союзе реализовали временную собственность. По рабоче-крестьянски прямолинейно, а с точки зрения монополизации глупо, заложив гипертрофию, ведущую к закритическому пресыщению и катастрофе. Подчеркну, организация развития состоит в создании условий для накопления информации. Когда есть четкая модель конечного и промежуточных состояний, то необходимо иметь монополизм центра. Если модели нет, а у советских верхов такой модели не было и о существовании ее они и не могли думать, заменив возможные представления о ней болтовней о марксизме, то необходимо реализовывать все возможные предлагаемые умами комбинации деятельности и пусть дальше думает Дарвин. Собственно, так и сделали на западе в отношении материального производства и растущего потребления, взяв за основу потребление, резко ограничив виды деятельности ориентированные на интеллект, а отсюда и на собственные запросы производства и существующей интеллектуальной деятельности, введя еще одним из фильтров в отбор людей и воспитание молодежи. Это видно, взглянув на принципы их бухгалтерии, ориентированной на распределителей уже произведенного материального продукта, а последние полвека и потребительских денег. В Союзе бухгалтерия была ориентирована на контроль низов, но давала волю центру, что создало проблемы в первые годы после распада. Не случайно именно в Советском Союзе сделали первые космические запуски. Россия все равно остается огромной империей с тем же народом и как всякая империя она должна иметь не какие попало и не западные нормы наследования централизации. Впрочем, в России решать, что легче. Можно попытаться ввести не топором и молотком западные принципы, а сделать, как Япония, постепенно за 5-7 поколений. Япония прошла свой социализм до 45-го года, а потом понемногу передала власть боссам, но японцы – это азиатские англичане. Китайцы копируют производство, но вряд ли без коллапса они смогут повторить западную децентрализацию и им придется вступить на путь собственной глобализации, недаром их боятся – тут необходимо решение задач внутреннего роста и взаимные компромиссы на внешних ресурсах. Это если по Даймонду делить убывающие ресурсы. У японцев и китайцев есть умные люди. Хотелось, чтобы они сделали открытия новых ресурсов в себе и природе. У меня нет точного знания, но складывается впечатление, что японцы у запада научились передавать власть и делают это достаточно без потерь, насколько без потерь вообще западные методы. Китайцы вот уже почти 40 лет сохраняют устойчивость центра. Мне трудно судить об устойчивости и перспективах их принципов передачи власти, и насколько их организационные знания полезны для России. У меня есть подозрения, что они исходят из внутренних желаний и компромиссов. Я считаю Россию одной из трех оригинальных империй. Она отличается от империй запада и Китая. Повторю, нация порождается своей верхушкой и выбранными ею методами объединения, а не народом. Естественно, стихийно, подчиняясь кроме всего тем природным условия, к которым надо приспособиться. Любой устойчивый народ естественный хранитель своей экологии. Народ становится нацией, когда он подчиняется верхушке, и каждый человек становится носителем желания сохранить единство своего народа, по крайней мере, не противится единству. Насильно сделать это нельзя. Оказалось невозможным присоединить западенцев к другим народам, растворить их в Польше. В таком случае покупают верхушку и она становится прокладкой, изолирующей народ. Но, когда ассимиляция получается, это становится одним из факторов формирования центра империи. Ожидания у россиян от империи другие, чем у людей запада или китайцев. Сохраняется привычка иметь сильного справедливого правителя, пресекающего злодеев и внешних врагов. Это не то, что на западе – суды и возможность их содержать. Это не то, что в Китае – доброжелательность соседа. Суды у нас постепенно превращают через деньги в бесправие бедных перед немногими богатыми, а потеря функций защиты всех граждан полицией делает людей беззащитными перед соседями. Ожидание и примеры проблем от "властей" всех уровней и от соседей вряд ли делают людей доброжелательными и способными на какой-то вариант гражданского общества. Я думаю, что подавляющее большинство людей, и нищих, и бедных, и обеспеченных желают иметь властью сильную личность, пусть даже с перегибами, но делающую их жизнь устойчивее и проще. Это объясняет отношение к Сталину, слезы очень многих людей из-за его смерти. Но это должно быть фактором власти в России. Передача власти в России должна быть такой, чтобы люди с сожалением провожали уходящего правителя. А это значит, что правление не должно быть шоу, а должно быть работой, сложной работой, сложной системы, упрощающей жизнь. Когда-то я читал, что это то ли закон, то ли принцип Седова для сложных систем. Упрощение верха всегда неминуемо ведет к развалу всей конструкции. Люди – это пользователи системы, а верхи – конструкторы удобств пользователям. Люди в Советском Союзе были ближе всех остальных народов к этому принципу, ближе до Брежнева, при котором работу начали передавать низам. Горбачев откровенно перестал работать на страну. Я не стану его клеймить: он был не подготовлен управлять растущей страной из-за отсутствия принципов наследования власти, возможно, растерялся и при отсутствии у него социальных необходимых стране знаний не сумел выбрать главное направление, скорее всего, как выходец из простолюдинов, он поддался чарам западных успехов. В России надо вводить явную монархию, формально определенную, прежде всего с функциями защиты всех, в том числе миллиардеров. В России не должно быть глобального парламента, с которым "царь" (хорошее короткое слово) делил бы верховную власть. Власть царя должна быть одной из функций среди других нескольких, но не многих, функций власти, выполняемых разными равными людьми. Царь – это лидер для группы мозгового штурма, группы равных в поиске решений сложных проблем людей, создающих инструкции для коллективов, чтобы они решали более простые задачи и принимали решения, а не вожак шимпанзешек или главарь банды. Я знаю, что Вы все это слыхали, об этом читали, и все это не работает. Все правильно. В том виде, что я это написал, оно не работает. При нынешних методах отбора, вернее самоотбора харизматов и нахалов, любая революция обрекает на худшее. Первое, что надо принять и защитить, это формальные правила примерного распознавания интеллектуала, защиты его от дикаря и попытаться увлечь его в организационные структуры. Это территория, заросшая почти непроходимым кустарником, и она требует культивации и упорядочивания. Интеллектуалы – это люди сами решающие свои проблемы. Они самодостаточны и закрыты. Это тоже трудность. Но не однократно эту трудность в прошлом обходили при организации технологий. Небольшой опыт есть, но вряд ли есть полная аналогия, а залить интеллектуала деньгами вряд ли на этой целине удастся. Сейчас не самые плохие условия жизни для людей, жующих и переваривающих информацию. Хотелось бы, чтоб хоть кого-то увлекла задача разобраться, кто такой интеллектуал, как он взаимодействует с окружением, какие существуют для него опасности, создать тесты именно для организационного интеллектуала, а не просто использовать имеющиеся тесты для технического. Вот пример технического теста: человек успешный в науке становится чиновником, как когда-то Ньютон, Ломоносов или Лавуазье, а в Союзе целая куча академиков. Академики разных мастей – это главари маленьких шаек. Естественно, они поспособствовали превращению Союза в огромное число маленьких и больших шаек и банд. Очень мала вероятность найти среди них интеллектуалов.

Мне не однократно встречались описания гибели социальных структур и народов. Например, в школе на уроках истории. В 1976 мне дали почитать самиздатовскую книгу о гибели более мелких средневековых государств. Вот и Даймонд описал подобные случаи. Если в учебниках нейтральное описание, а это и объяснимо, то в книге 76-го года автор прямо обвинял верхи, вернее наследников или захватчиков престола. В западном мире склонны все сводить к проблемам экономики и экологии, вроде как объективных. Выше я остановился на двух примерах Союза и Пасхи. В обоих случаях информация, или, как говорят, правда, об окружающей среде, о социальных отношениях и структуре объединения, о потребностях людей в рамках возможностей среды, либо игнорировалась верхами, а, скорее всего, туда были отобраны люди с примитивным рациональным мышлением, мозг которых не был способен оценить сложность ситуации. Слово "рациональный", надеюсь, я правильно применил согласно книге Даймонда. Для особей нашего биовида добывание информации более важно в плане видового развития, чем просто выживание особей выпадающих из общего процесса. Очень не люблю это западное слово "survival". Оно никак не может относиться ни к одному биовиду и его успешным особям, а относится только к маргиналам. Часть маргиналов возникает сама собой, но их немного и к ним уже давно придумали стандартные приемы. В феодальные времена верхи превращают в маргиналы большую часть общества. В силу феодальной организации капиталистических обществ там происходит тот же процесс. А он объективен. Он основа организации. Без него надо возвратиться в первобытный коммунизм или его распадную мадель – сельскую общину с числом людей определяемых числом Данбара, или искать способ системного объединения огромного числа взаимодействующих людей. Ведь все проблемы и распады происходят тогда, когда надкритическое число людей не находят себе место взаимодействия в централизованном объединении и начинают искать новое или создавать паралельные или даже враждующие с исходным и между собой социальные объединения или подструктуры, осознанно нарушая цельность среды. В феодальном обществе верхи по своей простоте значительную часть людей ставят на край стабильности, за которой видна зона выживания. Как правило, всегда немало социально нормальных людей попадают в зону выживания. Они видны всем, их пропагандируют, ими пугают. В 80-е годы в американском журнале в переводе названном "В мире науки" была статья, описывающая где-то тысяч семьсот американских маргиналов. Там описали три их группы. Одна – это наркоманы и алкоголики – их оказалось меньшинство. Вторая – это в прошлом успешные люди с нормальными семьями, но их мозг решил упростить себе жизнь, и они все бросили. Третья – неудачники, оказавшиеся без работы и поддержки. Могут сказать, что все они сами выбрали свой путь. Но в действительности им выбрали путь с выбором верхами удобной для себя организации. Еще больше людей, что имеют потребительский доход, который не вписывается в потребительскую корзину. Наверно, отсюда эта теория выживания, и возникла она достаточно давно, еще тогда, когда мир для человека сводился к своему региону. Теперь подавляющее число людей выживает в слаборазвитых странах. Многие из нас помнят, как буквально за год чуть ли не всех людей Союза в 1992 году бросили в нищету. Для многих, если не для большинства, она осталась по сей день. Когда-то в Древней Греции, когда набралось нужное число рабов из слаборазвитых соседей, освободили из рабства своих граждан – реформы Салона. При феодализме свободы по-другому не бывает. Потребительские свободы выживавших до этого западных граждан пришли к ним тогда, когда в десять раз больше людей в соседних странах попали в рабство выживания. Я здесь не открываю Америки. Просто хочу обратить внимание, что этот порядок без изменения организационных правил изменить нельзя. Так было 12 тысяч лет тому, так было в Древней Греции, эстафету переняла Англия, а теперь так вынужден жить весь западный мир. Для России, если говорить о народе в целом, нет места на таком западе, и ее никогда не допустят быть европейской, как не допускают на словах. Естественно, не допустят и Украину, с которой, похоже, уже перегнули. Вот этот страх из-за возможной потери рабов уж очень откровенно звучит в книге Даймонда.